Текст книги "Блудницы Вавилона (СИ)"

Автор книги: Иэн Уотсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

В своем, несомненно, спорном, но старательном следовании древним традициям Вавилон, возможно, стал первым самоосознанным полисом в мировой истории. Ничего подобного не было нигде и никогда. Чем-то вроде общинного мозга. Может быть, Вавилон и сам компьютер, построенный из людей, а роль микросхем памяти исполняют глиняные таблички и вощеные дощечки.

Утомленный монологом Александр откинулся на подушки и закрыл глаза. На веках его лежала краска. Управляющий потянул гостя за рукав, давая понять, что аудиенция окончена.

Алекс уперся. Он так и не успел ничего сказать, кроме нескольких слов, и сейчас его одолевало желание выговориться, отдаться на милость повелителя.

– Царь Александр! – воззвал он. Управляющий потянул сильнее. – Простите, ваше величество, но вы задали мне вопрос.

Веко дрогнуло и поднялось.

– И ты ответил.

– Я должен рассказать кое о чем еще.

Но о чем? Какую повесть предложить царю? О маленьком свитке? О Фессании? О Деборе, Шазаре и Мардуке? Последние трое были, конечно, героями одной повести, но ведь три эти нити можно и расплести для пущего эффекта. Люди Александра к пыткам не прибегают, докапываясь до истины только с помощью логики… Он растерялся. И все же… он не совершит ничего предосудительного, если расскажет о своем открытии. Может быть, его даже вознаградят. Чем? Мешочком с монетами? Дозволением жениться на Деборе? Нет, правдой…

– Ваше величество, я нашел устройство, изготовленное с помощью tekhne будущего.

Глаз закрылся, но накрашенные губы снова шевельнулись.

– Еще одна книга предзнаменований? Расскажи о ней Аристандру, а не мне. Я – книга предзнаменований Вавилона, Аполлон Прорицающий.

Управляющий пригнул Алекса к полу.

– Плохой мальчик, – прошептал он.

Пятясь задом, с горящими щеками и на четвереньках, гость выполз в коридор. Управляющий щелкнул пальцами, подзывая стражу.

– Доставьте его к Аристандру. Живо!

Алекса провели по другому коридору, тоже пропитанному тяжелым сладковато-гнилостным запахом, мимо дюжины дверей. Остановились у тринадцатой.

На стук отозвался высокий костлявый греке длинным пониклым носом, напоминающим хобот тапира. Лет пятидесяти, чисто выбритый, с завитыми, спускающимися кольцами на шею волосами. Голова перехвачена плетеным серебристым шнуром.

На кончике длинного носа образовалась капля. Он вытер ее рукавом, но ее место тут же заняла другая. У грека был насморк или же, может быть, нос его, подобно сталактиту, удлинялся с годами за счет выделения жидкости и отложения солей.

Управляющий объяснил, в чем дело, и Аристандр впустил его, Алекса и стражей.

Столы, табуреты, полки, большая часть пола и половина кровати завалены глиняными табличками и свитками папируса. На стенах таблицы со странными геометрическими рисунками и примечаниями, сделанными красными чернилами. В одном углу водяные часы, у окна – солнечные, а еще неизвестного назначения устройства с зубчатыми колесиками, дисками и шестернями.

– Устройство, изготовленное с помощью tekhne будущего, вот как? – Аристандр вытер нос, накрутил на палец прядку волос. – Изложи подробно все обстоятельства.

– Да… но кто вы? – спросил Алекс.

– Глупец, – сказал управляющий. – Перед тобой Аристандр, придворный футуролог.

– Так оно и есть. И время идет.

– А я-то думал, что в Вавилоне время стоит.

– Мое время бежит. И царя тоже.

– Когда он умрет, будет ли назначен другой Александр?

Оплеуха больно обожгла щеку.

– Переходи к делу.

Алекс подался назад и наткнулся спиной на острие копья.

– Я… Извините. Могу ли я говорить о вещах, которые не относятся к Вавилону?

– Разрешаю. – Аристандр посмотрел на стражей. – Вам запрещается повторять где-либо то, что вы здесь услышите, а не то ваши уши проткнут раскаленными иголками.

