Текст книги "Твой последний шазам (СИ)"

Автор книги: Ида Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Да вы проходите, Алексей. Не стесняйтесь, Тоня никогда не может людей нормально принять.

– Что вы, спасибо, конечно, но я так… На пять минут забежал, – Лёха сделал шаг назад.

– Да, – подхватила я. – Лёше идти нужно.

– Пройдите, пожалуйста, – в голосе мамы послышалась твердая настойчивость. – Буквально на пару слов.

Нехотя переступив порог, Лёха присел и принялся расшнуровывать полукеды, а когда мама направилась в гостиную и жестом позвала нас следовать за ней, бросил на меня недоуменно-вопросительный взгляд. Но объяснить я ему ничего не могла, потому что сама не понимала, что она задумала.

Сдвинув ворох неглаженного белья в сторону, мама усадила нас на большой диван, а сама села в кресло напротив. Сложила руки на коленях и выпрямила спину.

Даже в домашнем костюме она выглядела, как на офисных переговорах.

– Итак, Алексей, как я понимаю, вы знакомый Тони?

– Ага, – Лёха кивнул. – Мы в больнице познакомились, когда этот…

Он метнул в мою сторону спасительный взгляд.

– В общем, в больнице. Я к своему другу приходил, она к своему…

– И теперь вы собираетесь поехать вместе завтра загород? Двести километров от Москвы? Пять часов на электричке. Пять туда и пять обратно?

Определенно мама взяла эти цифры с потолка, но возразить я ничего не успела.

– Ну да, – запросто согласился Лёха. – Почему бы и нет? Тоня сказала, что вы её одну не отпускаете, вот и попросила меня… Её сопроводить. А мне не сложно. Всё равно делать нечего.

– Да? – мама недоверчиво прищурилась. – Это хорошо, а то я уж было подумала, что Тоня привела вас сюда для вида. Лишь бы я её отпустила.

– Нет, что вы! – Лёха очень достоверно вытаращил глаза.

– Рада, что я ошиблась, – мама откинулась на спинку кресла и переместила руки на подлокотники. – Значит вы, Алексей, клянетесь мне доставить Тоню обратно домой в целости и сохранности?

– Я? Э…, – Лёха заерзал. – Ну типа.

– Значит вы клянетесь? – ей ещё не хватало добавить «под присягой».

– Мам, – не выдержала я. – Ну ты чего?

Мамино лицо сделалось непроницаемым.

– А то, что я в первый раз вижу человека, и отпуская тебя с ним, должна быть уверена, что у него исключительно серьёзные намерения.

– Какие ещё намерения? – Лёха аж подскочил на диване.

– Самые благородные.

– Ну это, само собой.

– Вот и хорошо, тогда я конечно не возражаю, чтобы вы поехали навестить Костю и передали ему мои соболезнования.

Мы с Лёхой одновременно выдохнули.

– Только вот ещё, – мама достала из глубокого, напоминающего муфту кармана телефон. – Дайте мне, пожалуйста, ваш номер. Вдруг Тоня свой потеряет или аккумулятор разрядится. У неё постоянно такое.

Лёхина шикарная улыбка, которая всё это время ещё как-то держалась, медленно сползла. Его несомненно нужно было спасать, однако жертвовать поездкой к Амелину ради Лёхиного душевного комфорта я не собиралась.

Немного помявшись, он всё же продиктовал номер. Я бы на его месте назвала какой-нибудь левый, что он похоже и сделал, потому что когда мама стала на него звонить, ничего не произошло.

– Странно, – сказала она очень ровным тоном. – Гудка нет. Давайте-ка лучше вы мне позвоните.

Так что ему ничего не оставалось, как достать свой мобильник и набрать её номер.

– Ну вот, – она удовлетворенно кивнула, – будем считать, что сделка состоялась.

Теперь я понимала, почему по количеству заключенных договоров мама всегда обгоняла папу.

Однако на этом экзекуция не закончилось, в довершении ко всему, она взяла и сфотографировала Лёху на телефон.

– А это ещё зачем? – чуть ли не закричал он.

– На номер ваш поставлю. У меня почти на всех контактах фотографии стоят.

