Текст книги "Фолклендское коммандо"

Автор книги: Хью Макманнерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

После завтрака и 8-часового выпуска новостей Всемирной службы новостей BBC, утро было занято выполнением необходимой работы. Обед и еще новости BBC, после обеда очень обстоятельная физподготовка на летной палубе или палубе ЗРК «Си Кэт», или на крутом металлическом пандусе, спускающемся к танковой палубе и доку. ПГН-1 обычно делала это вместе, хотя для разнообразия Джон Райкрофт часто приходил и брал это на себя, чтобы дать группе отдохнуть от меня.

Мы получали хорошую почту с небольшой задержкой из Великобритании, так что я писал много писем. Почта приходила в 18.30 и это было самое важное событие дня. У «почтальона» всегда было много помощников, чтобы сортировать содержимое пухлых синих мешков, которые после доставки загораживали узкий проход мимо его офиса.

По вечерам кают-компания была переполнена, и мы ели в два приема: младшие из нас после семи и половиной восьмого, а старшие после этого времени. По какой-то, несомненно исторической, причине, которая ускользает от меня, бар был закрыт, пока не заканчивали есть. Пиво было ужасным, а иногда ломался автомат со льдом, так что решение о том, что пить, было далеко не простым. Когда коктейли закончились, ситуация стала серьезной. Было очень жарко, даже с включенными кондиционерами. По историческим причинам ограничения на выпивку, распространявшиеся на остальные звания (теоретически, две-три банки за вечер), не применялись в офицерских или старшинских кают-компаниях. Но конечный результат был почти одинаковым для всех достаточно было выпить, чтобы выглядеть поддатым, и вы получали серьезные проблемы.

После ужина наша группа имела обыкновение пить одно и то же, какой-то вариант «Айриш Мист», пока он не кончился (к счастью). Когда старшие офицеры заканчивали есть, стулья рядами расставлялись для просмотра фильма, с удобными креслами впереди. Командир и старшие офицеры сидели впереди, а я клевал носом примерно в четвертом или пятом ряду, на стуле с жесткой спинкой. Мы смотрели фильм, используя «карусель» для пополнения стаканов. В конце-концов, бар закрывался и мы ковыляли обратно к 4М1, будучи очень внимательными на трапах.

Глава 5
Наша война начинается

В субботу, 26 апреля, мы узнали, что Южная Георгия была отбита в ходе операции «Паракват», в которой принимала участие 148-я батарея, и применялся огонь корабельной артиллерии. Это вызвало ликование и надежду на то, что аргентинцы на Фолклендах будут готовы сдаться к тому времени, как мы доберемся до них, хотя никто на это и не рассчитывал. Низкая эффективность изолированного гарнизона, на который обрушилось то, что казалось превосходящими силами, едва ли была примером, на котором можно было основывать будущие операции. Надежда на то, что аргентинцы не проявят решительности, была связана с действиями во время первых двух наших высадок на Фолклендах: операции SBS на Фанниг-Хэд, в которой мы должны были участвовать, и битвой десантников за Дарвин и Гуз-Грин. Тем не менее, с захватом Южной Георгии война определенно началась, и казалось, что все, что мы делали, приобрело новое измерение.

В понедельник вечером, после сообщений о неопознанных, и, возможно, аргентинских торговых судах в районе острова Вознесения, военно-морской флот начал беспокоиться о возможном нападении на нашу якорную стоянку. Разведчики сообщили, что Аргентина приобрела по крайней мере две малые подводные лодки и несколько погружных аппаратов типа «Чериот», которые можно использовать для проникновения ночью в бухту и установке магнитных мин на корпуса кораблей. В аргентинском флоте имелась одна субмарина класса «Гуппи» в рабочем состоянии, которая так и осталась неучтенной. Поэтому, когда были обнаружены странные отражения сонаров, мы испытали неизбежные приступы паники по поводу подводных лодок.

