Текст книги "Скажи им, что я сдался (СИ)"

Автор книги: Иан Таннуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Оли-Вар сказочно улыбается с витрины своего заведения, светится неоном и гирляндами. Но привлекают не яркость картинки и модное лицо. Большими буквами пестрит надпись «Экологически чистые продукты».

Поговаривают, Оли-Вару земля досталась по наследству. Когда-то заброшенный участок со старым, почти развалившимся домом стал сокровищем города, сделав сокровищем и человека, который его получил. Хотя содержать скот и выращивать натуральные продукты – удовольствие дорогое, Оли-Вар не испугался долгов и в скором времени его имя засияло на рекламных щитах.

Сам Оли-Вар с момента своего триумфа на люди не показывается, зато его фотографиями пестрят общественный транспорт, ленты новостей в соцсетях и плакаты на стареньких столбах и досках для объявлений, но это уже в самых отдалённых, спальных районах. И не только! Его гигантское изображение раз в час машет рукой со стены самой высокой башни, где пять минут показа стоят наборов пайка на неделю.

Сейчас Ён разглядывает его лицо в витрине, постукивая пальцами по рулю старого электромобиля. Очередь, твою налево.

– Придётся немного подождать, – с гордостью заявляет кассир, получая от Ёна заказ. – В Больга Враш званный ужин, и туда сейчас готовят все наши повара. Тамошним гостям так понравилось, что они всё умяли и потребовали добавки.

– В кредит, – бормочет Ён.

Какие-то заоблачные пиршества его не интересуют.

Оли-Варовские повара справляются быстро. Ён наблюдает за тем, как к перевозчику туда-сюда бегают официанты. И минуты через две после того, как тот отъезжает, Ён получает булки в небольшом герметичном пакете, на который аккуратно наклеена бирка: «Безопасен для окружающей среды. Разлагается в течение 6 месяцев».

– Поздновато как-то модным стало, – говорит сам себе Ён.

– Что? – переспрашивает Борд, но он не повторяет.

Ёну прекрасно известны последствия запоздалых сожалений человечества. И в отличие от Борд он не просто знает, но может, хоть и без особого желания, осмыслить. Сперва был период Цветения, как говорится о нём в учебнике по истории мира. Тогда был так называемый бум рождения красивых людей. Затем из-за химических веществ в еде, воде, воздухе начались мутации, период Увядания. В основном внешние, но некоторые подпорчивали и здоровье, как случилось с Ёном. Помимо вздёрнутого носа, похожего на свиной пятак, и глаз, меньше положенного стандарта, он получил свою полноту на генном уровне. Единственным путём сбросить вес до эстетически верных стандартов для него был мухлёж с ДНК. Вмешательство с вероятностью восемьдесят на двадцать – не в его пользу – сулило такими последствиями, как слабоумие, преждевременное старение или более серьёзными мутациями, чем пара-тройка лишних килограмм.

– Сказки эта ваша статистика, – заверяла с завидной самоотверженностью госпожа Ширанья. – Мне сделали, живая-здоровая. Так что нечего отговорки придумывать.

Люди, повидавшие красоту и упустившие еë, смириться с потерей не смогли. Есть такая поговорка, снявши голову по волосам не плачут. Так вот, именно этим сейчас все вокруг Ёна и занимаются. Что неприятнее, помимо прежнего облика они, кажется, потеряли что-то ещё. Ëн не может объяснить, что именно. Но он читает прежние книги, изучает прежние произведения искусства, смотрит прежние фильмы – и видит в них что-то иное. То, чего сейчас не находит.

Небольшое опоздание вынуждает Ёна наблюдать за процессией на перекрестке Поварки и Черничного переулка. Сперва идут нянечки с детьми всех возрастов, от новорожденных до подростков. От кого-то из их подопечных избавились, оставив в ящиках для отказников, кто-то осиротел и не получил опеки. Следом бредут старики, медленно, неторопливо. Те, чьи сбережения на старость закончились и за кого не хотели брать ответственность родственники.

Ён не собирается доживать до стольких лет, до скольких дотянули они. Горбатиться, чтобы тебя отправили по итогу одной серой массой с другими в дом для престарелых, – нет, в его планы такое не входит.

– С каких пор у тебя появилась эта вредная привычка? – спрашивает Борд.

Ён теряется от внезапного вопроса и убирает пальцы от губ.