И пока она ещё чего-нибудь не надумала, мы быстро выскочили в коридор. В полнейшей тишине Лёха обулся, и я выскользнула за ним на лестничную клетку.

– Прости, что так получилось. Обычно она у меня не такая, не знаю, что на неё нашло. Прикалывалась, наверное.

– Не хилые такие приколы, – Лёха больше не выглядел обаяшкой.

Во всех его манерах с самого начала сквозила наезжалисто-нагловатая пацанская нота, и теперь она зазвучала по полной. – И нафига я вообще Тифона послушал? Блин, что это вообще было?

– Извини, – сказала я. – Давай, если вдруг тебе потом тоже понадобится какая-то помощь, я тебе тоже помогу?

– Нет уж, как-нибудь сам справлюсь, – недовольно фыркнул он, доставая из кармана пачку сигарет.

Мне было очень стыдно, что так вышло.

– Тогда ещё раз огромное спасибо, что выручил. Это правда вопрос жизни и смерти.

– Так, где и когда встречаемся? – Лёха раздраженно помял пачку пальцами.

Глаза у него были синющие и бесстыдные.

– В смысле?

– В прямом, блин, смысле! Знаешь, какая это подстава с твоей стороны?! Нам с парнями завтра в лагерь ехать. И я это всё замутил.

– Я уже извинилась.

Когда кто-то начинал на меня давить, то эффект всегда получался обратный.

– Да плевать мне на извинения твои. Когда и куда приходить?

Его недовольный голос было слышно, наверное, с первого этажа.

– Ты на полном серьёзе ехать со мной собираешься? – предположение меня посмешило.

Но Лёха вовсе не шутил.

– А что мне ещё делать? Мама твоя меня сфоткала. Теперь случись что, кто будет крайний? Правильно – Криворотов.

– Это ещё кто?

– Я это! – выпалил он мне в лицо. – Ну нафиг, только с этого дела соскочил.

– Не нужно никуда ехать, – заверила я.

– Короче я жду, – он требовательно уставился на меня. – Если не скажешь, припрусь завтра к тебе домой в шесть утра.

Мы спорили по этому поводу ещё минут пятнадцать и к концу разговора мне уже казалось, что я знакома с ним всю жизнь.

Как оказалось, у Лёхи было несколько подружек, отчаянно воюющих между собой за Лёхино внимание и этой зимой, одна из них, чтобы досадить ему, написала на него заявление в полицию, обвинив в домогательствах. Обвинения были липовые, и девчонка эта сама потом забрала заявление, но ей было четырнадцать или пятнадцать, и Лёху ещё несколько месяцев песочили в полиции, пугая, что если с его стороны обнаружится ещё какой-либо косяк, то раскручивать будут по полной.

Так что он предпочитал по-быстрому скататься со мной в деревню, чем потом париться, что я потеряюсь или на меня нападет маньяк, и моя мама свалит всю ответственность на него. В итоге, мы договорились встретиться в девять утра в метро и вполне по-дружески разошлись.

А вернувшись в квартиру, я услышала громкий мамин смех и зашла к родителям в спальню. Папа валялся на кровати, а мама сидела на пуфике перед зеркалом и весело пересказывала ему недавнюю сцену.

– Зачем ты так? – мне в отличие от неё было совсем не весело.

– А затем, – она смеясь посмотрела на меня через зеркало, – чтобы впредь не повадно было мать обманывать. Я сразу поняла, что ты его в первый раз видишь и никакого уговора у вас нет.

– Но он-то не виноват. Могла бы потом мне всё высказать.

– Ну уж нет. Ты же очень хочешь поехать? Вот и поезжай с ним. Заметила какой он симпатичный? И даже этот огромный шрам его ничуть не портит. Тем более, ты любишь такое.

Мамина подколка, впрочем, как и выходка, мне совсем не понравились, но объяснять что-либо было бесполезно, ведь не ей предстояло несколько часов ехать с незнакомым человеком и всю дорогу оправдываться за то, что так получилось.

И всё-таки лучше пережить общество Лёхи, чем сбежать и потом надолго поссориться с родителями. Второй за год побег они вряд ли бы простили так легко.

Запихнув на всякий случай в рюкзак купальник, я написала Насте, что нашла с кем поехать в деревню, и коварно надеясь, что она сможет отпроситься с работы на пару дней, долго расписывала, какой Лёха красавец.

