Текст книги "Цветное и черное (СИ)"
Автор книги: и Крис
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
Виолет окончательно пропал из нашей жизни. В последнее время мы совершенно забыли о нем. Его просто не стало среди нас. Видимо, почувствовав, что необходимость в нем отпала, парень решил побыстрее слиться. Ну и пускай себе катится колбаской.
Так я размышляла об этом за неделю до того, как в новостях передали об очередном убийстве. Теперь Виолет окончательно покинул нас.
Через пару дней ребята дали первый в Спэм-Сити металл-концерт. Зель в очередной раз был на высоте. И лишь только самый близкий человек, тот, с кем он был знаком половину своей жизни, мог почувствовать, насколько он устал морально. Я это чувствовала, сожалея о том, что так вышло. Металлист опять пел песни, содержание текста которых было совершенно не похоже на то, что он исполнял раньше. И да, он нашел время, чтобы выполнить мою просьбу и сочинить немного о Нотезе. Новое произведение он назвал просто и лаконично: "У жизни один конец".
Слушая ее, я качалась вместе с толпой. Однако, в отличие от тех, кто делал это из удовольствия, я делала это за компанию. Ослепленная синеватым светом прожекторов, чувствовала себя беспомощным мотыльком, который умудрился спутать направление. Теперь я летела во тьму. И это было прекрасно.
***
– Светоч, – Зель почти прошептал мое имя. – Не раскисай.
По подсчетам, жить мне осталось не больше месяца. С момента нашего приезда прошло так много времени. Как же быстро оно пролетело. Стояло раннее утро. Я безвольным овощем лежала в кровати, а друг сидел рядом, на полу, облокотившись локтем о матрац.
– Мы с рыжим поговорили, – металлист тщательно подбирал слова. – Кажется, пора наведаться в лабораторию.
– А есть ли смысл? – глядя в потолок, поинтересовалась я.
– Там и узнаем, – ободряюще подмигнул кореш. – До меня дошел слушок, что препарат почти готов. Необходимо отвести тебя на осмотр. Собирайся.
Я, словно ошпаренная, подскочила на месте.
– Ты уверен? Это точная информация?
– Оказывается, у него там есть хорошие знакомые, – кивнул друг. – Поэтому нет смысла ждать.
Подскочив к Зелю, я крепко обняла его. Как ни странно, наши объятия чуток затянулись. Мы стояли в комнате совершенно одни. Во всей квартире не было никого, кроме нас двоих. Свет, с трудом пробирающийся сквозь нагромождения низких, зимних, бесстрастных облаков, падая в окно, загадочно играл на моих волосах. Взглянув на них, парень заметил:
– Как только я увидел тебя, то сразу понял, что мой любимый цвет – синий.
– А я всегда думала, что черный.
– Черный сугубо для имиджа, – отшутился товарищ.
Выйдя на улицу, я почувствовала себя обновленной. В неожиданный, счастливый поворот судьбы верилось с превеликим трудом. Но все-таки слова Зеля значительно подняли мой временно угасший боевой дух и тягу к жизни.
Мы шли по направлению к клинике. Металлист уверенно вел меня к спасению. И я даже стала надеяться, что друг оказался прав и весь этот ад вскоре закончится.
И вот, мы переходим пешеходный переход. Над нашими головами проносится новейший, поблескивающий в солнечном свете летающий транспорт, со всех сторон на нас напирают люди, гудят гудки и сигнализации наземных машин. Жизнь прекрасна, когда у тебя есть надежда.
– Светоч, вон она. Больница, – металлист указал на огромное, целиком и полностью стеклянное здание, теряющееся в городском смоге и тумане.
Я хотела было ответить, но не успела.
Неожиданно в толпе раздался крик. Его незамедлительно подхватили с другой стороны, и через пару секунд весь народ уже визжал и метался в разные направления. К нему добавился вой полицейской сирены и ровно спустя мгновение весь невообразимый гам перекрыл звук автоматной очереди.
Вероятно, случилось очередное массовое нападение.
