Текст книги "Конкистадоры. История испанских завоеваний XV–XVI веков"

Автор книги: Хэммонд Иннес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Связь между Мехико и отдаленными провинциями поддерживалась с помощью бегунов, которых специально с юности готовили к этой работе. Через каждые две лиги (5,2 мили) располагались почтовые станции, так что информация и посылки могли передаваться очень быстро. Например, к королевскому столу в Мехико регулярно подавалась рыба, выловленная не больше двадцати четырех часов назад в Мексиканском заливе, в двухстах с лишним милях от города. Средняя скорость курьера в горной местности составляла почти десять миль в час.

Доходы государства складывались частью из получаемой дани, частью из собираемых налогов. Налогами в первую очередь облагалась продукция земледелия. Тем не менее существовали налоги и на ремесленные изделия. Прямо в казну поступали доходы с обширных владений, принадлежавших непосредственно короне. Дань с покоренных городов и племен взималась специальными сборщиками налогов, которые в случае неповиновения могли обратиться за силовой поддержкой к местным гарнизонам. А поскольку любого неплательщика можно было арестовать и продать в рабство, вся система была открыта для злоупотреблений. При отсутствии денежной системы расчетов дань вносилась продуктами и вещами, поступавшими в амбары и на склады, расположенные в каждом городском центре, а затем перевозилась в Мехико на спинах носильщиков-тамеме. Приведем детальный список, дающий некоторое представление о том, какой именно дани требовали победители от завоеванных территорий.

«20 ящиков молотого шоколада; 20 деталей доспехов определенного устройства; 2400 нош больших мантий или тканых полотен; 800 нош малых мантий для торжественных одеяний; 5 деталей доспехов, отделанных богатыми перьями; 60 деталей доспехов, отделанных обычными перьями; ящик бобов; ящик чиана; ящик маиса; 8000 стоп бумаги; также 2000 головок очень белой соли, очищенной и отлитой по шаблону, для потребления только высокопоставленными людьми в Мехико; 8000 кусков неочищенного копаля; 400 корзинок белого очищенного копаля; 100 медных топоров; 80 нош красного шоколада; 800 шикар (сосуды, из которых пили шоколад); небольшой сосуд с маленькими кусочками бирюзы; 4 деревянных ящика, полных маиса; 4000 нош лайма; пластинки золота, размером с устрицу и толщиной в палец; 40 мешков кошенили; 20 мешков золотой пыли наилучшего качества; золотая диадема определенного вида; 20 украшений для губ из чистого янтаря, украшенных золотом; 200 нош шоколада; 100 горшков или кувшинов жидкой амбры; 8000 горстей богатых алых перьев; 40 «тигровых» шкур; 1600 тюков хлопка».

Государство ацтеков обладало высокоразвитой законодательной системой. В каждом городе был свой верховный судья, назначаемый короной. Ему подчинялся суд магистрата из трех судей. В сельских районах местные магистраты избирались непосредственно населением, а на уровне родовой общины ответственность за закон и порядок лежала на должностном лице, аналогичном деревенскому констеблю. Коррупция чиновников каралась смертью. Привычка к жестоким религиозным обрядам привела к тому, что смертная казнь служила наказанием за многие преступления – за убийство, даже за убийство раба, за воровство, за изменение границ земельных участков, за обмер, мотовство, даже за пьянство. За менее серьезные проступки грозило рабство. Ни один человек не мог родиться в рабстве, но родители имели право продать своих детей. Сама система рабства, однако, также регулировалась очень точными и конкретными законами, так что жестокость ее не была очевидна в Мехико до конкисты.

Как и в средневековой Европе, именно религия поднимала ремесло на уровень искусства, в особенности это касалось искусства строительства из камня. Одним из выдающихся примеров этого искусства является замысловатая резьба большого Календарного Камня. В центральной его части представлены четыре эры разрушения и возрождения мира, мифология более ранних индейских культур, включенная ацтекскими жрецами в собственное религиозное учение. Остальная часть камня в высшей степени информативна: это ясное объяснение того, как жрецы-астрономы пользовались своим солнечным календарем. Деление года на 18 месяцев по 20 дней каждый оставляло свободным короткий месяц из 5 дней, причем все они считались несчастливыми и требовали умилостивительных жертв. Каждым месяцем из 20 дней управлял какой-либо бог или богиня, подобно нашим знакам Зодиака. Дни определялись номером и названием месяца, как и в нашем календаре (например, 15 тосостонтли). Также существовал гадательный цикл из 260 дней, основанный на 13 числах и 20 знаках, повторявшихся сериями (например, 5-й Калли или Дом). Каждый день, таким образом, можно было определить по любой из этих двух систем независимо. Все это было очень сложно, так как гадательный цикл описывался посредством пиктографического письма в тоналаматле – длинной, сложенной полосе амате – бумаги из коры фигового дерева, причем обычно на каждую неделю года отводилось по две «страницы». Такая «книга» служила жрецу служебным справочником, жреческим альманахом, использовавшимся для составления гороскопов; таким образом, она управляла жизнями всех людей.

