сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Одно из удивительных явлений, случающихся при любви — покорность любимой любящего, который насильно применяет свойства своей природы к свойствам той в кого он влюблен. И видишь ты, что человек суров нравом, тугоузд, норовист, обладает решимостью, пылок в гордости, не терпит несправедливости, но едва только почувствует он веянье любви и кинется в ее пучины, и поплывет в ее море, как суровость обращается в мягкость, тяжелое становится легким, острое тупым, и непокорность сменяется послушанием. Об этом я скажу отрывок, где есть такие стихи:
Будет ли близости к нам возвращенье, и есть ли предел переменам судьбы?
Ведь стал теперь меч рабом тростинки, а пленная газель превратилась во льва.
Я скажу еще стихотворение, где есть такие стихи:
Поистине, если ты недоволен, я ничтожнейший из погибающих, — я подобен легковесной монете, что скользит из рук отбирающего.
Но быть убитым в любви к тебе — наслаждение; дивись же тому, кто гибнет и наслаждается!
Оттуда же:
И если бы увидели лучи твоего лица персы, не нужен был бы им Хурмузан и мобед [50] .
А иногда любимая не терпит выражения жалобы и тяготится, слыша о любовной тоске, и видишь ты тогда, что любящий скрывает свою печаль и сдерживает грусть, храня свой недуг про себя.
Возлюбленный, поистине, клеветник, и, когда обвиняет он, начинаются извинения за любой грех и признания в преступлениях, хотя человек в них и неповинен, но соглашается он со словами возлюбленного и отказывается ему перечить.
Я хорошо знаю человека, которому на беду была послана такая возлюбленная, и она не переставала приписывать ему провинности, хотя за ним не было вины, и обрушивать на него упреки и гнев, хотя кожа его была чиста от греха.
Я скажу стихотворение к одному моему другу — оно приближается к тому, чем мы заняты, хотя и не принадлежит к этому:
Ты встречал меня с лицом, близость к которому — униженье, а уйдешь от близости к нему, — будет гнев.
Природе моей не противны легкие.укоры, хотя и порицают в волосах проседь.
Человек утомляет размышлением свою душу, но родинки и пятнышки на лице прекрасны.
Они украшают, когда их мало, но дурно дело их, когда перейдут они меру, и разве бывает чрезмерность похвальна?
Оттуда же:
Помоги ему: от крайних забот своих заставляет он плакать бумагу, чернила и почерк.
Но пусть не говорит говорящий, что терпение влюбленного, когда его унижает любимая, — низость души: он ошибется. Мы знаем, что любимая не ровня любящему и не подобна ему, чтобы отплачивать за ее обиды; не относится ее брань и грубость к тому, за что хулят человека, и не остается память о них на долгие годы. Это ведь происходит не в приемных залах халифов и покоях предводителей, где терпеливость навлекла бы презренье, а кротость привела бы к унижению. Ты видишь, что человек увлекается своей рабыней, неволя которой в его власти, и никакое препятствие не мешает ему ее обидеть, — какая же может быть от нее защита?
Что же касается причин гнева из-за оскорбления, то они не таковы. Это бывает лишь между знатными мужами, каждый вздох которых считают и за смыслом речей которых следят, приписывая им отдаленные причины, так как вельможи не роняют слов впустую и не бросают их зря. А любимая — это молодой тростник и гибкая ветка, она проявляет суровость и прощает, когда захочет, а не по какой-нибудь причине. Об этом я говорю:
Унижение в любви не порицается — ведь при любви и гордый проявляет смирение.
Не дивитесь, что я унизился в таком положении, в каком унизился прежде меня аль-Мустансир [51] .
Любимая не подобна и не равна тебе, чтобы была терпеливость твоя унижением, когда ты терпишь.
Яблоко упало, и больно от падения его, но если разрезать его, — разве это защита, о которой упоминают?
