Текст книги "Новые Кроманьонцы (СИ)"
Автор книги: Игорь Каганцев
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Потом уже без неожиданностей: питание отключили вручную через четыре секунды, но было поздно: вирус вошел в хранилище паролей и вывел все деньги через единую транзакцию. Она тут же распалась на миллион вновь созданных договоров, каждый из которых тут же разложился на миллиарды других… Отследить все эти транзакции, конечно, можно. Но это потребует не одну тысячу лет!
– Пэтрик О’Доэрти, – произнес Судья Шестнадцать ровным безжизненным голосом, – вы приговариваетесь к пяти годам ограничения свободы, все ваши контакты будут удалены, пользование Сетью запрещено на весь период наказания. Имейте в виду, что ограничение свободы не означает вашей безопасности, комьюнити «New Cro-Magnon» не несет ответственности ни за вашу жизнь, ни за сохранность вашего тела в период отбытия настоящего срока.
Это было последнее, что я видел в тот день. Через жгуты мне в сознание пошел какой-то поток информации, который я не мог ни осознать, ни контролировать. Он разрастался, становясь все больше и скоро занял весь мир, не оставив от старого ни одного островка воспоминаний. И я отключился.
В ТЮРЬМЕ
Очнулся я уже совсем в другом месте. Это было белое квадратное помещение, не очень большое. Сидя на белой койке, я внимательно осмотрел окружение и себя. Совершенно пустая комната, за исключением койки и стола, что находился чуть в стороне. На мне был синий комбинезон заключённого и кроссовки на высокой подошве. Вместо четвертой стены стояла решётка, состоящая из двух частей. Но обе половины сейчас были на одной стороне, и я спокойно мог выйти в коридор. Интересно, это всегда так или на ночь она запирается?
Над решеткой горели цифры обратного отсчета, сто пятьдесят семь миллионов с чем-то. Что это было непонятно, но заморачиваться особенно не хотелось.
Я вышел в коридор. С одной стороны были решетки, с другой стена такого же белого цвета, от которого меня уже начинало тошнить. Окон не было нигде. Но самое удивительное было в том, что обратный отсчет не остался в камере, а продолжал лениво щелкать где-то впереди моего взгляда.
Я пошел вдоль пустых камер, конец коридора не просматривался. Впрочем, моя камера ничем не отличалась от остальных, так что искать свою особого смысла не имело. Как-то не хотелось думать, что весь срок у меня пройдет в подобной прогулке. Так себе развлечение!
Но одна камера оказалась обитаемой! И там, друг напротив друга, сидели два парня. Тот, что был ко мне лицом, приглашающе махнул рукой.
– Привет, новенький, – добродушно сказал он, – а мы уж заждались третьего.
Второй заключённый обернулся: вся левая сторона его лица оказалась обезображена ожогом. Он криво улыбнулся и тоже гостеприимно махнул рукой.
Я взял свободный стул и подсел к ним.
– Илия, – назвал себя первый. У него было дорогое тело с тонкой кожей и красивой мускулатурой. С рыжей бородой, волевым лицом и длинными рыжими волосами. Прямо рекламный персонаж для платформы «Викинги». Или «Только для мужчин». Мне он сразу не понравился: меня раздражают чудики, что тратят на свою внешность целое состояние.
– Беркер, – представился второй, смуглый жилистый парень с копной черных волос.
Я тоже назвал свое имя.
– Как ты попал сюда, Пэтрик, в столь грустную обитель? – снисходительно спросил Илия, чем испортил впечатление о себе еще больше. Здесь не было QRID, но это было скорее плюсом: откровенничать с этим прыщом мне не хотелось вообще.
Я с недовольным видом пожал плечами:
– Да ерунда какая-то, сам толком пока не понял. Я нарушил правила поведения в общественном месте. Затеял драку, иными словами.
Илия охотно кивнул:
– А еще ты переходил улицу в неположенном месте и оскорбил андроида высокомерным взглядом. Маленькая ложь, Пэтрик, рождает большое недоверие. Здесь никто не заставляет выворачиваться наизнанку, но и врать так в лицо – это просто не уважать собеседника.
Больше всего меня бесил его покровительственно-снисходительный тон. Мне просто до икоты захотелось взять его за рыжие кудри и с размаху треснуть мордой о стол. А неплохая мысль! Но оставлю на потом.