Зель не успел среагировать, и одна пуля насквозь прошила мне ногу. Другая попала в живот. И третья в грудь. Мое обмякшее тело повалилось на асфальт. Кругом творилась паника, но теперь она касалась меня уже в последнюю очередь. Сквозь ватный, нереальный шум я слышала маты и отчаянные крики Зеля. Жаль, однако, что он не увидит, как я дарю ему свою последнюю улыбку.
Neun
И она развернулась и медленно вышла вон,
Лишь сказав на прощание:
"До встречи, до лучших времен".
Еще сказала: "Не смейте, обо мне тут скорбеть,
Ведь я не боюсь смерти, потому что я и есть смерть. ? Сплин – Она была так прекрасна
Далее рассказ ведется от лица Зеля
Никогда в жизни не чувствовал себя настолько отрешенным от всего. Я смотрел, как ее безвольное тело с глухим стуком ударяется об асфальт. И уже ничего не мог поделать. Опустившись рядом на колени, под грохот выстрелов и звуки полицейских сирен, порвал свою футболку на лоскуты и наспех перетянул раны. Хоть какая-никакая, а все-таки повязка. Поднял Светоч с земли, попутно пятная руки и одежду свежей кровью. Кажется, она пыталась что-то сказать. Но за звуками пальбы ничего не удавалось расслышать. К тому же где-то совсем рядом обвалилась крыша дома. Спэм-Сити – фальшивая сказка. Опасный город террористов, явивший свою сущность в самый неподходящий момент.
Пытался бежать как можно быстрее. В горле застрял неприятный комок. Голова раскалывалась так, словно только что проснулся с похмелья. Никак не верилось, да и не хотелось верить и вникать во всю суть происходящего. Смерть преследовала нас неотступно. А я бежал, время от времени проверяя пульс, чтобы убедиться, что Светоч все еще дышит.
Как хорошо, что, оказавшись на территории клиники, натолкнулся на врачей. Двое мужчин в белых халатах – один, помоложе, в пуховике, другой, постарше, с усами, в пальто, накинутом на плечи – стояли на крыльце, о чем-то увлеченно переговариваясь. Они сразу узнали меня. Задвигались, подозвали санитаров, подогнали каталку. Меня деловито оттеснили в сторону.
– Какого хрена, почему медсестры нет на месте? Кто будет ассистировать? – ругнулся один из докторов, когда мы оказались в хирургическом отделении.
Никто не знал. В связи с создавшейся в округе паникой, всем явно было не до разборок. Недолго думая, я решительно выдвинул свою кандидатуру.
– Хорошо, – согласно кивнул хирург. – За все время, что ты у нас работаешь, я прекрасно понял, что парень ты толковый. Хотя, тут явно случай безнадежный. Но сдаваться не будем. Надевай халат, маску и будем приступать.
И вновь привычные манипуляции. Однако никогда раньше я не совершал их с такой скоростью, как сегодня. На то, чтобы подготовить все необходимое ушло всего лишь несколько минут. Не мудрено – сейчас оставалась важна каждая секунда.
Так же быстро обработал кожу вокруг ужасающих ран, отмыл от скопившейся грязи и крови специальными растворами. Затем снял захудалую, импровизированную повязку и прикрыл раны толстым слоем стерильной марли. За все время, что я суетился вокруг, Светоч так и не очнулась. Ввели анестезию, и операция началась.
Пока хирург накладывал швы, я вспоминал о том, как хорошо нам было вместе. Насколько глупо было надеяться, что так будет всегда?
Помню наш первый концерт. Светоч тогда сказала, мол, со своим страшным гримом я становлюсь похож на мертвого клоуна. Смешное сравнение. В особенности потому, что клоуны вряд ли играют металл. А мертвые и подавно.
А стоит вспомнить первый ирокез Светоч. Она тогда была пьяной в дюпель и настояла на том, чтобы сделать себе ярко-синий цвет волос. С тех пор она его не меняла. Она казалась мне ангелом, пока не начала смеяться. Когда она была под мухой, ее смех становился похож на хохот восьмидесятилетней старушки. Такой странный, тихий, словно она задыхалась. Крайне необычно.
