Текст книги "Как соблазнить призрака"

Автор книги: Хоуп Макинтайр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

– Нет, плачешься. Как только ты заговариваешь о матери, голос у тебя становится страдальческим, пока ты не начинаешь плакаться. По-другому не скажешь. А теперь помолчи и слушай. Я видел этот список на холодильнике и собирался поговорить с тобой о нем. Большую часть я могу сделать сам, и, откровенно говоря, странно, что ты до сих пор меня об этом не попросила. Это отличная возможность, пока я здесь. Я буду приходить с работы, надевать рабочий комбинезон и превращаться в дружелюбного мастера на все руки. На выходных тоже.

У меня была очень веская причина его не просить. Он всегда говорил, что сделает для меня то-то и то-то, но дальше разговоров дело не шло. Но если я напомню ему об этом, он разозлится и заявит что-нибудь вроде: «Отлично, если не хочешь, чтобы я тебя выручил, позови кого-нибудь другого. Вот увидишь, мне все равно». На самом деле он никогда не произносил «вот увидишь, мне все равно», но это было написано на его лице.

– Тебе пришлось несладко с этим пожаром. Я хочу помочь тебе. Позволь мне это сделать, – настаивал он. – Давай же, ты знаешь, я все сделаю прекрасно, кроме того, я дешевый.

– Дешевый? – Я ткнула его локтем. – Я думала, ты бесплатный. Кстати, ты оставил много вещей в спальне наверху? Можешь для начала починить душ для мамы и Анжелы. Мы ведь не хотим, чтобы они оккупировали нашу ванную. А раз ты все равно будешь наверху, взгляни на подоконники. И карниз на верхней площадке осыпается, и…

Я еще не закончила, а он уже тихо похрапывал.

Я наклонилась и поцеловала воздух над его носом – воздушный поцелуй белой медведицы. Хорошо, что он здесь. Очень любезно с его стороны предложить помочь с ремонтом, и я должна согласиться. В этом есть смысл. Мне надо доверять Томми и позволять ему делать для меня больше. Я отлично понимала: то, что я всегда слишком быстро отказываюсь от его помощи, не идет на пользу нашим отношениям. Ему будет приятно, если я сделаю его ответственным за ремонт. Да и мне это подходит – не придется терпеть рабочих, шляющихся весь день по дому.

Меня окутала полузабытая безмятежность, розовая и светлая, но заснуть я не могла. И скоро поняла, почему. То, что не давало мне покоя последние часа два, наконец выплыло на поверхность.

Но я ума не приложу, что она делает замужем за таким шикарным мужчиной, как Базз. Она же ему в матери годится.

Откуда Анжела знает, что Базз и Сельма женаты? И почему она не сказала полиции, что он был в саду?

ГЛАВА 14

Стоило мне начать обдумывать ответы на эти вопросы, сон как рукой сняло. Я спустилась вниз и взяла со столика в холле сверток. Распахнула ставни в сад, впустила в комнату лунный свет и, поставив магнитофон на пол, свернулась калачиком на диване. Могло бы получиться очень романтично, но голос Сельмы на кассете убил всю романтику.

Мое состояние, когда я впервые приехала в Лондон, не поддается описанию, – начала она, и, судя по ее тону, сейчас я услышу неприятную правду. – Мужчина, которого я любила, которому доверяла, бросил меня ради другой женщины, причем знакомы они были всего несколько месяцев. Я потеряла веру в себя. Я не верила, что когда-нибудь снова смогу доверять мужчине.

Единственное, что держало меня на плаву – роль, которую мне предложили в «Братстве». Салли Макивэн. Салли – полная противоположность мне. По крайней мере, в тот период моей жизни. Она упорная, сильная. Она знает, чего хочет, и получает это. И у нее есть мужчина, который любит ее. Любит так сильно, что готов бороться за нее со своей семьей. Я же, напротив, все поставила на мужчину, который скрывал наши отношения от семьи и друзей. Я была дурой и теперь расплачивалась за это.