– Ну так и начни с себя, – сказал я. – Давно сидишь?
Илия откинулся на стуле:
– Ну, я здесь за попытку взлома чужого аккаунта, – снисходительно заявил он с видом опытного нарушителя закона. – К сожалению, попытка была удачной, поэтому срок у меня достаточно серьезный – два года. А вот Беркеру здесь сидеть семь лет, у него покушение на теракт. К счастью, его удалось отследить и обезвредить сразу по прилету из Халифата…
– К счастью? – хмуро перебил его Беркер. – Счастье будет тогда, когда все машины уйдут туда, где им и место – в ад! А земля – она для людей, Илия! Для людей!
– Конечно для людей, – охотно согласился Илия. – А тебе, Пэт, сколько сидеть?
Видя, что я замялся, спросил:
– Хорошо, сколько сейчас на твоем счетчике?
– Сто пятьдесят семь миллионов семьсот шестьдесят шесть тысяч двести восемьдесят девять, – озвучил я число перед глазами.
– Ну…, – на мгновение задумался Илия, – это плюс минус пять лет. Чтобы такой срок получить нужно половину комьюнити перекалечить, – усмехнулся он. – Но ты не отчаивайся. Есть реальная возможность срок уменьшить. – Он широко улыбнулся, уже готовый ответь на мой еще не заданный вопрос.
Я похвалил себя за выдержку: мордой о стол он обязательно получит. Но сейчас, похоже, скажет что-то важное!
– Это какая?
– Ну, само простое – это заняться чем-то творческим и общественно-полезным. Научись играть на чем-нибудь музыкальном, время быстрее пойдет. Беркер вот стихи пишет. Правда, Беркер?
– Да я, чтобы быстрее выйти, землю жрать готов! – хмуро буркнул тот.
– А за дверь? – усмехнулся Илия
– За дверь больше не пойду, – он показал на обожженную часть лица. – Я отсюда должен живым уйти.
– Какая дверь? – спросил я. У меня было чувство, что речь идет сейчас о самом важном.
Илия усмехнулся:
– А она здесь одна. Мы внутри сидим, а она ведет наружу.
– Так почему вы до сих пор здесь? – удивился я. – Или вам тут нравится?
– Ты не понял, Пэтрик, – наставительно, как несмышлёнышу, сказал Илия. – Дверь ведет не на свободу. Там та же тюрьма, только крыши над головой не будет.
Ну и зачем мне эта крыша? Сидеть здесь и слушать его наставления?
– Там что, забор? – спросил я. – Через него не перелезть?
– А что ты у меня спрашиваешь? – логично удивился Илия. – Я туда не ходил, с такими вопросами к Беркеру.
– Не, забора там нет, – покачал головой Беркер. – Я горы видел. Но добежать до них не смог, молнией чуть не убило.
– Я бы рискнул, – сказал я. – А не понравится – вернусь как ты.
– Пэт, это плохая идея, – покачал головой Илия. – Время за дверью намного быстрее идет. Но выжить там шансов немного. Беркер успел вернуться, ему просто повезло. А ты можешь и не успеть. К чему рисковать?
– А дверь сильно охраняется?
– Она вообще не охраняется, вон она! – он показал пальцем вперед.
На белой стене коридора и правда была дверь. Ничего удивительного, что я ее сразу не разглядел: на стене была видна только узкая прямоугольная щель.
– Ну ладно, парни, спасибо за компанию, – я поднялся со стула.
– Не дури, Пэт! – серьезно посмотрел на меня Илия. Похоже, перспектива потерять нового собеседника его точно не обрадовала. – Здесь вполне сносно. Куда тебе торопиться?
– Илия, так что за дверью? – спросил я.
– Беркеру вот совсем не понравилось, еле добежать успел, – показал он на сокамерника. – Смотри внимательно, Пэтрик, до того, как наружу вышел, у него лицо как у младенца было. Правда, Беркер?
Беркер самодовольно улыбнулся:
– Меня женщины не за лицо любят! Но Илия прав, там не выжить.
– Ладно, – сказал я, – а почему там время быстрее идет?
Я уже принял решение, сейчас мне были нужны детали.