Первый из приступов подводнолодочного страха произошел сразу после известия о капитуляции Южной Георгии. Нападение на Экспедиционный корпус на данном этапе было бы подходящим ответом аргентинцев.

Сразу после 4 часов утра дежурный акустик засек излучение постороннего сонара и объявил тревогу.

В первый раз колокола громкого боя сработали без предупреждения об «учениях». В соответствии с установленным распорядком, штабные схватили респираторы, спасательные жилеты с какой-нибудь теплой одеждой и бросились вверх по трапам и через люки, которые уже закрывались и задраивались, в центр амфибийных операций. На корабле погасили свет, оставив лишь слабое аварийное освещение с красным свечением. Моряки разошлись по своим постам согласно расписанию пожарной тревоги с пожарными шлангами, аварийными носилками и наборами первой помощи. Все были одеты в «противоожоги» – белые асбестовые капюшоны и перчатки, которые предотвратили так много серьезных ожогов, когда корабли получали попадания. Мы остались томиться, как и остальные на корабле без определенной задачи, в своем кубрике. Мы находились почти точно посередине корабля и значительно ниже ватерлинии идеальная зона для поражения торпедой, но безопасная в случае поражения «Экзосетом», запрограммированного на попадание в центр корабля в девяти футах (прим. 3 м) ниже верхней точки радарного силуэта. Все люки были плотно задраены и для выхода требовалось открыть четыре люка и преодолеть несколько извилистых коридоров и трапов ощущалась клаустрофобия железной могилы.

Четырем молодым морякам не повезло в качестве своего боевого поста занимать трюм под 4М1. Они прибыли, задыхаясь, натягивая свитера и противоожоговые капюшоны, вооруженные фонарями и большой кувалдой, чтобы спуститься по трапу в сырые трюмы внизу. Их бледные лица едва различались в красном сумраке. Если они услышат звуки, издаваемые боевыми пловцами, пытающимися установить мины, то должны будут подать сигнал тревоги кувалдой, стуча по люку, который мы плотно задраили за ними.

Трансляция снова ожила: «Всем на борту, говорит капитан. Мы засекли то, что кажется неопознанным гидролокатором, работающим с запада. Вы все знаете, что существует угроза подводных лодок и пловцов, поэтому мы собираемся начать полномасштабные превентивные меры, которые будут включать в себя сброс противодиверсионных зарядов каждые три четверти часа или около того. Те из вас, кто находится ниже уровня воды, могут поначалу найти их довольно громкими. Мы останемся на боевых постах до рассвета, а затем займемся «контролем за повреждениями состояние два, условия «янки» с изменениями». Это все».

Эти состояния контроля за повреждениями были для большинства из нас загадкой, но в конце-концов мы узнали, что они означали, в частности, для нас люки были плотно задраены, а трапы перекрыты.

Первый из противодиверсионных зарядов взрычатки, вздымающих столбы пены после сбрасывания в море был потрясающе громким и мы, обливаясь потом в темноте, ждали следующего. Кондиционеры и все остальное, что издает шум, было отключено, чтобы их не засек оператор вражеского гидролокатора. (Я предполагал, что взрывы противодиверсионных зарядов скорее помогали, чем мешали оператору сонара противника).

Через пару минут этого ужасного напряжения, мы услышали неуверенное «тук-тук» по люку, ведущему вниз, в трюм. Я встал с койки, чтобы посмотреть в чем дело, открутил болты люка и поднял тяжелую стальную плиту. Бледное взволнованное личико в оба глаза смотрело на меня из-под противоожогового капюшона. Трое других молодых матросов стояли ниже, держась за верхнюю часть трапа, спускавшегося на тридцать футов (прим. 9 м) к мокрому днищу трюма.

– Что случилось? – спросил я.

– Там был взрыв, мы слышали его только что, снаружи корпуса. Все ли в порядке?

Они не слышали объявление капитана и думали, что нас атакуют, но обсуждали, стоит ли им кого-нибудь побеспокоить или рискнуть быть услышанными оператором гидролокатора противника, постучав в люк, чтобы узнать, что происходит.

