Текст книги "Battle the Elliot - 3 (СИ)"

Автор книги: Игорь Харламов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

   – Вашбродь, у вас вся рука в руде, позвольте я вас тряпицей перевяжу!

   Но Москвин рукой отмахнулся от солдата и крикнул, слыша как на позиции роты, взводные дублируют, его команду:

   – Рота, атака с фронта! Залпом! Пли! Залпом! Пли! Залпом! Пли!

   Но видя, что залповая стрельба, не сбивает стремление японцев ворваться на позиции роты, Москвин крикнул:

   – Рота! Пачками! Огонь!

   И тут внимание капитана привлекли необычные звуки. Совсем рядом, буквально за ближайшим поворотом траншеи, гремели очереди автоматического оружия. Которого в роте не было, от слова совсем, не было. Был всеголишь десяток 'шметилловских пулемётов'. Ну и ещё роту поддерживало две мелкаколиберные противоштурмовые пушки в своих дерево-землянных сооружениях. Снятых с призовых японских кораблей. И капитан пройдя, мимо ведущего огонь, через амбразуры пирамидального броневого щита, игравшего роль наблюдательного пункта роты, Карпенко, направился дальше по траншее. И буквально за поворотом столкнулся с моряками, один из которых, увидев офицера, представился командиром штурмового взвода Порт-Артурского временного морского батальона, кондуктором Сидоровым. И Москвин сразу же ему поверил, так как увидел дальше по окопу ведущий огонь короткими очередями ручной пулемёт, переделанный из китайского пулемёта, немецкой выделки. А чуть дальше два матроса разворачивали баллоны и шланги огнемёта. Да и сам кондуктор помимо штыка от японской винтовки в ножнах был вооружён пистолетом-пулемётом. Но другим, не таким, какой Москвин видел на морском полигоне. Но, не с деревянным, а с металлическим складным прикладом.

   – А почему не стреляете, кондуктор?

   – Так ведь, ваше благородие, далеко же, – тут же ответил Сидоров, – Из моей пулемётки можно будет стрелять, когда япошки поближе подойдут. Хотя бы вполовину. А из огнемётки, так только на два десятка саженей. Так что, ваше благородие пока стреляем из пулемёта, автоматических карабинов и винтовок.

   – Говорил же я, Андрей Андреевичу, что эти его пистолеты-пулемёты дрянь. Только в упор стрелять можно, – с сожалением произнёс Москвин и спросил, – И много вас?

   – Во взводе четыре отделения. Ручной пулемёт, четыре огнемёта, восемь карабинов Манлихер – Мордовина и пять пулемёток. У остальной винтовки. Имеем задачу испытать новые виды оружия в полевых условиях, – начал, было, доклад кондуктор, но увидев окровавленную левую руку офицера, обернулся и крикнул, – Санитара, раненый офицер.

   Но прежде чес успел появиться санитар, то со стороны японцев послышались крики. И выглянув за бруствер траншеи, Москвин увидел, что японские офицеры повели успевших перебраться через проволочные заграждения солдат на позиции его роты. И их было так много, а плотности огня его роты явно не хватало, что бы сбить порыв японцев на атаку.

   – Слабоват огонь, – только и произнёс Москвин, – Его бы усилить.

   – Ща, вашбродь, усилим, – тут же отозвался Сидоров, уже ловящий японцев в прицел своего пистолета-пулемёта, – Вот только трошки поближе подойдут.

   И как только до противника осталось сотня саженей, одновременно заработали пять пистолетов-пулемётов, заставив запнуться атакующих японцев. Но японские офицеры смогли совладать с ситуацией и сумели снова поднять своих солдат в атаку. А перезаряжающий свой пистолет-пулемёт кондуктор буркнул:

   – Эх, патронов в пулемётке маловато. Вот беда-то, быстро заканчиваются. Ну, хотя бы трошки побольше було.

   А Москвин понял, что ещё немного и японцы кинуться в штыки. И капитан подал команду, при этом сам сунул руку в ближайшую нишу траншеи, где стояли гильзы-гранаты:

   – Рота! Гренадами!

