Текст книги "Конкистадоры. История испанских завоеваний XV–XVI веков"
Автор книги: Хэммонд Иннес
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
После этого индейцы совсем перестали приходить в лагерь. Моктесума тоже решился на войну нервов. Испанцы ждали в своем лагере среди песчаных дюн, раздраженные, неуверенные и все более нуждающиеся в пище, ощущая при этом атмосферу растущей враждебности. Жара и чувство опасности неизбежно должны были привести к раздорам среди них, так до конца и не подавленным. Они уже собрали целое состояние из золота и других даров, больше, чем добыла любая предыдущая экспедиция; и те, кто оставили на Кубе фермы и жен, все настойчивее требовали забрать добычу и возвращаться домой.
Именно в этот момент в лагерь нанесли визит пятеро индейцев из племени тотонаков. Они пришли из города Семпоала. У этих индейцев были большие отверстия в нижней губе и в ушах, куда вставлялись круглые каменные диски и золотые пластинки. Они сказали, что не осмелились войти в лагерь, пока там находились люди из Кулуа, но теперь, когда они ушли, им хочется своими глазами увидеть людей, победивших жителей Табаско и Чампотона. Фактически эти индейцы были шпионами, пытавшимися выяснить потенциальные возможности испанцев как союзников против мешиков. Впервые Кортесу дали понять, что недавно завоеванные прибрежные племена неспокойны под правлением Моктесумы. Он одарил этих индейцев и отослал их с сообщением для касика, обещая в скором времени нанести в Семпоалу визит.
В этот поход Кортес взял с собой большую часть своего воинства, поскольку очень хорошо знал, к чему приводит безделье – корень многих бед и проблем в любом военном лагере. Короткий переход в три лиги[25]25
Испанская лига в теории равняется х/гъ градуса широты, то есть около 2,6 мили. Семь лиг обычно рассматривались как дневной переход верхом. (Примеч. авт.)
[Закрыть] вывел испанцев из страны дюн, прочь от населенных москитами топей, на плодородную, засаженную маисом равнину, напоминавшую саванну, протянувшуюся на многие мили от побережья, почти совершенно плоскую, но поднимавшуюся постепенно к далеким горам. За рекой Сан-Хуан испанцы наткнулись на глинобитно-бревенчатый склад, с множеством отделений, наполненных медом и маисом, а также отделанными перьями и золотом хлопковыми одеждами. Там были и другие дома, пыльное беспорядочное скопление крытых соломой глинобитных хижин, и Кортес велел объявить, что любой человек, пойманный на грабеже, будет казнен. Он всеми силами стремился продемонстрировать этим индейцам свои мирные намерения – ведь они способны были оказать ему поддержку, в которой он отчаянно нуждался.
Там был и храм, о котором Гомара пишет, что он напоминал дом с невысокой, но массивной башней, увенчанной своего рода часовней, вмещавшей несколько больших идолов. Чтобы попасть в эту часовню, нужно было подняться по двадцати ступеням, и там испанцы обнаружили множество смоченных кровью клочков бумаги и каменный блок, на который укладывали предназначенных в жертву людей. Они также увидели кремневые ножи, которыми вскрывали грудь жертвы, чтобы добраться до сердца. Все вокруг было залито кровью. Испанцы посетили еще несколько деревень, в каждой из которых было не более двухсот домов. Дома оказались покинуты, «но полны провизии и крови, как в первой деревне».
Поскольку описания несколько расходятся, вероятно, Кортес и сам был в нерешительности и не знал, что лучше предпринять. Он надеялся набрать дополнительное индейское войско, но обнаружил только покинутые деревни и испытал такое же горькое разочарование, как и от отказа Моктесумы встретиться с ним. Он вернулся в лагерь, намереваясь двинуться на север к Киауицтлану и поставить суда в излучине илистых отмелей реки Сан-Хуан, где густо растущие деревья должны были служить абсолютно надежной защитой от любых шквалистых ветров. Его лагерь в этом случае также будет защищен от ветров и удален от туч москитов, кишащих в топях позади дюн.