– Не знаю, – как-то по-простому признался Илия. Он уже не строил из себя многоопытного сидельца. – Наверное, потому что там комфорта меньше. Это же все-таки тюрьма: чем хуже условия, тем меньше сидишь. Логично, че! – развел он руками.
Я пожал ему руку на прощанье, потом протянул ее Беркеру.
Тот не расстроился из-за моего решения и явно его одобрял. Он встал и обнял меня:
– Ты далеко не уходи, брат, чтоб если что вернуться смог. Там страшно. Но к воле ближе!
Вот и посмотрим, как там дела обстоят. Зачем кого-то слушать, если все можно узнать самому?
Я подошел к двери, она тут же резко ушла вверх. В лицо ударил резкий порыв ветра с дождем, и я инстинктивно отшатнулся назад. Дверь сразу встала на место.
– Ну вот и молодец, – облегченно улыбнулся Илия, а во взгляде Беркера я прочитал насмешку.
«Э, парни, – мысленно усмехнулся я, – это не от испуга, я для разгона отошел!»
Я снова подошел к двери, и, как только она поднялась, резко оттолкнулся и выпрыгнул наружу.
ЗА ДВЕРЬЮ
Если срок пребывания в этой тюрьме зависел от комфорта, то здесь его не было совсем. И долго тут продержаться не смог бы никто: холодный дождь лил сплошным потоком, резкий ветер буквально валил с ног. Молнии закрывали небо, вокруг стоял непрерывный треск электрических разрядов. Здесь все было против меня, но ни страха, ни отчаяния я не испытывал. Наоборот! Было ощущение долгожданной свободы: я был один безо всяких дурацких законов, правил и моральных авторитетов. Ау, ребята! Приходите сюда, поучите меня жизни здесь! Вся эта дурацкая суета с разводом, дружный хейтинг, оцифровка, нелепые хакеры и игровые платформы – все это мгновенно ушло куда-то далеко вместе с прошлой жизнью. Впервые за долгое время все зависело только от меня, и только я выбирал как мне жить! Или как умереть.
Оставаться на месте было опасно, тут сплошная равнина, рано или поздно молния прошьет меня насквозь. Отличная смерть, джентльмены!
Я побежал… Точнее, попытался бежать. Но это было невозможно: вокруг была глина, она тут же налипла на мою обувь и каждый шаг давался с трудом. Первоначальная эйфория прошла и стало страшно: в мертвом свечении бесконечных разрядов до самого горизонта была равнина без единого дерева или строения, молния вот-вот найдет единственную цель. Бежать некуда, нужно возвращаться. «Ну и грязищи я им сейчас принесу!..», – некстати промелькнуло в голове.
Я разулся, кроссовки связал шнурками и повесил на шею. Идти стало легче, но было очень холодно. Интересно, я могу здесь заболеть? А лечить меня будут? Наверное нет, Судья ведь предупредил.
Чем дальше я шел, тем тверже становился грунт. Скоро я снова смог обуться. А потом и побежать. И сейчас я уже знал, куда мне: на горизонте показались горы, значит, мне туда, там можно будет спрятаться от дождя. Я не знал далеко ли до них, но убежище я мог найти только там.
Но до гор я не добежал: в какой-то момент моя нога ступила в пустоту, и я кубарем полетел по склону оврага. Склон был крутой и длинный, схватиться было не за что, я долго не мог остановиться, с каждой секундой набирая скорость. Потом с размаху врезался в ствол какого-то дерева. Кожа на ладонях была стерта до крови, колено разбито, я еле поднялся. Но спасение было именно здесь!
Тут росли огромные вековые деревья, а по дну бежал стремительный ручей из потоков дождевой воды. Стоять было больно, я сел под сосну, опершись спиной на ствол. Под деревом струи ливня были намного слабее, а ветра не было вообще. От меня шел пар, появилась усталость. Только сейчас я обратил внимание на обратный отсчет: он и правда считал секунды раза в три быстрее, чем раньше. Но меня сейчас это волновало меньше всего. Я устал и очень хотелось спать.
