Текст книги "Чунье"

Автор книги: Игорь Кокареко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Скрипач не нужен

Раньше было проще: алхимики химичили, колдуньи колдовали – это было не сложно – подбирали нужные компоненты и просто варили, сушили или жарили. Компоненты, правда, иногда бывали диковинными – куриные лапки, желчь дракона, но всё сводилось к поиску в мире телесном, физическом. Идёшь куда-то тёмными оврагами, дремучими чащами, находишь или избушку на курьих ножках или гнездо дракона. Дальше по обстоятельствам: или ломаешь избу, или спаиваешь дракона и потом берёшь у него биопсию желчного пузыря… Только не надо смотреть через плечо и тыкать носом в мои ошибки – не берёшь биопсию, а делаешь? Хорошо, делаешь биопсию и воз… Что? Правильно всё же брать? Изыди! В общем, технология заключалась в выборе правильного маршрута.

Потом эти штучки из телесного мира перестали работать. Что нельзя потрогать, можно нарисовать – помните у Желязного? Не того, кто копьё метал, а автора "Хроник Амбера". Нарисовал что угодно – переместился, там по новой – нацарапал гвоздём рисунок маяка на стене – опять переместился. Так и скакал из серии в серию, пардон – из книги в книгу. Жаль, что фильм не сняли, таланту ни у кого не хватило. Но я не об этом: сейчас и рисунки перестали работать! По крайней мере так как раньше. Что остаётся?

У человека шесть органов чувств: осязание, обоняние, ухо-горло-нос, вернее – зрение, слух и вкус… Пять получилось. Тогда шестое – склероз. Действительно ведь много не помню – значит, у меня очень развито это самое шестое чувство… зато я нюхаю и слышу хорошо… вспомнил: шестое чувство – это предчувствие, интуиция. Чтобы просто знать – там, за поворотом, там, за поворотом (то есть уже за двумя поворотами) там, там-тарам, там-тарам. Вот это там-тарам больше всего напрягает. Немой вопрос повис в воздухе: – откуда бы это?.. А Иван, сами понимаете – дурак, отвечает: "Эх ты, поганое чудище, не уловивши бела лебедя, да кушаешь!"… Хотя нет, это не интуиция, а моделирование реальности – хоть внешне и похоже, но на этом сходства и заканчиваются. Ладно, хватит умствований, не время сейчас в душе копаться. Пора действовать.

Нехай попросил встретиться на парковке, чтобы передать мне какую-то карту. Уже подъезжая к городу, я попал в пробку. Выходной день, полдень – в это время не должно быть никакого движения, и тут на тебе: корабли лавировали-лавировали, да так и не вылавировали. А если быть точным, то огромную колонну собрала за собой изба на куриных ногах. Ну как изба – обыкновенная крытая беседка метров шесть на шесть, которая чесала себе неторопливо в левом ряду со скоростью не более сорока километров в час. Водители пытались согнать её если не на обочину, то хотя бы в правый ряд, но она только громко кудахтала и никуда не уходила. Сзади у неё висел плакат: «Габаритов и поворотников нет, ударом лапы могу вскрыть танк как консерву!»

Что делать? Пришлось ждать своей очереди, чтобы ловить мгновение и пытаться вылавировать в секунды, когда обочина становилась шире.

Баба на роликах

Что-то не ладятся у меня в последнее время отношения с «родственничками». Бен-Альтаира отформатировал, а теперь они меня попросили найти и д'Дидактибля – они, видите ли не могут! Якобы он мог попасть в какой-то карман между… между… блинами?.. бранами?.. термин потом придумаю.

Причём не просто попросили, а с явной угрозой в голосе: «Миленький ты мой, возьми его с собой из кармана сюда, потому что мы без него не можем вернуться на родину и вынуждены будем застрять у вас до скончания века…»

До скончания двадцать первого века оставалось ещё около восьмидесяти лет, поэтому я вынужден был согласиться. Тут ещё одна несуразица: сами попасть в карман они не могут, а карта у них имеется, однако… Аё, где же эта парковка?

Внук любит одну компьютерную игру, смысл которой в том, чтобы расставить машины на парковке. Их надо менять местами, разворачивать, переставлять в зависимости от грузоподъёмности и ещё чего-то. После первого уровня он попадает на второй, а там ко всем предыдущим правилам добавляется новая вводная – катается девчонка на роликах. Причём бессистемно и не там, где можно! Внук (ему ещё и пяти нет) пробует раз за разом, но ничего не получается: грузовики сталкиваются и не становятся на предназначенные для этого места. Наконец он выдаёт крылатую фразу, которую с тех пор к месту и не к месту повторяет всё наше семейство: «Эта баба мне мешает!»