Однако теперь сторонники Веласкеса стали в открытую оппозицию Кортесу, и их поддержали все те, кому было что терять на Кубе. Только неимущие, настоящие солдаты удачи, были готовы идти и дальше навстречу неведомому. Большинство из них в составе четырех сотен ходило с Кортесом на север. Похоже, что через наиболее верных капитанов – таких людей, как Пуэртокарреро, братья Альварадо, Олид, Луго, Авила и Эскаланте, – Кортесу удалось внушить солдатской массе собственные аргументы в пользу того, чтобы не оставлять занятый лагерем мыс. Теперь уже солдаты требовали основать настоящее поселение, с алькальдами и регидорами, то есть старшинами, – фактически с настоящим городским советом, который в таком случае будет иметь право избрать собственного капитана и мэра. Таким образом Кортес сманеврировал и как будто уступил пожеланиям своих людей. Поселение это – первое в Новой Испании – было названо Вилья-Рика-дела-Вера-Крус (Богатый Город Истинного Креста) из-за богатства здешних земель и того факта, что испанцы высадились на этом отрезке побережья в Страстную пятницу.
Этим несложным маневром Кортес многократно усилил собственную позицию. Вся процедура напоминала образование частной компании, поскольку, как только поселение было надлежащим образом юридически оформлено согласно желанию и воле всех присутствующих, оно превращалось в самодостаточное формирование, обладающее всеми законными правами испанского города – правом избирать людей для управления городом, выпускать приказы, издавать законы и, что самое важное, подчиняться непосредственно испанской короне. Короче говоря, город сразу же начал свое независимое существование, отдельно от экспедиции, направленной Диего Веласкесом, губернатором Кубы. А Кортес, как избранный капитан и главный судья города, получил свои полномочия непосредственно от города, а не в результате своего назначения руководителем экспедиции. Это был умный ход, до которого додуматься мог только человек, имеющий подготовку в юридических и гражданских делах. Теперь он обретал право напрямую, в обход Веласкеса, сноситься с Испанией. Кроме того, его люди решили выделить ему долю в двадцать процентов всего золота, оставшегося после выделения причитающейся королю одной пятой. На этом он настоял сам, ибо власть, не имеющая средств на свое поддержание, похожа на здание без фундамента.
Изменение положения Кортеса незамедлительно отразилось на его действиях. Алькальдами он назначил Пуэртокарреро и друга Веласкеса Монтехо. Остальных приверженцев Веласкеса, которых не удалось привлечь на свою сторону, он приказал схватить и заковать в цепи. Позже он, конечно, освободил их, поскольку люди в кандалах были для него бесполезны. Одновременно он собрал всех недовольных солдат – а их оказалось около сотни – в один отряд и направил его в экспедицию за продовольствием под командованием Педро де Альварадо. Они обнаружили только покинутые деревни и теокали, где еще лежали тела недавно принесенных в жертву мужчин и мальчиков с отрезанными руками и ногами. Стены и алтари были залиты их кровью, а их сердца лежали перед идолами. Альварадо привез из похода провизию, в основном маис; однако тот факт, что все деревни оказались покинутыми в день его прибытия, не оставлял сомнений во враждебности индейцев. Кортес решил поэтому переместить свой лагерь в Киауицтлан, где он надеялся на более дружественное отношение индейцев-тотонаков. Это было важное решение, оно не только определило окончательное положение поселения Вера-Крус, но более того – в городе тотонаков Семпоала, расположенном на его пути вдоль побережья, Кортес обнаружил ключ, который и должен был открыть для него ворота Мехико.
Вид города Семпоала разительно отличался от песчаных дюн, среди которых испанцы жили уже многие недели, «он весь состоял из садов и зелени и хорошо политых фруктовых садов». Это было самое крупное индейское поселение из виденных испанцами за все время путешествия: настоящий город, улицы полны народа, жаждущего увидеть, как они входят в город; стены внутреннего двора крепости, где их разместили, свежевыбелены известью и отполированы до серебристого блеска.
