Текст книги "Наклонный Мир (СИ)"

Автор книги: Игорь Гарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

  Амбукс отныне избегал общества, а во дворце нашел старые комнаты, где скрылся в подвалах. Начальник догадывался, куда вели их выходы. Там он заблаговременно поставил стражу. Она честно вглядывалась в скважины и щели и иногда открывала потайную дверь. От короля и усугубителя не было никаких известий. В туннеле сгущалась тьма.

  Однажды потеряв счет времени, начальник стражи взял судьбу в свои руки. Он ринулся в

  опасную темноту сам...

  ... – Пойдем подальше, – Амбукс вовсю толкал Угума по мокрой плитке, – дело, которое я собираюсь доверить тебе, такое скользкое, что требует настоящего ловкача. Я хотел бы усугубить свою стражу. Но боюсь, как бы об этом не пожалеть.

  – Боишься, что они сорвутся с петель? – предположил Угум. – Они у тебя настоящие звери, не так?

  Амбукс сделал непроницаемый жест.

   – Ты усугубляешь один, мое присутствие ни к чему, – заметил король.

  Угум задумчиво поднял глаза к потолку.

  – Поэтому мы здесь, – снизошло на него. – Тут безопасно. Просто так не прорвешься. И наверняка припасено все необходимое. Я угадал?

  ... га-га-га-га!

  ... да-да-да-да!

  – Ух ты! – присвистнул Угум, – А какое здесь эхо!

  Действительно, что-то хлюпнуло на расстоянии полверсты, а уже было хорошо слышно. Начальник стражи (это он крался позади) тут же замер, испугавшись своих сапог.

  – хлюп...

  – И правда, неплохое место, обнаруживаешь иногда то, чего не ждешь, – отреагировал король, – залезаешь в свой шкаф одним скучным вечером, а оказывается внутри целый мир: за рубашками не стенка, а туннель, потом лабиринт... И переплетаются ходы... Кто-то из предков здорово пошутил.

  – Хлюп! – раздалось невесть откуда.

  – Внутри человека тоже скрыты неожиданности, – кивнул Угум. – мы, усугубители, также

  по-своему залезаем в шкаф. Так вот, когда я займусь делом, то хотел бы, чтобы при страже не было никакого оружия. Чтоб ей предварительно хорошо заплатили. И она была бы такой... расслабленной, что ли? Так будет честно. Всегда нужно оставлять шанс человеку проявить свои лучшие качества. Чтобы при усугублении вдруг ничего бы особенного не произошло б.

  – Думаешь, общих мыслей у них вообще нет? – спросил король.

  – хлюп

  Угум пожал плечами.

  – Самое волнующее в моей профессии – ощущение неизвестности. Сначала ты берешься за усугубление и чувствуешь себя художником по человеческой глине, а потом выясняешь, что не понимаешь в людях вообще ничего.

  – Я боюсь, что стражники, если заставить их сделать то, что они сами хотели бы, разбегутся, и значит, при большом бунте мне бесполезны, – сказал король – но я хочу знать это наверняка.

  – Нет большой сложности проверить это, – заметил Угум.

  – Хлюп?– ни с того ни с сего скривился на него Амбукс.

  – Да, хлюп. – повторил Угум. – Хлюп-хлоп. Хлюююююююп.

  – Отвратительный звук. Если это ты, то немедленно прекрати!

  Угум навострил уши.

  – Тут кто-то хлюпает, пока мы разговариваем! – покрылся потом он, – надо бы поглядеть по сторонам... и если что, у меня есть... эммм, пустые руки.... и мы можем – взять ноги в руки, и отсюда... Но сначала...

  – Эгггззхм. Эгзххррм!! – угрожающе прочистил горло Угум.

  Начальнику стражи дважды повторять не нужно.

  Он ринулся со всех ног, на бегу хваля Бога и богов за то, что успел подслушать самое главное. Вскоре показались двери туннеля. Стоило бы разозлиться, что их не распахнули перед ним доверенные стражники, но в тот раз начальник, скорее, обрадовался.

