Текст книги "Твой последний шазам (СИ)"

Автор книги: Ида Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Буквально на секунду прикрыл глаза (или мне показалось, что на секунду), как кто-то резким движением сорвал с меня простыню, и на живот упало нечто мокрое, дико холодное и противное. От неожиданности я заорал и замолчал, только когда увидел, что это просто полотенце.

– Давай, вставай, – скомандовал Тифон.

Приятную расслабленность сняло, как рукой.

– Иди нафиг, – я швырнул в него полотенце. – Тупые шутки.

– Чем быстрее начнём, тем больше успеем, ты в курсе?

– Я тебе не Соломин, ясно?

Не знаю, что на меня нашло, но неожиданно я прилично разозлился.

– И? – он с вызовом уставился на меня. – Что ты этим хотел сказать?

– Сам знаешь.

– Соломин, между прочим, уже научился консервные банки открывать и спичками пользоваться, а ты всё ещё дрыхнешь.

– Вы там обливались.

– Короче, чтоб через две минуты был на улице, – сказал он это таким тоном, что мне вообще расхотелось куда-либо идти.

Просто остаться в кровати и пролежать целый день. Назло. Специально, чтобы много о себе не воображал. Не станет же он меня насильно тащить. Интересно, что вообще сделает?

Я подумал о Зое, о том, что Трифонов «нависает», и в очередной раз злорадно отметил, что это её выбор.

Они застелили уличный стол тремя разодранными пакетами. На белых пластиковых тарелках лежал нарезанный чёрный хлеб, огурцы и яблоки, между ними стояли две открытые банки со шпротами, крышки которых были жестоко изуродованы, и дымящийся чайник. Тифон по-прежнему в одних штанах безжалостно пилил колбасу складным ножиком. Дятел распаковывал коробку с чаем. Макс жарил на мангале сосиски. Удивительно, что они так заморочились завтраком. Видимо, я действительно провалялся дольше, чем думал. Спросил, чем помочь, но Трифонов ответил только «пожрать быстрее».

Однако, когда уже сели и стали есть, я вдруг сообразил, что Артёма с нами нет.

– Тёма так рано не встаёт, – сказал Макс.

От удивления я сделал такой большой глоток чая, что обжёгся. Посмотрел на реакцию Трифонова, но тот, чуть щурясь от дыма, преспокойно курил. На его плечах сидело комаров пять, а он их будто не чувствовал.

Тифон терпеть не мог мажоров, халявщиков и всяких приспособленцев, но тут что-то пошло не так, и я никак не мог понять, в чём подвох. Подобная дискриминация, скорее даже социальное неравенство показалось мне возмутительным, но я промолчал. Пусть Трифонов сам решает, кто чего стоит.

На строительной площадке тени не было и в помине, и когда мы вышли к ней из спасительной гущи деревьев, нас обдало раскалённым воздухом, а из-под ног поднялись столбы белой пыли. Запахло сухим песком и цементом.

Рядом с двумя огромными контейнерами, которые нужно было заполнить, мы нашли тачку, коробку с рабочими перчатками, три совковые лопаты, кувалду и строительные носилки.

Первые два часа дело шло весело и бодро. Мы перетащили большие куски рам, длинные доски и тяжеленные плиты, за счет чего один контейнер заполнился почти на четверть. Но потом пришёл Борис, посмотрел на нашу работу и сказал, что мы всё делаем неправильно. Все цельные и объемные куски нужно разламывать или разбивать, чтобы они заполняли контейнер целиком, тогда вывезти получится значительно больше, и это очень важно, потому что каждый контейнер стоит денег. Тогда Макс запрыгнул внутрь, и мы с ним что могли доставали обратно, а Тифон расфигачивал всё это кувалдой.

Артём появился где-то около двенадцати. Свеженький, бодрый, приятно пахнущий, в чистых серых спортивках и белой майке, тогда как все мы были с головы до ног покрыты налипшим на влажную кожу слоем цементной пыли и песка.

Он громко похвалил нас, похлопал меня по спине и предложил отправиться обследовать ещё не разрушенный корпус. При этом тон у него был такой насмешливый и беспечный, что дико захотелось послать.

Однако вместо меня это сделал Макс и, будто именно этого и ожидая, Артём нацепил перчатки и довольно охотно подключился к нам.