Сейчас Семпоала всего-навсего деревня, ее улицы представляют собой грязные грунтовые дороги, а дома немногим лучше хижин, и главной достопримечательностью являются развалины построек центральной площади города. Полированная штукатурка, блестевшая как серебро, давно рассыпалась в пыль, однако отшлифованные водой камни, взятые из русла реки, хорошо сохранились в облицовке основных зданий. Пирамиды, платформы и стены раскопаны и частично восстановлены, и, поднявшись на вершину большой пирамиды, возвышающейся над плоской равниной, убегающей к востоку к побережью, а к западу к увенчанной снеговой шапкой громаде Орисабы и туманной линии горного хребта, можно представить, что должны были чувствовать Кортес и его сподвижники. За этими горами лежали самые крупные города ацтеков, а здесь, в Семпоале, им дано было почувствовать мощь и величие ацтекской архитектуры. Даже сегодня, хотя и заросшие наполовину травой, эти сооружения производят необычайно сильное впечатление. К северу располагается большая пирамида, ярусы ее основной части поднимаются к вершине, как террасы, и напоминают ступени громадной каменной лестницы; к востоку – храм необычной архитектуры с колоннами, которые сейчас напоминают ряды торчащих вверх дымоходов, а когда-то поддерживали крышу, предположительно сложенную из пальмовых листьев; а еще дальше к востоку, уже за пределами центральной площади, располагается еще один храм, с высеченными на камне изображениями лиц на фасаде и украшенными фресками стенами внутренних помещений. На некотором расстоянии, уже непосредственно в городе, есть еще более древний, вероятно доацтекский, храм. Ступени на его лицевой стороне как бы взломаны ступенями, обращенными вбок, а тыльная сторона его представляет собой гладкую полукруглую каменную стену, так что с некоторого расстояния храм немного напоминает пиктский брок[26]26
Брок – доисторическая круглая башня на Шетландских и Оркнейских островах и в Шотландии. (Примеч. перев.)
[Закрыть]. Это место посвящалось служению Кецалькоатлю.
Касик Семпоалы встретился с Кортесом и его капитанами там, где их разместили. Вокруг испанцев кипела жизнь большого индейского города, а над городом, над его деревьями и садами возвышались во всем великолепии общественные и церемониальные здания, их облицовка из гипсовой штукатурки ярко сверкала под лучами жаркого солнца. Влажный воздух побережья навевал сонливость. Сам касик оказался очень дружелюбным и очень толстым человеком, он привел с собой целую свиту индейских вождей с большими золотыми кольцами в губах, в богатых одеждах. Они принесли испанцам букеты роз.
После того как испанцев накормили, толстый касик принес в подарок немного золотых украшений, назвал Кортеса «властителем среди великих властителей» и начал долгую обличительную речь против Моктесумы, подробно описывая его могущество и жестокость: каждый год у семпоальцев забирают сыновей, чтобы принести их в жертву, красивейших из их жен и дочерей насилуют мешикские сборщики налогов, все их золотые украшения реквизируются. Для уха Кортеса все это звучало сладкой музыкой. Он приложил максимум усилий, чтобы раздуть притихшее было пламя бунта – он расписал великое могущество своего императора за морем и объяснил, что прибыл в эту страну, чтобы повергнуть в прах их идолов и прекратить бессмысленные человеческие жертвоприношения.
На следующий день испанцы двинулись маршем обратно, вниз по реке с буйной культурной растительностью по берегам. Они пересекли плоскую саванну, покрытую сухим гравием и песком, и вышли к другой реке, Санта– Марии. Еще через пятнадцать миль – добрый дневной переход – испанцы вышли к месту слияния Санта-Ма– рии с рекой Сан-Хуан. Они заняли индейскую крепость Киауицтлан без боя. Ее обитатели разбежались, и, когда испанцы поднялись на вершину крепости, «на площадь, где стояли их храмы и дома идолов», они не встретили там никого более воинственного, чем пятнадцать жрецов, приветствовавших пришельцев дымом благовоний и объяснивших, что люди напуганы их видом и видом их лошадей. Кортес едва успел расположиться на отдых, как из Семпоалы прибыл в носилках касик. Последовали дальнейшие переговоры; касик, очевидно, обдумывал идею восстания, но постоянно нуждался в доказательствах испанского могущества. Внезапно к ним ворвался посланец с сообщением о прибытии от Моктесумы пятерых сборщиков налогов. Эта новость подействовала на нечистую совесть тотонаков и вызвала чистейшую панику.