  Если стража не движется с места, то это значит, что ей все безразлично. Она не боится

  даже начальства. При усугублении такая, скорее всего, не разбежится. Самое главное сейчас – пройти испытание Угумом, а пока оно не успело начаться, настроиться на трудности, и подготовить всех, что они придут.

  .

  На выходе начальник отдышался.

  – С проверками лезут в душу, – передал главное он, – но мы-то сохраним самообладание, я-то

  точно. Даже если случится что-то неожиданное– например, на горизонте появится король. И особенно король.

  – Король? Внутри король?

  – А кого еще мы могли бы здесь охранять?

  Стражники переглянулись,

  – Кстати, там стучат.

  В двери туннеля и правда молотили. Их пробовали распахнуть изнутри.

  Когда Угум высунулся, сощурился на солнце, как будто силясь закрыться от него руками, но

  на деле это был отвлекающий прием. Под его прикрытием он совершал магические пассы. Непосвященным делалось заметно, что сгустилась пелена. Вернее, непосвященным наконец приходило в голову разуть глаза и увидеть ее.

  Как и везде в Наклонном мире, пелена была здесь и раньше, но только теперь проступала очень наглядно, пронизывая все вокруг, протягиваясь сквозь предметы и лица, и по ней проходил серьезный электрический разряд.

  По лбу одного из стражников пролегла морщина – знак несвоевременно пришедшей мысли.

  – Мы хотим видеть короля! – вдруг ясно как день пришло в голову ему.

  Эта странная мысль по правде была у него и раньше, но казалась непрактичной: как отличить короля от двойников. Но зато теперь она властно поднималась из глубин. Оказалось, что эта мысль получала шанс!

  Начальник, мокрея, заградил собой ворота. Это была перестраховка, но Амбукс как назло действительно показался из-за дверей.

  – Вот он, – взревел страж – он, он! Во всем виноват он! Он всегда мешал нам обратиться к вам, к королю!

  Другие стражники тоже уставились на начальника стражи. Пиками.

  – Он присваивал жалование! – как один, закричали они.

  – Он покупал нас на рынке невольников, чтобы сэкономить на выплатах! И выдавал это за перевыполненный план по призыву!

  – Он придумал призыв!

  – А вот что я скажу, – засучил рукава один стражник, с этим давно нужно покончить.

   Начальник никуда не годится. Но его почему-то держат. Может быть, потому, что он сам

   дал взятку? Может, тогда вернуть ему сдачу? . Нужно дать ему в челюсть! Это будет

  ой как наглядно! Пусть король видит, чего он стоит!

  Становилось стремно. Хотя – кому? Угум, художник погрузившийся в свою работу, не желал ничего видеть, довольный тем, что поймал волну.

   Он жмурился, продолжая магические пассы, с помощью которых другие люди отпускали себя на волю, даже если не собирались этого делать. И обретали счастье, ведь в чем оно заключается, как не в том чтобы презреть условности, расстегнуть верхнюю пуговицу и ...

  Вдруг что-то прокатилось у Угума между ушей. Это вмешался Амбукс.

   – Ты перегнул палку, – зашипел в ухо король и чтобы вывести из транса дал художнику

   затрещину.

   – Что-то вышло из-под контроля, – вжал шею Угум, – У нас это сплошь и рядом. В Наклонном-то мире. Шея на всякий случай оставалась вжатой. Так снижались шансы на еще одну затрещину.

  – А что теперь делать ему? Разве тебе не жалко его?

  – Может быть, он умеет драться? Тогда...

  Затрещина.

  Но начальник и не думал защищаться от подчиненных. Он извернулся и стремглав бросился в туннель, чтобы скрыться в темноте.

  *

  Во всем Наклонном мире нет другого искусства, подобного усугублению, так же способного исполнить любые желания, прихоти и причуды, принеся только удовлетворение, но

  никакой пользы. По крайней мере если речь идет о усугубленных. Другое дело – те кто подсуетился извлечь выгоду из происходящего.

   Амбукс разглядывал портреты министров. Если дела шли ни шатко ни валко, то это, скорее всего, была их вина.

  – Вот министр финансов. Жирная задница. Это по его подсказке мы взяли кредит у

  самого Железного банка, – сказал король.

  – Да, – подтвердил Угум – только отдавать теперь чем?