– Ну, получилось так… – начал Алекс. Остальное – но не все – вывалилось из него само собой.

Вытянув большую часть оставшегося хитроумными вопросами – нюх на детали у Аристандра оказался отменный, несмотря на заложенный нос, – футуролог едва заметно усмехнулся.

– Думаю, нам не помешает выпить вина, – сказал он и, отложив в сторону папирусы, поставил на освободившееся место кувшин и три чаши, которые сам и наполнил. _ Что ты об этом думаешь? – Вопрос был адресован управляющему.

Управляющий утолил жажду с жадностью человека, иссушившего горло пространной речью.

– Заговор, – ответил он. – Вот что это такое. С одной стороны, глупейший заговор. А с другой – он же, но более тонкий и глубокий, хотя многое остается пока неясным. И в самом сердце – вот этот мальчишка, простодушный младенец с неустойчивой психикой.

Алекс почувствовал, что краснеет. Неоперившийся юнец, вот он кто. Сопляк, из которого Митч старался, да так и не смог сделать мужчину, бойца.

Однако же кто есть мужчина, если не выросший мальчишка? В какой-то момент Алекс вдруг увидел Аристандра и управляющего такими, какими они, возможно, и были на самом деле: большими, потертыми временем мальчишками. Дети, которыми они когда-то были, проступали из плоти взрослых. В отсутствие зеркал – если не считать таковыми полированные стеклянные диски, встроенные в футурологическую модель Аристандра (или что-то другое, чем это могло быть) – себя самого он не видел.

– И я так думаю, – согласился футуролог. – Глубокий заговор может быть чистой воды игрой воображения. Но нельзя не замечать явное предзнаменование.

– Какое предзнаменование?

– Значение свитка, упавшего под ноги новому Александру. Тому, кто носит имя Зимы, сезона смерти! Наш царь – солнце. Что может затмить его город, если не зима мира?

– А!

– Прошу прощения, – вмешался Алекс, – но мое имя слишком неубедительная причина, чтобы верить мне.

Аристандр энергично покачал головой.

– Это не причина. Это предлог, чтобы поверить тебе. Повод. Твоя история соответствует сделанным мною в последнее время многочисленным прогнозам. Она уточняет и проясняет их. А еще позволяет выбрать единственный вариант, чтобы прощупать почву будущего и обнаружить поддающуюся интерпретации картину. Твой приход сюда гораздо существеннее, чем, скажем, появление на подоконнике в комнате царя семи ворон, оставивших на нем свое дерьмо. Но как знамения они схожи. Искусство понимания знамений – в умении их применить.

– А что, мой рассказ не был бы так же важен, будь мое имя, к примеру, Филипп Спринг.

– Отца нашего царя звали Филиппом. А весна – разве не приходит она из тайных дворцов подземелья?

– То есть мне уже не победить, так?

– Насчет этого я не знаю. Мы определенно можем использовать коварство невинности. Люди скорее замечают простодушие, чем хитрость. Алекс, ты должен как можно быстрее стать гражданином Вавилона – сейчас, сегодня! Где еще, если не в Вавилонской башне, есть tekhne для прочтения такого свитка? Где еще есть маги, владеющие всеми средствами коммуникации? Цирюльник, конечно, пронесет свиток в башню. Тебя будут тай но сопровождать несколько телохранителей, которые потом доложат мне обо всем.

Длинный нос повернулся к Алексу, словно с тем, чтобы миропомазать его последней каплей елся.

– Скажи мне только одно, Аристандр. Что будете женой Мардука по истечении года славы?

– Она станетжрипей Нижнего мира. Другими словами, будет помогать обслуживать компьютер.

– Обслуживать что?

– Компьютер.

– А как иначе ты собираешься выучить вавилонский? С помощью магии?

Алекс радостно хихикнул. Тысячи миль и тысячи лет преодолела Дебора, чтобы избежать унылой участи компьютерного оператора. Какая судьба! Похуже смерти. Смерть, замаскированную под красочный обряд жертвоприношения, она, одурманенная наркотиками, еще могла бы принять. Но стать рабом компьютера до конца всей своей вавилонской карьеры – о сладостная месть! Вот уж с чем она не согласилась бы ни за что.

