Текст книги "Сражения выигранные и проигранные. Новый взгляд на крупные военные кампании Второй мировой войны"

Автор книги: Хэнсон Болдуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Однако 38–дневное завоевание иссушенного острова с изрезанными берегами, который был сценой боевых действий с первых дней человеческой истории, открыло военную главу, которая не имела логического завершения.

Сицилия стала стратегическим компромиссом, зародившимся в разногласиях, ребенком, родившимся от сложного союза конфликтующих концепций, не имеющих ясной цели. Кампания велась потому, что «надо было что – то делать».

Для англичан морской путь через Средиземное море в Суэцкий канал был жизненно важным маршрутом. Нефть Ближнего Востока, суровые маленькие гуркхи и индийские солдаты – товары войны и мира – перевозились в танкерах, океанских лайнерах и трампах с «Красной Тряпкой» на гафелях по самому короткому маршруту из Британии на Восток. Ключевая британская позиция в Египте и кампания в Северной Африке должны были подпитываться по воде через Средиземное море и Суэцкий канал. До Второй мировой войны контроль противника над Средиземноморьем рассматривали бы как страшную катастрофу. Англии пришлось бы осуществлять снабжение по очень длинному маршруту вокруг мыса Доброй Надежды, но только с огромными, почти невозможными затратами средств и времени.

В первые годы Второй мировой войны учитывалось важное значение средиземноморского маршрута, но одновременно с этим стало ясно, что Англия при необходимости может обойтись и без него, хотя с трудом. Благодаря Мальте с ее прочной обороной, с ее морской верфью, с ее аэродромами, специальные, хорошо защищенные британские конвои могли пересекать Средиземное море, хотя и не постоянно, с большими перерывами, и обычно ценой большой крови и грузов. И благодаря Мальте итальянские, а позже немецкие, морские пути в Северную Африку стали объектом нападения. Здесь создавались препятствия и возникали большие трудности для англичан. Тем не менее гордое хвастовство Муссолини насчет того, что Средиземное море было итальянским «Mare Nostrum», никогда не соответствовало действительности. Море стало слишком опасным для любых конвоев, кроме наиболее важных, для которых скорость перехода по морю играла первоочередную роль.

Для большинства грузовых судов и всех танкеров и транспортных кораблей с солдатами обязательным был маршрут вокруг мыса Доброй Надежды. Британия могла жить, но с трудом.

Нигде жизненно важные маршруты англичан не подвергались такой угрозе, как в Сицилийском проливе, где Средиземное море сужается до 90–мильного прохода между мысом Бон в Тунисе и островом Сицилия, изобилующим хорошими бухтами и аэродромами. От северной оконечности итальянской Сардинии на западе мимо итальянских крепостных островов Пантеллерия, Линоза и Лампедуза в проливе до Мальты на востоке английские корабли должны были проходить 300 миль опасного моря.

Поэтому уже в начале войны Сицилия должна была стать частью английского плана, задолго до того как здесь открылись возможности коммуникации между отдаленными частями Британской империи.

Уже 16 октября 1941 года – еще до битвы за Москву и до Пёрл – Харбора – премьер – министр Уинстон Черчилль ухватился за один из многих возможных планов, рассматриваемых в имперском генеральном штабе, окрестил его «Уипкорд» (хлыст) и распорядился разработать его более детально, вынудив группу планирования британской армии «корпеть над ним десять дней и ночей». Премьер – министр, по словам генерал – майора сэра Джона Кеннеди, начальника оперативного отдела военного имперского генерального штаба, «рассматривал Сицилию как уже фактически завоеванную» [1].

Хотя ожидания господина Черчилля были преждевременными – планы должны были подождать еще почти два года, – завоевание Сицилии всегда входило в стратегические понятия Черчилля.

С самого начала Черчилль рассчитывал полный разгром Германии, мысля категориями наполеоновской эпохи. Применение превосходящей морской силы Британии позволило бы осуществлять периферийные операции на морях Европы в определенных точках, где мощь Германии была бы ограничена и сдавлена местностью и где ограниченные наземные силы англичан можно было бы использовать лучшим образом. Кровавая баня Западного фронта в Первой мировой войне и близкая к успеху, но несчастливая Галлипольская кампания – величественная по планам, но плохая по исполнению – повлияли на образ мыслей Черчилля.