После чего начинает охоту на эту самую роллершу.

У меня ощущения как у той самой бабы на роликах: все кругом катятся на грузовиках, автобусах, легковушках и мотоциклах в худших случаях, а я на своих маленьких колёсиках вгрызаюсь в треснутый асфальт, падаю, поднимаюсь, вытираю пот со лба и кровь с ладоней, и качу, качу, качу, пытаясь увернуться от комбайна… Аёячкi, а он-то каким образом смог забраться на второй этаж парковки? У него, комбайнёра, наверно, и цель есть – вон взгляд какой сосредоточенный, исподлобья. Смотрит на меня, пытается предугадать мои действия, только ведь и я умею приспосабливаться.

Наконец и у меня стало получаться, я перестал падать, научился уворачиваться от этой громадной железяки. Мало того, я смог элегантным движением перестроиться ему в тыл, и уже получалось, что я его куда-то гоню. И вот только я смог вздохнуть спокойно, как комбайн вдруг исчез за поворотом. Вдруг вдобавок ко всему асфальт вообще кончился и началась брусчатка… не понос, так золотуха. Только я свыкся с мыслью о том, что я погонщик комбайнов, как и комбайн исчез, и асфальт, и уже даже тропинка исчезла. Сначала просто растворилась, а потом даже поле кончилось, пошли какие-то буераки, потом овраги – один глубже другого, а потом и вообще я упёрся потным лбом в дремучие заросли, настоящую чащобу, которая в ближайшем рассмотрении оказалась похожей на засеку. Что на ум приходит? – Улыбайтесь чаще! – всегда я говорил этим нытикам, теперь же пришло время самому воспользоваться своими гениальными советами. Я расплылся в улыбке перед этими кривыми палками, переплетёнными какими-то лианами с острыми шипами и вдруг увидел узкий проход почти прямо перед собой. Правда пришлось встать на четвереньки, чтобы протиснуться в этот узкий лаз. Это подобие тоннеля тянулось метров двадцать – тридцать, шипы были сплошь усеяны кусками шерсти, я надеялся, что овечьей. Наконец, я выбрался с той стороны этой не то засеки, не то бурелома, поднялся и отряхнул грязь с колен, и что же, народ, я увидел? Думаете, избушку на курьих ножках? Если бы – ничего подобного, передо мной начиналась обыкновенная тропа, местами ровная, укреплённая булыжниками, а местами заросшая ёлочками и сосенками мне по грудь. Одно ясно, что ей давно никто не пользовался, – подумал я, и снял с ботинок ставшие ненужными ролики.

Итак:

"Мой дядя самых честных правил,

Когда не в шутку занемог,

Он уважать себя заставил

И лучше выдумать не мог.

Его пример другим наука;

Но, боже мой, какая сука!

С больным сидеть и день и ночь,

Не отходя ни шагу прочь!

Какое низкое коварство

Полуживого забавлять,

Ему подушки поправлять,

Печально подносить лекарство,

Вздыхать и думать про себя:

Когда же черт возьмет тебя!"

Так думал молодой повеса, летя в пыли на почтовых… всё как всегда, брат, всё как всегда: как и все гении, я не признан современниками! Вот делаешь что-то, стараешься на зло врагам, на радость маме… ну ладно, не маме – братьям этим названным, а в итоге даже не пшик, а изгнание. Неужели Нехай действительно думал, что я поверю в эту чушь? В то, что существует схема Дао? Идёшь по этой тропинке до асфальтовой дороги, там направо и до самого леса. Потом остановиться и переночевать на опушке. С утра опять по асфальту, но уже обратно, мимо перекрёстка с тропинкой, по которой пришёл раньше, прямо, не останавливаясь до моста через речку. Там опять заночевать…

– В поле?

