Текст книги "Мозг Кеннеди"

Автор книги: Хеннинг Манкелль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Часть 2
Факельщик

Лучше зажечь свечу, чем проклинать тьму.

Конфуций

9

Консьержка, госпожа Роиг, жила на первом этаже слева от лестничной клетки. С треском зажегся свет.

Они решили сказать правду. Хенрик умер, они – его родители. Арон нажал кнопку звонка. Луиза представляла себе консьержку вроде той, что запомнилась ей с середины 1970-х, когда она полгода прожила в Париже. Крупная женщина со взбитой прической, во рту – испорченные зубы. В глубине комнаты – включенный телевизор и, возможно, голые мужские ноги, водруженные на стол.

Дверь открыла женщина лет двадцати пяти. Она заметила, что Арон просто обалдел от ее красоты. Он говорил на ломаном испанском. В молодости он полгода провел в Лас-Пальмасе, где прислуживал в барах.

Госпожу Роиг звали Бланкой, она приветливо кивнула, когда Арон объяснил, что он отец Хенрика, а женщина рядом с ним – его мать.

Бланка Роиг улыбалась, не догадываясь, что последует дальше. Луиза в отчаянии подумала, что Арон начал совсем не с того. Осознав допущенный промах, он умоляюще посмотрел на нее. Но Луиза отвела глаза.

– Хенрик умер, – сказал он. – Поэтому мы здесь. Чтобы побывать в его квартире, забрать оставшиеся от него вещи.

Похоже, до Бланки сначала не дошел смысл сказанного, словно испанский язык Арона вдруг стал совершенно непонятным.

– Хенрик умер, – повторил он.

Бланка побледнела, крепко скрестила руки на груди.

– Хенрик умер? Что случилось?

Арон опять бросил взгляд на Луизу.

– Автомобильная авария.

Луиза не желала, чтобы Хенрик погиб в автомобильной аварии.

– Он заболел, – сказала она по-английски. – Ты понимаешь английский?

Бланка кивнула.

– Он заболел и умер.

Отступив на шаг от двери, Бланка пригласила их войти. Квартирка у нее была совсем маленькая, две комнатушки, крохотная кухня, пластиковая занавеска отгораживала ванную. На стене Луиза, к своему удивлению, увидела два цветных постера с классическими эллинскими мотивами. Судя по всему, Бланка жила тут одна. Луиза не заметила никаких следов присутствия мужчины или детей. Она предложила им сесть. Луиза видела, что она потрясена. Был ли Хенрик для нее простым жильцом или чем-то большим? Они одного возраста.

В глазах у Бланки стояли слезы. Луиза подумала, что она похожа на Назрин, они вполне бы могли быть сестрами.

– Когда он был здесь в последний раз?

– В августе. Пришел поздно ночью, я уже спала, а он всегда двигался бесшумно. На следующий день он постучался ко мне. И передал мне цветочные семена. Он обычно так делал, когда куда-нибудь ездил.

– Сколько он здесь прожил?

– Неделю. Может, десять дней. Я его редко видела. Чем он занимался, не знаю. Но если чем-то и занимался, так только ночами. Днем он спал.

– Ты вообще не знаешь, чем он занимался?

– Он говорил, что пишет статьи для газет. Ему вечно не хватало времени.

Луиза и Арон переглянулись. «Поосторожнее сейчас, – мелькнуло в голове Луизы. – Не рвись вперед, как необъезженный конь».

– Когда работаешь для газеты, всегда не хватает времени. Ты не знаешь, о чем он писал?

– Обычно он говорил, что состоит в Движении сопротивления.

– Он употреблял именно эти слова?

– Я не очень-то понимала, что он имеет в виду. Но он говорил, что это как в Испании в гражданскую войну и что он на стороне тех, кто боролся бы с Франко. Но мы довольно редко говорили о его работе. В основном обсуждали практические вопросы. Я ему стирала. Убиралась. Он хорошо платил.

– Он не испытывал нужды в деньгах?

Бланка наморщила лоб.

– Кому, как не вам, это знать, если вы его родители.

Луиза поняла, что пора вмешаться.

– Он был в том возрасте, когда родителям рассказывают не все.