Ну а если говорить о покупке первой гитары? Вышло смешно, когда на следующий день мы подкидывали ее обломки в костер после того, как очередной новый барабанщик в размаху разместил на ней свой необъятный зад, чем довел Светоч чуть ли не до истерики. Немудрено, почему эта группа распалась так быстро. Подруга постаралась выставить ударника, обосновав оное следующим – с этим пьянчугой ловить вообще нечего. Возможно, она была права, так как пару недель спустя его нашли мертвым в какой-то канаве. Передознулся малый, с кем не бывает.
Грандиозная ссора Светоч с родителями... После того, как она заявилась домой около двух часов ночи с пирсингом, с ирокезом, с синими волосами, в рваной футболке, да еще и со следами побоев, они и без того едва вытерпели. Но, очевидно, я стал последней каплей. Их чуть инфаркт не хватил, стоило им увидеть меня. Смешные у них были физиономии. Интересно, где они сейчас? Здоровы ли, старички? Знали бы они, что сейчас происходит с их дочерью. Хотя, после заявления о том, что у них больше нет дочери, вряд ли это должно их волновать.
И вот, я сейчас нахожусь за операционным столом, а руки у меня в крови по локоть. Кто-то тормошит меня за плечо. Оборачиваюсь и вижу хирурга. Он что-то говорит, но я не слышу. Не понимаю. В ушах словно ваты натолкали, хотя до сего момента я прекрасно слышал, понимал и осознавал происходящее, делал все возможное, что только мог. Но сейчас все звуки стихли, остался только подозрительный писк. Я взглянул на кардиомонитор, показывающий пульс, давление, сатурацию, температуру...
До меня не скоро дошло, что случилось. А хирург уже снял перчатки, скинул окровавленный халат и покинул помещение, оставив меня в полном одиночестве. Здесь был лишь я один. Со мной больше не было Светоч. И вряд ли я когда-нибудь смогу с этим смириться.
Aus
Солнце светит из моих рук.
Оно может сжечь, может ослепить вас.
Когда оно вырывается из кулаков,
Оно горячо ложится на лицо.
Сегодня ночью оно не зайдёт,
И мир громко считает до десяти.
? Rammstein – Sonne
Далее рассказ ведется от лица Скайра
Мы сидим за барной стойкой «Пьяного борова» уже несколько часов. Под потолком витают витиеватые клубы дыма, всюду слышится веселый, хмельной гомон, официантки без устали вьются вокруг столов, разнося заказы. Я осматриваю взглядом полутемное, довольно обширное пространство заведения, после чего мой взгляд неминуемо возвращается к нахохленной фигуре Зеля. Даже невзирая на падающую тень и клубы дыма, заполняющие пространство, прекрасно видно, как его слегка потряхивает. В руке товарищ держит бутылку какого-то дешевого пойла, вблизи стоит пепельница с дымящимися окурками.
Я осторожно хлопаю его по плечу. Металлист вздрагивает, оборачивается, смотрит пустым взглядом, словно впервые видит. Затем, отвернувшись, запускает пятерню во взлохмаченную шевелюру. Сейчас бедолага как никогда похож на старую, согбенную птицу, основательно вымотанную жизнью в клетке.
– Ну, так что, думаешь распустить группу? – задаю вопрос в попытке отвлечь друга от черных мыслей.
– Пока не знаю, – севшим голосом хрипит в ответ. Мне едва удается расслышать.
– Планируешь вернуться в Нотез? – вновь наводящий вопрос, на который следует такой же неопределенный ответ.
– Возможно.
– Ты не сообщал ее родственникам?
– Нет.
– Слушай, дружище, – прагматично произнес я. – Тебе надо выговориться. Нельзя просто так сидеть и молчать. Так и до могилы себя довести недолго.
Обернувшись, Зель внимательно смотрит на меня. А затем на его губах появляется улыбка. Жуткая, совершенно чужая, вряд ли принадлежащая тому Зелю, которого мы все знали прежде.