Алекс издал торжествующий крик.

– С неустойчивой психикой! – Управляющий добродушно хлопнул его по спине.

Глава 4

в которой Алекс совершает восхождение на вершину холма, а потом находит низкооплачиваемую работу на самом дне

Алекс шел через квартал Эсаглия, торопясь – наконец-то! – к Вавилонской башне. Пара телохранителей в неприметных платьях неотступно следовали за ним на некотором расстоянии. Прощай, прежняя жизнь. Довольно быть греком.

Расталкивая пространство, Вавилонская башня в то же время притягивала к себе Алекса. Высочайший из зиккуратов, зиккурат-небоскреб, устремленный в безоблачное голубое небо. Охваченный спиральными витками уходящих вверх ступенек, достаточно широких, чтобы вместить несколько запряженных ослами повозок. Если бы эту спираль можно было развернуть, она пересекла бы весь город и вышла далеко за его пределы.

Восхождение на самый верх, куда ему и надлежало явиться для прохождения инициации, наверняка занимало не меньше двух часов. Есть ли где-то более короткий, вертикальный подъем, Алекс не знал. Имевшиеся на каждом уровне арочные проходы вели внутрь громадного сооружения. Наличие двух этажей окон над каждым проходом указывало, что там, внутри, есть свои, отдельные лестницы, мо ничто не говорило, соединены ли уровни друг с другом.

Алекс решил, что не станет искать коротких путей. Подъем сам по себе был испытанием, приближением к инициации и с такой целью изначально задумывался. Важно одолеть весь путь, пройти каждый уровень. В каком-то смысле нечто подобное предстояло несколькими веками позже совершить и Христу при восхождении с крестом на Голгофу. Трудно представить, что он при этом взял бы, да и воспользовался лестницей.

Добравшись до третьего уровня, Алекс остановился и прислонился к парапету, чтобы передохнуть. Ниже, в сотне локтей от него, два стража опустились на корточки и начали бросать кости.

Мимо непрерывным потоком текли люди и товары. Вверх и вниз. Город и прилегающие сельские районы поставляли продукты и сырье. Торговцы доставляли это все наверх, обменивая одни товары на другие, связывая нижние и верхние уровни. Башня представляла собой гигантскую архимедову спираль с множеством дырочек-дверей, через которые и происходил товарообмен, так что груженная капустой тележка к моменту прибытия на самый верх могла превратиться во что угодно: засахаренные фрукты, свитки, благовония, одежду. Впрочем, несколько кочанов капусты все же достигали вершины, иначе обитавшие там олимпийцы обзавелись бы цингой.

В целом существующие субкультуры держались в рамках языковых барьеров. Алекс уже миновал последовательно сообщества шумеров, аккадцев, ассирийцев, хурритов, хеттов, финикийцев и арамеев.

Взирая на раскинувшиеся внизу беспокойные, суетливые, шумные кварталы, Алекс испытал странное чувство: у него вдруг возникло ощущение, что башня не сужается кверху, а расширяется, наклоняясь, нависая над городом подобно Пизанской, угрожая обрушиться на Вавилон.

Отпрянув от балюстрады, он наткнулся на кого-то и едва не упал. Сильная рука поддержала Алекса.

– Что, голова закружилась?

Гупта! (Два телохранителя быстро – и незаметно – подобрались ближе.)

– Что вы здесь делаете?

– А вы как думаете? Наверное, гоняюсь за своими шекелями, ха-ха! Вообще-то я принял наконец решение относительно планов на будущее. И теперь должен стать гражданином. Гостевой месяц заканчивается. Какой смысл разбазаривать денежки, если уже можно получать доход. Похоже, вы того же мнения, вот только разбазаривать вам нечего.

Алекс хотел подать знак своим сторожам, но воздержался, чтобы не привлекать внимания Гупты. Передача такого сообщения – что индиец вовсе не собирается перебросить его через парапет, что, наоборот, это он, Алекс, должен ему деньги и что при всем этом относиться к Гупте следует с крайней осторожностью – потребовала бы слишком сложных жестов и еще более сложной маскировки, так что Алекс ограничился тем, что почесал голову.

