Текст книги "Посредник"

Автор книги: Хэнк Дженсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Х. ДЖЕНСОН
ПОСРЕДНИК

1

Я легонько постучал в дверь кабинета шефа, приоткрыл ее и с удивлением замер на пороге.

– Заходи, Хэнк, – пригласил шеф спокойным голосом. – Мы с мисс Ланг почти закончили.

Я закрыл за собой дверь и, не веря своим глазам, смотрел на Шейлу Ланг.

Она выдержала мой взгляд.

– Садись, Хэнк, – сказал шеф.

Мое любимое место на краю стола шефа заняла Шейла, поэтому, поворчав, я сел в кресло.

Шейла насмешливо пустила в меня кольцо дыма.

– Хэйа, Шейла, – произнес я наше старое приветствие.

– Хэйа, – ответила она, и в голосе ее звучал вызов.

– Мисс Ланг будет снова работать в «Кроникл», – сказал шеф. – Она займет свой старый кабинет наверху.

Я посмотрел на шефа, вопросительно подняв брови, но он нахмурился и отрицательно покачал головой, боясь, что Шейла могла заметить мой немой вопрос.

Она и впрямь чуть не заметила, когда вдруг подняла глаза и, посмотрев на меня с искусственной улыбкой, спросила:

– Ну, как тут у тебя дела, Хэнк? По-прежнему попадаешь в разные истории?

– Совершенно верно, – ответил я. Меня распирало любопытство. Хотелось знать, что же произошло, почему она вернулась в Америку и долго ли здесь пробудет. Но я боялся задавать вопросы. – Без тебя здесь было как-то не так.

– Обманщик, – проговорила она. – Всегда готов льстить дамам. Ты без этого не можешь. Все такой же.

Я заулыбался.

– Если я не изменился, то ты тоже. Ты такая же очаровательная, такая же…

Она соскользнула с края стола.

– Хватит, Хэнк.

– Да, – сказал шеф. – Перестань, Ромео.

– Прямо как раньше, – сказал я бодро.

– Нет, Хэнк, – быстро проговорила Шейла. – Ничего подобного. – Она отвела глаза, соорудила на лице улыбку и повернулась к шефу. – Значит, я еду на вокзал. Позвоню оттуда.

– Счастливо, – сказал ей шеф.

Она взяла сумочку и прошагала к двери, даже не взглянув на меня.

Я поднялся из кресла и сел на край стола.

– Хорошо, что Шейла снова будет работать с нами, – сказал я шефу.

– У вас с ней что-то было до того, как появился этот англичанин?

– Это вопрос или утверждение? – спросил я.

– А почему у вас ничего не получилось?

– Может быть, ты не слыхал, шеф, но у Шейлы очень вспыльчивый характер. Она может взбеситься из-за пустяка. Тогда тоже из-за пустяка рассорились. А тут появился этот англичанин. Я думал, она с ним просто так, а оказалось…

– Да, она отличная девчонка, – сказал шеф. – Зря ты это допустил.

– Но она же вернулась, не так ли?

– Не надо делать скоропалительных выводов, – предупредил шеф.

– На что это ты намекаешь?

Он прокашлялся и намеренно сменил тему разговора.

– Как у тебя дела с Андерсоном?

Я пожал плечами и закурил.

– Все в порядке.

– То есть?

– Я нашел Майера, – сказал я.

У шефа засверкали глаза.

– Как тебе удалось?

– Постарался.

Шеф заулыбался.

– Отлично. Значит, ты нашел Майера. Лучше заказать билет на самолет. Постарайся выудить у него побольше.

– Мне не нужен самолет. Майер в сорока милях от Чикаго. Живет здесь уже двадцать лет.

Шеф от удивления открыл рот.

– Всего сорок миль от Чикаго?

– Да. Он всех перехитрил. Никому и в голову не приходило, что Майер может жить так близко от Чикаго.

– Будь с ним поаккуратней, – тихо проговорил шеф. – Он очень горячий. Ты должен убедить его, что мы не подведем. Заставь его говорить. Все будет конфиденциально. Он должен это понять, иначе он не скажет ни слова.

– Он заговорит, шеф. Сегодня же вечером.

– Желаю удачи.

Я уже открыл дверь, но задержался на пороге.

– Да, кстати, шеф. Надо бы получить пятьсот долларов на расходы.

Брови шефа поднялись, глаза округлились.

– Ты в своем уме? Пятьсот долларов? Это же газета, а не благотворительное общество. Что может стоить пятьсот долларов и…

– Я достал адрес Майера, не так ли? – сказал я тихо.