– Я влюбленный дурак.
– В кого влюбился?
– В панкуху.
– А, да. Точно, – глупо было не догадаться.
– Может, я сумасшедший?
– Нет. Ты дурак.
Усмехнувшись, он отворачивается. Вновь прилаживается к бутылке. Я внимательно наблюдаю за ним.
– Иногда, время от времени, мне приходилось чувствовать себя персонажем книги, автор которой поистине беспощаден к своим героям. Веселится, усмехается концовке, сволочь. И имя этому автору – Судьба. А муз ее – его величество Случай, – своеобразным экспромтом произносит Зель. Странная мысль, однако, при должном подходе и в ней можно найти свою толику правды. – Именно поэтому в конце недели я всегда выгляжу, как человек, переживший апокалипсис. Нотез – проклятый город, где у героев всегда один конец. Однако на этот раз история закончилась в совершенно другом месте. Хотя, общей сути это нисколько не меняет.
Сказав это, Зель поднялся с места, расплатился по счету и вышел в ночь. Это были последние слова, которые он сказал мне. С тех пор я больше его не видел. Металлист покинул двери бара, растворившись, как призрак-отшельник, в городской, модерной ночи.
Кто знает, что с ним стало потом. И все же, некоторые зацепки по поводу его местонахождения всплыли наружу спустя некоторое время.
Сам я вернулся в Нотез, чтобы попытать счастья в какой-нибудь новой группе. Но, как назло, не везло. Я все никак не мог забыть эту историю. И слова Зеля. Было в них нечто, определенно пророческое.
Пару лет спустя натолкнулся на новости в интернете об очередной попытке самоубийства. Не сказать, конечно, что это произвело на меня действительно неизгладимое впечатление. Это был парень. Фотографии не разместили, но описание... Оно странно напомнило мне о нем. В итоге, несчастный был в срочном порядке доставлен в больницу, а после чего переведен в психиатрическую лечебницу.
Никак не могу выкроить время, чтобы сходить, повидать его. И, возможно, убедиться, что это не он. Однако, осознание того, кого я могу там увидеть, вгоняют в ступор. И нагоняют страх. Поэтому, наверняка лучше так никогда и не узнать правды. Ведь она может быть кошмарной.
Всё-таки, прав был Зель. Нотез – город проклятых.
Но, истории, происходящие в нем, действительно стоят того, чтобы поведать о них.
Песни Зеля
Половина моей жизни – на страницах книг,
Живи и учись у глупцов и мудрецов.
Знаешь, правда то, что
Всё к тебе возвращается...
Спой со мной, спой, чтобы все осталось в веках,
Спой, чтобы все смеялись и плакали...
Спой со мной, хотя бы сегодня,
Ведь завтра Господь может забрать тебя....
? Aerosmith – Dream on
Странница
Очи осени нынче закрылись,
На ресницах застыл первый снег,
Слезы-листья с печалью пролились,
Так рыдает земля целый век.
И невидимой, призрачной поступью,
Величаво ступаешь ты,
На стекле пишешь инеем прописью
Предсказания шлюхи-судьбы.
Ты зовешь меня голосом разума
Поврежденного и непонятного,
Призывая к свершению казусов,
Бормоча приглушенно, невнятно.
Ты похожа на зиму отчасти.
Создавая вокруг круговерть
По следам моим бродишь часто,
Ты, о вечная странница Смерть.
Световые войны
Там, вдалеке, где горит звездный свод,
Там, в вышине, где всегда царит ночь,
Воины света пустились в поход
Силам добра в стремлении помочь.
Ангелы мрака, оскалив клыки,
И на всех крыльях навстречу помчась,
В нежную плоть вонзили штыки -
Битва за место в раю началась.
Световые войны,
Заберите души в небеса,
Световые войны,
Слышишь? Это мертвых голоса...
Световые войны,
Кровавые леса,
Световые войны,
В небе прочертилась полоса.
Так падает ангел.
Убывает надежда.