  – Хотел бы я знать, что он думал при этом.

  Оба замолкли.

  До Угума стало доходить, что король молчит как-то по особенному, будто ждет чего-то. Становилось очевидно, что он задал вопрос.

  – Ваше величество, тут я бессилен! Мне не узнать, что он там подумал, министр.

   Наш метод не всепроникающ. По отдельности никого усугубить невозможно.. Даже такие тонкие пальцы, как мои, вибрируют лишь при грубых позывах самых общих мыслей. Те же, которые исходят только от одного человека, настолько легки, что попадают в узкую часть диапазона, и уплотнить их невозможно. Нельзя обнаружить, что содержится в них.

  – Ай, брось. Ты просто ленишься – не желаешь браться за слишком трудную работу. Возможно, ты заелся, а я уже заплатил тебе чересчур много денег.

  Амбукс сменил тему.

  – А как ты считаешь, верховный первосвященник верит в Бога и богов? У меня зародились сомнения во время прошлой мессы. Как-то он нехорошо улыбался. Можно было бы подойти к нему вплотную, чтобы сделать несколько пассов но... только, учти, мессу портить нельзя.

  Усугубитель замялся. Сам он предпочитал не веру, а законы физики, пусть те и оставляли в Наклонном мире желать лучшего ( потому что установлены непрофессионально). Угуму не удавалось понять, для чего была эта вера в сверхъестественное и вытекающая из нее мораль, когда Мультивселенная и так отличалась разнообразием превыше всякого воображения. Увы, любые конфигурации в ней теоретически возможны, а значит со временем делаются еще и реальными. Это одна из самых страшных мыслей в Галактике, особенно для тех, кто поверил, что видел на своем веку уже все.

  – Ваше величество, у того, что я не умею усугублять отдельных лиц есть одно, но важное для государства преимущество.

  Амбукс насупился.

  – Из этого следует, что у меня никогда не получится усугубить лично вас.

  .... Белая, почти прозрачная пелена не способна обогнуть и скрыть (как пакетом при похищении) Наклонный мир целиком. Но кое-где ее хватает, чтобы скрасить

   неживописный поворот и ввести в заблуждение долго всматривающихся вдаль,. Такие обычно вооружены современной подзорной трубой, ведь в наклонном мире принято изучать космос, хотя исследована лишь небольшая прилегающая его часть.

  Даже этого скромного знания достаточно, чтобы испортить настроение: установлено, что

   шарик Наклонного мира движется по странной зигзагообразной кривой, картографировать

   которую не берется Несомневающийся университет. Зато пелена скрывает обрывистые переходы от взглядов, что имеет неоценимое антистрессовое значение. Если нечто дурное неизбежно, лучше хотя бы не знать, что оно впереди.

  Или, по крайней мере, лучше не видеть его прямо перед собой.

  Причина, почему будущее так наглядно, – в физике Наклонного мира. По природе своей это шар, притянутый раскинутой в космосе объемной кривой. Как многие объекты Вселенной, Кривая не имеет разумных размеров, поскольку создана не для людей. Для простоты ее считают бесконечной. Шар ударяется о ее повороты и изгибы и отскакивая устремляется куда Бог и боги пошлют. Только не на свободу. Кривая все равно притягивает его назад.

  Из-за действия физических сил Наклонный мир зависит от Кривой, поэтому бесконечно и безнадежно скатывается по ней. Вот из-за чего критики всех эпох, рассуждающие об упадке, правы одновременно. Но и не правы тоже, потому что никакого верха и низа в космосе все равно нет.

  Даже от живущих в Наклонном мире привыкание к этим перепадам требует сноровки. Отчасти потому, что изгибы Безразмерной Кривой непредсказуемы, как датчик случайных чисел. На некоторых участках они изворачиваются в прямую и дозволяют шарику перекатываться без преград.. Те, кто жили недолго, принимают это за выправление Кривой.

  Но стоит им пожить подольше, как они поймут, что исправить Кривую нельзя.

  Само собой, от наивных оптимистов по жизни зависит немного.

