Текст книги "Наклонный Мир (СИ)"

Автор книги: Игорь Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

   40 лет назад оттуда стали поступать первые товары. Стоили они дешево, быстро ломались,

  но зато никогда не заканчивались. Поговаривали что бутайцы клепают их днем и ночью, поскольку у себя дома сидят в тюрьме. Где-то на границе вещам делали

  тюнинг при помощи примитивной магии. Они приобретали сходство с местными, исчезавшее после стирки или неосторожного втирания пальцами туда-сюда.

   Бутайское принято было носить, но не рассказывать об этом. Поэтому не все представляли,

   какую долю рынка незаметно отхватил себе Бутай.

  Ламб выпучил глаза.

  – Бутайское, говоришь?

  – Поговаривают, что и товары оттуда лучше не брать.

  – А носить купленные еще можно? Я вот, например, не стесняюсь. Бутайская одежда сейчас

  на мне, так что? Ламб похлопал себя по карманам. Раздался блям.

  – Так я и думал, – высунул язык торговец, – в левом что-то звенит.

  – Я дам тебе монету. Но мне перестают нравиться новые порядки. Что-то не то стало с Амбуксом. Посмотрел б в своем дворце на кровлю и мрамор. Еще лучше потрогал бы их.

  – Альтернатива бутайскому есть, – подкинул монету караульщик, – пойдем.

   Смирившись со скромным заработком, он готов был показать места, где на большом рынке торговали другим товаром. Сначала свернули с мясных рядов на калашные – затем к церковным лавкам и туда, где продавали товары для самостоятельной отправки в войска. (только иждивенцы полагают, будто кто-то должен снабжать их, когда они исполняют свой долг) – и вот, наконец, проход между рядами лавок расширился настолько, что стал напоминать улицу. Торговля на ней шла нарасхват.

  Между рядов тянулись покупатели, одетые небрежно, но попадались и побогаче.

  Те чаще всего расхаживали отдельно, но иногда собирали вокруг себя компании.

   В таких случаях почти сразу повисала пелена.

  – Что, по-твоему, – спросил Угум, – должно быть у этих на уме?

  Трое одетых по военной моде ламбийцев прогуливались между рядами с таким видом, как будто не ищут товары, а инспектируют их.

  В этом не было ничего удивительного. Так делают те, кто все-таки ищет, но надеется что товар запрещен.

   Лавочники схватывали на лету, прикрывали двери и тогда нарывались на стук. Иногда

  они не отвечали. Это было очень наивно. Непрошеные гости заходили все равно.

  Ламб прищурился.

  – Я бы не советовал усугублять тех, у кого ото всего ключи и кто развлекается, как садист.

  – А я бы наоборот. Ими бы и занялся. Если бы только был способ, я бы вложил им мысли о том, чтобы перестать вести себя, как захватчики в своей стране. Не кошмарить рынок. Ввести нормы приличия. Убедил бы не собирать на собственном рынке дань.

   Ламб показал большим пальцем вниз.

  – Теория усугубления гласит, что от таких разговоров не бывает никакого толка. Никому не нравится, когда их поучают, поэтому никто их и не слушает. Гораздо лучше получать подтверждения того, в чем ты и так уверен. Этим пользуется пропаганда. В отличие от чистоплюев, она не брезгует работать с мыслями, которые уже есть.

   И вот когда под воздействием усугубительского слова в душе укрепляется то, в чем вы никогда не сомневались, – например, мысли о соседе – и только в силу ложно понятой скромности сдерживали порыв, тогда многое становится возможно.

  – И происходят исторические события? – съязвил караульщик

  – Да, – огрызнулся Ламб, – нечего стесняться усугубления . Этот мир создан не для трусов, а для нас, любителей отвесных спусков. Не зря его называют – наклонный мир.

  На пятом повороте меж узких улочек Ламб попрощался с караульщиком, отработавшим свою монету, но норовившим остаться на второй срок.

  Прямо перед носом высились стены насыщенного желтого цвета – лавки торговцев позолотой. Ламб отлучился, чтобы показаться хозяевам на глаза. С такими тертыми нужно было ставить себя твердо, иначе рост продаж, вызванный усугублением, они примут за свой собственный незаслуженный фарт.