На провокацию Настя, увы, не повелась, но вся взбудоражилась и тут же полезла искать его профили в соцсетях, а когда нашла, поначалу решила, что я специально всё выдумала, чтобы она завидовала. Оказалось, Лёха был весьма популярной личностью и от отсутствия женского внимания совершенно точно не страдал. Полистав следом за ней его фотографии в Инстаграме, я была вынуждена согласиться, что возможно дорога будет и не такой ужасной, как представлялось вначале.

Однако около десяти, когда я была в душе, неожиданно зазвонил телефон. Так яростно завибрировал на краю раковины, что чуть не свалился на кафельный пол.

Я схватила его мокрыми руками, взглянула на экран и не поверила своим глазам – Саша Якушин собственной персоной.

Сколько уже времени прошло, сколько воды утекло, я давным-давно перестала мечтать о нем, и мои мысли занимал совершенно другой человек, но всё равно его имя на экране мобильника вызвало глупое трепетное волнение.

Выключила воду. Спешно обмоталась полотенцем.

– Привет. Что случилось? – обеспокоенно начал он. – Ты мне пятнадцать раз звонила.

– Спасибо, что перезвонил, но уже всё нормально.

– А, что было?

– Мне нужна была компания. В деревню к Амелину съездить. Просто мама сказала, что одну без парня меня никуда не отпустит. Далеко ехать. Так что я подумала, что ты мог бы… Мы могли бы… Поехать туда вместе.

И только произнося это я вдруг поняла, насколько странно прозвучала моя просьба.

Саша никогда не испытывал к Костику тёплых чувств, а уж после того, как я сделала свой выбор не в его пользу, и подавно. Но Якушин совершенно спокойно и по-деловому сказал:

– Можем съездить. Я только сегодня из лагеря вернулся. Вожатил. Но завтра свободен и могу составить тебе компанию. Расскажу про детей. Это какой-то ужас!

– На машине? – с осторожной надеждой поинтересовалась я.

У Якушина была старая Газель, на которой мы зимой доехали аж до Пскова.

– Можно. Только я на ней с весны не ездил.

– Было бы здорово, – поездка с ним на машине казалась куда соблазнительней электрички с Лёхой. – Правда, я уже договорилась с одним парнем.

– С каким парнем? – Якушин удивился так, словно других парней, кроме него не существовало в природе.

– Да не важно. Один. И мама на него серьёзно нависла, что он обязан со мной поехать.

– Ну так скажи, что всё отменяется.

Саша заявил это с такой твёрдой уверенностью, что я почувствовала облегчение. Впервые за несколько этих путанных дней, хоть какая-то определенность.

Мы договорились, что встретимся в девять возле его дома и попрощались.

Лёхин номер я взяла у мамы, чем конечно несколько её озадачила. Написала ему: «Приходить не нужно. Я нашла с кем поехать. Ещё раз извини. Тоня».

Якушин жил в соседнем дворе, поэтому без пяти минут девять я не спеша выползла из дома. Перед самым выходом папа поцеловал меня в щёку и шепнув «много не пей», сунул в руку синюю двухтысячную бумажку. А мама, выскочившая из ванны с полотенцем на голове, поинтересовалась: «И через сколько тебя ждать?». Я ответила, что сама не знаю, но обязательно позвоню. Она со вздохом покачала головой и попросила передать привет Алексею. О том, что я еду не с ним, а с Якушиным, рассказать я не успела, а объяснять было уже некогда.

На улице стояла страшная духота, которая по ночам не спадала. От сухости и пыли листва на деревьях во дворе потускла и приобрела сероватый оттенок. С измученными, не выспавшимися лицами люди тащились в сторону метро, на работу. За ними тянулся шлейф обильного утреннего парфюма, делового напряжения и обрывки телефонных разговоров.

Я смотрела на женщин в чересчур тесной для такой погоды одежде и радовалась, что я в майке и шортах, а на ногах у меня удобные, видавшие виды кеды.

Впереди ждала приятная загородная поездка и встреча с Амелиным. Я представляла, как он удивится и обрадуется, и всю дорогу шла, глупо улыбаясь на ходу.