В общем, прибыв в Лондон, я погрузилась в Салли Макивэн. Я перевоплощалась в ее стойкую, яркую личность и на экране, и вне его. Я пряталась за ней. Как только у меня возникали сомнения, я спрашивала себя: «Как поступила бы Салли?» Сначала я собиралась купить однокомнатную квартирку где-нибудь на окраине Лондона, где никто меня не найдет. И только благодаря Салли я вложила деньги намного мудрее: приобрела пятиэтажный особняк в фешенебельном Ноттинг-Хилле. В сущности, в то время Салли помогала принимать мне все решения, за исключением одного: выбора мужчины.

Я заметила Базза, едва он появился на съемочной площадке. Он был агентом одного из актеров. Я обратила на него внимание потому, что у него была необычно-романтичная цыганская внешность. Он носил экзотическую одежду сочных осенних тонов. Вышитые жилеты. Ботинки с кубинскими каблуками, которые делали его выше, чем шесть футов два дюйма. Длинные шарфы из мягкой шерсти, обмотанные вокруг шеи. Он носил лен, твид, хлопок, кашемир, но никакой синтетики. Я не могла оторвать от него взгляд. Он был гибкий и ходил по съемочной площадке с легкой грацией.

Салли Макивэн, вальсируя, подскочила бы к нему и представилась. Точно так же она поступила в «Братстве», встретив своего будущего мужа, когда он приехал в Нью-Йорк по делам. Салли отлично знала, как подцепить понравившегося мужчину. Во второй серии она вышла замуж за Джимми Макивэна, приехала с ним в Англию и внесла сумятицу в его семью, потребовав руководящую должность в компании, принадлежащей ему и его братьям.

Но я – не Салли. Я и близко не подошла к Баззу. Я была слишком застенчива и ранима, чтобы заговорить с ним первой. Я наблюдала со стороны.

Но он заметил меня. Точнее, он заметил Салли Макивэн в сцене с его клиентом. Режиссер крикнул: «Снято». Базз подошел ко мне и заговорил. Вечером он пригласил меня поужинать, а на следующий день мы отправились из Манчестера в Лондон на одном поезде.

Сначала я думала, что его интерес ко мне – чисто профессиональный. Он сразу сказал, что хочет меня представлять – в то время я еще работала с моим нью-йоркским агентом, – и о том, что мне нужен человек, который будет заботиться о моих интересах здесь, в Великобритании. Его участие трогало. Мне был нужен защитник. Отец воспитал во мне веру, что обо мне всегда позаботятся. Я надеялась выйти замуж за богатого мужчину, который будет оберегать меня, как отец оберегал нас с мамой. Но я не ожидала, что во мне живет независимый дух, который заставил меня стать актрисой и полагаться только на себя. Долгое время я жила только этим и забыла найти щит от грубой реальности. Этот щит я видела в своем женатом любовнике, но он, разумеется, был чем угодно, только не щитом.

Базз оказался намного моложе меня, но я не замечала разницы в возрасте. Он был таким мудрым. Он не заверял простодушно, что полностью изменит мою карьеру и переведет ее на более высокий уровень. Это было бы довольно глупо: в мире мыльных опер я уже пользовалась немалым успехом. Он выбрал подход изящнее. Он старался завоевать мое доверие и говорил о том, что чувствует мою грусть, видит печаль в моих глазах. Он говорил, что понимает, каково начинать новую жизнь в незнакомой стране, но я должна знать, что он всегда рядом и поможет мне. Я сказала ему, что в Штатах у меня не осталось родственников – мои родители умерли, я была единственным ребенком, а двоюродные братья и сестры для меня совершенно чужие люди. Они живут в Колорадо. Он сказал, что из-за этого тем более должен меня защищать. Все это довольно банально, и не будь я столь ранима, то, несомненно, почувствовала бы недоброе.

Я попалась на его удочку, но вот что интересно: не считая редких касаний локтями, он не дотрагивался до меня. Даже не целовал в щеку. А я начала мечтать о нем. Перед сном его лицо неизменно парило у меня перед глазами, и я представляла, что занимаюсь с ним любовью. Поэтому когда, встречая меня из Манчестера на станции Кингс-Кросс, он наконец обнял меня и прижался к моему рту губами, то застал врасплох.

Он хорошо знал, что делал. С тех пор я стала его рабыней, вскоре – его клиентом, а потом и женой.

