Текст книги "Чунье"

Автор книги: Игорь Кокареко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Утро Капеллы

Наступало следующее утро. Не успел я открыть глаза, как услышал: «Ты опять коров кормил?» – это был голос жены. Всё, сказка кончилась!

– Дай хоть кофе сначала сделаю.

– Не надо, вставай, я уже завтрак приготовила. Ты опять коров этих приманивал?

– Никого я не приманивал, просто вот эта… – я поискал глазами, потом ткнул пальцем в сторону Гром-бабы, – вот эта Гром-баба сама голову в окно засунула. Ну я, чтобы что-то сделать… ну растерялся, дал кусочек сахара.

– Кусочек сахара? А для кого ты тогда весь луг за холмом коноплёй засеял? И где семена только взял?

– Я засеял? – удивился я.

– Ты-ты! А теперь ещё и имена им даёшь! Перестань придумывать всем имена!

– Ну, Капелька, ну успокойся, – я краем глаза следил за её реакцией и заряжал кофе машину. Реакции не было, значит имя было действующее. – тебе сахара одну ложку?

– Какую ложку? Один кусочек, вот такусенький, – она показала мне одну фалангу мизинца, – или ты всё на своих тёлок потратил, пока меня не было?

Я заглянул в сахарницу и выбрал нужный кусок.

– Ты про каких тёлок? – разговор чем-то напоминал прогулку по тонкому льду, поэтому я старался быть осторожным.

– На эту, – жена не глядя кивнула назад, на окно, – Гром-бабу, и дочек её. Старшую, и особенно младшую. Ты как будто сам её родил. Нет, я понимаю, ты ей жизнь спас, она к тебе привязалась…

– Кому жизнь спас?

– Тёлочке этой, – жена отставила чашку в сторону и повернулась на кровати к окну: – вон той, которая сейчас куст жасмина нюхает. Утончённая натура… То есть – жуёт.

– Ну спас и спас, с кем не бывает. Не помню…

– Ну конечно не помнишь! Скажи ещё, что был в состоянии аффекта! Я с крыльца всё видела.

– Да что видела-то?

– Там вода берег подмыла, большой кусок земли начал отваливаться. Большой, больше этого стола, – она указала рукой на наш стол около двух метров в диаметре, – почти как айсберг! И эта дурёха твоя малолетняя свалилась в щель.

– В какую щель?

– Ну в траншею эту образовавшуюся, я не знаю как сказать. Свалилась и застряла, даже холки не было видно. Они там все стояли, мычали, ногами топали. Ты схватил лопату и побежал на выручку. Тебя главный подпускать не хотел, так ты по воде добрался и стал этот айсберг раскапывать. Ну и раскопал за час.

– Как раскопал? Я ж лопату в руках держать не могу? – я вытянул вперёд руки, чтобы показать ей… что показать? Всё было на месте, все десять пальцев: пять на правой, пять на левой… а не один, как в прошлой жизни.

– Что ты мне показываешь? Что тебе нельзя поднимать больше стакана? Это уже не шутка, если её десять раз сказать.

– Нет, я… обожди…

У меня были целые и здоровые кисти рук, и это было странно. Вернее: странно было то, что они же у меня были и вчера, но я почему-то на это не обратил никакого внимания… А они точно вчера были? Да! Я же сначала одной рукой держался за столб на крыльце, а второй протягивал этим бегемотам сахар. Протягивал? Протягивал! – Я с интересом рассматривал левую руку.

– Здорово, даже мизинец есть! – сказал я вслух.

– Почему здорово?

– В носу удобно ковыряться, если правая рука грязная, – не задумываясь, ответил я.

– Странный ты какой-то.

– Ох-х, ещё какой странный, – я опробовал левый мизинец, предварительно отвернувшись. Всё было нормально. – Видишь ли…

– Давай я начну, – она хлопнула меня по левой руке, не дав завершить эксперимент.

Письмецо

– Ну что, ты позавтракал? Теперь ты сытый и довольный?

– Да, сейчас только чайку попью.