Якушин сидел в салоне Газели с распахнутой дверью и, кажется, звонил мне, потому что тут же спрыгнул вниз и сунул телефон в карман.

– У нас проблема. Машина не заводится. Нужно в сервис отгонять.

– Понятно.

– Поедем на своих двоих, – он достал с соседнего сидения почти пустой рюкзак. – Как ты и хотела.

Расстроилась я ощутимо, но виду не подала.

Он ещё немного повозился, закрыл машину, и мы уже двинулись в сторону метро, когда у меня зазвонил телефон. Номер высветился незнакомый, но голос определенно был Лёхин:

– Я вообще не понял! Что за кидалово? Я жду в метро. Ты где?

– Я же написала, что мне уже не нужно, со мной друг поедет.

– Друг? Нормально? Номер телефона твоя мама взяла у меня, сфотографировала меня, клясться заставила тоже меня, а поедет какой-то там, нафиг, непонятный друг? А потом с кого опять спрос? Естественно с Криворотова. Нет уж. Давай быстро подваливай сюда.

– Не переживай. Я сейчас позвоню маме и скажу, чтобы она сняла с тебя эту клятву, – стоило сразу с ней поговорить, но я и думать про него забыла.

– Было бы очень любезно с твоей стороны, – он немного успокоился. – В таком случае, я может быть ещё успею уехать с ребятами.

Я немедленно позвонила маме и попросила её избавить Лёху от клятвы, потому что со мной поедет Саша, даже трубку ему передала, но у мамы случился приступ небывалой вредности.

– Ничего, ничего. В следующий раз будет головой думать. Если уж берешь на себя ответственность, нужно нести её с честью.

Для мамы всё были шутки и какая-то глупая принципиальность, а для нас крайне неприятная ситуация. Я попробовала сказать, что у Лёхи дела, и он из-за меня может подвести людей, однако мама заявила, что вчера дел у него не было и пообещала попозже перезвонить ему, чтобы узнать со мной ли он.

Это была полная подстава.

– Ладно, Саш, извини, – сказала я озадаченному Якушину. – Придется мне ехать с этим Лёхой. Мама уж как-то очень по-боевому настроена. В отпуске похоже переотдыхала.

– Не, ну какой ещё Лёха? Он вообще не при делах. Идём, я с ним сам поговорю.

Якушин был моей первой школьной любовью. Любовью – фантазией, прекрасным недоступным принцем, красавчиком из старших классов. Долгое время я убивалась по нему, а когда познакомились ближе и подружились, всё прошло.

Мы спустились в метро. Лёха в тёмно-синей футболке с большим белым принтом 88, по типу футбольной формы, и вчерашних джинсах с унылым видом подпирал плечом колонну, а когда увидел нас, встрепенулся. Первым подал руку Якушину и назвался. Саша сдержанно ответил.

– Слушай, Лёх, – под прямым Лёхиным взглядом он помялся. – В общем, с Тоней поеду я. Мы с ней давно знакомы, и я знаю, как уладить все эти дела.

– Да, ла…а…а…дно? – протянул Лёха издевательски. – Серьёзно? Знаешь, как уладить? А вчера, интересно, где ты был, когда её мать говорила, что если один волосок упадет с головы дочери, она тебя скальпирует и на кол посадит?

– Она такого не говорила, – засмеялась я.

– Я приехал вчера поздно вечером, – невозмутимо отозвался Саша. – И сразу перезвонил Тоне. Теперь всё нормально.

– А, вот, и не нормально, – Лёха сунул руки в карманы и с вызовом вытаращился на него.

Когда Лёха переставал улыбаться, шрам сразу бросался в глаза и делал его лицо опасным.

– На тебя когда-нибудь малолетки кидали заяву за домогательства? Ты писал по три раза в неделю объяснительные? Состоял на учете? Сидел под домашним арестом? Тебе угрожали, что если ещё раз что-то подобное повторится, то всё будет уже по-взрослому?

Лёха, по всей вероятности, был чуть младше Якушина, но наглость с лихвой перекрывала эту разницу в возрасте.

Якушин передернул плечами:

– Я подобными вещами не увлекаюсь.