   При этом капитан полез в карман за зажигалкой, но поняв, что обронил её, заглянул в нишу и, найдя там прикреплённую к стене тёрку, для зажигания спичек, зажёг спичку на фитиле гранаты. Одновременно с этим Сидоров крикнул:

   – Огнемётчики! Товсь!

   Команду на открытие огня они дали практически одновременно. И в сторону противника полетело под сотню самодельных гранат. А из русских окопов навстречу рвущимся в штыковую атаку японцам вырвалось четыре языка пламени. Буквально слизнувших не один десяток вопящих японских солдат. И образовав перед окопами четыре пылающих преграды. Японцы заметались перед русскими окопами. И по ним ещё раз ударили четыре огненных языка. Срывая попытку японских офицеров преодолеть замешательство своих солдат. И тут из глубины русских позиций послышался резкий свист, перешедший в страшный, буквально подгибающий колени и прижимающий к земле, рёв. Все, и русские, и японцы, замерли и обернулись на восток. Увидели, как на них надвигается несколько столбов. Образованных пламенем и дымом, следом за кажущимися огромными, ревущими огненными стрелами. А рядом с этими дымными столбами, мотаясь из стороны в сторону, неслось и несколько десятков отдельных ракет. Причём все эти ракеты, практически ни в кого не попали. Их явно нацеливали на подходящие японские резервы. Но промахнулись. И большая часть ракет перелетела через буквально прижавшиеся к земле японские колонны. Покрыв разрывами всё пространство за ними. Казалось, что запылала вся долина. Каждый разрыв давал огненную вспышку диаметром около пяти саженей, заставляя вспыхивать всё вокруг. Казалось, что за японскими колоннами стоит сплошная стена огня. И этот вид буквально сбил наступательный порыв японцев. Они явно заколебались, не решаясь идти дальше.

   И тут мимо капитана пробежал с безумными глазами, потерявший винтовку и фуражку Карпенко. И попытался было убежать в ход сообщения, но его остановил окрик капитана и ладонь матроса схватившего убегавшего солдата за ремень и выдернувшего его назад из хода сообщения в траншею, со словами:

   – Кудыть собрался, шельмец!

   – Куда собрался Карпенко? – только и спросил Москвин, когда поймавший унтера матрос толкнул его к офицеру.

   – Так, вашброть, жуть, то какая, сначала это пламя, из окопов, японцы же живьём горели, а теперь и вот. Это. Вот и не совладал с собой, – только и произнёс, стоявший взлохмаченным, с безумным взглядом унтер.

   – Это наше оружие, – отрезал Москвин, – И тебе оно не опасно. Всё понял?

   – Так точно вашбродь. Усёк, – закивал головой унтер, – Всё усёк.

   – Тогда марш на позицию! – рявкнул Москвин, отвесив затрещину солдату, – И найди свою фуражку и винтовку.

   И тут капитан услышал голос Сидорова:

   – Вашбродь, сигнал. Только я ваши сигналы не знаю.

   Капитан прислушался и узнал в звуках сигнального рожка, что были слышны из тыла, сигнал к атаке. Капитан выглянул из окопа и огляделся. Было, похоже, что такие сигналы звучали по всей линии обороны. И везде из окопов поднимались в атаку русские солдаты. Собираясь взять в штыки, потерявшего наступательный порыв, а местами и бегущего противника. К тому же, по железной дороге, полз бронепоезд. Ведущий, с ходу, плотный огонь, по японцам. Он уже буквально разрезал пополам первый эшелон японских войск. Ведя массированный огонь во фланг. И надвигался на застывшие в смятении резервы противника. А чуть дальше от него, во главе наступающей русской пехоты, по тракту пылили, три автомобиля. Едущих в атаку задним ходом. Впереди шли два необычных, с какими-то 'тазиками', вместо пассажирских мест автомобиля. С каждого из которых, раздавались голоса пары пулемётов Гочкиса. А следом за ними, чуть отстав, пылил автомобиль адмирала Вирениуса. С которого два матроса вели огонь из автоматических карабинов. Правда, в этот самый момент, именно этот автомобиль замер, его водитель замахал руками. И десяток солдат, облепив автомобиль, покатили его в свой тыл. И осознав, что участие в атаке не принимает только его рота, Москвин же взревел, буквально дурным голосом, давая сигнал к атаке:

   – Рота, в атаку! За мной! Марш!