– А почему просто так? Возьми козунак99
  Ничто, ни сладкая булка, ни кулич не могут сравниться с этим чудом


[Закрыть], я принесла.

– Ну вот зачем ты так сказала? Кто тебя просил? Сейчас опять нажрусь с утра как удав.

– Ничего-ничего, отламывай кусок побольше, я вообще-то два купила.

– А вот это говорить было вообще глупо! Так бы я половину съел, а теперь придётся целый!

– Ну и ешь весь! Всё для тебя, любимый, всё для тебя.

– Я тебя люблю, – сказал жене.

– Я тебя тоже.

– А я тебя больше люблю!

– Нет, я!

– Ничего подобного! Я тебя люблю от всего сердца, а ты… а у тебя просто стокгольмский синдром!..

Я вот прочитал предыдущий абзац и подумал: а если поменять местами действующих лиц, смысл останется прежним? Ну как в арифметике, помните? От перемены мест слагаемых сумма не меняется…

– Я тебя люблю, – сказала жена.

– Я тебя тоже.

– А я тебя больше люблю!

– Нет, я!

– Ничего подобного! – Возразила жена. – Я тебя люблю от всего сердца, а ты… а у тебя просто стокгольмский синдром!..

А вы знаете, диалог заиграл новыми красками, стал объёмней, воздушней, правдивее, что ли…

– Хватит играть в свои диалоги, пора домой собираться.

– Я и так дома.

– Ты понял, о чём я. Кстати, твои сумасшедшие дружки просили письмо передать. – Она похлопала себя по карманам, потом открыла свою сумку и достала сложенный лист бумаги. – Читай!

– А почему сумасшедшие?

– А нормальные такое напишут?

На листке аккуратным почерком второклассника было выведено: «Пока ты прохлаждаешься у себя в доме, у нас тут молоко убежало. Противников много, и они сильнее… ну или их просто больше – мы пока не разобрались, но шансы на победу у нас имеются. Будь ловок и бдителен, чтобы не утратить своего позиционного преимущества, помни о клятве и срочно возвращайся!

И, да – не умничай! Твой ум не силён и не слишком глубок, чтоб замыслов божьих распутать клубок…»

В конце записки стояла подпись: Алькалоид.

– А это ещё от кого? Ничего не понимаю!

– От мордастого, Нехая. – И, видя моё недоумение, добавила, – это он переименовался в честь твоего брата, как он сказал: «В память о трагических событиях!»

– Вот ведь болтун, – я не знал, смеяться или негодовать.

– Не знаю, в этот свой приход он казался искренним. Правда плёл что-то про «кругом враги, если не мы, то кто» – в общем, как обычно.

– Он один?

– Вроде бы. Давай, собирайся.

– А почему ты тогда сказала: «твои сумасшедшие дружки письмо передали»?

– Не знаю, как-то само собой получилось. Они же как беда – по одному не ходили.

– Да-а? А ты не хочешь рассказать про своё детективное агентство? – наобум ляпнул я.

– Откуда с чего ты взял? – я явно застал её врасплох, но реакция была мгновенной: – Это ты мне расскажи какие клятвы давал? И кому?

– Ну-у… я не знаю, о чём он пишет, бред какой-то. А клятвы… вступая в ряды пионерской организации – раз, присяга в армии – два, и тебе в ЗАГСе.

– То есть, я у тебя третья?

– Первая, первая… ты мне зубы не заговаривай, что там с детективным агентством?

– Обожди! Ты меня любишь?

– Да.

– Ты мне рад?

– Да.

– «Да» и всё? Ты не хочешь со мной разговаривать? – И, поняв, что загнала меня в тупик, примирительно добавила: – Ладно, не сердись!

– Я не сержусь.

– Но ты и не радуешься!

Вот что тут ответить, как с ней вести диалог не проигрывая?..

Ищи свищи

– То есть, ты хочешь одолжить меня у жены, я правильно понял?

– Абсолютно!

– Чтобы мы опять пошли туда – не знаю куда, и отремонтировали то – не знаю что?