Каждый год обозначался названием дня в 260 – дневном цикле, на который приходилось его начало, и математически это ограничивалось 4 знаками из 20 (то есть Кролик, Тростник, Дом и Кремневый Нож) с соответствующим номером. Номер 1 с одним из перечисленных знаков приходился на первый день года через каждые 13 лет. Как в картах, четыре 13 – летние «масти» образовывали «колоду», или «пачку», состоящую из 52 лет. Таким образом, обе системы объединялись, и при двойном исчислении даты с двумя номерами и двумя названиями получалось, снова математически, что полностью дата, то есть все четыре параметра, могла повториться только через 52 года. 52 X 365 дней дает наименьшее общее кратное для чисел 365 и 260. Так, год завершения Календарного Камня был бы записан как 13 – й Камыш из 7-й «пачки», или 7-го цикла. Смена одного 52 – летнего цикла другим была для ацтеков так же важна, как для нас смена столетий; смерть одной «пачки» и рождение следующей отмечались церемонией Нового Огня.

Моктесума взошел на ацтекский трон в 1503 году. Он был избран из нескольких кандидатов двенадцатью выборщиками, среди которых был Несауальпильи, король могущественного союзного города Тешкоко, стоявшего на другом берегу озера напротив Теночтитлана. Моктесуме тогда было около двадцати трех лет, и он был избран больше за тщательное соблюдение ритуальных церемоний в соответствии с религиозными верованиями мешиков, нежели за свои способности воина. Дело в том, что конец любого 52-летнего цикла, согласно представлениям ацтеков, мог стать концом эры и фактически концом света. Таким образом, выборщики сами вымостили дорогу для вступления Кортеса в Мехико – дорогу к собственной гибели.

Отец Моктесумы, Ашайакатль, умер в 1481 году, это был год 2-й Дом 7-го цикла. Ему наследовал его брат Тисок, бывший прежде военным вождем. Он начал перестройку громадного объединенного храма, посвященного богам войны и дождя – Уицилопочтли и Тлалоку. По его приказу также был сооружен самый большой жертвенный камень, а когда он умер, предположительно отравленный собственными военачальниками, ему наследовал другой брат – Ауицотль. Это произошло в 1486 году, в год 7-й Кролик, и именно Ауицотль закончил строительство большого храма; по его приказу при освящении храма в жертву принесли двадцать тысяч человек.

Жизнь ацтека всегда находилась в полной зависимости от силы его богов, а поскольку человеческое существо являлось самым ценным подарком богам, наиболее «питательной» для них считалась «диета» из человеческих сердец. Война – главная задача государства, а потому наиболее ценны сердца пленников, причем чем отважнее и успешнее сражался плененный воин, тем желательнее будет принесение именно его сердца в дар богам. Но жертв требовалось слишком много – покоренным племенам неизбежно приходилось обеспечивать постоянную потребность ацтеков в человеческих жертвах. Результатом такой кровавой политики были массовые восстания, особенно в районе Пуэбла, где воинственные племена тлашкала и чолула оказывали ацтекам сильное сопротивление. Все это, вероятно, нравилось Ауицотлю, человеку жестокому и кровожадному, чье воинское мастерство значительно расширило империю ацтеков. В результате Мехико– Теночтитлан разросся до такой степени, что необходима стала постройка нового акведука. Умер Ауицотль от травмы головы, полученной при наблюдении за реконструкцией дамб после катастрофического наводнения 1503 года.