Британская военная экспедиция в Грецию, битва за Крит и нападение Германии на Россию убедили Черчилля в большом значении Средиземного моря и угрозы нападения на Европу, где доминировала Германия, с юга. Эмпирическое желание вовлечь Турцию в войну на стороне союзников и открыть маршрут снабжения в Россию через Дарданеллы также занимало мысли Черчилля. Восточная область Средиземного моря – Родос, острова Эгейского моря, Балканы, Италия, Сицилия – стала стратегическими магнитами, которые вновь и вновь притягивали и удерживали внимание Черчилля, а тем самым и английских разработчиков его планов [2].

По мере расширения конфликта и после того, как призрак поражения Британии после битвы за Москву и вступления в войну Соединенных Штатов уже не маячил перед Черчиллем, его политические и стратегические цели становились все более значительными. Черчилль и его министры глядели в послевоенное будущее; беспокойство относительно целей коммунистической России и послевоенного положения Британии в Средиземноморье и Восточной Европе росло. Наступление с юга, со стороны Средиземного моря, могло бы спасти жизни союзников, нанесло бы удар по флангу немецкого наступления на Россию и дало бы возможность Западу противостоять амбициям Советской России на Балканах.

Черчилль не намеревался, как он когда – то выразился, председательствовать при ликвидации Британской империи; он также не намеревался дать возможность заменить одну форму тирании в Европе на другую.

Но его трагедия и трагедия мира заключалась в том, что у его страны, обескровленной Первой мировой войной и частично лишившейся всего, за исключением внешних доспехов могущества и внутренней стойкости, не хватало средств, чтобы сводить концы с концами.

Поэтому стратегия Великобритании на Средиземном море была стратегией отступления и поражения, почти полностью оборонительной, исключая морские сражения в Ливии, которые в некоторой степени играли на руку Германии до осени 1942 года, почти год спустя после Пёрл – Харбора.

Затем 8 ноября 1942 года войска США, вступившие в войну, пробились через шумный прибой Северо – Западной Африки.

«…Первые из более чем 1 000 000 американцев, которые должны были нести службу в районе Средиземного моря во время Второй мировой войны, – солдаты 2–го армейского корпуса в Тунисе, 7–й армии на Сицилии, 5–й армии в Италии. От Салерно до Альп была тщательно разработана организация театра боевых действий… Поток американской военной мощи, который должен был влиться в эту часть мира в последующие два с половиной года, состоял из 12–й, 9–й и 15–й армий военно – морских сил США, северо – западных американских морских сил, 8–го флота и значительной части американцев, входивших в состав штаба союзнических сил» [3].

Для генерал – майора Кеннеди и многих других британских разработчиков планов Северная Африка всегда в большей степени, чем Сицилия, была первой логической ступенькой в средиземноморской стратегии.

Ко времени англо – американской аркадийской конференции в Вашингтоне вскоре после Пёрл – Харбора, первой из многих конференций с участием США и Великобритании на высоком уровне, которые должны были определить схему действий во Второй мировой войне, Черчилль временно отложил в сторону свою сицилийскую мечту в пользу «освобождения» французской Северной Африки – Марокко, Алжира и Туниса, – к которой проявлял значительный интерес президент Франклин Делано Рузвельт.

По мере того как тянулись месяцы крови, пота и слез, события, а также разногласия среди союзников стали причиной того, что акцент в планировании стратегии союзников был перенесен на Северную Африку.

Для американских разработчиков военных планов, в частности для генерала Джорджа Кэтлетта Маршалла, начальника штаба сухопутных войск, пути к победе были ясны: сначала Германия, затем Япония; а лучший, безошибочный и самый быстрый путь к разгрому Германии – удар в ее сердце с Британских островов через Ла – Манш и Дуврский пролив по побережью Франции и южнее. Большинство американских разработчиков военных планов мало использовали или плохо понимали значение периферийной стратегии. В планах разгрома Германии основная роль отводилась сухопутной армии США; их военно – морские силы предназначались для действий в Тихом океане, а большинство лидеров сухопутной армии в те годы знали очень мало о стратегических преимуществах морских сражений. Для многих из них военно – морские силы были главным образом транспортной службой. Кроме того, Россия, в которую вторглась Германия, должна была продолжать сражаться; если бы Москва вышла из войны, победа над Германией стала бы почти невозможной.