– И что же у вас за планы? – спросил он.

– Ха-ха, разве бизнесмен, какого бы скромного звания он ни был, станет распространяться о своих задумках и выдавать секреты? Скажу лишь, что они имеют отношение к фокусам и к тому занимательному действу, которое мы с вами наблюдали не далее как вчера. Жаль, самое интересное вы пропустили.

– Только не говорите, что вы намерены вступить в партнерство с Камберчаняном!

– Как вы догадались?

– Денег на открытие собственного заведения у вас нет… разве что вы богаче, чем признаетесь.

– От вас ничего не скроешь, вы просто видите меня насквозь. Да, так оно и есть. Я буду художественным руководителем еще одного предприятия старика Камбера.

– Станете подражать «Дому Вуали»? Будете обучать метафизических стриптизерш?

– Подражать? Нет, друг мой. Я намерен превзойти их. Сотворить целое новое измерение. Голая правда, ха-ха. Давайте продолжим восхождение вместе. Если снова закружится голова, хватайтесь за мою руку. И не бойтесь, я не пойму вас превратно.

Так случилось, что в следующем отсеке башни обосновались как раз индийцы, на что безошибочно указывали густые ароматы карри и тандури.

– Самое время перекусить! Чую запах самосы. – И Гупта, жестикулируя и болтая по-гречески, потащил Алекса к лоточнику.

– Вы вовсе не обязаны из-за меня говорить на греческом. Если хотите, разговаривайте на своем.

– Дорогой друг, здесь пользуются санскритом. Я же, хотя и знаком, разумеется, с нашей великой индийской классикой, владею им недостаточно бегло для повседневных нужд.

Утолив голод острыми пирожками с ягнятиной и остудив жар мятным йогуртом, они продолжили путь, то и дело останавливаясь по зову любопытства, запасы которого у Гупты оказались неистощимыми. Позади остались Маленький Египет, Маленькая Армения, Маленькая Италия, Маленькая Скифия и Маленький Китай. О визите к царю Алекс еще не упомянул ни словом.

Они были на седьмом уровне, когда Гупта воскликнул:

– Посмотрите! Уж не наша ли добрая знакомая там, впереди?

День уже клонился к вечеру. На западе, за полями и лугами, за пустыней, солнце опустилось в балансирующий на краю горизонта мешок расплавленного золота, оплетенный паутинкой облаков. Лучи его позолотили одетую в желтое холщовое платье Дебору. Ее сопровождали двое магов в высоких конических колпаках.

– Должно быть, поднялась по внутренней лестнице, – сказал Гупта. – Коротким путем.

– Дебора! Эй, Деб!

Многочисленные японцы удивленно уставились на кричащего Алекса. Ни один из них не говорил по-японски. В этом бесконечно повторяющемся 323 году до н. э. государство Ямато еще не существовало, а японцы были корейскими эмигрантами в массе волосатых аборигенов айнов. Япония оставалась частью Китая, из которого позднее вышла ее литература. Японцы Вавилона говорили на языке Конфуция.

– Деб! Эй! – Алекс сорвался с места и, расталкивая прохожих, помчался вверх.

– Подождите! – Гупта последовал за ним, рассыпая извинения и принимая проклятия.

– Деб!

На сей раз она услышала и повернулась. То же сделали и маги. Дебора остановилась в нерешительности, помахала рукой, но люди в колпаках уже тащили ее к ближайшей арке.

Подбежав к тому же входу несколькими секундами позже, Алекс вошел в высокий зал. С полдюжины человек играли в маджонг. Горели лампы. Закрывавшие два выхода шелковые шторы висели неподвижно. Деревянная лестница поднималась к галерее с открытыми дверьми и уходила выше. Подняться наверх Дебора и ее спутники успеть не могли. Оставались двери.

– Пожалуйста! – взмолился Алекс. Игроки в маджонг повернули головы. – Женщина и маги – куда они прошли?

Ему никто не ответил, хотя игроки и защебетали о чем-то между собой.

Алекс метнулся к первой двери, развел шторы – полутемное помещение, тюфяки на полу и еще два прохода, ведущих дальше, в глубь башни.