  Но история показывает, что ошибаются и подготовленные люди, поднявшиеся по карьерной лестнице высоко. .Даром Амбукс строил планы, в частности, на завтрашний понедельник. Наклонный мир качнулся у него под ногами. В Ламбии ощутили это не сразу, а когда стала собираться волна, было уже поздно.

  ... Утром следующей недели с грамотой прибыл посол из державы Пелосии. От пелосийца стало известно, что страна Буссия напала на дальнюю Забуссию, но завязла среди пограничных болот.

  Амбукс сделал умное лицо, как всегда, когда заинтересовать его не вышло.

  – Чрезвычайно обеспокоен, – заявил пелосийцу он.

  – Многочисленные жертвы среди ни в чем неповинных мирных жителей...

  – Глубокая озабоченность, соболезнования – искренние.

  – Маленькой девочке выкололи глаза и уши.

  – Где мой министр иностранных дел? А? Старая развалина?

  – Послушайте, вам правда все равно? На самом деле? – в ужасе воскликнул пелосиец.

  – Ну, честно говоря, меня не ебет.

  – Тогда у меня для вас плохие новости, – прокашлялся посол, . – Торговать с Буссией отныне не придется. В противном случае нам придется разорвать связи с вами. Говорю со всей ответственностью, потому что уже сообщил это 80 странам до вас.

  На этот раз прокашлялся усугубитель. Он оставался все это время за спиной Амбукса под странным впечатлением, что где-то и что-то усугубляют без него. Когда речь пелосийца завершилась гипноз понемногу сошел на нет.

   Лицо Амбукса оставалось невозмутимым, но Угум профессиональным нюхом почувствовал перемены. Возможно, у короля проскользнула необычно твердая и ясная мысль.

  Уже на следующей день отовсюду удалили слово Буссия, а вся торговля с нею была запрещена. Вместо вымаранной Буссии газеты написали про Пелосию еще один раз.

  Поначалу Угум не заметил особой разницы, но вскоре выяснилось, что к его услугам стали

  прибегать реже. Ощущение эксклюзивности, пестовавшееся им, пропало. Ниспадал покров тайны, и то, что раньше было в новинку, становилось заурядным общим местом. По каким-то причинам люди стали доходить до крайности без помощи извне.

   Как-то Угум увидел пелену, вившуюся от трех еще не опустившихся ламбийцев.

  Не дожидаясь Угума, они усугубили себя сами и подрались. Буссия всем была известна хмельной брагой. Когда теперь браги стало меньше, кому-то приходило в голову драться из-за нее.

  А еще стало холодно. Хотя Буссия не имела к этому никакого отношения. Ведь хорошо известно, что одна страна никак не может сделать так, чтобы в другой понизился градус

   Это противоречит законам физики и здравому смыслу. По крайней мере, в Наклонном мире это так.

  Были и еще плохие новости. Амбукс вызвал к себе Угума и объявил, что в личном

  усугубителе больше не нуждается. Подданные справлялись с этой задачей превосходно и без него.

  *

   Оптимистическая таверна «Под градусом» называлась так не потому, что Наклонный мир

  исполнял свой долг перед природой – под небольшим углом катился в бесконечность.

   Имелись в виду прохладительные напитки. Но Угуму было не до веселья. Даже несмотря на то, что его соученик по Гильдии развлекателей Ламб оказался на высоте своей профессии. Нашел способ поднять настроение. При встрече он предложил ужин за свой счет.

  – Усугубление – высокое и неизменное призвание. Просто взять и бросить, как ты угрожаешь, немыслимо и неприемлемо. В таком решении нет никакого смысла. Вот я горжусь, что отучился на усугубителя много лет назад. И между прочим, подрабатываю этим ремеслом до сих пор.

  – Угум прикладывался к бесплатному пиву и мычал. Все можно было пропустить мимо ушей, но это было уже слишком.

  – Зарабатываешь усугубительством – это мммм как?

  – Без лишних условий и комплексов. В трудные времена может прийти глупая идея, что все усугубляется само собою. А значит, прежние профессии не имеют смысла. Мир стал слишком магическим местом. А мы во всем этом – вишенка на торте, который передумали есть.

  – И что дальше?

   – Решили вместо этого ударить в торт лицом.

  – Но это ничего, потому что деньги можно зарабатывать даже в трудное время. Все как обычно – с помощью тех, кого можно усугубить.