Мы были раздражены новостями из дома. Казалось, что некоторые из наших политиков пытаются извлечь политический капитал из сложившейся ситуации. Мы думали, что любой признак слабости Британии, малейший намек на британское отсутствие решимости даст надежду и силы Галтьери. С другой стороны, я чувствовал, что есть опасность загнать его в угол, где ему, как раненому медведю, ничего не останется, как драться.

На базе Королевской морской пехоты в Пуле, где готовилась военно-морская партия 8901 гарнизона Фолклендских островов, в течении всего предыдущего года мы с растущим беспокойством слушали парламентские дебаты о том, стоит ли сдавать на слом ледокол Королевского военно-морского флота «Эндуранс». Непосредственная реакция старших офицеров, которые уже были обеспокоены тем, что ВМП 8901 слишком мала, чтобы быть действительно полезной, состояла в том, что Фолклендские острова наверняка будут захвачены. Хорошо известно, что Военная Академия Аргентины регулярно отрабатывала вторжение на «Мальвинские острова». Избавление от относительно небольших расходов на корабль Ее Величества «Эндуранс», несомненно, было воспринято как показатель отсутствия интереса и решимости Британии в отношении Южной Атлантики. И теперь, когда это предсказание сбылось, те же самые политики, чье скупердяйство так бездумно способствовало этому кризису, подталкивали нас все ближе к кровопролитию.

Мы знали, что Галтьери серьезно просчитался в своем «Мальвинском» проекте, который поставил нас в классическое положение: если мы покажемся немощными, он, конечно, останется там. Но если мы будем упорными, чтобы заставить его признать свою ошибку и отступить, разве гордость не заставит его сражаться? Вся эта авантюра казалась настолько масштабной, нереальной и неправдоподобной, что мы все еще думали о разрешении этого кризиса без необходимости высаживаться на Фолклендских островах.

До сих пор Экспедиционный корпус нанес несколько ударов: аэродром Порт-Стэнли дважды был подвергнут бомбежке Королевскими ВВС. Психологическая операция, которая скорее воодушевила нас, чем обескуражила аргентинцев, поскольку повреждения были устранены за ночь и не повлияли на удобство использования взлетно-посадочной полосы. Южная Георгия быстро пала, и мы захватили подводную лодку в Гритвикене. Были сбито несколько самолетов («Миражи», «Пукары» и бомбардировщик «Канберра»), повреждены несколько быстроходных патрульных катеров и вторая подводная лодка. За бомбардировкой Порт-Стэнли последовали дневные обстрелы с моря аэродрома и портовых складов с горючим.

Во вторник, 4-го мая, сидя в кают-компании, я услышал, что мы потопили аргентинский крейсер «Генерал Бельграно». Я пошел в оперативный центр, чтобы прочитать об этом в журнале связи. Сообщалось о больших людских потерях. Предполагалось, что остальные аргентинские корабли, находившиеся в этом районе, сбежали, опасаясь того, что станут следующей мишенью, оставив экипаж крейсера на произвол судьбы. Холодное море быстро убьет любого, кто окажется в воде.

Когда «Бельграно» затонул, на «Фирлессе» была всеобщая печаль и отвращение, что все дошло до такой стадии. В течении следующих нескольких дней мы вынуждены были читать грубые ура-патриотические заголовки британских газет. Как я записал в своем дневнике за этот день (вторник, 4-е мая):

«Я не испытываю ликования, подобно идиотской прессе на борту «Канберры», но, скорее, сродни полковнику Королевской морской пехоты, который, услышав о потоплении от журналиста, использовал четырехбуквенное ругательство и вернулся в свой кабинет продолжить работу. Конечно, есть клоуны, которые радуются. Похоже, что они менее всего склонны лично участвовать в будущих боях.

За этими мстительными заголовками сразу же последовали лицемерные, ханжеские вопросы о том, почему аргентинский крейсер был атакован, якобы при выходе из района боевых действий и, даже, по некоторым данным, при возвращении в порт приписки.