   Заминка ушла у Угума на то, чтобы оглядеться по сторонам. В сердце великого базара

   публика была побогаче и энергичнее: похоже, она вовсю интересовалась позолотой.

  Ее считали надежным вложением денег, особенно из-за перемен, вызванных Буссией и Пелосией, Амбуксом, Ламбией, а также Богом и богами при участии Черта и чертей. Словом, после всего, что уже произошло, многие от греха подальше вкладывались в позолоту.

  Капризная дамочка – вся в украшениях – твердо делала свой выбор. Она теребила кавалера, указывая на ювелирную лавку мизинцем, на который было нанизано кольцо. Угум сделал пасс, но безрезультатный – как с самого начала можно было догадаться. Мысли у этих двух не сходились, и не возникало пелены. Усугубителю нечего было усугублять.

  Зато ее становилось больше, если свернуть за угол. Там отплясывали гуляки; верующие в Бога и богов призывали лупить гуляк и о чем-то спорили скупщики краденого, просматривая товар.

  Ламб, вынырнув ниоткуда, схватил Угума за плечо.

  – Я договорился о первичной выплате, – но от нас требуют подтверждения, что мы взаправдашниемастера-усугубители. Как ты думаешь – с этими гуляющими у нас получится? Как публика, разогрелась? Разумная трата денег в ее планах на этот вечер?

  Между рядов базара показались четверо серьезных молодых людей. Их подтянутый вид заставил Ламба отпрянуть. Усугубление таких могло закончиться плохо. Затем прошло несколько портовых дам. Этих было брезгливо усугублять.

  Странные лица, показавшиеся вслед за тем, трудно было отнести к привычным типам. В Ламбии такие казались иностранцами, хотя настругать похожих из местного материала

  было несложно: мешал только иначе выстроенный половой отбор.

   Чуть скрюченные в пояснице, медленно ходящие новоприбывшие издалека напоминали педантов. Угум сам недопонимал это слово, но сталкивался с тем, что его применяли

  к подобным. Без сомнений, оно означало что-то такое, любовь к чему не уважал местный народ.

  – Не вижу особых препятствий, – заметил Угум – вокруг этих уйма пелены. Они постоянно разговаривают друг с другом. Достаточно хорошего пасса, и дело будет сделано – все, что они долго носили в себе, вывалится, как из гнилого мешка. Если, конечно, в этом состоит наша цель.

  Ламб закусил губу, что-то прикидывая и посматривая на педантов, как на жертв, и те, словно заподозрив неладное, свернули за угол. Усугубитель поморщился от упущенной возможности и думал сорваться на Угуме. Но тут как будто прочтя его мысли, педанты возвратились. Возможно, они отважились расстаться с деньгами, приобретя взамен позолоту.

  – Начнем все-таки с этих, а там посмотрим, – сделал отмашку Ламб, – Может быть, на главной базарной улице появится более платежеспособная публика.

  От Угума можно было ждать, что он тут же приступит к пассам. Но в этот раз он медлил – что-то странное зрело у него внутри.. Мысль пробивалась в его голове и, видимо, уже окрепнув, не позволяла просто так отказаться от себя. Это, конечно, не просыпалась

  магическая сила. Даже думать об этом глупо. Она никогда не спала – просто обнаружила, что где-то есть Угум.

  – Что ты стоишь? – уставился Ламб. – я ведь тоже усугубитель и могу обойтись своими

  пассами. Но я тянул тебя через весь город. Это чего-то, да стоит. Будь благодарен. Вместе мы, два усугубителя, создадим усугубление, достойное внесения в резюме.

  – Да, конечно, – кивнул Угум. – это я и собираюсь сделать. Одно мгновение. Эти четверо подтянутых. Кажется, мне ненадолго нужно к ним.

