Текст книги "Вампиры пустыни (Том I)"

Автор книги: Хьюм Нисбет

Соавторы: Фрэнк Лонг,Орасио Кирога,Ги Мопассан,Ян Неруда,Френсис Флэгг,Стефан Грабинский,Ульрик Добени,Герберт Уэллс,Элджернон Блэквуд,Х. Херон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Внезапно я вздрогнул и уставился на них. Здесь, среди холмов, не было никакого ветра, ни единый листок не шевелился, но – как ни поразительно – цветы двигались, вибрировали, пульсировали, словно живые! Может, то был эффект недостатка света или моего напряженного взгляда? Но я был уверен, что оптическую иллюзию можно исключить. Я выбрал один из цветков и начал наблюдать за ним. Да, он двигался! Луковичная фиолетовая чашечка, казалось, медленно и ритмично пульсировала, перепончатая бахрома, растянутая сейчас, как гигантское плоское блюдо с волнистыми краями, дрожала и трепетала, длинные и мясистые разноцветные лепестки сокращались, а тонкие, слабые тычинки качались, скручивались и обвивались вокруг толстого и грубого центрального пестика. Я смотрел на цветок изумленным и недоверчивым взглядом, а он, словно дышащее и наделенное чувствами существо, двигался, ощупывал, исследовал воздух вокруг себя, как будто что-то искал. Я был очарован и в то же время охвачен неясным страхом. Не сводя глаз с колоссального цветка, точно под гипнозом, я попятился: цветок, по какой-то необъяснимой причине, начал казаться мне жутким, чудовищным, сверхъестественным. А потом волосы на моей голове будто встали дыбом, меня охватил ужас, я затрясся в ознобе – прямо перед моими глазами огромный пульсирующий цветок отделился от стебля и тихо и бесшумно, как белый воздушный шар, поднялся в воздух. Волоча за собой тычинки и шевеля бахромой, он неторопливо скользнул ко мне. Во рту у меня пересохло. Я был не в силах отвести от него взгляд, не мог пошевелиться. Я не мог даже закричать. На секунду чудовищный цветок завис надо мной и затем – Господи, я никогда не забуду этот миг! – ринулся вниз, как парашют. В мгновение ока, в долю секунды, мне вспомнились слова Макговерна, который говорил о наброшенной на него удушающей, липкой ткани. И я мгновенно понял, что это была не галлюцинация, что «существо», «призрак» Роджерса и Меривейла не был созданием их воображения. И в тот же миг прозрения я понял, что «ночная смерть» была не болезнью и не крошечным микробом. Людей убивали эти ужасные, безмолвные, чудовищные живые цветы таинственных растений.

Свисающая, скользкая, тонкая как нить тычинка прикоснулась к моей щеке. С хриплым, нечленораздельным криком я отскочил назад. Что-то шероховатое дотронулось до шеи. Воздух словно мгновенно выкачали из моих задыхающихся легких. Издав безумный, дикий крик бешеного ужаса, я стал яростно размахивать мачете и вслепую наносить удары вверх и в стороны. Вдруг я почувствовал, как лезвие погрузилось в мягкую, податливую ткань. На меня хлынула густая, зловонная, соленая жидкость. Ужасная вязкая масса ударила меня по плечу, и в левую руку, в горло, во все тело словно вцепились цепляющиеся, извивающиеся, дрожащие, липкие, кошмарные пальцы.

Крича, отбиваясь, рубя мачете и чуть не падая без чувств, я сорвал их с себя, отскочил в сторону и окончательно высвободился из объятий чудовищного, жуткого цветка.

Он беспомощно корчился на земле, задыхаясь и пульсируя. Я чувствовал слабость, голова кружилась, я был почти парализован. Но какое-то шестое чувство заставило меня обернуться – и вовремя! На меня пикировали еще две страшные, безмолвные, смертоносные твари! Я не успел бы двинуться или убежать. Однако первый приступ суеверного страха уже прошел. Эти жуткие, ужасающие, сверхъестественные создания были реальны. Они не были ни призраками, ни духами. Их можно было уничтожить, убить.