Первое нападение случилось примерно через неделю после свадьбы. Я вернулась домой с работы и застала его в кухне. Он ничего не сказал, и я забеспокоилась. Он не ответил на мое приветствие, просто стоял там и смотрел сквозь меня, словно на пустое место. Обычно я бросалась к нему, и мы целовались, но в тот день я приближалась осторожно, словно он – яростный зверь. Знаете, что говорят о животных? Они чувствуют, когда вы их боитесь, начинают нервничать и могут напасть.

Я сказала, что налью ему выпить. Он протянул руку и погладил меня по щеке. Я расслабилась. Все хорошо. Он был нежен. Я все выдумала. И тут вдруг – БАМ! Он ударил меня так, что я стукнулась головой о ящики, и обвинил в измене с актером из «Братства».

Вскоре это начало происходить регулярно. Я приходила домой, какое-то время он вел себя тихо, а потом вдруг взрывался и швырял меня о раковину. Опрокидывалась сушилка, летели на пол тарелки. Я падала и ползла к плите. Он шел за мной и ударял меня о духовку. Я хватала какой-нибудь предмет, который можно было использовать в качестве оружия, заставала его врасплох и убегала. Это было самое страшное: я слышала, как он мчится за мной, ждала, когда на мое плечо ляжет рука и затащит меня обратно в двери. Я старалась никогда не позволять ему гнаться за мной вверх по лестнице: он запросто мог сбросить меня вниз.

Казалось, он вбил себе в голову, что я изменяю ему с актерами из «Братства». А значит, я должна быть наказана. Я клялась, что это неправда, но он не верил. Избив меня, он всегда молил о прощении, говорил, что любит меня. Как ни странно, он часто говорил, что любит меня, когда бил. Весь ужас в том, что я чувствовала: избивая меня, он не злился, а был совершенно, отчаянно несчастен – и я понятия не имела, почему.

Раздался громкий щелчок, и запись кончилась. Я перевернула кассету, но обнаружила, что Сельма использовала только одну сторону, а другая осталась чистой. Наверное, ее прервали. Может, она услышала, как хлопнула дверь и Базз вернулся домой. У нее осталось время только на то, чтобы выхватить кассету из диктофона.

Кроме кошмарных описаний жестокости, больше всего меня поразили два момента. Рассказ Сельмы о том, как они познакомились с Баззом, являлся полной противоположностью тому, что говорил он. И еще она сказала, что у нее нет родственников. Тогда к кому она ездила в Нью-Йорк на Рождество?

В голове у меня роились вопросы, на которые не было ответов, и я провела ночь на диване, сходя с ума. Самое разумное – уйти от них обоих, и от Сельмы, и от Базза. Утром надо позвонить Женевьеве, – а также Кэт и в неуловимую компанию по гидроизоляции – и попросить ее найти мне безопасную легкую работенку. Например, мемуары восьмидесятилетнего садовода из глубин Глостершира.

Но я уже слишком завязла во всем этом. Мне действительно хотелось написать эту книгу. Кроме того, я прослушала кассеты Сельмы и теперь ни за что не смогу повернуться к ней спиной. Около половины шестого я, шатаясь, поднялась наверх. К моему удивлению, Томми не спал и ждал меня.

– Куда ты ходила? – Он обнял меня и ткнулся носом мне в ухо. – Болталась по клубам, да? Проплясала всю ночь?

– Я была внизу. Думала.

– Звучит серьезно.

– Так и было. Есть.

– Расскажешь, о чем думала?

– Лучше тебе этого не знать, – ответила я.

– В таком случае я займусь с тобой любовью, – заявил Томми и, не успела я возразить – естественная виноватая реакция – склонился надо мной и с невероятной нежностью начал целовать мой левый сосок. Мои соски – самые дружелюбные существа на свете. Они твердеют при малейшей провокации, и сейчас – не исключение. Я лежала, смотрела на голову Томми у себя на груди и поглаживала его волосы. Вскоре его губы переместились от левой груди к правой.

Я знала, чего ждать дальше. Его сексуальная программа была моей второй натурой. Как последовательность действий перед сном – смыть макияж, раздеться, почистить зубы, наложить ночной крем, проглотить капсулу с цинком, дочитать главу. Не сделав всего этого, я не могу и думать о сне. В сексе Томми точно такой же: прежде чем войти, он считал необходимым возбудить определенные зоны моего тела.