Красочное описание прибытия сборщиков налогов на главную площадь, данное Берналем Диасом, иллюстрирует надменную уверенность, с которой держались представители Моктесумы. Оказавшись перед лицом всего испанского воинства, которого они никогда не видели, они тем не менее прошли мимо Кортеса и остальных, не произнеся ни слова. Каждый из них был занят тем, что нюхал букет роз, который нес в руках. Они были одеты в набедренные повязки и богато расшитые плащи, их гладко прибранные волосы блестели. Они вели себя с «самоуверенной гордостью», и это было впечатляющее зрелище. Их провели в помещение, спешно украшенное цветами, и после трапезы, включавшей в себя и шоколадный напиток, они послали за касиком и остальными вождями тотонаков и высказали им упрек в том, что они принимают у себя испанцев.
Ситуация предоставляла редкие возможности, чем Кортес не замедлил воспользоваться. Случай дал ему повод возобновить прерванный диалог с Моктесумой. Вожди тотонаков были уже достаточно напуганы. Кортес предложил им следующий выход: арестовать сборщиков налогов и прекратить выплачивать дань Моктесуме. Присутствие испанцев, без сомнения, оказалось решающим фактором, и индейцы немедленно предприняли предложенные Кортесом действия. Сборщики налогов были закованы в ошейники с прикрепленными к ним длинными шестами. Вожди намеревались принести их в жертву богам и тем самым заставить замолчать навек; однако у Кортеса были иные планы. Его целью в этот момент было как можно глубже втянуть прибрежных индейцев в свои дела, чтобы они уже никогда не посмели предать его. Он уже дал указание касику разослать курьеров по всем городам района, включая и города союзников Семпоалы, чтобы распространить весть о происшедшем и объявить, что они более не должны подчиняться Моктесуме. Он настоял на том, чтобы пленникам сохранили жизнь. В эту же ночь он сумел организовать побег двоих из них. Их привели к нему, а он, дав им еды и рассказав, как сильно ему не нравится обращение, которое им пришлось претерпеть от тотонаков, отпустил их. Они должны были поведать Моктесуме о том, как дружески к ним отнесся Кортес, и сообщить ему, что он, Кортес, желает только служить их господину, с которым очень хочет встретиться.
Это был в высшей степени искусный трюк, хладнокровно исполненный. Утром Кортес изобразил ярость при известии о бегстве пленников. Троих оставшихся мешиков заковали в цепи и перевезли, для пущей безопасности, на борт одного из кораблей Кортеса, стоявших теперь на якорях в русле реки. На борту он сразу же освободил их. В то же время он объявил касикам, что теперь они и все их люди должны подчиняться его приказам и объединить с ним силы против Моктесумы. Бедняги зашли уже настолько далеко, что обратный путь для них оказался закрыт, и в присутствии королевского нотариуса они дали клятву верности и стали законными вассалами испанской короны.
Теперь весь район, включавший около двадцати городов, до последнего человека стоял за Кортеса. Чтобы укрепить свое положение, он немедленно начинает работы по строительству поселения, для которого выбирает ровную площадку на берегу реки в полутора милях от Киауицтлана. Он сам работал на переноске земли и камней и рытье фундаментов; и, следуя его примеру, его капитаны тоже работали вместе с солдатами. Вера-Крус строился по плану: в нем есть церковь, площадь, арсеналы, башни с часами, барбаканы[27]27
Барбаканы – башни, обороняющие подвесной мост. (Примеч. перев.)
[Закрыть] – в общем, это типичный испанский город-крепость, и с помощью индейцев строительство основной его части завершилось очень быстро.
Когда испанцы еще строили Вера-Крус, прибыло посольство из Мехико с дарами – золотом и тканями. Это было важное посольство, в него входили два племянника Моктесумы, и для Кортеса оно послужило первым признаком того, что его политика раскола между мешиками и индейцами покоренных ими племен начинает давать желаемый эффект. На обвинение в подстрекательстве к мятежу Кортес высокомерно ответил, что тотонаки теперь являются подданными императора Карла и нельзя ожидать, чтобы они служили двум хозяевам. Он добавил при этом, что сам он и его капитаны теперь направляются с визитом к Моктесуме, чтобы предоставить себя в его распоряжение. В качестве доказательства добрых намерений он представил троих оставшихся сборщиков налогов, сытых и хорошо одетых. После того как Альварадо продемонстрировал испанское искусство верховой езды, посланники отправились обратно в Мехико с освобожденными пленниками и дарами – цветными бусами.
