Текст книги "Все хорошо, что хорошо кончается"

Автор книги: Игорь Гетманский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Уже в пятый раз за этот семестр. А в прошлом семестре вы три раза садились на "зловонную колючку", дважды запутывались возле доски в "смирительной паутине" и десять раз взрывались на собственном стуле. Кстати, профессор, стул пришлось списать: он расшатался и почернел

– Стул почернел! А мои брюки! А ботинки! Да это... нонсенс какой-то!

Ирэн заботливо взяла профессора за руку и подвела к раковине:

– Умойтесь, мистер Поплавский, а потом я почищу ваш пиджак.

Поплавский долго фыркал над раковиной и все восклицал: "Какое безобразие!" А Ирэн незаметно отдирала от его брючин и спины липучие мининаклейки с матерными словами: профессор, несмотря на свой богатый горький опыт, никогда не присматривался к стулу, на который садился.

Когда внешний вид несчастного профессора был приведен в норму, он поблагодарил лаборантку и вернулся в аудиторию.

Ирэн проводила его со спокойным сердцем. Она знала, что среди студентов царит неписаный закон: над Поплавским больше одного раза в неделю не прикалываться. Эмпирически было доказано, – и это знание переходило из уст в уста, от одного курса к другому – что профессор при понедельном нападении жаловаться в деканат не ходит. Стоит уплотнить "прикольный график" – на лекцию вместо Поплавского явится декан и начнет прикалываться по-своему. А приколы у него тупые и всегда одни и те же: "лишить весь поток стипендии, если не укажут зачинщика" или "следующую неделю вы, молодые люди, будете проходить производственную практику на свалке мегаполиса".

Вернувшись в аудиторию, профессор по своему обыкновению не стал закатывать скандал, а просто пристыдил "ребят, у которых желание повеселиться всегда побеждает чувство ответственности перед задачами учебного процесса". Аудитория, сыто переваривающая недавнее бегство "обугленного" профессора, никак на это не отреагировала и только удовлетворенно пофыркивала в потрепанные тетради.

– После обеда, господа, нам предстоит встретиться снова. Доктор Миллер заболела, и вместо лекции по теоретической физике у вас снова будет электротехника. Вы свободны, – завершил лекцию Поплавский и поймал себя на том, что оповестил студентов об изменении расписания без всякого удовольствия. Сегодня ему совсем не хотелось еще раз встречаться со своими обидчиками.

Обеденный перерыв, как всегда, профессор Поплавский проводил на зеленой лужайке за главным зданием университета. Он вынул из кейса пакет с ланчем, приготовленным женой Белиндой, присел на мягкую теплую газонную траву и оперся спиной о ствол своего старого знакомого – любимого векового вяза.

Сквозь листву к ланчу профессора пробивались игривые солнечные лучи. Вокруг ходили студенты и преподаватели университета, располагались неподалеку, приветствовали и желали приятного аппетита. Он вежливо отвечал и впивался зубами в сэндвич .

К профессору вернулось хорошее настроение. Обида на очередной "прикол" прошла и почти не оставила в Поплавском никакого следа. В конце концов, думал он, если это помогает молодым дурачкам снимать комплексы неполноценности и хоть таким образом притягивает интерес к электротехнике, то он согласен. От него не убудет, а вот зато в день приколов лекции у него никто не пропускает...

Внезапно он почувствовал легкий укус какого-то насекомого в запястье и поднес руку к глазам. На месте укуса виднелась маленькая красная точка. Покраснение слегка зудело. Профессор равнодушно почесал запястье, оперся острым локтем о траву и прикрыл глаза. "И все же они идиоты!" – вдруг подумал он. И его не удивило, что последнее соображение никак не вязалось со всеми предыдущими.

"Да! – с энтузиазмом продолжал рассуждать он. – Они дебилы! Если уж они занимаются таким интересным делом, как организация настоящего прикола, то могли бы отнестись к этому серьезно и творчески. Бомбочка под стулом! "Зловонная колючка"! "Искусственные какашки"! Ха! Эти штучки продаются в любом магазине, на каждом углу. У них ни фантазии, ни технической мысли, ни... Дураки! И это – мои студенты?!"