– Я грыз ногти? – догадывается он.

– Да, – Борд тихонько трещит. Наверняка перепроверяет данные о его повседневных привычках. – Ранее такого не замечалось.

– Подумаешь….

– Нужно определить, чем вызваны твои изменения.

Третьими семенят люди, потерявшие всё, имевшие неоплачиваемые долги – те, кто получил статус разорившихся и ставших попросту изгоями.

Четвëртыми, под охраной, вышагивают преступники. Ни одного из них Ён не поймал.

Колонны идут каждая в своей манере, но чуть ли не нога в ногу, словно маршируют. Миновав Черничный переулок, они разбредутся: кому – в детский приют, кому – в стариковский, кому – в работный барак. Кто-то отправится в исправительное учреждение. На самом деле все они находятся в одном, длинном и высоком, доме без окон. По крайней мере, таким он выглядит со стороны улицы. И имеет он только вход. Ни единая живая душа не видела работников серой махины. Бывают смельчаки, которые пытаются заглянуть в открывшуюся дверь – Ён может назвать себя одним из них, – но изнутри на них наваливается мрак, душный и беспросветный. Зато любой скажет, что за ним, этим угрюмым домом, ничего нет. Город заканчивается на нём.

Отец сказал Ёну, когда тот впервые поругался с одноклассниками:

– Ты отмечен в системе как «нежелательный»‎, так что тебе нужно научиться тому, как избегать ситуации, способных привести к тому дому. Помнишь? Мимо которого мы проезжали? Поэтому, пожалуйста, никогда никого не зли, не перекликайся и терпи. Просто молча уходи. Всегда, когда понимаешь, что можешь причинить кому-то неудобство. Жалобы мы потянем, но драки, пусть и спровоцированные другой стороной – нет. Это иной уровень вреда – мера наказания для тебя будет необратимой.

И Ён послушно ушёл в детскую, показывая, что понял отца.

– Закурить не будет? – стучит кто-то в окно.

Ён внутренне содрогается, но внешне сохраняет равнодушие. Быстро натягивает маску на нос и опускает стекло.

– Разрешение есть? – оглядывает он просящего.

Рассеивающийся в тумане свет от фонарей и витрин не помогает, наоборот, силуэт в нём растворяется; а капюшон скрывает лицо незнакомца под плотной темнотой.

– Разрешение?

«Вот гадёныш! – думает Ён. – Играться со мной вздумал?»

– Разрешение на курение в общественном месте есть? Или сейчас штраф оформлю, – он вытягивает руку из окна и стучит по двери машины, напоминая тем самым, с кем курильщик имеет дело.

По радио начинаются ночные беседы о Великом Гао. Слушатели звонят и рассказывают, как мессия повлиял на их жизнь. Изменил, конечно, в лучшую сторону. Ён одним махом выключает передачу.

– Не любишь счастливых историй? – склоняется к окну незнакомец.

Ён хмурится. За ухом курильщика нет Борд. Вернее, нет подсвета, который она обычно излучает в тëмное время. Значит, прибор либо сломан, либо отсутствует. Оба случая считаются преступлением.

– Скорее этот Великий Гао не вызывает у меня доверия. – Ён тянется к карману за шокером. Пистолет ему пока не выдали. – Борд, – шепчет он, отвернувшись от окна. – Попробуй установить с ним связь.

– Это незаконно, – отказывается она.

– Я не прошу взламывать его. Просто хочу, чтобы ты проверила, включено ли его устройство.

Незнакомец отступает.

– Почему? – удивляется он. – Почему не веришь Гао?

Голос тихий, но сильный, потому Ён и сам сперва не замечает, что говорит так же откровенно, как и возникший из ниоткуда собеседник.

– Всё, что он делает своими дурацкими речами, так это толкает на преступления кого-то, вроде тебя. Всегда буду любить и понимать вас, чтобы вы ни сделали, – невольно передразнивает он. – Что ещё хуже, – продолжает Ён, – думаю, он настолько глуп, что сам верит в то, что говорит. А когда дурак получает много власти, к добру это не приводит. – Неудачливый курильщик кивает. Правда, неуверенно, чем сильнее воодушевляет Ёна. – Знаешь, сколько раз я натыкался на случаи, когда виновник говорил, что ни за что бы не пошёл на преступление, если бы не слова Великого Гао? Поймёт же, простит. Когда есть кто-то, кто останется на твоей стороне при любых обстоятельствах, ничего не страшно. – Ён нащупывает в кармане шокер и вспоминает, что хотел сделать. – Да о чëм это я! Как будто Великой Гао что-то на самом деле может! Его Больга Враш продвигают. С них и спрос. Нечего от него ждать…