Нам, которым вскоре предстоит пережить холод и непогоду Южной Атлантики, кажется, что все эти люди, живущие в безопасности дома, не заинтересованы в нашем благополучии. «Бельграно» был очень опасным военным кораблем, с ракетами «Экзосет» и орудиями крупного калибра, которые могли потопить многие наши корабли. Еще больше раздражает то, что нам вскоре предстоит столкнутся с опасностями и чудовищной суровостью Южной Атлантики из-за разговоров и бездействия многих людей, вовлеченных в эту бессмысленную дискуссию».

В течении нескольких дней были отработаны варианты сражения. События превратились в смесь важных новостей и рутины. Мы впятером снова сошли на берег с винтовками, пистолетами и разгрузками. Мы промаршировали через остров, пристреляли оружие на импровизированном полигоне, вернулись назад и искупались на берегу. В тот вечер, перед ужином, когда кончился лимонад для летнего пунша, Деннис Маршалл-Хасделл познакомил нас с Харви Уоллбенгерсом. Я был наверху, в центре амфибийных операций, и довольно рассеяно просматривал журнал связи (благодаря Харви Уоллбенгерсу), когда мы узнали, что эсминец «Шеффилд» был поражен ракетой «Экзосет» и затонул. Очень быстро стало известно о числе погибших, что явилось для всех большим ударом. Я вдруг понял, как важен моральный дух и как он дико колеблется в зависимости от новостей.

Запись в моем дневнике:

«Четверг, 6 мая. Потопление эсминца «Шеффилд» это очень трагическое событие, потрясшее всех нас. Сейчас выглядит так, будто погибли 30 человек. Какая ужасная потеря.

Мой боевой дух сейчас не слишком высок, так как я чувствую, что мы слишком спешим высадиться. Мы не можем этого сделать, пока существует опасность со стороны аргентинских ВВС, что означает бомбардировку аргентинских аэродромов на материке, а это, я надеюсь, политически неприемлемо. Так к чему все эти разговоры о высадке?[14]14
  прим. автора 2014 года: я имел ввиду морскую блокаду и, возможно, морское сражение


[Закрыть]

После обеда мы с Деннисом решили подстричь друг друга, чтобы избежать скальпирования китайцем, который берет слишком много, вдобавок к неизбежной травме. Мы подумывали съездить на «Канберру», чтобы встретиться с Андрэ, но, видимо, он занят по крайней мере на три дня, и к тому времени мы уже можем уйти на юг. Деннис на самом деле сделал все довольно хорошо, но трусливо сбежал, когда за дело взялся я. Вчера я сидел на верхней палубе, которую мы, солдаты, зовем «крышей», загорал на солнце и делал упражнения. Ко мне подбежал офицер, совсем недавно служивший в бригаде коммандос и сказал: «Иди сюда и посмотри на это». Позже он собирался прыгнуть с парашютом из вертолета в море (для развлечения, что мы делали слишком часто – со своей стороны я нашел концепцию несколько загадочной) и сказал, что только что видел что-то, взолновавшее его. Он подтащил меня к леерам, говоря о том, что меня съедят акулы, и показал вниз. Это было невероятное зрелище по меньшей мере 40 дельфинов, по двое и по трое, ритмично выпрыгивая из воды плыли у носа корабля, выдувая воду из дыхательных отверстий. Это было действительно прекрасное зрелище тихие, любопытные дети из другого мира.»

Тренировочные полеты отнимали у меня большую часть времени. Я записал в своем дневнике:

«Подъем в 04.00, закрыли люки и снова отправились на боевые посты. Матросы надели противоожоговые комплекты и раскидали дымовые шашки для учений пожарных партий и групп борьбы за живучесть. Мы поднимаемся в кают-компанию на обязательный предполетный завтрак, чтобы обнаружить, что несговорчивый старшина-стюард использовал развод на боевые посты, чтобы не готовить ранний завтрак. Мы объясняем ему, что это только учения и что, конечно, «днем» плиты будут отключены из-за повышенной пожарной опасности, но на практических учениях вы не рискуете воздушными авариями при ночных полетах из-за гипогликемии экипажа (который не позавтракал, как того требуют правила). Поскольку мы также поплакались главному старшине, который является столпом силы среди царящего бардака, повторять не пришлось и мы получили завтрак.