  Мысль, развернувшаяся в душе Угума, расположилась в нем так просторно, что потеснила все остальные мысли. В конце концов, когда как не сейчас маленький усугубитель, вечно страдавший от недостатка признания, не должен выполнить свое предназначение? явить миру то, что давно в него просилось – но пряталось за искусственными преградами и, как моллюск в своей раковине, не желало вылезать. Стоило выудить его оттуда. Условия этого, может, и не сходились раньше, когда Амбукс запрещал ему усугублять толпы. Но вот сейчас все изменилось... Сейчас стражников поблизости не было. Помешать в любом случае никто бы не смог...

  – Я вернусь, – отпросился Угум и шмыгнул в соседний ряд, держа наготове свои пассы.

  Там прогуливались давешние крепкие парни. Те даже не заметили его.

  Сделав свою работу – то есть усугубив их, Угум был уже у Ламба, и вместе они нацелились на педантов. Те оказались интеллигентами, так что первым делом у них развязались языки. По цепочке причин и следствий сигнал проскочил, как по проводу. Хозяин лавки уже был хмурый, а скоро сделался и злой: теперь он точно не собирался лезть за словом в карман.

  – Позолота всегда позолота, – произнес один из педантов – лучше позолота, чем деньги из дерева. Как еще говорят, деревянные.

  – Да, как вы верно заметили, коллега, бумага имеет древесное происхождение.

  – Поэтому целиком с Вами согласен, что металл – более основательное вложение. Но хоть и вес у этой позолоты близок к настоящему. Но сам товар бутайский – а их активы теперь токсичны. Пожалуй, даже трогать их нельзя.

  – Да, бутайское от греха подальше мы не возьммем.

  – Ну и что – что бутайское ? – вскипел хозяин, – Закон пока не запрещает. Амбукс только планирует запретить. Мудила. Не из Буссии, и то спасибо! Радуйтесь! Или ищите другую позолоту! – похоже, до владельца лавки добил один из пассов.

  – Из Буссии товаров и не бывает! – огрызнулся один из педантов, – Там ничего не производят. Учите экономику. Кроме хмельной браги, оттуда не завозят ничего.

  – Не скажи. Еще холодно из-за Буссии стало! Раньше можно было согреться хмельной брагой, а теперь...

  – Холодно из-за страны стать не может, – отрезал один из педантов, . – Погляди, где Буссия – а где мы. Географию учите, а не только экономику.

  Четверо четких хмурых парней почему-то оказались поблизости. Усугубление без большого промедления действовало и на них. Но прочему оно привело их сюда? На это совершенно не рассчитывал Угум.

  – Буссия еп! – выпалил четкий, вваливаясь за дверь.

  – Да, Буссия – еп! и Бутай еп. Бутай и Буссия теперь заодно!

  От таких новостей опешил даже Угум.

   А с Ламбом случилось что-то невообразимое: он собрался удирать. Самому первому ему пришло в голову, что сейчас начнется драка.

  – Я тебе говорю бутайское убери! А иначе я сам все переверну.

  – Что ты такой дерзкий? Что тебе сделала позолота?

  – Холодно, голодно, мерзко, а все Буссия виновата и Бутай.

  Хозяин умел защищаться. Торговцам позолотой приходится это делать. Грабители

  всегда были неравнодушны к драгоценному полуметаллу. Чтобы ставить их на место,

   в нише за торговой стойкой имелась горючая смесь.

  Прибегнуть к ней хозяин решился, когда осознал, что сможет вынести этот риск.

   Про позолоту известно, что она не горела, а если с ней чего и случалось, так то, что она иногда сбивалась ногтем. Пожар был для нее не так страшен. Тем более, что с помощью бутайских технологий можно было позолотить испорченное назад.

  Ламб и Угум почувствовали угрозу первыми. Но мысли их сразу разошлись. Старший усугубитель готов был воспользоваться своим опытом – он ринулся прочь из рынка, минуя стражу, в сторону одного из проулков, которыми только что пробрался. Как выяснилось, он всегда держал в уме дорогу к бегству. Угуму такая предусмотрительность и не снилась. Он бросился наобум, завяз в узком проходе и выбрался на широкие ряды как раз, когда те охватил пожар. Это хозяин привел свою угрозу в исполнение и поджег лавку с позолотой.