– Почему же? Пусть Гао будет мессией, колдуном, избранным… Да кем угодно, если людям от этого легче. Отчего же и нет? По городу ходят слухи, что он излечил некую пожилую женщину всего-то одним касанием! Слышал? – Ён лишь вздыхает. Ну да, ну да. А ещё он слышал, что на ежегодные пожертвования в фонд Великого Гао можно купить два участка, не меньше Оли-Варовских. Навряд ли получилось бы собрать такое количество байтов без подобных баек. – Вот ты… Чего больше всего в жизни желаешь?

– Ну… – У Ёна редко спрашивают, чего он хочет, потому он в замешательстве. – Ну… Я бы хотел, наверно… Гао, конечно, не в силах это исполнить! Но я хотел бы какое-нибудь дело… Чтобы оно на слуху было. Чтобы все о нëм знали… А я смог бы раскрыть преступление и доказать, что тоже чего-то стою…

– Зачем? Слава нужна? И почести? – Ён мотает головой, хотя в каком-то роде так оно и есть. – В любом случае, не тот райончик для великих свершений выбрал.

– Не то чтобы мне дали выбрать…

– Неужто купил? И что же? Как оно?

Ёну не по себе. И этот вздумал над ним потешаться.

– А ты, смотрю, страх совсем потерял. Любовь Великого Гао, небось, сделала мозг девственно чистым. Ну, не переживай! Я тебе верну понимание общественного порядка. Наклонись-ка поближе, – он подзывает жестом, но наглец не думает слушаться. – Считаю твои данные. Мигом штраф тебе оформим.

Ён не успевает толком открыть дверцу, как незнакомец срывается с места и несётся прочь. Только вышитые белыми нитками на куртке крылья мелькают, когда их касается свет от направленного фонарика.

– Кто он?

– Мне не удалось установить связь, – отрапортовывает Борд.

– Получила блок при запросе подключиться?

– Я не смогла найти его сеть.

– Значит, точно нужно отловить! – шагает к Черничному переулку Ён. – Запроси подмогу!

– Уже, но из-за Долгого пути движение приостановлено.

А парень-то не дурак! Знал, что ничего ему не будет, потому и вёл себя нагло. Ён ускоряется, словно не преступника хочет поймать, а убежать от стыда за собственную глупость.

– Без подключенного устройства он не виден, – отрезвляет его Борд. – Даже дроны растерялись. Сейчас его не догнать. – Ён останавливается, но продолжает всматриваться в темноту переулка. – Надёжней будет вернуться подготовленными и выловить его. Он знал, куда бежать, значит не первый раз сюда приходит.

Ён хотел бы сам прийти к этим умозаключениям, и теперь, когда Борд управилась с анализом вперëд него, чувствует нешуточный укол зависти.

– Дожили, – протягивает он.

Борд не понимает его огорчения и, более того, не принимает его во внимание, чем сильно удружает.

Оставшееся время Долгого пути и дороги к участку Ён молчит. Борд его в этом поддерживает. В желудке покалывает от ожидания, что в попытках ободрения она вот-вот подключится к приёмнику и начнёт поиск раздражающих заводных песен. Однако обновление справляется на ура, в этот раз она правильно улавливает настроение.

Участок по-прежнему залит тяжёлым сплавом из тишины и покоя. Ён выгружает заказ на ближайший стол и направляется докладывать о нерадивом курильщике. Дело до этого однако не доходит.

– Совсем ума лишилась, – шепчет Диан. Че Баль громко выдыхает в знак согласия. Все, кроме Ёна, толпятся возле небольшого экрана. – Какого уровня в них информация? На эти байты точно небольшой райончик, вроде нашего, месяц можно было снабжать водой. А она что? Открыла информацию об измене своего мужа – как будто кроме неë кому-то важно, сколько бабёнок он жахает – и сделала еë общедоступной. Просто в утиль пустила. Свинорылый! – замечает он Ёна. – Куда крадёшься? К начальнику? Занят он сейчас. Звонок какой-то важный. Не отвлекай его. Вот чёрт! – цедит он сквозь зубы. – Вы только гляньте, как важничает! Будто планету спасла своими откровениями!