Он полыхнул меня взглядом и тяжело задышал.

– Пятьсот долларов – это же много, Хэнк.

– Мне потребовалось много денег, чтобы убедить кое-кого заговорить.

Шеф еще посверкал глазами, раздраженно порылся на столе среди бумаг и написал что-то на листке синим карандашом.

– Вот возьми, – проворчал он. – Иди в кассу и получи деньги, кровопийца.

2

Я знал, где будет Шейла, и помчался наверх через три ступеньки.

У Шейлы была способность превращать свой кабинет в обыкновенную девичью комнату. Но за три месяца ее отсутствия кабинет стал безжизненным и заброшенным.

Я влетел в кабинет без стука. Шейла стояла у окна и смотрела на шумящую улицу. Она даже не повернулась, когда сказала:

– Это ты, Хэнк?

– Да.

Я прошел к столу, там стояла ваза с высохшими стеблями цветов. Стол был покрыт слоем пыли. Я начертил пальцем круг у основания вазы.

– Не надо, Хэнк, – произнесла она хрипло.

Это была другая Шейла. С ней что-то произошло. Всегда живая, энергичная, готовая к действию, теперь она была тихой и подавленной.

– Шейла.

Плечи у нее задрожали. Я быстро подошел к ней и развернул ее. Возможно, мне не следовало этого делать. Она не хотела, чтобы я видел, как она плачет.

– Оставь меня, Хэнк, – сказала она бесцветным голосом, теперь уже не пряча слез. – Оставь.

Мне было больно видеть ее в таком состоянии. Мы так давно знали друг друга, столько пережили вместе, были больше, чем просто друзьями.

– Что он с тобой сделал? – потребовал я решительно. – Я убью его! Что он с тобой сделал?

– Оставь меня, Хэнк.

– Но ты не можешь отрезать меня, Шейла. Мы же были так близки. Я должен знать, почему тебе плохо.

– Ты ничем не можешь помочь, Хэнк, – прошептала она. – Ничем.

Тут она разрыдалась у меня на плече, а я гладил ее по волосам и шептал успокоительные слова.

Но приступ длился недолго, и она отступила от меня, жалко всхлипывая.

– Ты должна мне сказать, Шейла.

– Пожалуйста, Хэнк. Я не хочу об этом говорить. Иди. Дай мне прибраться в кабинете.

Я взял ее за кисти рук и притянул к себе.

– Что произошло?

Она выдернула руки.

– Оставь меня.

– Шейла, ты не можешь так говорить. Три месяца тому назад ты собиралась замуж за этого Хэммонда. Помнишь? Ты распрощалась со мной. Распрощалась с шефом. Распрощалась с газетой. Ты была на седьмом небе. Ты поехала с ним в Англию, чтобы выйти замуж. Ты собиралась навсегда покинуть Чикаго. Помнишь?

Она отвела взгляд.

– Конечно. Я все помню.

– Ты утверждала, что нашла того, кого искала. Собиралась иметь детей и жить в Англии.

– Перестань, Хэнк, – проговорила она устало. – Мне надо прибираться и ехать на вокзал встречать поезд.

– Ты не должна носить это в себе, Шейла. Расскажи мне все. Тебе будет легче, Шейла.

– Мне так плохо, Хэнк, – призналась она. Это прозвучало как рыдание, и я опять обнял ее и стал успокаивать. – Иногда мне хочется умереть.

– Дорогая, – сказал я. – Не надо так говорить.

– Я была так счастлива сначала. Мне надо было только познакомиться с его родителями и выйти замуж. Богатые, типичные английские дворяне. Они возненавидели меня. Они возненавидели меня за то, что я была американкой. Я жила как в музее. «Не угодно ли еще чашку чаю? Вам один или два кусочка?» И все переодеваются к обеду. Я просто сходила с ума. Они не хотели меня. Не хотели, чтобы я выходила замуж за их сына. Робби ругался с ними, спорил. А они говорили ему обо мне разные глупости. Что я ужасно одеваюсь, что у меня отвратительный акцент, что я не достойна носить их фамилию. Они все это говорили Робби, после того, как он настоял на нашей свадьбе. Они говорили, что я грубая, вульгарная… Я потеряла терпение.

У меня по спине пробежал холодок. Когда Шейла теряла терпение, это могло плохо кончиться. Я мысленно представил, как это все могло происходить. Этот высокий, элегантный, но вялый англичанин-аристократ со своими чопорными родителями и бушующая Шейла. Там, наверное, было много разных мелких предметов, которые можно было бросить.