Но долго отдыхать у меня не получилось! Молния ударила в дерево, под которым я сидел, ствол разделился надвое, и верхушка сосны тут же загорелась. Молнии, которые, казалось, жили своей жизнью и никого не трогали, сейчас били исключительно по деревьям в овраге! Я с ужасом наблюдал, как деревья загорались одно за другим как спички, выложенные в ряд. А смолистые стволы тут же вспыхивали и начинали яростно гореть!
Отсидеться было невозможно: низину заволокло синим дымом, становилось трудно дышать. И повсюду был огонь! Сверху упала огромная горящая ветка и подожгла опавшую хвою на земле. Нужно было бежать, бежать обратно! Мне уже не хотелось красивой смерти от молнии, я хотел выжить в этом аду!
Бежать нужно было наверх, прочь из оврага: чем выше уровень, тем меньше были деревья! Но с каждым мгновением эта возможность становилась все более нереальной. И, наконец, нижний огонь соединился с верхним, заключив меня в огненный цилиндр. Поздно! Выбора не оставалось, я прыгнул в стремительно бегущую реку.
Поток понес меня с огромной скоростью, я тут же несколько раз налетел на подводные камни, а потом река с размаху бросила меня на ствол огромного дерева. От резкого удара я потерял сознание.
СМОКИН ДЖО
Мы часто переезжали с места на место. Я до сих пор не понимаю зачем – мой отец писал какие-то книжки и вполне мог это делать в любой точке страны. Я не читал его книг и до сих пор не знаю, насколько он был популярен. Впрочем, денег в семье хватало. Отец мне подарил виртуального тренера, его беспокоило, что я такой маленький и худой. Эта штука и сейчас недешево стоит, а тогда ее позволить себе могли очень немногие. Наверное, это главный подарок в моей жизни – друзей у меня не было, и я каждую свободную минуту проводил со своим тренером по имени Смокин Джо: отжимался, качал пресс, отрабатывал удары на интерактивном манекене. А в минуты отдыха с ним можно было просто поговорить, спросить совета или рассказать о проблеме. Он никогда не улыбался и никогда не шутил, но то, что он говорил – всегда было просто и правильно. Я даже не знаю кем для меня был этот виртуальный тренер – больше другом или отцом. А вот интерактивный манекен другом мне точно не был: на все мои удары он отвечал презрительным смехом и отпускал уничижительные комментарии. До сих пор бесит!
Каждый год мы переезжали в новый штат, в новый дом, а я шел в новую школу. И однажды мне пришлось применить свои знания уже не на манекене.
Я был младшим в семье, но отец и мать почему-то любили именно моего брата Стива. Он всегда был правильным и красивым ребенком как на картинке с банки детского питания. Рос крепким белокурым ангелом, и все соседи всегда были от него без ума. И учителя тоже – был он вежлив, и его ответы всегда первыми приходили на планшет преподавателей.
Вот за это Стива и били в каждой школе.
Тогда мы только переехали в Бисмарк, Северная Дакота. Редкая дыра, а я много разных мест повидал. Дом у нас был в паре кварталов от школы, мы добирались пешком. Нам нужно было перейти через футбольное поле, вот там-то нас и ждали. Точнее, не нас, ждали Стива. Главным был Бернт Майерс, с ним были близнецы Зиг и Альвин Бартлинг. Все трое – рослые и наглые.
Смешно об этом говорить, ведь им тогда было по тринадцать лет. А мне было одиннадцать. Но для такого возраста два года это не двадцать четыре месяца, это – вечность!
Бернт широко улыбнулся:
– Ну, здравствуй, гордость класса. – С этими словами он схватил рюкзак Стива и резким движением сдернул с плеч. Потом бросил вверх, провожая его взглядом. И вдруг резко ударил Стива ладонью по щеке. Братья Бартлинг тут же зашли сзади Стива и схватили его за воротник так, что он встал на цыпочки…
Вот тут-то я Бернту и врезал!
Я всегда после этого бил неожиданно – так больше шансов вырубить с первого удара. Стив был рослым парнем ничуть не меньше Бернта, если они и ждали сопротивления, то точно не от меня – худого рыжего заморыша, которого школьный рюкзак пригибал к земле.