– Зачем в поле? Под мостом – вдруг дождь. Вот, я тебе тут на всякий случай к схемке описание добавил, подробное…

Как можно в это верить? Как можно это придумать? Как можно это выдать за истину и втюхать мне? Да, узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа… стоп. Нет, не так – СТОП! Может они на самом деле считают, что меня разбудили пусть не в декабре – в марте, для того, чтобы я смог это сделать? Может, они на самом деле мне верят – это чушь, скажу иначе – в меня верят? Да, скорей всего… вот так, придётся спасать мир, народ, экологию или что там ещё надо спасать, и опять в одиночку и даже без нормальной дороги. И, причём, в этот раз совершенно без подходящего настроения – этого краеугольного камня победы – постоянно помня, что я заложник. Или нет: не я заложник, а весь мой мир у них в заложниках…

Иди туда – не знаю куда… а вы, а почему не с вами… у тебя физика не та, ты в чёрную дыру не влезешь… бред…

Смеркалось. Это поначалу я так подумал, а потом пригляделся и понял, что темнело. Тропинка была ещё видна, где-то вдалеке даже мерцал слабый огонёк, но вот ветки вдоль дороги уже были невидимы и от этого ещё больней хлестали меня по щекам.

Я развернул карту Нехая, чтобы свериться, затем попытался её аккуратно свернуть, но ничего не получилось – карты содержат много сведений, кроме одного – как их вернуть в сложенное состояние. В итоге только потратил темнеющее время, плюнул, запихнул её за пазуху как есть и почти наощупь двинулся в нужную сторону. Впрочем, вскоре вынужден был остановиться.

Человеческая фантазия ограничена. Поясню, что имею в виду: помните байку о том, как слепые щупали слона? После пальпации один сказал, что слон – это змея (нарвался на хвост), другому попалась нога – дерево, третьему бивень, четвёртому брюшко, пятому ухо, шестому глаз – умный и пытливый. Если предположить, что все они выжили после осмотра, что слон не поубивал эту толпу бесноватых сразу, а дал им подготовить отчёт, то мы знаем его результаты. – Это был первый пример.

Вот вам второй: …В начале сотворил Бог небо и землю. Пустынной, необитаемой была земля. Мрак окутывал бездну, и Дух Божий витал над водами. И сказал Бог: «Да будет свет!» И появился свет. Увидел Бог, что свет хорош. Отделил Он свет от тьмы и дал свету имя «день», а тьме – «ночь». Был тогда и вечер, было и утро – прошел один день…

Мы ведь понимаем, что данные временные рамки весьма условны и даны только для того, чтобы и у нас в мозгах одни творения отделялись от других и не смешивались в огромную кучу без всяких бирочек – указателей. Вот говорят, что в этих строках Творения с большой точностью описан Большой Взрыв. Учёные рассчитали (нормальные учёные, не британские), что свет появился только через сотни тысяч лет после Большого Взрыва. Ничего себе денёк, в 200-300 тысяч лет! Потом фотоны стали лавировать, лавировать, да так и не вылавировали… то есть, свет стал распространяться, распространяться и так с тех пор светлеет уже почти четырнадцать миллиардов лет. Отсюда и наша уверенность в размерах вселенной, ведь ничего нет больше скорости света… и меньше тоже…

Бред, приснится же такое! Мне один знакомый фотон рассказывал, что от своего рождения внутри нашего солнца до тех пор, пока он смог из него выбраться, прошло около миллиона лет – я и то быстрей хожу. Ну прикиньте, это семьсот тысяч километров, если в день хотя бы по одному километрику, то я бы выбрался приблизительно за 1900 лет…

И всё, что было нами пройдено,

И всё, что будет нами пройдено,

Всё озаряет имя Ленина, -

Мы в сердце этот свет несём!.. – это из другой мифологии, почище древнегреческой и даже древнеегипетской. Хотя может Великий Вова выбирался шажками прямо из центра Солнца, расталкивая могучими плечами фотоны и борясь с попадающимися на пути элементами таблицы Менделеева, и успел аккурат к Октябрьской Революции?

Покидая эту тему про фотоны, хотелось бы сказать, что всё можно рассматривать с разных сторон, с разных точек зрения. Из точки, откуда свет вылетает и из точки, куда он прилетает (только не надо мне зачитывать отрывки из школьного учебника физики). Там, в школе, легко можно найти и противоположную точку зрения:

Учительница Симбирской гимназии спрашивает: – дети, что самое быстрое на свете?

Андрюша: «Слово, только я его произнёс, как вы, Марьванна, его поняли!»

– Хороший пример, ещё!

Костик тянет руку: «Свет, как только я нажимаю на выключатель, он заливает всё вокруг!»