По крайней мере, такими были концепции, преобладавшие в то время в американском стратегическом планировании в Европе. Соответственно американские разработчики планов настаивали на том, чтобы главные усилия США в 1942 году были сосредоточены на наращивании американской и британской сухопутной и воздушной мощи на Британских островах для подготовки к вторжению через Ла – Манш в 1943 году с предварительной атакой – операция «Следжхэммер» («Кувалда») – с целью захватить береговой плацдарм и ослабить давление на русских, которую предусматривалось осуществить в 1942 году.

Но англичане, которые никогда не проявляли рвения относительно прямого нападения через Ла – Манш, и меньше всего в 1942 или 1943 году, сделали все, чтобы погасить энтузиазм США.

Результатом такой политики стало нечто вроде военного застоя; за исключением бомбардировок, блокады и наращивания сил, союзники мало что сделали в Европе в 1942 году. Но Черчилль и Рузвельт настаивали на действиях: первый – все еще с упором на периферийную стратегию, второй, по внутренним политическим и психологическим причинам, – на использование американских сухопутных войск в «действиях против врага в 1942 году» [4].

Таким образом, летом 1942 года был принят план операции «Торч» («Факел») – вторжения в Северную Африку, а события лета и ранней осени только подчеркивали ее значение, поскольку Роммель и его Африканский корпус подошли к воротам Египта; под Сталинградом и на Кавказе русские были близки к поражению; Германию нужно было отвлечь.

Таким образом, первый шаг на пути выполнения стратегических замыслов Черчилля, направленных на выматывание и окружение противника, был, как говорится, вписан в официальную историю вооруженных сил «…нерешительным и где – то неохотным; подобно первому шагу ребенка, он [этот план] был скорее ответом на побуждение к действию, чем решением добиться какой – либо конкретной цели.

Ответственность за это начало лежала больше на гражданских, чем на профессиональных военных лидерах двух стран, <…> критические факторы <…> были в большей степени политическими, чем военными», – писал Роберт Шервуд [5].

Но в перспективе не было видно конца; не было решено, что следует делать после того, как будет завоевана Северная Африка.

Только в январе 1943 года под яркими небесами, «пальмовыми деревьями, зарослями бугенвиллеи и апельсиновыми рощами» [6] на конференции в Касабланке Сицилия стала открыто признанной целью из – за отсутствия какой – либо другой обоснованной цели союзнических сил. Довольно странная цель, которая не была нужна никому конкретно, кроме Черчилля [7].

Американские разработчики стратегических планов, особенно генерал Маршалл, выступали за то, чтобы сделать акцент на операции «Болеро – Раундап» – завоевании Западной Европы в 1943 году и на оказании давления на Японию в Тихом океане. Но у них не было единодушия во взглядах между собой или с Рузвельтом, который отдавал предпочтение оппортунистической и компромиссной стратегии – наращиванию сил как в Северной Африке, так и на Британских островах. Англичане проявили то единодушие, которое всегда отличало официальную британскую позицию при обсуждении с представителями других стран. Они все выступали за расширение участия в Средиземноморском регионе и против любой попытки наступления через Ла – Манш в 1943 году.

Черчилль назвал Северную Африку стратегическим «трамплином», а не «диваном». Фельдмаршал Алан Брук, начальник имперского генерального штаба, с самого начала твердо настаивал на том, что он считал правильной стратегией для победы: завоевание Северной Африки для того, чтобы вновь открыть выход в Средиземное море, восстановить морские перевозки миллионным тоннажем и отказаться от маршрута через мыс Доброй Надежды; затем разбить Италию, привлечь на свою сторону Турцию, создать угрозу югу Европы и затем освободить Францию. Этот план, конечно, зависел от продолжения сопротивления России, которая (к концу 1942 года) «отразила наступление на Москву, Ленинград и Сталинград и становилась сильнее и оснащеннее с каждым днем. Можно было быть уверенным, что она выстоит» [8].

Ключ к британской позиции спустя годы был определен в емкой фразе Артура Брайанта: «Стратегия Брука, как и всех величайших командующих Британии, зависела от соленой воды» [9].

Единодушный фронт британцев, отдельные намерения американцев и согласие между Черчиллем и Рузвельтом перевесили чашу весов в сторону Средиземного моря. Были дискуссии относительно альтернативных Сицилии вариантов – наступления в Сардинии и на Корсике, которые охранялись слабо, так как находились далеко к северу от итальянского полуострова, но адмирал Эрнест Кинг, начальник оперативного отдела военно – морских сил и главнокомандующий флотом США, охарактеризовал этот проект как «простое делание чего – то лишь для того, чтобы что – то делать» [10]. Мнение генерала Дуайта Эйзенхауэра, в то время командующего войсками союзников в Северной Африке, также склонялось в пользу Сицилии [11].

