сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Она быстро поднялась и вышла из комнаты. Грэм повалился на кровать и широко раскрытыми глазами уставился в белый потолок.
Никогда в жизни он бы не поверил, что такое возможно. Со временем перестаешь верить в Деда Мороза, в волшебников, во всезнание родителей... и в такую вот бьющую через край, самозабвенную, безумную, сказочную любовь, которая считается идеалом. На деле все заканчивается сексом, изменой, разводом. Да, случаются увлечения, но чтобы любовь вспыхнула с первого взгляда, благоухания и прикосновения? У него? Куда улетучился его тщательно культивируемый цинизм?
Сначала Грэм лежал без движения и просто ждал. Через некоторое время он поднялся и начал мерить шагами комнату под высоким потолком, разглядывая ряды постеров и мягкие игрушки, два старых платяных шкафа, миниатюрную стойку-елочку для колец, увешанную дешевыми яркими побрякушками. Он пощупал плотные темно-зеленые гардины, выглянул в сад и рассмотрел соседний дом, высокий и неосвещенный. По небу разливался желтоватый свет; в саду пигментными пятнами белели плашки снега. Наконец дверь отворилась. Грэм радостно обернулся.
На пороге, покачиваясь и держась за косяк, стояла высокая, нетрезвая на вид женщина с острым лицом и соломенными волосами, одетая в красный спортивный костюм.
— Как ты тут, голубчик? — спросила она Грэма, оглядывая комнату.
Грэм попытался изобразить улыбку:
— Все в порядке, миссис Хантер. Миссис ффитч вышла... м-м-м... в туалет.
— Понятно, — сказала женщина. Грэм встречался с ней на торжественном вечере в честь окончания семестра, но она, похоже, его не узнала. — Ну, тогда ладно. Смотрите только... простыни не замарайте. — Она удалилась, прикрыв за собой дверь.
Грэм нахмурился, размышляя над ее словами. Тут дверь распахнулась снова, и перед ним еще раз возникла миссис Хантер.
— А мужа моего не видали? Я миссис Хантер, Марти — мой муж.
Грэм отрицательно покачал головой. Излишняя учтивость была бы ни к чему; он почти презирал эту пьяную особу.
— Нет, миссис Хантер, — сухо сказал он, — вашего мужа я не видел.
— М-м-м, — промычала она и ушла.
Теперь Грэм все время смотрел на дверь, но ее больше не открывали. Кутерьма вечеринки не утихала. В воздухе запахло чем-то подозрительным: то ли травкой, то ли смолистыми парами. Грэм вернулся к окну и стал рассматривать отражение комнаты в оконном стекле. Он посмотрел на часы и прикинул, сколько времени отсутствовала Сэра. Целую вечность. Может, пойти и проверить, не случилось ли чего-нибудь дурного? А вдруг ей это будет неприятно? А вдруг все же что-то случилось? Вдруг она лежит без сознания?
Грэм даже не знал, где находится туалет. Когда-то он пользовался удобствами на первом этаже. Спуститься и поискать? Но это может показаться назойливым; не исключено, что он ненароком откроет не ту дверь, вгонит кого-нибудь в краску. Он еще немного походил по комнате, затем полежал на кровати, сцепив руки за головой. Встал, опять подошел к окну, ожидая, что отражение двери вот-вот дрогнет.
Так и случилось. Грэм обернулся, но дверь уже закрывалась, а за ней мелькнуло мужское лицо.
— Ой, пардон, — произнес незнакомый голос.
Снаружи захихикала женщина, по ступеням застучали каблуки. Грэм в который раз повернулся лицом к окну.
В конце концов, у него засосало под ложечкой, в животе что-то сжалось и запульсировало болью, и тогда он решился выйти. Ему удалось найти только один туалет — все тот же, на нижнем этаже. В голове свербело: подергаю ручку, дверь откроется — а там никого. Она ушла. Я для нее пустое место. Он подергал ручку. Дверь была заперта изнутри.
Сейчас из-за двери ответит мужской голос, убеждал он себя. Но из-за двери ответил женский голос:
— Минутку, я сейчас. Прошу прощения.
— Сэра? — несмело спросил он дрогнувшим голосом.
Ответом было молчание. У него защипало в глазах: это не она. Откуда ей здесь взяться. Это на сто процентов не она.
— Грэм? Извини, пожалуйста. Я сейчас выйду. Ох, как я перед тобой виновата.
— Ничего, ничего. — Он осознал, что почти кричит, и заставил себя понизить голос. — Все в порядке. Все хорошо. Я подожду... там... в комнате, ладно?