– Очень хорошо! Это правильный от… – начинает было Марьванна, но тут её перебивает Вовочка: «Понос! Сегодня ночью как прижало, так я не успел ни слово сказать, ни свет включить!»

А теперь подумайте и поверьте, что однажды Терри Пратчетт вроде бы скаламбурил, но оказался очень и очень прав: «Свет считает, что он быстрее всех, но он ошибается: неважно, как быстро летит свет – темнота уже на месте и дожидается его…»

Я не знаю, блуждал ли фотон в Солнце миллион лет или Владимир Красно Солнышко сократил это время и случайно вынес его в своей жилетке, после чего засунул в свою лампочку Ильича. Я не знаю даже, правда ли то, что я пишу про эти свои путешествия. Может, это просто моё воображение бродит где-то на границе металлического и жидкого водорода в тридцати тысячах километрах ниже верхних слоёв атмосферы на Юпитере, а автозамена вместо этого выдаёт путешествие по оврагам. Я пишу про роликовые коньки, а в реальности смазал пятки лубрикантом и скольжу по горизонту событий на дырке в центре нашей галактики… А может и не нашей… А может, реальности-то давно и нет, то есть, никогда и не было. Голограмма, нет – воображение… Не наше, то есть – не ваше. Ну подумайте сами, разве может в реальности существовать такой дебильный мир как наш? Со всякими там лукашенками, чикатилами и хламидиями-мавродиями? Гретами, пол потами, бомбёжками Югославии и игилами? С пидарасами и педерастами, заполонившими всё вокруг?

…Человек утром купил билет на поезд, расплатился картой сбербанка. Уже вечером ему позвонил уверенный мужской голос и безапелляционно заявил: «Вы ехали в одном купе с человеком, инфицированным коронавирусом, и теперь находитесь в зоне риска. Вам надлежит сообщить мне номер вашей карты, так как вы расплачивались за билет именно ей, также продиктуйте три последние цифры на обратной стороне. В качестве меры безопасности вам не разрешается с кем-либо контактировать после этого в течение двух недель!

Болгарские пенсионеры – не все, конечно – одно время с энтузиазмом выкидывали деньги из окон. Происходило это после того как им звонили неизвестные, представлялись работниками полиции и рассказывали, что за ними (пенсионерами) охотится банда преступников – мол, они вычислили, что у них дома находится большая сумма денег и их вот-вот ограбят. Чтобы предотвратить преступление, пенсионеру надлежит сложить деньги в пакет, добавить грузик, перевязать скотчем и немедленно выкинуть в окно. Никому не звонить! – Преступники по звонку определят, что вы в квартире и выломают дверь. Деньги будут храниться в отделе полиции номер такой-то по адресу такому-то у сотрудника такого-то.

Стоит ли говорить, что если сумасшедший старик решит проверить эту инфу в интернете, то он убедится в её правдивости? Долго ещё потом по радио и телевизору рассказывали, что это обман, так делать нельзя – даже после этого попадались на удочку.

У кого-то в глазу фотон светится, у кого-то в сердце – имя Владимира Ленина, утверждавшего, что есть вещи и побыстрее слова и света – всяко разно, лишь стерильные мозги не заразны.

Одно только ясно – без света в себе, мы в темноте даже под ярким солнцем. Вот, посмотрите только, как мне тяжело приходится в темноте где-то за нашим Юпитером (а может и не за нашим, а за соседским).

Похожая ситуация была когда-то у одного цыганёнка по имени Данко, там такая темень наступила беспросветная, что ему сердце пришлось вырвать у старухи, чтобы осветить всё вокруг.

Мегера (заложник)