– Я опозорилась, Хэнк, – призналась Шейла. По лицу ее скользнула улыбка. – Но это была отличная отдушина для моих эмоций. Я дошла до того, что ударила Робби, когда он попытался меня остановить. Выбила ему зуб.

– И это был конец твоего прекрасного романа. Тебе велели убираться из дома.

– Не совсем так, Хэнк. Мать Робби была в истерике. Отец побежал к своему стряпчему. Все было сделано очень просто. Робби мог жениться на мне, но тогда он ничего не получал по наследству. Вот такой ему предложили выбор.

– И что он решил?

– Я собрала вещи и вернулась самолетом в Чикаго. Пусть Робби решает. Он знает, где меня найти.

– И давно ты вернулась?

– Месяц назад.

– Бедняжка, – сказал я с нежностью. – Все образуется. Все будет по-прежнему.

Она напряглась в моих объятиях и, не глядя на меня, сказала:

– Перестань, Хэнк.

– Не отчаивайся, – попытался я взбодрить ее. – Все кончилось, малышка. Тебе надо жить заново.

Она вырвалась из моих рук.

– Хэнк, ты сумасшедший, – полусмеясь-полуплача проговорила она. – Ты сам не знаешь, что говоришь.

– Знаю. Я скучал по тебе. Теперь все будет, как раньше.

– Ты не понимаешь, Хэнк. Я люблю его. Он теперь во мне. Я не могу без него. Я не такая теперь, Хэнк. Я другая.

– Ты хочешь сказать…

– Да, Хэнк. Ты хороший парень, но теперь ты для меня ничего не значишь – я имею в виду то, что было раньше.

Меня как будто ударили. Я полез за сигаретой.

– И ты весь месяц ждала, что он приедет за тобой?

– Я думаю, он никогда не приедет. Он не такой человек, чтобы остаться без денег.

– Но тогда, какого черта…

– Нет, Хэнк. Я теперь суровая, бездушная корреспондентка. Для меня теперь будет существовать только работа. Вот так.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать четыре.

Я усмехнулся.

– Даю тебе три месяца.

– Пустая трата времени, Хэнк, – она посмотрела на часы. – О, Господи! У меня осталось всего полчаса. Мне же ехать на вокзал, встречать поезд.

– Кто приезжает? Какая-то шишка?

– Джин Браун. Шефу нужны несколько снимков и интервью с ней для вечернего номера.

Я присвистнул.

– Джин Браун? Да… Мне бы такое задание.

– Ты все такой же, Хэнк.

Я тоже бросил взгляд на часы. Сначала мне показалось, что я смогу проводить Шейлу до вокзала. Но, подумав, решил, что надо заняться Майером и побыстрей, материал нужен был для вечернего выпуска.

Шейла достала зеркальце, помаду, пудру и начала приводить себя в порядок.

– Ну как я выгляжу?

– Отлично.

– Я пошла.

Я открыл дверь, и она вышла из кабинета. Я пошел следом. Мне хотелось получить такое же задание, как у Шейлы, потому что о Джин Браун за последние два месяца очень много шумели в Америке. Свою популярность она заработала тем, что умела показаться обнаженной. Этой славы она достигла не в Америке, а во Франции. Ей пришлось последние два-три года очень и очень много выступать обнаженной в многочисленных кабаре и театрах. Она бы, возможно, так и не стада известной за пределами Франции, если бы не один американский журналист, у которого было свободное время и который знал французский. Этот журналист просматривал периодику и увидел множество фотографий Джин Браун. Снимки ее обнаженного тела сопровождались некоторыми подробностями выступлений.

У журналиста в тот момент не оказалось никаких важных новостей для вечернего выпуска, и он решил выдать информацию о Джин Браун, предварительно умножив количество ее выступлений на среднее число посетителей. В результате он пришел к удивительному открытию – Джин Браун посмотрело более двух миллионов человек.

Эта информация обошла все газеты, и о Джин Браун заговорили.

Я проводил Шейлу до ее машины, и она уехала. Потом я сел в свою машину. Раньше мне очень хотелось получить интервью с Майером, но теперь я бы поменялся заданиями с Шейлой.

3

Я выехал из Чикаго и через час уже был на полпути к дому Майера.

День был солнечный и теплый. Хотелось радоваться жизни и наслаждаться прекрасным днем.