  Из-за него все вокруг перешли на бег. Удирать пришлось в кутерьме и пелене такой силы, какой Угум еще не видывал. В толпе спасавшихся он вскоре опередил всех. Угум бежал быстрее, чем остальные, пользуясь всем, что имел. Обычно у усугубителей пустые животы и тонкие ноги, а значит, бежать они могут налегке.

   Спасая свою жизнь и выжимая все из сноровки, Угум выбрался за ограду рынка – и поспешно выдохнул, благодаря Бога и богов за удачу.

  Тут и раздался взрыв, от которого не спасешься. Последние мгновения Угум размышлял, как такое возможно, когда не изобретен даже порох, а потом его оставили все мысли. Блаженство нахлынуло так полновесно, что Угум аж потянулся и подумал ,что выспится. В самом деле, это было недурно, но не тут-то было: что-то засвербило, заныло, зазудело. Что-то выталкивало Угума из блаженства назад.

  Глаза усугубителя широко раскрылись, и оказалось, что они еще неплохо видят, Угум недоверчиво повел ими и обнаружил, что рынка нигде не было видно. От страшной мысли об этом усугубитель подскочил и заозирался. Ладно рынок. Черт и черти с рынком. Само место казалось ему незнакомым. События, похоже, принимали не только неприятный, но и непредвиденный оборот.

  *

  То, что усугубителям редко сопутствует фортуна, объяснимо, ведь усугубление

  по самой своей природе деструктивно: это пример ухудшательной магии, то есть замены лучших вещей на худшие и так далее вплоть до полного нуля.

  По этой причине на усугубительстве трудно заработать, а усугубителям приходится пускаться во все тяжкие, хватаясь за каждый подвернувшийся шанс. Но пусть Бог и боги не

  спешат вознаграждать их за трудолюбие (хотя сколько всего усугублено!) но и избавляться от них раньше времени не намерены.

   Не даром же Наклонный мир – всего лишь шарик, падающий по изгибам бесконечной Кривой. Это кинетический процесс, изменить который невозможно, зато усугубители умеют находить очень точный резонанс с тем как он идет. В некотором смысле они и Кривая – заодно.

  Чем сильнее был взрыв, поднявший Угума в небо, тем дальше его уносило от места событий и ниже становилась опасность, что когда-нибудь придется ответить за них. В конце концов, его прибило к стогу сена где-то далеко и от Амбуксова дворца, и от городских стен.

  Просто столица Ламбии протянулась и досюда. Наступили холода, и жители принялись отапливать дома всем, чем придется. Сено многим казалось в самый раз.

  Угум очнулся и на ощупь выбрался на волю. Оказалось, в этих местах он не один. Какие-то люди – то оборванные, то обугленные мелькали и стесняясь своего вида, скрывались за дверями домов. Надпись на одной из них ставила в тупик. В этом месте давали денег.

  Угум привык доверять шестому чувству. Оно улавливало пелену.

  Похоже, тех, кто провел перед этими дверями время, размышляя, было достаточно, и по закону больших чисел, кто-то обязательно ринулся внутрь.

   Угум попробовал отвертеться от этой идеи, ради чего постучал в соседние дома и к соседям соседей. Но без спроса пускали только сюда.

   Дверь гостеприимно растворилась от щелчка, и со свистом пронесся сквозняк. Угум не любил, когда его заманивают, но сообразил, что обман в этот раз ни при чем. Похоже, он просто неосторожным щелчком усугубил дверь.

  Это было интересно. Если тайное желание двери состояло в том чтобы – открыться, из этого можно сделать вывод о том что ...

  Подталкиваемый любопытством, Угум сделал шаг в неизвестность.

  Трудно догадаться без подсказки, что именно имеет в виду дверь.

  Узкий и тесный коридор быстро завершался, уступая место просторному залу, освещенному тысячей свечей.

  Еще пару шагов назад было тихо и свободно, но это потому, что все скопом набились сюда.

  Конечно, люди не замечали Угума, занятые разглядыванием чего-то наверху.