Пареньку повезло, мне – нет: тьма хоть выколи глаза и ни одной бабки вокруг не нащупывалось. Я сделал шаг, другой, тре-тре-тре-тре… это были не шаги, я просто летел по склону вниз, ожидая бесславного конца, пока со всего маху не врезался головой в дерево. Ура! Можно сказать, что в эту секунду я был счастлив! Почему? Да просто потому, что во время полёта у меня перед глазами стояло другое моё падение, причём так ярко, что я ни о чём другом и думать не мог. Как-то во время службы в армии я возвращался в часть точно такой же безлунной ночью. Лес, горы, тропинка над пропастью, в какой-то момент я поскользнулся на куче опавших листьев и заскользил вниз, всё быстрей и быстрей, увлекая за собой всё, что валялось на земле, пока вместе с этой опавшей лавиной листьев не воткнулся в дерево… постарайтесь прочувствовать весь трагизм момента: дерево росло на самом краю пропасти глубиной около двадцати – двадцати пяти метров. Хоть ночь была и безлунная, но всё равно было видно, как какие-то ночные огоньки отражались в ручье, бегущем внизу по камням. Шум ручья, шум осыпающихся в пропасть листьев – это походило бы на звуковое сопровождение для медитации, если бы не мой крик. Дело в том, что я катился на спине ногами вперёд, стараясь хоть во что-то упереться, в итоге левая нога пролетела слева от дерева, правая нога – справа, а всё остальное прочно впечаталось в ствол, сначала выходивший из скалы почти горизонтально, и только потом вертикально поднимавшийся к небу. И вот сижу я на этом горизонтальном участке и глазами провожаю сумку с бутылками, стремительно несущуюся вниз. Бздынь! – как колокольный звон, бздынь – и слёзы из глаз, и руки обнимают ствол как никогда и никого не обнимали, и только одна мысль крутится в голове: – ой, мамочка, мамочка, зачем я сюда пошёл, ой, мамочка, мамочка, зачем я сюда пошёл!

А потом в голове вспыхивает другая мысль, на этот раз радостная: «Я мыслю, следовательно, я существую», и мне уже не так больно. Вот интересно, до меня это сказал Рене Декарт. Его осенило просто так или тоже в самоволке, во время прогулки в горах?

Это было давно, сейчас всё было иначе, я встретился с деревом другой частью тела, головой. Причём встретился так, что посыпались искры из глаз! И вдруг оказалось, что темноты вокруг уже нет, небо было по-прежнему чёрное, но на нём лежала горизонтальная молния и более-менее освещала меня, лежащего возле какого-то дерева, по виду – яблони – и мои покрытые росой ноги. Я проснулся полностью и теперь уже казалось, что удар мне приснился. Проснулся или не проснулся? Я ещё раз посмотрел на незатухающую молнию, после чего автоматически укусил кислющее яблоко, валявшееся рядом – да, это была яблоня – и осмотрелся по сторонам. Из-за кустов доносилось: – ля-ля-ля, цветочек, ля-ля-ля, ещё один.

Я осторожно выглянул и сразу же нырнул обратно под куст. То есть, попытался нырнуть, но… Как же мне захотелось проснуться где-нибудь в другом месте, где коровки мычат над ухом, где… да где угодно, лишь бы не здесь. Вот представьте себе: маленькие девочки крутят скакалку, а в середине прыгает другая девочка, представили? Ну, это легко. А теперь представьте, что девочки эти вовсе не девочки, а огромные страшные фурии со змеями вместо волос, налитыми кровью глазами и оскаленными пастями. Они в чёрных, длинных балахонах, опоясанных кроваво-красными поясами, в руках у них змеи огромной толщины. Они крутят этих змей с невероятной скоростью, а внутри этого змееворота я, пытающийся выскочить, вывалиться или хотя бы дотронуться ногами до земли. Вот, казалось бы, почти получилось, как хрясь гадюкой между ног, и я опять лечу вверх, чтобы там отскочить от другой змеи, потом опять вниз, вверх…

…Разноцветные качели нас уносят к облакам.

Выше сосен, выше елей, выше пап и выше мам.

Мне ни капельки не страшно, высоты я не боюсь.

На качелях я отважно с притяжением борюсь.

Майка бьётся парусами, трусы сдуло – ну и пусть!

За качели я руками крепко-накрепко держусь.

Я мечтаю, по секрету…

Впрочем, я так и не узнал, о чём мечтаю, так как одна фурия крикнула: «Мегера, подмени меня!»

– Алекто, это кто же из нас неутомимая, – проворчала Мегера. Она поднялась с пледа, расстеленного неподалёку и подошла к подруге, пытаясь подстроиться под ритм и перехватить то ли гадючью голову, то ли хвост. Скорее всего хвост, потому что он выскочил из рук и позволил мне коснуться земли…

…помню, играли мы с басками: получил я мяч, краем-краем, полем-полем, через плетень, на коня и к Будённому…

…помню, гадючий хвост меня всё-таки достал и что есть силы стеганул по спине, помню… хотя нет – фазу полёта я не помню, очнулся уже в какой-то канаве.