Хотя Кортес и заявил, что направляется с визитом к Моктесуме, на самом деле он был еще далеко не готов к такой опасной экспедиции. Он нуждался в союзниках. Он нуждался также в поддержке своего короля. В добавление ко всему существовала еще и неотложная проблема недовольства в его собственных рядах: семеро солдат уже пытались бежать на украденной лодке.
Узнав, что люди Кулуа атакуют город Сингапасинга, расположенный в двадцати пяти милях, Кортес тут же выступил туда со всем своим войском при поддержке двух тысяч тотонаков. Но семпоальцы солгали. Между Семпоалой и Сингапасингой существовала давняя вражда, и они просто хотели использовать испанцев как ударную силу и всласть пограбить. Кортес был в ярости. Он заставил их вернуть все награбленное и, вызвав таким образом благодарность жителей Сингапасинги, прочел им проповедь об истинной вере и принял у них присягу на верность испанской короне.
На обратном пути один из его солдат был пойман на мародерстве. Кортес велел повесить его в качестве урока для остальных. Он знал, что, если его солдаты будут грабить, он потеряет поддержку индейцев, и это будет означать окончательный крах. Но практически он не мог себе позволить потерять даже одного испанского солдата, поэтому, вероятно, испытал облегчение, когда Альварадо по собственной инициативе перерезал веревку и не дал солдату задохнуться.
Гнев Кортеса, похоже, всерьез обеспокоил семпоальцев, и по возвращении в город ему подарили восемь девушек в золотых ошейниках и с золотыми сережками в ушах. Все они были дочерьми вождей и предлагались, по индейскому обычаю, для вынашивания детей капитанов Кортеса и тем самым скрепления союза с ним. Кортесу пришло время разрубить последний узел, связывающий их с Мехико. Он заявил, что, если испанцы примут девушек, они станут кровными братьями индейцам, а это невозможно сделать, пока девушки не станут христианками, а индейцы не прекратят человеческие жертвоприношения и не откажутся от содомского греха. На тот момент в жертву регулярно приносилось до пяти человек в день. Индейцы предлагали сердца жертв идолам и съедали их руки и ноги. Так же обычны в городах были мальчики-проститутки, одетые девочками.
Индейцы в ответ стали вести себя в высшей степени угрожающе, они готовы были защищать своих идолов и свои верования. Однако стоило Кортесу пригрозить уйти и предоставить их гневу Моктесумы, официальное противодействие внезапно куда-то исчезло, и большинство людей апатично стояли и смотрели, как около полусотни испанских солдат швыряли идолов вниз со ступеней храмов. Однако некоторые воины при виде такого осквернения святынь могли бы напасть на испанцев, если бы Кортес не позаботился заранее схватить касика и полдюжины жрецов и угрожать им смертью, если выпущена будет хотя бы одна стрела. Наконец по указанию касика главные жрецы храмов унесли обломки идолов прочь и сожгли их. Описание этих жрецов просто ужасно: «Одни носили черные одеяния, как у каноников, а другие – капюшоны поменьше, как у доминиканцев. Они носили очень длинные волосы, до пояса, а некоторые даже до щиколоток, и волосы эти были настолько спутаны и вымочены кровью, что их невозможно было бы разделить. Их уши были разрезаны во многих местах в качестве жертвы, и пахли они серой. Но они также пахли и кое-чем похуже – разлагающейся плотью». Эти жрецы не женились, но практиковали содомию.
На следующий день, когда место было полностью очищено и стены побелены, там был воздвигнут алтарь, следить за которым приставлены были четверо жрецов, с вымытыми и подстриженными волосами, в чистых белых одеяниях. Им показали, как изготавливать свечи из местного воска, и приказали держать их все время горящими перед образом Девы Марии и Святым Крестом. Это было, конечно, религиозное представление, и тем не менее оно произвело сильное впечатление, особенно когда отслужили мессу и крестили индейских девушек. Моктесума, находившийся в двух сотнях миль и получавший доклады о происходящем от своих шпионов, возможно, через вторые и третьи руки, должно быть, не понимал, что происходит. Эти теуле со своими пушками, лошадьми и кораблями, вооруженные для битвы и требующие золота, униженно опускаются на колени в пыль перед куском дерева и картинкой с изображением женщины и ребенка <… > это не могло иметь смысла для человека, боги которого пожирали человеческие сердца тысячами.