   Как опытный турист Угум тоже бросил взгляд туда же куда и все.

  – Я чувствую ваши возмущенные мысли, – раздавался голос с трибуны, за которой

  легко уместились бы двое, но помещались четверо, образуя маленькое бюро.

  Угуму показалось, что уже где-то встречал пару из них. . Дело было, конечно, во дворце Амбукса, а порядки там известны. Просители прятались в нижней нише и оттуда

   и тянули к Амбуксу руки, зато здесь тянулись к ним, а они сидели, свесив ноги вниз.

  – Я готов войти в ваше положение и тут же подсказать как из него выйти, – объявил один голос,– . в Саморегулирующемся архиве нашли подтверждение, что энергию негодования можно использовать как энергию просто. То есть для обогрева помещения.

  – Саморегулирующийся архив во всем и виноват! Он давал глупые советы Амбуксу! Архивариусов на мыло!

  – Смеяться над Архивом просто. Но другой науки не существует. Вы же знаете, что наш мир падает вниз бесконечно по изломанной Кривой? в некоторых случаях это может быть очень неприятный отскок.

  В толпе что-то забубнили. Кто-то обреченно кивал головой.

  – Поэтому в происходящих событиях никто не виноват. И в частности, в них не виноват Амбукс.

  – Тут все ищут работу, – раздался чей-то голос, – Или хотя бы того, что возьмут, да и дадут денег просто так. А я вот ничего не ищу. Свое дело у меня уже есть.

  – Поделитесь историей успеха со всеми! – взбодрились на самом верху.

  – Но только дела в последнее время идут все хуже. Раньше мы хоть торговали с Бутаем. Теперь телеги оттуда не пропускают. Вскрылась разница в подковах. На границе требуют перековать. Что это за торговля? Стоимость возрастает в разы.

  На трибуне наморщили лоб.

  – Как я уже объяснял, жизнь меняется. С Бутаем кровавым больше не будем. торговать.

  – Он же не нападал, как Буссия?

  – В будущем нападет.

  Угум отыскал себе место на скамье поудобнее. Лица ламбийцев кривились.

  В них проскальзывало что-то такое, что давно просилось на волю, но при этом не

  вдохновляло себя усугублять.

  Руки Угума конечно все равно подергивались от магических пульсаций, но он держал себя в форме. Для усугубителя статическое электричество обычное дело. На эти случаи есть выдержка и пара секретов. Например, Угум готов был укусить себя за плечо.

  – Мы раздаем деньги не всем подряд претендентам, а тем, кто готов потратить их с умом. Для этого у нас есть план устойчивого развития.

  Покончить с вредными привычками. Бросить буссийскую брагу. Засучить рукава и много работать. Все, что понадобится, делать самим. И спустя пару лет станет возможно

  отказаться от бутайского дешевого товара.

  А те, кто просят на излишества, пусть останутся без излишеств! Я думаю, это поддержат все!

  Кто-то засвистел.

  – Козлина, – пронеслось где-то в стороне.

  – Когда алкогольная зависимость от Буссии будет преодолена, экономика станет только здоровее, – ревели с трибуны, – а пока давайте затянем пояса!

  В зале недовольно загудели. Кто-то попробовал подбросить тяжелую пепельницу так,

   чтобы докинуть до самого верха. Угум готов был поклясться, что никого не усугублял.

  – Я понимаю в чем наша проблема, – на трибуне взял слово новый голос. Он был тоньше предыдущего, но звучал напористее. Вы все собравшиеся здесь решили, что деньги от правительства достанутся вам сами. Как в старые тучные времена. Без усилий, без лишений, без вложений, без тяжелого многомесячного труда. Без заполнения бумаг. Но нет. Такое невозможно. Бумаги необходимы! Бумаги должны заполнить все!

  – Я уже неделю не могу справиться, – пожаловались снизу, – Телега с правками застряла в канаве. Вы могли бы сделать исключение? Для нас, пострадавших от разрыва с Буссией?

  – Сильно пьющих? Из-за этого у вас не выходит заполнить бумагу?