Насторожившись, приготовившись, я ждал нападения. Когда свисающие извивающиеся тычинки и большой, телесного цвета пестик оказались надо мной – даже в тот момент, несмотря на весь страх и волнение, я мысленно сравнил его с боа со зловещей, покачивающейся головой – я изо всей силы нанес удар и бросился в сторону. Острое лезвие, издав негромкий свист, рассекло мягкую массу. Цветок закачался, накренился, перевернулся, как потерявший управление аэроплан. Я продолжал осыпать его жестокими рубящими ударами, пока он не упал на землю. Но победа едва не стоила мне жизни. На меня набросилась третья чудовищная тварь! Ее адские удушающие складки окутали мою голову; центральный орган, свисавший вниз, царапая, обвился вокруг шеи, как канат. Меня спасло лишь то, что в этот момент я наклонился вперед. Я с криком оторвал от себя пестик и тут же почувствовал, будто в руку впились тысячи докрасна раскаленных иголок. Орудуя мачете и пригибаясь к земле, я выбрался из-под удушающих складок.

Я был не в себе, меня тошнило, от пережитого ужаса и сражения с чудовищами я сильно ослабел. Я понимал, что вокруг парит еще множество таких же невероятных, жутких, смертоносных созданий. В любую минуту меня могли атаковать десятки, сотни цветков. Даже на стебле, от которого отделилась эта троица, оставалось еще несколько готовых взлететь и напасть цветков. В неописуемом страхе – я и не знал, что могу испытывать такой страх – задыхаясь и крича, я помчался к открытой местности и лагерю. Раз или два я оглянулся, ожидая увидеть позади призрачные, размытые очертания преследователей. Но за мной никто не гнался – возможно, других не было и той ночью полностью созрели только три цветка. И в ту минуту, когда я бежал, крича так громко, что меня, должно быть, слышали в далеком лагере, мне открылась истина. Я был на волосок от гибели и едва спасся от «ночной смерти», но раскрыл тайну. Я узнал истину и странный, невероятный, кажущийся невозможным секрет этих небывалых растений, этих смертоносных живых цветов. Растения были наземными гидроидами, гигантскими представителями загадочных морских созданий, что служат, вероятно, связующим звеном между растениями и животными. И, как и их маленькие морские прототипы, они порождали живые, плотоядные организмы – гигантских медуз, которые плавали по воздуху, а не по воде.

И, подобно морским медузам, которые отпочковываются от гидроидов, эти гигантские существа-людоеды, эти вампиры пустыни, в свою очередь размножались, производя на свет растения. Из семян или спор последних вырастали гидроиды с живыми независимыми организмами вместо цветов.

Может показаться странным, что я способен был думать и рассуждать последовательно и здраво, пока в страхе, спотыкаясь, мчался к лагерю. Но человеческий мозг способен на всякие странности; мое подсознание предавалось научным размышлениям, в сознании же осталась единственная мысль – поскорее оказаться в безопасности, прежде чем до меня доберутся эти кошмарные вампирические ночные хищники. От ужаса я, видимо, продолжал громко кричать, хоть и не слышал свои крики. Впереди, в темноте, замерцали огни и, когда я достиг первых домов лагеря, в одном из них открылась дверь. Измученный и обессиленный, я бросился внутрь. Даже в своем полубезумном, полуобморочном состоянии я узнал Меривейла и Джонсона.

– Закройте дверь, закройте дверь! – выдохнул я. – Оставайтесь в доме, если жизнь вам дорога! Я… они…

Я пошатнулся и без чувств упал на кровать.

Открыв глаза, я увидел над собой обеспокоенные лица друзей.

– Слава Богу, ты пришел в себя! – воскликнул Джонсон. – Что случилось, Барри? Где ты был? Что за «они»?

С огромным усилием я кое-как взял себя в руки и в ломаных, отрывистых фразах рассказал им о своем ужасном приключении и о чудовищных вампирах пустыни. Они обменялись красноречивыми взглядами: очевидно, они решили, что я лишился рассудка или страдал какими-то галлюцинациями. Их недоверие разозлило меня, хотя, Бог свидетель, у них были все причины сомневаться в моем диком и невероятном рассказе.