Я ждала, когда он перейдет к пупку, а потом к внутренней стороне бедер. Вместо этого его голова двинулась вверх. Он долго и страстно меня целовал, а затем, не успела я сообразить, что происходит, юркнул под меня, и я оказалась на нем верхом, будто меня посадили на кол. Я даже не представляла, что настолько готова. Он поднял руки и начал грубо тискать мне грудь. Немного больно, но я не остановила его. В этот момент он дернулся внутри меня, и я поскакала вместе с ним. Вверх-вниз, вверх-вниз…

Мы кончили почти сразу. Вместе.

– Ш-ш-ш! – зашипел Томми, зажимая мне рот ладонью.

– Что?

– Ты орешь как оглашенная. Ты что, не слышишь себя? Мы же не хотим, чтобы прибежала твоя мама.

– Мне понравилось, – сказала я, наклоняясь и целуя его по-эскимосски. – Спасибо.

– Мне тоже, – пробормотал он, засыпая. – Через часок повторим.

– Как же, – рассмеялась я.

Но он проснулся в семь тридцать и прыгнул на меня. Буквально. На этот раз прелюдии не было. Но это не важно. Я так возбудилась от его внезапной настойчивости, что ответила мгновенно, а потом долго лежала с открытыми глазами. Случившееся меня ошеломило. Нам удалось вернуться к тому, что было в начале наших отношений. Тогда мы вскакивали посреди ночи и занимались любовью с такой страстью, что засыпали, совершенно обессилев. Но сейчас я была бодра, как никогда.

Интересно, думала я, о чем мы станем говорить после этого нового подъема, и приготовил ли уже Томми сценарий. В этот момент зазвонил телефон.

– Ли? – раздался в трубке дрожащий голос с американским акцентом. – Это Сельма Уокер.

Почему Сельма звонит в восемь утра?

– Сельма, я собиралась сама вам звонить. Клянусь. Я чувствую себя ужасно. Вы, наверное, думаете, что я дилетант. Просто из Франции неожиданно приехала моя мама. Еще на меня свалились двое нежданных гостей, а о пожаре вы знаете. Сумасшедший дом какой-то. Как вы провели Рождество? Хорошо? А как встретили Новый год? Я получила ваши кассеты, прослушала и…

Голый Томми стоял передо мной и давил воздух ладонью: мол, перестань трепаться, как маньяк.

Притормози, беззвучно произнес он.

– Мы можем встретиться?

Я почти не слышала ее. Почему она говорит так тихо? А потом я чуть не выронила трубку: раздался щелчок, и голос Базза вдруг произнес:

– Сельма, ты на телефоне? Скажи, когда закончишь, хорошо?

Базз дома. Значит, она в Лондоне. Но ведь сейчас середина недели. Почему она не в Манчестере? Затаив дыхание, я молчала. Он повесил трубку.

– Вы слушаете? – прошептала Сельма.

– Да. Конечно, мы можем встретиться. Где вам удобно?

Пожалуйста, только не у вас дома, мысленно взывала я.

– На Бленхейм-кресчент есть маленькое кафе. Встретимся через полчаса?

Я приняла душ, оделась и выскользнула из дома прежде, чем гости успели потребовать, чтобы я приготовила завтрак. Я свернула за угол с Вестбурн-парк-роуд на Элджин-кресчент и у дверей прачечной остановилась как вкопанная. Там был Макс Остин. На полу перед ним валялось белье. Он оккупировал две стиральные машины и таращился на желтые самоклейки. Прочитав, он отрывал их и только потом бросал вещь в машину. Судя по всему, несколько листков перепутались, потому что он бросил к белому ярко-красные семейные трусы, которые могли полинять. Во второй куче была одежда без записок, и он в отчаянии искоса глядел на ярлычки. Я шагнула в прачечную и бесшумно подкралась к нему:

– Вам помочь?

Он вскрикнул от неожиданности:

– Боже! Никогда больше так не делайте! Меня чуть инфаркт не хватил.

– Простите, – извинилась я. – Вы живете здесь?