Работал он быстро, нетерпеливо и решительно. Так что дело пошло быстрее, да и веселее тоже, потому что разговаривал он почти так же много, как Лёха. Анекдоты, конечно, не травил, но смешно подкалывал Дятла про унитаз с подогревом и не очень смешно меня по поводу истории с Тоней.

После он в красках стал вспоминать, как Тифон в больнице упал в обморок, когда ему укол делали, из-за чего у медперсонала на этаже начался переполох, а древние бабки из очереди за уколами то и дело заглядывали в процедурный кабинет и грозились воспользоваться его беспомощным состоянием.

Трифонов неловко оправдывался, что это от голода, но мы уже дико гоготали и подробностей не слышали.

После шести нестерпимый зной стал спадать, однако мы с непривычки уже так упахались, что особого облегчения это не принесло. Каждый ждал, что кто-то другой первым скажет «хватит». Но все молчали. Даже ханурик Дятел на заплетающихся ногах упрямо продолжал таскать мусор. Я всё надеялся, что это будет Артём, но тот, пока меня не было, успел поспорить с Максом, кто дольше продержится и, судя по упрямой настойчивости обоих, противостояние могло продлиться до ночи. Трифонов, как обычно, включил свою внутреннюю кнопку Терминатора и делал вид, что ничего не замечает. Я же просто не мог себе позволить оказаться самым слабым звеном, поэтому тоже терпел. Разговаривать перестали, только время от времени переругивались друг с другом.

Первая девчонка появилась на крыше, когда Дятел был готов вот-вот сломаться. Он долго стоял, делая вид, что пьёт из пустой бутылки. Потом опустился на корточки и прислонился спиной к раскалённому на солнце контейнеру, обжёгся и с жалобным поскуливанием начал бегать вокруг Тифона.

– Андрей, а у нас есть график? Ты не подумай, я ничего, просто интересуюсь. До каких пор мы будем работать?

– До первой крови, – бросил тот в ответ.

Дятел хотел ещё что-то сказать, но вдруг с гримасой удивления посмотрел вперёд, и мы все тоже сразу посмотрели туда.

На крыше примыкающего с той стороны к сетке трёхэтажного бетонного здания стояла девчонка и в упор смотрела на нас. На ней была майка по типу тельняшки и белые шорты. Заметив наши взгляды, она попятилась, на какое-то время исчезнув из поля зрения, однако вскоре снова появилась с тремя подругами, которые также беззастенчиво уставились.

Все прилично оживились. Дятел стыдливо натянул футболку, Макс наоборот снял, я же решил резких движений не совершать, только лицо протёр.

Артём взял у Трифонова сигарету и, с картинным видом закурив, какое-то время изучающе их разглядывал, затем громко, будто приговор, объявил:

– Малолетки.

– Ясное дело, – фыркнул Тифон. – Это же детский лагерь.

– Ты говорил вожатые.

– Те были вожатые.

– Две из них вроде ничего.

– Как ты видишь? – удивился Дятел. – Я ни одного лица не могу различить.

– А лица и не нужны. Но то, что малолетки – факт.

– Шёл бы ты отсюда, – ровным голосом проговорил Макс. – У тебя уже есть малолетка.

Артём, посмеиваясь, смерил его оценивающим взглядом.

– Насчёт меня не переживай, им наши морды тоже не видны, так что у тебя есть шанс.

Сложен Макс был действительно неплохо: без пацаньей худобы или лишней массы. Я не девчонка и по-нормальному мог оценить только мышцы, ширину плеч и пресс. До Тифона ему, конечно, было далеко, но моему тренеру по футболу он бы понравился.

– Всё равно свали, – сказал Макс.

Но Артём, нарочно запрыгнув на разбитый бетонный блок, принялся красоваться и позировать, как для фотосессии. Дятел громко захихикал. Девчонки достали телефоны.

Макс запустил в Артёма куском фанеры, тот поймал его на лету и отправил обратно. Фанера шлёпнулась плашмя на песок, обдав столбом пыли тащившего арматурную сетку Тифона, из-за чего тот разозлился и со злостью швырнул сетку в контейнер, но не рассчитал, и торчащий ржавый прут прилично расцарапал ему запястье.