– Проклятие! – закричал я и сел на кровати. – Все это истинная правда – каждое слово. Посмотрите сюда… – и я показал им свои ладони, а затем нагнул голову и продемонстрировал затылок. Осмотрев мою шею, Меривейл присвистнул. На ней были такие же мелкие ранки или проколы, что и на телах всех жертв «ночной смерти».

Джонсон пристально посмотрел на меня.

– Клянусь небесами, я начинаю тебе верить, Барри, – заявил он. – Признаться, сперва твоя история звучала как бред сумасшедшего. Господи! Подумать только, гигантские плотоядные медузы, летающие по воздуху в темноте… У меня по всему телу бегают мурашки.

– Это согласуется со всем! Вот и ответ! – воскликнул Меривейл. – Я знал, что то призрачное существо, которое мы с Роджерсом видели над телом мертвого сторожа, мне не привиделось! И Макговерн не был пьян и не спал! Боже мой, Барри, ты раскрыл тайну. Нужно вызвать Роджерса и остальных и все им рассказать.

Я сумел убедить Меривейла и Джонсона, но другим моя история показалась слишком дикой, невероятной и фантастической. Доктор Хепберн зафыркал и посоветовал Меривейлу дать мне успокоительное и уложить меня спать. Вероятно, добавил он, я пережил легкий приступ болезни и вообразил несуразные картины, в чем сам и виноват – нечего было нарушать приказы и разгуливать в темноте. Поверил мне только Роджерс: он, как и Меривейл, был убежден, что в свое время видел призрачное существо и теперь получил доказательства.

– Хорошо же! – заявил я. – Дождемся рассвета и я докажу свою правоту. Как жаль, что некоторых из этих идиотов не было там со мной…

Хотя меня подняли на смех или, по крайней мере, приписали мои «видения» болезни, на следующее утро целая толпа собралась послушать мой рассказ. Всем было любопытно услышать невероятную историю и посмотреть, как я стану доказывать правдивость и точность своих слов. Мы направились в джунгли – и, когда мы достигли места, где я так отчаянно сражался с жуткими чудовищами, когда я указал на разрубленные, мясистые, бесцветные останки, когда они увидели на странных кустах набухшие цветочные почки, их сомнения уступили место уверенности. Один только старик Хепберн продолжал стоять на своем. По его мнению, мы имели дело с обычными цветами, не более; цветы эти вряд ли умеют самостоятельно передвигаться, я же, наблюдая за их цветением, был атакован «микробами» и, впав в бредовое состояние, вообразил все остальное и изрубил в клочки невинные цветы.

– Вы, кажется, считаете себя ученым, – раздраженно ответил я, – и, возможно, понимаете разницу между растительными и животными формами жизни. В таком случае я предлагаю вам осмотреть этих существ, эти ваши «невинные цветы».

Доктор хмыкнул. Но отказаться от вызова в присутствии всех остальных он не мог. Последовавший осмотр вызвал у меня отвращение, и я то и дело вздрагивал, глядя на изуродованные цветы. Наконец Хепберн выпрямился и протянул мне руку.

– Прошу прощения, Барри, – сказал он. – Вы были совершенно правы. Господа, – произнес он, обращаясь к остальным, – Барри заслуживает высочайших похвал и нашей глубочайшей благодарности. Доктор проник в тайну «ночной смерти» и победил призраков. Эти… гм… существа – без сомнения, беспозвоночные животные и напоминают по строению гигантских медуз. Они самые настоящие вампиры-кровососы и, как и их морские родственники, исключительно плотоядны. Эти тонкие нитевидные отростки, которые я сначала принял за тычинки, представляют собой трубки, заканчивающиеся зубчатыми присосками. С помощью их вампиры высасывают кровь жертв. Присоски и оставили на коже жертв так называемой «ночной смерти» отметины в виде маленьких ранок. Вероятно, будучи живыми, эти существа испускают какую-то мощную ядовитую эманацию, благодаря чему добыча почти сразу теряет сознание, стоит хищнику спикировать на нее сверху. Вы согласны со мной, Барри?

Я кивнул и рассмеялся.

– Целиком и полностью. Точнее говоря, это вы теперь согласны со мной. Перед нами колониальные организмы, медузы-полиподы – сообщества животных, похожие на физалий или «португальские военные кораблики».