По отбытии обратно в Вера-Крус испанцы взяли этих восьмерых девушек с собой. Самая красивая из них была названа в крещении Франсиской, и снова Кортес отдал ее своему другу Пуэртокарреро. Ему самому подарили племянницу толстого касика, чрезвычайно безобразную особу; и возможно, в качестве грубой шутки ее окрестили Каталиной. Для мужчины, имевшего стойкую репутацию бабника, Кортес постоянно демонстрировал удивительное отсутствие интереса к индейским девушкам. Конечно, в данный момент его ум занимали совсем другие проблемы. С Кубы пришел корабль Франсиско де Сауседо с десятью солдатами. Что гораздо важнее, у них на борту были жеребец и кобыла. Они также привезли новости: Веласкес утвержден adelantado Кубы и имеет теперь полномочия торговать и основывать поселения.
Кортес и его люди находятся на берегу уже более трех месяцев. Пора двигаться в глубь материка. Но сперва следует послать корабль в Испанию с красочным описанием страны и всего, чего удалось достигнуть, а также с достаточным количеством золота для поддержки своих притязаний. Затем следует уничтожить остальные суда флотилии, и тогда каждый человек окажется обречен на борьбу, без окончательной победы у него не будет шансов спасти свою шкуру. Только такими решительными и необратимыми действиями можно исключить угрозу постепенного разбегания войска или, хуже того, мятежа.
Как обычно, Кортес настолько тщательно подготовил почву, что ему и в этот раз будто бы пришлось сдаться под давлением солдатской массы, а не отдать приказ. Солдаты сами составили послание императору Карлу и изложили в нем все свои достижения. Вместе с письмом должно было отправиться все добытое к тому моменту золото. Каждый испанец в конце концов согласился пожертвовать своей долей добычи ради того, чтобы общая сумма выглядела как можно внушительнее. Они также отправили с письмом четверых индейцев, освобожденных в Семпоале из клеток, где их откармливали для жертвоприношения. В качестве посланников были избраны Пуэртокарреро и Монтехо. Был снаряжен лучший корабль флотилии, отобраны пятнадцать матросов, назначены два штурмана, в том числе Аламинос, знавший Багамские острова и поэтому имевший возможность сразу направить судно к Испании. Солдатское письмо содержало и жалобы на Веласкеса, и обвинения в адрес президента Совета по делам Индий епископа Фонсеки в продажности, а также выражало просьбу утвердить Кортеса на его посту капитан-генерала Новой Испании. Кортес написал и собственное письмо, первое из пяти длинных донесений, направленных им своему королю. Посланники отплыли 26 июля 1519 года с приказом не заходить на Кубу.
Необходимость уничтожить корабли перед походом на Мехико стала неотвратимой, поскольку произошла еще одна попытка захватить судно и бежать на нем на Кубу. На этот раз Кортес приговорил двоих лидеров к повешению, штурмана к отсечению ног, а остальных, которые, возможно, все были с Гибралтара, поскольку о них упоминается как о людях со Скалы, к двум сотням плетей. Затем он немедленно отбыл в Семпоалу для окончательного согласования планов со своими индейскими союзниками, и в его отсутствие экзекуция, вероятно, не состоялась. В Семпоале будто бы сами солдаты требовали уничтожения судов, преимущественно на том основании, что освободившиеся матросы должны были усилить войско испанцев почти на сотню. Во всяком случае, приказ был наконец отдан, и Хуан де Эскаланте, назначенный начальником полиции, отправился в Вера-Крус проследить за его выполнением.
План состоял в том, чтобы выгрузить все припасы и оборудование на берег, пробить отверстия в днищах кораблей и затопить их на мелководье. Предполагалось, что это делается потому, что их корпуса прогнили. Это было вполне разумное объяснение, поскольку все знали, что корабельный червь в теплых водах Гольфстрима очень опасен. Однако моряки не лучшие помощники в подобных делах. В общем, задание не было выполнено, затопили только пять кораблей, и Кортесу пришлось прекратить саботаж, отдав непосредственный приказ затопить остальные суда. К этому времени, естественно, выявилась серьезная оппозиция. Но как только дело было сделано, шум быстро улегся, поскольку теперь ни у кого не было иного выхода, кроме как поддерживать своего руководителя и волю большинства.