Крепко выругавшись, Тифон взглянул на руку, потом заметил, что девчонки нас снимают, и раздражённо бросил Артёму:

– Чё за фигня?

– Я же для вас стараюсь, – Артём спрыгнул с блока. – Вон, Никитос глаз с них не сводит. Готов спорить, уже раздел парочку.

Все резко обернулась на меня.

Может я и смотрел, но не больше остальных, и ничего такого, пока Артём не сказал, подумать не успел. Однако стоило ему это произнести, как глаза сами собой устремились на крышу в поисках обнажёнки.

– Всё ясно, – сказал Трифонов. – Сворачиваемся.

– Блин, Тиф, это гон. Просто отвлёкся… – начал оправдываться я и тут увидел, что из его крепко сжатого кулака закапала кровь. Одна за другой бурые капельки падали в песок и сворачивались. – У тебя кровь.

– Знаю, – он потряс кистью. – Поэтому и говорю – сворачиваемся.

Выход к озеру находился неподалёку от домиков.

Вечернее солнце ласково заливало всё вокруг розово-оранжевым светом. С правой стороны от нас тянулось огороженное сеткой кукурузное поле. С левой – лес.

Один за другим, грязные и измученные, как пленная армия, мы тащились по узкой просёлочной дороге.

Если таким был всего лишь первый день, то что же будет дальше? Этот вопрос, похоже, беспокоил не меня одного.

В конце поля нам повстречались двое мрачных деревенского вида мужиков и по тому, как они подозрительно поглядывали, мы поняли, что это фермеры и они стерегут поле. Хорошо было бы как-то прикольнуться над ними, но сил уже ни у кого не осталось.

Озеро оказалось лесное, большое и тёмное, на его поверхности отражались верхушки сосен. Людей на берегу почти не было.

Макс с Артёмом, скидывая одежду на ходу, бросились наперегонки к воде. Дятел побежал за ними.

– Ты как? – я кивнул на небрежно забинтованную руку Трифонова.

– Царапина как царапина. Мозоль от кувалды хуже, – он показал здоровый волдырь на левой руке.

– У меня тоже, – я раскрыл покрасневшие ладони. – Может, зря сразу так впряглись?

– Нормально. Раскачиваться времени нет. Привыкнем.

– Я бы не хотел к такому привыкать. Когда нужно привыкать – это называется каторга.

– На каторгу отправляют насильно, а тут никто никого не заставляет.

Мы опустились на траву. Он достал сигареты, закурил, выпустил в воздух струйку дыма.

– Просто думай о том, чего больше всего хочешь, и тогда все напряги побоку.

– А что ты хочешь?

– Я уже говорил.

– Мотик?

– Ну да.

– Только ты не обижайся, но я всё равно не могу понять, зачем тебе он.

Тифон посмотрел на меня, как на упоротого.

– Не, про Зою и работу я помню. Но, если ты осенью в армию уйдешь, то нафига он тебе прямо сейчас? Когда ты вернёшься, пройдет целый год и это будет осень. Зимой не поездишь. К весне пройдет почти два года. А он так и будет у тебя просто стоять и ржаветь. Два года, Тиф. Представляешь, какая это чёртова куча времени? Столько всего может измениться. А что, если он и не понадобится тебе потом?

Я ничего конкретного не имел в виду, только то, что говорил, но Трифонов подозрительно прищурился, сплюнул между кроссовок и медленно повернул в мою сторону голову. Дракон тоже повернулся, и будто ощерился.

– Почему не понадобится?

– Я, например, в прошлом году не знал ни тебя, ни Лёху, ни… Зою. Терпеть не мог Соломина и больше всего на свете хотел остаться в своём старом районе, с матерью и Боряном. А сейчас понимаю, что просто цеплялся за старое. Когда ты вернёшься, начнёшь учиться, наверняка найдешь себе другую работу. Возможно, машину купишь. За один год может столько всего произойти. А вдруг Зойка вообще от тебя соскочит и загород кататься не придется, – последнее я брякнул просто так, больше ради подкола, но в ту же секунду пожалел.

Его лицо в одно мгновение сделалось каменным. Он смотрел молча, с опасным недоверием переваривая мои слова. Потом отвернулся и с силой вмял окурок в землю.