Он перебежал к следующей. За занавесками находилось что-то вроде склада, заставленного мешками с рисом. И тоже два выхода.

Никого.

Алекс устремился к ступенькам, столкнулся с Гуптой и рванулся вверх, перепрыгивая через две ступеньки.

За первой дверью лежала залитая солнечным светом комната, перегороженная расписанными розами, ивами и цаплями ширмами; за второй – ярко освещенная спальня. Сидевшая на табурете обнаженная азиатка тщательно расчесывала длинные черные волосы. При виде незнакомца женщина выронила гребень; рука ее метнулась ко рту. Прежде чем она успела вскрикнуть, Алекс поспешно ретировался.

В третьей, темной и запущенной, не было никого и ничего, кроме огромной вазы налакированном столике.

Пыхтя и отдуваясь, он одолел еще один пролет. Зал здесь уступал по размерам предыдущим. На полках, купаясь в янтарных лучах заходящего солнца, теснились бутыли, кувшины и баночки с порошками, настойками, мазями, засоленными змеями, корнями женьшеня, органами животных. Еще два выхода. И снова ступеньки. Алекс выбрал ступеньки и очутился в похожем на чердачное помещении – темном, душном, с тяжелым, затхлым воздухом. Когда глаза немного привыкли к сумраку, он увидел сотни свисающих с потолочных балок гирлянд сушеных грибов. Других дверей, кроме той, через которую он вошел, видно не было.

Алекс вернулся в медицинский салон. С нижней галереи доносились сердитые птичьи голоса и жалобные причитания Гупты.

Глянув вниз, он увидел нескольких игроков в маджонг. Один из них угрожающе размахивал здоровущим орудием, напоминающим секач мясника, но украшенным изысканным орнаментом. За его спиной виднелись фигуры других китайцев (или японцев), которые, отложив доски, готовились дать отпор нарушившим их покой чужакам.

– Вниз, Алекс, да поживее! – крикнул Гупта. Алекс нехотя подчинился. Едва он оказался рядом с

Гуптой, как индиец бесцеремонно толкнул его вниз, сопроводив толчок подзатыльником. За подзатыльником последовали другие оскорбительные действия.

– Глупец и сын глупца! – кричал Гупта. – За что мне такое проклятие! Позор предков!

Прикрывая отступление тычками и ругательствами, индиец гнал Алекса по лестнице, пока они не оторвались от разгневанной толпы и не оказались наконец на внешней лестнице.

Гупта остановился.

– Ну вот, я вас защитил. Теперь вы мой сын. Беру ответственность на себя.

В сгущающихся сумерках мерцали огоньки ламп, каждая из которых отмечала отдельный вход. Дневной грузопоток сошел на нет, но место ослов с их тележками заняли выбравшиеся прогуляться обитатели Вавилонской башни. В тени под опорой Алекс заметил своих притаившихся телохранителей. Почему они не вмешались раньше? Не имея возможности высказать претензии, он укоризненно покачал головой.

Гупта принял жест на свой счет.

– Разве я вас не спас? – запротестовал он.

– Спасли, спасли.

– А! – Индиец огляделся. – Уж не должен ли был кто-то другой спасти вас от последствий ваших же необдуманных действий?

– Конечно, нет, – поспешно уверил его Алекс.

Разумеется, его безумное вторжение в китайский квартал смутило шпиков, ведь раньше он вовсе не спешил к вершине. Чтобы отвлечь Гупту, Алекс негромко выругался, выразив огорчение в связи с потерей Деборы.

– Интересно, почему она была с магами? – задумчиво произнес индиец.

– Собирается стать невестой Мардука.

– А вы откуда знаете?

– Я? Э-э… слышал.

– От того мальчишки, что приходил па постоялый двор и убежал с вашими деньгами?

– Может быть.

– Так теперь вы ревнуете ее к Мардуку? Рискованно. Как человек, взявший на себя ответственность за вашу безопасность, ха-ха, советую вести себя благоразумно и осторожно. Преследование невесты бога до добра не доведет.

– Наверное, вы правы.

– И все же, как вижу, вы не намерены следовать моему совету. Пожалуй, придется мне отречься от вас.