– Но как, черт возьми, они могут летать? – требовательно спросил один из слушателей. – Они тяжелые, крыльев у них нет… И не говорите мне, что они взлетают на этой бахроме, размахивая ею, как юбками!

– Мне представляется, – ответил я, – что тело их раздувается, как воздушный шар, и наполняется каким-то газом, который производят сами животные. Прошлой ночью, оторвавшись от материнского стебля, они взмыли в воздух без всякого труда. Я…

– Все это хорошо, но где ответ? – вмешался Эллиот, староста лагеря. – Теперь, когда Барри разгадал загадку дьявольских тварей, весь вопрос в том, как их остановить.

– Срубить и сжечь все проклятые деревья, – предложил кто-то.

– Сам по себе план отличный, – согласился я. – Но как вы собираетесь уничтожить их все? Их тысячи, а может быть, и десятки тысяч, они разбросаны повсюду. Они растут так быстро, что к тому времени, когда вы уничтожите половину, вырастет столько же новых. В любом месте, где одна из этих тварей падает на землю, прорастает дюжина побегов, и каждый из них производит десятки других, и каждый несет от трех до десяти подобных вампиров.

– А сейчас им пришел конец! – вскричал оратор и, прыгнув вперед, принялся рубить толстые стебли. Другие присоединились к нему, и через несколько минут поблизости не осталось ни одного растения.

– Великолепно! – заметил я. – Вернитесь сюда завтра или послезавтра, и вы найдете вдвое больше побегов. О нападениях этих существ сообщали даже из Пьюры и Чанкая, так что вполне возможно, что и в этих отдаленных местах появились их колонии.

Все недоумевающе переглядывались.

– Бога ради, что же нам теперь делать? – растерянно спросил Джонсон. – Если эти дьяволы будут продолжать распространяться, они уничтожат всю Южную Америку… а может быть, и весь мир.

– Несомненно – если их не остановить, – согласился я. – Я… мы должны придумать какой-то метод их уничтожения. Должно же быть какое-то средство. Но пока что лучше собрать всех людей и уничтожить каждый росток, каждый упавший на землю цветок в округе.

Работа предстояла колоссальная, но две тысячи работящих мужчин могут многое сделать. Вскоре наша небольшая армия начала прочесывать холмы и долины в отчаянной войне с ужасной «ночной смертью». Все города и селения в радиусе ста километров получили по радио полный отчет о моем открытии в сопровождении просьбы присоединиться к борьбе.

Но эта рукопашная битва, как я сознавал, не могла привести к полному уничтожению наших врагов. Она не могла продолжаться бесконечно. Следовало придумать какой-то способ, и я ломал себе голову и часами советовался с друзьями в безрезультатных попытках его изобрести.

Почему-то мне не давала покоя мысль, что ключом к разгадке является поведение вампиров: они передвигались исключительно по ночам и только в сухую погоду. И все же, как я ни старался, я не мог сообразить, каким образом можно обратить эти факты в нашу пользу. И вдруг, как озарение, пришло воспоминание о рассказе Макговерна. Нефть! Напавшее на него существо отпугнула нефть. А нефти у нас имелось неограниченное количество. Почему бы не залить все вокруг нефтью?

Я поспешил к остальным и объяснил им свой план. Все немедленно принялись за дело. У нас было три самолета в Тал аре и еще с дюжину в Лиме и других местах. К вечеру все они были оснащены опрыскивателями, а наутро, как гигантские стрекозы, уже летали взад и вперед над джунглями, заливая каждый квадратный фут земли сырой нефтью.

Через неделю работали уже двадцать самолетов. Вскоре зелень исчезла под черным покровом, и вся страна далеко за пределами тех мест, где рыскала в поисках жертв «ночная смерть», оказалась пропитана нефтью. Самые тщательные поиски не выявили ни одного живого наземного гидроида. Смерти прекратились, и даже в засушливые ночи больше никто не погибал. Люди вновь обрели уверенность и осмеливались теперь выходить на улицу после наступления темноты. Мы рассудили, что операция увенчалась полным успехом.