– Не. Всё будет нормально. Зоя надёжная. Мы с ней одна команда. Она меня не предаст. А я её, – по его голосу я понял, что он уже думал об этом и именно так успокаивал себя. – Зоя лишь бы на кого не поведётся. Она разборчивая. Я не то, чтобы понтуюсь, просто ты же сам знаешь.

Тифон сказал это ни на что не намекая, по-простому, но получалось «лишь бы кто» – это я. Зоя и в самом деле так привыкла к его «крутизне», что мерила этими мерками всех. В том числе и меня.

Вода была освежающая, живительная. В ней я сразу почувствовал, как болят мышцы, обгоревшая на солнце кожа и мозоли на руках. Но резко вспыхнув, вся эта боль тут же успокоилась и по телу потекла расслабляющая нега. Я лёг на спину, раскинул руки в стороны и, покачиваясь на поверхности, погрузился в оранжево-розовое небо. Душный, пыльный, тяжёлый день медленно таял в его нежной дымке.

Громкие голоса разносились по всему озеру и исчезали где-то в верхушках сосен – это Артём с Максом обнаружили на другом берегу верёвку, привязанную к склонённому над озером дереву и прыгали с неё. Дятел побежал к ним по берегу.

Трифонов сказал думать о том, чего хочешь. Но чего я хотел? Зачем ввязался в это приключение? Ясно, что не из-за денег, и то, что будет тяжело, в отличие от Дятла, понимал вполне здраво, но всё равно загорелся и готов был продолжать. Мне и самому было интересно, ради чего? Должен же я был чего-то хотеть.

Медленно, подобно аллигатору, нагоняя крупные волны, мимо проплыл Трифонов. Всё-таки здорово, когда знаешь, чего хочешь, но я не знал.

Возвратившись в лагерь, решили, что едой, точнее шашлыком, займётся Макс, а все остальные поедут к церкви – звонить и писать. У Макса же никого не было, за него никто не волновался, и он сам ни за кого не волновался. Мне, в общем-то, тоже писать было некому, а позвонить домой за нас двоих мог Дятел. Но я точно знал, что Тифон будет разговаривать с Зоей, и надеялся, что смогу попросить у него трубку, чтобы просто сказать «привет».

Но когда мы приехали и разбрелись в разные стороны со своими телефонами, Дятел так громко говорил с бабушкой, что Трифонов тут же учесал в поле, и в наступившем полумраке я потерял его из вида, а после спрашивать про Зою было неудобно, я и так слишком часто заговаривал о ней.

Вместо этого показал ему новые фотки Криворотова в Инстаграме.

Длинноволосая девчонка с собакой. Очень красивая.

– И где он их всех только находит? – проворчал Тифон. – Вроде бы уехал в чужую незнакомую деревню и вот – на тебе. Уже цепанул.

После той драки, в которой нас побили, у Лёхи во всю морду остался здоровенный шрам, и мы думали, что на этом его любовные успехи закончатся, но испортить Лёху, похоже, не могло ничего.

– Слушайте, если я сегодня пьяным соберусь в Москву, не пускайте меня, – попросил Артём, когда ехали обратно. Выглядел он отчего-то сильно загруженным, но очень старался, чтобы этого никто не заметил.

– Ключи от машины просто отдай и всё, – сказал Тифон.

– Я Максу отдам, но вас просто прошу подстраховать, на случай, если он сам напьётся и купится на моё нытьё.

– Мне отдай, – повторил Тифон. – Я не пью и на нытьё не реагирую. А если драться полезешь – пожалеешь.

К нашему возвращению угли в мангале были готовы, и Макс нанизывал мясо на шампуры. На столе стояла начатая бутылка виски. Неподалёку горел на столбе фонарь.

Артём схватил стопку чистых стаканов, отсчитал на каждого, выставил на стол и налил.

Высокопарно поднял руку, чокнулся со всеми и выпил. После чего снова налил.

Было ясно, что он решил напиться, но как-то так получилось, что напились все. Ещё раньше, чем успело приготовиться мясо.

После второго стакана физическая усталость сменилась новой волной возбуждения. Мы громко и безостановочно трындели, скакали под доносившуюся из Пандоры музыку, ржали и подкалывали друг друга.

Потом Макс предложил идти к девчонкам, и я тут же подорвался с ним, Дятел тоже, но единственный трезвый среди нас, Трифонов, пригрозил поотшибать нам рога, и Макс впрягся с ним препираться. Слово за слово и через несколько минут они оказались на турнике.