– Не стесняйтесь.

– Не сейчас. Сначала нам надо найти местечко для ночлега.

– Для ночлега?

– Да. На вершину лучше всего подниматься с первыми лучами солнца. Вы же не думаете, что чиновники будут заниматься нами сегодня? Не беспокойтесь, все расходы я беру на себя. Вы ведь мой сын, грешный и глупый.

И останетесь им, пока я не доставлю вас на место. В целости и сохранности.

– Спасибо.

Они зашли на территорию гуннов, примыкавшую в 323 г. до н. э. к Китаю, и быстро отыскали постоялый двор. Название, написанное, кстати, по-гречески, звучало довольно устрашающе – «Край Бездны», – но место оказалось вполне гостеприимное, с атмосферой немецкой пивнушки более поздних времен, хотя украшением интерьера служили чучела конских голов с довольно скорбными выражениями. Алекс и Гупта взяли себе стейки из конского мяса и кислое молоко и даже не заметили проскользнувших вслед за ними двух телохранителей.

Встав пораньше, Гупта и Алекс поднялись наверх еще до рассвета. Дебору они больше не видели.

Последний лестничный пролет вывел их на круглую каменную площадку, в центре которой высилась сложенная из кирпичей круглая башенка, увенчанная железным копьем. Деревянная дверь была открыта. Сидевший за столом маг разбирался в стопке вощеных глиняных дощечек.

Гупта приложился губами к кончикам пальцев и поклонился. Алекс сделал то же самое.

– Сюда нас привело, – торжественно начал индиец, – желание гражданами стать величайшего из городов, врат Бога!

Появившиеся на площадке шпики подошли к балюстраде, делая вид, что любуются видом

– Хм-м, – сказал маг. – Назовите, пожалуйста, ваши имена. И дату прибытия.

Записав ответы на дощечках, он поднялся.

– Подождите. – И исчез в башне – проконсультироваться с компьютером?

У двери тут же возник стражник с копьем. Маг быстро вернулся и жестом предложил Гупте и Алексу войти.

– Не оборачивайтесь, – шепнул на ходу индиец. – За нами следят. Этих двоих я еще на постоялом дворе приметил.

– Наверное, тоже хотят получить гражданство.

– Вряд ли. Натуристов они совсем не похожи. Кстати, впервые встречаю человека, который бы не оглянулся, когда ему сказали не оглядываться. Мало того, вы даже бровью не повели.

Алекс поспешил перевести разговор на другую тему и обратился к магу:

– Не приходила ли сюда молодая женщина с темными волосами в сопровождении двух магов?

– Дела магов – не твои дела, грек.

Следуя за магом, они прошли вдоль внутренней стены и остановились перед тем, что избавило Алекса от необходимости отвечать на вопрос индийца. Кабина лифта! Механический подъемник! А может быть, клетка спускалась вниз под действием силы тяжести, а поднималась вручную? Так или иначе, но шахта пронизывала всю Вавилонскую башню от вершины до самого основания. Судя по размерам клетки, в ней могли поместиться человек двадцать. Внутри горели три масляные лампы.

Маг открыл дверцу. И хотя из укрепленной на стене рядом с кабиной железной пластины выступали самые обычные тумблеры, внутри никакого пульта управления не было.

– Ступайте в Нижний мир! Умрите греками, чтоб возродиться вавилонянами. И поживее. Вы здесь не одни такие.

Алекс и Гупта вошли в клетку. Дверь закрылась. Лифт пошел вниз. Задрожало пламя в лампах, запрыгали тени, кирпичная кладка рванулась вверх…

Однажды вечером (если только то действительно был вечер), в час занятий, Алекс слонялся по внутреннему двору. В голове гудело и шумело. Новый язык созревал в нем, как плод в утробе матери, формируя члены и органы чувств, суча ножками в стенки черепа. Он чувствовал себя так, словно перебрал наркотиков, перепил да еще не выспался.