– На этот раз всё проще, без неизвестных. Нам надо просто сходить с тобой к началу времён и отремонтировать Бен-Альтаира. Ну а дальше мы справимся и сами! – он расцвёл в дружеской улыбке. Так обычно говорят друзья, когда хотят денег одолжить: «Ты самый лучший и самый добрый, ну что тебе стоит? Я ж не за миллионом пришёл, дай тысячу баксов, завтра утром отдам обязательно!» – И при этом стряхивая с тебя несуществующую пыль.

– Где я тебе тысячу найду? Я бедный пенсионер.

– Какую тысячу, ты о чём? Я тебя прошу помочь вылечить Мулю.

– Я не доктор!

– Ты даже не медсестра, тебе не надо ничего делать, нужно только твоё присутствие. Ты же помнишь, что когда мы проявились, то за основу взяли тебя? Ты, так сказать, наш базис, что ли. Как БИОС в компьютере. Сядете с ним рядом, голова к голове, и через полчаса мы вернём его заводские настройки.

– «Заводские настройки»?

– Ну это я так, образно, суровым языком плаката.

– Ну не знаю, если только на полчаса, то пусть приходит, вытерплю.

– Родной наш, не делай вид, что не понял. Я не могу его привести, к нему надо идти. И не в соседний дом или город.

– Как же я сразу не догадался: туда, не знаю куда?

– Ага! К началу.

– Было бы проще, если бы ты объяснил, что имеешь ввиду. К какому началу?

– Ну вот смотри. Ты уже в курсе, кто мы такие и чем занимаемся, и даже присутствовал при некоторых работах.

Все наши попытки напоминали разбрасывание семян вслепую. У вас в какой-то книге написано: если упадёт семя на бесплодную землю или на асфальтовую дорогу, то ничего не вырастет, упадёт в воду – сгниёт, зимой – замёрзнет, летом – погибнет без воды. Все наши ремонты пути – это как асфальт в яму в проливной дождь. Или нет – это разбрасывание зёрен, раз с них начал. Мы не можем сказать, да и никто не может сказать, где эта семечка сможет провалиться сквозь толщу реальности к дефектному месту. Вот пример: ты сделал сварной шов, сварил два листа реальности… два металлических листа. И в этом шве оказались дефектные по́ры, свищи – по-вашему.

– Почему?

– Потому что ты плохой сварщик! Не перебивай! Можно наобум тыкать электродом в шов, стараясь попасть в свищ, но вероятность попадания…

– Понял, как у семечки провалиться в щель в асфальте.

– А ты смышлёный, – он не мог не улыбнуться и не погладить меня по голове, как какого-то дебила, – но если мы не хотим переваривать весь шов, то можем исправить его в одном месте, том единственном месте, где началась сварка.

– Слушай, а почему ты мне это рассказываешь, как о дефектах сварки? Швы какие-то, электроды… я не сварщик.

– А как тебе рассказывать? Как акушерке? Тогда это будет родовой шов, и мы постараемся исправить первый стежок! Ну, что скажешь?

– Не знаю. Так мне ещё больше не нравится… да и не акушер я.

– Причём здесь акушер? – казалось, что сейчас у него отлетит крышка как у скороварки, которую оставили без присмотра. – Я тебе рассказываю про ремонт пути!

– Аёячкi! А дорога здесь каким боком?

– Что? – он рухнул на стул, сражённый моей тупостью.

– Я продолжал: «Кем я только не был за свою жизнь, но одно могу сказать точно: я не акушер-монтажник с опытом ремонтов дорог. И не слесарь-гинеколог! Слу-у-у-шай, тебе надо поискать специалиста на сайте «Вакансии», а ещё можно…

– Он сейчас взорвётся! – сказала мне Капелька, входя в комнату, потом повернулась к Нехаю и сокрушённо покачала головой: – вот видишь, это у него после того взрыва на горке. Ничего не соображает, ничегошеньки!

– Серьёзно?

– Нет конечно! Но и ты мог бы внятней объяснить, что тебе нужно.

– Если коротко…

– Только без свищей, пожалуйста. Уж больно слово противно.