Такова была ситуация, когда его сменил на троне племянник Моктесума: культ человеческих жертвоприношений достиг своей кульминации; при этом племена тлашкала, чолула и другие удерживались в подчинении только силой ацтекского оружия; к тому же конец 52-летнего цикла должен был наступить всего через четыре года. На таком временном отдалении сложно судить, что за человек был Моктесума. Видимо, он не был лишен воинских способностей, так как держал в строгом подчинении завоеванные племена, а после одной из кампаний по усмирению бунтующих оашакцев смог принести в жертву Уицилопочтли примерно двенадцать тысяч пленников. Кроме того, у него определенно не было недостатка в хитрости, ведь он заманил в засаду своих союзников из Тешкоко в отместку за смерть своей сестры, а когда в 1516 году умер их король Несауальпильи, он назначил наследника своей волей, вопреки желанию выборщиков Тешкоко. С политической точки зрения такой силовой ход вряд ли был разумен, он едва не привел к разрыву союзнических отношений. Этот факт обнаруживает ахиллесову пяту империи ацтеков. Военные достижения так и не были преобразованы в административное единство. Таким образом, в отношении Мехико само слово «империя» отчасти неточно. Ацтеки, как и предшествующие им индейские завоеватели Центральной Америки, взимали дань с завоеванных племен, но оставляли их организационно независимыми. Этим и сумел столь успешно воспользоваться Кортес.

Агилар, который, как и Берналь Диас, писал свои записки в конце долгой жизни, будучи уже более сорока лет монахом Доминиканского ордена, так описывает Моктесуму: человек «среднего роста и хрупкого телосложения, с большой головой и несколько плоскими ноздрями. Он был очень хитрым, проницательным и осторожным, образованным и способным, но также очень жестким и вспыльчивым и очень уверенным в своей речи». Берналь Диас дает похожее, но более детальное описание: «Великому Моктесуме было около сорока лет, он был хорошо сложен и строен, и не слишком темен, хотя и с обычным для индейца цветом лица. Он не носил длинных волос, только до ушей, и имел короткую черную бородку, тонкую и хорошей формы. Его лицо было довольно удлиненным и энергичным, с прекрасными глазами; своим видом и манерами он мог выразить добродушие или, когда необходимо, серьезность». Далее он говорит об аккуратности и чистоплотности Моктесумы, о том, что он каждый день принимал ванну, и о том, что у него было множество наложниц; все они были дочерьми вождей, но две из них считались законными женами и сами являлись касиками. Моктесума не практиковал содомии, но его сношения с любой из его жен и наложниц были настолько тайными, что о них знали всего несколько его слуг.

Во дворце Моктесумы рядом с его собственными покоями размещался отряд телохранителей из двух сотен вождей, лишь некоторым из которых позволялось с ним говорить; входя в комнату, где находился Моктесума, они обязаны были снимать свои богатые плащи и надевать другие, поскромнее. Они также обязаны были содержать себя в чистоте и ходить босиком, опустив глаза, так как им не разрешалось смотреть Моктесуме в лицо. То же самое относилось ко всем вождям из отдаленных племен-данников, приезжавшим к нему с визитом.

Еду ему подавали две красивые индианки; в холодную погоду разжигали большой очаг и топили его корой сладко пахнущего дерева, а вокруг короля ставили экран с фигурами богов, выполненными золотом. Перед едой четыре красивые девушки приносили ему воду для мытья рук. Когда же Моктесуме подавали маисовые лепешки, очень белые и замешенные на яйцах, на тарелках, покрытых чистыми салфетками, женщины удалялись, и единственными компаньонами его во время трапезы оставались четверо ближайших советников-старейшин – родственники и вожди. «Он говорил с ними время от времени и задавал им вопросы, и в качестве большой милости он иногда предлагал одному из них блюдо наилучшего вкуса… и если он давал им что-нибудь поесть, они ели это стоя, с глубоким почтением и не глядя ему в лицо». Ему подавали множество блюд местной кухни, а чтобы не остыли, помещали их на маленькие глиняные жаровни. Диас упоминает о более чем тридцати блюдах и более чем трехстах тарелках еды. Там была всевозможная птица, индейки, фазаны, местные куропатки, перепела, домашние и дикие утки, а также оленина, мясо дикого кабана, болотная птица, голуби, зайцы и кролики. Еду подавали на красно-черной чолульской керамике, и гвардейцам в соседних комнатах во время трапезы разрешалось разговаривать только шепотом. За едой Моктесума пил шоколад, причем иногда из золотых чашек. Его развлекали шутники и клоуны, иногда даже на ходулях; их приводили из городского района, специально отведенного для уличных артистов. «На стол также ставили три трубки, ярко разукрашенные и золоченые, в них помещали жидкую амбру, смешанную с некоей травой, которую индейцы называют табаком. Когда Моктесума заканчивал трапезу, прекращались пение и танцы и убирались скатерти; он имел обыкновение вдыхать дым из одной из этих трубок. Он занимался этим очень недолго, а потом засыпал». После этого наступал черед трапезы для гвардии и домашних слуг, и «им подавали, должно быть, больше тысячи тарелок пищи и больше двух тысяч кувшинов шоколада, взбитого в пену в мешикском вкусе, и бесчисленное количество фруктов».