По телевизору идут дебаты. Онлайн трансляция с политиками, претендующими на пост следующего мэра. Ён, как видит, из-за чего поднялось негодование, тут же теряет интерес. Раздаёт булки и кофе, а сам садится за стол.

– Ширанья точно победит, – говорит Диан. – Я за него буду голосовать. Эта дамочка на полном серьёзно полагает, что кто-то поддержит стерилизацию, за которую она ратует?

– По мне так вполне закономерное предложение, – отзывается Лия. – Позволяет наверняка иметь лишь одного ребёнка. А не как у еë муженька, трое и все от разных. Для кого-то ребёнок получается первым, а для кого-то – нет. Честно ли это? И как его тогда записывать в документы. Перворожденный он или нет?

– А что если единственный ребёнок, например, умрёт? – отпивает из одноразового термостакана Че Баль и сперва удивлённо смотрит на него, а затем озирается по сторонам. Он видит Ёна только сейчас и перестаёт ёрзать. – Иного, считай, уже не заведёшь. Да и мало ли чего может случиться!

– Человечество эти личные трагедии как-нибудь переживёт, – отмахивается Лия. – Если не понимаешь, лучше молчи! Не хватает тебе осознанности. Тоже небось боишься за неё голосовать, потому что не сможешь тогда от жёнушки своей гулять. И вообще ничего не сможешь!

– С чего решила, что только мы этим грешим? – Диан отпускает хмурость со своего лица. Вместе с ней уходит и внезапная бледность. – На прошлом участке, где я работал, муж убил свою жену, когда узнал, что она не от него родила.

– Пожалела бы, да некого, – холодно отвечает Лия.

– А с ребёнком что? – уточняет Ён. – В приют отдали?

– Естественно, – глядит на него Диан. – Кому такой позор нужен?

Когда чего-то становится много, то это что-то приобретает статус мусора. Даже если и выкинешь, не убудет. Ёна с детства учили, что такая участь грозит только вещам. Но чем чаще он выходил на улицу и общался с окружающими его людьми, тем больше понимал, что это не так.

– У человека есть естественные, базовые инстинкты, – умничает Че Баль. – Они достались от природы и если их выкорчевать, то человек самим собой не будет. А она прямо сейчас, на дебатах, клянётся, что если выберут еë, то она один из них – размножение – сделает практически незаконным. Это ж против природы, считай, пойдём.

– Штрафы же ввели, – Лия скрещивает руки на груди.

– Сравнила тоже, – ухмыляется он, – штрафы и стерилизацию. Итак большая часть не знает, что такое иметь брата или сестру. Кстати, каково это? – Они словно по указке поворачиваются к Ёну. – Свинорылый, может, сейчас-то расскажешь! Узнаем хоть, какого выбора нас лишают.

Выражение «свинорылый» давно должно было стать комплиментом. Свинина сейчас тот ещё деликатес, между прочим. Тем не менее, старое значение сильно засело в умах людей. Каким бы драгоценным ни было натуральное мясо, слышать в свой адрес, что у тебя свиная морда, неприятно.

– А каково – не иметь? – спрашивает Ён.

Че Баль пожимает плечами и поворачивается обратно к экрану. Другие повторяют за ним.

– Он ведь тебя на пять минут всего старше? – спрашивает Диан. Ён кивает им в спины. – Вот она, конкуренция в деле. Ещë не родился, а уже нужно бороться за место. – Он снова глядит на Ёна. – Да не потей ты так! Чай не допрос с пытками учинили! Просто думаю, как же он, должно быть, ненавидит тебя. Вы же, получается, близнецы? – Ён кивает в очередной раз. – Однояйцевые? Тогда точно ненавидит, – соглашается он сам с собой. – Ты ж буквально его лицо до операции. Все, кто с вами обоими знаком, знают и видят то, что он пытается скрыть и забыть, как страшный сон.

– А ты бы своего ненавидел? – Ёну действительно интересно, потому вопрос звучит громко и уверенно.

Диан вздрагивает, то ли не ожидая от него подобной прыткости, то ли по каким-то личным причинам.