– Теперь да, – кивнул он, не потрудившись объяснить, где жил раньше. – У меня квартира на площади Уэсли.

На площади Уэсли недавно построили новые дома и разбили симпатичный парк.

– А поезда не мешают вам спать? – Сразу за площадью пролегали пути.

– Мне все мешает спать. – Он и правда выглядел совершенно изможденным. Под глазами у него залегли темные полукружья. Но я вдруг обратила внимание – как и в тот раз, когда он впервые допрашивал меня, – что глаза у него красивые, добрые и выразительные.

– У вас сломалась стиральная машина? – спросила я.

– У меня ее нет. Некуда поставить.

– Тогда почему вы не оставляете белье здесь? Служащие сами все сделают, а вы потом его заберете.

Он указал на объявление: БУДУ ЧЕРЕЗ ДВА ЧАСА.

– Как я и говорил. Этой чертовой тетки никогда не бывает. Я не могу вернуться через два часа.

Я хотела бы остаться и помочь ему, но у меня не было времени.

– Послушайте, – сказала я. – Дайте мне вещи, которые вы еще не разобрали. Я отнесу их домой и сама постираю. Вы знаете, где я живу. Вечером зайдете ко мне и заберете.

– Не глупите, – отмахнулся он. – Вы – писательница, а не прачка.

– А почему я не могу быть и той, и другой? Я многофункциональная. Обещаю, это не войдет у меня в привычку, но, похоже, вам нужна помощь. Сейчас я тороплюсь на встречу. По дороге домой я заберу все белье из машин, а остальное постираю у себя.

У него на лице отразилась такая благодарность, что я прониклась к нему невероятной симпатией. Но с моей стороны это не чистый альтруизм. У меня есть тайный мотив оказать ему такую услугу. Мне надо снова оказаться у него на хорошем счету: вдруг он все-таки решит обвинить меня в препятствовании правосудию.

– Стиркой занималась моя жена. Почему-то я всегда находил это сушим кошмаром.

По словам Мэри Мехты, его жена умерла пять лет назад. Мог бы уже овладеть искусством стирки.

– Это Сэди? – невинно спросила я.

– Откуда вы знаете?

– Вы разговаривали с ней, когда я заходила к вам кабинет.

Он очень смутился:

– Вы, наверное, думаете, что я рехнулся.

– Вовсе нет. Я сама иногда так делаю. Это утешает, особенно если человека нет рядом. Мне очень жаль, – прибавила я в надежде, что не переступаю границ.

– Правда? Вы тоже кого-то потеряли? А с кем вы разговариваете?

Рассказывать, как я вслух ругаюсь на маму, когда она во Франции и не слышит – не совсем в тему, поэтому я пробормотала что-то о собаке, которая была у меня в детстве, и сказала, что мне пора бежать.

– Вам точно несложно? – спросил он, когда мы вышли из прачечной. – У вас и так дел невпроворот со всеми вашими гостями.

– О, ничего страшного. Позвоните мне по дороге домой. – Мы расстались у его машины. Минут через пять, когда я бродила по рынку, до меня наконец-то дошли его слова. Откуда он знает, что у меня гости? Он следит за домом. Точно. А если он следит за домом, значит, видел Базза вчера вечером.

Я остановилась у прилавка Криса, поздоровалась и поблагодарила за овощи. Не упомянув, правда, что сама не съела ни кусочка.

– Не стоило утруждаться, Крис. Это было очень любезно с твоей стороны.

На его щеках появился нехарактерный румянец, и он смущенно почесал затылок:

– Пустяки, честно. Я могу доставлять тебе овощи, когда ты захочешь. Я сделаю это с удовольствием.

– Нет, нет, мне нравится гулять по рынку. Мне нужна физическая нагрузка.

– Зачем? У тебя лучшее тело на рынке.

Это было настолько смехотворное отступление от истины, что я не знала, как ответить. Похоже, Крис снова стал самим собой – дерзким и нахальным.

– Правда, мне нравится сюда приходить.

– Тогда, может, я все равно заскочу – сдеру с тебя чашечку чая или кофе, когда буду доставлять овощи клиентам.