   И капитан, сжимая наган в здоровой руке, первым полез из траншеи наверх. За ним поднялись и стрелки и моряки. Только артиллеристы остались в своих дотах. Поддерживая, оттуда, огнём порыв пехоты. Ручной пулемёт дал длинную, на остаток ленты очередь. Которая буквально резко прервалась, но пулемётчики, скрывшись в траншеи, сумели быстро устранить задержку. И показавшись вновь, за бруствером траншеи, стали своим огнём препятствовать, оставшимся по ту сторону проволочных заграждений японцам, перебраться на эту сторону. Причём как заметил Москвин, если его стрелки действовали каждый в одиночку, то моряки разбились на группы, по четверо. И обязательно в группе был кто-то, с автоматически оружием. Которое матросы не стеснялись применять. А остальные трое, без зазрения совести, атаковывали втроем ближайшего японца. Сначала японцы приняли штыковой бой. Но очень скоро, в тылу японских войск рожки заиграли выход из боя и оставшиеся в живых японцы стали уходить, через проходы в проволочном заграждении. И тут, и в тылу русских войск, рожки стали играть отход. И Москвин приказал всем отходить в окопы. И как только между русскими и японцами образовалась нейтральная территория, как на японской стороне подали сигнал о перемирии. С русской стороны японцам ответили таким же сигналом. И в наступившей тишине, с двух сторон на нейтральную полосу, выдвинулись два старших офицера, в сопровождении сигнальщика с трубой и солдата с белым флагом.

   И как только, трубы с обеих сторон заиграли сигнал о перемирии, Москвин присел на бруствер траншеи. Возле своего наблюдательного пункта, всего покрытого оспинами от попадания пуль и шрапнели. Чувствуя, как боль начинает охватывать левую руку, а тело начинает охватывать слабость, от кровопотери. Но офицер пытался хорохориться. Наблюдая, как нестроевые, и с русской, и с японской стороны, бродят между позициями. Совместно собирая раненых и погибших. От созерцания этой картины его отвлёк Карпенко, уже в фуражке и с винтовкой:

   – Ваше благородие, разрешите обратиться! Тут вы это потеряли, – с этими словами солдат протянул офицеру его зажигалку, – И там этот япошка живой ясчо.

   – Какой япошка? – удивился капитан, забирая зажигалку.

   – Да тот, которого вы подстрелили, ваше благородие, – тут же ответил солдат, – Только он отходит. Я его к япошкам снесу?

   – Неси, – ответил офицер, – Только винтовку оставь.

   Карпенко оставил винтовку рядом с офицером, выпрыгнул из окопа, подхватил умирающего японского офицера на руки и направился к ближайшим японским позициям. Буквально на другой стороне оврага. Не обращая внимание, на волочившуюся за ними саблю японского офицера, зацепившуюся темляком за запястье японца. И Москвин понял, что японцы смогли закрепиться на позиции полка. Захватив северо-восточную часть позиции. Правда, вторая линия обороны осталась за русскими. Хотя командные пункты, и полка, и батальонов, теперь и оказались на передовой. И баюкая раненую руку, Москвин наблюдал за обстановкой, и за тем как солдаты его роты достают из траншеи, погибших и раненых, с обеих сторон. Относя японцев к проволочному заграждению, а своих, вынося в тыл.

   – Ваше благородие, – послышался снизу из траншеи голос Сидорова, – Санитар. Надо бы вашу руку посмотреть. И выпейте. Трофейное. Полегчает.

   С этими словами кондуктор протянул офицеру металлическую, плоскую флягу. Который, глянув, на поднявшегося на бруствер траншеи моряка, отметил про себя появившиеся на ремне японскую кобуру с револьвером, и цепочку от часов, уходящую в брючный карман. Которых до этого не было.

   – Мародёрствуем? – произнёс офицер, взяв флягу и сделав глоток явно японского крепко-алкогольного пойла. И тут же вздрогнув, так как пришедший с кондуктором, матрос, с холщёвой сумкой, украшенной красным крестом, через плечо, взялся за его руку и стал обмывать рану, явно чем-то спиртосодержащим, стараясь удалить всё, что налипло на рану.