– Хорошо. Нам нужно попасть домой. Мы несколько раз пытались, но из-за твоего мужа расфокусировались, что ли… да, пусть будет так. И поэтому не смогли попасть в нужный сви… в нужную по́ру – она перед самым носом захлопнулась! И теперь у меня на руках не только неполноценный д'Дидактибль – кстати, ещё нужно отыскать, куда его взрывной волной закинуло – но и совсем свихнувшийся Бен-Альтаир – тот ещё хуже твоего Жарабя.

– Ты такие эпитеты подбираешь моему мужу, что помогать вам хочется всё меньше и меньше.

– А чё?! Что я сказал? Это я в состоянии аффекта, ситуация-то аховая! Не только нас, мир надо спасать! Весь!

– Ого!

– Ну что ж, если мне не придётся месить асфальт на дороге в оранжевой накидке, то я готов спасти мир! – Мне пришлось согласиться. – Ещё раз взвалю на себя эту ношу, потерплю полчасика…

– Я тебе говорил, что полчаса – это только на исцеление Бен-Альтаира. Плюс на дорогу, на поиски, на получение инструмента – за день не управимся!

– А как мы в другие времена попадём, ведь специалист по ба-бахам, по всяким вашим перемещениям, Бен-Альтаир?

– Не волнуйся, я тоже с прибабахом! Будет весело!

– Не люблю я веселье. И потом: меня жена не отпустит!

– Ещё как отпустит! – крикнула Капелька, успевшая уйти на кухню. – Возвращайтесь с победой!

– Всё за меня решили. Когда отправляемся?

– Утром…

– Ладно, пока сидим и ничего не делаем, а спать всё равно рано, ты не расскажешь, в чём всё-таки проблема? Только не как сварщику, а глобально?

– Давай попробую.

– Капелька, иди к нам, Нехай такие странные вещи рассказывать будет, про сотворение мира.

– Я и отсюда услышу про ваш стук колёс.

– Что-что?

– Ну, сначала будет про предвечное Дао, в котором всё, потом про стук вагонных колёс – тук-тук, тук-тук – тук-тук, потом про то, что за окном мелькают огоньки как вселенные, потом про то, что китайцы что-то знали, и именно поэтому иероглиф Дао, который они нарисовали огромную кучу лет назад, так похож на рисунок электропоезда. Путь, столбы, рожки на вагоне – не так?

– Конечно нет! – Он фыркнул. – Я про электрички ничего не знаю! И Дао, если уж на то пошло, это не какая-то дорога с огоньками по бокам, это…

– Знаю-знаю! – не утихал голос с кухни, – это как стопка блинов.

– Стопка чего?

Капелька появилась на пороге комнаты с полотенцем в руках и тарелкой, которую она вытирала. Она успокаивающе махнула рукой Нехаю, то есть Алькалоиду: «Ты не удивляйся, мне Жарабя перед сном любит рассказывать про стопки блинов в космосе: браны, спицы и тому подобное».

Алькалоид удивлённо посмотрел на меня: «Ай да Пушкин, не ожидал. Но в чём-то ты прав.»

– Спать хочу.

– Тогда я быстренько, на сон грядущий. Дао… или лучше эфир?.. ладно, пусть будет Дао, всё равно название без разницы, но Оно более одушевлённое – Дао бесконечно и вне вселенных…

Подсевшая Капелька наклонилась к самому моему уху: «А почему ты ему наврал, что не любишь запах свежего асфальта? Мне рассказывал, что в детстве мечтал работать на этой машинке, как её – катке?

Бен-Альтаир

– У тебя есть уникальная возможность: пока Могулька расфокусирован, ты можешь прослушать его. Потом, после «сброса настроек», это будет уже невозможно. Ни ты, да что там ты – даже я не смогу заглянуть в его душу. Так что carpe diem!

– Неудобно.

– Отбрось стеснение, такой возможности больше не будет! Кроме того, учись, запоминай, как он заговоры плетёт. Правильно кто-то сказал, что гены пальцем не задавишь: ничего не помнит, а интригует как раньше! Умничка!

– А что мне делать? Как слушать?

– Как радио. Пошли!