  Кто-то фыркнул, кто-то цыкнул, а кто-то врезался в крепкую стену ногой.

  Но Угум опять готов был божиться, что никого не трогал. Хотя мысль доставить неприятности тем, кто наверху, возникала сама собой. Сделать это было несложно.

  Верхним головам, уже становилось ясно, тоже несладко. Вокруг них сгущалась отборная пелена. На самом деле, там не грубили. Напротив, считали, что от каких-то мыслей сдерживают сами себя.

  А что если... выпустить эти мысли на свободу?

  Угум поймал себя на том, что заинтригован.

  В такие мгновения руки сами искривлялись для пасса. Угум ограничился тем, что поднял зудевшую конечность. Нудная боль прошла, но осадок остался. Подобное движение могло считаться пассом. Ах, какая была разница, что же теперь делать, Угум досадливо махнул рукой. И сам отпрянул в ужасе. На этот раз сомнений не было: он махнул рукой.

  На самом верху закряхтели, как будто собираясь с мыслями, но вдруг затруднились их собрать. В действительности это мысли собирались в ком-то наверху, предпринимали труд и вот оказались уже во рту.

  – Знаете, что я вам скажу? – вдруг обнаглел голос, шедший оттуда же, с трибуны. Раньше в таком тоне его никто не слыхал.

  – Что?

  – И ЧТО?

  – Что и в самом деле? – с опаской заозирался Угум. На этот раз у него не было чувства, что он ни в чем не виноват.

  – А то, что бесплатная услуга для вас, конечно, уже есть. И раньше ее тоже оказывали за милую душу. Просто вы по наивности о ней забыли. Но если... – наверху замялись подыскивая слово, если с Буссией вдруг начнется, то едой и сапогами обеспечим а остальное возьмете себе сами. Нравится бусская брага? Прекрасно, я уже понял. У буссийцев она есть...

  Предупреждать вас об этих планах не собирался. Но если следите за новостями, догадаться могли бы уже давно.

  Пожалуй, наверху тоже владели усугублением. И еще как. Однажды начавшись, оно заполонило комнату, как силовое поле. Оно заняло и весь коридор.

   Стулья, конечно, не полетели в Угума. Его присутствия никто и не заметил. Зато они вовсю полетели мимо него.

  Угум устремился к выходу, но у самых дверей что-то его остановило. Особых достижений в жизни усугубителя не было. Но то, что происходило вокруг было достижением. Хотя бы по этой причине стоило бросить взгляд назад...

  – А ведь и правда – красота. Сделано ловко. В подходящий момент. Как фитиль брошенный в емкость с керосином. Как гол забитый в раздевалку. Из другой такой же раздевалки – оппа! Можно поаплодировать...

  – это не мои мысли – в ужасе подумал Угум.

  – ну что скажете?

  – Э ... эм... подходящий... для чего?

  Чья-то тяжелая рука легла на плечо

  -. Я бы на вашем месте тоже заикался. А вы на моем месте – точно так же бы радовались, как ребенок. Поздравьте меня: я из Буссии. Теперь вы догадались? Подходящий – для меня. Остальное....

  Угум рванулся еще не дослушав до конца. Но вторая рука более цепкая и увесистая

  знала свое дело: схватила его за другое плечо и уже не отпускала. Угум чуть прикусил язык от боли. Интересно, подумал, чего не встретишь в Наклонном мире. Как только он не

  наклоняет. И из чего только в этой Буссии делают руки. И рукава.

  – У меня для вас серьезный разговор, – продолжал незнакомец, – Буссийский. Это значит, что вам придется ответить на мои вопросы. А после того, как ответы мне понравятся – (Угум покрылся потом) – наша встреча продолжится. Там, где нам не станут мешать, – на Большой дороге.

  – На этой Большой? Зачем т-там? А может...

  – Да что вы так боитесь. Ловить здесь вам больше нечего. А если поймают вас, – в голосе буссийца послышалось нечто вроде извращенного любопытства, – то вам не поможет усугубление. Скорее придется... эммм.. расслаблять. Вы, кстати, умеете?

  По лицу Угума пробежала тень.