Он вскочил с травы и возбужденно заходил вокруг вяза. "Если бы я придумывал прикол, то использовал бы, например, свойства магнитов, взаимную индукцию, искровые разряды... Да здесь надо только включить мозги!"

Внезапно в голове затрещал и засверкал тысячью разноцветных искр один из только что упомянутых искровых разрядов...

Профессор Поплавский, профессионал от науки, всю свою жизнь провоцировавший, ожидавший и более чем успешно ловивший творческие озарения, мгновенно понял, что электрофейерверк в голове – очередная удача подобного рода. И так же мгновенно сканировал информацию, которая высверкнула в голове.

Как обычно, он не ошибся. Это была идея.

Идея прикола.

Профессор нисколько не удивился несообразности духа нового озарения всему духу его научного творчества. Потому что теперь, вдруг без удивления и с радостью осознал он, производство настоящего прикола – дело первостепенной важности.

И поэтому ему надо таиться.

Ибо соль настоящего "прибамбаса", его, так сказать, цвет и аромат – в неожиданности.

Он воровато огляделся, сгреб пакет с недоеденным ланчем в кейс и зашагал к зданию университета.

Чтобы воплотить в жизнь новую творческую идею, ему нужно было проникнуть в техотсеки главного корпуса и произвести там некоторые специальные работы. И если ему удастся справиться с электроцепями университета – а в собственной компетенции электрика высшего разряда он не сомневался! – то второй поток после обеда получит от него первый урок настоящего прикола.

А там посмотрим...

Старший операционист Континентального банка "Метрополь" Джонни Дэфт находился на грани увольнения. Это он осознал три дня назад, когда его приказным порядком перевели из Операционного отдела в Отделение финансовой безопасности.

Сам по себе перевод ничего не значил. Новые специалисты с высшим образованием под стать Джонни в первые годы работы в крупных банках постоянно испытывали на себе различного рода перемещения. Такая практика диктовалась стремлением руководства найти наиболее достойное применение универсальным навыкам выпускников финансовых и экономических факультетов вузов. Сам Джонни, прежде чем оказаться в должности старшего операциониста, сменил три места работы внутри учреждения. И, казалось ему, нашел себя именно в последней ипостаси, ибо справлялся со своими обязанностями как нельзя лучше.

Но тем не менее получил новое назначение.

Оно не встревожило его. Еще одна область, расширение кругозора и профессиональных навыков, сказал он себе и с легким сердцем воспринял известие о переводе.

Но, столкнувшись с начальником Отделения Хофманом, понял, что тот имеет конкретную цель – уволить Джонни Дэфта по несоответствию занимаемой должности. С первых минут появления Джонни на рабочем месте Хофман навалил на него гору работы и каждый час устраивал унизительные проверки И неизменно отходил от Дэфта с брезгливой гримасой на лице.

– Вы никуда не годитесь, операционист. Вы не справляетесь! – сказал он в свой последний заход.

Джонни нечего было на это ответить.

Он умел мобилизовываться и делать большие объемы работ в короткие сроки. Но работа, данная Хофманом, по определению не могла быть той, которую Джонни мог взять нахрапом.

Обеспечение финансовой безопасности банковских операций было чрезвычайно специфической областью. Прежде всего она была связана с особенностями схемы защиты, разработанной именно для банка "Метрополь". Общетеоретических знаний финансиста Дэфта здесь явно не хватало: нужно было изучать конкретные материалы.

Он рьяно принялся за дело и сразу понял, что от него требуются не столько навыки мышления экономиста, сколько феноменальная память, математическая точность и изощренность мышления. Схема защиты – предупреждения возникновения хотя бы малой вероятности финансового краха банка "Метрополь" – учитывала тысячи ситуаций на рынке ценных бумаг, движение внешних финансовых потоков, взаиморасчеты клиентов банка, состояние счетов в режиме реального времени, а также законы и подзаконные ведомственные акты стран, юридическими субъектами которых являлись владельцы банковских чеков. И это было не все. Вся картина разворачивалась на фоне работы компьютерной программы "Бастион". Она защищала локальную сеть банка от вторжения хакеров. И, в свою очередь, учитывая все то, что учитывала схема защиты, накладывала на ее работу сотни постоянно меняющихся условий.