Все как учил Джо: я ударил Бернта левой в живот, и он сразу согнулся пополам. И следующим ударом врезал ему правой в челюсть снизу. Братья Бартлинг ошалело смотрели на меня, а я скинул рюкзак и прыгнул к Зигу, и – левой в живот, правой в челюсть. Стив тупо стоял и мешал подойти к Альвину, мне пришлось перепрыгнуть через Зига. Альвин единственный, кто попытался меня ударить, но я легко увернулся и – левой в живот, правой в челюсть!
Стив стоял как оглушенный, ошалело глядя на меня.
– Бежим, Стиви, – крикнул я и дернул его за рукав.
Ух, как это было классно! Мы бежали, а мне хотелось кричать, хохотать – я в одиночку отделал троих верзил! Я часто дрался после этого, но такого ощущения счастья больше не испытывал никогда.
Да, чем закончилось. Бернт позвал меня один-на-один на следующий день. Я ожидал, что он придет со своей свитой, но драка была честной. Я его опять побил – Бернт так и не научился защищать печень. Потом мы, кстати, подружились. Немцы – хорошие ребята если что. Это он мне придумал прозвище Ржавый Гвоздь, оно сразу ко мне прилипло: я действительно был худым и узкоплечим, плюс веснушки по всему телу. Мы вместе потом на бокс пошли. Не виртуальный, с настоящим залом и тренером. Но своего Джо я запускал каждый день. Мне реально нужны были его советы. И в боксе и так, по жизни тоже.
А Стив так и рос под моей защитой красивым и умным мальчиком. Сейчас, наверное, уже красивый законопослушный гражданин. Не знаю, мы давно не виделись.
КЭТТИ
– Не беспокойся, он выживет, – услышал я чей-то насмешливый голос. – Так что уже можешь забирать, Кэтти.
«О ком это?» – подумал я, не понимая, где нахожусь и что происходит. – «Кто такая Кэтти? Куда забирать?»
Но мысли были вялыми и ленивыми, на эти вопросы я и не пытался найти ответ. Я понял, что жив, и это сейчас для меня было важнее всего.
– Док, вы все шутите, а он до сих пор в отключке! – услышал я озабоченный женский голос, – Себе забрать, чтоб потом хоронить самой?! Нет уж, спасибо!
– Да ни в какой он не отключке, успокойся. Лежит себе с закрытыми глазами и слушает, как ты здесь его похороны обсуждаешь.
Я открыл глаза. Прямо передо мной стояла девушка и смотрела на меня с любопытством и смущением. А чуть поодаль, за столом, сидел старичок в белом халате и что-то пил из чашки.
– Ой, а вы и правда все слышали? – залилась краской Кэтти.
Я посмотрел на нее внимательно, она была очень красива. По бокам, держа ее за руки, стояли два пацана-погодка лет семи-восьми и с испугом смотрели на меня.
Док довольно крякнул:
– Красивая, да, Пэт? И дети уже есть, только тебя не хватает.
На его слова никто не отреагировал.
– Откуда вы знаете, как меня зовут, Док?
– На комбинезоне было написано, – просто ответил он.
Только сейчас я обратил внимание, что лежу на медицинском столе абсолютно голый.
Док отхлебнул из чашки и пояснил:
– Твой комбез нужно высушить, залатать и выбросить. На нем живого места нет!
– А чинить зачем? – удивился я
Док недовольно поморщился:
– Пошутил я. Есть у Кэтти одежда ее бывшего мужа, тебе в пору будет. А твой комбез уже слова доброго не стоит, только выбрасывать.
Кэтти подала мне сверток с одеждой, но взгляда не отводила, с жадным интересом рассматривая мое тело. Я редко смущаюсь, но здесь мне стало не по себе от ее откровенного взгляда на мою промежность. Пацаны тоже разглядывали меня, раскрыв рот от удивления. Но их хотя бы можно было понять!
Она протянула мне рубашку (никогда их не любил!) и джинсы. Я слез со стола, повернулся спиной к Кэтти и стал одеваться. Очевидно, ее муж был примерно моего роста и комплекции, потому как его одежда была мне почти в пору. Но рукава все равно пришлось закатать.
Потом я развернулся, готовый для беседы. Наверно, правильно было бы рассказать о себе, как меня сюда занесло. И выяснить, где я и кто эти люди. Но Кэтти радостно и нетерпеливо потянула меня за руку – пойдем домой!