Мы направились в центр управления полетами, чтобы подняться на борт «Скаута» Питера Кэмерона, но не нашли там спасательных жилетов. C палубной командой все тоже было сложно (было раннее утро) и они нам ничего не дали, а ближайший склад находился в нескольких милях отсюда. Ник Аллин разобрался с этим для нас, «добыв» три спасжилета. Мы пристегнулись к сиденьям и взлетели. Тогда все из просто плохого стало близко к катастрофе. Деннис, в спешке, случайно прихватил ремнем безопасности ручку циклического шага (это был вертолет с двойным управлением, поэтому органы управления дублировались впереди и по бортам). Питеру пришлось выполнить экстренную посадку, так как он обнаружил, что не может двинуть ручку циклического шага.

Из-за этой задержки мы потеряли несколько минут и корабль лег на другой курс, но ЦУП направил нас в первоначальном направлении прямо на гору, покрытую антеннами.

Мы поняли это, только когда начало светать. Тогда же обнаружилось, что работает только одна радиостанция, а Деннис забыл свой фонарь и не мог видеть карты! Все превращалось в комедию ошибок.

Из-за неисправности электрооборудования Питеру Камерону пришлось репетовать все, что я говорил ему через пилотскую гарнитуру, а еще управлять веролетом. Все шло так хорошо, как и следовало ожидать при подобных обстоятельствах.

Деннису по какой-то странной причине КВВС дали позывной «Волосатая Мэри», а его базовой радиостанцией на корабле была «Тандербокс»[15]15
  портативный приемник, а также уборная на разговорном слэнге (прим. перев.)


[Закрыть]. На каком-то этапе передачи с корабля стали очень слабыми, поэтому Питер Камерон (очень опытный и абсолютно невозмутимый офицер Королевской морской пехоты) сказал радисту, чтобы тот вытащил голову из очка. Затем Питер разразился истерическим хохотом и в обстановке всеобщего хаоса вертолет начал пикировать, пока пилот не пришел в себя. Радист на корабле, перенастроив свое оборудование, чтобы улучшить связь, сообщил нам, очень высоким голосом, что сожалеет, но лучше сделать не может, так как его голова застряла. При этом присутствовал очень современный русский корабль радиоразведки, ощетинившийся радиоантеннами, шпионящий за нами и прослушивающий наши радиочастоты. Я вот думаю, что из всего этого понял Иван?»

Майор Джонатан Томпсон, командир SBS, одним из последних прибыл на борт и делил блок-контейнер на мостике с командиром SAS подполковником Майком Роузом. Ожидая прибытия «Фирлесс» на жаре о. Вознесения, Джонатан успел загореть и заскучать. Он обрезал свои легкие камуфляжные штаны до шорт, а вместо пустынных «Велли» носил сандалии с открытым носком и мы все ему завидовали.

Джонатан был тихим, убийственно серьезным и внимательно слушающим. Незнакомый с ним человек мог бы обвинить его в отсутствии чувства юмора вероятно потому, что, сам того не сознавая, стал объектом мягкого сарказма, с которым Джонатан подкалывал людей. Он был членом Британской национальной команды по спортивному ориентированию и хотя сейчас уже серьезно не тренировался, был очень даже способен уделать вчистую в диком лесу многих хороших бегунов, как он проделывал это со мной несколько раз. ПГН-1 вскоре должна была перейти под его командование.