– Ставлю косарь на Макса, – Артём заскочил с ногами на лавку. – Котик ещё тот турникмен.

– Мне ставить нечего, – сказал я. – Но я, понятное дело, за Тифа.

– И я, – подхватил Дятел.

Я вообще думал, что Тифон сделает Макса на раз, он был здоровее, трезвее и я тысячу раз видел их с Лёхой на турнике. Во дворе их любимая тема. Но с самого начала не задалось.

Условие было такое: при каждом следующем подходе, количество подтягиваний увеличивается на один раз. Это называлось «лесенка».

До четырех всё шло хорошо, но в пятый раз Тиф подтянулся чуть помедлив, а в шестой, прежде, чем начать подтягиваться, долго перехватывался рукой, а спрыгнув на землю, тут же размотал бинт и сунул в карман.

Семь, восемь, девять. Я своими глазами видел, как он подтягивался шестнадцать раз, не дёргаясь, с прямыми руками и ногами, всё, как полагается. Лёха следил. А тут на восьмом ему явно уже было очень тяжело, тогда как Макс делал всё без малейшего напряжения.

– Слышь, – крикнул я пританцовывающему на лавке Артёму. – У Тифа рука. Это не очень честно.

– Да, забей. Честно-нечестно. Развлекаемся же просто. Ты сам-то сколько раз подтянешься?

– Я ни разу, – гордо объявил разомлевший Дятел. – И мне не стыдно. Правда.

– До перелома, – Артём похлопал себя по плечу, – за один подход я десять раз мог.

Я решил, что он заливает, потому что десять раз я подтянулся всего один раз в жизни, и то Лёха сказал, что под конец я задёргал ногами.

Артём вообще был мне непонятен. Я никак не мог определиться, нравится он мне или нет. Когда мы познакомились с Трифоновым и Криворотовым, они мне сразу понравились, хотя я и знал, что они не самая добропорядочная компания, меня к ним, как магнитом тянуло.

На первый взгляд, Артём был такой же располагающий и контактный, как Криворотов, однако Лёхиной подкупающей открытости в нём не было. И я не очень понимал, как себя с ним вести. Даже с молчаливым Максом и то было проще.

Мы отвлеклись и перестали считать.

В этот момент Тиф спрыгнул на землю и, сказав: «Я всё», ушёл курить на ступени нашего домика.

Артём зааплодировал, поздравляя Макса. Тот снова подтянулся и начал выделывать на перекладине всякие перевороты. Дятел восхищённо ахнул.

Я подсел к Трифонову.

– Ты расстроился?

– Из-за такого? Я похож на дебила?

– Блин, Тиф, я тебя знаю. Из-за такого ты и расстроился. Но если бы не рука, ты бы его точно сделал. Покажи. Сильно болит?

– Чего привязался? – он сунул руку в карман.

– Просто знаешь, я сейчас по пьяни фигню скажу, но зато честно. Ты меня спрашивал, чего бы я хотел. Ну или типа того. В общем, я подумал и решил, что хотел бы быть тобой.

Неожиданно мой заплетающийся язык произнес то, чего не понимали мозги.

Тифон удивлённо поднял голову и нахмурился.

– Мной фигово быть. Я сам от себя иногда вешаюсь.

– Не… – я зачем-то взял у него из рук сигарету и затянулся, хотя никогда не курил. – Ты всё можешь. Ты знаешь, чего хочешь. Ты сильный и всех можешь прогнуть. Ты не боишься никого. У тебя авторитет, принципы и цели. У тебя Зоя. Я бы хотел быть тобой. Правда.

– Не пугай меня, – он поморщился. – Ещё немного, и я подумаю, что ты мне в любви признаёшься.

Я уронил голову на руки. Всё, что я думал до этого, безбожно перемешалось и действительно звучало слюняво. Но я же знал, что я чувствую на самом деле и в этом не было ничего стыдного. Просто объяснить не получалось.

– Ну, да. Я и тебя люблю, и Лёху, и даже Соломина. Понимаешь? И поехал я на эту каторгу просто, чтобы быть с вами. Не хочешь – не верь. И думай что угодно. Плевать. Ты, наверное, считаешь, что Артём понтовый: у него машина, он нас привез, купил продукты, воды и больше всех выделывается, а я «лишь бы кто» и звать меня никак. Даже Дятел научился пользоваться консервным ножом, а я так, чмо.