Рассказывал мне Абу Дулаф, переписчик, со слов Масламы ибн Ахмада, философа, прозванного аль-Маджрити [52] , что тот говорил в мечети, которая стоит в восточной стороне кладбища корейшитов в Кордове, напротив дома везира Абу Омара Ахмада ибн Мухам-мада ибн Худейра, да помилует его Аллах: — В этой мечети постоянно находился мукаддам Ибн аль-Асфар [53] в дни своей юности, так как он был влюблен в Аджиба, молодого слугу упомянутого везира Абу Омара. Ибн аль-Асфар покидал молитву в мечети Масрура, где было его жилище, и отправлялся ночью и днем в ту мечеть ради Аджиба, так что стража не раз забирала его по ночам, когда он уходил с последней вечерней молитвы. Он сидел и смотрел оттуда на Аджиба, пока юноша не начинал сердиться и досадовать, и, подойдя к Ибн аль-Асфару, он больно бил его и ударял по щекам и по глазам, а Ибн аль-Асфар радовался и говорил: — В этом, клянусь Аллахом, отдаленнейшее мое желание, и теперь прохладились мои глаза! — И, несмотря на побои, он долго за ним ухаживал.
Говорил Абу Дулаф: — И Маслама рассказывал нам эту историю не однажды, в присутствии Аджиба, хотя он видел, каким мукаддам Ибн аль-Асфар пользуется уважением и как значителен его сан и благополучие. Ведь положение мукаддама Ибн аль-Асфара было очень высокое, и он был весьма отличен аль-Музаффаром ибн Абу Амиром и близок к его родительнице и семье. Его руками было построено немало мечетей и водохранилищ, и множество всяких благ пожертвовал он на путь Аллаха, занимаясь при этом всем тем, чем занимаются сподвижники султана в отношении забот о народе и других дел.
Рассказ
Вот нечто еще более отвратительное. У Сайд ибн Мунзира ибн Сайда, предстоятеля на молитве в соборной мечети Кордовы во дни аль-Хакама аль-Мустансира-биллаха — да помилует его Аллах! — была невольница, которую он сильно любил. Он предложил ей освободить ее и на ней жениться, и девушка сказала ему, издеваясь (а у него была большая борода): — Меня ужасает длина твоей бороды; если ты ее укоротишь, будет то, чего ты желаешь. — И Сайд ибн Мунзир стал работать над бородой ножницами, пока она не поредела, а потом он призвал множество свидетелей и засвидетельствовал перед ними, что невольница освобождена, и посватался за девушку, но она не согласилась. А в числе присутствующих был брат Сайда, Хакам ибн Мунзир, и он сказал тем, кто был при этом: — Я сам предложу ей себя и посватаюсь за нее! — И он сделал это, и девушка согласилась, и Хакам женился на ней в этом же самом собрании, а Сайд принял этот сокрушительный позор, несмотря на свою набожность, благочестие и рвение в делах веры. Я застал этого Сайда; его убили берберы в тот день, когда они силой вошли в Кордову и ее разграбили [54] . А упомянутый Хакам, его брат, — глава мутазилитов в Андалусии, их старшина, наставник и оратор, и при этом он был хороший стихотворец и законовед. Его брата Абд аль-Малика ибн Мунзира тоже подозревали в приверженности к этому толку. Он занимал должность главного судьи во дни аль-Хакама — да будет доволен им Аллах! — это тот, которого распял аль-Мансур ибн Абу Амир, когда заподозрил его, вместе со многими законоведами и судьями Кордовы, в том, что они тайно присягают Абд ар-Рахману ибн Убейдаллаху, внуку повелителя правоверных ан-Насира — да будет доволен им Аллах [55] . Абд ар-Рахман был убит, а Абд аль-Малика ибн Мунзира распяли, и рассеяли всех, кто был под подозрением. Отца их, судью судей Мунзира ибн Сайда, тоже подозревали в мутази-литстве. Это был красноречивейший из людей, самый сведущий во всех науках, наиболее набожный и больше всех шутивший и забавлявшийся. Упомянутый Лакам жив в то время, как я пишу тебе это послание; он утратил зрение и сделался очень стар.
Рассказ
Вот удивительный случай покорности любящего возлюбленной. Я знаю человека, который не спал много ночей и испытывал тяжелые мучения, и разрывали сердце его все виды страсти. Потом он овладел той, кого любил, и возлюбленная ему не отказывала и не отталкивала его, но, когда увидел в ней любящий некоторое отвращение к тому, чего он желал, он оставил ее и от нее удалился — не из-за воздержанности и не вследствие страха, но для того чтобы остановиться на том, что соответствует желанию любимой. И не нашел он в своей душе помощи, чтобы совершить то, к чему не видел у возлюбленной охоты, хотя и испытывал он то, что испытывал.