Могулька сидел в тени дерева спиной к нам и размышлял, иногда даже напевая что-то себе под нос: «По приютам я с детства скитался, не имея родного угла, вот зачем я на свет появился, как мужик, то есть не из ребра…

К Жарабя у меня отношение двоякое. С одной стороны, вроде должен заботиться о нём, помогать, печально поправлять подушки, с другой – думать про себя: – не о таком путеводителе мне мечталось там, в серебряном бархате утренних туманов, на берегу ручья, в котором резвилась форель перед рассветом, в палатке на песчаном пляже… вот до сих пор эта картинка перед глазами стоит: выбираюсь утром из палатки, ноги холодит остывший за ночь песок, над ручьём, вернее – над небольшой речушкой – поднимается туман. Речка гладкая-гладкая и только иногда появляются круги на воде – или рыба выпрыгивает, или Нехочуха встал раньше и теперь камни кидает, придуривается, дразнится… Вот до сих пор – повторюсь, эта картинка перед глазами стоит, а что было до этого – ничего не помню, да и было ли? Ну и фиг с ним, ничего страшного: одни помнят себя с трёх лет, другие с пяти, третьи вообще только с утра себя и помнят. Могу ли я выяснить подробности своего происхождения? Наверно да, а вот надо ли мне это? Д'Дидактибль сказал бы, что нет, Нехочуха… Нехочухе вообще нельзя верить, ни одному слову. Казалось бы, врёт и врёт, спроси, получи ответ, а потом сделай наоборот, так нет: он врёт по одному, только ему известному алгоритму. Сегодня вру – не вру – не вру – вру – вру – вру – вру – не вру, завтра совсем по другому. С ним во всём надо искать скрытый смысл. Вот помню на том самом берегу у него спросил однажды, спросил просто так, чтобы проверить, что он соврёт: – как по дереву узнать где север, а где юг? Знаете, что ответил?..»

– А с кем он говорит? – спросил я у Нехая шёпотом.

– Сам с собой, ты не отвлекайся, слушай, слушай.

– Ты, – говорит, – в моих словах всегда сомневаешься, всегда подвергаешь их критическому, как тебе кажется, анализу. Но ты к нему не способен, следно (вот ещё эти его любимые тупейшие слова: следно – это следовательно) тебе это не надо. Всё может оказаться проще, чем ты думаешь, не надо везде выискивать скрытый смысл. Можно заморочиться и начать вспоминать уроки школьной не то ботаники, не то биологии или НВП1010
  Начальная военная подготовка: дети разбирают автоматы и перевязывают друг друга (но не связывают, это не ролевые игры. Хотя…)


[Закрыть] – это если допустить, что мы ходили в школу, а не пользуемся сейчас какой-то генетической памятью, а можно просто сказать, что на севере сосны, а на юге пальмы. Уверяю, милый мой брат Могулия, ответ верен на сто процентов. Потом уже я могу блеснуть эрудицией и расширить ответ, мол, на пальмах вообще мха нет и иголки на них с южной стороны хоть и упитаннее, но живут в среднем около трёх лет, зато хвоинки с северной стороны закалённее, поэтому около пяти. Потом добавить что-то про калорийность кокоса и так далее – так вот, если ответить так, расширенно, то, дорогой мой ботаник, все ботанички будут твои и путь твой будет усыпан их лифчиками. Ты ведь для этого спросил?

Ну как можно серьёзно разговаривать с таким человеком? Шутить свои глупые шутки – это одно, но вот посоветовать Жарабя не лечиться от свалившегося зла1111
  Нашли у меня как-то онкологию, я спрашивал у бионтов совета: вырезать или ждать пока само рассосётся.


[Закрыть] , а свалить в горы, летать на параплане и пить ракийку – это как? Это уже за гранью. Говорит: – родной наш, любимый наш Хрю-Хрю, гораздо лучше сидеть на своём балконе в Болгарии и вечером любоваться закатом под пиво, чем здесь готовиться к операции.

Послать бы его самого куда подальше, но, во-первых, для него это будет только в радость – он на самом деле пойдёт туда – не знаю куда и принесёт то, не знаю что, причём в таких объемах, что ни в сказке сказать, ни пером описать… Или я что-то напутал опять?