Воздушные патрули поднимались в воздух еще несколько недель. Затем вмешалась сама природа, избавив нас от всякой опасности повторения чудовищного, смертоносного нашествия. Извержение вулкана Орсини в южном Чили снова изменило рельеф океанского дна; течение Гумбольдта легло на прежний, позабытый было курс, и западный берег Южной Америки вновь превратился в голую безводную пустыню. И если климат опять не изменится, «ночная смерть» навсегда останется в прошлом, и вампиры пустыни больше никогда не вылетят на ночную охоту.

Возможно, подобные климатические перемены больше не случатся в нынешнем столетии. Но никто не может гарантировать, что они не произойдут в будущем году – или завтра.

М. Опальнов
ЛУАТОМВАО

I

Их было пятеро, сидевших на веранде лучшего ресторана Леопольдвилля за столиками, уставленными стаканами с вином и виски, заваленными журналами и газетами.

Облокотившись о резные перила веранды, почти у самого входа сидел швейцарец капитан Гарднер, начальник округа Лунду. Против него небрежно раскинулся в качалке артиллерийский капитан Ван-Слипп. Острый румянец лихорадки, трепавшей артиллериста с полудня до захода солнца, еще не сошел с его шафранно-желтых щек. Рядом с Ван-Слиппом поместился лейтенант аскари[18]18
  …аскари – в Восточной, Северо-Восточной и Центральной Африке солдаты, набранные в колониальные войска из местных племен.


[Закрыть] Фелибер Легро, более известный по всему бельгийскому Конго под названием «Брюссельского франта».

Под электрической лампой, льющей с потолка молочный лунный счет, ровный и успокаивающий, дымил плоской сигареткой русский ротмистр Иславин, два года назад променявший серебряные погоны колчаковского ротмистра на золотые жгуты офицера колониальных войск его величества короля бельгийского Альберта. Но Иславин, этот вятский или пензенский уроженец, не привык еще за два года к новому экзотическому бытию. Это видно было хотя бы по тому, как испуганно втягивал он голову в плечи, когда залетавшие на веранду большие летучие мыши, ослепленные светом лампы, чертили порывисто и бесшумно над стулом ротмистра зигзаги своего полета.

Вся эта четверка не представляла собой ничего особенного: обычный тип колониальных офицеров, отравленных тропической лихорадкой и алкоголем, мелкотравчатые деспоты, неудачники, надеявшиеся поживиться около сказочных богатств «Черного материка».

Гораздо интереснее был пятый, полковник Мадай. Его прошлое не удалось установить еще никому. Знали лишь, что он по национальности – венгерец и что чин полковника носит заслуженно, заработав его здесь же, в Африке. Его сухое, сморщенное лицо ничего не говорило о прожитом и пережитом, как будто годы прошли, не опалив его иссушающим своим дыханием.

Некоторые весьма скудные сведения из его биографии удалось добыть лишь от него самого, из его рассказов, полных недомолвок и утаек. Этот всесветный авантюрист, по его собственным словам, служил чуть ли не в двадцати различных армиях, начиная с армии его апостольского величества императора австрийского и кончая армиями карликовых республик Южной Америки. Здесь, в Конго, он появился одновременно со Стэнли. Значит, Мадаю было никак не меньше 70 лет. Сейчас он жил уже на покое, на пенсию, получаемую от бельгийского министерства колоний.

К этому обеззубевшему колониальному волку, к этому конквистадору в отставке обращались за всевозможными справками все чиновники и офицеры Конго. Полковник Мадай был поистине ходячей африканской энциклопедией. Его кривые крепкие ноги топтали землю всех пяти Африк: горы северного побережья, омываемого Средиземным морем, пески пустынного пояса, где раскинулись страшные – Сахара, пустыни Ливийская и Нубийская, плодородный гумус «страны черных» – Судана – джунгли центральной Африки и, наконец, плато и прерии южной оконечности африканского материка.

Все пятеро молчали. В воздухе повисла та настороженная пауза, обрывающая иногда оживленный спор, во время которой собеседники готовят новые аргументы и доказательства. Лишь плавное колыхание какого-то мотива, несшегося из танцзала, нарушало тишину веранды.