Поэтому было принято решение осуществить операцию «Хаски» – вторжение в Сицилию в июле 1943 года [12]. Цели ставились следующие: «1) сделать более безопасными морские коммуникации в Средиземном море; 2) ослабить давление немцев на советском фронте; и 3) усилить давление на Италию» [13].

Таким образом, Сицилийская операция была начата потому, что, по словам Морисона, «что – то нужно было делать на Европейском театре военных действий в 1943 году» и «она была сама по себе отнюдь не трамплином на пути к Италии или еще куда – либо» [14].

Никто не знал, что будет после этого; в Касабланке не было согласия относительно последующей стратегии или последующих целей.

Никакого согласия не было вплоть до завершения Тунисской кампании и разгрома германо – итальянских сил в Северной Африке в мае 1943 года, когда появилось некоторое не совсем очевидное сходство мнений. Тогда на тройственной конференции в Вашингтоне британцы, наконец, согласились с тем, что операцию с наступлением через Ла – Манш следует осуществить, но не в 1942–м, а в 1943 году, а американцы пошли на проведение дополнительных ограниченных операций в Средиземном море (после Сицилии) «с целью вывести Италию из войны… Но конкретного плана вывода Италии из войны не приняли… Генерал Эйзенхауэр должен был планировать эти операции, но окончательное решение оставалось за объединенным англо – американским комитетом начальников штабов» [15].

В мае 1943 года американцы все еще спрашивали: «Куда мы должны идти отсюда?» [16], а англичан постоянно раздражал этот вопрос.

Таким образом, Средиземноморская кампания союзников испытывала тяжелые родовые муки; почти до самого последнего момента никто даже не знал, родится ли ребенок или, если родится, достигнет ли стратегической зрелости.

Неудивительно, что несогласие и расхождения во взглядах усложнили и задержали фактическое осуществление оперативного плана завоевания острова.

Первоначальный план проведения операции «Хаски» был разработан в феврале и марте специальными силами–141 (названными так по номеру комнаты в штаб – квартире союзников в алжирском отеле «Сент – Джордж», где впервые собралась группа планирования). В это время еще полным ходом шла Тунисская кампания, и главнокомандующие, назначенные для проведения кампании по завоеванию Сицилии, еще командовали союзническими войсками в Северной Африке. План предусматривал полное использование превосходящих сил союзников на море и широкий разброс высадки английского и американского десанта на Сицилии в течение четырех – пяти дней. Порты и аэродромы считались первоочередными целями, а затем уже планировалось осуществлять последующие операции по очистке острова от противника. Англичане должны были высадиться в юго – восточной и восточной частях Сицилии от Катании (с охватом Гелы), американцы – в западной и вокруг Палермо.

Первоначальный план, как с основанием для этого замечает Морисон, в течение многих месяцев летал туда и обратно между Лондоном, Алжиром и Каиром (штабом вице – адмирала сэра Бертрама Х. Рэмзи, командующего британскими военно – морскими силами специального назначения на Востоке, которые должны были подпитываться главным образом из Египта). Были замечания, возражения и критика: дитя повредило глаз под присмотром семи нянек. Первоначальный план основывался на том, что главный пункт – Мессину, расположенную напротив носка итальянского сапога (через пролив), следует завоевывать с суши; что две хорошие гавани Сицилии понадобятся для поддержки завоевания острова и они также должны быть захвачены с суши, чтобы избежать ненужных потерь. Таким образом, первые высадки десанта должны осуществляться на берегу; аэродромы же следует быстро захватить в юго – восточной части острова, чтобы можно было достичь превосходства в воздухе.

Генерал сэр Бернард Л. Монтгомери (Монти), командующий 6–й британской армией, которая должна была в то время нанести смертельный удар немецкому Африканскому корпусу в Тунисе, нашел время 23 апреля осудить план во вполне определенных выражениях. Он чувствовал, что планируемое нападение имело слишком большой разброс, растягивалось по большой территории и не обеспечивало соответствующей поддержки быстрому захвату двух важных аэродромов.