7-го мая, вместе с Деннисом Маршаллом-Хасделлом и его группой тактических передовых авианаводчиков, ПНГ-1 была переведена с «Фирлесса» на его систершип «Интрепид». Который, как и «Гермес», был спасен от сдачи на металлолом. Большая часть остро необходимых военных кораблей была продана кому-либо, либо назначена на слом. Но сейчас все они находились в море на краю света, чтобы разобраться с аргентинской группой торговцев металлоломом.

Будучи гораздо малолюднее «Фирлесса», «Интрепид» был, в целом, лучше. Деннис и я делили каюту рядом с кают-компанией и могли наслаждаться едой и напитками, неслыханными (или закончившимися) на «Фирлессе». «Интрепид» был старше и выведен из состава действующего флота для капитальной перестройки. Но всего за десять дней корабль был переоборудован и выведен в море процесс, который обычно занимает год или больше.

Планировка «Интрепида» внешне была такой же, как и у «Фирлесса», но с некоторыми весьма запутывающими отличиями. Свисали оголенные провода для осветительных приборов, еще не подключенных в спешной подготовке к выходу в море. Весь экипаж «Интрепида» был распределен на другие корабли или береговые базы. Поэтому, чтобы корабль вышел в море в такие рекордно короткие сроки, флот просто попросил их вернуться. Главный старшина кают-компании фактических уже ушел с флота после завершения своих 22 лет службы, но вернулся и был изумлен тем, что кают-компания оставалась «домашней» несмотря на кошмар, который вскоре должен был начаться.

На третью ночь нашего пребывания на борту, пришел приказ переоборудовать «Интрепид» под операционную и полевой госпиталь. Пока мы смотрели странный фильм «Человек Омега» о единственном выжившем после атомной войны человеке, не зараженном ужасной болезнью мутации, инженеры «Интрепида» начали работы в оружейной комнате мичманов по соседству.

Когда флот воюет, все происходит очень быстро. Сначала они вкатили кислородно-ацетиленовые баллоны, чтобы отрезать двадцать квадратных футов от стальной переборки и сделать дверь достаточно широкой для носилок.

Мы едва могли видеть экран из-за дыма и паров. Затем они вытащили раковину из-под нашей барной стойки и снова установили ее в соседней каюте. К тому времени, как закончился фильм, кают-компания была готова для установки специального медицинского оборудования, чтобы завершить переделку. Кислородные баллоны и ящики с инструментами хранились в трюмах корабля, как часть его основного оборудования, ожидая этого самого дня, вместе с инструкциями, которым следовали инженеры корабля.

На следующее утро несколько ужасно высокопоставленных военно-морских медиков в хрустящих тропических белых униформах с золотым галуном прибыли осмотреть руины нашей кают-компании.

«Он просто слишком мал» – громко и сочно говорили они, и их тощие ноги выглядели до смешного анемичными.

«Доступ слишком ограничен и ясно, что будет абсолютно невозможно использовать «Интрепид» в качестве госпитального судна» – добавили они.

Наконец мы отплыли с острова Вознесения, чтобы присоединиться к остальному Экспедиционному корпусу, который ждал нас к северо-востоку от зоны полного отчуждения (ЗПО). Даже сейчас мы еще думали не о высадке или сражении, а об ожидании в Южной Атлантике. Меня беспокоила угроза со стороны аргентинских ВВС и последствия попаданий бомб в один из наших лайнеров с десантом, а также, то, как будет проходить высадка, если вражеские самолеты смогут бомбить наши войска на земле. Но, по крайней мере, теперь мы покинули о. Вознесения и направились на юг.

Геополитический аспект ситуации вызывал тревогу, если рассматривать его с уровня пехоты. Существовала возможность эскалации с привлечением других стран Организации Американских Государств (ОАГ) и Кубы, и, возможно, использование против нас кубинских частей, действующих опосредованно, как советские войска. Я рассматривал бомбардировку аргентинских аэродромов на материке как разумное военное условие для нашей высадки, но я не думал, что мы действительно можем это сделать по политическим причинам.

Похоже, мы были предоставлены самим себе.