– Он о вас вообще не упоминал. Наверно, мне не следовало этого говорить?

– Мы с ним были близки. Он – наш единственный ребенок, – сказал Арон.

Луиза даже испугалась его способности так убедительно врать.

Неужели Хенрик унаследовал этот его талант? И был столь же убедителен, говоря неправду?

Бланка встала и вышла из комнаты. И только Луиза собралась что-то сказать, как Арон, помотав головой, губами изобразил слово «подожди». Бланка вернулась со связкой ключей.

– Он жил на верхнем этаже.

– А у кого он снимал квартиру?

– У отставного полковника, который живет в Мадриде. Собственно говоря, дом принадлежит его жене. Но полковник Мендес занимается всеми вопросами, связанными с домом.

– Тебе известно, как Хенрик нашел эту квартиру?

– Нет. Просто однажды он появился с контрактом. До него здесь жили два бесшабашных американских студента, которые большей частью включали музыку на полную громкость и водили к себе девушек. Они мне совсем не нравились. Когда появился Хенрик, все изменилось.

Бланка вывела их на лестничную площадку и открыла дверь лифта. Луиза остановилась.

– Кто-нибудь приходил сюда в последние недели, спрашивал про Хенрика?

– Нет.

Луиза насторожилась. Неизвестно почему. Ответ прозвучал слишком быстро, был явно заготовлен. Бланка Роиг ожидала этого вопроса. Кто-то здесь побывал, и она не хотела говорить кто. Войдя в тесную кабинку лифта, Луиза взглянула на Арона. Но тот, казалось, ничего не заметил. Лифт со скрипом поехал наверх.

– У Хенрика бывали гости?

– Никогда. Вернее, очень редко.

– Странно. Хенрик любил общаться с людьми.

– Значит, он встречался с ними где-то еще.

– Письма ему приходили? – спросил Арон.

Лифт остановился. Пока Бланка отпирала дверь, Луиза обратила внимание, что там целых три замка. И один, судя по всему, врезали совсем недавно. Бланка открыла дверь и посторонилась.

– Его почта лежит на кухонном столе, – сказала она. – Если я вам понадоблюсь, я внизу. До сих пор не могу осознать, что он мертв. Ваше горе, конечно, безмерно. Я никогда не осмелюсь завести детей, потому что страшно боюсь, что они умрут.

Она протянула Арону ключи. Луиза почувствовала легкое раздражение. В глазах других людей Арон всегда считается главным.

Бланка сбежала по лестнице. Они не решились зайти в квартиру, пока не услышали, как захлопнулась дверь на первом этаже. Откуда-то донеслась музыка. Свет на лестнице погас. Луиза вздрогнула.

Второй раз я вхожу в квартиру, где лежит мертвый Хенрик. Его здесь нет, он покоится в могиле. И все-таки он здесь.

Они вошли в прихожую, закрыли дверь. Маленькая, тесная квартирка, первоначально бывшая частью чердака. Чердачное окно, потолочные балки, скошенные стены. Одна комната, крохотная кухня, совмещенный санузел. Из прихожей просматривалась вся квартира.

Почта лежала на столе в кухне. Луиза пролистала ее – несколько рекламных листков, счет за электричество и предложение нового телефонного абонемента. Арон прошел в комнату. Луиза застала его стоящим посередине комнаты. Она увидела то, что увидел он. Голые стены, никаких безделушек. Кровать, застланная красным покрывалом, письменный стол, компьютер и полка с книгами и папками. Больше ничего.

Здесь – тайная обитель Хенрика. Никому из нас он не рассказывал об этой квартире. У Арона он научился устраивать тайные убежища.

Они молча обошли квартиру. Луиза отодвинула занавеску, закрывавшую закуток-гардеробную. Рубашки, брюки, куртка, корзина с нижним бельем, несколько пар туфель. Она взяла грубые башмаки, поднесла их к свету. На резиновой подошве виднелись следы краснозема. Арон сел за стол и выдвинул единственный ящик. Поставив башмаки на место, Луиза наклонилась над его плечом. На долю секунды испытала желание погладить его по голове. Ящик был пуст.