  Угум оглядел окрестные лица. Здоровья и благополучия на них не читалось. Конечно, кое-что можно извлечь и из этих, но какой ценой... за какую цену... за это же никто не будет платить...

  – Как, ты, наверное, спрашиваешь, – подхватил Ламб. – Да легко: главное – соблюдать профессиональную этику. Дрова в Наклонном мире наломают и без нас.

  Сделалось шумно. Двери широко распахнулись, и в них вошел глашатай. За столиками затихли. Неофициальные новости были так себе. В таких случаях государственные известия заходят лучше всего.

  – Буссия в руинах! Телега ее экономики уже встала! Знали бы вы, из чего она сделана. Ни спиц, ни лошадей, ни смазки! скоро свои пожитки буссйцы будут таскать на

  руках. Хорошо, что мы вовремя опомнились и эти грязные товары нам больше не нужны!

  – А нам-то какое дело, – буркнули задним столиком, – не нужны, так не нужны. Да поебать ее, Буссию.

  – Еп Буссию! Еп! – раздалось с дальних столов.

  – То, что в Буссии все идет плохо, это очень хорошо!

  – А мы что будем есть?

  – Ебать Буссию! Ебать!

  – Вот видишь, – шепнул собеседник, – они раскочегарились.– сейчас их усугублять никак нельзя.

   Угум безразлично пожал плечами. С профессиональной точки зрения, лучшего времени не найти, брякнул он. Некоторые на взводе. Правда, если усугубить их, то что будет потом?

  – Теперь я вникаю в суть проблемы. Из-за того, что ты понимаешь усугубление как провокацию, тебя и выставил Амбукс.

  – Холодно! – выкрикнул кто-то из-за стола.

  – Буссия тут ни при чем, – отвечал глашатай. Никак одна страна не может сделать так, чтобы другая замерзла. Это противоречит розе ветров. От того, что во дворце короля тепло, вам ни жарко, ни холодно. Так же и с Буссией. Запаситесь терпением. Наденьте третий свитер.

  . Через некоторое время холод пройдет сам собой.

  – Придурок Амбукс, – прошипел Угум. – все нынешние безобразия из-за него.

  – Или из-за Буссии, или пелосийцев. Еще пива, – подозвал официанта Ламб.

  Из-за соседнего стола нежданно вынырнул вышколенный служка и принес кружку

  намеренно увеличенного размера, как из музея уродливых мер и весов. Угум уставился

   на поднос, и официант тут же отвесил обоим покупателям поклон.

  – Вам, господин усугубитель, за наш счет, – сказал он не Угуму.

  Ламб придвинул кружку.

  – Ты тоже усугубитель, – мигнул Ламб, – Считай, это и для тебя.

  – Так вот, мы с тобой говорили о провокациях. Видеть в усугублении только их значит лишать себя надежного заработка. Быть разжигателем опасно. Не так уж редко людей лучше подстегнуть к чему-то толковому, что в принесет умиротворение, облегчив им жизнь, чем, наоборот, портить ее.

  – При таком подходе не заплатят. Это слишком пресно.

  – Отнюдь. Если ты будешь подталкивать местных завсегдатаев к выпивке, хозяин заведения поставит и тебе пенистого за свой счет.

  – Милая работенка – усугублять пьянчужек в пивной.

  – Зато верная. И тебе нужная... – Ламб с подозрением оглядел Угума. – Ведь ты уже хлебнул

   пива? Надеюсь, ты не собираешься и дальше пить его за мой счет.

  *

  Вечер застал обоих усугубителей за работой.

  – Без разбору усугублять нельзя, – наставлял Ламб – тут тебе не двор Амбукса. На земле Наклонного мира не ценят шуток. Тут побить можем не только мы, но и нас. Вдобавок...

   Со здешним заведением у меня договор.

  Угум про это уже знал. И с ролью помощника бармена соглашался, каким бы понижением это ни казалось. Другое дело – материальная часть вопроса. Чтобы усугубить пьянчужек, требовалась пелена. Притом... Ламба устраивала она не вся.