   – Ни как нет, ваше благородие, – не согласился с офицером Смирнов, – Это трофеи. Вот если бы я эти часы взял, чтобы их продать, а деньги пропить, то это было бы мародёрство. А я их взял, чтобы мне было сподручнее служить нашему государю императору. Значит это трофей, а не мародёрство.

   Москвин мотнул головой, усмехнувшись:

   – Сам, шельмец, придумал? И давно служишь?

   – Ни как нет, ваше благородие – тут же ответил Смирнов, – Так их превосходительство, адмирал Вирениус, говорил. А так, меня после рождества, и должны были демобилизовать. Но мы тогда в походе были, а потом война началась. И их превосходительство приказал, нас всех, кто сверх срока оказался, кондукторами сделать. Что бы мы значиться, не за проста так службу государю несли. А без обид. Вот только я пришёл узнать, где, теперяча, моему взводу позицию занять?

   Москвин, морщась, огляделся и произнес, указывая на левый фланг позиции своей роты:

   – Ну может быть так и правильно. У нас вон тоже старослужащих задержали с увольнением, но так их статус не подняли. И вот что, пусть твой взвод займёт позициу на левом фланге роты. Пулемёт поставьте так, что бы он овраг простреливал. Как бы японцы по нему в атаку не пошли. И в конце траншеи, где она в этот овраг выходит, в нишах, стоят рогатки. Их надо завалить. И траншею так перекрыть.

   – Это уже, усё сделали, ваше благородие, те, кто туда ходили траншею зачистить. Япошки там, через этот ход, в траншею не ворваться.

   – Это хорошо, кондуктор, – произнёс офицер, – Вот только этого маловато, за заграждением надо будет перекрыть траншею мешками с песком, оставив амбразуру для стрельбы, вдоль траншеи. И по верху бруствер выложите. Что бы в случае чего в овраг гренады метать. И запасец там, в десяток гренад, организовать надо будет. И вот что ещё, я заметил у ваших, у всех, лопатки есть. Начните ход сообщения, что идёт вдоль оврага наверх склона, превращать в траншею. Оборудуйте её для ведения огня.

   – Есть, ваше благородие, – кондуктор поднёс руку к фуражке, – Усё сделаем.

   Обернувшись, Смирнов пронзительно свистнул, и показал на левый фланг позиции роты. И тут взгляд кондуктора упал, на лежавший возле траншеи японский револьвер. Со свисающим, с кольца на рукоятки оружия, куском перебитого, страховочного шнура. И Смирнов тут же его подхватил, со словами:

   – О ещё один револьвер. Тилько пустой.

   И матрос, переломив револьвер, одновременно вызвав экстракцию стреляных гильз [13], достал из кармана ускоритель заряжания, полный японских патронов. С помощью которого, быстро зарядил трофейный револьвер. Одним движением защёлкнув револьвер.

   – Хм, у тебя же есть один. – удивился Москвин, – Зачем тебе два?

   – Так это, сподручнее так, если два револьвера будет. У нас, на флоте, все их благородия, на боевые действия, или там, на досмотр, два револьвера берут, – с этими словами Смирнов, скрестил, в запястьях, две руки. С зажатыми в них револьверами. При этом, ствол одного револьвера смотрел вдоль траншеи прямо, а ствол второго был направлен вдоль траншеи назад. А кондуктор продолжил:

   – Так их превосходительство адмирал Вирениус офицеров учил, что бы можно было быстро открывать огонь. По внезапно появившемся целям, там, где не развернуться. Как видите, я так могу сразу контролировать два опасных направления. И ежели что, открыть огонь раньше противника.

   – Хм, – хмыкнул офицер, – Хитро придумано. А если не попадёшь?

   – Так ваше благородие, если не попаду, всё одно враг испужаеться и спрячется. В меня же не выстрелив и клинком не ударив. А там уже и я подкрадусь. И возьмёте револьвер? Я так понимаю того япошку вы подстрелили.