Луиза присела на скамеечку возле письменного стола.

– Бланка сказала неправду.

Арон с удивлением посмотрел на нее.

– Когда я спросила, не бывал ли здесь кто-нибудь, она ответила слишком быстро. Что-то тут не так.

– Зачем бы ей врать?

– Прежде ты говорил, что с уважением относишься к моей интуиции.

– Прежде я говорил много такого, чего бы не сказал сейчас. Я включу компьютер.

– Нет! Подожди! Ты представляешь себе Хенрика в этой квартире?

Арон развернул кресло и оглядел помещение.

– Вообще-то нет. Но я едва знал его. На этот вопрос лучше ответить тебе, а не мне.

– Он, несомненно, здесь жил. Пять лет держал тайную квартиру. Но я его здесь не представляю.

– То есть ты хочешь сказать, что здесь жил другой Хенрик?

Луиза кивнула.

Арон всегда с легкостью угадывал ее мысли. Когда-то, во времена их совместной жизни, они развлекались тем, что угадывали реакции друг друга. Пусть любовь и умерла, но игра, возможно, по-прежнему жива.

– Другой Хенрик, которого он хотел спрятать.

– Но почему?

– По-моему, на этот вопрос ты мог бы ответить лучше меня.

Арон нетерпеливо поморщился.

– Я был пьяницей, который сбегал от всего и всех, от ответственности за других и в первую очередь за самого себя. Не верю, что Хенрик мог быть таким же.

– Откуда подобная уверенность? Он твой сын.

– Ты бы ни за что не позволила ему быть в такой степени похожим на меня.

– Почему ты уверен, что прав?

– Я всю жизнь был уверен только в одном: что неуверенность и сомнения – неизменные спутники моей жизни.

Арон проверил подключение к сети и открыл крышку ноутбука. Он соединил кончики пальцев обеих рук, словно на нем были резиновые перчатки и он вот-вот начнет операцию. Посмотрел на Луизу:

– У меня есть письмо от Хенрика, которое я тебе не показывал. Он точно доверился мне, уверенный, что я больше ни с кем не поделюсь. Быть может, я ошибаюсь. Но то, что он мне поведал, было настолько важным, что я не захотел делиться этим ни с кем, даже с тобой.

– Ты никогда не желал ничем со мной делиться. Он пришел в раздражение.

– Я расскажу.

Письмо было одним из последних, полученных Ароном перед тем, как он порвал с единицами и нулями в твердой решимости оставить архивы в прошлом. Он только что съездил в Нью-Йорк, где получил тот самый огромный чек – вольную на всю оставшуюся жизнь, – и вернулся в Ньюфаундленд, чтобы собрать свои вещи, большинство из которых сжег (для него сжечь старый диван или кровать означало то же самое, что сжечь мосты), и тут пришло письмо от Хенрика с парижским почтовым штемпелем. Один из друзей Хенрика, молодой боснийский виолончелист – ни слова о том, как они познакомились, и без уточнения, мужчина это или женщина, – выиграл конкурс для молодых исполнителей, и ему предстояло играть с одним из самых больших оркестров Парижа. На какой-то из ранних репетиций Хенрику разрешили сесть среди оркестрантов, позади струнных инструментов, впереди духовых. Впечатление было ошеломляющим, громовое звучание пронзило его великой болью. Но Хенрик писал, что всегда может вернуться к этим мгновениям, чтобы набраться удивительной силы, исходящей от великой боли. Больше он этой темы не касался ни разу.

– Однажды, сидя в оркестре, наш сын узнал кое-что о боли, – сказал Арон. – Удивительный он был человек.

– Включи компьютер, – сказала Луиза. – Ищи дальше.

Она взяла с полки несколько папок и пошла на кухню. В висках стучало, словно она переняла ту боль, о которой рассказывал в письме Хенрик. Почему он ничего не говорил ей? Почему решил сообщить об оркестре Арону, своему отцу, практически не заботившемуся о нем?

Охваченная возмущением, она глядела на темные крыши. Она была вне себя. В разгар горя Хенрик причинил ей новую боль, которой она устыдилась.

Луиза отогнала от себя эти мысли.