  Другое дело, если вы – буссиец сделал неопределенный жест, обозначающий «другое», -

   Угум перебил его в ужасе

  – Другое? Это же можно понять очень по-разному. А если я на это не пойду?

  – Боюсь, что вам придется пойти.

  *

  Страна Буссия известна в Наклонном мире каждому, хотя экономисты яростно протестуют против этого. Хорошо известно, что на нее приходится всего только 0.001% общего мирового продукта. Зато в эту часть включается хмельная брага – что в некоторых случаях меняет дело. Особенно если по каким-то причинам браги начинает не хватать.

  Эрудиты из Саморегулирующегося Архива называют Буссию самой большой страной мира, Но если на ее пространствах ничего не производят, то это еще не значит, что там ничего не происходит. Поскольку (наклонный) мир движется, меняя свое положение относительно Кривой то быть самой большой страной на нем опасно. Отскоки непредсказуемы, и большая площадь повышает вероятность не вписаться в следующий изгиб Кривой.

   Поэтому история Буссии полна неожиданностей – не исключая таких, которые трудно вообразить.

  Разумеется, ученые Несомневающегося университета давно обнаружили драматические события и в прошлом других народов. А Саморегулирующийся Архив дополнил это открытие деталями. Но общее впечатление изменить было уже невозможно. Доверие к тем,

   кто прохлаждался, пока буссийцев пружинило было утрачено, а вера в справедливость глобального порядка – полностью подорвана. На таком фоне характер буссийцев сформировался не только на зависть окружающим, но и на злость.

  В двух словах его можно описать как действие принципа стимул-реакция, помноженного на

  постоянные стрессовые обстоятельства. Буссиец приучается соблюдать только те правила, которые содействуют выживанию. Потому в Буссии законы такие строгие, но соблюдение их необязательно, а постоянное нарушение принято встречать с пониманием. Что касается международных законов, то буссийцы считают, что над ними смеются. Какие могут быть международные законы, если Международного Заксобрания, Международной стражи и Международного государства в помине нет.

  Именно поэтому, когда тяжелая рука буссийца легла на плечо Угума, сказать, что тот струхнул, значило бы польстить Угуму. Скорее, он обмяк и приготовился. И было даже неправдоподобно, – по крайне мере, в глазах Угума, – что в следующее мгновение ничего особенного не произошло.

  – Буссия, – выдохнул Угум, – знаю очень хорошо.

  В руке буссийца блеснула монета.

  – Повод познакомиться еще лучше. Я наблюдаю за вами не первые сутки. И уже не сомневаюсь, что скоро вам окажется некуда пойти.

  *

  Дорога, называвшаяся Большим трактом, представляла собой совокупность ухабов, лежачих стоячих и просящих (как и в других местах) полицейских, ремонтных работ, раскопок, а также провалов, завалов и привалов, не убранных, но завершившихся очень давно. Попросту она была очень старой – то есть бесплатной. Казалось, что сюда никто не свернет, но Угум и его буссийский спутник, не стесняясь, отправились по ее обочине вперед.

  – Каждая верста монета, – пообещал буссиец. – но работать нужно еще и языком, а не только ногами. Мрачное молчание стоит дешево. Благодаря нему слышно, как где-то воет волк.

  – Угу, – угукнул Угум. – но что сказать? Я тут не виновен. Эту дорогу усугубили без меня.

  – Мы в Буссии не придираемся к дорогам, – пожал плечами буссиец, – а принимаем такими, какие они есть. И в том же состоянии передаем потомкам.

  – Наши страны могли бы добиться взаимопонимания на этой основе. Но теперь политика зеленого здорового образа жизни лишает смысла весь товарооборот. Вы, может, и купите то что мы производим, но мы не станем то, чем торгуете вы.

  – Виновата Пелосия, – нахмурился буссиец, – и сам возглавляющий ее старый Пелос.

  – Наш Амбукс не лучше, – ухватился за близкую тему Угум, – встречал его лично. Грязный мудила. Пользуясь случаем, не могу не задаться вопросом. Ну, а вы-то? как? Как вас-то зовут?