Десятки других соискателей бродили по тем же освещенным факелами сводчатым подземельям, спрятанным где-то в глубине Вавилонской горы. Со стороны их можно было принять за погруженных в молитву монахов позднейших веков или пребывающих в сомнамбулическом состоянии канатоходцев. Время от времени кто-то начинал пританцовывать, кружиться, подпрыгивать. Случалось это, когда избыток слов вспыхивал в голове человека подобно фейерверку, дергая нервы, словно струны. Спазмы оживляли затекшие члены.

Все свое время за исключением получаса по пробуждении и часа перед сном кандидаты проводили в теплых сумеречных кельях, подключившись к обучающим терминалам. Дежурные маги давали им снадобья, гипнотизировали, закачивали информацию и выводили из транса на время отдыха.

Общего для всех распорядка не было, а счет времени Алекс давно потерял, так что отделить день от ночи или определить продолжительность того или иного отрезка уже не мог. Гупту он встретил всего лишь однажды, когда индийца отводили в келью. Дебору не видел ни разу. За сколько дней? Пять?

Еще два – и он станет вавилонянином.

Телохранители-шпики постоянно держались поблизости. К Алексу они не подходили и внимания к себе старались не привлекать. Маги к ним не приставали, следовательно, разрешение на их присутствие пришло откуда-то сверху. Чем они питались? Где спали? Как проводили свободное время? Он не знал. Вечером за ним присматривал один, утром встречал другой.

Даже освещенные факелами, пещеры оставались мрачными. Собравшиеся под сводчатым потолком тени напоминали предгрозовые тучи. Черные миазмы гроздьями висели между подсвечниками. Источники света казались в равной степени источниками тьмы. То была страна мертвых, где душам дозволялось скитаться на рассвете и где они бродили, печальные и смятенные, бессвязно бормоча неясные упреки и напоминания о том, что осталось неисполненным, несказанным.

Коридоры с перемежающими их аркадами соединялись в единую систему. Слоняясь по ним, Алекс уже не обращал внимания на массивные, обшитые медными полосами двери в стенах некоторых пещер. Одна из них, конечно, вела к лифту, но какая именно, он не помнил и вспомнил лишь, когда, совершая третий или четвертый променад, увидел, что из спустившейся сверху клетки выходит в сопровождении мага новая группа претендентов.

Какая-то другая дверь должна была вести к компьютеру и его служанкам, бывшим женам Мардука.

В конце концов Алексу все же довелось увидеть Дебору. Она шла одна, и он сразу же ее догнал.

– Деб, привет. Как ты? – На каком языке он к ней обращался? На греческом? Вавилонском? Или смеси обоих?

Она растерянно и смущенно посмотрела на него.

– Я? Я… у меня все хорошо. А ты тоже здесь?

– Да. Послушай, Деб, ты ведь собираешься замуж за бога или по крайней мере его жреца…

– Шазара, – не совсем уверенно сказала она.

– Нет, не за него. За верховного жреца Мардука. Шазар всего лишь посредник.

– За Шазара, – упрямо повторила Дебора. – Он проходил мимо храма, когда я пришла, и, пораженный моей красотой, повернул и последовал за мной. Едва я села, как Шазар остановился рядом, готовый бросить монету, если появится кто-то другой, но одолеваемый сомнениями. Потом дух Сина вошел в него, и он решился.

Она говорила медленно, как будто повторяя то, что внушили под гипнозом, накачав предварительно наркотиками.

– Да, но замуж тебя выдадут не за Шазара. Ты видела жреца Мардука? Он был в Праздничном храме? И знаешь ли ты, что с тобой сделают через год? Знаешь, Деб?

– Вопросы, вопросы… Он знал все. И теперь я тоже знаю все. Я уверена…

– В чем ты уверена? В том, что год побудешь богиней? А потом? До конца жизни… – он перешел на английский, – компьютерным оператором! Да, оператором! Где-то здесь, за одной из этих дверей. Взаперти! Вдали от света и жизни.

– Через год… я отправлюсь в Дом Суда.

– Ты отправишься в машинный зал.

– Сам великий Мардук сказал об этом, явившись мне во всем своем величии. Я видела его! Потом он снова исчез, будто растворился в воздухе.

– Ты видела голограмму, Деб! Не более того!

Она посмотрела на него со страхом, как будто это сам Алекс был привидением, и поспешила прочь. Он бросился за ней.