Когда впереди на обочине я увидел машину, а рядом человека с поднятой рукой, то не замедлил остановиться. Если честно, то я остановился, скорее всего потому, что у машины стояла девушка.

Но ошибочность своего поступка я понял, едва остановившись и приглядевшись к девушке повнимательнее. Лицо, вернее, те части лица, которые можно было рассмотреть, действительно были приятными, но в ней было что-то такое неуклюжее и блеклое, что вызывало чувство неудобства. Начать хотя бы с того, что на ней было все из твида. Толстый мешковатый пиджак с выпирающими карманами, такая же толстая твидовая юбка до середины щиколоток, толстые чулки, тяжелые башмаки, строгая широкая шляпа, скрывающая волосы. К тому же на ней были громадные солнечные очки из роговой оправы, скрывавшие пол-лица.

Она сказала холодным уверенным голосом:

– Вы мне не поможете? У меня что-то сломалось.

Я вздохнул и выбрался из машины.

– Вы так добры, – сказала она, улыбаясь.

Часть лица, не прикрытая очками, показалась мне очень милой и привлекательной.

– В чем дело? – буркнул я.

– Она… она просто остановилась.

– Вы проверили уровень бензина?

– Я… э…

Я проверил уровень бензина. Он оказался достаточным. Тогда я открыл капот и заглянул внутрь. Пахло горелым маслом. Я вытащил мерную линейку, вытер ее и опустил, чтобы проверить уровень масла. Масла не было.

– Что случилось до остановки? – спросил я. – Вы слышали какой-нибудь стук?

Она удивленно раскрыла глаза.

– Откуда вы знаете?

– А потом стук стал сильнее, – предположил я.

– Да. Очень громкий стук, а потом она остановилась.

Я вздохнул.

– Вашу машину теперь можно двигать только с помощью тягача. Надо было проверить уровень масла. У вас сгорели подшипники.

– О боже!

– Я могу вас подвезти до ближайшей ремонтной мастерской.

Она всплеснула руками. Руки были красивыми с длинными нежными пальцами.

– Но я так спешу. Я не могу ждать.

– А куда вы едете? – спросил я.

В ее глазах сверкнула надежда.

– И вы будете так добры? А вы сами куда едете?

– Только до Стоунвилла.

В глазах ее появилось удивление, рот приоткрылся, но она тут же собралась и спокойно произнесла:

– Мне тоже в том направлении. Если вы будете так добры, то я доберусь с вами до Стоунвилла, а оттуда уеду автобусом.

– А что с этим? – Я показал пальцем на ее машину.

– Я позвоню из Стоунвилла в компанию и скажу им, чтобы они забрали машину.

Я лично не против того, чтобы подвезти человека. Но день был такой радостный и солнечный, что я бы предпочел подвезти какую-нибудь стройную длинноногую даму, чем эту закутанную неуклюжую женщину.

– У вас дела в Стоунвилле? – спросила она, как только мы тронулись.

Я помедлил, потом спокойным голосом ответил:

– Хочу навестить приятеля, – И тут же попытался задать контрвопрос: – Давно в Чикаго?

Она подозрительно посмотрела на меня.

– А почему вы решили, что я не живу в Чикаго?

Я довольно хмыкнул.

– Догадался. Женщины в Чикаго не носят твид.

– Твид носят везде. Он очень удобен для поездок за город.

– Только не для Чикаго, – парировал я.

– Мне кажется, вы грубите.

– Ерунда, леди. Вы задали прямой вопрос, я дал прямой ответ.

Она надолго замолчала. Затем неожиданно сказала:

– Я не всегда ношу твид.

– Надеюсь, – отозвался я искренне. – А сегодня зачем? Маскировка?

Она резко выпрямилась, посмотрела на меня сквозь очки и, прищурившись, спросила:

– Что-что?

– Да вы не обижайтесь, – ответил я успокаивающе. – Я просто так сказал.

– Извините, я была слишком резкой. Нервы на пределе.

– Ничего. У меня тоже день неудачный.

Она вздохнула.

– У всех бывают плохие дни. Надеюсь, у вас ничего серьезного?

Я пожал плечами.

– Моя девушка отвергла меня, один хитрый парень обыграл меня сегодня на биллиарде на десятку.

– Сожалею о вашей девушке, – сказала она.

– А мне всего жаль – и девушку, и десятку, и то, что я не попаду на встречу.

– Встречу? – посмотрела она удивленно-вопросительно.

– Да, – ответил я кисло. – Сегодня приезжает удивительная девушка из Франции. А у меня пропадет интервью с ней.

– Из Франции?