Внезапно, от своих же слов мне вдруг так сильно стало жалко себя, что чуть не расплакался. И это обязательно бы произошло, если бы я дошел до разговора про Зою, но Тиф почувствовал, к чему всё идёт и грубо оборвал:

– Кончай нести бред. И не пей больше. Завтра на жаре сдохнешь.

– Значит, тебе на меня пофиг?

– Чего ты хочешь? – он резко встал. – Тебя что, в засос поцеловать?

Разозлившись, я отправился в домик, завалился, не раздеваясь, на кровать и мгновенно вырубился.

Как заснул и спал – не помню, но сознание медленно заработало от протяжных и тягостных стонов, неким подобием сна перенесших меня в полевой госпиталь с сотнями истекающих кровью солдат с оторванными конечностями и чёрными дырами в животах.

Представилось, будто я один из них. Лежу и умираю с пробитой головой. Попробовал снова нырнуть в спасительную темноту, как под боком что-то задвигалось, и стоны стали громче. Почти над самым ухом. Узкой щёлкой приоткрыл один глаз.

Но больничных стен не было. Крови тоже. И тут снова послышался стон. Но уже другой. Глухой и хриплый. Я подтянул руки к груди и, поднявшись на них, кое-как оторвал тело от кровати. Сонно-пьяное сознание возвращалось постепенно и недоверчиво.

Трифонов лежал на животе, накрывшись подушкой и обхватив её сверху одной рукой, вторая была где-то под ним. Дышал он тяжело и часто, спина и плечи были наряжены, служившая одеялом простыня сбилась в ноги. Рука на подушке сжалась в кулак и даже в тусклом серо-голубом предрассветном свете было видно, как побелели на нем костяшки. В тот же момент раскинувшийся между нами Дятел заметался во сне.

Заскулил, захныкал, брови нахмурились, губы плаксиво задрожали. Пару раз всхлипнул и резко перевернулся на бок, но не успокоился, стал шарить рукой вокруг себя, ухватил мою простынку, натянул на грудь, снова перевернулся на бок.

Я потряс его за ногу, он брыкнулся, но стонать перестал.

– Тиф, ты спишь? – позвал я.

Он не ответил.

– Эй.

Я перегнулся через Дятла и ущипнул Трифонова за бок. Он дёрнулся и выбрался из-под подушки.

– Стонешь, как рожающий медведь.

– Не гони.

– Правда.

Я перебрался через деревянные спинки и включил свет. С этими кроватями было жутко не удобно. Подойти к нему я никак не мог.

Проснулся Дятел. Увидел меня и с новым стоном прошептал:

– У меня, кажется, температура.

Трифонов нашарил сбившуюся простыню, отвернулся от нас и накрылся ей с головой.

Я приторможенно застыл, вообще не понимая, что делать. Я был ещё пьяный и дурной какой-то, словно всё ещё умирал в военном госпитале. К счастью, вспомнил, что

бабушка полрюкзака Дятла набила лекарствами.

– Что у тебя болит? – вытряхнул содержимое пузатой тряпичной косметички к себе на кровать.

– У меня всё болит, Никит. Всё-всё. Каждая клеточка, – проныл Дятел плаксивым голосом. – Мне даже лежать больно. И это такая боль, что просто невыносимо. Я и во сне её чувствовал и сейчас. Прям как огонь повсюду. Кожу живьём сдирают и…

– Да, заткнись ты, блин, – рявкнул на него Тифон. – Просто заткнись!

– Покажи руку, – сказал я ему.

С тяжелым, недовольным вздохом он сел на кровати и выставил руку вперед, точно я врач, делающий обход.

От места царапины на запястье по внутренней стороне локтя протянулась тёмная фиолетово-синяя полоса.

– Фигово. У тебя заражение. Нужно срочно в больницу, ну, или как минимум антибиотики. У меня такое было. Три дня проходил, капец. Чуть не сдох.

– Дай лучше обезболивающее, – он раскрыл ладонь.

– Блин, Тиф, ты тупой? Заражение силой воли не лечится.