Несмотря на возражения американских командующих и адмирала флота сэра Эндрю Б. Каннингхэма, главнокомандующего военно – морскими силами в Средиземном море, который верил в разумность первоначального плана, Монти смог изменить то, что было главным образом его концепцией осуществления вторжения.

2 мая Монти в Алжире «продал» пересмотренный первоначальный план вторжения на Сицилию генералу Уолтеру Беделлу Смиту в туалете отеля «Сент – Джордж», где Смит был «свален с ног» напористым англичанином. Айк также безропотно принял пересмотренный план. На совещании штаба Монти подробно раскрыл свои доводы: его вера в сконцентрированное, а не разбросанное наступление, необходимость использования двух дополнительных дивизий и осуществления быстрого захвата аэродромов на юго – востоке и порта и его страх перед «катастрофой» в случае проведения разбросанной атаки. «Я хорошо знаю, – сказал он, – что многие люди считают меня надоедливым человеком. Думаю, что, вероятно, это так и есть. Я прилагаю все силы, чтобы не быть надоедливым; но я видел так много ошибок, сделанных в этой войне, и так много катастроф, что я отчаянно пытаюсь сделать так, чтобы у нас их больше не было. Если мы столкнемся с катастрофой на Сицилии, она будет ужасной» [17].

Только 13 мая, примерно за два месяца до запланированного дня «Д» – начала операции – был окончательно принят пересмотренный план «Хаски». Всего за два месяца до крупнейшей атаки с воздуха и моря, какое никогда раньше не пытались проводить; до первой попытки союзников штурмовать крепостные валы европейской цитадели…

Генерал Дуайт Д. Эйзенхауэр, общительный, открытый и дружелюбный офицер, который также был верховным командующим союзническими силами в Северной Африке, продолжал осуществлять общее руководство планом «Хаски». Под его командованием были адмирал Каннингхэм, мудрый, сильный, многими любимый морской волк, верховный командующий военно – морскими силами; адмирал Рэмзи, командующий восточными (британскими) специальными силами; вице – адмирал Кент Хьюитт, командовавший всеми союзническими военно – воздушными силами на Средиземноморском театре военных действий и находившийся под началом Айка; генерал сэр Гарольд Р. Александер, который выполнял ту же роль в Тунисской кампании, что и заместитель Эйзенхауэра, командовал 15–й армейской группой, состоявшей из британской 8–й армии (командующий генерал Монтгомери) и американской 7–й армии (командующий генерал – лейтенант Джордж С. Паттон – младший). 7–я армия США должна была стягиваться из Бизерта и других североафриканских портов на запад, британская 8–я армия – с Мальты и из портов в восточной области Средиземного моря, включая Александрию и Порт – Саид.

Две армии должны были сконцентрировать атаку в смежных районах Юго – Восточной Сицилии с севера от Сиракуз до Ликаты, а на западе захватить более 100 миль побережья с целью немедленного вторжения на важнейшие аэродромы. Захват портов должен был произойти позже. Десантирование с моря предусматривало высадку почти восьми дивизий, что было беспрецедентной операцией на открытых берегах. Предполагалось провести крупнейшую и невиданную до этого времени воздушную операцию: одновременное десантирование на парашютах американского военно – воздушного полка и доставка планерами одного британского полка в ночное время до осуществления высадки с моря, а также дополнительная высадка парашютистов несколько позднее.

Каждая армия должна была состоять из сил, эквивалентных корпусам, – 2–м корпусом 7–й армии США командовал генерал Омар Брэдли, спокойный, общительный офицер. Американские силы включали в себя 1–ю, 9–ю и 45–ю пехотные дивизии и 2–ю бронетанковую и 82–ю воздушную дивизии, три батальона рейнджеров и другие подразделения.

Знаковое представительство Свободных французов, имевшее значительное психологическое, но малое военное значение, обеспечивали около 900 знаменитых «гумов» 4–го марокканского табора (батальона), которых предполагалось задействовать вместе с американцами. Около 900 берберских «гумов», любивших холодную сталь и имевших репутацию жестоких людей, жаждущих крови, воюющих по ночам и перерезающих горло, сражались на Сицилии под командованием французских офицеров и сержантов. В качестве транспорта использовали 117 лошадей и 126 мулов.