Для Диана лицо наверняка будет важнее. Ён не раз слышал шепотки в участке. Стоило Диану отвернуться от сослуживцев или отойти куда, моментально начинались обсуждения одного не то чтобы странного, но всё-таки подозрительного слуха. Мол, родители начали переделывать ему лицо в детстве. Кто знает, может, к зрелости его черты выровнялись бы. Именно поэтому частенько ребёнка не трогают, ждут когда каждая частичка его тела сформируется окончательно, а лицо исправится и станет куда приятнее. Случаи бывали, так что Диан вполне мог надеяться. Теперь-то никто и никогда не узнает, вдруг по итогу он вырос бы в носителя истинной красоты.

Родители Диана обновляли ему лицо каждый год, поскольку оно росло и менялось вместе с остальным телом. Закрепить черты, разумеется, не получалось. А, выросши, он привык к ежегодным изменениям и сам заказывает себе новые внешности.

Правда ли то, что Диан перекраивает лицо как по расписанию, Ён пока не знает, равно как и не знает, с чего зародился этот слух. Он пришёл в участок от силы полгода назад, Диан перевёлся тоже сравнительно недавно.

– Чего слетелись перед телевизором, словно мухи! – Начальник Пон выскакивает из кабинета, будто остро нуждается в уборной. – Вызов! Лия, Диан и… – Он печально глядит на Ёна. – Ты тоже! Собирайтесь! Я поеду с вами! Че Баль! Чтоб не отлынивал здесь, пока один!

Взбадривается только Ён.

– До конца смены всего ничего осталось, – ноет Лия. – Может, пожалеешь нас?

– Нет! – Син Тэ Пон стоит у входной двери. Когда он успел пересечь помещение и натянуть куртку из мятой искусственной кожи, никто не замечает. – Торгуетесь со мной? Ноги в руки – и вперëд!

– Где хоть? – Диан берëт карточку от служебной машины со стола Ёна.

– В ночном клубе.

– Пьяные что ли подрались? – закатывает глаза Лия.

– Ставлю на ложный! – Че Баль плюхается на стул и кладёт ноги на стол.

Ён выходит из отдела последним, краем глаза посматривая на засыпающего Че Баля. Ничем его не пронять. Никакого интереса к своей работе, и хоть бы кто слово против сказал.

Навалившаяся с потолка обида быстро испаряется. При виде того, как Диан деловито садится за руль, приходит осознание: Первое настоящее дело Ёна Ширанья! Он воодушевленно пролезает на заднее сидение, как можно дальше от Лии.

Диан лениво прижимает карточку к валидатору и нажимает на кнопку. Ён сегодня ездил на этой машине, но когда за рулём кто-то другой, ощущения иные.

– Ночной клуб «Холодная Луна», – рассеянно сообщает Син Тэ Пон, когда на него устремляются три пары глаз. – Совсем забылся. Уж больно не хочется верить, что там случилось то, о чëм я подозреваю.

– И что же? – бурчит Лия.

Машина, потрескивая то ли под капотом, то ли под ногами Ёна, то ли отовсюду сразу – и двигается с места. Надо же, звуки тоже иные, когда не сам ведёшь.

– Все помнят, что делать на месте преступления? – Начальник Пон похоже считает, что разговаривает с дураками.

– Да, – бодро отзывается Ён.

– Ты новичок, – продолжает Син Тэ Пон, но на Ёна не смотрит. Будто говорит с кем-то перед собой. – Потому подготовься морально. Увидеть своими глазами не одно и то же, что увидеть на фотографии. Особенно если преступник действовал жестоко. А судя по заявлению, чего-то адекватного ждать не придётся.

– Убийство?! – радуется Диан. – Наконец-то!

– Потише давай, – стыдит его начальник Пон, но Диану всё равно. Кажется, он не в силах больше сидеть спокойно: он приглаживает спадающие на лоб белокурые волосы, трëт глаза, красные от лопнувших капилляров, чешет подбородок.

– За дорогой следи, – отрезвляет его Лия.

У запасного входа в клуб стоит несколько машин и человек в защитном костюме. Точно такой же, как на нём, он протягивает и Ёну, и всем, кто с ним приехал.

– Чтобы не испортить место преступления, Ширанья, – объясняет начальник Пон и кашляет, будто слова застревают у него в горле. – Чего копошитесь? Быстрее начнём, быстрее закончим!

Ён натягивает костюм, затем наблюдает за тем, как Лия аккуратно прячет волосы за линию капюшона, и повторяет за ней.

– Если у вас слабый желудок, – протягивает встречающий упаковку с пакетами.