«Домой?!» Что происходит? Я хотел все-таки остаться и обо всем расспросить Дока, но упираться, когда женщина тянет тебя на выход было просто нелепо.
Когда мы вышли из медблока, то оказались… в тюремном коридоре! И вдоль него были те же самые ряды камер, только решетка в них была закрыта плотной материей.
– Кэтти, подожди, – сказал я. – Где мы? Мы в тюрьме?!
– Да нет же, – нетерпеливо ответила она, – никакая у нас не тюрьма! Мы вольные люди и живем, как хотим!
Потом опять потянула меня за руку – ну пойдем же, пойдем!
К ней на помощь пришли ее дети и стали тянуть меня за другую руку. Выглядело это как-то глупо, тем более что куда-то идти мне все-таки было надо, Док остаться в медблоке не предлагал.
Так мы и пошли: Кэтти справа, дети слева.
Тот, что постарше спросил:
– А ты меня научишь кататься на велосипеде?
– У тебя есть велосипед? – удивился я
– Нет, но ты же мне его купишь?
– А мы будем ходить с тобой на рыбалку? – встрял младший, заглядывая мне в глаза.
Я вопросительно посмотрел на Кэтти, она закрыла глаза и кивнула мне, чтобы со всем соглашался. Но мне не хотелось связывать себя никакими обещаниями.
Из камер иногда высовывались чьи-то лица и здоровались с Кэтти, она гордо говорила, что меня зовут Пэтрик. Я кивал.
Дальше помню смутно: Кэтти подвела меня к постели, что-то говорила, смущалась и кокетничала… Безумно хотелось спать, усталость навалилась так неожиданно, что я даже не пытался что-то объяснить.
– А ты купишь мне велосипед? – с надеждой спросил меня младший из братьев. Я что-то хотел ответить, но он повторил этот вопрос уже со смехом, вроде сама эта мысль казалась ему ужасно смешной. Потом его лицо стало серьезным, и он вдруг скривился от злобы:
– А ТЫ КУПИШЬ МНЕ ВЕЛОСИПЕД!!! – яростно прокричал он. Но не мне, а куда-то в пустоту. Я провалился в тяжелый сон как в прорубь на замерзшей реке.
ДОК
Не знаю, долго ли я спал, но выспаться не получилось: снились кошмары, и маленький мальчик зло требовал купить ему велосипед. Велосипед в тюрьме? А откуда здесь дети?
Я вышел наружу. Метрах в ста было здание тюрьмы, торец его был рваным, откуда-то сбоку по воздуху шел толстый электрический кабель. Вот как, оказывается: если бы я после пробуждения пошел в другую сторону, то оказался бы здесь. Как и все обитатели этой коммуны.
Они разбирали тюрьму и строили свое здание, которое отличалось только тем, что стояло к тюрьме перпендикулярно. Если и был в этом какой-то смысл, то только символический: зачем разбирать старое здание, чтобы рядом строить точно такое же? Или они просто не знают, что дома бывают другими?
Выход наружу никак не ограничивался, на тюрьму это действительно непохоже.
Место тут было достаточно живописное: повсюду росли кусты и деревья, рядом текла река, из которой меня и вытащила Кэт. Голубое небо, зеленая трава. Здесь ничего не напоминало о той яростной природе, что встретила меня за дверью тюрьмы.
Вопросов становилось все больше. Кто эти люди, они тоже в заключении? Почему у них все совсем по-другому? Задавать эти вопросы Кэт я не хотел, похоже, она сама многого не понимала. А вот Док показался мне знающим и умным человеком. И я направился в медблок.
– Заходи, Пэт, – пригласил меня Док. Но я замер в дверях: на каталке перед Доком кто-то лежал, закрытый простыней. Док его оперировал, и, судя по большому надрезу в районе живота, операция была непростой. Но рядом никого не было, ему никто не помогал.
– Подожди, – сказал он, – я скоро закончу.
Несколькими движениями он наложил швы и тронул лежащего за плечо:
– Все, можешь идти.
Тот сел, потрогал правый бок:
– Ну, так я пошел?
– Да, я же сказал. Привет жене!
Тот кивнул и двинулся в мою сторону, шатаясь и держась за правый бок. Я пропустил его, но он все равно задел меня плечом. И пошел дальше, даже не думая извиняться.