– Так вот я тоже не увлекаюсь, но подставили меня нехило, и больше я на эти грабли наступать не намерен, – Лёха повернулся ко мне. – Короче, либо ты едешь со мной, либо вообще никуда не едешь

От такого заявления я опешила.

– Давай ты просто пойдешь домой и успокоишься? – сказал Якушин.

– Сейчас ты пойдешь домой и успокоишься, – огрызнулся Лёха. – Я из-за вас своих друзей продинамил. Так что нефиг.

– Всё. Уходим, – Саша потянул меня за рюкзак.

Не знаю, стал бы Лёха нас останавливать, и что бы он вообще сделал, послушай я Якушина, но мне показалось неправильным так поступить с ним.

– Ладно, – сказала я. – Поехали вместе.

Саша осуждающе покосился на меня, а Лёха согласно кивнул.

– Вот это другой разговор. Я тоже ненавижу напряги, – он похлопал Якушина по плечу. – Расслабься, чувак. Всё будет зашибись.

Глава 6

Вита

Мама с папой ссорились редко. Их ссоры напоминали интеллектуальную дуэль, в которой побеждал тот, кто выдавал наиболее сложную фразу, означающую степень заблуждения оппонента. А через час или два они мирились. Обычно папа подходил к маме с заявлением: «Всё равно ты не права», после чего тут же, пока она не успела опомниться, озадачивал чем-нибудь совершенно бытовым: «Ты не видела мои очки?» или «Скоро будем есть?».

Однако помню период, когда они ссорились так, что не разговаривали по три дня. Мне тогда было восемь, и я очень переживала. Думала, а вдруг, они больше никогда не заговорят друг с другом и не помирятся? Я же знала, что такое бывает. Сначала люди не разговаривают, а потом становятся чужими и разводятся.

– Ты больше не любишь папу? – пришла я как-то к маме с прямым вопросом.

– Люблю, конечно.

– Но вы же поссорились.

– Ссорятся, Виточка, и когда любят. Когда человек для тебя важен, важно его мнение и поступки. А с теми, кого не любят, не ссорятся. Только ругаются.

– Но если ты любишь папу, а он тебя, то зачем вам тогда ссориться?

– Это же не специально получается. Просто так бывает, что для одного хорошо, для другого плохо и наоборот. Примерно, как с рисовой кашей, которую ты не хочешь есть.

– Но я же не перестаю с тобой разговаривать.

– Мы не разговариваем из-за того, что пока ссорились успели наговорить друг другу много неприятных вещей.

– Но если ты знаешь, что говорила неприятное и папа про себя это знает, то почему вам просто не извиниться друг перед другом и всё?

– Потому что каждый из нас считает, что он прав.

– Но помириться же важнее, чем быть правым.

– Когда как. Иногда человек так сильно заблуждается, что ты перестаешь понимать его, а потом и любить.

Утром я проснулась внезапно. Будто почувствовала. Окно было приоткрыто и в комнату проникали оживленные звуки летней улицы: воркование голубей, шуршание подошв об асфальт, хлопанье дверей, тихий гул заведенной возле подъезда машины, негромкие голоса. Услышав которые, я резко вскочила и бросилась к окну.

Макс закидывал в багажник рюкзаки. Артём сидел за рулём.

На часах было девять. Я вспомнила, что Макс договаривался с ребятами отправиться на какую-то стройку. Но Артём никуда не собирался. Он планировал остаться здесь. Со мной.

Торопливо натянула джинсы и, оставшись в спальной майке, кинулась на улицу.

Макс уже запрыгнул в машину, а Артём, увидев меня, нарочно дал подойти ближе, и затем тронулся.

Я крикнула «Подожди», но он ускорился. Макс опустил стекло, высунулся по плечи и развел руками, мол, ничего не может поделать. Я пробежала ещё несколько шагов и остановилась, недоуменно глядя им вслед.

Вчерашняя ссора была глупая и какая-то ненастоящая, потому что чтобы поссориться по-настоящему нужна обида или злость, но я не чувствовала ничего похожего.

Вернувшись домой, я принялась названивать ему. Раз семь набрала. Наконец, ответил.

– Ты хотела, чтобы я занялся делом? Я занялся. Обычно я так не поступаю. Обычно сразу посылаю. Так что ты, Витя, первая девушка, которую я послушал. Радуйся.