  – Простые общие мысли не подойдут, – бурчал он, – мы же отлично знаем с тобой, что на уме у пьяниц. Драки и вымогательства. Нарушения общественных приличий. Публичные оскорбления короля Амбукса. Все это здесь недопустимо, поэтому не обойтись без фэйс-контроля. Нужно какое-нибудь счастливое лицо... лучше всего найти несколько. И дождаться пока пелена совьется вокруг них.

  – Сейчас с этим не очень, – протянул Угум, подыскивая нужный фэйс, – вот эти трое сразу не подходят, не счастливые. Оно и понятно. Они обсуждают политику. Кажется, Буссию.

  Усугубителть пригляделся.

   – Мысли расходятся в разные стороны. .

  – Не удивлюсь. Тут и глаза на лоб могут полезть.

  Ламб поднялся и прошелся по залу в поисках редкой пелены. Жестами он удерживал Угума на расстоянии, давая понять, чтобы тот не трогал раньше времени никаких подозрительных пелен.

  – это все не те, грязные.... грузные? Грустные? Мысли. Почему, кстати, их столько? Что на уме у людей? О чем еще думать, если пришли в кабак, если не о том, чтобы расслабиться? О вине?

  – О Пелосии, Буссии, о деньгах, чтобы за вино заплатить, – перечислил Угум.

  – Дерьмовые темы, а Буссия больше всех.

  – Ты забыл сказать «еп».

  – Ах да. Еп Буссия, еп ее, еп. Амбукс издал закон, что без «еп» Буссия произносить нельзя. В прессе теперь все время так.

  В таверне прочистили глотки.

  – Еп Буссию! Вина! – выкрикнул кто-то.

  Вот! – Угум просиял, – Больше нечего и пожелать.

  Но Ламб скептически поджал губу.

   Вокруг пьянчужки действительно вилась пелена. Но она...

  – Приглядись внимательнее, куда она ведет, – насупился Ламб.

  Такие пелены Угуму встречались и раньше. Пелена разрасталась, но рассредотачивалась струйками по всему залу. Она роскошно клубилась во всех углах, но давала о себе знать понемногу. Мысли сходись у людей, которые не знали друг друга, не собирались общаться и даже не поворачивались лицом к лицу, как будто и так все было понятно и чтобы договориться им не нужно было говорить. Что-то позвякивало: это воздух наэлектризовался и пропускал металлический звук.

  Ламб оглядел пелену без удовольствия.

   – Усугублять будем только тех у кого радушное выражение лица, – предупредил он.

  От этого задача Угума усложнилась. Улыбавшихся было совсем немного. Разве что в углу где пахло селедкой: там красились портовые шлюхи. Но несмотря шедший от них запах моря, Ламб воротил нос. Усугублять женщин противоречило принципам заведения потому что они никогда не платили сами за себя.

  Гвардейцы тоже считали уходить не заплатив делом чести, хотя никакого декрета Амбукса на этот счет не существовало. От этих лоботрясов ждать лучшего и не приходилось. После недавнего Угум старался держаться от них в стороне.

   Улыбались еще трое в углу, но по-идиотски. Эти, похоже, пронесли что-то с собой и успели отведать. Слабоумный смех задевал Угума за живое как профессионала: особенно тем, что дальше его некуда было усугубить.

  Безвыходное положение, – собирался развести руками усугубитель как вдруг кто-то сошел со своего места и освободил проход. Открылся вид в в сторону дальнего закутанного туманом угла.

   Оказалось, что там клубился не только обычный табачный дым. Это была еще и пелена.

  – Что-то новое, – ткнул Ламба Угум, смотри: интересное прямо вон там. Я хочу сказать, рядом с нами. Ты погляди прямо перед нами двумя. Судя по всему мысль клубится там уже давно. Какая она... перезревшая . Из простого человеческого любопытства стоило бы...

  Ламб в ответ на тычок больно ударил Угума по руке,

  – Рядом с нами? – прошипел он – Да эти трое не отрываясь смотрят на нас! Ты, может, и учился на тройки и усугублял ворон на занятиях. Но глядунов трогать нельзя. Их общая мысль легко может оказаться про нас с тобой.