Я выдавила улыбку. Только этого мне и не хватало – Криса, звонящего в дверь, когда я пытаюсь хоть немного поработать. Это и так будет непросто, особенно теперь, когда в моем доме поселились сразу Томми, мама и Анжела.

– Ты ведь один из свидетелей, видевших человека в моем переулке в канун Нового года?

– Откуда ты знаешь?

– Мне сказал детектив, расследующий это дело.

– Ты с ним на короткой ноге? – Он насторожился.

– Ну, мы с ним беседуем. Я пытаюсь выяснить, что произошло.

Он кивнул:

– Они считают, что это убийство? Поджог?

– Считают. А почему мужчина в переулке привлек твое внимание? Он вел себя подозрительно?

– Ну да. У него было что-то с ногами. Вроде как хромал. – Крис вышел из-за прилавка и заковылял по дороге, прихрамывая. Так ходят люди, которые берегут одну ногу.

– Это всего лишь значит, что у него болит нога, а не то что он подозрительный. Ты рассказал об этом инспектору Остину? – Интересно, почему Макс об этом не упомянул?

– Кажется, да. Но этот малый был симпатичным. Если честно, я следил за типами, входящими и выходящими из твоего дома из-за того мужчины. Помнишь, я видел, как он выходил от тебя до Рождества?

– Ты шпионишь за мной, Крис? – рассмеялась я, стараясь не придавать этому значения.

– А если и так? – Он ухмыльнулся. – Я присматриваю за тобой с самого детства.

Он всегда был таким нахальным? Наверное. У меня возникло неприятное ощущение. Можно подумать, Крис решил, что, если он видел, как из моего дома выходит Базз, значит, со мной можно фамильярничать. Словно мы перешли определенную грань. Теперь он влез в мою личную жизнь. Я задумалась, как потактичнее это пресечь, и вдруг кто-то тронул меня за плечо.

Сельма была в темных очках. Я нервно и машинально поцеловала ее в щеку. Может, мы еще не настолько хорошо знакомы для поцелуев? Она вздрогнула – плохой признак.

– Это Крис, – представила я. – Крис, это Сельма Уокер.

– О, я знаю, – сказал он. – Из «Братства», верно? Моя двоюродная сестра очень его любит. – Он протянул через прилавок бумажный пакет. – Не подпишете для нее?

Сельма тупо на него смотрела, словно не слышала ни слова из того, что он сказал.

– Сельма. – Я взяла пакет и протянула ей. – Не могли бы вы подписать его для кузины Криса?

– Кузины Криса? – повторила она.

– Ее зовут Моника, – сказал Крис.

Сельма достала авторучку.

– Как ее зовут? – спросила она Криса и взглянула на меня.

– Моника, – повторила я, отчетливо произнося каждый слог. Может, это и грубо, но с левым ухом Сельмы что-то не так. Я стояла справа от нее. Меня она слышала, а Криса, стоящего за прилавком слева, – нет. Она небрежно написала свое имя на пакете и бросила его на прилавок. Она ужасно нервничала.

– Заканчивайте с покупками, а я пойду в кафе. Увидимся там.

Когда она ушла, Крис хлопнул себя по лбу:

– Вспомнил! Тот парень, который выходил из твоего дома до Рождества, это он. Это ее парень. Я доставляю им овощи на дом. Обычно их забирает домработница, но когда ее нет, открывает дверь он. Сельму Уокер я вижу очень редко. Кто бы мог подумать? – Он кивнул вслед Сельме. – Плохи у нее дела. Таких много.

– Каких?

– Ее избили.

– Откуда ты знаешь? – опешила я. Я не видела синяков.

– Ну, темные очки в такую рань всегда наводят на определенные мысли. Солнца-то ведь нет. Может, похмелье, правда. Спорю на пучок петрушки, что, когда она снимет очки, ты увидишь огромный фингал. Но больше всего ее выдает глухота.

Я не знала, что и думать.

– Кто-то дал ей затрещину, повредил ухо. Бедняжка. Скорее всего, у нее звенит в голове, и она вообще ничего не слышит.

– Знаешь, мужчина, которого ты видел у нее дома, – ее муж. – Я сказала это главным образом для того, чтобы увидеть его реакцию. – Говорят, раньше он встречался с Астрид Маккензи.