Британские силы включали в себя 1–ю канадскую дивизию, впервые принимавшую участие в боевых действиях [18] и 5–ю, 50–ю, 51–ю и 78–ю пехотные дивизии, а также полк парашютистов, планерную бригаду и другие подразделения. В общей сложности насчитывалось почти полмиллиона солдат (160 000 в начале наступления), 14 000 автомашин, 600 танков, 1 800 пушек, которые перевозились на 2 600 кораблях, также оказывавших им поддержку.

Сицилийское наступление должно было стать – хотя тогда об этом никто не мог знать – «крупнейшим и самым разбросанным наступлением во Второй мировой войне» [19].

Сицилию, ее 10 000 квадратных миль территории, равной штату Вермонт, испещренную и изрезанную горами и оврагами, с разрушенными городами и селениями, защищала 6–я итальянская армия под командованием 66–летнего генерала Альфредо Гуззони, который в начале войны возглавлял итальянское вторжение в Албанию. Штаб генерала Гуззони находился в Энне, в центре острова. Под командованием Гуззони было два корпусных штаба: 13–го (западного) под командованием генерала Марио Аризио и 16–го (восточного) под командованием генерала Карло Росси.

Первая и самая слабая часть обороны стран «Оси» – 485–мильная береговая полоса Сицилии, включавшая пляжи и главные порты, – была доверена шести итальянским дивизиям береговой обороны (одна из которых существовала лишь на бумаге) и специально созданным «морским укрепленным позициям». Береговые дивизии состояли главным образом из итальянских резервистов, недоукомплектованных, недообученных, немолодых, не имеющих достаточно современного военного снаряжения, фактически немобильных, с небольшим числом пушек, и те – малого калибра, и с подавленным моральным духом. Они не представляли собой угрозы для планов союзников. И это действительно так, поскольку Муссолини часто принимал тень силы за ее сущность. Они доставляли проблемы скорее оборонявшимся, чем нападавшим. «Морские укрепленные позиции», каждая из которых находилась под морским командованием, включали в себя пушки береговой обороны более крупного калибра и зенитные батареи. Боевые качества их солдат были, очевидно, несколько выше, чем у скучающих по дому резервистов береговой дивизии, но они оказались немобильными, так как привязывались к определенным портам. Ядро сил стран «Оси» состояло из четырех итальянских полевых и двух немецких дивизий.

Дивизии Ассиетты (26–я) и Аосты (28–я), приписанные к 12–му корпусу, насчитывали примерно по 11 000 солдат, имеющих слабую поддержку со стороны артиллерии, которая двигалась главным образом на конной тяге. Их поддерживал на позициях в западной части острова, примерно от Шакки до Палермо, независимый полк берсальеров – картинных солдат с «перьями на шляпах» – и большая часть немецкой 15–й танковой гренадерской дивизии.

На востоке – входящая в 16–й корпус легкая дивизия Ливорно (4–я) (около двух третей моторизованная, с несколькими легкими танками), неапольская (54–я) пехотная дивизия, часть 15–й танковой гренадерской дивизии, боевая группировка немецкой бригады, носившая название «Специальная группа Шмальц», и танковая дивизия «Герман Геринг» примерно со 100 танками – были дислоцированы от Калтанисетты через юго – восточный угол острова до Катании.

Эти примерно 30 000 солдат должны были быть усилены в июле и августе – во время сражения – двумя полными дивизиями или их крупными частями (29–я танковая и 1–я парашютная), которые почти вдвое увеличили первоначальные силы немцев. (Вероятно, от 70 000 до 75 000 немецких солдат участвовали в то или иное время в Сицилийском сражении, но общее их число в одно время никогда не превышало 60 000).

В общей сложности от 250 000 до 300 000 солдат, треть которых была мобильна (после модернизации), а восьмую часть составляли немцы, выглядели на бумаге внушительной силой, но итальянцев уже охватило гниение поражения и нелюбви к войне, которой большинство из них не хотели [20].

На море и в воздухе силы союзников имели огромное преимущество – как качественное, так и количественное [21].

Немецкие военно – воздушные силы оказались сильно разбросанными по широкому русскому фронту, а также на западе, где бомбардировщики сил союзников наносили удары в сердце Германии, и по всем береговым и островным позициям в нижней части Европы.