Ревела буря, дождь шумел,

Во мраке молнии блистали,

И беспрерывно гром гремел,

И ветры в дебрях бушевали…

И ещё эти страшные тётки стояли на вершине холма и махали руками – запускали змея. Я сидел посреди лужи и потирал ушибленную коленку. Потом потёр ушибленную голову, ушибленную… короче – потёр всего себя на предмет переломов и тихонько пополз в ближайшие кусты. В самый последний момент Тисифона заметила мою попытку ускользнуть и со всей силы швырнула в меня змеюку, остававшуюся у неё в руке. Чуть позже в мою сторону полетела и гадюка Мегеры. В мою сторону, но не в меня – она попала в первую змею, причём не просто попала, а сбила с траектории. В итоге обе змеи воткнулись в основание скалы. От сотрясения скала сначала подпрыгнула, а потом накрыла змей как когда-то упавший рояль Ивана Израильича в соседней комнате. А вы лежите, титьку просите…

– Мегера промахнулась, Мегера промахнулась, – начал было я, но потом сквозь кусты увидел лукавый взгляд Мегеры, разворачивающей сестёр прочь от меня и продолжил, уже задумчиво, – а мы пойдём на север, а мы пойдём на север…

Сейчас было бы кстати описание природы или сумятицы в моей проснувшейся голове. И там и там начинался шторм, причём оба шторма были такой силы, что моего писательского мастерства не хватило бы даже на одно вводное предложение. Помощничков моих рядом не было, судя по всему, я оказался наименее ценным членом экипажа. Самым тупым и ненужным, годным лишь на то, чтобы закинуть меня как какую-то приманку перед рыбной ловлей, на подкормку… или нет, я как тот космический аппарат, направленный в атмосферу Юпитера: лечу себе вниз, и передаю фотки на землю, пока они передаются. Ну раз так, то вот вам мои описания условного Юпитера, в чьей атмосфере я оказался. Читаем, сопереживаем, восхищаемся:

…Свежеет ветер, меркнет ночь.

А море злей и злей бурлит,

И пена плещет на гранит -

То прянет, то отхлынет прочь.

Все раздражительней бурун;

Его шипучая волна

Так тяжела и так плотна,

Как будто в берег бьет чугун.

Как будто бог морской сейчас,

Всесилен и неумолим,

Трезубцем пригрозя своим,

Готов воскликнуть: «Вот я вас!»

…Вот только Посейдона с его вилами мне не хватало! – подумал было я, как вдруг услышал крик, нёсшийся с кручи, которую я только что покинул. Он пробивался сквозь рёв стихии, отражался от каждого дерева, каждого утёса: «Не переживай, если этот молокосос, этот выскочка Посейдон попытается хоть подумать про тебя плохо, я его же вилы засуну ему же в ж… Посик, ты меня слышишь? Будь умницей, будь паинькой – разведи море, сделай дорожку – ну, всё как ты умеешь, хорошо?»

– Хорошо тётушка, хорошо, наша радость, – плескали волны…

С погодой снаружи разобрался, теперь бы навести порядок в своём собственном внутреннем мире. Кое-что обнадёживало: до сих пор я был в неведении, куда меня закинули бионты – на север, юг, в мир какого-нибудь Старика Хоттабыча или вообще к Красной Шапочке. Теперь была ясность, одно только настораживало: уж очень в «давно» меня закинули. Пусть не к самому Большому Взрыву, но рядышком. Посудите сами: Эринии, тётки со змеями – это же дочери тьмы! В наблюдаемый нами исторический момент они ещё никого не казнят, а только тренируются. Резвятся себе на газоне перед домом, играют в скакалки – а они, задумайтесь на минуточку, старше Зевса!

Ладно прорвёмся, одно только зудит и чешется – неудобно мне как-то среди этих богов, причём совсем молоденьких и неопытных – вон как могучий Посейдон прислушивается к Мегере… Интересно, а она на самом деле его тётка? А Посейдон на самом деле уже могучий? А их, Эриний, правда ли породили капли крови Урана? Кровь Урана, дочери тьмы, первое преступление на земле – как это было на самом деле? По легенде, Урана оскопили, но так ли было в действительности? И была ли действительность на самом деле – это самый главный вопрос.

Может, ему просто сделали операцию, радикальную простатэктомию? Куча всяческих "как" и поверх всего только одно «что» лежит как коровья лепёшка – а что мне делать-то?