Его предложение безмолвно отвергается каждым, но Син Тэ Пон замедляет шаг и шепчет Ёну:

– Тебе лучше прихватить…

Металлический тошнотворный запах настигает их коридоре. Узком, где один человек едва помещается. Ёну нужно ёжиться, чтобы ничего и никого не касаться. Чавкающие звуки появляются внезапно, за очередной, ничем не отличающейся от предыдущих, дверью. Когда Диан её открывает, сперва сознание, в попытках как можно дольше не охватывать всю сцену преступления, нацеливается на другой коридор, грязнее и темнее основного. Там, в самом конце, приоткрыт выход наружу.

Стены комнаты заляпаны, а пол покрыт багровой жижей, высотой по щиколотку, если брать в расчёт рост Диана, который браво шагает в это нечто. Хлюпанья заставляют Ёна вздрогнуть.

– Дело рук Майстера Диля? – мнётся на пороге Лия. – Что он забыл в нашем районе?

Она наступает в жижу, и здесь Ён остро ощущает рвотный позыв. То месиво, по которому они собираются идти, было когда-то людьми. Если напрячь зрение, то и без примечания Лии несложно догадаться: кости, внутренности, загустевшая кровь. Майстер Диль не из привередливых. В ход у него идëт всё, что попадается под руку. А когда ничего не попадается, то он и тела своего не жалеет. Судя по старым отчëтам, на местах преступления не раз находили кровь, кожу, ногти, волосы и зубы, хозяина которых база данных распознать не могла. Значит, Диль не зарегистрирован и Борд у него отсутствует. Некоторые утверждают, что он как-то пробирается в город – оттуда, из Серого дома – потому найти его и не получается. После кровавой расправы он убирается восвояси.

Демон, попавший в рай.

– Кого грохнул? – хлюпает жижей под ногами Диан, будто в луже играется.

– Сюда в последнее время повадилась банда Отто Бола, – отвечает ему невысокий мужчина, возникший за спиной Ёна. – Ходили, продавали какую-то гадость. Байтов под невысокий процент предлагали…

– Болото, – бубнит начальник Пон. – Мы их раньше болотом звали, – ловит он взгляд Ёна. – Что-то вроде анаграммы имени их главаря. И слово полностью описывает их поступки. И так жизнь штука несладкая, а они делают её невыносимой. Затаскивают в трясину ещё больших неприятностей и потом пугают, мучают и издеваются. Однако скользкие, змеюки. Наказать их по закону до сих пор никто не смог. Даже боюсь предположить, кто их крыша.

– Знает Майстер Диль кого убрать, – говорит Диан.

– Поклонник его что ли? – шипит Лия.

– Почему бы и нет? – не скрывает воодушевления он. – Избавляется от подонков, освобождает место для хороших людей. Разве не герой нашего времени?

– Да он же псих… – начинает Лия, и начальник Пон встаёт между ними, не давая ход спору.

– Не он ли попался мне на дежурстве? – перешёптывается Ён с Борд. Затем он виновато смотрит на начальника Пона, желая поскорее рассказать о странной встрече. – И если я прав, то поймай я его, не случилось бы этой бойни.

– Если бы ты встретил Майстера, то был бы уже мëртв, – ловко подмечает Борд. – Никто не знает, как выглядит этот человек. Не знает, потому что всех, кто его встречает, он убивает.

Верно, кровавый след Майстера Диля как-то растянулся километров на пять от места преступления. О чём Ён только думает? Как будто жесточайший из нынешних убийц вдруг попросит сигарету и поболтает с ним. А потом просто сбежит при малейшей опасности, вместо того чтобы свернуть ему шею.

Ён усмехается, пытаясь побороть раздражение к самому себе. Иногда желание затмевает здравый смысл, и даже самые нелепые идеи кажутся нормой.

– А это кто? – кивает он в сторону мужчины, который только что заявил, что жертвами Диля были люди из банды Отто Бола.

– Владелец Холодной Луны, Со Ва.

Зовут его, конечно, как-то по-другому. Желая соответствовать своему делу, для антуража он попросту зарегистрировал себе псевдоним.

Со Ве заходить на место преступления запрещается, да он и не стремится, потому ошивается рядом, временами спрашивая, что там нашли и не повредит ли это ему. В частности, его волнует, сможет ли он возобновить работу клуба следующей ночью.