   – Я. И давай уж братец, возьму твой подарок, – согласился офицер, забирая револьвер, – Вот только где я к нему патроны возьму?

   – Так я, ваше благородие, вам и дам, я уже набрал, – с этими словами кондуктор достал из кармана два снаряженных ускорителя заряжания и пачку патронов под японский револьвер, – Их превосходительство, всегда требует оружие и боеприпасы врага особенно тщательно собирать. Дабы они им больше пользоваться не могли. Да и нам пригодиться.

   Москвин хмыкнул, посмотрел на матросов, которые стали собираться на левом фланге его позиции. Причём у многих за спиной висело по несколько винтовок, в основном японских, а в руках моряки несли ремни с нанизанными на них патронными подсумками. Капитан тут же вспомнил, как матросы защищали траншею гранатами, лопатками и японскими штыками, используя их вместо ножей. И офицер проговорил:

   – А знаешь что, кондуктор, пошли-ка матросика, пусть найдёт фельдфебеля и ротных офицеров. И передаст им мой приказ, пусть организуют сбор трофейного оружия и боеприпасов. А солдаты пусть вооружаться трофейными штыками, от японских винтовок. Это вы тоже так вооружились, с подачи адмирала?

   – Так точно, ваше благородие. Их превосходительство сказал, чтобы мы при бое в траншее пользовались штыками от японских винтовок и лопатками. Пока нам бебуты не сделают и не выдадут.

   – Бебуты?

   – Так точно, ваше благородие, бебуты. Это такие изогнутые, кавказские кинжалы. Заточенные, с двух сторон. Их, по приказу, его превосходительства, для морских батальонов, в мастерских Дальнего делать начали. Очень ухватистые и быстрые кинжалы. Но ко мне во взвод они пока не попали. На всех, таких кинжалов, пока не хватает.

   – Понятно. Учту, братец. А сам же, пока перемирие, организуй оборудование позиции вдоль оврага.

   – Есть, ваше благородие. Усё исполню. Разрешите идти?

   – Ступай, братец, ступай.

   [12] В реальной истории, фугасы, заложенные ещё для отражения возможного нападения 'боксёров' в 1900 году, не сработали. Возможно, подвели управляющие электроцепи, возможно, гигроскопичность используемой тогда взрывчатки.

   [13] Японский револьвер тип 26.

  3

   Капитан Москвин вёл свою роту в тыл. Точнее то, что от неё осталось. Солдаты несли на себе по несколько винтовок, патроны, но никто не роптал. Ещё не закончилось перемирие, как пришёл приказ пятому полку сдать свои позиции седьмому полку. Восьмому остаться в резерве второй дивизии, а пятому выйти в тыл, в лагерь возле посёлка Талиенвань, в резерв командира корпуса на доукомплектование. Вместе с морскими батальонами. И рота капитана Москвина, вместе с приданным ей штурмовым взводом, сдав свои позиции, маршем направилась в новый район дислокации. Оставив на позиции только артиллеристов, из четвёртого крепостного батальона. Тем паче, что полка как такового и не было. Можно было сказать, что только четыре роты из шестнадцати сохранили боеспособность. Полк потерял две трети офицеров и половину нижних чинов убитыми, ранеными и пропавшими без вести. А всего русские войска в этом бою потеряли более семисот человек убитыми и почти половину тысячи пропавшими без вести. Около трёх тысяч человек оказались ранеными. Правда и потери японцев по общим оценкам были раза в три больше.

   И стоило роте только пройти мимо всех четырёх линий обороны на Тафаньшинской позиции, которую занимали полки седьмой дивизии, последняя, четвёртая дивизия, третьего корпуса, занимала тыловую, Нангалинскую позицию, как все увидели огромную доску с надписью 'Трофейные японские плакаты'. На которыхбыло изображено, как японцы всячески унижали русских солдат. Вплоть до занятия содомией. От чего у только что вышедших из боя солдат буквально заходили на лице желваки. Все с суровыми выражениями лица рассматривали эти плакаты. И только капитан Москвин увидел, что чуть дальше на дороге, на противоположной стороне, стоят три автомобиля. Два блиндированных, и автомобиль адмирала Вирениуса. И в моторе, последнего ковырялись несколько человек, в кожаных тужурках. А рядом, в группе из нескольких офицеров стоял адмирал и о чём-то спорил, с офицером, кавказской наружности, в кожанке, кожаных брюках, фуражке офицера Сибирского казачьего войска, с очками-консервами поверх фуражки. И капитан подал команду:

   – Рота! Смирно! Равнение на праа-во!