  Вскоре Ламб затолкал Угума в угол, где казалось безопаснее, и закрыл ему ухо ртом:

  – Если ты не признаешь простой безопасности, то ты не волшебник а прогульщик!

   Времена изменились и мысли тоже. Они стали темнее, ты заметил? Это уж точно не безопасно. Следуй моему примеру! Следи за лицами прежде чем... путем усугубления менять выражение лиц.

  – БААМЦ – развел руками Угум. Это могло сойти за одобрение.

  – Какой еще Б-А-А-А-МЦ? На твоем месте я бы не... Кстати, баааа... Баа! Бамц – сам себя поправил Ламб.

  – Просто это общая мысль, – извинился Угум

  – Да уж, вижу. Общая... – прекратил брань Ламб – Даже уж слишком общая, я бы сузил ее.

  .

  Когда усугубители возвратились в кабак, рассуждать было поздно. Большая перекладина хрустнула, а под ней развернулась драка, не имевшая общего плана и четких действий. Скорее, многие сражались сразу против всех. Ее нарушал только БААМЦ – он раздавался,

  отвлекая мысли на себя. Пелена от этого сгустилась так, что было не продохнуть.

  – У тебя есть интуиция, – признал Ламб, – то есть дальнодействие в чтении общих мыслей, что одно и то же. Так говорят ученые. Определение от Саморегулирующегося архива.

  Не каждый усугубитель на такое способен, но если не научишься высокой науке соображения эти и любые таланты без толку: при таком отъявленном разгильдяйстве пользу себе ты все равно не принесешь.

  *

  Столица Ламбии город Лам Б – скопление узких улочек, пересекающих себя под всеми типами углов, среди которых попадаются и объемные углы. На геометрии их не проходит, но городской путешественник должен знать: чтобы свернуть за угол, нужно с уступа одной улицы перепрыгнуть на овраг другой, лежащий чуть в сторону под ним.

  Ламб тянул Угума за руку, не давая тому опомниться. Это было головокружительно, и Угум визжал, как поросенок, которого ведут на убой.

  – Исправить все тут не так и сложно, всего-то нужно, чтобы людям пришло в голову не устраивать завалы там, где они сами переходят дорогу! все-таки это столица. Вот бы при смене мэра эта светлая мысль пришла бы в голову тому, кто его подсидит.

  Ламб наставительно поднял палец вверх.

  – В Наклонном мире никто не смеет внушать другим свои мысли. Это противоречит

  свободе воли и сделало бы из людей – всего лишь бессильных зомби. Все, что поддается влиянию и на что влиять разрешает вера, – это те намерения, что уже есть. Воздействие на них называют усугублением. Для этого мы здесь.

  Угум кивнул головой. Ему тоже не понравилось бы, если бы ему в голову пришла бы какая-нибудь совершенно посторонняя мысль. Например, верить Ламбу всерьез.

  ... Из подвалов и из чердаков, из грязного городского дна и из притона для эстетов, и с кирпичной стены, и с птичьего полета, и из дурного, больного воображения, словом, отовсюду открывался вид на дворец Амбукса с его башнями, бастионами, хоромами, кордонами, солдатами и гаремами.

  Чуть ниже высоких строений поднимался Храм Откликнувшихся богов с куполами по числу именно таких. В его тени кренился приземистый цирк, гудели зоопарк и гигантский рынок.

  Это учреждение заменяло городу место народных собраний и университет, поскольку служило свободному обмену идеями и деньгами. Как учила прогрессивная экономическая теория, не следовало рассчитывать на государственную помощь. На рыке каждый мог продать все что-угодно, например непрактичные знания, и при желании тут же приобрести немного хлеба взамен.

  До Угума начинало доходить, почему Ламб повел его такими кривыми путями. Рыночное

  изобилие лучше всего было наблюдать с высоты.

  – Философия! Полтора часа без перерыва! – предлагал бородач.

  – Геометрия! Легкая без формул! – переобувался он же.

  – Тайны вселенной!

  – Сладкая редька! Не нравится? Тогда хрен!

  – Самая головка! Сыр!

  – Алхимия! Полный курс!

  – Алхимия, – Угум ностальгически лизнул губы, – Вот уж наука так наука. Она заменяет собой целый продмаг, ведь делать из всякого барахла не обязательно золото. Можно, например, сыр или затычки для ушей.