А во-вторых, по неподтверждённым данным, он из нас троих самый старший. Правда, неподтверждённые данные – это он сам, а о том, как ему верить, я уже говорил раньше. Ну и что делать? Послать иль не послать, вот в чём вопрос! Достойно ль смиряться под розыгрышами этого балбеса, иль надо оказать сопротивленье?.. Дальше помню: трам-пам-пам, уснуть и видеть сны – ну это как раз про него – когда Нехочуха не занят розыгрышами, он спит. Даже с открытыми глазами, бывает. Что-то говорит и спит одновременно… Я понял, я понял – надо просто знать, когда у него сонофаза или как там это называется – во время разговора буду у него пульс измерять!

А послать его всё-таки надо, вот только куда, чтоб с пользой для дела? А для этого надо сначала придумать дело, такое, такое, чтобы как по комсомольской путёвке! БАМ что ли пусть построит?.. – тут обычно пишут, что под ногой хрустнула ветка, но на самом деле ничего не хрустело, он сам повернулся: – А-а, Жарабя, рад тебя видеть! Этот балбес притащил тебя меня ремонтировать? Ну-ну… а знаете ли вы, друзья, о чём я сейчас размышлял? Какая светлая мысль меня посетила? Кстати, Жарабя, как там твоя операция? Разобрали на органы?

– Да, всё нормально, вырезали всё лишнее.

– Это хорошо, так вот, мысль: друзья, а давайте привнесём радость в этот бескрайний мир, – он плавным жестом указал на груды камней, тянущиеся, казалось, до бесконечности, – давайте построим БАМ! Железную дорогу! Вы что, не поняли?

– Поняли, поняли, только сначала давай мы тебя отремонтируем.

– Ну раз надо… а строить потом точно будем?

– Ещё как! – ответил Нехай. – Только вот что: у тебя может пропасть… как бы это сказать – оперативная память, что ли? – да, так вот тебе блокнот и ручка, напиши по возможности больше о том, что помнишь, кто я, и, особенно, кто он, – он пальцем указал Могульке на меня и протянул ручку, к которой был привязан кусок верёвки.

– А строить? Теряем время!

– Ничего, ждали долго, сможем подождать ещё пару часиков.

– Пару часиков писать? – ужаснулся Могулька.

–Да…

Впрочем, через пару часов он отложил ручку, встал, поприседал немного и сказал: – я тут столько всего вспомнил, мне ещё писать и писать, до вечера не ждите…

После несложной процедуры Могулька открыл глаза, недоумённо посмотрел сначала по сторонам, потом на нас с Нехаем, и спросил у него как-то отчуждённо, показывая на меня пальцем: «А это кто?»

– Почерк свой узнаёшь? – Нехай протянул ему блокнот.

– Да… да-да, – сначала осторожно, а потом уже уверенно ответил он. Наконец он закрыл тетрадку и сунул в карман: – а что, в этом что-то есть. Бен-Альтаир… Бен-Альтаир – звучит неплохо! А ты как был Нехаем, так и остался, человек без фантазии.

– Почему? – заступился я, – он теперь Алькалоид.

– Ах, да, это что-то новенькое. Видимо, я не всё записал, посчитал это несущественным. – Он оценивающим взглядом посмотрел вокруг, потом мельком глянул на Нехая – теперь уже Алькалоида, и потом пристально – на меня.

– Нех… Алькалоид, у меня тут написано, – он похлопал себя по карману, – может помнишь, когда-то под сенью похожего дерева я сказал, что скрипач не нужен. Что изменилось?

– Нужен, вот если б не он, что бы я делал? С тобой, с несмышлёнышем?

– Тогда давай мы займёмся великими делами, а он пусть строит… – Бен-Альтаир собрался было залезть в карман, но потом смог вспомнить сам: – БАМ пусть строит.

– Перестань говорить обо мне в третьем лице, это неприлично.

– Хорошо. – Ответил он с безразличием.

– Не переживай, – Алькалоид хлопнул меня по плечу, – он после перезагрузки всегда такой, это ненадолго.