Первый прервал паузу Мадай. Пошарив в специальном углублении налокотника качалки недопитый свой стакан, полковник сделал большой глоток и сказал:

– Это очень сложная штука. На вопросе о взаимоотношениях рас мы, возможно, когда-нибудь свернем себе шею. Этот вопрос требует особенно щекотливого к себе отношения здесь, в Африке где часто все понятия приходится ставить на голову.

– Добавьте, полковник, – откликнулся капитан Гарднер, – где одинокие белые живут зачастую друг от друга на расстоянии, равном вертикальному масштабу Бельгии.

Все снова замолчали. По улице, почти у самых перил веранды, пронесся авто, бросив на пол и стены спутанные движущиеся блики своих прожекторов, их яркий свет словно разбудил неожиданно старого полковника.

– В мое время все было проще и яснее! – громко сказал он.

Остальные четверо затаили дыхание. Рассказ Мадая стоило послушать.

– Вот, глядите! – протянул он руку, указывая на главную улицу Леопольдвилля, калейдоскопом красок и света ушедшую куда-то далеко, далеко, к бархатистому ночному горизонту. – Глядите: галдит, торгует, обманывает! Вообще живет! А я помню времена, когда на этом месте были лишь непроходимые джунгли. Этот город, – широким жестом обвел Мадай и туземные хижины на сваях, похожие на купальни, и тяжелые дома белых, – этот город имеет общее с Римом то, что оба они составились из бродяг. Одним из этих бродяг был и я. При мне в октябре 1882 года Генри Мортон Стэнли заложил его. При мне же этот необычайный авантюрист-исследователь-журналист преподнес веселому монарху Леопольду бельгийскому обширную империю Конго!

Я тогда перешел с португальской службы на службу к королю Леопольду, – продолжал он. – Мы «работали» в его «владениях короны» и отнюдь не сентиментальничали. Негров, не желавших работать, лупили плетьми, брали в качестве заложниц их жен, из экспедиции в качестве трофеев приносили руки туземных крестьян, чиновники набрали в солдаты каннибалов и разрешали им практиковать людоедство на туземцах-недоимщиках, пленные служили мишенями для практической стрельбы из револьверов господ офицеров, и так далее[19]19
  Все исторически верно. См. книгу профессора Колумбийского университета Паркера Томаса Муна – «Империализм и мировая политика», выпущенную ГИЗом (Здесь и далее прим. авт.).


[Закрыть]. Итоги? Блестящие! Гуманное предприятие это дало нашему суверену Леопольду 20 млн. долларов чистой прибыли. Вот как мы работали! Пью же, молодежь, и за ваши точно такие же успехи! – поднял Мадай стакан с вином и, отхлебнув, довольно улыбнулся не то хмельной сладости вина, не то своим, не менее хмельным и сладким воспоминаниям.

– Хорошо вам рассказывать о девяностых годах, – откликнулся первым Ван-Слипп, – а вы попробуйте рубить руки теперь, во времена социалистического министра Вандервельде и Лиги наций. Нуте-ка?

– Киргизы моего эскадрона, – сказал небрежно Иславин, – служившие социалистическому сибирскому правительству, пленных красных закапывали в стога сена и сжигали живьем.

– Браво, ротмистр! – хлопнул слегка в ладоши Мадай. – Это по-нашему! Слышите, Ван-Слипп? Вот вам и социалистические министры! А Лиге наций тоже некогда смотреть за тем, кому вы будете рубить руки. Она занята сейчас решением более важного вопроса: носить или не носить штаны туземцам Сомали?

Переждав когда утихнет смех, вызванный его последними словами, Мадай продолжал:

– Уверяю вас, что с этой стороны бояться нечего. Лига наций, как добрая мамаша, всегда найдет оправдание для всех нас, ее, хотя и беспокойных, но верных сыновей. Бойтесь другого!

– Но чего же или кого? – недоумевающе пожал плечами капитан Гарднер.

– Бойтесь их! – сказал, внезапно понизив голос, Мадай. И, обведя широким жестом далекий, темный горизонт, добавил: – Бойтесь их, настоящих хозяев этой страны, этих «наполовину детей, наполовину дьяволов»[20]20
  …«наполовину детей, наполовину дьяволов» – Цит. из стих. Р. Киплинга (1865–1936) «Бремя белого человека» (1899).