Даже беглого ознакомления с полем новой деятельности было достаточно, чтобы сделать неутешительные выводы. Джонни понял, что сможет приступить к выполнению задания Хофмана не раньше, чем через неделю, которая требовалась для изучения работы схемы. А начальник Отделения ожидал выдачи результатов через три дня. И предупредил: "Если вы не справитесь, молодой человек, то мне придется подать докладную о вашей некомпетентности. Работа ответственная и срочная. Срыв ее недопустим".

Сначала Дэфт не очень хорошо понимал, почему из всех молодых сотрудников банка именно его так откровенно подставляют под увольнение. Но когда узнал, что место старшего операциониста занял Дэвид Рой, все встало на свои места. Дело в том, что Дэвид был сыном вице-президента банка "Метрополь" и бывшим соперником Джонни за первенство на университетских олимпиадах по прикладной математике. На беду Джонни, Дэвид становился олимпийцем номер один только в том случае, если студент Дэфт заболевал и на олимпиаду не приходил.

Очевидно, Рой оказался злопамятным. И теперь, когда пришел работать к папе, первым делом взалкал жертвоприношения во имя своей успешной карьеры.

Жертвоприношения в виде уволенного с позором Джонни Дэфта.

Когда Джонни понял это, он был возмущен до глубины души. Но что он мог сделать? Что – кроме того, чтобы сдать работу вовремя и тем самым доказать, что он – отличный специалист?

Он не нашел для себя ничего лучшего, чем принять решение не сдаваться до самого конца. Хотя и предвидел, что конец будет один – позор и изгнание. И лучше бы, думал он в минуты крайней усталости, ему этот конец не видеть, а спокойно подать заявление об уходе по собственному желанию и искать новое место работы...

И вот роковой третий день – день окончания выполнения задания – наступил.

Дэфт сидел за компьютером, обхватив голову руками, и с максимальной отдачей делал то, чем занимался два предыдущих дня от зари до зари, – вникал в хитросплетения схемы защиты. Если бы ему удалось понять все до конца, то работу Хофмана он сделал бы в течение двух часов. На написание соответствующй вспомогательной программы он потратил две ночи, спал по три-четыре часа в сутки, но зато теперь знал, что если случится чудо, и он п р о с е ч е т защиту до основания, то других проблем у него не будет. Он торопился и напрягал мозги изо всех сил. Но бессонные ночи взяли свое. Через три часа после начала работы голова у него загудела и стала соображала так туго, что он перестал вообще понимать что-либо из прочитанного.

Джонни прикрыл глаза, немного посидел неподвижно и снова уперся взглядом в компьютер. Напрасно. Ему показалось, что листы текстов, под завязку набитые цифрами и бесконечными комментариями и ссылками, стали сменяться на экране монитора с неимоверной быстротой. Темп подачи материала он задал сам, но теперь понял, что не успевает воспринимать информацию. Строчки слились в черные полоски, и он вдруг поймал себя на том, что с интересом наблюдает, как эти полоски плавно уходят за нижнюю границу экрана.

Джонни свернул окно программы, растер руками лицо и встал из кресла. Надо было сделать перерыв.

– Ну что, мистер Дэфт? – раздался из-за прозрачной перегородки насмешливый голос Хофмана. – Работа близка к завершению?

Двусмысленное ерничество Хофмана уже не могло задеть Джонни. Похоже, игра проиграна, а значит, что бы ни сказал Хофман, значения это никакого не имело.

– Да, – устало и равнодушно ответил Дэфт. – Завершение не за горами.

И вышел из зала.