Ён ступает в жижу, и к горлу подступает тошнота.

– На улицу! – приказывает начальник Пон. – На улицу иди!

Хотя у Ёна и есть пакеты, рисковать не стоит. Он вываливается из комнаты, но до выхода явно не успевает.

– Вот сюда, – Со Ва ведёт его к приоткрытой двери в конце грязного коридора. – Мусорный переулок. Вонь несусветная, но вам-то не красоты смотреть. Там можно и без этого. – Он встаёт на порог, преграждая путь, и вырывает эко-пакет из рук Ёна. – Не дешëвые они нынче, сами знаете. Когда-нибудь мой клуб станет влиятельным, а я богатым. Тогда я обязательно войду в клан Варов! Представьте только, – он улыбается Ёну, а тот не может его даже поторопить – открой он рот, содержимое желудка тотчас окажется на полу. – Представьте! Со Вар! И тогда мне не нужно будет экономить на всякой ерунде! – машет он пакетами. – А вы не стесняйтесь! Не стесняйтесь! – и отходит в сторону с улыбкой. Издевается что ли? – Блюйте, сколько хотите! Здесь камер нет.

Железная дверь издаёт душераздирающий скрип за спиной, но щелчка следом не звучит. Значит, до конца еë не закрыли. Оказавшись отделённым парой-тройкой стен от каши из людских тел, Ён на миг чувствует себя лучше. Затем в нос словно кулаком бьёт помойная вонь: глаза начинают слезиться и в носу зудит до боли.

Ёна выворачивает.

Дыхание перехватывает, будто лëгкие наполняются водой. Глаза застилает пелена.

– Оракул 345 очнулся раньше срока, – приглушенно раздаëтся у правого уха. – Синхронизация идëт в обратную сторону…

– Заливай новый раствор! – гремит у левого.

Ён мотает головой. Он старается дышать, вытирая рот рукавом защитного костюма, когда его спины касается лëгкий ветер. Он мог бы и не заметить его вовсе, но будучи сейчас в измождённом состоянии, тело реагирует на малейшие изменения вокруг. Инстинкт самосохранения срабатывает даже в век, когда ничего не должно угрожать. Уловить движение, тишайшее дуновение или дыхание в момент своей уязвимости – явление одновременно удивительное и пугающее.

Он резко выпрямляется и оглядывается. Только высокие стены и помойка. На повороте в соседний переулок виднеется ускользающая тень. Ён сперва не верит – померещилось, небось! – но на автомате следует за ней. Затем до ушей долетают тихие шаги. Кто-то удирает от него кошачьей поступью.

Ён бросается в погоню.

– Не стоит этого делать, – предостерегает Борд. – По крайней мере, в одиночку.

Ён не слушает. Если он увидит убегающего и если им окажется тот самый Майстер Диль, Ён сможет помочь в его поимке. Облагородит своë существование, приняв значительную роль в нашумевшем деле. Докажет, что тоже на что-то годится. Вот она – возможность, да ещё в гремучей смеси с пониманием того, что терять нечего.

Он едва успевает затормозить перед тупиком. Упустил. Кто бы ни пробежал мимо него, он во сто крат быстрее и ловчее. Ёну повезло, что он вообще заметил его присутствие.

Размышляя над тем, как доложить о призрачном бегуне и поверят ли ему, Ён забывает, что идёт по кровавой мешанине. От раздумий его пробуждает иная картина. В маленькой комнате, похожей на караоке-кабинку, у телевизора стоят все, кто находится на месте преступления.

Ён смотрит на экран и чуть не начинает ругаться. Утренняя молитва Великого Гао! Чтоб ему пусто было!

Однако что-то не так. Люди обычно восхищенно вздыхают, согласно кивают, шепча имя мессии. Сейчас зрители стоят как вкопанные и коллективно бледнеют.

Ён подходит ближе. Гао как всегда вещает о любви и понимании.

– Чего застыли? – спрашивает он в гробовом молчании.

– Я не была уверена, поэтому проверила по соцсетям… – ни с того ни с сего начинает оправдываться Лия. – Но там пишут то же самое… Почти вся сеть полегла. Люди в недоумении… Это… Это…

Ён снова смотрит на экран. Что такого они увидели, что повергло их в ужас?

– Это запись, – отвечает Диан. – Впервые за всё время молитв, это не прямая трансляция с Великим Гао. Нам поставили повтор…