И ты никогда не станешь прежним.
Кровь окропит иссушенную землю,
Напоит охрипшие, красные глотки,
И я звукам драки с отчаянием внемню,
Нет места здесь трусливым и кротким.
Я встаю гордо, меч поднимаю,
Готов покориться ужасной судьбе,
Но как хорошо, когда сам я знаю,
Что битва та есть лишь в моей голове...
Световые войны,
Остановим время на часах,
Световые войны,
Слышишь? Это смерти длинная коса...
Световые войны,
Ядовитая роса,
Световые войны,
В этом месте повернулись полюса.
Так падает демон.
Убывает страх.
И зло, наконец, потерпит крах.
Моря уже не волнуются – они мертвы
Успокой свою буйную душу початой бутылкой,
Да отправься гулять по сухому песку,
Сверху месяц посмотрит с надменной ухмылкой
И ты будешь один, утоляя глухую тоску.
А вдали кусок моря, похожий на душу,
Он спокоен уже и его ничего не тревожит,
Он как лужа, замершая в дикую, зимнюю стужу,
Приложи-ка к душе подорожник. Может поможет...
Это море мертво
Навсегда насовсем.
Все меняется, но
Неизменно только одно.
В этом мире всем
Абсолютно плевать
С колокольни высокой.
Как знать,
Может скоро меня похоронят,
Найдут тело мое под осокой.
И во всем мире о том растрезвонят,
Но
Неизменно только одно.
В этом мире всем
Абсолютно плевать.
Вот зашел в это море, я в нем по колено,
И всю ночь я отчаянно звал полуночных китов,
Правда море не выпустит больше из плена,
И не проймешь его речкой из горестных слов.
Замочил я штаны и рубашку, наверно, напрасно,
А когда возвращался, вода вдруг коснулась волос,
И тогда ощутил, как же стало опасно,
Я бродил в море смерти и тиною мертвой оброс.
Это море мертво
Навсегда насовсем.
Все меняется, но
Неизменно только одно.
В этом мире всем
Абсолютно плевать
С колокольни высокой.
Как знать,
Может скоро меня похоронят,
Найдут тело мое под осокой.
И во всем мире о том растрезвонят,
Но
Неизменно только одно.
В этом мире всем
Абсолютно плевать.
И когда я приплелся домой, где меня ждет подруга,
Рассказал ей о том, что так и не встретил китов,
Что замкнулись воды порочного круга,
Среди мрачных и серых скалистых рядов.
Но она в ответ лишь печально вздохнула,
Посмотрела как будто бы сквозь меня,
Не заметила даже, что я сижу на стуле,
Как на пустое место, смотрела она...
Это море мертво
Навсегда насовсем.
Все меняется, но
Неизменно только одно.
В этом мире всем
Абсолютно плевать
С колокольни высокой.
Как знать,
Может скоро меня похоронят,
Найдут тело мое под осокой.
И во всем мире о том растрезвонят,
Но
Неизменно только одно.
В этом мире всем
Абсолютно плевать.
Абсолютно плевать,
Как и мне...
Клыки в черепах
Огромный скелет распростерся над бездной,
Как мраморный мост выделяясь из тьмы,
Огромную пасть в немом реве разверзнув,
И в ней разрослись полевые цветы.
В колодца-глаза протекает часть неба,
И свет, попав в череп, становится тенью,
Покрыт позвоночник травою, как пледом,
Которая есть во всем поле зрения.
Застыли кости,
Истлела плоть,
Остались лишь воспоминания.
Остатки в горсти,
И распороть
Успели. Да растащили знания.
Увы.
Погиб навек.
Тому виною человек.
Когда-то тот зверь был прекрасным созданием,
Ходил по земле и парил в небесах,
Делился добром и личным познанием,
Дневал среди гор, ночуя в лесах.
Мелкое зло давил мощной лапой,
Крошил тела вражьи в космический прах,
Никто и не смел победить его в драке,
В которой тупились клыки в черепах.
Застыли кости,
Истлела плоть,
Остались лишь воспоминания.