— Да, подожди, пожалуйста. Пять минут.
Она не ушла! Грэм огромными прыжками помчался вверх по лестнице, перескакивая через три-четыре ступеньки; он молил бога, чтобы в его отсутствие комнату не заняла какая-нибудь озабоченная парочка, и проклинал себя за то, что посмел усомниться в Сэре. Теперь она будет думать, что он ей не доверяет.
Комнату никто не занял. С тяжело бухающим сердцем Грэм сел на кровать, сложил руки на коленях и уставился на нижнюю филенку двери. Я схожу с ума из-за того, что женщина задержалась в туалете, думал он. Одно это говорит, что я на седьмом небе. С кем можно этим поделиться? Со Слейтером? С мамой? Неужели у них с отцом было то же самое?
Сэра вернулась. Еще бледнее, чем прежде. Ее дыхание, стало прерывистым и неровным. Без единого слова она легла на кровать. Грэм за нее испугался, но когда она с закрытыми глазами повернулась на бок, лицом к нему, он заметил в ней нечто хрупкое, первозданно-манящее, и задрожал от страсти. Да что же это такое, я как насильник. Ведь ей плохо.
— Тебе... — Пересохший язык отказывался выговаривать слова, и Грэм начал снова. — Тебе нездоровится? Может, вызвать «скорую»?
— «Нездоровится», — эхом повторила она и улыбнулась. — Какое точное слово. — Теперь она открыла глаза и смотрела прямо на него. — Нет, я в полном порядке. Уверяю тебя. Это нервы. Я плакса, может, надо принимать валиум; только это все фигня. Мне сейчас нелегко, ты веришь? Надо еще многое утрясти. Извини, что доставила тебе столько беспокойства.
— Никакого беспокойства, — отозвался он и впервые остался доволен собой: ответ прозвучал сердечно, по-доброму и в то же время уверенно, но без высокомерия.
Расслышала ли она эти нюансы? Сэра лишь молча кивнула и прикрыла глаза. Потом она прижала подбородок к самому вырезу платья, над грудью, и втянула носом воздух.
— Какой стыд, — призналась она, широко раскрыв глаза. — От меня несет этим отвратительным лосьоном. — Когда она вернулась, Грэму и вправду ударил в нос резкий запах одеколона. Сэра робко улыбнулась и смущенно повела плечами. — Меня стошнило. Нужно было как-то отбить запах, вот я и схватила первое, что попалось под руку. Потом почистила зубы, но привкус все равно остался... Какая гадость... Грэм, ты так обо мне заботишься — как настоящий медбрат. Мне даже неудобно.
— Это... это пустяки, — неубедительно ответил он. Сэра опять смежила веки:
— Не подумай ничего плохого, но у меня к тебе просьба: погаси, пожалуйста, свет. В глазах режет.
— Сейчас сделаю, — негромко ответил он и направился к выключателю у двери.
От окна через всю комнату пролегли холодные желтоватые полосы. Сэра теперь выглядела какой-то бесформенной черной тенью, средоточием темноты. Он присел рядом с ней; она отвела руку, чтобы он мог придвинуться поближе. У него дрожала каждая жилка. Рука Сэры мягко притянула его голову к подушке. Теперь ее лицо было прямо перед ним, совсем рядом, но черты оставались неразличимыми.
— Как все ужасно, Грэм, — едва слышно прошептала она. — Ты просто чудо; я тебя завела, а сама сейчас ни на что не способна. Тебе будет противно.
— Мне... — начал он, но тут же осекся, чтобы не наговорить банальностей, которые уже были готовы слететь с языка. Еще не время. — Нет, — ответил он, — ничего подобного. — Он взял ее руки, которые теперь стали теплыми, в свои ладони. — Просто мне... — он не знал, видит ли она его лицо, чувствует ли, как дрогнула кровать, — ... мне очень приятно. — Он даже сам над собой посмеялся, осознавая неуместность этих слов. Сжимая его ладони, она шепнула:
— Спасибо тебе.
Они долго лежали без движения. Его мысли беспорядочно роились где-то далеко, словно стали чужими — как гомон разгулявшихся гостей, которые больше не имели к нему никакого отношения. В конце концов, он бросил попытку осмыслить свои ощущения, хоть как-то в них разобраться, и просто расслабился, дожидаясь, пока ее прерывистое дыхание не станет ровным, покорившись сну. Он так и не уловил, когда именно это произошло. В какой-то момент дверь приоткрылась и мужской голос чертыхнулся: «Вот дьявольщина, не сюда», но Грэм даже не повернул головы — он знал, что такое вторжение уже не сможет нарушить их покой.