Оказавшись среди тихой зелени внутреннего дворика банка, он присел на парапет возле успокаивающе журчащего фонтана и забылся, глядя на воду бассейна. Из состояния расслабленности его вывел зуд в ягодице. Джонни поднялся, без оглядки на присутствующих почесал зудящее место и снова сел на парапет.

Прошло несколько минут. За это время уставшие глаза перестало ломить, разгоряченное лицо освежила водная прохлада фонтана. Джонни почувствовал себя лучше. Он глубоко вздохнул и с печальной умудренностью потрепанного в битвах с судьбой человека сказал себе: "Ясно, что в жизни не все удается. Не все из того, что ты хочешь сделать. Надо уметь принять поражение достойно. Спокойно проработать последний день и уйти без скандала".

Он выпрямил спину и направился в зал.

И, сделав пару шагов, внезапно охватил пониманием всю схему защиты банка "Метрополь".

Разом. Всю.

И понял, что ему даже не надо больше никакой информации. Потому что при всей кажущейся хаотичности и постоянной изменчивости своих составляющих схема была настолько прозрачной...

– Да там одно вытекает из другого! – воскликнул он. И увидел, в каких потемках блуждал два с половиной рабочих дня и две ночи. Бесконечная вложенность и связность параметров при перманентном изменении данных создавали почти непреодолимый барьер для понимания работы защиты, но вовсе не исключали этого понимания! А значит, не исключали и полного контроля над ситуацией в каждый момент времени без предварительного сбора информации! Он сразу же увидел, как даже без помощи своей программы сможет максимально быстро выполнить задание Хофмана.

И кинулся бегом к дверям зала Отделения.

И вдруг встал как вкопанный.

Теперь, мгновенно охватив логику построения и последовательного усложнения во времени схемы защиты, он понял, что в Отделении финансовой безопасности, скорее всего, никто по-настоящему не понимает ее работы. Суперсвязность параметров схемы породила невиданный феномен: информация о работе защиты сама собой складывалась в логические кубы, поставляемые услужливым компьютером, и каждый из кубов создавал впечатление абсолютно полной, законченной и достоверной информации. Таким образом, схема защиты как бы навязывала пользователю "фантомное" понимание своей работы, оставаясь никем не понятой до конца.

"Даже разработчиками! – ахнул Джонни. – Даже ими! Ведь непрерывное добавление условий порождает абсолютно новые алгоритмы работы программы!"

Но если это так...

"То все кругом лохи, а ты один держишь руку на пульсе, парень! – прозвучал в голове Джонни веселый голос. – Банк наш, надо только нажать на кнопочку!"

Голос смолк, но оставил после себя ощущение легкости бытия и уверенность, что весь мир – в кармане. Джонни очень понравилось новое чувство, и, наверно, поэтому он не удивился, когда новый голос спросил: "Но в чьем кармане, Джон?"

– Не в моем, это точно, – ответил Дэфт. И в этот момент слился со своим неведомым двойником. "А раз так, – подумал он, – то это положение надо исправить. Но сначала я рассчитаюсь с жалким дилетантом и злюкой Хофманом. И вправлю мозги Дэвиду Рою. Ну, если не ему, то его преданному папаше. А там посмотрим..."

Он вошел в зал Отделения финансовой безопасности и неторопливо направился к своему компьютеру.

– Вы не ошиблись, Маккей. Большой Бука появится ровно в полночь, – сказал Брэд Гаррет и бросил радиотелефон на стол. – Они подтвердили это. Сетевая версия игры запускалась Корпорацией ежесуточно в двадцать четыре ноль-ноль. Все призеры "Злодеев в мегаполисе", желающие брать банк в роли Буки или с Букой, могли войти в сеть по призовым паролям только ночью. Соответственно, и чип главного злодея в каждом виртуальном шлеме должен был активизироваться незадолго до назначенного часа. Так что...

– Большой Бука днем не проявится! Он начнет действовать на кладбище! ? Лицо Дилана Маккея возбужденно горело.