– Он еще под наркозом? – удивился я. – И сам идет?
Док довольно посмотрел на меня, ему явно понравился мой вопрос:
– Нет, Пэтрик. У нас здесь нет никаких медикаментов. Обходимся молитвами.
– Молитвами? – удивился я, – и что, помогают?
– Ну ты же видел! – довольно улыбнулся Док. – Мы помним о Боге, и Бог нам ниспослал благодать.
– Док, а откуда здесь дети? Это же тюрьма!
– Ты про Иону и Иосифа? Они родились здесь. И это не тюрьма. Мы вольные люди, но и у нас есть свои правила.
– Как не тюрьма? – удивился я. – Но меня судили и послали сюда отбывать наказание.
– Всех судили, – наставительно ответил Док. – Но мы ушли и решили не возвращаться. Там, где нас осудили – там и есть тюрьма. А здесь мы обрели свободу. И Бога!
– Слушай, там еще двое сидят, их надо бы позвать.
– Эти двое про нас прекрасно знают. Но они хотят вернуться в свой мир, мы им не нужны.
– А вы?.. А приговор?..
– Нет здесь ни сроков, ни приговоров, мы здесь живем и здесь наш дом! – уверенно сказал Док.
Только сейчас я обратил внимание, что обратного отсчета у меня перед глазами нет!
– Кэтти долго тебя ждала, – поменял тему Док, – ей было трудно одной. Считай, что тебе повезло: мог достаться кому-то еще, у нас здесь одиноких еще восемнадцать человек. Они все замечательные. Но не все такие красивые.
Док вывел меня на улицу. Там был людской муравейник: три десятка мужчин и все были чем-то заняты: одни разбирали на блоки здание тюрьмы, другие переносили их, третьи замешивали цементный раствор, четвертые укладывали блоки. Но как только увидели нас с Доком, все тут же побросали свои рабочие места, из дверей сплошной рекой побежали женщины и дети, и стали суетливо строиться в две шеренги: сзади стояли мужчины, впереди женщины и дети. Шеренга с женщинами оказалась значительно длиннее, с парами были не все.
Док остановился посредине строя, внимательно вглядываясь в лица стоящих перед ним людей. Повисла какая-то напряженная тишина, ветер развевал длинные волосы мужчин, у многих на лицах выступил пот. Все молчали.
– Сегодня у нас праздник, братья и сестры мои – наконец начал Док. Говорил он тихо и невыразительно. – Бог послал нам нового брата. Когда-то он что-то сделал не так. Это сказали ему люди. Люди! – он обвел взглядом стоящих перед ним, а голос его неожиданно окреп и набрал силу, – Те, которые сами рождены во грехе и всю свою жизнь отдали в руки машин! И ему не место среди них! Бог забирает лучших, чтобы передать их нам. Здесь люди снова станут тем, кем они были по замыслу божьему: венцом его творения! Отныне ты наш брат, а мы – твоя семья, – повернулся ко мне Док. – Все наши радости и печали станут твоими, а твои – нашими! Я нарекаю тебя новым именем, отныне тебя зовут Майкл. Иди же к своим любящим жене и сыновьям, Майкл! – обратился он ко мне, – и пусть ваш союз будет вечным!
Все радостно захлопали, Кэтти и ее сыновья вышли из общего строя. Она со счастливой улыбкой развела руки для объятий, все вокруг запели хором какую-то молитву.
Э! Стоп! Какой Майкл, какая жена?! Я точно не собирался жениться вообще, и на барышне, которую видел второй раз в жизни в частности!
– Спасибо за теплый прием, – сказал я. – Но у меня немного другие планы…
– А тебя никто не спрашивает, – резко перебил меня Док. – У нас здесь свои правила, и жить ты будешь по ним, нравятся они тебе или нет.
Он резко повернулся и пошел в сторону медблока.
«Надо же какой строгий, – весело подумал я. – Сами и живите по вашим правилам. Без меня!»
Все стали расходиться, на месте осталась только Кэтти с детьми. Некоторые из тех, кто проходил мимо, коротко обнимали ее и шли дальше.
Надо бы подойти попрощаться, все-таки она спасла меня и все такое. Но как-то неожиданно закружилась голова, и я присел, чтобы не упасть. Но все равно упал. И встать я уже не мог.