Он обнимал ее в темноте, неподвижную и теплую, и через некоторое время ему стало казаться, что у него в объятиях ничего нет; так бывает, когда затекшая рука или нога теряет всякую связь с телом, на какие-то мгновения перестает слушаться и не дает о себе знать. Сэра была рядом, он ее обнимал, но не чувствовал; умом он понимал, что она существует отдельно от него, сама по себе, но в то же время она стала расслабленной частью его самого, утратившей все отличительные признаки, такие как бледная кожа, белый шрам, темный наряд, черные волосы — все это сравнялось, слилось воедино и в результате превратилось в прозрачное, невидимое... ничто.
Наконец Сэра зашевелилась, быстро поцеловала его в лоб и села, спустив ноги на пол:
— Мне полегчало. — Она принялась разглядывать его в потемках, а он и до этого не спускал с нее глаз. — Пора домой, — продолжала она. — Можешь вызвать такси? Вставай, надо спускаться вниз.
— Надо, — улыбнулся он.
Когда он щелкнул выключателем, свет показался невыносимо ярким. Сэра зевнула и почесала голову, еще сильнее растрепав прическу.
По телефону, стоявшему в коридоре, он вызвал такси, сказав диспетчеру, что ехать нужно в Айлингтон.
— А тебе в каком направлении? — спросила она. — Могу подвезти до Айлингтона, а ты потом на той же машине поедешь дальше, идет?
Гости слегка утихомирились, но большинство не спешило расходиться. На диване в прихожей спала в обнимку парочка панков — парень с девушкой. Грэм пожал плечами:
— Мне от Айлингтона недалеко.
Мог ли он надеяться на приглашение? Наверно, нет. Сэра, похоже, огорчилась:
— Прости, но я даже не смогу тебя пригласить в дом.
Грэм ни на что не рассчитывал, но по телу пробежала ломота.
— Ничего страшного, — бодро ответил он, — от Айлингтона мне совсем близко; заплатим по счетчику пополам.
Она не позволила ему заплатить половину, да он и не настаивал. Они свернули в тихий тупичок, где стоял ее дом, и отпустили машину. Разъезжать на такси было ему не по карману. Сэра посмотрела на огромный мотоцикл «БМВ», стоявший у тротуара, а потом вверх, на темный ряд высоких домов. В желтоватом свете она стала похожа на привидение.
— Сегодня я только и делаю, что прошу у тебя прощения, — сказала она, подходя к нему совсем близко. Грэм лишь пожал плечами. Прощальный поцелуй? На это не осталось ни малейшей надежды. — Жаль, что я не могу тебя пригласить.
— Что ж поделаешь, — улыбнулся он, выдохнув облачко пара.
— Спасибо тебе, Грэм. Ты меня не покинул. Я такая зануда. Ты меня прощаешь? Ведь я не всегда такая.
— За что мне тебя прощать? Все было здорово.
В ответ она негромко посмеялась. Он снова пожал плечами и обреченно улыбнулся. Ее рука в перчатке легла ему на шею.
— Ты — замечательный, — сказала Сэра, приблизила к нему лицо и коснулась его губ своими — мягкими, теплыми и влажными; это было прекраснее любого поцелуя, прекраснее первого в жизни настоящего поцелуя; у него поплыло перед глазами.
Грэм растерялся. Он чуть приоткрыл рот, и ее язык на мгновение коснулся его верхней губы; она быстро поцеловала его в щеку, повернулась и пошла к подъезду, нащупывая ключ в маленьком кошельке, извлеченном из кармана потертой шубки.
— Мы еще увидимся? — хрипло выговорил он.
— Непременно, — подтвердила она как само собой разумеющееся. Ключ скользнул в скважину; дверь отворилась.
— Я даже не помню, какой тут номер телефона.
— Спроси у Слейтера. Чао.
Последнюю фразу она произнесла шепотом, задержавшись у распахнутой двери. Дверь бесшумно закрылась. Где-то наверху вспыхнул свет — и тут же погас.
Потом он пять часов добирался пешком до Лейтона, где снимал комнату. Его пробирал холод; к тому же начался мелкий дождь, вскоре сменившийся мокрым снегом, но ему все было нипочем. Этот поцелуй! Это ее «непременно»!
Тот незабываемый ночной поход можно было воспевать в стихах. Такое не забывается. В один прекрасный день, точнее, в одну прекрасную ночь он собирался повторить этот путь, чтобы отдать дань воспоминаниям. В один прекрасный день, когда они уже станут жить вместе, когда у него будет завидная работа, собственный дом и машина, когда такси перестанет казаться недоступной роскошью и больше не будет нужды стаптывать ноги, он все-таки пройдет той же дорогой в благодарность судьбе за этот вечер и попытается восстановить в памяти ощущение восторженной неопределенности этого предрассветного марша.