Важнее было совсем не это. Все остальное. Бланка сказала неправду. Я нашла еще один черепок, который нужно соединить с остальными, чтобы получилась связная картина. Я не знаю, является ее вранье началом или концом некой истории. Она врала потому, что ее попросил Хенрик? Или этого потребовал кто-то другой?

Луиза начала просматривать папки. Каждая страница – новый фрагмент, вырванный из неизвестного целого. Хенрик жил двойной жизнью, о его квартире в Барселоне не знал никто. Откуда он брал деньги? Квартира в центре Барселоны стоит конечно же недешево. Я пройду по его дорогам, каждая страница – новый перекресток.

Вскоре она поняла: в бумагах нет ничего о Кеннеди и его мозге, ни фотокопий архивных материалов и статей, ни его собственных заметок. Зато Хенрик собрал материалы о крупнейших медицинских предприятиях мира. Основное место занимали критические статьи и заявления таких организаций, как «Врачи без границ» и «Ученые на службе мира бедных». Он делал пометки, кое-что подчеркивал. Обвел красным четырехугольником заголовок, гласивший, что сегодня ни один человек не умирает от малярии, и на полях поставил несколько восклицательных знаков. В другой папке хранились статьи и выдержки из книг, посвященных истории чумы.

Черепок за черепком. По-прежнему нет целого. Каким образом это связано с Кеннеди и его мозгом? И связано ли вообще?

Она слышала, как в комнате кашляет Арон. Время от времени он стучал по клавиатуре.

Так мы нередко проводили время, когда жили вместе. Он в одной комнате, я – в другой, но дверь всегда стояла нараспашку. Однажды он закрыл ее. Войдя в его комнату, я обнаружила, что он исчез.

Арон пришел на кухню попить воды. Он выглядел усталым. Она поинтересовалась, удалось ли ему что-то найти, но он покачал головой:

– Пока нет.

– Как думаешь, сколько он платил за эту квартиру? Она ведь явно недешевая.

– Надо спросить Бланку. Что ты обнаружила в папках?

– Он собрал множество материалов о болезнях. О малярии, чуме, СПИДе. Но ни слова о тебе, ни слова обо мне. Иногда он выделяет какие-то пассажи или предложения, даже отдельные слова, красными подчеркиваниями или восклицательными знаками.

– Тогда ищи среди подчеркиваний. А еще лучше – среди неподчеркнутого.

Арон вернулся к компьютеру. Луиза открыла миниатюрный холодильник. Практически пустой.

Время перевалило за полночь. Сидя за кухонным столом, Луиза медленно листала одну из последних папок. Снова газетные вырезки, в основном из английских и американских газет, и серия статей из «Ле Монд».

Мозг Кеннеди. Где-то существует связь между твоей одержимостью мозгом убитого президента и тем, что сейчас лежит передо мной. Я пытаюсь твоими глазами разглядеть ее, коснуться папок твоими руками. Что ты искал? Что убило тебя?

Она вздрогнула. Не заметила, как на кухне появился Арон. И тут же поняла: он кое-что нашел.

– Ну что?

Он сел напротив. Луиза видела: он сбит с толку, даже чуть ли не испуган. И тоже испугалась. Ведь одна из причин тому, что она когда-то в него влюбилась, заключалась в твердом ее убеждении, что он защитит ее от всех опасностей.

– Я нашел секретный файл внутри другого файла. Похоже на русскую матрешку.

Он замолчал. Луиза ждала продолжения. Но Арон не вымолвил ни слова. В конце концов она прошла в комнату и, усевшись за компьютер, принялась читать. Слов было мало. Что именно ожидала найти, она потом объяснить не могла. Что угодно, только не это.

Я тоже ношу в себе смерть. Это невыносимо. Не исключено, что я уйду из жизни еще до того, как мне исполнится 30. Сейчас нужно быть сильным и обратить это в источник силы. То, что случилось, должно стать оружием. Больше меня ничто не напугает. Даже то, что я ВИЧ-инфицирован.

Луиза чувствовала, как громко стучит сердце. В растерянности она подумала, что надо позвонить Артуру и все рассказать. Одновременно в мыслях возникла Назрин – знала ли она? Она тоже заражена? Он заразил ее? И потому не смог жить дальше?