– Но Артём, я же говорила не о том. Останься, пожалуйста. Я тут умру одна.

– От этого ещё никто не умирал.

– Хочешь, я расскажу, с кем разговаривала?

– Расскажешь, когда вернусь.

– А когда ты вернешься?

– Недели через три, а может через месяц. Всё. Пока.

Стоило перезвонить, но я вряд ли смогла бы произнести хоть слово. Вместо этого написала эсэмэс:

«Пожалуйста, прости. Я всё поняла и больше никогда не заговорю ни о чем подобном».

Ответ пришел совершенно в стиле Артёма. Простой и до отчаяния лаконичный.

«Не грусти».

Три недели – это двадцать один день. Ровно столько нужно человеку, чтобы он приобрел ту или иную привычку или же отказался от неё.

Через три недели наступит август, и ночи станут длинными и холодными.

А что если за двадцать один день мы отвыкнем и разлюбим друг от друга?

– Здравствуйте, это Вита. Артём уехал. Я всё испортила. Он очень разозлился из-за того, что я не захотела рассказывать ему о нашей с вами встрече. Что же мне теперь делать? – вывалила я на одном дыхании, потому что больше не могла сдерживаться.

– Так, ну-ка успокойся, – строгим голосом сказала Полина. – Что за трагедия? Тёма вечно психует не по делу. Через час я приеду к вам за собакой. Поблизости есть какое-нибудь приличное кафе?

То, что они оставили Лану Полине стало ещё одной неприятной неожиданностью. Я любила Лану, а она меня. И я бы с лёгкостью ходила с ней гулять, кормила, играла тоже. Вместе нам обеим было бы не так грустно ждать.

Однако приглашение Полины само по себе стало утешением. Мне пришлось взять себя в руки, одеться и выползти из дома.

«Приличное» кафе Полина выбрала сама в мобильном приложении. Пафосное и очень дорогое. Наподобие тех, куда ходил Артём, но мне такие места не нравились. В них я чувствовала себя лохушкой.

– Насчет денег не волнуйся, – сразу предупредила она. – Я заплачу.

И это тоже прозвучало не очень приятно. Полина была для меня совсем чужим человеком, и я никак не могла позволить ей платить за себя, поэтому заказала только чашку зеленого чая.

Всё то время пока я рассказывала о том, что случилось, она сидела с таким выражением лица, с каким наша историчка слушала ответы на уроках. Выражением лёгкого недоумения, недоверия и насмешки.

– Теперь я понимаю, почему он выбрал именно тебя. Его всегда бесит, когда у человека есть своё мнение. Хочет, чтобы всё было только по его. А ты наверняка во всём слушаешься и соглашаешься?

– Я не люблю ссорится и обычно мы легко договариваемся. Если бы я рассказала про вас, Артём бы не обиделся. А так получилось, что я скрываю что-то.

– О, да. Влезть в чужую жизнь и прогнуть под себя – это его любимая забава.

– Но я тоже думаю, что между близкими людьми не должно быть секретов.

– А ты уверена, что у него от тебя их нет?

– Не знаю.

– Тогда слушай меня. Я знаю, о чём говорю. Ты наверняка смотришь на него как на взрослого. Мне тоже казалось раньше, что двадцать – серьёзный возраст. Но ты не представляешь сколько у Тёмы заморочек.

– Вы знали, что он разозлится?

Полина неопределенно пожала плечами.

– Можно было предположить.

– И специально хотели нас поссорить?

– Ну что за детский сад? Конечно нет. Я тоже огорчена тем, что произошло. Надеялась, что хоть с тобой он считается.

Полина принялась рассказывать про Артёма. Про его характер, поступки, про то, как он вел себя со своими родителями, с её отцом, как поступал с девушками. При чем каждая её фраза отчего-то звучала обидно, и я почти перестала слушать.

Будь Артём хоть Мефистофелем, для меня всё это не имело никакого значения.

В то же время, за соседний столик пришла интересная пара: молодой темноволосый парень с женщиной в солнечных очках и с густым, похожим на парик, чёрным каре. И я невольно отвлеклась на них.

По всей вероятности, это были мать с сыном. Женщина стройная, утонченная, немного манерная. Он темноглазый и решительный. Ей могло быть как сорок, так и шестьдесят, а парень выглядел чуть старше меня.