По прошествии без малого шести месяцев, в жаркий летний день он явственно помнил, как зимний воздух пощипывал его за щеки, как деревенели на холодном ветру уши, как он ни с того ни с сего начинал хохотать, как руки сами собой тянулись к сумрачно-оранжевому небу.
Теперь об этом вспоминалось с улыбкой. У него было достаточно времени, чтобы обо всем поразмыслить, чтобы привыкнуть к этому странному восторженному состоянию. Оно устоялось. Он до сих пор не до конца верил в происходящее, точнее, не до конца верил, что такое происходит именно с ним, что он не устоял против такого, в сущности, обычного, почти банального чувства. Но так оно и было — этого он никоим образом не мог отрицать.
Грэм миновал какую-то заброшенную мастерскую на Роузбери-авеню; ее витрины были заклеены афишами с рекламой музыкальных групп, их синглов и альбомов. Мимо с ревом проносились машины, жарило солнце, а он мысленно переносился в январь и вспоминал свой долгий ночной маршрут.
Хаф-Мун-Кресент, повторял он вновь и вновь той зимней ночью. Она жила на Хаф-Мун-Кресент (перед тем как уйти, он проверил название улицы и номер дома, чтобы не зависеть от Слейтера, который мог потерять ее адрес). Это звучало как заклинание, как мантра: Хаф-Мун-Кресент, Хафмункресент, По-лу-Месяц, Полумесяц-Заклинание. Молитва.
КЛЕРК СТАРК
Уволен!
Он сидел на пластмассовом стуле в Центре занятости. Во всех таких местах стояли совершенно одинаковые стулья: в каждом отделе социального обеспечения, в каждом бюро по трудоустройству, где ему доводилось бывать. Не то чтобы точь-в-точь, могли быть и незначительные различия, но все равно — одного типа. Он задался вопросом: обеспечивают ли хоть какие-то из этих стульев защиту от микроволн?
Сначала за него взялась инспекторша-женщина, однако она вскоре сбежала. Он ей оказался не по зубам. Видно, они не успели подготовиться. Были застигнуты врасплох.
Утром он принял решение не ходить ни домой, ни в паб. В пику им. Его только что уволили, вернее, он сам взял расчет и сполна получил свои денежки; естественно было предположить, что он отправится прямиком домой или зайдет выпить. Они не могли предвидеть, что он пойдет в Центр занятости, чтобы зарегистрироваться. Прочтя вывеску, он решительно толкнул дверь, сел на стул и потребовал, чтобы ему уделили внимание.
— Мистер?.. — обратился к нему инспектор.
Светлый костюм, короткая стрижка, прыщавая кожа, но вид самый что ни на есть начальственный. Сидя напротив Граута, он сложил руки на раскрытом регистрационном журнале, который закрывал почти всю поверхность скромного канцелярского стола.
— Что? — подозрительно переспросил Граут, он прослушал.
— Представьтесь, пожалуйста, — попросил молодой инспектор.
— Стивен, — ответил Граут.
— А... это имя или фамилия?
Граут подался вперед, опустил на стол сжатый кулак и, сощурившись, посмотрел инспектору прямо в глаза:
— По-вашему, у меня что имя — что фамилия?
Молодой человек пришел в замешательство. Стивен, сложив руки на груди, торжествующе откинулся на спинку стула. Вот срезал так срезал! Он даже сдвинул каску подальше на затылок. Удачно вышло. Впервые в жизни расклад был в его пользу: они еще не успели настроить Микроволновую Пушку; он сохранял непринужденность и хладнокровие. Молодой клерк, наоборот, вспотел и заерзал.
— Давайте начнем с начала, — сказал инспектор, вынув из кармана авторучку и с нервной улыбкой постукивая себя по нижним зубам.
— Почему бы и нет? — с хитрецой отозвался Стивен. — Я большой мастер начинать с начала.
— Вот и хорошо, — сказал инспектор, запасаясь терпением.
— А ну-ка, вы сами представьтесь, будьте любезны! — внезапно потребовал Граут, снова подавшись к столу.
Молодой человек непонимающе уставился на него, а потом ответил:
— Старк.
— А что вы на меня так уставились?
— Минутку, сэр, — строго произнес инспектор Старк, опуская ручку. — Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей; итак... мы можем серьезно подойти к этому вопросу или нет? Если нет, то в очереди ожидают другие посетители...