   Адмирал Вирениус посмотрел в их сторону и, поднеся руку к фуражке произнёс:

   – Здорово, молодцы!

   – Здравия желаем, ваше превосходительство! – рявкнули в ответ солдаты и матросы.

   – Благодарю за службу!

   – Рады стараться, ваше превосходительство!

   – Всем по чарке от меня. Вольно! – адмирал опустил руку.

   – Вольно, – тут же повторил капитан и услышал:

   – Иван Александрович, пусть роду ведёт кто-то из ротных офицеров, а вы сами, пожалуйста, подойдите сюда. Я вижу, вы сражались вместе со штурмовиками. И я хочу услышать вашу оценку нового оружия. Потом потребую ещё и рапорт. С представлением к награде нижних чинов.

   Отдав необходимые распоряжения, капитан подошёл к группе офицеров и тепло, поздоровавшись с подполковником Мордовиным, мичманами Власьевым и Гернетом. Увидев это, адмирал спросил:

   – Иван Александрович, вы знакомы с господином мичманом?

   -Так точно ваше превосходительство, – тут же ответил капитан, улыбнувшись, – Мы с, Адамом Фридриховичем, познакомились, когда он пляж в заливе Кинджоу обмерял.

   – Дело нужное, очень нужное, если выгорит, то господин мичман орден точно заработает, – вполне серьёзно ответил адмирал, а потом добавил, посмотрев на бронеавтомобили, – Позвольте представить вам, Иван Александрович, подъесаула Накашидзе, Михаила Александровича. Командира, вот этого будущего кошмара всех будущих войн.

   Офицеры пожали друг друга руки, а засмущавшийся князь Накашидзе произнёс:

   – Вы уж скажите, Андрей Андреевич, кошмар. А стоит с дороги съехать, как можно тут же застрять. Да и защита при этом варианте оставляет желать лучшего.

   – Не прибедняйтесь, Михаил Александрович, – улыбнулся Москвин, – наблюдал я вашу атаку сегодня. Прошли сквозь японцев как горячий нож сквозь масло, да и стрелков провели за собой. Перед вами японцам только оставалось, что отступать. Жаль машин всего две. Мне бы в роте такая совсем не помешала бы.

   – Так, Иван Александрович, и грунт был твёрдый, без канав и луж. Иначе бы застрял. Хорошо хоть Андрей Андреевич, сразу подсказал, что стоит перед атакой оценить, где пройдут бронеавтомобили, а где нет. И для нас слишком много непроходимых мест. А так я уже отправил на фирму 'Шаррон' проект, бронеавтомобиля с полностью бронированной кабиной и пулемётной башней наверху. Причём пулемёт ставить сразу системы 'Максима', а не 'Гочкиса'.

   – А вы от 'Гочкиса' вот так прямо сразу не отказывайтесь, Михаил Александрович, – тут же произнёс Вирениус, – попробуйте на одну машину поставить вместе пулемёт и мелкокалиберную пушку месье 'Гочкиса'. По крайней мере, пулемёт может быть весьма полезен против пехоты. А вот пушка может легко поразить пулемётную позицию врага. Да и представьте, Михаил Александрович, что у противника тоже окажется бронеавтомобиль. Пулемётный. Вы же весь боекомплект изведёте, а ничего друг другу не сделаете. А пушка сразу убедит противника в правоте именно вашей позиции.

   – Хм, а как это реализовать, – нахмурился Накашидзе.

   – Ваш проект с вами, Михаил Александрович, – тут же уточнил адмирал.