– Иди ты! – воскликнул Крис.

– Но ты не видел его у моего дома тридцать первого декабря?

Крис долго и пристально смотрел на меня.

– Не-а, – наконец протянул он. – Кажется, не видел.

Я поспешно с ним расплатилась и помчалась в кафе. Сельма сидела в дальнем углу и держала в руках чашку с горячим шоколадом. Очки она так и не сняла.

– Спасибо, что пришли, – сказала она. – Я прилетела из Манчестера вчера вечером, последним рейсом. Итак, что вы хотите? Закажите сытный завтрак. Давайте же, яйца и бекон, гренки, может, круассан? А вот еще одна пленка. – Она выудила из кармана кассету и отдала мне. Я не знала, что делать. Она просто штамповала их, а я даже не начала книгу. И когда она только находит время?

– Кофе, – заказала я официантке. – Спасибо. Я прослушала те две кассеты. Я потрясена.

– И не знаете, что мне сказать, верно? – Она похлопала меня по руке. – Все нормально. Это поражает всех. Правда, я никому об этом не говорила. Знает моя гримерша. Ей приходится замазывать синяки, хотя Базз старается не слишком портить лицо. Я уже говорила вам, что мне стыдно. Теперь вы знаете, почему. Насилие в семье. В современном обществе это уже не запретная тема, как раньше, и в газетах много пишут, но когда такое происходит с вами – другое дело.

– Просто я никогда с этим не сталкивалась, – промямлила я.

– Разумеется, не сталкивались. Вы и многие другие, но, по крайней мере, вы откровенны.

Пока я что-то лепетала в ответ, она на секунду приподняла очки. Но этого оказалось достаточно. Крис был прав. Вокруг ее левого глаза появился серовато-сине-желтый круг. Глаз совсем заплыла.

– Вы получили вторую кассету? – тревожно спросила она.

Я кивнула. Я не могла рассказать ей о визите Базза и о том, как мне чудом удалось схватить сверток прежде, чем он его увидел.

– Теперь вы понимаете, почему Базз не хочет, чтобы я писала книгу. Разговаривая с вашим агентом тем вечером в «Айви», я понятия не имела, что он подслушивает. Когда Женевьева сказала мне, что он позвонил и пригласил вас на собеседование, я решила, что всему конец. Он, как обычно, возьмет все в свои руки. Некоторое время он будет носиться с проектом – просто ради видимости, – а потом найдет способ его аннулировать. Вот почему я должна была встретиться с вами лично. Хотела узнать, надежный ли вы человек, могу ли я доверять вам. И поможете ли вы этой книге увидеть свет, невзирая ни на что.

– Слава богу, ею заинтересовалась Женевьева, – ответила я. – На самом деле у него нет предлога, чтобы убедить вас отказаться. Слишком многие уже знают об этой книге.

Но ее следующие слова заставили меня похолодеть.

– Возможно, он постарается подружиться с вами, – произнесла Сельма. – Он захочет знать, что я напишу в книге.

Разумеется, она понятия не имела, что это уже произошло. Я была всего лишь глупой, покорной пешкой в его руках. Он соблазнил меня. Я стала его рабыней. Будь у него больше времени на мою обработку, кто знает, что я могла ему рассказать. Но, конечно же, убеждала я себя, конечно же, узнав, что он творит с Седьмой, я бы замолчала и впредь держала язык за зубами.

– Если он спросит вас, что на этих пленках, – Сельма схватила меня за руку, – скажите, что я начала с детства. Так я ему сказала. Он все время просит послушать пленки. Я отказываю, и он меня бьет. Он точно знает, когда застать меня врасплох, и я получаю затрещину до того, как успеваю убежать. Однажды он сломал мне скулу. За последние два года, – она обнажила зубы в жуткой улыбке, – он выбил их все. Это искусственные. Бог знает, что думает мой стоматолог.

– Я познакомилась с вами совсем недавно, – нерешительно заметила я. – Я не имею права говорить вам, что делать. Но ваши друзья наверняка советовали вам его бросить?