Я глянул на нее.

– Вы быстро улавливаете. Из Франции в Нью-Йорк ходят пароходы, как вам известно, а из Нью-Йорка в Чикаго – поезда.

– Удивительная девушка? – спросила она, почти переходя на шепот.

– Только не говорите, что вы не слыхали о Джин Браун, – сказал я. – Это девица, которую видели обнаженной столько…

– Да-да, – быстро проговорила она. – Я знаю, о ком вы говорите.

Она как будто задохнулась. Я с любопытством посмотрел на нее.

– Эй! Что с вами?

Она приложила ладонь ко лбу и откинулась на спинку сиденья.

– Сейчас пройдет, – сказала она слабым голосом. – Это, наверное, из-за жары.

– Мне остановиться? – спросил я с беспокойством.

– Нет-нет, пожалуйста, не беспокойтесь. Сейчас пройдет.

Я продолжал ехать. Я не был уверен, но мне показалось, что она наблюдала за мной из-под полуопущенных век.

– Значит, вы репортер, – проговорила она резко.

– Совершенно верно, леди, – сказал я бодро. – Все время в погоне за сенсацией. Ищу новости там, где другие их не замечают… – Только сегодняшней встречи не получилось, – вздохнул я.

– Может быть, это и к лучшему. В конце концов она просто девушка, а в Америке их так много.

– Джин Браун – особая, – сказал я. – Она в центре внимания. Любой мужчина, который слышит ее имя или встречается с ней, начинает представлять, как она выглядит голой, если, конечно, он ее еще не видел такой раньше. А женщины, услышав ее имя, начинают представлять, каково выступать голой перед публикой.

– У вас это звучит отвратительно, – тихо сказала она.

– Послушайте. Не я создаю общественное мнение. Я просто даю публике то, чего она хочет. Публике нужны новости, вот я и даю им новости. Они хотят новостей о девице, которая выступает перед публикой в чем мама родила, значит, я даю им эти новости.

– А вы не выполнили своей работы, – пустила она «шпильку». – Не встретились с ней.

– Но я с ней встречусь, – сказал я решительно. – Я встречусь с этой дамочкой когда-нибудь.

– Неужели так легко брать у людей интервью?

– Конечно, – хвастливо ответил я. – Репортеры проникают куда угодно и встречаются со всеми. Я все равно встречусь с этой Джин Браун и буду разговаривать с ней так же, как сейчас разговариваю с вами.

Она снова приложила руку ко лбу.

– Остановить машину? – спросил я испуганно.

– Ничего. Сейчас пройдет. Это солнце.

– Откройте «бардачок», – сказал я. – Там фляжка с бренди. Может, вам станет легче.

Она достала фляжку, сделала маленький глоток, посидела с минуту, закрыв глаза, и положила фляжку на место. Вот тут она и заметила мой пистолет. Она вытащила его и держала между указательным и большим пальцем руки, как будто это был не пистолет, а дохлая крыса.

– Эй! Осторожней, – сказал я.

– Почему? Он разве заряжен?

– Конечно.

– Но он не опасен, если не снят с предохранителя, да? – спросила она наивным голосом и тут же сняла пистолет с предохранителя.

Ничего не заставляет меня нервничать больше, чем дамочка с заряженным револьвером. Я не стал понапрасну убеждать ее и предупреждать, а просто затормозил и стал у обочины, выключив двигатель.

– Послушайте, передайте-ка пистолет мне, только осторожно, и не кладите палец на курок.

– Значит, он действительно заряжен, – произнесла она и, направив на меня ствол, положила палец на курок.

Меня бросило в жар.

– Направьте его куда-нибудь в сторону, – сказал я.

– Не хочу. Мне так больше нравится, – ответила она совершенно спокойным голосом.

По мне побежал пот.

– Осторожно, сестренка, – попросил я. – Это не игрушка.

– А что, если вы выйдете из машины? – сказала она мягко.

Я изумленно смотрел на нее, на пистолет. Это все казалось каким-то безумием. Такого просто не могло происходить. Но пистолет был реальным, и он был заряжен и направлен на меня.

Я открыл дверцу машины и вышел. Она махнула рукой с пистолетом, и от этого жеста сердце мое чуть не остановилось.

– Иди к кустам.

Я с надеждой огляделся, но этот участок дороги был пустынным и мне пришлось пойти в сторону кустарника, росшего у дороги.

Попутчица тоже вышла из машины и пошла следом за мной на расстоянии пяти-шести ярдов, не опуская пистолета. Что у нее было на уме? А вдруг она сумасшедшая?

