Текст книги "Вожди и разведка. От Ленина до Путина"

Автор книги: Игорь Дамаскин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Настаивая на вводе советских войск в Афганистан, Амин не предполагал, что вызывает грозу на собственную голову. 25 декабря 1979 года советские войска пересекли границу, а уже 27 декабря последовал штурм дворца Амина, в ходе которого он был убит. В подготовке штурма непосредственное участие принимала советская военная разведка, несмотря на то что эта операция проводилась под руководством КГБ.

О том, как происходил штурм (операция «Шторм-333»), рассказывает бывший военный атташе СССР в Афганистане Крахмалов.

«В 19 часов 30 минут 27 декабря, когда в Кабуле наступила темнота, подразделения спецназа, сформированные ГРУ и КГБ СССР, начали штурм резиденции Амина – дворца Тадж-Бек, стоящего на холме. В штурме приняли участие группа офицеров КГБ (около 50 человек), переодетых в афганскую военную форму, 69-я рота десантников капитана Востротина со взводом ПТУР, батальон спецназа под командованием майора Халбаева. Операцией руководил представитель КГБ полковник Бояринов. Полковник Колесник осуществлял руководство подразделениями, подчиненными ГРУ. Зная, что бой предстоит вести в темноте, участники штурма, чтобы не перепутать своих с охраной Амина, прикрепили к головным уборам белые ленты, а на рукава надели белые повязки.

По сигналу «Шторм-333», переданному по радио и дублированному взрывом большой мощности на центральном телеграфе, наши воины устремились ко дворцу. Нго охрана приняла колонну боевых машин десантников за мятежную афганскую часть и открыла по ней ураганный огонь из крупнокалиберных пулеметов. Головная БМП была подбита и перегородила узкую дорогу, поэтому десантникам пришлось покинуть машины.

Под прикрытием огневых средств, преодолев крутые подъемы, штурмовые группы ворвались во дворец. Штурм и бой за овладение основными помещениями дворца продолжались в общей сложности сорок минут. Однако «зачистка» комнат и подвалов затянулась до полуночи. От интенсивного беспорядочного огня гибли не только защитники Амина, но и оказавшиеся во дворце невооруженные люди. В этом первом сражении погибло 19 наших солдат и офицеров, в том числе полковник Бояринов, по ошибке убитый нашим солдатом, принявшим его за одного из аминовцев, десять десантников и восемь спецназовцев».

Итак, силами советских спецназовцев к власти пришел Бабрак Кармаль. Афганистану в советской внешней политике придавалось столь важное значение, что в середине февраля 1980 года с группой генералов и офицеров в Кабул прибыл начальник ГРУ генерал армии Ивашутин. В то время должность военного атташе занимал Баранаев; в марте того же года его сменил Крахмалов, сотрудник ГРУ. Вот как он формулировал задачи своего аппарата: «В стране шла гражданская война. Главные задачи военного аппарата не ограничивались добыванием сведений о намерениях и действиях внутреннего врага и местах расположения пунктов дислокации вооруженных отрядов моджахедов, их численности и вооружении. Необходимо было знать, что делается и в других странах для помощи афганской оппозиции, информировать о поставках оружия, о военной и специальной подготовке противников афганского режима». И далее: «Возглавляемый мною аппарат военного атташе внимательно следил за положением афганской оппозиции не только в пределах страны, но и на территории Пакистана и Ирана. Подготовка и переподготовка моджахедов в лагерях, центрах и военных базах, главным образом в Пакистане и Иране, тактика действий и получение ими военной, материальной и финансовой помощи из США и других стран, подрывная деятельность реакционных сил против Советского Союза и ОКСВ в Афганистане – все это находило отражение в наших срочных донесениях и табельных докладах». Военный атташе работал в непосредственном контакте с военными советниками и их аппаратом, а также с начальниками штаба и разведки 40-й армии, которой в то время руководил генерал-майор Корчагин.

Таким образом, задачи военной разведки делились на стратегические и тактические. Что касается первой, то здесь военным советникам приходилось сложно. «Восток – дело тонкое», а в тонкостях этой сложной страны большинство советников разбиралось слабо. Приходилось во многом полагаться на афганских партнеров, которые были ненадежны, и тем не менее во многих вопросах можно было действовать только с их помощью. Агенты афганских секретных служб использовались в качестве осведомителей, проникая в среду моджахедов.

Агентурной разведкой занимались все: местные спецслужбы, органы КГБ, ГРУ, МИД, МВД – все, кто так или иначе имел отношение к афганской войне. Но почти все они работали «по-крупному», решая задачи «в масштабе страны». Что же касается повседневных задач, то здесь почти все было отдано на откуп войсковой разведке, которую возглавляло разведуправление штаба 40-й армии. Бывший командующий этой армией генерал-полковник Громов вспоминал:

«В подчинении разведуправления находились разведывательный центр и два разведпункта, а также разведотделы в штабах дивизий, бригад и отдельных полков. Система разведки включала в себя, кроме того, отдельные полки, а также две бригады специального назначения, расположенные вдоль афгано-пакистанской границы. В состав каждой такой бригады входило по четыре батальона численностью в среднем по пятьсот военнослужащих. В интересах разведки действовали также разведбатальоны мотострелковых, воздушно-десантных дивизий и разведроты мотострелковых и танковых полков. Вершина пирамиды войсковой разведки находилась в штабе армии».

Естественно, «ограниченный контингент» имел и свою агентуру. Практически все офицеры, начиная с командиров взводов, имели собственную агентурную сеть из местных жителей, которые; с одной стороны, поддерживали связь с моджахедами, а с другой – за вознаграждение снабжали информацией и советских командиров. (Хотя, конечно, в условиях партизанской войны возможности регулярной армии, тем более иностранной, и моджахедов были несоизмеримы. Последние располагали информаторами повсюду, начиная от захудалых кишлаков и кончая правительственными структурами.)

Существовала и еще одна проблема, касавшаяся всех, кто имел дело с агентурной разведкой (за исключением, может быть, командиров взводов, поддерживающих отношения с соседними кишлаками). В условиях постоянно меняющейся ситуации агентурные данные быстро устаревали. Квалифицированных агентов остро не хватало, радиосвязь с агентами, которыми часто были простые дехкане, отсутствовала. Так что разведданные проходили долгий путь: агенты пешком или на попутном транспорте добирались до резидента, и тот уже передавал сведения дальше по назначению. Этот процесс затягивался на несколько дней.

Командиры частей нередко поддерживали связи и с полевыми командирами, заключая с ними договоренности о сотрудничестве или о перемирии, иногда на короткий срок, а иной раз и на более продолжительный. Свидетельствует генерал Громов:

«Прочные контакты нами были налажены вдоль «дороги жизни» Кабул – перевал Саланг-Термез. Особенно на участке до Южного Портала, в районе Чарикара, Джабаль-Уссараджа, непосредственно при входе в ущелье и при подъеме в горы. Несмотря на некоторые нюансы, неплохие связи мы установили в Северном Портале, в районе Доши, Пули-Хумри и дальше на север.

Устойчивое сотрудничество поддерживалось с группировками, которые действовали в северных и восточных пригородах Кабула, вдоль дороги на Джелалабад и по направлению к гидроэлектростанции Сароби. Сложнее было вытянуть на переговоры душманов, которые находились в западных и южных окрестностях столицы.

Военные разведчики непосредственно выходили на руководителей бандформирований в Джелалабаде, в некоторых районах Кандагара, в Фарахе. Постоянная работа с оппозицией значительно уменьшила опасность внезапных нападений на базу ВВС 40-й армии в Шиннанде. Командир 51-й мотострелковой дивизии генерал-майор Александр Васильевич Учкин и командование 101-го мотострелкового полка умело использовали противоречия и конфликты между душманами, принадлежавшими к разным партиям, в районе Герата. Огромные усилия потребовались для нормализации обстановки в Баграме и в «зеленой зоне» вокруг аэродрома. Но и в этой провинции в конце концов генерал Виктор Михайлович Барынкин сумел наладить полезные для нас контакты».

Достаточно эффективными были и традиционные способы ведения войсковой разведки, хотя, конечно, не все. Так, полностью исключалась применявшаяся в годы Великой Отечественной и в других войнах засылка агентуры в тыл врага. Не стоит даже и говорить, что русские с их европейским обликом и незнанием языка были настолько на виду, что уже одно появление такого человека в кишлаке настораживало местное население. Разумеется, среди бойцов были таджики, узбеки, представители других среднеазиатских народов, которых в Афганистане немало, но и их нельзя было использовать по причине незнания местных условий.

Зато эффективными были поиск, разведка боем и засада, особенно с участием подразделений спецназа. Это признают и иностранные авторы. Они пишут: «Это были десантно-штурмовые подразделения, отобранные и прошедшие выучку для активного решения разведывательных задач. Засады устраивались, как правило, в тылу противника и требовали специальной подготовки. Это была одна из самых трудных задач, так как следовало обеспечить максимальную маскировку. Важным делом было обеспечение высокой степени автономности в бою. Оружие, которое приходилось брать с собой, было в полтора-два раза тяжелее, чем у обычных частей. Шок в сочетании с моментом внезапности часто позволял добиваться того, что противник уничтожался в самое короткое время, не успевая предпринять какие-то ответные действия. В результате собственные войска не несли потерь или они оказывались минимальными. Такие моменты были пригодны для взятия пленных. Допросы проводились в первые же минуты после захвата в плен. Шанс получения важной информации оценивался в это время как наиболее высокий». Ибо если упустить время, дать пленному собраться и оценить обстановку, то афганцев было допрашивать намного труднее, чем европейцев, так как «воины ислама» не боялись смерти, им было заранее обещано место в раю.

Из технических видов разведки использовалась авиационная и спутниковая, дававшая возможность отслеживать перемещения противника. В авиационной разведке применялись приборы ночного видения. Что касается радиоперехвата, то в первые годы афганской войны он был бесполезен по той простой причине, что у моджахедов тогда не было радиостанций. Они появились только после 1984 года, и, когда мятежники наладили радиообмен, перехват их сообщений позволил получать достаточно полное представление о противнике.

Параллельно с военной разведкой, как уже упоминалось, действовали и специальные службы других ведомств. Внешняя разведка КГБ занималась в основном крупными проблемами. Отношения с «ближними соседями» были сложными. Генерал-полковник Громов вспоминал: «Несмотря на особое положение, которое всегда занимала внешняя разведка, военное командование в Кабуле очень осторожно относилось к информации, исходившей от сотрудников этого ведомства. Они нередко ориентировались только на свои интересы. Пытаясь защитить честь мундира, люди из внешней разведки иногда умудрялись даже объективные данные радиоперехвата и аэрофотосъемки интерпретировать таким образом, чтобы подтвердить выводы, к которым пришли их московские начальники. В таких случаях представитель КГБ СССР докладывал в Москву имевшиеся у него сведения, даже не проинформировав о них командование 40-й армии. Порой нездоровая конкуренция разведорганов разной принадлежности и отсутствие согласованных действий приводили к тому, что о якобы готовящихся или уже начавшихся акциях душманов мы узнавали из Москвы. При этом командование 40-й армии обвиняли в том, что оно не владеет ситуацией и не знает о происходящем у него чуть ли по под боком».

Вместе с тем объективности ради надо сказать, что подобным же образом поступали и представители самого ГРУ. Крахмалов писал: «В августе 1981 года один из афганских министров подготовил объективный доклад о военно-политической обстановке в стране и устно доложил Кармалю. Копия доклада оказалась у меня и была срочно передана в Москву. Через несколько дней посол и представитель КГБ получили из Москвы телеграммы с содержанием этого доклада. К Табееву (посол СССР в Афганистане. – И.Д.), видимо, были серьезные претензии, поскольку он настойчиво пытался выяснить, кто же является «автором» донесения? Это был именно тот случай, когда я не мог предварительно ознакомить посла с документом, поскольку, прочитав его, он легко вычислил бы источник информации, что шло вразрез с правилами конспирации в нашей работе».

Присутствие в стране воинского контингента, постоянные контакты с населением и местными властями на самых разных уровнях позволяли представителям ГРУ собирать достаточно достоверную информацию, проверять и перепроверять ее, что было недоступно представителям других ведомств. По этому поводу генерал-полковник Громов, касаясь работы «ближних соседей», не без иронии замечает: «Я не исключаю, что некоторые доклады разведки, ложившиеся на стол большим московским начальникам, на самом деле оказывались бредом какого-нибудь обкурившегося анашой душмана».

Однако начиная примерно с 1985 года разведки начали действовать согласованно. В штабе 40-й армии ежедневно проводились координационные совещания с участием представителей всех ведомств и посольства, на которых совместно анализировались полученные данные. Но, как известно, на ход событий это повлияло мало. Афганская война протекала в точном соответствии с продвижением военных и закончилась бесславным выводом наших войск из Афганистана в феврале 1989 года.

Внешняя разведка в лице ее руководства принимала активное участие в принятии решения о выводе войск из Афганистана. Крючков сначала в качестве ее начальника, а затем и Председателя КГБ поддерживал личные контакты с Наджибуллой.

Еще осенью 1981 года Политбюро одобрило предложение МИДа, поддержанное Андроповым и Устиновым, об организации дипломатического процесса, который привел бы к созданию условий, позволяющих вывести наши войска из Афганистана. В соответствии с этим уже в начале 1982 года начались непрямые переговоры под эгидой ООН между Афганистаном и Пакистаном, где дислоцировались основные оппозиционные кабульскому режиму силы. В ноябре того же года во главе партии и государства встал Андропов. В марте 1983 года в беседе с Генсеком ООН Пересом де Куэльяром он сказал о своем стремлении к мирному разрешению афганской проблемы и откровенно перечислил мотивы, по которым считал это необходимым. Тогда же представитель ООН на переговорах заявил, что «документы готовы к подписанию на 95 процентов». А оставшиеся 5 процентов как раз и были самыми трудными – они касались сроков и порядка вывода советских войск. Не помешай этому тяжелая болезнь Андропова, этот вопрос был бы решен еще в 1983 году.

После смерти Андропова переговорный процесс вяло, но продолжался. В самом Политбюро и Комиссии по Афганистану не было единства по поводу статуса партии НДПА в будущем Афганистане. По мнению одних, НДПА должна была еще до вывода советских войск уступить свою долю власти и создать коалиционное правительство. Противоположную позицию занимали Шеварднадзе и Крючков. Первый из каких-то своих хитрых соображений, второй, видимо, исходя из поставляемой ему неточной информации. Они считали, что и после вывода войск НДПА сможет сохранить свою единоличную власть. Горбачев по этому вопросу, как обычно на словах, поддерживал то одну, то другую сторону, а по существу, предоставлял свободу действий Шеварднадзе и Крючкову. В 1987 году по их инициативе появилась идея «избрания» Наджибуллы президентом на безальтернативной основе, чтобы «укрепить его позиции», что и было исполнено, но на самом деле еще больше ухудшило положение.

В начале февраля 1988 года Горбачев должен был выступить с заявлением о точной дате вывода советских войск. Но опять же по настоянию Шеварднадзе была внесена поправка: «Вывод войск можно было бы начать в мае…». За нее проголосовали все члены Политбюро, и с проектом заявления для ознакомления с ним Наджибуллы в Кабул вылетел Крючков. И в самый последний момент перед подписанием решения Политбюро Горбачев внес в него поправку с точной датой: 15 мая 1988 года. Крючкову вдогонку была направлена соответствующая телеграмма.

Незадолго до начала вывода войск Шеварднадзе опять-таки при поддержке Крючкова предлагал заключить с Афганистаном новый договор о взаимной помощи, допускающий при определенных обстоятельствах вновь ввести туда советские войска. Это попахивало авантюрой, и Горбачев решительно воспротивился ей.

Еще несколько зарубежных операций из эпохи Брежнева

Франция. Из военных структур НАТО Франция вышла в 1966 году, но продолжала представлять большой интерес для советской разведки, т. к. сохранила самые крупные в Европе вооруженные силы и располагала собственным ядерным оружием.

Тогда еще нестарый Брежнев, недавно пришедший к власти, регулярно знакомился с докладами начальника ГРУ Генштаба Ивашутина. При нем была проведена реорганизация центрального аппарата. Появился ряд подразделений для решения разноплановых задач: ведение стратегической, агентурной, электронной и космической разведок, подготовка нелегалов для засылки за рубеж, перехват и дешифровка информации с линий связи ряда стран, аналитическая работа и т. д.

Деятельность ГРУ охватывала все большее количество стран. По-прежнему главным объектом заинтересованности были США и их союзники, в первую очередь Великобритания и ее доминионы. Серьезная работа велась в Скандинавии, но там разведку интересовали в основном не сами скандинавские страны, а «главный противник» – США. Велась разведка и на территории нейтральных стран, например Швейцарии а также и в Японии.

Как было сказано выше одним из главных объектов заинтересованности ГРУ оставалась Франция.

Одну из активнейших агентурных сетей во Франции возглавлял Сергей Фабиев, сын русского эмигранта. Вначале его использовали в качестве установщика на предприятиях, интересующих ГРУ, а затем поручили руководить группой агентов, завербованных в разное время военными разведчиками. От группы Фабиева поступала исключительно важная информация по научно-исследовательским и конструкторским работам в военной области по планам и разработкам НАТО, планы (около 100) военных аэродромов и т. д.

Группа успешно работала до 1977 года. Причина провала неизвестна, но в 1978 году ее члены предстали перед судом и получили длительные сроки лишения свободы.

Еще одним крупным агентом ГРУ при Брежневе был Жорж Бофис, бывший член КПФ и участник Сопротивления, передававший секретные документы Министерства обороны. Под наблюдением контрразведки он находился с 1973 года, но только в 1978 году был арестован и осужден, с учетом прежних заслуг в движении Сопротивления, на 8 лет.

Однако были и неудачные операции ГРУ. В 1979 году сотрудник ГРУ Кулик попытался завербовать человека, работавшего в области вооружений. При получении секретных документов разведчик был арестован и впоследствии выслан из страны.

В феврале 1980 года был выслан советский консул в Марселе, задержанный с чертежами истребителя «Мираж 2000». Одновременно были арестованы четверо его агентов.

Япония. В конце 1970 годов военная разведка завербовала очень ценного агента, Кинти Миенага, генерал-майора одного из руководителей японской разведки, подпольного члена компартии Японии. Он входил в ее фракцию «Сита», которая считалась предательницей интересов рабочего класса.

Первоначально вербовку генерала провел сотрудник ПГУ КГБ в 1975 году. Но по личному указанию Брежнева, оформленному в виде указания ЦК КПСС, Миенага был передан на связь токийской резидентуре ГРУ и его оператором стал Козлов, сотрудник военного атташата СССР в Японии. Миенага передал большое количество секретных документов как по Японии, так и по Китаю. Одновременно, будучи своего рода «сэмпаем» (учителем), он привлек своих учеников («кохай») к сбору информации для ГРУ.

В октябре 1979 года сотрудник токийской резидентуры КГБ Левченко бежал во Францию, где в числе прочих агентов выдал и Миенага. Тот был арестован, но т. к. в Японии нет закона об ответственности за шпионаж, его судили за служебные нарушения, а его оператор был выслан из Японии.

Летом 1976 года японской контрразведкой был арестован сотрудник ГРУ майор Мачехин (официально корреспондент АП «Новости», не имевшей дипломатического прикрытия). Он был задержан в момент получения секретных материалов от мичмана ВМФ Японии и хотя успел избавиться от переданной ему микропленки, был вынужден вступить в драку с полицией. В результате ему грозило тюремное заключение. Однако благодаря организованной ПГУ КГБ шумной пропагандистской кампании в японской прессе и дипломатическому нажиму Мачихин был освобожден и благополучно вернулся домой.

Отстранение Семичастного

18 мая 1967 года Брежнев инициировал на заседании Политбюро ЦК КПСС вопрос о снятии Семичастного с поста Председателя КГБ при СМ СССР. Официально – в связи с переводом на другую работу» – первым заместителем Председателя Совета Министров Украины. На заседании Политбюро Брежнев назвал другую причину:

– Много недостатков в работе КГБ. Плохо поставлена разведка и агентурная работа.

Семичастный пытался защищаться:

– Но ведь меня по этим вопросам никто не проверял. Со мной до этого дня никто не разговаривал. Почему это решается так скоропалительно?

На это Брежнев сердито заявил:

– А в случае с Аллилуевой? Как она могла уехать в Индию, а оттуда улететь в США?

– Но ее поездка в Индию не санкционировалась органами КГБ. Здесь были другие санкции. (Имелось в виду согласие со стороны членов Политбюро Брежнева, Воронова, Кириленко, Косыгина, Пельше, Подгорного, Полянского, Шелепина. – И.Д.)

Брежневу явно не хотелось слышать свою фамилию среди «соучастников» Аллилуевой и он, прекратив прения, зачитал постановление, которое тут же было принято единогласно.

Семичастный отправился в Киев, а на его место в КГБ был назначен Андропов, которого Брежнев считал более надежным товарищем.