  Угум, хоть и давно отучился в школе, догадывался, что дело было не в еде. Приближался весенний экзамен для юношества и недорослей, поэтому на рынке было не протолкнуться от знаний. Собирались убеленные мужи, которые и готовили финальному испытанию не учившуюся в течение года молодежь.

  – Есть о чем послушать! – замечтался Угум, – про Бесконечную кривую, например,

   в вопросах и ответах я взял бы курс.

  – Бесполезно. Ее изгибы никогда не повторяются. 7, 342, 9/14, 1,1, минус триста сорок один... делить на минус три ста сорок один

  – То есть один?

  – Ну, да. То есть сначала кажется, что пиздец, куда провалились, а потом ничего не произошло.

  Кривая непознаваема, – махнул рукой Ламб, – поэтому изучать ее бесполезно. К тому же, это

   это ярмарка знаний, а нас интересуют места, где люди тратят деньги всерьез.

  Хоть Ламб и спешил по уступам куда-то вперед, сам же бранил себя за это.

  Вовсю обнаруживалась пелена, но она казалась неуловимой из-за расстояний: пролегала где-то внизу, где и торговали люди, пока усугубители наблюдали их свысока.

   Возможно, дотуда не добивали магические пассы, хотя Угум мог бы поспорить с этим. Если бы отважился на попытку: тяжелый взгляд заранее ложился ему на плечо.

  – Мы пройдем окольным путем, – объяснил Ламб, – и конечно, зайдем на рынок. Там мы

   отыщем нужное нам местечко. Мы станем – как и в пивной – настраивать людей на покупки. И точно так же будем учитывать, что у них на уме. Как усугубители мы должны вписаться в порядок вещей.

  – Почему бы нам тогда не пройти, где безопаснее? прямой дорогой мимо стражи? Как все?

  – Осторожность осторожности рознь, – проворчал Лламб, – выручкой с нами поделятся хозяева за стимулирование покупок. Это справедливо. А я делиться со стражниками своими доходами не хочу.

  *

  Дальняя сторона Большого рынка напоминала старые склады с неразобранным товаром.

  При взгляде на него становилось понятно, что горожане брали хуже всего.

  Ламб и Угум протискивались между ящиками с шезлонгами, купальниками, гражданской одеждой, подарками близким, книгами и медицинскими масками.

  Больше не требовалась и смазка, – обходились без нее.

  – Наконец-то! Наконец! – послышалось из-за угла, где товары стерег щуплый караульщик. На этот раз ему повезло.

  – Что стряслось? – Ламб, похоже, знал собеседника в лицо.

  – Наконец-то воры пожаловали, а я уже думал никогда не сподоблюсь.

  – Ты, значит, имеешь в виду нас. Но учти, я не касался твоего товара, то есть не зашкварился о него. Все, что нас интересует, – это куда подевались лавки с позолотой. Они были не так давно прямо здесь.

  – Нет, ты заплатишь за неизвестную тебе информацию, неважно, какую, и тогда я действительно расскажу.

  – Для тебя денег нет, – Ламб вывернул один из двух карманов и капюшон плаща, – но если я

  буду не в духе, то отказом не ограничусь: могу и испортить тебе что-нибудь.

  – Ах, значит ты взялся за старое и усугубляешь все что движется? Стража, конечно, не знает? Какая стража пропустит усугубителя сюда?

  – Ты думаешь, что выудишь из нас деньги, которых у нас нет.

  – Ты торгуешься, как на рынке, куда пришел без денег. Ладно, я покажу тебе дорогу, но

  предупреждаю, что ввязался ты в это зря. Торговля идет туго. Из-за Буссии, еп ее, у покупателей никакого настроения. Кроме того, последнее время косо смотрят и на Бутай.

  О Бутае Угуму было известно многое. Огромная страна тянулась где-то там, где кончалась Буссия. То есть за пределами любого воображения. За границами Ламбии люди теряли меру,

   и их страны можно было сравнить с Бесконечной кривой по размерам, учитывая что площадь у кривой все-таки узкая, а страны вроде Бутая предельно широки.