Вопросы крутились в голове. Ей пришлось опереться о столешницу, чтобы не упасть. Издалека она услышала, как Арон встал и вошел в комнату.

Он подхватил ее, когда она уже падала.

10

Много часов спустя они, заперев квартиру, вышли на улицу – подышать свежим воздухом и позавтракать. Бланка спала, по крайней мере не подала никаких признаков жизни, когда они покинули дом.

Раннее утро приятно удивило их своим теплом.

– Если хочешь поспать, иди в гостиницу. Мне нужен воздух. Но я могу пойти одна.

– В это время суток в Барселоне? Притягательный магнит – вот что такое одинокая женщина на улице в Барселоне.

– Я привыкла справляться сама. Научилась давать от ворот поворот пристающим мужикам, у которых в одной руке член, а в другой – бумажник. Хотя его они не показывают.

Арон не сумел скрыть удивления.

– Никогда раньше не слышал от тебя подобных слов.

– Ты многого обо мне не знаешь, в том числе какие я выбираю слова.

– Если хочешь побыть в одиночестве, воспринимай меня как дополнительную тень. Как куртку, которую перебрасываешь за плечо, потому что не уверена, пойдет дождь или нет.

Они пошли вниз по одной из центральных улиц, которая привела их на площадь. Редкий транспорт, пустые рестораны. Мимо медленно проехала полицейская машина.

Луиза умирала от усталости. Арон молча шагал рядом, как всегда, скрывая свои мысли и чувства. Ее же мысли крутились вокруг страшной болезни Хенрика. Теперь он мертв и недоступен для постигшей его инфекции. Но вправду ли именно она стала причиной его смерти? У него не хватило сил вынести нежданную судьбу?

– Почему патологоанатомическая экспертиза не обнаружила болезнь в его крови? – вдруг спросил Арон. – Слишком ранняя стадия, он заразился недавно, и антитела еще не успели образоваться? Но почему же он был так уверен, что в нем сидит зараза?

Арон расплакался. Внезапно, без предупреждения. Рыдал взахлеб. Луиза вообще не помнила, чтобы он плакал, разве только когда напивался, становился сентиментальным и клялся ей в своей безграничной любви. Для нее слезы Арона невольно связывались с запахом алкоголя или похмельем. Но сейчас – ни того ни другого. Он лишь выплеснул наружу свое горе.

Они стояли на улице в Барселоне. Рассвело, Арон плакал. Когда он успокоился, они отыскали открытое кафе и позавтракали, а потом вернулись в квартиру.

Как только они открыли дверь, Арон скрылся в ванной. Появился оттуда с влажными волосами, потирая глаза.

– Извини, пожалуйста, за недостойное поведение.

– Как ты только можешь болтать такие гадости!

Арон не ответил. Лишь протестующе взмахнул руками.

Они продолжили поиски в компьютере Хенрика, Арон служил проводником, решительно прокладывая путь.

– Ункас, – произнесла Луиза. – Помнишь его?

– «Последний из могикан». Джеймс Фенимор Купер. Я в детстве оторваться не мог от этого романа. Мечтал стать последним из моего рода, рода Арона. Неужели и девочки читали эту книгу?

– Артур читал ее вслух. По-моему, у него и в мыслях не было, что она не подходит для девочек. Он читал мне только то, что сам хотел услышать. Кое-какие книжки про охотников я тоже освоила в семь-восемь лет. Но книгу про Ункаса я помню.

– А что тебе особенно врезалось в память?

– Когда одна из дочерей полковника Манро бросается со скалы, предпочтя смерть кровожадному индейцу. Именно такой я представляла себя, мужественной до конца. В своей жизни я сделала ставку на скалы.

В тот день в Барселоне Арон силой заставил себя проникнуть в жизнь Хенрика – под надзором Луизы. Он лихорадочно прорывался в разные комнаты, которые Хенрик пытался запереть. Одни двери срывались с петель, в других взламывали замки, но повсюду обнаруживались лишь новые вопросы и очень редко – ответы. Давно ли Хенрик болел? Когда он заразился? От кого? Знал ли, кто его заразил? В июле 2004 года он записал, что болен:

Зараза сидит во мне, я опасался этого, а теперь знаю точно. С помощью современных лекарств я смогу прожить лет десять, с лекарствами завтрашнего дня – наверняка еще дольше. Но так или иначе это смертный приговор. Освободиться от него будет труднее всего.