– Все, – приказала она. – Можешь здесь остановиться.

Это была полянка. В двадцати ярдах отсюда проходило шоссе, но его не было видно.

– Теперь, – сказала она деловым тоном, – расстегни ремень и спусти брюки.

– Что?

– Ты слышал. Спусти брюки.

– Да будь я проклят, если…

Я умолк, потому что она вытянула руку с пистолетом и направила его прямо мне в грудь.

– Ладно, ладно, – проговорил я, торопливо и неохотно начал расстегивать ремень.

– Побыстрей. Мы не можем тут торчать весь день.

Это было какое-то безумие. Но я не мог рисковать с этой дамой, у которой в руках был заряженный револьвер. Свою жизнь я ставлю выше брюк.

Она внимательно следила за мной, когда я, оставшись в полосатых трусах, отошел от брюк.

– Пусть они лежат, – сказала она, когда я нагнулся, чтобы поднять брюки.

Я выпрямился и уставился на нее, растерянный, красный до корней волос, униженный и испуганный.

Мне помогло ее безразличие. Ей, кажется, не было никакого дела до того, как я выгляжу. Она опять махнула пистолетом, и мне стало не по себе.

– А теперь иди дальше, – приказала она.

Я пошел. Полы рубашки колыхались на ветру. Когда я бросил взгляд назад, то увидел, как она, не опуская пистолета, подняла брюки и сунула их под мышку.

Я все понял.

Ей нужны были мои брюки. Это было обычное ограбление с новым приемом.

Я повернулся к ней.

– Послушай. Тебе не обязательно все это проделывать. Если тебе нужны деньги, то могла попросить без…

Она махнула пистолетом, и я тут же смолк.

– Здесь я говорю. Что ты сказал про деньги? Они у тебя в брюках?

– Нет. Они в кармане рубашки.

Я похлопал себя по карману.

– Хорошо. Теперь поворачивайся и иди.

– Послушай, сестренка, – начал упрашивать я. – Имей сердце. Что ты хочешь?

– Иди, – сказала она, махнув пистолетом.

Я пошел. У меня слабели колени, когда она махала пистолетом, держа палец на курке. Я видел много случайных убийств, когда дамы с пистолетом понимали слишком поздно, что достаточно совсем легкого нажатия на курок.

Я продолжал идти.

Потом я остановился и оглянулся.

Сзади никого не было.

Эта дама загнала меня в кусты, забрала брюки и теперь исчезла. Что мне было делать?

Первым желанием было броситься за ней, забрать брюки и возвратить чувство собственного достоинства. Потом я решил забыть гордость и подумать о собственной безопасности. Ведь эта сумасшедшая могла прятаться где-то в кустах, а у нее в руках был мой револьвер.

Я осторожно двинулся через кустарник и тут услышал шум мотора. Мне был знаком этот шум, потому что так работал мотор моей собственной машины.

Я выскочил на дорогу как раз в тот момент, когда моя машина, набирая скорость, удалялась по шоссе. Пробежав за ней несколько ярдов, я остановился, обливаясь потом и тяжело дыша. Сзади послышался шум приближающегося автомобиля. Я вышел почти на середину дороги и отчаянно замахал рукой. Мне надо было догнать эту женщину, которая лишила меня одновременно машины, гордости и брюк. Автомобиль стал притормаживать, и я отступил к краю шоссе. Но когда шагнул к дверце, машина вдруг резко набрала скорость и помчалась прочь. Я успел только заметить испуганные глаза пожилых мужчины и женщины, которые ехали в этой машине. Только теперь я понял, в каком неприятном положении оказался. Никто не решится остановиться и подвезти меня. Но даже если кто-то и подберет меня на дороге, разве мне поверят? Передо мной открывалась мрачная перспектива. В лучшем случае кто-нибудь из проезжающих сообщит в полицию, что по дороге бродит какой-то полураздетый псих, и меня арестуют. Неизвестно, сколько потребуется времени, чтобы в полиции мне поверили.

Но меня беспокоило не только это. Я ведь репортер. Мне известно, насколько журналисты тесно связаны с полицейским управлением. Любое мало-мальски значительное событие обязательно становится известным прессе.

Да, больше всего на свете я боялся возможности оказаться на первой полосе чикагских газет, где рассказывалось бы о том, как девица украла штаны у Хэнка Дженсона.

Позади опять послышался шум двигателя, и я испуганно бросился в кусты и затаился, ожидая, пока машина проедет.