– Ну тогда давай свой антибиотик.

Я снова переворошил лекарства:

– У нас его нет.

Пока ковырялся, вспомнил свои пьяные признания накануне и стало неловко.

– А со мной что делать? – шмыгнул носом Дятел.

– Ты обгорел, – с видом заправского медика поставил я диагноз. – Тут у нас какая-то мазь есть и жаропонижающее. Зашибись госпиталь.

В кухонной коморке нашлась бутылка с питьевой водой, я выдал им обоим по две таблетки анальгина и одну выпил сам. Голова гудела.

Намазал Дятлу плечи и спину холодящей мазью, выключил свет и пошёл на улицу мыть руки. Постоял там возле бочки, подышал, посмотрел на раскиданный вокруг столика мусор, вылил на голову четверть ведра прохладной воды и отправился в соседний домик. Дверь у них была нараспашку, и когда я входил, мне под ноги метнулось что-то живое.

Испугаться толком не успел. Обернулся и в свете фонаря различил удирающую кошку.

– Что случилось? – Артём проснулся сразу.

Встревоженно сел на кровати и свесил ноги, словно собираясь уже куда-то бежать. Чёрные волосы топорщились в разные стороны, белки больших круглых глаз блестели. Именно так мне представлялись демоны инкубы.

– Тифу хреново. Лекарства нужны. Поехали, купим?

– Эм… – он ещё больше взъерошил волосы. – Я типа бухой. Ты в курсе?

– Да, но у него заражение крови и от этого умирают.

– Блин, – он протёр ладонями лицо, похлопал себя по щекам, встал, потянулся.

Даже трусы у него были Кельвин Кляйн. Белые буквы на резинке чуть ли не светились в темноте.

– Слушай, а ключи-то я ему отдал. Иди, забери, я умоюсь пока.

Я побежал за ключами. Растряс Тифона за ноги, стал спрашивать, где ключи, но он опять «врубил» Терминатора и упёрся, что не отдаст, потому что мы пьяные.

Тогда, заметив в груде шмотья на стуле его штаны, я кинулся их вытаскивать. Ключи звякнули в кармане, но он набросился на меня, как тигр, обхватил сзади за шею и швырнул на кровать.

На счастье, в дверях появился Артём, и я перекинул штаны ему. Но он и шага не успел с ними ступить, как Тиф с разворота его толкнул. Не удержавшись, Артём свалился прямо на меня. Воткнулся локтем в рёбра и застонал уже я.

– Вы чё думаете, я с вами одной рукой не справлюсь? – Тифон вымученно улыбнулся.

– Ребят, ну зачем куда-то ехать? – прокряхтел прижатый нами к стене Дятел. – В лагере же медпункт есть.

Глава 12

Вита

Мы сидим на скамейке в парке ВДНХ. Два часа гоняли на роликах по всему выставочному центру и совершенно выбились из сил.

Уже совсем стемнело, и всё вокруг горит разноцветными огнями подсветки: фонтаны, скульптуры, павильоны. Воздух наполнен запахом роз, воды и ещё чем-то неуловимо волнующим. Моя голова лежит на коленях у Артёма, ноги в роликах свисают с края скамейки. Макс укатил за водой.

Одной рукой Артём листает ленту новостей, другой гладит меня по голове, и мне жалко, что этот день заканчивается.

– Почему кошки мурлычут?

– Потому что им хорошо, и они довольны.

– Нет, как это у них это получается?

– У них вибро-мотор в животе.

– Я бы тоже хотела вибро-мотор для мурлыканья.

– Зачем?

– Ну вот смотри, когда человеку грустно, он плачет. Когда весело – смеётся, но в нашем организме нет ничего, что естественным образом отзывалось бы на высшую степень удовольствия.

– У нас для этого язык есть.

– Это не считается. Люди всё равно почти никогда не говорят, что они счастливы. Только жалуются, а про хорошее молчат. Как будто это стыдно.

– Конечно, стыдно. Умный человек не может быть счастливым.

– Думаешь, раз мне сейчас очень хорошо, я дура?

– Думаю, я дурак. Просто полный дебил в последней стадии кретинизма.

– Из-за того, что тебе хорошо?

– Из-за того, что тебе хорошо.