Остатки в горсти,
И распороть
Успели. Да растащили знания.
Увы.
Погиб навек.
Тому виною человек.
Любому помочь этот зверь всегда мог,
И рвался всегда на жалобный зов,
И в дождь и в пургу на ветрах он продрог,
Но не отказался от праведных слов.
Но вот страшной ночью в огромное тело,
Проникла зараза, и он скоротечно,
Скончался от мук за правое дело,
И как этот зверь, умерла человечность.
Застыли кости,
Истлела плоть,
Остались лишь воспоминания.
Остатки в горсти,
И распороть
Успели. Да растащили знания.
Увы.
Погиб навек.
Тому виною человек.
Следы проказ
Ты вся пропитана средневековьем,
Ты будто сказка в платье из муара,
Подол испачкан чьей-то свежей кровью
И бледность не заменится загаром.
Ты смотришь на меня с таким испугом,
С каким обычно видят привидение,
Но я хочу быть только твоим другом,
Я зла не причиню, лишь на мгновенье...
Посмотрю...
И на тебе следы проказ...
Ну просто класс...
И ты застыла...
Я это вижу...
И ты завыла...
Но я не слышу...
Ведь я лечу...
Я не палач...
Я просто добрый...
Местный врач!
Прекрасная красотка, подойди, прошу,
И руку протяни, ее я поцелую,
Спешу заверить, что не укушу,
Не стану прятать от тебя усмешку злую.
А платье шелестит, как лист последний,
Ты робко улыбнулась мне в ответ,
Мое лекарство для тебя не вредно,
Ну разве вредно то, что излучает свет?
И на тебе следы проказ...
Ну просто класс...
И ты застыла...
Я это вижу...
И ты завыла...
Но я не слышу...
Ведь я лечу...
Я не палач...
Я просто добрый...
Местный врач!
Мы взялись за руку. Теперь мы неразлучны,
Нас разлучить способна только смерть.
И эту фразу не находишь скучной,
Она закружит души в круговерть.
Пойдем скорей, моя подруга,
Я отведу тебя к целебному теплу,
И пусть на нас в испуге смотрят слуги,
Я им чуть позже непременно помогу...
И на тебе следы проказ...
Ну просто класс...
И ты застыла...
Я это вижу...
И ты завыла...
Но я не слышу...
Ведь я лечу...
Я не палач...
Я просто добрый...
Местный врач!
Таких как ты...
Я и люблю...
Тебя огнем...
Я исцелю...
Волки смеются
Видны огни в лесной, туманной мгле,
Мы шли с тобой в ночи да по тропе,
Но вдруг заслышали, как в тишине,
Захохотали дебри или... не-е-е-ет?
Вот высветил фонарик алый глаз,
Вот осветил во тьме оскал клыков,
Я понял тут, что окружили нас,
Загнали, как овец или быков...
Смеются проклятые волки,
Чужому несчастью все рады,
А зубы у них, как иголки,
Вонзиться, вцепиться им надо...
Окружат и жертву пугают,
За ее непохожесть-уродство,
И злые глаза их мерцают,
Теперь-то я знаю, в чем сходство...
Их лес – их дом, и тут ты не поспоришь,
А мы, как звери, запертые в клетках,
И зрителей ты вряд ли сам разгонишь
Одной лишь захудалой, ломкой веткой.
Над чем смеются волки, спросишь ты,
Особенно, когда все они кружат в стае?
Ну а над чем смеются люди, скажешь ты,
Особенно, когда они в толпе? Не знаю...
Смеются проклятые волки,
Чужому несчастью все рады,
А зубы у них, как иголки,
Вонзиться, вцепиться им надо...
Окружат и жертву пугают,
За ее непохожесть-уродство,
И злые глаза их мерцают,
Теперь-то я знаю, в чем сходство...
По ту сторону раздрая
В моем мире всё и вся наоборот,
Здесь всегда царит один раздрай,
Вечно тут полно тупых забот
Сколько ты от них не убегай.