Ни слова о том, как это произошло, где, с кем, при каких обстоятельствах. Они возвращались назад, перелистывали фрагментарные и беспорядочные дневниковые записи, нашли заметки о его путешествиях, но ничего не прояснялось, что-то неизменно ускользало. Луиза попыталась поискать его старые авиабилеты, но не нашла ни одного.

Арон взломал файл, где Хенрик более или менее регулярно записывал свои доходы. И Арон, и Луиза отреагировали одинаково. В августе 1998 года Хенрик внес в реестр доходов значительную сумму – 100 000 долларов.

– Больше восьмисот тысяч шведских крон, – уточнил Арон. – Откуда, черт возьми, он их получил?

– Здесь не указано?

– Только номер его счета в испанском банке.

Арон продолжил поиски, и недоумение их росло. В декабре того же года внезапно, из ниоткуда, появляются 25 000 долларов. В один прекрасный день лежат на счету. Хенрик записывает сумму, не указывая отправителя. Плата за что? Арон вопросительно посмотрел на Луизу, но у нее не было ответа. Далее отмечены и другие переводы. Крупные суммы поступили на счет Хенрика весной 2000 года. По подсчетам Арона, в общей сложности Хенрик получил 250 000 долларов.

– Он имел доступ к большим деньгам. Основную их часть он истратил. Мы не знаем на что. Но он мог позволить себе снять несколько таких квартир. И путешествовать, сколько вздумается.

Луиза заметила, как Арон все глубже погружается в мир Хенрика. И видела, что в нем нарастает тревога.

Наверно, перед ним вырисовывается более четкая картина, чем передо мной. Слишком много денег, появившихся из ниоткуда.

Не прекращая поисков, Арон что-то бормотал о тупиках.

– Точно как здешний адрес. Тупик Христа.

– Хенрик часто повторял, что не верит в случайности.

– Имея в своем распоряжении такую кучу денег, он, разумеется, мог выбрать себе любой адрес.

Арон продолжал стучать по клавишам. И вдруг замер. Луиза сидела на корточках у книжной полки.

– Что там?

– Что-то открывается. Не знаю, что это. Экран замерцал словно бы густым снегопадом.

Потом изображение прояснилось. Оба, щека к щеке, склонились к экрану.

Проступил текст:

Факел в руке Диогена. Теперь я понимаю, что живу в эпоху, когда сокрытие правды возведено в ранг искусства и науки. Истины, которым раньше совершенно естественно дозволялось быть общедоступными, ныне держат в секрете. Без факела в руке найти человека почти невозможно. Холодные порывы ветра гасят пламя факела. Есть выбор – оставить его погасшим или зажечь вновь. И продолжать поиски человека.

– Что он имеет в виду? – спросил Арон.

– Диоген попросил Александра посторониться, потому что тот закрывал солнечный свет, – ответила Луиза. – Диоген ходил днем с огнем, с факелом, искал человека. Настоящего, цельного человека, моральное существо. Он издевался над жадностью и глупостью. Я слышала об охранных предприятиях и детективных агентствах, взявших его имя в качестве символа. Факельщики, ведущие борьбу с тьмой.

Они продолжили читать программное заявление Хенрика самому себе:

Из всех троллей, против которых борются бородатые козлы, трое пугают меня больше всего. Во-первых, «Винкельман и Харрисон», с их тайными генетическими исследованиями в огромном комплексе в Виргинии, расположенном, как ни странно, недалеко от штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли. Никому не известно, что, собственно, происходит там за серыми крепостными стенами, но английские сыщики, которые отслеживают нелегальные деньги, поступающие от торговли наркотиками и оружием, и даже прибыли от торговли секс-рабынями из Европы и Южной Америки, обнаружили каналы, ведущие в «Винкельман и Харрисон». Основной владелец – невзрачный человек по имени Ривертон, живущий, по слухам, на Каймановых островах, но точно никто не знает. Второй тролль – швейцарский концерн «Балко», якобы ведущий исследования в области новых антибиотиков, действенных против резистентных видов бактерий. Но за этим скрывается нечто другое. Ходят слухи о секретных лабораториях в Малави и Танзании, где испытываются лекарства против СПИДа, однако никто не знает, что происходит там на самом деле. И наконец, третий тролль даже имени не имеет. Но в Южной Африке есть ряд ученых, втайне занимающихся СПИДом. Говорят о странных смертях, о пропадающих неизвестно куда людях. Царит полная неизвестность, но, если факелы гаснут, их нужно снова зажечь.

Арон откинулся на спинку кресла.

– Сначала он говорит об одном факеле. Потом вдруг о нескольких. Что это значит? Группа людей, пытающихся проникнуть в секреты всех этих фармацевтических фирм?

– Это вполне в духе Хенрика. Хоть я и считала, что воспитала у него иммунитет против любых попыток тайно копаться в земле.

– Он никогда не хотел пойти по твоим стопам?

– Стать археологом? Никогда. Он даже в детстве ненавидел играть в песочницах.

Арон показал на светящийся экран.

– Судя по всему, он весьма прилично разбирался в компьютерах. Кроме того, пользовался не самыми новыми программами. Тоже удивительно. Почему, имея столь значительные средства, он не установил себе программное обеспечение последнего поколения? У меня есть только одно объяснение.

– Что он хотел потратить деньги на что-то другое?

– Каждый эре был для него важен. Да, на что-то другое. Только на что – вот вопрос.

Арон вскрыл еще одну шахту в недрах компьютера и выудил еще одну тайну Хенрика. Речь шла о серии статей, сканированных прямо в компьютер.

– Это сделано не здесь. Тут нет сканера. В стокгольмской квартире ты видела сканер?

– Нет.

– Ты знаешь, что такое сканер?

– Мы, конечно, не выкапываем их из земли как античные реликты. Но иной раз пользуемся ими.

Они прочитали эти статьи, две из английской «Гардиан», две из «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон пост». Речь шла о медицинском персонале, который за взятки выдал медицинские карты двух пациентов – один пожелал остаться неизвестным, а другой, Стив Николс, даже предоставил свою фотографию. Обоих заставили заплатить большие суммы из-за того, что они были ВИЧ-инфицированны.

Хенрик не оставил никаких комментариев. Статьи безмолвными колоннами высились в комнате, где Хенрика не было. Могли ли его огромные деньги быть результатом вымогательства? Мог ли он быть вымогателем? Луиза не сомневалась, что Арон задает себе те же вопросы. Мысль об этом была настолько отвратительна и невероятна, что Луиза отбросила ее. Арон молча водил пальцем по клавиатуре. Возможно ли, чтобы правда о том, чем занимался Хенрик, оказалась темным туннелем, который вел в еще более темную комнату?

Они не знали. И на этом закончили работу. Заперли квартиру и вышли из дома, так и не встретив Бланку. Прогулялись по городу, а когда вернулись в гостиницу, Арон спросил, нельзя ли ему переночевать в ее комнате.

– Я не выдержу одиночества.

– Захвати свои подушки, – ответила она. – И не буди меня, если я буду спать, когда ты придешь обратно.

Луиза проснулась через несколько часов, услышав, что Арон встал. На нем были брюки и больше ничего. Глядя на него полуприкрытыми глазами, она заметила шрам, пересекавший левую лопатку. Точно от ножевого ранения. В те далекие времена, когда она любила спать, уткнувшись головой ему в спину, никакого шрама не было. Когда он его заполучил? В какой-нибудь пьяной драке, в какие он упрямо, с презрением к смерти, охотно ввязывался, а частенько сам и затевал? Он натянул рубашку и присел на край ее кровати.

– Вижу, ты проснулась.

– Куда ты собрался?

– Никуда. На улицу. Выпить кофе. Не могу заснуть. Может, схожу в церковь.

– По-моему, ты никогда не ходил в церковь?