Сделав заказ, они какое-то время негромко переговаривались, затем женщина, словно вспомнив о чём-то, полезла в сумочку, достала оттуда пузырек с таблетками, но открыть его не успела. Пузырек выскользнул из её пальцев и упал. Пластиковая крышечка приоткрылась и таблетки раскатились по полу.

Женщина ахнула, а её сын поспешно кинулся собирать их.

Одна таблетка, описав круг, медленно закатилась под наш столик. Я нырнула вниз и, прежде, чем Полина сообразила, что происходит, подняла её.

Наверное, эта таблетка была очень важной, раз хорошо одетый и с виду самодовольный парень так ползал по всему залу.

Я отнесла таблетку женщине. Она поблагодарила. Лицо у неё было бледное, а тонкие гладкие руки свидетельствовали о том, что ей не так уж много лет.

Когда же я вернулась за наш стол, Полина неожиданно заявила:

– Это он тебя так воспитывает. Чтобы впредь не касалась неприятных для него тем.

– И что же теперь делать?

– Ничего. Через пару недель вернется и всё будет у вас хорошо.

– За это время я сойду с ума.

– Ох уж мне эти подростки, – с видом умудренной жизнью женщины Полина закатила глаза. – Уехал на два дня – конец света.

– На три недели.

Парень принес в кулаке собранные таблетки. Его мать что-то сказала ему и кивнула в мою сторону. Он пристально посмотрел.

– Слушай, остынь. Чем проще отнесешься к этой его выходке, тем скорее приедет, а станешь бомбить эсэмсками – будет знать, что всё в порядке: страдаешь и раскаиваешься, – Полина помахала официанту и попросила счёт. – Просто расслабься и перестань убиваться. Займись чем-нибудь приятным, а ещё лучше хорошенько развлекись с друзьями.

– Мои друзья – Макс с Артёмом.

– Знаешь, что? – Полина вдруг оживилась. – Приходи завтра ко мне. Я устраиваю вечеринку. Будет полно интересных людей. Гарантирую – отвлечешься.

Парень продолжал смотреть в нашу сторону, я потупилась, и она это заметила.

– Ничё так, – в открытую оценила его. – Ну так что придешь? Я тебе адрес сейчас скину. Станция Проспект мира. Рыжая ветка. Пять минут от метро.

Женщина за соседним столиком поднялась и направилась в сторону туалетов. Парень достал телефон.

– Понравился? – Полина снова поймала мой взгляд.

– Нет. Не в этом дело. Просто он так мило ухаживает за ней.

– Правильно. На это всегда нужно смотреть. Как парень относится к матери, так и к тебе будет относиться.

Затем она неожиданно встала и подошла к нему.

– Привет. Как тебя зовут?

Он медленно поднял глаза и какое-то время изучающе смотрел.

– А что?

– Ты моей подруге понравился. Хочу в гости тебя пригласить, – Полина стояла ко мне спиной. – Просто вечеринка. Можешь с другом приходить. Афинаполина.

– Что?

– Инста моя. Чтоб ты понимал, что никакой подставы. Надумаешь, напиши в директ.

И парень с совершенно ровным лицом, словно оценивая имеет смысл идти или нет, перевел взгляд на меня. Я же, вероятно, покрывшись красными пятнами, почти сползла под стол, не зная, как избавиться от этой неловкости.

Он просто кивнул и Полина вернулась на место.

– Зачем вы это сделали? – я очень старалась говорить шепотом, но негодование переполняло. – Я ничего такого не говорила.

– Да ты только и делаешь, что в ту сторону смотришь.

– Это потому что… Это совсем не потому. Это из-за мамы его…

– Ладно, ладно, ничего ужасного не произошло. Подруг у меня много. Не захочешь, найду куда пристроить. Кеды – Томми, часы – Омега. Молоденький только. Но это поправимо.

Мы попрощались возле кафе. Полина поехала за Ланой, а я решила пройтись.