Для развлечения у Моктесумы имелся вольер, полный всяческих обитающих в Мексике птиц, от ярко оперенных видов прибрежных топей до высокогорных орлов. Имелся и зоопарк, где, кроме зверья всех видов из его владений, пишет Тапиа, Моктесума «держал мужчин и женщин-монстров, некоторых увечных, карликов или горбунов». Он также описывает еще одно здание, в котором содержалась водяная птица в таких количествах, что уходом за ней было занято шестьсот человек. Существовал даже орнитологический госпиталь для больных птиц, и в этом же здании король держал людей-альбиносов. Все эти здания и вольеры располагались в садах, которые представляли «чудесный вид и требовали множество садовников для ухода за ними. Все было построено из камня и штукатурки; бани, и дорожки, и кладовые, и комнаты вроде беседок, где они танцевали и пели».

Моктесума вступил на престол в неудачное время – впереди уже маячила тень конца 52-летнего цикла. Цикл всегда заканчивался годом 2-й Камыш, а до него оставалось всего четыре года. Поскольку Моктесума в этот момент уже возглавлял жреческое сословие, он очень хорошо знал, насколько неблагоприятны предзнаменования. Еще во время его вступления на престол астрологи начали предсказывать, что конец 7-го цикла станет и концом света, концом 4-й эры – эры Огненного Солнца. После того, что совершал в свое время Ауицотль, жертвоприношение двенадцати тысяч оашакских пленников, возможно, было не слишком сильным средством умилостивить богов в преддверии такой ужасной перспективы, а также убедить свой народ в том, что сделано все возможное для отражения нависшей над ним угрозы конца света. Более того, путешествующие торговцы уже принесли весть о загадочных бородатых людях с белой кожей и кораблями, похожими на крепости. Рассказ о Колумбе и его спутниках, без сомнения, приукрашен в пересказе, и в записанных рисуночным письмом хрониках эти корабли, вероятно, выглядели как настоящие укрепленные острова, поднимающиеся из океанских волн.

В Средние века любой народ был подвержен суевериям, и если испанцы, облаченные в рыцарственные доспехи христианской веры, приписывали каждую победу или спасение от гибели вмешательству Божественного Провидения и шли к победе с именами святых вместо военного клича, то ацтеки, как дети, естественные в своей испорченности, даже выдумывали события, чтобы они удовлетворяли пророчествам. Саагун приводит не менее семи «предзнаменований» конца света; они начинаются в году 12-й Дом (1517) с кометы, «похожей на пылающий колос», и продолжаются вплоть до последнего года цикла: вспыхнул храм Уицилопочтли; еще на один храм «обрушился удар Солнца» – молния; еще одна комета, рассыпая искры, пронеслась по небу в разгар дня; великое озеро в Теночтитлане внезапно вскипело в безветренный день, поднялось без всякой видимой причины и смыло множество домов; ночь за ночью можно было услышать, как плачет какая-то женщина и все повторяет: «Дети мои, мы должны бежать из этого города!»; и наконец, рыбаки поймали в свои сети журавля пепельного цвета с зеркалом в голове, в котором Моктесума, согласно легенде, увидел испанских всадников, скачущих в битву против его воинов.

В результате всех этих «предзнаменований» Мехико и остальной ацтекский мир в растущем ужасе ожидал наступления последних дней 7-го цикла. Все последние дни, пять несчастливых дополнительных дней года, они постились и молились. На пятый день, согласно обычаю, погасили все огни, даже священное пламя на храмовых алтарях; вся домашняя мебель, утварь и украшения, все домашние, семейные боги – все это вышвырнули в озеро, пустые дома чисто вымели, беременных женщин заперли из страха, что они могут превратиться в диких зверей, детей насильно заставили не спать, чтобы они не обернулись крысами.

Когда солнце наконец село, Моктесума в сопровождении жрецов, всех вождей и высших чиновников города поднялся на вершину старого кратера Уишачтекатля – на Звездный Холм, в храм на его вершине, смотрящий сверху вниз на всю долину Мехико. Что это – конец света или начало нового 52 – летнего цикла? Напряжение росло невообразимо. В той ночи властвовал страх, собравшаяся огромная толпа ацтеков стояла в благоговейном молчании, не отрывая глаз от маленькой группы астрологов на увенчанной храмом вершине древнего вулкана.