Реки алкоголя посмешались
И создали море из бухла,
А зеленый змий вдали летает,
Собирая горы барахла...
Это мой мир!
Здесь моя земля!
Я ее придумал,
Заведую тут я!
Здесь вечна ночь
И привычны драки,
И даже ангелы
Показывают факи!
Я тебя возьму в свой мир навеки,
Будем вместе вечно править в нем,
Будем плавать по спокойным рекам,
Жить в ночи, забыв проснуться днем.
За границу, за туманы, в мир иной,
В мир пустой и серый да реальный,
Не пойдешь, останешься со мной?
Для тебя подходит мир астральный.
Это мой мир!
Здесь моя земля!
Я ее придумал,
Заведую тут я!
Здесь вечна ночь
И привычны драки,
И даже ангелы
Показывают факи!
Только, умоляю, не срывай
С неба мои звезды из попкорна,
Облака и дождик намешай,
В кружку положи и выпей шторма...
Я тебе сготовлю дивный завтрак,
Разобью, поджарю с хлебом солнце,
Будь как дома, полежи на травке,
А я посмотрю кино, открыв оконце.
Это мой мир!
Здесь моя земля!
Я ее придумал,
Заведую тут я!
Здесь вечна ночь
И привычны драки,
И даже ангелы
Показывают факи!
Еловое сердце
В сердце мне вросли иголки
Высоченной стройной ели,
И любви былой осколки
Заполняют мое тело.
Прорастают сквозь аорту,
Шевельнуться же не смею.
Я ору, ведь я не гордый,
Боль скрывать так не умею.
Разрывают каждый клапан,
Иглы тонкие, как лед
Под тяжелой хвойной лапой,
И меня всего трясет.
Ах, любовь, ты просто сука,
Что ты сделала со мной?
Вместо счастья дала муку,
И забыл я про покой.
Получилось смехотворно,
Семена бросала ты.
В сердце ель пустила корни,
А не лютики-цветы...
У жизни один конец
Я живу тут настолько давно, что не помню,
Как же выглядят звезды в безлунной ночи,
Этот город чуть жив, но явно не сломлен,
Источающий в небо слепящие дико лучи.
Люди маски печали со скорбью наденут,
Ну а я, как дурак, один буду весел,
У меня есть с кем быть откровенным,
Кому я с ночи в ночь посвящаю песни.
Это город вечного, гордого рока
Город судеб, слитых по водостокам
Город несбывшихся, мертвых надежд,
Город из гениев и пещерных невежд.
Кровавые реки горьких, остывших слез
Текли здесь, немного-немало, тысячу лет...
Кровавые реки ненужных, остывших слез
Моих слез о тебе, мой Свет...
Мы проникнем в открытые двери больниц,
Побываем в местах, где нас ждут давно,
Там, где статуи ангелов падают ниц,
И где демонам ада на нас все равно.
Мы пройдем вдоль дорог и мимо домов,
Мимо свалок и мимо туннелей метро,
Мимо несчастных и беспризорных котов,
Про себя повторяя, как мантру, одно:
Это город вечного, гордого рока
Город судеб, слитых по водостокам
Город несбывшихся, мертвых надежд,
Город из гениев и пещерных невежд.
Кровавые реки горьких, остывших слез
Текли здесь, немного-немало, тысячу лет...
Кровавые реки ненужных, остывших слез
Моих слез о тебе, мой Свет...
Побываем в местах, где нас больше нет,
Проложим дорожку невидимых всеми следов,
Будем слушать, как листья бормочут бред,
И как трубы заводов станут рядами штыков.
А шаги наши, легкие, словно тень,
Не потревожат поверхность застывших луж,
И для нас становится ясным, как день:
Этот город – мечта для двух неприкаянных душ...
Это город вечного, гордого рока
Город судеб, слитых по водостокам
Город несбывшихся, мертвых надежд,
Город из гениев и пещерных невежд.
Кровавые реки горьких, остывших слез
Текли здесь, немного-немало, тысячу лет...
Кровавые реки ненужных, остывших слез Моих слез о тебе, мой Свет...