– Чудесно, – буркнул Стивен Джонсон. – Мы скрутят его там, и он не успеет наломать дров. А вот его сообщнички... – Он с надеждой посмотрел на телефонные аппараты на своем столе. – Одна надежда на то, что мои ребята выловят их на какой-нибудь ерунде, а не после совершения тяжких престулений.

Брэд перестал ходить из угла в угол и сел рядом с Диланом. Все трое молчали, выжидательно уставившись на телефоны.

Час назад начальник Службы детективов обзвонил все региональные отделения полиции – а ветерана сыска Джонсона, раскрывшего в свое время не одно громкое убийство, знали в мегаполисе прекрасно – и направил в каждое из них своих людей. Детективы Корпорации теперь сидели за спинами дежурных полицейских и отслеживали поступление сообщений обо всех преступлениях, совершенных в городе. Штаб операции в составе Брэда Гаррета, Стивена Джонсона и Дилана Маккея расположился в кабинете начальника Службы и принимал звонки наблюдателей.

Сначала Джонсон распорядился оповещать его буквально обо всех случаях хулиганства, насилия, грабежа и воровства. Через полчаса после отбытия детективов на места несения новой службы телефоны зазвонили не переставая. Брэд, Дилан и Стивен не отлипали от аппаратов и блокнотов, принимая и записывая сообщения.

– Никогда не думал, что криминалитет мегаполиса живет такой бурной жизнью! ? бормотал Брэд, разрываясь между своим "мобильником" и стационарными телефонами. Дилан с раскрасневшимся лицом и горящими глазами вырывал из блокнота очередной исписанный листок и кидал его дядюшке. Тот не обращал на это внимания, так как голова его была зажата между двумя телефонными трубками, а глаза уперты в точно такой же листок, покрытый торопливыми записями.

Через час подобной работы Джонсон бухнул кулаком о стол:

– Да мы захлебнемся в этом дерьме! И пропустим самое важное!

– Совершенно с вами согласен, Стив, – сказал Брэд. – Нам надо установить критерии, по которым мы сможем определить, что преступление совершено именно "злодеями", а не шпаной или профессиональными преступниками.

– Да, именно! – подхватил Дилан. – Я только что хотел об этом сказать! Мне кажется, что я знаю эти критерии!

Джонсон саркастически хмыкнул, но все же спросил:

– Ну и какие они?

– Преступление должно быть необычным! Особо дерзким – Громила в игре такой болван, ничего не боится! – или смешным! Или глупым! Ведь Пакостник вообще ерундой занимается, а им может оказаться солидный господин! Ну, а если Вор... Здесь я, конечно, не знаю, воры все одинаковые, здесь трудно...

– Ваш племянник прав! – сказал Брэд. – Или мы будем отслеживать только что-то необычное, либо у нас не хватит ни времени, ни сил, ни людей, чтобы рефлексировать на все сообщения подряд.

– Хорошо, – кратко ответил Джонсон, поднял трубку в ответ на очередной звонок и дал детективу соответствующие указания. Через десять минут все его люди действовали по новому алгоритму, и телефоны надолго замолчали.

"Штабисты" сидели вокруг стола и напряженно ждали сообщения о "необычном" преступлении.

Раздался звонок. Джонсон переглянулся с Брэдом Гарретом и снял трубку.

– Да, слушаю. Да, Кэвин, я понял... Что-о-о? – лицо начальника Службы детективов вытянулось и побледнело. – Кто она – известно? Отлично! Куда направилась?.. Не знаешь? Не важно. Найти, обезвредить и доставить сюда. Все, конец связи...

Джонсон поднял глаза на жадно внимавших ему Дилана и Брэда:

– Четверть часа назад девятнадцатилетняя студентка Николь Шанель столкнула лбами двух полицейских и скрылась на их машине.

Брэд и Дилан, как заговоренные, одновременно поднялись со стульев с открытыми ртами.

– Это Громила! – прошептал Дилан Маккей.

Стивен Джонсон задумчиво произнес:

– Кэвин – мой лучший агент... Он достанет ее из-под земли. А вот как будет брать – не знаю.