По разным подсчетам, от 1 000 до 1 600 самолетов стран «Оси» было разбросано от Южной Франции, Корсики и Сардинии до Италии и Сицилии, в то время как союзники задействовали 3 700—4 000 самолетов, из которых были сформированы северо – африканские стратегические и тактические военно – воздушные силы. На самой Сицилии было не меньше дюжины основных аэродромов и семь вспомогательных. В день «Д», 10 июля, на Сицилии насчитывалось в общей сложности 220 итальянских самолетов всех типов, из которых лишь 79 были готовы к ведению боевых действий. Бомбардировщиков и штурмовиков перебросили на материк в июне; на сицилийских аэродромах остались только истребители [22].

Военно – морские силы союзников превосходили морскую силу стран «Оси», хотя итальянские военно – морские силы все еще представляли собой действующий флот, несмотря на поражения и потери. На самой Сицилии не было военно – морских судов, за исключением патрульных и внутренних в гавани и очень небольшого числа торпедных катеров. Итальянские тяжелые корабли, которые базировались в портах материковой части Италии, все еще представляли собой внушительную силу, но только на бумаге. Среди них было 6 линкоров, 2 из которых новые, 7 крейсеров, 48 подводных лодок, а также около 75 эсминцев поддержки, торпедные катера и корабли сопровождения. Но все они были «обречены на уничтожение», как сказал Морисон, из – за «отсутствия радара, постоянной нехватки топлива (что держало корабли в портах большую часть времени) и воздушной поддержки флота» [23]. Итальянские военно – воздушные силы обеспечивали лишь в малой степени (или вообще не обеспечивали) прикрытие флота при выходе в открытое море, а война задолго до этого показала, что в понятие современной морской мощи входит и морская авиация. Что было еще хуже, к июлю 1943 года у итальянских кораблей не было безопасной базы; их атаковали, бомбили и подбивали даже в порту бомбардировщики сил союзников.

А наступающей армаде союзников оказывали поддержку и защиту, вблизи и вдалеке, 6 британских линкоров, 2 авианосца, 10 британских крейсеров, 4 противовоздушных корабля и 3 монитора, а также 5 американских крейсеров, 71 британский эсминец, 48 американских эсминцев, голландские, греческие, польские, бельгийские и норвежские легкие суда, суда сопровождения и вспомогательные.

Итак, преимущество оказалось уже достигнуто, когда конвои союзнических сил отправились в море; по подсчетам самого Эйзенхауэра, на Сицилийскую кампанию должно было уйти около двух недель.

Но две недели растянулись на 38 дней. И винить за это следует изменение плана союзников, разногласия между ними, неопытность американцев, осторожного Монтгомери и превосходные действия немцев.

Тень прошлого

То, что произошло ранее в Северной Африке, в некоторой степени определило происходящие события на Сицилии.

Несмотря на победу, Северная Африка стала для союзников кампанией с утратой иллюзий на земле, не знакомой с опытом прошлого. В этой странно меланхоличной и красивой обстановке, на угнетенной и сухой земле, в холодной стране с жарким солнцем – от молочно – белых соляных болот Чотт – Дьерид до зыбучих песков пустыни, – в суровых горах и в глубоко выбитых руслах рек среди остатков древней и давно ушедшей славы американская армия впервые получила проверку огнем во Второй мировой войне, а англичане и французы вздохнули от поражения и подавленности, перейдя к дорогой и в некоторой степени безрезультатной победе – не на своем континенте и не той, которая не стала даже концом начала [24].

Для союзников долгая дорога назад еще была впереди, но Северная Африка очертила ее маршрут.

Для англичан Северная Африка, и особенно победа при Эль – Аламейне, которая вынудила фельдмаршала Роммеля и его африканский корпус окончательно отступить, стала моральным тонизирующим средством огромного значения. Не важно, что в стратегическом плане она не была решающим сражением; не важно, что союзнические военно – морские и воздушные силы преграждали маршруты морского снабжения сил Роммеля и что американские и английские силы высаживались в Марокко и в Алжире в его тылу – в конечном счете это было сражение, которое англичане не могли проиграть, поскольку Роммель, независимо от того, что произошло при Эль – Аламейне, должен был отступить. Тем не менее победа 8–й армии при Эль – Аламейне стала стимулом для жаждавшей победы нации и восстановила веру в армию, а также создала в лице Монти генерала – легенду. Роммель приносил 8–й армии несчастья; до Монти и Эль – Аламейна она пребывала в пораженческом настроении. Северная Африка создала в этом ядре британской силы вокруг Монтгомери опытную, крепкую и теперь уже надежную армию, готовую к грядущим испытаниям.