Я знаю одного человека, который совершил такой поступок, но после раскаивался, так как выяснилась измена любимой. Я сказал об этом:
Хватай удобный случай и знай, что, как бежит молния, так проходят и случаи.
Сколько дел возможных я откладывал, а уйдя, оставили они горечь сожаления!
Спеши к сокровищу, тобою найденному; хватай добычу, как ловящий в когти сокол.
Это же самое случилось с Абу-ль-Музаффаром Абд гр-Рахманом ибн Ахмадом ибн Махмудом, другом нашим. И я сказал ему одни свои стихи, и он полетел с ними повсюду и заимствовал их у меня, и произносить их стало его привычкой.
Рассказ
Однажды расспрашивал меня Абу Абдаллах Мухам-мад ибн Кулейб, из жителей Кайравана [56] , во дни моего пребывания в «Городе» [57] (а это был человек с очень длинным языком, хорошо наученный задавать вопросы во всех отраслях), и сказал он мне, когда речь зашла о любви и ее свойствах: — Если отвратительно той, кого я люблю, меня встречать, и сторонится она близости со мною, — что мне делать? — Я считаю, — ответил я, — что тебе следует стараться привести в свою душу радость, встречаясь с любимой, даже если это ей отвратительно. — А я не считаю этого, — молвил Абу Абдаллах. — Напротив, я предпочту любовь к ней любви к самому себе и ее желания — своему желанию, и буду терпеть и терпеть, хотя бы была в этом гибель. — Я полюбил возлюбленную только ради своей души и для того, чтобы наслаждалась она ее образом, — отвечал я, — и я последую своему побуждению, и подчинюсь своей природе, и пойду по своему пути, желая для души радости. — Это неправое побуждение! — молвил Абу Абдаллах. — Сильнее, чем смерть, то, из-за чего желаешь смерти, и дороже души то, ради чего отдают душу. — Ты отдаешь свою душу не по доброй воле, а по принуждению, — отвечал я, — и если бы было для тебя созможно не отдать ее, ты бы, наверное, ее не отдал. А за добровольный отказ от встречи с любимой достоин ты порицания, так как принуждаешь свою душу и приводишь к ней гибель. — Ты человек доводов, — сказал Абу Абдаллах, — а нет доводов в любви, на которые бы обращали внимание. — Когда приводящий доводы поражен бедствием, — ответил я, и Абу Абдаллах молвил: — А какое бедствие больше любви?
Глава об ослушании
Но нередко любящий следовал своей страсти, и слушался своей головы, и достигал удовлетворения с любимой, стремясь добиться радости всяким путем, будь возлюбленная гневна или милостива. И тот, кому помогло в этом время, кто тверд душой и кому благоприятны были судьбы, получал наслаждение свое полностью, и исчезали его огорчения, и прекращались его заботы, и видел он то, на что надеялся, и добивался того, чего хотел. Я видывал людей с такими качествами и скажу об этом стихи, среди которых есть такие:
Если привел я душу к тому, чего желал от газеленка, что вечно делал меня больным,
Не посмотрю я, насильно было это или добровольно, не посмотрю на гнев или милость.
Если нашел я воду, обязательно погашу я ею пламя угля гада [58] !
Глава о хулителе
Любви присущи многие бедствия, и первое из них — хулитель. Хулителей бывает несколько видов, и корень их всех — это друг, когда отброшена между ним и тобою забота об осторожности. Его порицания лучше многой помощи, и в них счастье и предостережение. Они — дивное наставление душе и тонкое для нее ободрение, которое, возникнув, производит действие и заключает в себе лекарство, усиливающее страсть, в особенности если хулящий мягок в речах и хорошо достигает словами тех мыслей, которые хочет выразить, и если знает он, в какое время усилить запреты, в какую минуту умножить приказание и в какой час остановиться меж тем и другим, сообразно тому, что он видит от любящего — облегчение, затруднение, согласие или ослушание.
Затем есть хулитель порицающий, который бранит, никогда не отдыхая. Это великая беда и тяжкая ноша; мне выпало нечто подобное, и если это и не относится к предмету книги, то сходно с ним. А именно: Абу-с-Сирри Аммар ибн Зияд, друг наш, часто порицал меня за тот путь, которым я следовал, и поддерживал некоторых из тех, кто тоже порицал меня за это, — а думал я, что он останется со мной, ошибусь ли я, или буду прав, из-за нашей крепкой с ним дружбы и моей истинной привязанности к нему.