Николь вошла в лифт и, пока поднималась на свой этаж, оценивающе гляделась в зеркало. "Видок, прямо сказать, не важнецкий, – констатировала она, выходя из кабины. – Скула поцарапана, костяшки пальцев разбиты. Кастет можно было купить у Мертвого Боба, не физдить этих негров на их территории. Но к Бобу идти далеко. А у черных обезьян железяк в карманах навалом. И хари им лишний раз почистить – одно удовольствие... А про пальцы забывать нельзя, слабые они у меня, оказывается. Только кастетом, значит, орудовать можно".

Так размышляя, она открыла дверь своей квартиры, подняла глаза и охнула от неожиданности.

На пороге с бутылкой пива в руках стоял ее Том.

Николь попятилась. Том был в одних трусах, на его губах играла нехорошая усмешка. Волосы растрепались, мутные глаза на небритом лице презрительно щурились.

– Ну? Где шлялась-то? – тяжело спросил он и отошел в сторону, пропуская ее в квартиру. – Мы с друзьями уже напиться успели, пока тебя ждали.

Это было что-то новенькое. Том, не дурак выпить, не любил надираться в квартире и приводить в дом своих друзей.

Что он придумал на этот раз?

"Послушай, сучка, я понял, что ты не хочешь делать то, что я тебе говорю. Тогда жди. После командировки я поговорю с тобой по-другому!"...

На секунду привычный страх в Николь прервал ту работу, которая велась в ней с момента нападения несуществующего комара. Она опустила плечи и робко шагнула за порог.

– Там это... – лениво почесал волосатую грудь Том. – Близнецы у меня сидят, ты их знаешь... Выпить мы сегодня решили, возвращение мое отпраздновать. Так что беги на кухню и приготовь нам что-нибудь. А потом приходи...

Он исподлобья, каким-то чужим, сально-оценивающим взглядом ощупал ее фигурку и ушел в глубь квартиры на пьяные выкрики своих дружков.

Николь, услышав слово "близнецы", внутренне сжалась и вдруг с ужасающей ясностью поняла, что Том "придумал на этот раз".

Братья Джексоны были сослуживцами и приятелями Тома, с которыми, как рассказывал он, "я посетил много разных интересных мест в мегаполисе, детка". Николь ненавидела этих развращенных толстых пьяниц с абсолютно идентичными жирными мордами и маслянистыми глазками. Если они оказывались на вечеринке вместе с Томом и Николь, то портили ей весь праздник. Их потные лапы настигали ее в самых неожиданных ситуациях – будь то застолье, или быстрые танцы, или ночная прогулка всей компанией. Она жаловалась Тому, но он только хмыкал в ответ...

Николь побрела в кухню и там опустилась на краешек табуретки. И ощутила жесткие грани кастета, который лежал в заднем кармане джинсов.

Страх растаял настолько же неожиданно и бесследно, насколько властно заявил о себе в присутствии Тома.

"Вот так открываются двери в рабство, д е т к а, – сказала она сама себе. ? Как просто! А все начиналось всего лишь с одиночества и недостатка денег. И еще желания любви... Но разве эти вещи являются билетами в ад? Черта с два! Дело не них, а в том, кто их меняет тебе на эти билеты!"

Она резко поднялась с табурета, запустила руку в карман джинсов и достала кастет. "Гадина! – сказала она Тому. – Я бы ушла потихоньку и оставила тебя на всю твою жалкую оставшуюся жизнь с пьяными Джексонами, но... Вы ведь меня не отпустите! А раз так... Кто не спрятался – Николь не виновата!"

– Николь! – позвал сиплый голос Джексона-старшего. – Где ты? Мы соскучились по тебе!

– Подождешь, придурок! – прошептала Николь и изо всех сил вмяла кулак с надетым на него кастетом в стену кухни. От удара бетон раскрошился, и на стене образовалась короткая, но глубокая борозда.

– Николь! – взревел голос Тома. – Ты не слышишь, что тебе говорят? Иди сюда, дура!