[Закрыть].

– Черных? – презрительно фыркнул «Брюссельский франт». – Вы шутите, полковник!

Почувствовав презрительное недоумение в словах Легро, Мадай обратился уже ко всем присутствующим:

– Господа, еще не поздно, а потому позвольте мне рассказать вам один случай из моей практики?

– Мы просим вас, полковник, – ответил почтительно за всех, как старший в чине, капитан Гарднер.

– Благодарю! И хотя мой рассказ будет лучшей иллюстрацией к нашему предыдущему разговору, все же главным действующим лицом в нем буду не я, не человек даже, а дерево-вампир, из так называемых деревьев – плотоядных.

Эй, мальчик! Один виски для меня! – крикнул он негритенку, гримасничая крутившему за стойкой машинку для приготовления коктейлей.

И, откинувшись на спинку качалки, начал свой рассказ.

II

– Это произошло ровно четверть века тому назад, в год начала русско-японской войны, то есть в январе 1904 г. Меня назначили тогда окружным комиссаром в хорошо вам всем знакомый горный округ Катанга, богатый медью, золотом и изумрудами. Но мне пришлось работать по другой специальности. Под моей непосредственной охраной находилось более десятка каучуковых плантаций, расположенных в низменной части округа, в поясе болот. Еще при вступлении моем в должность мне сообщили, что на плантациях неблагополучно, что среди черных рабочих царит недовольство и слышен ропот на тяжелые условия работы. Поэтому я с первых же дней своей новой службы был начеку.

И вот в один прекрасный летний день, как пишут наши господа романисты, ко мне в город Мукурру пришла тревожная весть: рабочие одной из наиболее крупных плантаций взбунтовались, сожгли строения, склады сырья и покушались даже на жизнь владельца плантации, заметьте – белого! Но европеец вовремя бежал и скрылся от бунтарей где– то в лесу. Рабочие взбунтовавшейся плантации принадлежали к племени тоба, – от них можно было ожидать всего. Поэтому я, не мешкая, взял роту своих аскари и марш-маршем направился к месту происшествия. Здесь я вынужден буду сделать маленькое отступление и привести вам рассказ моего чернокожего капрала Мбанги.

Во время нашего похода, продолжавшегося четыре дня, Мбанги забавлял меня рассказыванием различных местных былей и небылиц. Однажды он рассказал мне и о дереве-вампире. Мы шли в этот момент окраиной большого болота. Посеревший от испуга капрал проговорил почему-то шепотом: «На этом болоте, мой полковник, живет луатомвао. Остерегайся встречаться с ним, о, господин!»

На первой же ночевке Мбанги рассказал мне и подробно о луатомвао, что в переводе на наш язык означает – «сеть дьявола». Так чернокожие называют удивительное растение, нечаянно открытое ими на болоте, которое мы прошли днем. Местные жители твердо убеждены, что «сеть дьявола» – не простое растение, а чудовище, злой дух, принявший форму дерева. Черные уверяют, что оно все видит и понимает, что ветви его способны вытягиваться, как руки человека, чтобы схватить добычу, что оно даже может передвигаться в погоне за своей жертвой. Последнее, конечно, чушь! Но достойны внимания описания внешнего вида этого кошмарного растения. По словам Мбанги, густые ветви «сети дьявола» покрыты чем-то вроде крохотных присосков, вечно открытых и мгновенно закрывающихся, едва их что-либо коснется. Но если это окажется не живым существом, не мясом и кровью, то рты сразу открываются, ослабевает сразу же и объятие ветвей, схвативших добычу и, отбросив предмет, не пришедшийся ему по вкусу, словно выплюнув его, «сеть дьявола» снова вытягивается и настораживается…

– Плюющиеся деревья? Ну и ну! – покачал головой неугомонный «Брюссельский франт».

– Боже мой! – с откровенным страхом воскликнул ротмистр Иславин. – Неужели, правда, существуют на свете такие растения?

– А вот спросим об этом капитана Гарднера, – сказал Ван-Слипп. – Он в ботанике силен.