Эта встреча не принесла ни успокоения, ни помощи. Где-то в глубине души я надеялась, что Полина знает что-то особенное, некий приём, специальное слово, способное всё отменить, как будто ничего и не было. Но она не знала, а все её разговоры об Артёме звучали осуждающе. И, если раньше я и могла додумывать об их отношениях всякое, то после этой встречи убедилась, что Артём точно не мог любить её. Никогда. Полина принадлежала к тому типу людей, которых он на дух не переносил. Практичная, напористая, безэмоциональная. Она сказала, что расстроена, но мои переживания волновали её не больше, чем метеоритный дождь на Марсе.

Для неё это была обычная выходка Артёма, а для меня «три недели» – ледяная бесконечность.

В медицине есть такой прибор – алгезиметр. Он предназначен для того, чтобы определять уровень боли. Металлическое острие, протыкающее кожу или сдавливающие щипцы.

Но для измерения уровня чувств никаких приборов не придумали. Какой иглой, да и куда нужно ткнуть, чтобы понять каково на самом деле другому человеку?

Как-то моя школьная подруга Эля получила тройку за контрольную по физике и, проходив два дня в слезах, объявила, что она в депрессии. Эля была повернута на учёбе, но хорошие оценки давались ей тяжело и, чем больше я уверяла её, что это всего лишь оценка, которую можно будет исправить, тем сильнее она заводилась, отвечая, что легко рассуждать, когда это тебя не касается. Тогда на следующем же уроке физики я вызвалась к доске и наговорила такой ерунды, что физичке пришлось поставить мне двойку.

Думала, Эля оценит, но она посмотрела на меня, как на идиотку и заявила, что я всё равно её не пойму.

А через год одноклассники засунули мне в волосы жвачку. То был отвратительный, неприятный случай, волосы пришлось отстричь, и я долго не могла успокоиться. Эля же отнеслась к моим переживаниям на удивление равнодушно, сказав, что глупо убиваться из-за волос. Я объяснила, что дело не в них, а в унижении. На что Эля, припомнив свою физику, ответила, что получить тройку намного унизительнее.

Возразить было нечего, потому что я – это я, а она – это она, и у каждого своя боль и свой неподдающийся измерению порог чувств.

Поэтому Полину я не осуждала, и в чем-то даже была согласна с ней. Стоило просто отвлечься и перестать прокручивать в голове то, чтобы могло бы быть сейчас, не случись вчерашнего дурацкого разговора.

Глубоко погрузившись в свои мысли, я неторопливо брела в сторону своего дома. Окружающий мир сделался размытым и глухим. Ему, как и Полине, до моих проблем не было никакого дела.

Неожиданно какой-то мужчина, пробегая мимо, задел меня плечом, я подняла голову и впереди увидела Тарасова. Одного из тех придурков-одноклассников, что засунули жвачку в волосы.

Не раздумывая ни секунды, я нырнула в дверь ближайшего магазина и, окунувшись в его спасительную прохладу, встала так, чтобы видеть через витрину дорогу.

Худенькая девчонка продавщица с длинными светлыми волосами повернулась в мою сторону. Я схватила первую попавшуюся босоножку и принялась крутить в руках.

– Эти классные, – она уже была тут как тут. – Я бы себе такие взяла.

– Спасибо, – я не спускала глаз с проходящих мимо людей.

– Но, если есть деньги, то могу предложить кое-что получше. Показать?

– Нет, спасибо.

– Ты померяй, а я послежу.

– Что? – я повернула голову.

Густо накрашенные голубые глаза смотрели со всей серьёзностью:

– Ты же прячешься от кого-то?

– Просто не хочу встречаться.

В этот момент за стеклом появился Тарасов. Шел он медленно, что-то набирая в телефоне. Я резко отвернулась. Девушка была примерно одного со мной роста, и мы оказались лицом к лицу.

«Сёмина Анастасия» прочла я на бейдже.

– Бывший парень? – спросила она с беспечной непосредственностью.

– Нет. Просто одноклассник. Неприятный человек.

– По нему заметно.

– Этот не самый ужасный.

Она понимающе закивала:

– Нет ничего хуже, чем встретить одноклассников летом.

– Лучше уж летом, чем каждый день во время учебного года.

– Ты в каком?

– В одиннадцатый перешла.

– И я, – обрадовалась она. – Хотела ещё после девятого свалить и сразу работать пойти, но из-за мамы пришлось остаться.

– Я тоже из-за родителей.