Музыка, раздававшаяся из комнаты, стала очень громкой, – дверь в коридор открылась – и сквозь грохот динамиков до Николь донесся еле слышный теперь голос Тома. "Иди, иди, я сказал, – зло и решительно скомандовал он кому-то из Джексонов. – Она даст. А не даст – шкуру с нее спущу..."

Николь достала из холодильника тарелку с заготовленным к приезду Тома фаршем и повернулась к столу. Спиной к кухонной двери.

В коридоре послышались шаги. Кто-то шел к ней на кухню.

Когда горячее зловонное пивное дыхание ожгло ей шею, а проворные толстые мужские лапы залезли под свитер и стали больно мять ее груди, она медлила ровно столько, чтобы поймать Джексона-старшего – а это был он, – на выдохе.

– Ну-у, киска-а... – сказал Джексон и получил резкий и жесткий удар локтем под ложечку. Остатки воздуха вырвались из его груди, и он с выкаченными глазами на изумленном лице согнулся пополам.

Николь повернулась к нему лицом и тщательно поправила на себе свитер.

– Какая, на хрен, киска, – проворчала она с недовольным видом. – Ты, Джексон, совсем уже спятил, своих не узнаешь. Николь я.

И с этими словами она врезала кастетом Джексону прямо в лоб. Парень завалился на спину и затих. Николь задумчиво постояла над телом поверженного противника, презрительно сплюнула и закричала:

– Джексон, Том! Забирайте вашего идиота! Протухнет – а у меня здесь продукты, между прочим!

В коридоре показалась массивная фигура Джексона-младшего. Он, не в пример своему брату, когда-то занимался борьбой и был плотнее и крепче его. А решительности и умения драться, знала Николь, ему было не занимать. В пьяных потасовках Джексон-младший всегда был первым.

– Чего случилось-то? – Парень остановился и непонимающе уставился на окровавленное лицо брата. – Упал, что ли?

– Ага, – равнодушно ответила Николь, поднесла к глазам руку с кастетом и внимательно оглядела свое оружие со всех сторон. – Измазал, гад, – задумчиво пробормотала она, взяла полотенце и стала протирать кастет. Потом удивленно взглянула на стоявшего в столбняке Джексона-младшего и прикрикнула. – Чего встал, как тень отца Гамлета! Убирай его давай!

– А-а-а... – изумленно проскрипел Джексон-младший и вдруг опомнился. – Так это ты его, да? – Он сделал шаг вперед. – Ты, с у к а – За то, что он тебя, подстилку дешевую, приласкать хотел? Да ты, дрянь, понимаешь, что сделала? А что сделаю с тобой я, вонючка паршивая, это ты понимаешь?

Джексон говорил с набирающим силу напором. Именно так, знала Николь, он начинал любую драку – сначала подавляя морально, оскорбляя последними словами, показывая, что он м о ж е т делать такое. И одновременно сам заводясь от своих же слов. Николь слышала нечто подобное от него раза два, после особенно разгульных вечеринок, заканчивающихся драками. Тогда, находясть в стороне, в роли наблюдательницы, она точно знала, что если бы Джексон-младший заговорил с ней так, то... Он мог бы сделать с ней, что хотел. Настолько страшно вибрировали в воздухе его слова, парализуя волю и отнимая силы.

Нколь вдруг поняла, что из всех троих – Тома и братьев Джексонов – больше всего всегда боялась Джексона-младшего. И того, что он с ней заговорит вот таким тоном.

Боялась. Но не теперь.

Она томно облизнула яркие губы, повела бедрами и поманила его рукой с кастетом:

– Мальчик сердится? Иди к мамочке! – Дурацкие слова из какого-то дешевого боевика выскочили из нее сами собой.

Джексон-младший взрыкнул и кинулся к ней. Николь хладнокровно отступила на шаг в сторону, и тяжелая туша бывшего борца пронеслась мимо. Но не продолжила движения, а напоролась на умело подставленную ногу Николь.

Джексон-младший рухнул на пол, как сноп.