Следующие девять дней были полны неопределенности. Мы шли на юг, бороздя волны, которые становились все холоднее и суровее. Различные штурмовые учения практиковались ежедневно, тщательно пересматривались и уточнялись, чтобы максимально сократить затрачиваемое время. С реалистичностью этих упражнений проблем не возникало. Продолжение моего дневника:

«Обычная побудка в 07.00 с последующим душем и завтраком. Би-би-си периодически глушат испанские голоса и музыка, так что я сегодня полностью новости не прослушал. Репортер «Обсервер» комментировал ситуацию и уверенно сказал, что нам придется сражаться. Ну, твое здоровье, приятель.

У нас была церковная служба и пение гимна в столовой старшин (старших сержантов), в память о 20 офицерах и матросах, погибших на борту эсминца «Шеффилд» и трех погибших пилотах «Харриеров». Для успокоения мне пришлось прогуляться по летной палубе. Еще несколько человек сделали то же самое.

Мы носим с собой противогазы, противоожоговые перчатки и капюшоны, спасательные жилеты и ярко-оранжевые «одноразовые костюмы» (спасательные погружные костюмы).

Вторник, 11 мая: еще один день, почти такой же, как вчера. Волнение началось после обеда, когда два русских высотных разведывательных самолета «Bear»[16]16
  «Медведь» ТУ-95 (прим. перев.)


[Закрыть] низко и медленно пролетели над флотом, произведя очень тщательный осмотр. Пока они фотографировали нас, мы фотографировали их.

Затем, когда я ждал вертолета, который должен был доставить меня на «Фирлесс», прозвучала тревога и мы побежали по боевым постам, натягивая противоожоговые капюшоны. С левого борта был замечен перископ, поэтому мы прошли через процедуру закрепления для боя, привязав мебель в кают-компании к стенам и опорным колоннам, поставив свежеприготовленный послеобеденный чай обратно на камбуз, а потом просто ждали. Я заснул на ковре в кают-компании. Флот изменил курс, были запущены вертолеты ПЛО (противолодочной обороны) и отправлены на разведку фрегаты «Ардент» и «Аргонавт». Выглядело так, будто там были две подводные лодки, обе русские, и группа китов, за которыми прятались лодки. Это было открытое море, так что все стороны имели полное право там быть, но это выглядело обидным для китов.

Мы услышали новость, что «Харриеры» с «Атлантик конвейер» были подняты на перехват и сбили аргентинский самолет наблюдения «Боинг» (как угрожала Мэгги, если он снова будет шпионить). Однако этот радиолокационный контакт оказался самолетом-заправщиком «Виктор» КВВС, ожидающим дозаправки палубных «Харриеров», при проведении БВП (боевого воздушного патрулирования). Эти пилоты, должно быть, проводят много-много часов в воздухе, летая к нам от самого Вознесения.

Среда, 12 мая: я был на «Фирлесс», чтобы получить информацию. Мы должны высадиться (на Фолклендах) в ближайшее время после 18 мая и в соответствии с изменением плана, я должен буду стартовать с 45 коммандо, высаживаясь на БДС (быстроходные десантные суда) вместе с командиром штурмующих, и организовать передовой НП (наблюдательный пост) к югу от зоны высадки (Сан-Карлос) для наблюдения за Дарвином.

Получил письмо от моей подруги Элис из Нью-Йорка. Некоторые из ее друзей аргентинцы и обеспокоены этими событиями, обвиняя Галтьери.

Мы получили приказ присоединиться к 45-му коммандо для высадки.

Суббота, 15 мая: я должен отправиться на корабль снабжения Королевского вспомогательного флота «Штромнесс» (корабль, перевозящий основную часть 45 коммандо), для получения приказов вместе с командиром 45-го коммандо. Кроме того, возникла проблема с выдачей неверных секретных кодов, и я должен с этим разобраться.»