  – Держи монету, – протянул мрачный буссиец, – Ты заработал, версту мы уже миновали – все это время пробалакав, хотя пользы от общения с тобой никакой.

  Угум поднял монету к свету.

  – Таких птиц не бывает. Меня не обвинят в подделке? С анатомической точки зрения, две шеи

  еще нормально, но почему тогда одна пара ног?

  – Кроме как в Буссии наши деньги нигде не принимают, – согласился буссиец – .

   разные придирки вроде твоей. – Но какое все это имеет значение? Важно лишь то, что это

  повод проделать со мной дорогу до Буссии до конца.

  *

  Как добраться до Буссии? Где находится Великая Выбоина? Правда ли, что при столкновении с зубцами Великой Кривой на задней стороне Наклонного мира образовалось углубление, занятое водой? Угум не вникал в эти вопросы просто потому, что на свете имелись места, в которые он не собирался. Но не стоит зарекаться. В этот раз планы менялись помимо него самого.

  Рука об руку с буссийцем усугубителя вела не только жадность. Иностранец показывал примером, как брать преграды, на которые у других ушла бы целая вечность.

   Любые барьеры рушились сами: достаточно было превратить их в финансовые. После этого буссиец расправлялся с ними движением руки. Поскольку этой руке всегда было чего давать.

  При взгляде на такое зависть накатывала на Угума. На пограничных заставах буссиец расплачивался совсем другими монетами, далеко не буссийскими, но когда Угум изучал двуглавую птицу на реверсе (он скреб ее пальцем), каждый раз оказывалось, что это была не позолота, а настоящее золото. Усугубитель успокаивался – но ненадолго: все равно нигде не принимали эту пригоршню монет.

  – На следующей границе нас пропустят без денег, – объявил в один день буссиец, когда миновали уже Ламбию, Замбию и Гамбию. Впереди пролегала Намибия.

  – У вас кончились деньги? – поинтересовался Угум.

  Бусиец отмахнулся.

  – Держи лучше эту монету, раз уж прошагали еще одну версту.

  – Но почему эту?

  Впрочем Угум не спорил : послушно складывал буссийские деньги в карман, раздумывая

  над тем, что в крайнем случае обратится за переплавкой. Вдоль тракта то и дело попадались кузни. Или это были пыточные? В любом случае там ковали, пока горячо.

  – Простая экономия,– пожимал плечами бусиец – когда я шел прямым путем, то платил не всегда, а смотрел по обстановке: иногда вполне достаточно было усугубить стражу. При удаче она отвлекалась на свои дела и пропускала меня сама.

  – Где вы учились усугублению? И вы... усугубитель? – помрачнел Угум.

  – Само собой разумеется. Мы, буссийцы, – нация усугубителей.

  – Никогда не смотрел на вещи под таким углом зрения.

  – А зря. На моей родине этим гордятся. Вдобавок я поднялся по карьерной лестнице, а значит, усугубляю получше многих. Можно поэтому сказать, я усугубитель в квадрате. И как буссиец по гражданству, и как испытанный в передрягах профессионал.

  – Чем вы докажете? – ревность Угума брала свое.

  – Я отыскал вас, чтобы объединить наши усилия. Разве этого недостаточно? Теперь нас двое. Это уже кое-что.

  Зрачки его голубые чуть расширились от каких-то подступивших мыслей, и Угуму сделалось боязно. Не раз ему приходилось слышать что усугубителя вполне можно определить со стороны по прищуру, который точь-в-точь как безумный., Раньше проверять этого не приходилось. Потому что это пошептывали о нем самом. Вот так расхожие вещи иногда поворачиваются к тебе с совершенно иной стороны.

  – В Буссии даже усугубители какие-то усугубленные, – убедился Угум, – наверное, это и значит у них «в квадрате».

  После чего его мысли окончательно сошли с Большого тракта: усугубитель стал поглядывать в сторону дальних троп.

   С одной стороны, лучше всего было бежать, наплевав на монеты – пусть их не будет.

  С другой, именно ради монет и стоило бежать. Монеты придавали смысл бегству.