– А ты думал, – сказала Николь и с силой опустила ему на голову тарелку с фаршем. Тарелка была большой и тяжелой, и поэтому Джексон после удара сумел только перевернуться на спину. А потом, немного полежав с открытыми глазами, закрыл их, дернулся и затих.

Николь оценивающе посмотрела на свою работу, вытерла руки и не спеша повернулась к двери. Она уже несколько секунд чувствовала присутствие Тома и выжидала, что он будет делать.

Тот стоял, набычив голову, и зло смотрел на нее.

– Я ничего не понимаю, – сказал он неожиданно трезвым голосом.. – Ты сошла с ума?

– Нет, Том, – спокойно ответила Николь. – Из нас двоих, похоже, сошел с ума ты. Я расстаюсь с тобой. Ты изменился, любимый. И поэтому больше меня не увидишь. Это первая потеря в твоей новой жизни. Будут и еще. Подумай об этом.

Она взяла с табуретки сумочку и двинулась на Тома. Тот не пошевелился, играя желваками на небритом лице.

– Ты никуда не пойдешь, – процедил он сквозь зубы.

Николь встала напротив него и сняла кастет с руки.

– Ты ни-и-че-го не понял, – печально протянула она, качая головой. – Мне надо пройти в комнату, чтобы собрать вещи.

– Ты никуда, сволочь... – зашипел Том и протянул к ней руку.. Но не успел закончить фразы. Кулачок Николь врезался ему в пах. Удар был настолько точен и силен, что Том вскрикнул, упал на колени и уткнулся головой в пол. Николь прошла мимо него, не торопясь собрала вещи и кинула ключи от квартиры на спину стонущему Тому.

– Вызови врачей. По-моему, с Джексоном-старшим я немного перестаралась. И зашей трусы на заднице, смотреть противно.

Это были ее последние слова, обращенные к своей бывшей любви.

Когда Николь вышла на улицу, сгибаясь под тяжестью чемодана с вещами, настроение у нее было не аховое. Куда теперь идти? Где ночевать? Где достать денег на жизнь? Все надо было начинать сначала – устраиваться с проживанием в университетском городке, искать вечернюю работу, чтобы беспроблемно учиться днем и... И строить совсем новую жизнь. С учетом всего того, что с ней произошло в последние месяцы...

Да, подумала она, нелегко будет девушке. Но все-таки, какая прелесть ? свобода! Как здорово – идти, опираясь на собственное плечо, независимо ни от кого! Неужели она не найдет себе достойной работы! Неужели у нее не хватит смелости и сил прожить без папы и мамы – в этом мире, в котором преспокойненько сыто существуют такие дебилы, как братья Джексоны и Том! Да она устроится в сотни раз лучше! И будет счастлива!

Она весело засмеялась, вышла на магистральную улицу и встала на обочине, чтобы поймать такси. Поставила чемодан на тротуар и оглянулась.

Она стояла напротив крупного универмага. В его ближнем к Николь витринном пространстве стояла полуобнаженная девушка, рекламирующая нижнее женское белье. Она то снимала лифчик, то медленно надевала его вновь, не забывая всякий раз усиленно внимательно разглядеть этот простой предмет и помахать им прохожим. На миловидном лице девушки застыла приветливая гримаска, но от проницательного взгляда Николь гримаска эта не могла скрыть смущение и скуку, владевшую витринной стриптизершей.

Николь перестала улыбаться.

– Во дура, едрить ее мать! – неожиданно для себя выругалась она и широким шагом направилась к витрине. – Тебе что, делать нечего, как только голой посреди улицы торчать? – громко спросила она. Потом надела на руку кастет и постучала по стеклу. – А?

Девушка захлопала глазами и быстро надела лифчик. Николь одобрительно ухмыльнулась:

– Вот так лучше! А чтобы ты совсем правильно поняла, я...

Николь не договорила и врезала кастетом по витрине. Толстое стекло не рассыпалось, но его обезобразила длинная трещина от края до края. Девушка в витрине присела на корточки и завизжала. Прохожие испуганно шарахнулись от Николь в разные стороны. Она улыбнулась им и кивнула на стриптизершу: