Текст книги "Никогда не играй в пятнашки"
Автор книги: Игорь Алгранов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Будем выбираться из города. Вот и ещё один потерян. Один из немногих, что ещё у нас оставались, оплотов цивилизации. Я завёл двигатель, сильно сжал дрожащими от недосыпа и недавнего стресса руками шершавый прорезиненный обруч руля и тронул машину с места. Нанд на ходу запрыгнул в кузов, и я поддал газу.
* * *
Когда машина миновала последнюю, самую крайнюю этажку Ромова, Ир посмотрел на небо и нахмурился: оно снова потемнело от набежавших туч. Окраина кончилась быстро, пригород у Ромова как таковой отсутствовал. Частокол этажек, почти чёрных на фоне этой нависшей рыхлой серой массы, с редкими прорехами – старыми приземистыми постройками прошлого века, резко обрывался в бескрайние поля бесконечной свалки, поросшие серым бурьяном, с редкими вкраплениями голых березовых рощиц и ощерившегося кустарника.
Больше на выезде из города смотрящие никого не встретили. Мародёры и прочие избегшие эвакуации не показывались, не подозревая о своей печальной короткой участи в этом месте. Только пылевые вихри на шоссе от ветра, пригнавшего тучи, производили какое-то движение на пустынной дороге, уходящей на север. Ир приоткрыл окно и потянул носом. Сильной вони от свалки не было, в последние время некому её было обильно пополнять отходами, к тому же здесь всегда дули ветры, далеко уносившие запахи.
Дорога не смотря на солидный возраст покрытия, была всё ещё в хорошем состоянии. Долговечная армированная метробетонка стрелой вытягивалась к горизонту, на котором маячила чёрная полоса смешанного леса. Когда процент мирового городского населения перевалил за девяносто, только такие дороги и стали строить. От мультика до гипера, от гипера – до другого гипера, и практически никаких виляний и развилок, без лишних заездов в вымирающие поселения, тем более, что в основном эти шоссе использовались многотонными грузовиками-роботами, не способными заснуть на слишком ровной дороге.
Свалка, наконец, закончилась. Никаких знаков и указателей, кроме перечеркнутой надписи «Ромов» на выезде из черты города, они больше не увидели. Ир посмотрел на проводник. Прибор уверенно сообщал, что путь наш до точки, в общем-то, идет в никуда, Ликамск, с которым шоссе соединяет Ромов, – в пяти сотнях километров отсюда и к нему дорога уходит правее конечной точки на несколько километров. А ближайший когда-то населённый пункт, какой-то заброшенный городок Коровин, – в тридцати километрах и гораздо левее, и поворот на нужную нам заброшенную трассу далеко, через девять километров. Любят у нас всё засекретить военные люди, – подумал Ир, – а карты потом не допросишься. Хорошо хоть, знаем координаты этого Строево.
– Да-а, – протянул Егорыч, глядя в окно. – Двадцать километров отмахали, и – ни души, ни поселка. Раньше, бывало, посмотришь на карту – всё вокруг какого-нибудь городка усеяно было хуторками, деревнями, районными центрами. И думаешь – ведь в каждом кто-то живёт, встречается, женится, растит детей, работает, ругается, мирится, и главное – дышит свежим воздухом, не то что ты, горожанин серокожий…
Ир с интересом посмотрел на него в зеркало заднего вида. Старик продолжил свои мысли вслух. Никто не прерывал его.
– А потом все в города потянулись. Нет, конечно и раньше тянулись, ещё в середине прошлого века горожан уже больше половины населения было. Но в нулевые просто бум начался, на плодах Продуктовой революции, а у нас – начиная с развала Союза. Вы, молодёжь, и не видели деревни никогда. Умерла деревня, лет двадцать тому. Урбанизация… Мачеха человечества.
Пётр замолчал и угрюмо вытер пальцем пыль с резинового оконного уплотнителя.
– Что-то ты, Петя, загрустил, – Складка порылся в шуршащем пакете и достал бутыль с остатками бренди и протянул другу. – Хочешь выпить?
Пётр посмотрел на него, потом на бутылку, секунду подумал, потом решительно взял её и свинтил колпачок. Ир, глядя на него украдкой, улыбнулся и посмотрел на жену. Надя спала, слегка развернувшись боком на сиденье и закинув голову.
– Зато раз и навсегда решили проблему пробок по пятницам и воскресениям, – крякнув, продолжил Егорыч. – помню, в девяностые, когда я ещё семейный был, со своими на дачу с вечера выезжали, приезжали на место только под утро – такие пробки были! Задыхался Питер, разросся уже тогда до Гатчины и Всеволожска. А ехать было – километров тридцать всего. То-то.
– Да, припоминаю… – Складка сделал серьёзное лицо и приложился к вернувшейся в руки бутылке.
– Как-как? – переспросил Ир, – пробки? В смысле, заторы на дорогах? Их специально, что ли, кто-то устраивал, в знак протеста?
Старики усмехнулись.
– Ага, народ устраивал в узких местах, протестуя против ограничения свободы передвижения. Хех!.. – Пётр звонко пощелкал дубовым ногтем указательного пальца по горлышку бутылки и хрипло рассмеялся, как будто откашливаясь, потом опять посерьёзнел. – А когда первый год нового века закончился – как рукой сняло. По всем крупным городам, задушенным гигантскими пробковыми удавами, волной прокатилась череда однотипных законов: безумные налоги на дачи и пикники, а ещё сверхдорогая земля вне городской черты. Ну и запрет на самовольное выращивание и животноводство. И, чтобы окончательно добить – огромные пошлины на всё, что связано с авто. На ввоз, на вывоз, на покупку, на продажу, на производство и утиль, на содержание и на бензин, на дороги и на мосты, на запчасти и стоянки… в общем, край. Чтобы неповадно было, значит. Только для фермеров были поблажки, чтобы снабжать… – старик показал пальцем вверх, – но ещё пойди докажи, что ты не верблюд, и вправду хочешь землю обрабатывать с помощью трактора. И вот тогда и случился Великий и Окончательный Исход в Города и Подземку. Богатенький – делай, что хочешь, но плати, много-много плати, и всё же держи себя в рамках. Не дотягиваешь – сиди и не дергайся в специальных городских парках для пикников и езди удобно и быстро под землёй. И ничего, освоились. А, вот ещё что… штрафы ввели немереные за несоблюдение, значит, и что поразительно, специальная служба на это дело выделилась, строгая и неподкупная, прямо диву все давались. Ну, и перестал народ на загородную природу тянуться, оторвались последние корешки-ниточки. И вообще ездить сам по себе перестал. Всё что нужно – под рукой, даже машина не особо и нужна оказалась. В общем, стала умирать и автомобильная индустрия. Ну, не то чтобы умирать – прежнего роста уже не было. У нас ведь как деляги рассуждают: роста нет, значит, пиши – пропало. А жаль, только-только научились качественные дороги делать, как эта, например, и неплохие машины выпускать. Остались просто автомобили и очень дорогие, статусные. И привет. Зачем стараться? Если есть полная подземная магистральная сеть со всемирным охватом, – Егорыч привычно сощурился. – Да ты и сам всё это знаешь. Просто прежней жизни не нюхал.
Ир знал. Не будучи силён в новейшей истории, тем не менее, как и всякий потомственный горожанин, он ещё со школы помнил самые основные вехи. В семьдесят втором был открыт способ прогрессивной горнодобычи, названный методом Картани-Модлера, по фамилиям главных инженеров-изобретателей, неожиданно, спустя пять лет, нашедший применение у метростроевцев в виде метода скоростного частотного бурения. Как помнил Ирбис объяснения из учебника по этой самой новейшей истории, легенда открытия явления и создания крайне засекреченного метода была примерно следующей.
Один, к сожалению, теперь уже безнадёжно забытый физик-акустик, эмигрировал шестидесятых из Ирана во Францию, и поселился в Париже. Исследуя проблему распространяемости звуковых волн в твёрдых средах, он открыл особую полосу частот, точнее – набор полос или диапазонов обширного спектра звуковых колебаний. Назвав его «ударный кросс-акустический спектр», учёный по какой-то причине не успел оформить заявку на открытие и скоропостижно и тихо скончался у себя дома при невыясненных обстоятельствах. Возможно об открытии так ничего и не узнали бы, если бы в начале семидесятых прошлого века небольшая фирма по разработке горного оборудования «Arammine» не получила заказ от транскорпорации «BMF» на создание бура с повышенными характеристиками проходимости. Один из инженеров-разработчиков, Пьер Картани, накануне купил дом на Монмартре, как позже выяснилось, у очень дальнего родственника прежнего владельца, тоже почившего, правда, просто от банальной старости. Оказалось так, что пожилой француз долгое время сдавал угол тому самому безвестному ученому. Вступивший в наследство родственник, не желая тратить время и приводить в порядок несколько обветшавшую недвижимость, продал дом как есть со всем имуществом покойного и, таким образом, в том числе и с нехитрыми пожитками его не слишком удачливого одинокого постояльца.
Как-то в выходной день, разбирая вместе с сыном пыльные документы, найденные в дальнем кабинете, Пьер наткнулся на безымянную папку с описанием открытия, подписанную только инициалами «С. Т.» и витиеватой арабской вязью. Тем не менее, содержимое папки из сотни листов было написано на чистейшем научном французском, снабжённом математическими расчётами и таблицами, и, углубившись в чтение, Картани едва не схлопотал сердечный приступ. Так он обнаружил описание явления, которое позднее принесло ему признание, ряд престижных премий, включая Нобелевскую, и богатство. Суть открытия сводилась к следующему: при одновременном воздействии акустических колебаний нескольких тщательно рассчитанных диапазонов частот на различные материалы выяснилось, что при достижении определённой амплитуды происходило резкое усиление резонанса в подверженных воздействию частот различных типах грунта, а особенно в интересовавших учёного самых крепких, скальных породах – граните, базальте, твёрдых песчаниках. Не на шутку удивлённый смелости концепции и вызывающе стройному построению математических выкладок, инженер, всё же, на основании данных из папки, не поленился и создал экспериментальную установку для испытания метода. Результаты оказались в буквальном смысле потрясающими. При точной синхронизации и правильно направленном воздействии происходило стремительное разрушение межмолекулярных связей внутри структуры данных материалов. В результате порода на заданной глубине воздействия (порядка полуметра после тридцатисекундного цикла на первой опытной установке площадью полтора квадратных метра) превращалась в сыпучую смесь, которую оставалось только вынуть из обрабатываемого пласта. Как следствие, не требовалось наличия сверхпрочных буров, сверл и пробойников, взрывчатки.
Довольно простое, на первый взгляд, открытие имело далеко идущие последствия. Применив вместе с компаньоном Себастьеном Модлером доработанные результаты исследований безвестного С. Т. в своей разработке промышленного акустического бура и, на всякий случай, запантентовав его, Картани, сам того не ведая, заложил основание для революции в мировом порядке, неузнаваемо изменившем образ жизни и систему ценностей человечества.
О методе ожидаемо и закономерно захотели узнать многие, те, кто «в теме», но «BMF», за баснословную сумму выкупив у Картани все права на патент, почему-то быстро-быстро всё засекретила и даже подрядные лицензии давала с большим скрипом, со своим опечатанным оборудованием и только на строительство транспортных тоннелей. Ходили, правда, слухи, что Второй Нефтяной бум, в начале двадцатых годов, перед самой Войной, как-то был связан с незаконным применением метода Картани-Модлера, и даже затевались какие-то суды за патенты. Но это случилось много позже. А вот тогда, в семидесятых, тоннели подземки стали прокладывать с фантастической скоростью – от двух до четырёх километров в сутки, вместо прежних двухсот-трёхсот метров за месяц. Бригады-рекордсмены проходили однородные участки грунта ещё быстрее. Абсолютный рекорд, установленный в восемьдесят седьмом году канадскими шахтерами – девять километров восемьсот пять метров за двое суток – так и не был побит за все полвека работы. Основной вопрос, который при всем этом возникал у строителей: куда девать породу? Позже строители приноровились заполнять ею естественные пустоты, встречающиеся на пути бурения тоннелей, а также оказалось выгодно отгружать и перерабатывать её в строительный материал для бесконечно растущих этажек. Сеть стремительно развивалась, и за какие-то тридцать-сорок лет паутина подземных путепроводов охватила всю планету. Сначала связали все быстро растущие на дрожжах БКС гиперы, а потом и к мультикам протянула свои многочисленные рукава Великая Подземка. Корпорация «BMF» превратилась в транснационального монстра «Глобал Сабвей», могущество которого превосходило влияние многих стран. Советский Союз медленно и неохотно, как и всё новое, принимал технологию, и лишь спустя двадцать лет, с его развалом дело быстро пошло на лад, и национальная подземная сеть стала стремительно расти, догоняя Европу, Южную Азию и обе Америки, хотя так и не стала такой же великолепно развитой и разветвлённой. (Может, это и к лучшему, – подумал смотрящий, – может, благодаря этому мы всё-таки ещё живы). Оптимизма в строительстве такого беспрецедентного в истории мирового проекта добавило весьма своевременное открытие финских химиков в восьмидесятых. Ир усмехнулся, вспомнив урок химии в школе, и своего учителя по этому предмету, Дмитрия Павловича. Все в классе звали его Натрий Колбыч, но тот не обижался, наоборот, даже улыбался в ответ. Однажды он рассказывал про достижения современной химии и применение их в промышленности, и в какой-то момент он вдруг поднял вверх кривой указательный палец, обожженный многими реактивами и сказал: «Запомните эту дату, детки – 21 июня 1986 года. В этот день мир узнал о чудодейственном веществе, благодаря которому в Подземке стало по-настоящему сухо и безопасно! Технология наносводов! Вот она – химия для жизни, для людей». Чудодейственным веществом был углерод-и-ещё-чего-то-там-содержащий состав с изменённой молекулярной решёткой, разработанный группой Саволайнена. Он в разы увеличивал прочность и герметичность сводов, обработанных им по особой технологии сверхпроникающего напыления, создавая на толщину в десятки сантиметров фантастические по прочности молекулярные связи в веществе породы и, вдобавок, препятствуя проникновению в тоннели главной беды подземки – воды. Состав был настолько хорош, что позже создавал большие проблемы смотрящим. Своды требовали более мощных зарядов, совершенно не желая обрушиваться, что тоже стало на руку захватчикам.
Через год после вторжения, когда, наконец примерно осознали, в чём дело, то начали бить тревогу и заваливать первые «крысиные норы», военные кинулись взрывать межконтинентальные тоннели. Но было уже поздно. Пятнашки распространились почти на все континенты. Повезло тогда только Австралии, тамошние ответственные лица оказались предельно ответственны и достаточно напуганы угрожающей обстановкой в мире, благодаря чему оперативно воспользовались удалённостью материка и свои каналы рванули первыми, сразу все и по-серьёзному. Говорили, не обошлось без ядерных зарядов, тайно купленных у американцев. Испугались перевёртыши, – подумал Ир и крепко сжал руль. Радиационный фон там на северном побережье повышенный до сих пор. Но и захватчикам, по всей видимости, радиация в нужном месте в нужное время пришлась не по вкусу. За три года австралийская группа ни разу не сообщала о прорыве или подозрительной подземной активности. Но это, конечно, не выход, а то давно бы всё разнесли на частицы. К тому же, всё равно было уже поздно, с таким решением люди давно опоздали. Правда, как обычно, человечеству мало было разумных предположений. И несколько гиперов – Каир, Бомбей и Москву – от безысходности всё же накрыли мегатонными зарядами. В Бомбее и Москве даже не успели провести эвакуацию! Да уж, триста пятьдесят миллионов в одном и почти сотня в другом, совершенно неуправляемых, ведомых лишь паникой и ужасом и поглощаемых розовой заразой, которой всё было мало… Теперь там огромные радиоактивные пустоши, а пятнашки дальше расширяют свою территорию. Ир передёрнулся, и улыбка, вызванная воспоминаниями школьной поры, сошла с его лица.
Дорога оставалась пустынной, в добавок ко всему начался сильный дождь, и Ир включил дворники. Задачник бодро сообщил о том, что пройдена половина маршрута и предложил остановиться у придорожной заправки. Смотрящий глянул в боковое окно и успел разглядеть быстро промелькнувшую за ним мёртвую заправку, наверняка пустую. Огромные, когда-то стеклянные, окна здания станции были разбиты и неприветливо чернели, выдавая общее запустение. Хорошо продвигаемся, – подумал Ир, – через полчаса будем на базе, а там и долгожданный отдых! Поля у дороги сменились густым плотным бесконечным ельником, иногда перемежавшимся березовыми и ольховыми рощицами. Листья с деревьев почти все облетели, и вид за окном стал ещё более уныл, чем прежде. Тёмная зелень хвои за ливневыми потоками казалась чёрной, сгущая краски и настроение разношерстной компании.
Спустя пять минут дождь внезапно прекратился, и Ир решил сделать остановку и посмотреть, как там дела у ребят в кузове. Нанд вместе со спящим порозовевшим Волком (Ир отметил, что процедуры Егорыча явно пошли ему на пользу) спрятались под валявшимся в кузове куском брезента, и в общем, чувствовали себя неплохо. Нанд сообщил только, что Волк сквозь сон пару раз требовал водки и девок, но всё обошлось. Усмехнувшись, Ир предложил всем желающим избавиться от лишнего, скопившегося в организме. Сам он, собрав у народа фляжки и бутылки, пошёл набрать воды из ручья, журчавшего в овраге. Одним первых в кусты направился Складка, снова смешно подпрыгивая на ходу.
В лесу стояла тишина, ветер спал, и было настолько тихо, что непривычно давило на уши. Стоя лицом к лесу, Ир вдохнул полные лёгкие воздуха и медленно выпустил его, отдавая обратно лесу. Трудно было поверить среди такого спокойствия, что где-то решается судьба человечества, стоящего на краю гибели и толком не ведающего, по чьей милости так бесславно падет. Словно вторя его мрачным мыслям, по верхушкам деревьев прокатился отдалённый гром. Странно, – подумал Ир, – гроза, что ли? Припозднилась ты что-то, подруга – скоро снег уж выпадет. Он развернулся и пошёл к машине.
* * *
Сорс остановил дрезину, когда до платформы Бот Ривер оставалось примерно полсотни метров. Зулус, не спрашивая Джея, сгрузил ящик с зарядом и молча махнул рукой Сорсу в направлении платформы. Сорс кивнул.
– Ладно, встретимся в конце платформы. Я отгоню туда тачку и побегу к эскалатору. Если попрут – взрывай. Как только рванет, беги сразу к тележке. Если вдруг обвалится выход, гони без меня в порт, я как нибудь поверху доберусь. Только бы успеть! Дай мне двадцать минут. Держись, друг!
Нтонга кивнул и начал деловито подготавливать взрывчатку к подрыву, иногда поглядывая в темноту тоннеля. Сорс подогнал дрезину к дальнему от опасного места концу платформы, подхватив одной рукой рацию и сжав в другой оружие, побежал к пыльному эскалатору. Фонарик на кепке нервно выхватывал из темноты следы запустения. За полтора года войны Африка научилась безумно бояться подземки. Обязательное на всех станциях безотказное аварийное освещение – ещё одно чудо инженерной мысли творцов гигантской всемирной транспортной сети, способное работать на протяжении двух месяцев после отключения основного питания, – давно погасло. Сорса удивило, что на ступеньках не было ничьих следов – ни застарелых, ни свежих – от захватчиков, прошедших недавно по тоннелю. Обычно пятнашки обшаривали все возможные проходы и лазейки. Здесь же ни одна пылинка не была потревожена. Походило на то, что вся злобная масса прорыва ушла вперёд по тоннелю, не разделяясь на потоки. Это была ещё одна загадка последних дней.
Он, запыхавшись, взбежал по лестнице в просторный круглый сумрачный зал наземной станции. От запылённых окон и грязных стеклянных дверей шёл мутный дневной свет, и фонарик сразу потускнел. Серые пластиковые турникеты были похожи на огромные чемоданы, брошенные какой-то странной группой туристов в удивительно строгом порядке посреди зала. Больше в зале ничего не было.
Когда-то в вестибюлях станций были кассы, киоски, охранники, служащие. Но последние лет пятнадцать устройство глобальной подземки поражало своей простотой и отсутствием всего лишнего. Всё было сделано, чтобы обеспечить невиданный пассажиропоток, многократно возросший со времен появления подземки в двадцатом веке. Минимум сложностей с регистрацией – пассажиры регистрировались по личному коду на чип-картах с последующей автоматической оплатой с банковского счёта, максимум безопасности – подавляющие поля, всевозможные детекторы оружия не только на входе, но и на всех ключевых узлах, молекулярные датчики обнаружения взрывчатки и прочее, и прочее. Единственное, на что теперь хватало горе-террористов, это успеть забежать в вестибюль станции и крикнуть своё излюбленное заклинание. Благодаря полуавтоматическим турелям и умнейшим бдительным системам безопасности, смертники даже не всегда успевали произвести подрыв. Всё это добро было искусно спрятано в нишах за лючками и совершенно не цепляло глаз простого обывателя. Сейчас и вовсе трудно было догадаться о существовании мощной сети защиты, глядя на эти мёртвые стены и пыльные гробы турникетов.
От быстрого захвата и гибели Южную республику, оставшуюся практически единственной развитой страной региона, не смотря на многочисленные проблемы, спасло то, что центр Чёрного континента даже после достижений Продуктовой революции так и не смог выбраться из нищеты и трущоб. И система глобальной подземки там была представлена всего несколькими слабыми нитями каналов, пронизавших материк в трёх местах – вдоль обоих побережий и один – почти по центру. И только на севере и на юге эти слабые ниточки вновь распускались в разветвлённые сети, подобно венцам на стебле укропа. Из-за нежелания бедных правительств оплачивать строительство каналов, а то и вовсе строптивого запрета местных князьков на любые подземные шахтные разработки, как это было в случае с Чадом и Конго, корпорация «Глобал Сабвей» приняла решение проложить канал под этими странами на небывалой глубине – около пятисот метров. Конечно, без возможности выхода на поверхность. Как ни протестовали эти государства против произвола «денежных мешков», физически они никак не могли воспрепятствовать работам – не было ресурсов. Вялые крики в ООН о нарушении суверенности и прочего быстро и профессионально были подавлены могущественным лобби государств-акционеров «Глобал Сабвей».
ЮАР, недовольная этими трудностями и невозможностью в полной мере воспользоваться новыми технологиями в условиях чрезмерно возросшего пассажиропотока, заключила с Анклавом двусторонний договор на строительство эксклюзивной Атлантической магистрали, которая напрямую соединила бы юг Африки с центром Южной Америки.
Бурение субокеанской магистрали должны были закончить в 2020 году. Но из-за возникших непредвиденных трудностей с разработкой чрезвычайно твёрдых пластов океанического дна в Ангольской котловине сроки перенесли на 2021 год, затем, из-за аварии с прорывом морской воды и гибели десятков рабочих в тоннеле – на 2022. А потом началась эта странная война и отменила строительство на неопределённый, но, несомненно, долгий срок, а может, навсегда. Говорили, что Тропический пояс планеты пал одним из первых. Конечно, ведь там было очень много тоннелей. И даже ходили слухи, что недостроенный канал вел чуть ли не в самое осиное гнездо захватчиков. То, что тоннель не был закончен в срок, отчасти спасло африканцев, долгие годы безуспешно боровшихся с ВИЧ, от быстрого и окончательного вымирания из-за другой эпидемии, охватившей всю планету, вирусы которой были необычайно живучи, быстры и крупны. Вакцина от этой заразы всё ещё не была найдена, и остро стоял вопрос о том, будет ли она найдена вообще.
Сорс попытался раздвинуть грязные половинки двустворчатой стеклянной двери. Дверь оказалась запертой. Керамической рукояткой «пепи» он попробовал разбить толстое сантиметровое стекло, но оно стойко выдержало несколько сильных ударов. Джей оглянулся в поисках чего-нибудь тяжёлого, но как на зло, в холле станции не было ничего сколько-нибудь подходящего. Здесь вообще не было ничего крупнее и тяжелее катышков пыли по углам. Он отошёл метров на пять, поднял «пепи» на уровень груди и направил на дверь, но передумал. Трепетно относясь к чудо-оружию смотрящих, Сорс не хотел применять его по пустякам. Он попытался положить «горячую штучку» в кобуру, но обнаружил, что потерял её в последней схватке – остались одни лохмотья на ремешке, а смотрящий с тех пор не выпускал оружие из рук. Тогда он сунул ценное оружие за пазуху и вытащил из небольшой потёртой кожаной кобуры, которая висела под потрёпанной безрукавкой с другой стороны, более подходящий инструмент. Это была старая добрая, компактная, хотя и довольно тяжёлая, полицейская «малышка» RAP-501 калибра девять миллиметров. Когда-то давно, в далёких и казавшихся такими добрыми сейчас девяностых южноафриканские власти обновили вооружение полиции и службы безопасности. И большое количество таких стволов тут же оказалось на чёрном рынке и гуляло по стране, пока не осело в карманах желавших иметь небольшое, надёжное и мощное оружие для защиты себя и близких. Или для обратных целей.
Девяностые, восьмидесятые… Джей горько улыбнулся. Счастливая пора беззаботного детства, мир, казавшийся таким добрым и большим, бесконечным как океан, начинавшийся у порта, и интересным, как неразведанный соседний квартал. И хотя там могла быть местная чёрная шпана, встреча с которой не сулила ничего хорошего светловолосому белому пареньку, это был добрый мир. Потому что там не было «пятнашек».
Джей усмехнулся этому слову. На одной из редких встреч смотрящих, когда ещё летали редкие самолеты, угрюмые парни, каждый с огромной кобурой под мышкой, в очередной раз решали, что делать и как менять стратегию и тактику борьбы. На той сходке были двое русских. Один из них и рассказал, что слюнявых у них называют так. Странно, у кого из этих северян возникла бредовая идея сравнить жестокую охоту мерзких тварей со старой как мир, такой милой безобидной детской игрой в догонялки.
– Пиат-наж-ки… – произнёс он вслух, словно пробуя на вкус непривычные звуки. Английское название, «тэг», было гораздо короче и звучало чётко и ясно, и тоже подходило по смыслу. Джей снова улыбнулся. Он вдруг вспомнил, как однажды, давным-давно, в том невероятно далёком отсюда детстве, вместе с другими мальчишками из своего двора, увлёкшись этой игрой, стремительно удирал от длинноногого рыжего соседского приятеля Пита, который водил. И как он, маленький Джонатан Сэмюельсон, бежавший изо всех сил, налетел на торец внезапно открывшейся двери подъезда их дома и почти проломил себе череп. За дверью оказалась мама, она как раз собралась в магазин. Кровищи тогда было! Сорс зажмурился, словно это происходило с ним сейчас, и смахнул навернувшиеся слёзы. Разбитый окровавленный лоб трещал, в глазах стояли радужные круги, а мама кричала так, словно он уже умер. Но больше всего, на всю жизнь, он запомнил её глаза, наполненные ужасом за него и эти её слова: «Никогда, слышишь? Никогда больше не играй в пятнашки! Понял?…» От её крика, минуту назад такая бравая, вся дворовая ребятня трусливо попряталась по всем щелям, ожидая справедливого возмездия за нерадивость и неосторожность. А потом мама заплакала, вытирая ему кровь с лица своим платком, и, отведя глупого, но бесконечно любимого сына домой, долго возилась с раной, срезая вокруг пропитанные кровью космы, промывала, обрабатывала, бинтовала голову…
Сорс посмотрел на пистолет. Патронов к «рапам» на брошенных полицейских складах оставалось много. Ещё хватит на большое количество серых или слишком медлительных слизистых. Сорс не понаслышке знал, что если застать слюнявого со спины и не дать себя обнаружить, то свинец очень хорошо разносит твёрдый, не успевший размякнуть, клиновидный череп. А ещё есть доля секунды на удачное поражение за мгновение перед необратимым превращением, ящер на это время теряет контроль над своим телом, занятый «управлением пластичностью». Чем смотрящий и пользовался не один раз. Нужно только иметь талант ловить момент.
Сорс усмехнулся своим тяжёлым мыслям и выстрелил прямо в середину створки. Многократно усиленный бесконечной круглой стеной помещения, звук выстрела оказался просто оглушающим.
– Просто сногсшибательно, – произнёс, слегка оторопев, смотрящий и потряс головой.
Стекло рассыпалось на тысячи блестящих зеленоватых осколков. С улицы сразу же потянуло свежестью тёплой южноафриканской весны. Сорс, помня о деле, быстро выбежал на улицу и осмотрелся. Вокруг было пустынно и светло. Вечерело, и солнце уже спряталось за зданиями. Станция была окружена однообразными серыми бесконечно высокими этажками и чахлыми куцыми деревцами с редкой молодой листвой. Один из многочисленных пригородов Кейптауна, спальный район Бот-Ривер. Некогда многолюдный, теперь пустынный по причине всеобщей эвакуации.
Отрезвлённый этой простой, но весьма своевременной мыслью, а также вспомнив, что там внизу Нтонга один и рискует быть погребенным своими собственными руками или растерзанным очередной волной, Сорс неохотно откинул воспоминания и подбежал к длинной скамейке, стоявшей недалеко от входа в подземку. Он скинул с плеч рюкзачок, выключил фонарик и убрал пистолет, затем устало присел на скамью и достал передатчик.
– Цикада, Цикада, приём. Вызывает Лайон.
С паузой в пять секунд он повторил позывные.
Рация молчала. Он ещё несколько раз переключил каналы, вновь и вновь производя вызовы. Ответа не было.
Сорс посмотрел на свой задачник, в надежде, что где-то остался работающий на мощном бесперебойнике спот оллнета. Задачник так же показывал отсутствие всякой связи.
– Дьявол! Неужели опять опоздали? Кто нибудь, ответьте! Ребята, есть кто на связи?
Спустя пару секунд рация издала шум, как-будто приняв чей-то слабый сигнал.
– Чёрт бы побрал эти короткие волны.
Джонатан огляделся. Судя по симптомам, передаче мешало обилие армированного метробетона вокруг. Придётся искать чистое место или забираться повыше. Он вздохнул и осмотрелся. Этажки тянулись бесконечными рядами во все стороны от площади, в центре которой стоял широкий приземистый цилиндр станции подземки. Значит, нужно было лезть в один из домов. Сорс попытался связаться по задачнику хотя бы с Зулусом, – предупредить, что задерживается, – но сигнал не мог пробить толщу земли. Джей сунул рацию в рюкзак, встал, с усилием распрямив порядком уставшие ноги, и трусцой побежал к ближайшей, самой высокой на вид, этажке.