   – Да, Андрей Андреевич, – князь взялся за висевшую на ремне полевую сумку– планшет, открыл его, явив на божий свет вставленную за целлулоид карту, от одного вида которой Москвин еле сдержал стон, увидев весьма подробную японскую карту. А потом достал из отдельного отсека планшета рисунок, полностью бронированного автомобиля, с башней наверху. Москвин тоже внимательно всмотрелся в рисунок, а адмирал продолжил:

   – Вот смотрите, Михаил Александрович, вместо 'Максима' вы устанавливаете пушку 'Гочкиса', короткоствольный вариант полуторадюймовой пушки, а напротив него, на противоположной стороне башни, тоже в шаровой установке устанавливаете пулемёт 'Гочкиса'. Когда потребности в нём нет, то фиксируете пулемёт, в крайне верхнем положении. И он практически не мешает ведению огня из пушки. Появиться потребность в пулемёте, фиксируете уже пушку, что бы мешала меньше. А сами ведёте огонь из пулемёта.

   – Хм, хитро, но вполне возможно, – тут же согласил Накашидзе, – Да и переделка больших проблем не вызовет. Можно будет и попробовать. Но это ещё больше увеличит вес машины. А ей и так любые ямы и лужи противопоказаны. А вы, Андрей Андреевич, говорите, что это кошмар будущего.

   – Ещё какой, Михаил Александрович, ещё какой, – вот только тут для бронированных машин стоит использовать не колёсное шасси, а гусеничное. В этом году, Дэвид Робертс, главный инженер на предприятии 'Хорнсби', запатентовал весьма интересную конструкцию, гусеничную ленту. И спроектировал новый вид техники, под названием трактор. Пока он использует паровые двигатели, для своих машин, они не очень удобны, но для опытов в бронирование подобных машин подойдут. К тому же, я думаю, он очень скоро поставить на трактор двигатель, работающие на керосине. И такая машина будет весьма перспективна. Можно будет, на её основе, создать вполне боеспособную машину. Которая сможет производить атаку на гораздо большем пространстве. По крайней мере, мягкие грунты ей тоже будут доступны.

   – Гусеничная лента? – переспросил нахмурившейся подъесаул.

   – Да гусеничная лента, – кивнул адмирал, – Замкнутая, так сказать бесконечная, лента, из соединённых друг с другом небольших металлических пластин. И из-за этого такая лента получается гибкая. По которой, на катках и движется трактор. При этом давление на грунт получается ниже, чем у автомобилей. И такой трактор проходит там, где ваши 'Шарроны' наверняка застрянут.

   – Очень интересная идея, – в задумчивости протянул Накашидзе.

   – И поверьте, Михаил Александрович, очень перспективная, – согласился Вирениус, – И я готов оказать вам в её реализации полное содействие флота. Вы главное сами к премьер-министру не ходите[14]. Вам туда ходить не стоит. Мы с вами это всё гораздо быстрее решим. Думаю, ваши идеи заинтересую вашего почти тёзку, только Александра Михайловича. И тоже князя, только великого. И их высочество, обязательно окажет всемерную поддержку вашим проектам. Единственно, о чем настоятельно прошу, постараться сохранить ваши работы в тайне. Как можно дольше.

   – Хорошо, Андрей Андреевич, – улыбнулся основоположник броневых сил России, – Вы меня убедили. Только зачем такие машины флоту?

   – А вы думаете, флот, это только корабли? – улыбнулся в ответ Вирениус, – Вот, Иван Александрович, высказал мысль, что такой автомобиль в атаке вашей роте бы пригодился. И я так же считаю, что было бы не плохо, если контратаку морских батальонов они бы и поддержали. Но увы, пока таких бронеавтомобилей только пара. А не помешало бы хотя бы по четыре на каждый корпус.

   Накашидзе покосился на ремонтируемый всеми шофёрами в Порт-Артуре автомобиль адмирала, а тот, проследив взгляд молодого офицера, улыбнулся:

   – Не отдам, да и шасси для неё слабое, дополнительную бронировку не выдержит. Для блиндированных автомобилей не помешает либо специализированные шасси делать. Усиленные. Или, в крайнем случае, уже рассчитанные на большую нагрузку. Хотя бы в пару тонн.

   – То есть, Андрей Андреевич, вы хотите сказать, что вот такие легкие шасси не пригодны? – нахмурился Накашидзе.