– Вообще-то здесь у меня нет друзей. – Печаль в ее голосе потрясла меня. – Я общаюсь только с ним. Да и встречаемся мы только с его знакомыми. Дома, в Штатах, у меня есть друзья, но мне слишком стыдно рассказывать им об этом. Я хочу, чтобы они думали, будто у меня все прекрасно. То есть в некотором смысле так оно и есть. Здесь я звезда, а там – всего лишь актриска дневных мыльных опер. Конечно, я понимаю, это все благодаря моей героине, Салли Макивэн. Это ею восхищаются зрители. Но я все равно могу вернуться в Америку и сказать, что я – любимица публики.

– Стыдно? – Я не понимала ее. – Почему вам стыдно? Это он должен быть сам себе противен. Бьет вас ни за что.

– Он всегда заводится на пустом месте. То есть это для нас с вами пустое место, а для него почему-то неимоверное оскорбление. Ли, я позвонила вам потому, что мне становится страшно.

– Вам становится страшно, – повторила я. – Вас избивает муж, из-за него вы оглохли, почти ослепли на один глаз, и вам только становится страшно. – Я старалась не слишком язвить, но это было трудно.

– Я не жду, что вы сразу меня поймете. Но как только вы приступите к книге, вам придется это сделать. Единственное, что вам надо принять, – я люблю Базза. У нас есть определенный цикл. Что-то овладевает им, он вымешает гнев на мне, но, ударив, всегда искренне раскаивается. И это лучшие моменты в наших отношениях. Он так добр со мной после. Это восхитительно.

– Вы хотите сказать, что для того чтобы ваш муж дарил вам любовь и нежность, он должен сначала вас избить? В жизни не слышала подобной дикости.

Она посмотрела на меня с такой грустью, что мне стало ужасно стыдно. Я не придумала ничего лучше, как перегнуться через стол и сжать ее руку.

– Спасибо вам, – сказала она. – Я ценю это. Разумеется, вам это кажется безумием. Это и есть безумие. Я никогда не знаю, что вызовет очередной приступ жестокости. Когда я вернулась домой после Рождества, он сбил меня с ног, едва я вошла в дверь. «Почему ты уехала и оставила меня одного?» – кричал он. А ведь мы обсуждали это до моего отъезда, и он сказал, что не возражает, если я съезжу в Штаты на Рождество. Он бросил меня валяться в холле на полу и пошел варить себе кофе. С кухни он крикнул, не хочу ли я тоже, а когда я, шатаясь, пришла в кухню за чашкой, сбил меня с ног второй раз.

– И вы не звали на помощь? Разве дома никого не было? А как же ваша гостья? Она уехала? И Бьянки не было?

– Какая гостья? – нахмурилась Сельма.

– Я столкнулась с Бьянкой на улице, и она сообщила, что у вас остановилась молодая леди. Еще Бьянка сказала, что эта леди устроила беспорядок, и ей надо убрать дом до вашего возвращения.

– Ну, видимо, она убрала очень хорошо. От нее и следа не осталось.

– Но вы не знаете, что это за женщина?

– Ли, я не хочу знать. – Она снова надела очки и отвернулась. – Как вы не понимаете. Именно поэтому я и должна написать книгу. Я люблю Базза так сильно, что спускаю ему с рук все. У меня не хватает силы воли бросить его, но когда книгу издадут, все узнают, и больше ему не удастся выйти сухим из воды.

Я не слушала ее. Я старалась переварить ее слова. Пока Сельма была в отъезде, у Базза в доме жила другая женщина. Он ей изменял, но она, казалось, безропотно это принимала. А я – нет.

Как я могла быть такой дурой? Как я могла лечь в постель с женатым мужчиной, к тому же садистом и бабником?

– Только на этот раз никакой ласки не было. С тех пор как я вернулась, он бьет меня каждый день. Он не на шутку взбешен, и я не знаю, почему. Знаете, что он делает? Он швыряет меня на пол и избивает ногами. Он – нападающий, а я – футбольный мяч. Когда ради рекламы меня уговорили сходить на игру «Челси», я кричала каждый раз, когда кто-то ударял по мячу. Это его любимое: свалить меня на пол в кухне и пинать ногами – туда, где не видно.

– А как же Бьянка? Она должна знать. Она что-нибудь делает?

– Конечно, она знает, но что она может поделать?