– Я до сих пор не поставил свечу в память Хенрика. А это лучше делать одному.

Взяв куртку, Арон кивнул ей и исчез за дверью.

Луиза встала, повесила на двери табличку с просьбой не беспокоить. Возвращаясь к кровати, остановилась у зеркала и принялась разглядывать свое лицо. «Какое лицо видит Арон? Я постоянно слышу, что мое лицо меняется. Мои коллеги, друзья, не стесняющиеся говорить то, что думают, утверждают, что я меняю лица каждое утро. У меня не два лица, как у Януса, у меня десять, пятнадцать масок, чередующихся друг с другом. Незримые руки надевают с рассветом мне на лицо какую-то маску, а я и не знаю, какое у меня будет выражение лица в этот день».

Обычно эти образы навещали ее в снах.

Луиза Кантор, археолог, склонившаяся над раскопками в классической эллинской театральной маске.

Она снова легла в постель, но заснуть так и не смогла. Гложущее чувство отчаяния не покидало ее. Она позвонила Артуру. Он не ответил. Лишь длинные гудки. По наитию она набрала номер Назрин. И тоже не получила ответа. Оставила сообщение на автоответчике, сказав, что позвонит еще, но ее саму застать трудно, поскольку она в дороге.

Луиза уже собралась выйти из номера, чтобы выпить кофе, когда обнаружила, что Арон оставил свои ключи на столе.

В период подозрений, когда я думала, что он мне изменяет, задолго до того, как наш брак распался, я тайно обыскивала его сумки и карманы. Перелистывала его ежедневники, старалась первой брать почту. В ту пору я бы взяла ключ и отперла его комнату.

Луиза устыдилась своих мыслей. В Австралии, в доме с красными попугаями, у нее ни разу не возникло ощущения, что у него есть другая женщина, кто-то, кого он скрывал. Даже если другая женщина и существовала, ее это не касалось. Любовь, какую она когда-то испытывала к Арону, из земли не выкопаешь и не отреставрируешь.

Выпив кофе, она отправилась на прогулку. «Может, позвонить в Грецию и поговорить с коллегами?» – спросила она себя. Но что она им скажет?

Остановившись посреди тротуара, она вдруг поняла, что вряд ли вернется в Грецию работать, разве что приедет на несколько дней, чтобы забрать свои вещи и запереть дом. Ее будущее – чистый лист бумаги. Луиза вернулась в гостиницу. Горничная убирала ее номер. Луиза ждала в холле. Красивая дама гладила свою собаку, какой-то господин, вооружившись лупой, читал газету. Наконец она прошла к себе. Ключ лежал на месте, Арон еще не пришел. Она представила его себе в церкви со свечой в руке.

Я ничего не знаю о его скорби, о его боли. Однажды он превратится в пробудившийся вулкан. Скопившаяся раскаленная лава вырвется наружу. Он погибнет как огнедышащий дракон.

Она опять позвонила Артуру. На сей раз он ответил. Ночью выпал снег. Артур любил снег, он придавал надежность его существованию, Луиза помнила это. Она рассказала, что вместе с Ароном находится в Барселоне, они нашли квартиру Хенрика. Но умолчала о том, что у сына был СПИД. Не знала, как воспримет это Артур. Разговор вышел коротким. Артур не слишком охотно говорил по телефону. Он всегда держал трубку подальше от уха, поэтому ей приходилось кричать.

Закончив разговор, она позвонила в Грецию. Ей повезло, трубку взял руководитель экспедиции, замещавший ее коллега из Уппсалы. Луиза поинтересовалась, как идут работы, и поняла, что осенние раскопки на этот год завершаются. Все шло по плану. Луиза решила, что необходимо четко разъяснить положение вещей. Она понятия не имеет, когда сможет вновь принять на себя руководство. Сейчас это не так важно, наступает зимний сезон, полевые работы сворачиваются. Что произойдет в следующем году, будут ли выделены новые средства, никому не известно.

Разговор оборвался. При попытке перезвонить она услышала женский голос, говоривший по-гречески. Луиза по опыту знала, что это означало просьбу позвонить позднее.

Она легла и заснула. Проснулась только в половине первого. Арон все еще не вернулся.