– Надо отнести его в дом, здесь он точно умрет, – услышал я голос над головой.
«Умрет?! Это что, про меня? О чем это они?»
– Значит, туда ему и дорога, – ответил ему другой. – Это точно не наш человек!
Последнее, что запомнилось – я почувствовал, как меня куда-то понесли.
СТОИМОСТЬ ЛЕЧЕНИЯ
Я лежал один в камере, которую здесь называли домом. Встать было невозможно, у меня постоянно кружилась голова и была какая-то очень сильная слабость.
Зашел рослый мужчина с давно небритой щетиной. Он потрогал мой лоб и покачал головой:
– Привет, Майкл. Я Айзек. У тебя лихорадка, попей воды, – и протянул мне стакан. Вода была прохладная и от нее действительно стало лучше.
– Но сама лихорадка не пройдет, дальше будет только хуже. Я знаю, сам через такое прошел. Веришь, нет?
– Верю, – сказал я, – позови Дока. Мне нужна его помощь
Айзек испуганно замотал головой:
– Ты что, Док никуда не пойдет. Все сами к нему приходят.
– Но я же не могу, Айзек, – прошептал я, – ты мне поможешь?
Айзек молча взял меня на руки и понес по коридору. Судя по той легкости, с которой он меня нес, был этот парень очень силен. Мы двигались вдоль коридора, и меня конечно же видели все. Но была тишина, никто не проронил ни слова. Я подумал, что выгляжу на редкость нелепо, но сейчас мне было все равно.
Медблок находился в начале коридора и был значительно больше стандартных камер, в которых жили рядовые члены этого братства. Да, они называли свое сообщество «братством» и считали, что живут одной семьей. Но при чем здесь я?
Айзек поставил меня на ноги, открыл дверь и без спроса вошел. Док что-то читал. Он поднял глаза и взглядом показал куда меня положить. В его глазах не было ни удивления, ни злорадства, ни сочувствия.
Айзек, не задавая вопросов, положил меня в угол, прямо на пол.
– Ступай, брат, – сказал ему Док. – Я справлюсь сам. Как всегда.
Айзек нерешительно замялся у двери:
– Я мог бы помочь, лихорадка – опасная штука, мне ли не знать…
– Лихорадка – это болезнь тела, что в ней опасного? – медленно сказал Док. Потом он встал и подошел ко мне, – Я прочитал много книг и знаю, как победить любую болезнь, Айзек. Но наш брат Майкл болен духом. Зачем мне лечить человеку тело, когда у него больной разум?
И тут меня накрыло: все завертелось перед глазами, в ушах раздался какой-то рев, который через мгновение превратился в тонкий свист. И этот свист становился все громче и громче, пока не заполнил все сознание. От невыносимой боли я стал кататься по полу, но мне становилось только хуже.
Потом свист стал стихать. Все по-прежнему кружилось в огромном водовороте у меня перед глазами, но свист уже не был столь невыносимым.
Я почувствовал, как Док положил мне ладонь на лоб. Она была прохладной и сухой, и я хотел, чтобы он держал так свою руку как можно дольше.
– Открой глаза, Майкл, – сказал Док.
Мне было страшно, что все опять закрутится в спираль…
– Открой глаза, Майкл, – строго повторил Док.
Он стоял на коленях рядом со мной, его ладонь лежала у меня на лбу. Его белый халат белым уже не был: весь перепачкан кровью и рвотой и, судя по всему, виной тому был я.
Но хуже всего выглядел сам Док, он состарился на двадцать лет, лицо заросло седой бородой и покрылось морщинами, глаза стали мутными и невыразительными.
– Что со мной? – спросил я, больше всего опасаясь, что он уберет свою ладонь у меня со лба.
– Лихорадка, – спокойно сказал он, – здесь она у многих случается поначалу.
– Какая еще лихорадка? Откуда здесь малярийные комары? Мы в Африке?
Док все-таки убрал руку с моего лба:
– Мы называем это лихорадкой, потому что так привыкли. Сейчас твоя болезнь ушла, но она коварна и может вернуться в любой момент. Если я буду рядом, ничего не бойся: я всегда спасу тебя, как ежедневно спасаю тех, кто уверовал и пошел по жизни путем праведников.