– Подумай, Дебора! Одумайся!

– Уходи! – жалобно воскликнула она на вавилонском. – Перестань мучить меня! Оставь в покое! Ты сумасшедший!

– Послушай! Помнишь, что мы здесь нашли? Помнишь, что было в свертке?

– Нет!

К ним уже бежали два мага. Алекса схватили за руки, да так ловко, что совершенно лишили возможности сопротивляться. Его потащили к келье.

Бесшумно, какдве изголодавшиеся щуки, шпики последовали за ними, то исчезая в мутной глубине теней, то мелькая серыми пятнами.

Проснувшись на седьмой день, Алекс обнаружил, что, хотя в голове по-прежнему шумит, все заняло свои места, определилось, отстоялось. Вавилонский звучал привычно, как будто он всегда разговаривал только на нем. Был ли этот язык древнее греческого? Нет, не был. Но казалось, что был.

Маг вывел его из комнаты и повел к массивной, обшитой медными полосами двери. Другой маг привел Гупту. Дверь открылась. Широкий, обложенный кирпичом туннель полого уходил вверх, исчезая в темноте за поворотом.

– Вы оба возродились, – сообщил маг. – Вы граждане. Ступайте и ищите свой путь, Найдите свое место в Вавилоне. Если же вас влечет Вавилонская башня, возвращайтесь через год и попроситесь в город внутри города.

Два новых гражданина вошли в туннель. Они уже скрылись за поворотом, а дверь все еще оставалась открытой. Словно ждала кого-то. Может быть, двух телохранителей?

Впереди, в конце туннеля, показалась освещенная факелами и заполненная шумом каверна.

Что это? Чрево Вавилона? Казалось, сто языков сошлись, смешались если не в споре, то в шумном обсуждении. С мраморных постаментов, с шатких деревянных платформ, с каменных подиумов, устроенных рядами, неслись бессвязный лепет мужчин, завывание женщин и детские вопли. С десяток магов патрулировали площадь, внимая этой разноголосице, словно живые регистраторы.

Что это? Состязание ораторов? Сумасшедший дом? Базар, где в качестве товара предлагались языки? Или, может, храм во славу Бога Времени, внимающего всем голосам, стихающим в конце, всей поэзии, всей философии и всем пророчествам, сливающимся в непостижимое, невнятное бурление?

Благодаря особенной акустике подземного зала слова распадались на отдельные звуки великой симфонии разлада. Эхо билось под сводом, как стая вспугнутых светом факела летучих мышей. Казалось, здесь был плавильный тигель самого Слова, тот котел общения, в котором некая изначальная речь Ура могла соединиться, срастись, дав наконец всему на свете точное название, и выявить себя в голосе грома, скрежете ледников, шорохе снегов, журчании текучих вод, во всем том, что, сложившись, сотрясало, крушило, давило и сметало творения цивилизации.

Алекс схватил за рукав проходившего мимо мага.

– Что это? Вы можете объяснить?

– Сие, граждане, Парламент Вавилона! Чтобы говорить с будущим, нам нужно прежде понять, что есть бессмыслица. Большая часть того, что мы обычно говорим, не имеет смысла. Однако же из этой бессмыслицы рождается смысл. В начальном, беспорядочном шуме космоса возникали ростки органов чувств. Организмы, организация, органоны. То, что слышите, есть голос стотрубного органа. Мелодия лона всех слов. Музыка матери смысла в родовых муках. Сие есть Мамму. Сие есть лава раскаленная, исторгнутая из недр бытия, чтоб коркою застыть на склонах Вавилона.

Маг устремился вперед, крутя головой из стороны в сторону. По-видимому, он был одним из тех, кто управлял – Алекс вспомнил выражение Аристандра – средствами коммуникации.

С десяток выходов вели с этой плошали парламента к ступенькам, рампам, туннелям, ухолившим в темноту. Над аркой каждого выхода был выложен рельефный символ: диск солнца с пиками лучей, полумесяц, голова быка, обезьяна, лепешка в форме губ, пчела, лев, крест, собака. Движение в пещере не прекращалось ни на миг: одни входили, другие выходили.