Мы прошли курс медицинской переподготовки и получили морфин по две ампулы «Омнопона» каждый, упакованные в пробирки для сбора анализов мочи, чтобы предотвратить их повреждение. Мы доукомплектовали патрульные аптечки, чтобы взять их в дополнение к нашим обычным индивидуальным аптечкам первой помощи. К ним мы взяли столько ИПП в вакуумных упаковках, сколько смогли разместить по карманам и в разгрузке.

Морфий и компас, два самых важных предмета, которые у нас были, мы носили на шее.

Остальная часть нашего снаряжения переносилась следующим образом. Личное оружие, полностью заряженное, было у нас в руках. В карманах мы несли суточный запас еды (в основном шоколад и галеты), несколько снаряженных магазинов и аптечку первой помощи, перочинный нож, таблетки для очистки воды и набор карт без каких-либо пометок позиции были заучены наизусть.

В наших боевых разгрузках, подсумках на поясе с плечевыми лямками, лежали остальные снаряженные магазины, еда, медицинский набор, радиомаяк, небольшой таганок, мачете, фальшфейеры, по крайней мере две фляги с водой, металлический подфляжник для приготовления пищи и гранаты. В рюкзаках «Берген» были уложены запасы еды, патроны, маскировочная сетка и непромокаемое пончо, запасные батареи и ручной генератор, стеганый теплый костюм «Председатель Мао», запасные носки, тальк для ног, подзорная труба, бинокль, прибор ночного видения, фотоаппарат с запасной пленкой и другие вещи, которые я сейчас уже забыл. Обычно мы брали на учения жестянки с порошком карри, чтобы скрасить рацион, но теперь никто, казалось, не утруждал себя этим небольшим дополнительным весом, предпочитая взять большое боеприпасов.

Этот список ни в коем случае не является исчерпывающим, но дает некоторое представление о том, как наши рюкзаки и разгрузки стали весить в среднем по 120 фунтов[17]17
  54 кг (прим. перев.)


[Закрыть], а зачастую, и намного больше. Одежда, которую мы носили, с карманами, набитыми едой, боеприпасами и аптечкой, весила около 20 или 30 фунтов (прим. 6–9 кг), плюс пистолет на поясном ремне или во внутреннем кармане и бинокль, спрятанный в передней части ветрозащитной прыжковой куртки. Естественно, по мере того как вы едите пищу, груз становится легче и было очень заметно, что по той же самой причине минометные расчеты всегда очень хотели начать стрелять своими очень тяжелыми боеприпасами.

Из-за веса вы могли взять с собой только десятидневный запас очень скудного рациона. Это означало одну банку консервов и пару пачек галет в день, а также очень много сладостей к чаю или кофе. Я начал курить маленькие сигары, которые были легче еды и хорошо справлялись с голодом. Это означало, что ближе к концу длительных операций, даже с дополнительными пайками, принесенными и зарытыми в тайниках, мы в конечном итоге перетряхивали наши «бергены», карманы и разгрузки, чтобы найти последний кусочек шоколада или пакет расплющенных, замороженных, а затем растаявших ирисок «Роло».

Наша физическая подготовка по пути на юг продолжалась неустанно, несмотря на смену корабля и противоречивые требования к пространству. Бег по кругу на небольшой полетной палубе на каком-нибудь корабле КВФ в плохую погоду был довольно захватывающим. Секрет заключался в том, чтобы подгадать момент во время бега так, что когда вы приближались к борту, корабль был на подъеме и первая половина вашей пробежки была вниз, переходя на подъем, когда вы оказывались у лееров. Если вы ошибались, то легко могли оказаться в море.

Я часто использовал скакалку, став знатоком кроссоверов и двойных прыжков. Ежедневный режим ПГН-1 состоял из утренней разминки, во время которой носились ботинки, чтобы не растаптывать ноги, и жесткой тренировки вечером, в кроссовках. Она состояла из серии разминочных упражнений, за которыми следовал полный цикл упражнений на силу и подвижность, чтобы задействовать каждую группу мышц, особенно наши спины, которые должны были нести тяжелый груз. Все сопровождалось и завершалось кардиотренировками.