Я видел людей, страсть которых так усилилась и увлечение настолько увеличилось, что упреки стали им милее всего, так как могли они показать хулителю свое непослушание, насладиться, прекословя ему, добиться отпора и осуждения и преодолеть его, подобно царю, обращающему в бегство врага, или искусному спорщику, одолевающему противника. И радуется любящий тому, что делает он при этом, и нередко он сам навлекает упреки хулителя, говоря вещи, заставляющие начать укоры.
Об этом я скажу стихи, среди которых есть такие:
Милее всего для меня хула и упреки, так как могу я услышать имя той, о ком я мечтаю вспомнить.
И как будто я пью при упреках неразбавленное вино, а именем моей госпожи, выпив, закусываю.
Глава о помощнике из друзей
Одна из желательных вещей при любви, — чтобы подарил человеку Аллах, великий и славный, преданного друга, мягкого в словах, широкого на милости, умеющего взяться, тонко-проницательного, овладевшего красноречием, с отточенным языком, с большой кротостью и обширным знанием, мало прекословящего, великого в помощи, много выносящего, терпящего надменность, вполне согласного, прекрасного в дружбе, совершенно подходящего, с похвальными свойствами, огражденного от несправедливости, предназначенного к помощи, не терпящего отдаления, благородно поступающего, отвращенного от несчастья и с глубокими мыслями, знающего желания, с приятными свойствами, высокого происхождения, скрывающего тайны, обильного благодеяниями, истинно верного, не грозящего обманом, с благородной душой, проникающим чувством, верной догадкой, обеспечивающего помощь, безупречно оберегающего, известного верностью, явно удовлетворенного, с твердыми основами, щедрого на советы, несомненно любящего, легко подчиняющегося, с хорошими убеждениями, правдивым языком, живым сердцем, целомудренного по природе, широкого на руку, с вместительной грудью, усвоившего терпение, преданного чистой дружбе и не знающего отдаления, которому доверяет любящий свои заботы, разделяет с ним уединение бедности и посвящает его в свои тайны. Поистине, в этом для любящего величайшая отрада — но где она? — и если овладеют таким человеком твои руки, сожми его в них, как сжимает скупой, и схвати, как схватывает жадный, и оберегай его твоим достоянием — и приобретенным, и наследственным. Совершенна будет с ним дружба, рассеются печали, сократится время, и прекрасны станут обстоятельства, и не лишится человек от обладателя этих свойств прекрасной помощи и хорошего совета.
Поэтому и брали себе цари везирей и наперсников, чтобы облегчали они частью бремя их великих дел и возложенных на их шею сокрушительных тяжестей и чтобы могли правители обогащаться их советами и искать подкрепления в их способностях. А иначе — не под силу природе человека противостоять всему, что ее постигает, не прибегая к помощи того, что с ней сходно и одного с ней рода.
Некоторые влюбленные не имеют друзей с такими свойствами и мало им доверяют из-за того, что испытали они от людей, хотя и находились друзья, которым открыли они отчасти свои тайны, и происходит это по одной из двух причин — либо друзья посмеялись над их мнениями, либо разгласили их тайны. И тогда ставят они одиночество на место дружбы, и уединяются в местах, отдаленных от друга, и поверяют свои тайны воздуху, и разговаривают с землей, находя в этом отдых, как находит его больной в стенаниях и опечаленный во вздохах. И поистине, когда приходят заботы одна за другою в сердце, становится оно тесным для них, и если не обнаружит человек чего-нибудь языком и не станет искать облегчения в жалобах, вскоре погибнет он от горестей и умрет от огорчения.
Я нигде не видел большей помощи, чем среди женщин. Они так осторожны в подобных делах, поручая друг другу хранить их в тайне, и сговариваются их замалчивать, узнавши о них, как не делают этого мужчины, и видел я, что всякая женщина, которая открыла тайну двух влюбленных, ненавистна и тягостна другим женщинам, и все мечут в нее стрелы как из одного лука. У старух находят в этом отношении то, чего не находят у молодых женщин, — молодые иногда обнаруживают то, что знают, из ревности, хотя бывает это лишь редко, а старухи потеряли надежду для себя, и заботы их целиком обратились на других.
Рассказ