Вот что вспоминал Семичастный по поводу бегства Светланы Аллилуевой: 31 октября 1966 года в Москве умер муж Светланы Сингх, член индийской компартии. После кремации Светлана обратилась к Брежневу с просьбой о выезде в Индию для совершения обряда похорон по местным обычаям. Я получил решение Политбюро ЦК от 4 ноября: «Согласиться с просьбой… о выезде на 7 дней. Поручить тов. Семичастному выделить двух работников для поездки с ней в Индию. Тов. Бенедиктову (послу в Индии) оказать помощь во время пребывания в Индии». Никаких особых опасений не возникало, тем более что была назначена свадьба сына Светланы Иосифа, в которой она собиралась принять участие. К тому времени она завершила написание своей книги «20 писем к другу», но ничего криминального мы в ней не находили… Но после похорон Светлана домой не торопилась, еще около месяца жила в Дели. Наконец на 6 марта был куплен для нее билет. Накануне она была в посольстве, встречалась с Бенедиктовым. (Здесь есть «маленькая» деталь – ведь 5 марта – день смерти Сталина, но Бенедиктов, беседуя со Светланой, даже не упомянул об этом, что ее могло задеть.)

Так или иначе, в этот день Светлана исчезла. Вскоре она объявилась на американской военной базе в ФРГ, а затем и в США, где получила политическое убежище.

Больше всего КГБ боялся, что американцы, заполучив книгу «20 писем к другу», нашпигуют ее «махровым» антисоветским содержанием и распространят под именем дочери Сталина. Поэтому было решено опубликовать подлинный текст в журнале «Шпигель» или «Штерн» и распространить версию, что оригинал хранится в швейцарском банке.

Но есть еще одна версия действительной причины смещения Семичастного. Во время пребывания в Монголии советской делегации во главе с Шелепиным, ее член Месяцев в пьяном виде сказал Цеденбалу, что настоящий «первый» – это Шелепин, а Брежнев – только декорация.

Шелепин пришел в ужас и на обратном пути выступил с речью, в которой восхвалял Брежнева. Но было уже поздно. Случай в Улан-Баторе стал известен Брежневу и подлил масла в огонь доносов о «комсомольском заговоре» в Политбюро.

А поскольку Семичастный считался человеком Шелепина, его и требовалось удалить, чтобы лишить Шелепина такой могучей поддержки, как разведка и контрразведка.

Так что появление в «Штерне» «писем к другу» с санкцией КГБ стало хорошим поводом для «чистки».

Награды разведчикам

Брежнев стал проявлять больше внимания не только к фронтовикам, но и к незаслуженно забытым героям невидимого фронта.

В 1965 году звания Героя Советского Союза посмертно были удостоены замечательные советские разведчики Лев Маневич и Анна Морозова.

Маневич, работая с 1929 года в Австрии, а затем в Германии, сумел приобрести ценную агентуру, а также получить и передать в Центр важную информацию по судостроению и авиации. Будучи арестован итальянской контрразведкой и находясь в тюрьме, он сумел и оттуда передать техническую информацию по авиастроению, высоко оцененную центром. Маневич содержался в немецком концлагере и умер 9 мая 1945 года уже после освобождения его американскими войсками.

Анна Морозова широко известна по фильму «Вызываем огонь на себя», где ее роль исполнила Людмила Касаткина. После освобождения Сещи, где действовала группа Анны, она отказалась от комсомольской работы в тылу, пошла на курсы радиотелеграфистов. Была заброшена в немецкий тыл в Восточную Пруссию. Когда разведгруппа, в которую она входила, была разгромлена немцами, Анна разыскала другую группу и присоединилась к ней, а после гибели и этой группы влилась в польский партизанский отряд. Будучи раненой в левую руку, шутила: радистке нужна одна правая. Анну оставили долечиваться в доме лесника. Немцы окружили дом и требовали сдаться. Когда положение стало безвыходным, Анна гранатой подорвала себя и рацию.

Еще один замечательный разведчик Ян Черняк звания Героя России был удостоен в 1995 году. Он работал в Канаде. Только за 1994 год он получил 12 500 листов технической информации, радиолокации, электропромышленности, корабельного вооружения, самолетостроения, металлургии и 60 образцов аппаратуры. Золотую звезду ему вручили в больнице. Он шептал жене: «Хорошо, что не посмертно». Через десять дней он умер.