Я привыкла считать, что я умная. Все вокруг только и говорили: «Вита умная, Вита умная, Вита умная», как с детского сада началось, так и тянулось всю школу. Я уже и не слушала. Просто привыкла. Но на поверку оказалась, что я совсем глупая, и никакая хорошая память не могла этого исправить.

Раньше по вечерам, когда я ложилась спать, Артём специально приходил в комнату Макса, которая находилась над моей и играл на виолончели. Теперь же стоило закрыть глаза, как обступала мёртвая, удушающая тишина.

Возможно, если бы я целый день занималась чем-то важным, пережить наше расставание было проще, но ещё пару дней назад счастливое свободное время теперь висело настоящим проклятьем. Странная неприкаянная опустошённость, и сколько я не силилась, никак не могла вспомнить, что делала раньше, когда оставалась одна.

Что-то читала, смотрела, иногда рисовала – всё то, что теперь казалось бессмысленным и скучным. По запросу «как убить время?» в Интернете нашлись сотни бесполезных советов: «хорошенько повеселитесь», «займитесь спортом», «сходите в гости», «пофантазируйте».

Артём писал про всё, что угодно. Про погоду, про их стройку, про ребят и каких-то девчонок, с которыми они познакомились. Присылал смешные фотографии, ролики и голосовые сообщения. Но не ответил ни на один вопрос и сам и ни разу не спросил: «Как дела?».

Казалось, больше он не обижался. Первоначальный недовольный тон сменился на привычный: игриво-задиристый. Однако что-то всё-таки между нами произошло, что-то изменилось, и было ясно, что в точности, как раньше, уже не будет.

Всё кругом с утра до вечера плавилось от жары, и только к часу ночи становилось чуть легче. Но я не спала. Лежала, глядя на движущиеся на потолке тени. А внутри, где-то в районе живота, крутилась тёмная всепоглощающая воронка. Никогда не могла толком представить, что в черных дырах не существует времени. Что там пусто и совершенно ничего нет.

А на другое утро неожиданно позвонил Ярослав и пригласил меня на свидание.

Прежде на свидания меня никто не звал. Артём всегда заходил просто так, или я заходила, а до него у меня ни парней, ни поклонников не было.

Мой телефон Ярослав раздобыл у Полины и, хотя его внимание мне льстило, это вдруг оказалось очень обременительным. Не могла же я ему в лоб сказать, что «не свободна».

В случае, если он ещё не определился насчёт меня, такое прозвучало бы слишком самонадеянно и неприлично.

Поэтому пришлось сослаться на плохое самочувствие, что, в общем-то было, правдой. Он спокойно выслушал, пожелал здоровья, но через час позвонил снова и попросил просто выйти на улицу.

Я выглянула в окно. Он ждал возле подъезда с длинной белой розой в руках, и я, растерявшись, застыла, как истукан, до тех пор, пока не подошла мама и не сделала такое лицо, что лучше уж было выйти, чем объясняться с ней.

Вместо приветствия Ярослав протянул цветок, но я сразу спрятала руки за спину.

– Спасибо. Не нужно.

– Почему это?

– У меня есть друг.

– И что?

– То, что я не могу принимать от тебя знаки внимания и подарки.

Он глубоко и многозначительно кивнул, сунул руку в карман, достал свой вейп, затянулся и выпустил большое белое облако, окутавшее его с головой.

– Ну, и где же этот твой друг?

– Уехал загород, но скоро вернётся.

Он скептически скривился.

– Значит, цветы брать нельзя, а ходить одной на вечеринки можно?

– Ты мне не веришь?

– Хочу понять, в чём на самом деле проблема.

– Я никогда не обманываю.

– Приходи завтра к нам на обед, – неожиданно предложил он. – У мамы день рождения.

– Что ты? Как я приду? Мы с тобой почти не знакомы.

– Слушай, а ты можешь ничего не усложнять вот этими всеми заморочками? Просто придёшь, посидишь, поболтаешь про школу, про книжки, ну всё, что ты мне тогда рассказывала, и уйдёшь.

– Нет. Извини, – его настойчивость начала казаться странной. – Я не могу.

– А если я предложу заплатить?

Я собиралась было уйти, но потрясённо остановилась.

– Ты придёшь к нам на обед, а я тебе заплачу. Что скажешь?

– Только то, что чувства за деньги не покупаются.