   – Ну почему же, для охранения колонн и обозов, разведки, как транспорт для командующих и штабных офицеров, для доставки депеш, такие лёгкие блиндированные автомобили будут хороши. Но броня в четыре миллиметра она защищает только от шрапнели, лёгких осколков и имеющихся сейчас пуль. И то с дистанции больше сорок шагов. Я прав? – адмирал внимательно посмотрел на князя и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил, – Но в перспективе все армии перейдут на новый тип пуль, остроконечных, оболочечных, и имеющих большую пробивную способность. От таких пуль броня автомобили будет защищать только толщиной не менее семи миллиметров. А это сразу увеличивает вес брони раза в два. Так что надо, Михаил Александрович, думать на перспективу. Тем паче над огнемётом работают не только у нас, а и в той же Германии. А по поводу него мы у, Ивана Александровича, и спросим.

   Адмирал Вирениус повернулся к Москвину:

   – Ивана Александровича, и как вы оцениваете применение нового оружия? – и тут взгляд адмирала зацепился за перевязанную левую руку капитана, – Да вы ранены, тогда присядьте, на сидение автомобиля, как отремонтируют автомобиль, так в госпиталь и отвезём.

   Москвин присел на пассажирское место возле водительского места и ответил:

   – Можно сказать, что огнём огнемётов и пулемётов, в том числе и под пистолетный патрон, мы последнюю атаку и сорвали. Японцы так и не собрались с духом идти дальше. Гренады, тоже хорошо себя показали, но вот радиус разлёта осколков маловат, да и подобные фитили не очень удобны и надёжны. Довольно много гренад не разорвалось. Атака, бронепоезда и автомобилей выше всяких похвал. Японцам им действительно противопоставить было нечего. Только отходить. А вот от ракет эффект только психологический. Я не заметил разрывов в порядках японских войск. Но признаюсь честно, от их применения в тыл побежали даже мои солдатики.

   – Понятно, Иван Александрович, – произнёс адмирал, – Ну с ракетами да, конфуз вышел, Порфирий Александрович, взял слишком высокий прицел, а перезаряжать установки не стали. По моему приказу их сразу же вывели с позиций.

   – Да и нечем было перезаряжать, – тут же ответил Мордовин, – запас ракет после испытаний ещё не создали. Только на один залп из всех установок ракет и было. Зато все ракеты Засядько использовали. Что из Владивостока прислали.

   – А как быть с огнемётами, – усмехнулся Москвин, – Одно плохо, дальность их применения очень ограничена. Всего несколько десятков саженей. Да и у пулемёток, не на много больше. Да и нижние чины жалуются, что три десятка патронов в магазине маловато.

   – Пулемёток? – нахмурился Вирениус.

   – Так нижние чины, пулемёты под пистолетный патрон, между собой называли, – тут же уточнил Москвин.

   – Понятно, уже обозвали, – адмирал улыбнулся, – Да официальное название, пистолет-пулемёт, оно конечно не очень звучит, для нижних чинов. А вот по поводу такого количества патронов в магазине, то это наиболее оптимальное количество для всех видов боя. Особенно при атаке. Всё-таки огнемёт и такие пистолеты-пулемёты – это больше штурмовое оружие. Как и бутылки с зажигательной смесью...

   И встретив взглядом удивлённые глаза, у всех присутствующих офицеров, адмирал поспешил, уточнить:

   – Я тут подумал, что можно противопоставить блиндированных бронеавтомобилям Михаила Александровича, и пришёл к выводу, что такие машины будут опасаться огнемётов, бронебойных оболочечных пуль, с твёрдым стальным сердечником и бутылок с зажигательной смесью.

   – Это как? – тут же встрепенулся Накашидзе.

   – В первом приближении, это берётся бутылка, наполняется чем-то горючим, затыкается фитилём, фитиль поджигается и бутылка летит, из укрытия, либо в блиндированный автомобиль. Или в окно, или амбразуру, какого-то сооружения. Но такое оружие требует соблюдение особых мер безопасности. И весьма специфично, против наступающей пехоты его, пожалуй, применять бестолково. В отличие от огнемёта.