Моктесума должным образом подготовился к этому знаменательному моменту, он велел своим воинам выбрать из захваченных в течение года пленников достойного. Выбрали вождя племени уэхоцинго. Его звали Шиутламин, и теперь этот несчастный стоял в ожидании в комнате идолов вместе со жрецом, в чьи обязанности входило разведение нового огня. Жрецы надели маски тех богов, которым они служили; на платформе на вершине теокали астрологи ожидали момента, когда определенные звезды пересекут меридиан. Темная ночь продолжалась. Катастрофа не разрушила землю. Мир не погиб.

Внезапно среди астрологов произошло какое-то движение. В комнату идолов передали сигнал; пятеро жрецов схватили Шиутламина и бросили его плашмя на жертвенный камень. Одним взмахом обсидианового лезвия жрец вскрыл его грудную клетку, вырвал сердце, а в зияющей ране тут же зажгли новый огонь самым древним способом – вращением деревянного стержня. Наступило мгновение дикой радости. Бегуны запалили факелы от этого единственного огня и понеслись сквозь залитую звездным светом ночь, от деревни к деревне, вновь зажигая алтарное пламя в храмах. Задолго до рассвета праздничные огни озарили всю долину, и в каждом домашнем очаге появился новорожденный огонь. Начался следующий, 8-й цикл, обещавший еще 52 года спокойной жизни, прежде чем возникнет новая угроза и новый страх перед концом света.

Событие это, вне всякого сомнения, произвело на Моктесуму чрезвычайно глубокое впечатление. Владевшее им напряжение было огромно – ведь тень этого момента нависала над ним с самого восшествия на престол. Однако для него все это не кончилось с рождением 8-го цикла. Задачей жреческого сословия в языческом, а значит суеверном, обществе является руководство разумным предвидением событий и такая интерпретация сверхъестественных предзнаменований, которая могла бы подготовить людей к этим событиям, а самими событиями помогла бы управлять или, по крайней мере, влиять на них. Воспитанный для руководства жречеством, Моктесума очень хорошо понимал эти функции, и в то же время сам он был глубоко верен мифологии прошлого; его качества как государственного деятеля затенялись его же религиозными воззрениями, притуплявшими воинские инстинкты.

В последующие годы в столицу регулярно доходили туманные сообщения о людях иной расы – рассказы торговцев, пленников, жителей прибрежной полосы, поддерживавших связь с карибами. Рассказы эти повторялись столь настойчиво, что на них невозможно было не обращать внимания; а Моктесума в силу своего воспитания готов был любой красочный, эмоциональный рассказ крестьянина о каком-то необычном происшествии интерпретировать как дурное предзнаменование. Чувствуя угрозу с востока, он вспомнил древнее пророчество о Кецалькоатле, о том, что этот король-пророк вернется; бледнокожий и бородатый, он вернется с востока, где восходит утренняя звезда. К тому же необычные происшествия действительно имели место – рассыпающая искры комета; молния, ударяющая в крышу маленького храма; странный столб белого дыма, поднявшийся на востоке. Для суеверного сознания, и без того полного дурных предчувствий, эти феномены означали неотвратимую угрозу.

Затем, в год 12-й Дом, четырнадцатый год правления Моктесумы, с побережья прибыли посланцы с более определенными вестями о бородатых белых людях. Пришельцы явились из моря, с укрепленных островов, передвигавшихся по воде сами собой; они принесли оружие, выбрасывающее пламя и дым и убивающее на расстоянии; и они сидели верхом на странных животных, похожих на оленей. Индейское описание дает некоторое представление о том, какое впечатление на воинов Моктесумы произвели лошади:

«Олени» вышли вперед, неся солдат на своих спинах. Солдаты были одеты в хлопковые доспехи. В руках они держали свои кожаные щиты и свои железные копья, но их мечи висели на шеях «оленей». Эти животные носят маленькие колокольчики, они украшены множеством маленьких колокольчиков. Когда «олени» скачут галопом, колокольчики производят громкий звук, звеня и вибрируя. Эти «олени», их называют «лошади», фыркают и ревут. Они очень сильно потеют, пот стекает с их тел ручьями. Пена с их морд капает на землю. Она разбрызгивается большими хлопьями, подобно пене амоле (растение, из которого индейцы изготавливали мыло). Они производят громкий шум, когда бегут; они производят ужасный грохот, как будто камни дождем падают на землю. Еще земля взрывается ямами и шрамами там, где они ставят свои копыта. Она раскрывается, где бы ни коснулись ее их копыта».

Более того, чужаки требовали золота. На побережье Юкатана высадился Грихальва.