– Видите ли, господа, – сказал швейцарец, – существуют, действительно, растения, которые в сложном химическом соединении – белке – находят недостающие им азот, фосфор и серу. Группа таких растений имеет до 400 представителей, часть которых произрастает и в наших европейских странах на горных лугах моей родины Швейцарии и в степях вашей родины России, коллега, – обратился капитан к Иславину. – Эти растения подробно и увлекательно описаны великим Дарвином в его капитальном труде «Насекомоядные растения». Но их вернее надо было бы назвать мясоедными, плотоядными, а лучше всего – белковоядными, так как в животной пище они ищут только недостающий им белок. По способу улова добычи растения эти делятся на три группы: к первой принадлежат растения, которые ловят добычу выделяемой для этой цели липкой слизью. Жертва буквально «влипает», слизь забивает ей дыхательные пути, она задыхается и труп ее переваривается растением. Это – наиболее простейший вид плотоядных растений, к которым принадлежит, например, южноамериканская жирянка. Ко второй группе принадлежат растения, которые ловят добычу особыми аппаратами, устроенными наподобие захлопывающейся западни, капкана или волчьей ямы. Такова, например, растущая здесь, в Африке, пузырчатка. И, наконец, наиболее совершенны растения третьей группы, активно ловящие добычу, производя при этом собственные движения. К этой группе можно отнести нашу европейскую росянку. По способу же использования добычи растения эти делятся в свою очередь на два отдела. Трупоядные, которые ждут, когда попавшие в их ловчие аппараты животные умрут и подвергнутся воздействию гнилостных бактерий, то есть разложатся. Продуктами гниения, продуктами распада белков и пользуется трупоядное растение… Но есть растения и живоядные, которые пойманную добычу умерщвляют сами, чаще всего раздавливают ее и, не дожидаясь процесса разложения, подвергают труп действию своих соков, растворяющих белок. К последней группе, то есть растений, убивающих свою жертву, относится, видимо, и «сеть дьявола», о которой нам так красочно повествует полковник Мадай. Но я должен сейчас же оговориться. Все плотоядные, о которых рассказывал вам я, все эти жирянки, росянки, пузырчатки, мухоловки – мелочь, которая справляется лишь с мелкими насекомыми, комарами, мухами, от силы гусеницами.

– Я видел в так называемых «галерейных лесах» экваториальной Африки цветочки, которые свободно кушали попугаев и зайцев, – сказал Ван-Слипп. – Но продолжайте, полковник, прошу вас, – обратился он к Мадаю.

– К вечеру следующего дня моя рота добралась до взбунтовавшихся плантаций. Что там произошло – не буду вам описывать подробно. Вы сами не раз участвовали в подобных же передрягах, вы все сами хорошо знаете, какая паршивая штука эта партизанская, «малая война», да еще в африканских лесах и джунглях! Мы гонялись за отрядами восставших, неизменно натыкаясь на… воздух, а в худшем случае на непроходимые болота. И тогда за спинами нашими начинали трещать ружья чернокожих.

Наконец, когда солнце было уже в зените, то есть перед началом тропических ливней, восстание пошло на убыль. Мы загнали в болото большой отряд повстанцев и мои аскари досыта накормили «синими бобами» этих грязных, провонявших каучуком тобо, которые вздумали бунтовать в то время, когда цивилизация нуждается в галошах, непромокаемых плащах, шинах для авто и вело, детских мячах и дамских подвязках.

Чернокожие сдались и выдали мне вождей и зачинщиков бунта. Главарей я тотчас же расстрелял, а оставшихся в живых собрал и обратился к этой пахучей толпе с такими приблизительно словами: «Друзья, если вы опять будете бунтовать, я опять приду сюда и снова накормлю вас „синими бобами“ из наших альбани и пулеметов. Если вы подымете руку на белого, я перебью мужчин, женщин, детей и сожгу ваши хижины. Если в вашем округе случатся какое-нибудь несчастье с белым, пусть не вы даже тому будете виной, я расстреляю мужчин через десятого. Запомните это! Берегите белых, как собственные глаза, – иначе горе вам! А теперь до свидания!»…