Кортес воспользовался случаем произнести речь. Он очень хорошо умел убеждать свое воинство, и к концу речи практически все до единого были с ним, а несогласные все равно не имели возможности избегнуть своей судьбы, которая теперь заключалась в сражениях – сражениях без конца, до смерти или полного завоевания страны.
Путь Кортеса. Карта № 1
После уничтожения судов Вера-Крус приобрел для испанцев еще большее военное значение в качестве базы, в которую можно было бы при необходимости отступить, а также в качестве порта, через который они рано или поздно могли получить подкрепление из Испании. Вероятно, Кортеса во время спешной подготовки экспедиции в глубь материка очень занимал вопрос, какая часть его воинства необходима для обеспечения безопасности базы. Гарнизон должен был пользоваться поддержкой жителей всей прилегающей местности, насчитывавшей пятьдесят городов и деревень, способных выставить порядка пятидесяти тысяч воинов. Вероятно, первоначально Кортес намеревался оставить на базе чисто символический гарнизон. Однако не успел он выступить из Семпоалы, как Хуан де Эскаланте, оставленный командовать Вера-Крусом, прислал сообщение, что вблизи побережья замечено какое-то судно.
Оставив Педро де Альварадо командовать армией, Кортес взял Сандоваля и еще троих всадников и проскакал галопом пятнадцать миль до Вера-Круса. Одной из самых сильных сторон Кортеса как руководителя была его способность встречать возникающие проблемы лицом к лицу, и он всегда делал это лично. Проявленная им в этом случае поспешность и тот факт, что он приказал пятидесяти солдатам следовать за ним как можно быстрее, показывают его озабоченность возможной попыткой Диего Веласкеса высадиться с Кубы. На самом же деле прибывший корабль оказался одним из трех, посланных Франсиско де Гараем, назначенным Диего Колумбом губернатором Ямайки. Кортес узнал об этом от троих захваченных на берегу испанцев. Гарай получил назначение от Фонсеки, и оно давало ему право на губернаторство в любых землях, которые он сможет открыть к северу от реки Сан-Пабло. Его капитан Алонсо Альварес де Пинедо с отрядом в двести семьдесят человек уже строил поселение в двухстах милях к северу, на реке Пануко. Кортес предпринял неудачную попытку захватить судно, но получил только двоих матросов, прыгнувших с лодки и выплывших на берег.
В этот момент Кортес, должно быть, остро ощутил давление происходящих за его спиной событий. Теперь ему следовало опасаться не только Веласкеса, но и Гарая. Для обеспечения безопасности базы теперь стало необходимым оставить в ней значительно больше сил, чем он намеревался ранее. В конце концов, включая больных, раненых и пожилых солдат, Кортес оставил для защиты Вера-Круса около полутора сотен людей. Лучшую часть армии он конечно же повел с собой – всего примерно четыре сотни человек – и 16 августа 1519 года вышел из Семпоалы. Его сопровождали от сорока до ста военных вождей тотонаков и две сотни тамеме – носильщиков, тащивших на себе артиллерию и припасы. Каждый индеец оказался способен проходить пятнадцать миль в день с пятидесятифунтовым тюком за спиной. У Кортеса было пятнадцать лошадей и шесть пушек. Его солдаты были одеты в подбитые хлопком доспехи и башмаки из пеньковой веревки и несли щиты. У некоторых были аркебузы, мушкеты или арбалеты, но в основном вооружение испанцев составляли копья и мечи. Только капитаны и всадники были облачены в стальные доспехи. Тем путем, которым следовало войско Кортеса, до столицы Моктесумы нужно было пройти почти двести пятьдесят миль. На их пути вставали три огромных горных гряды, две из которых могли похвастаться вулканическими пиками высотой более 14 000 футов, а третья – вулканами Попокатепетль и Истаксиуатль, оба высотой более 17 000 футов. Кроме того, вся эта территория была им совершенно неизвестна, а значительная часть ее, по всей видимости, враждебна. Мало кому из этих людей доводилось предпринимать подобный тяжелейший марш с такими, казалось, ничтожными шансами на успех. Каковы бы ни были их мотивы, каково бы ни было их поведение, это были храбрые люди; и сам Кортес – человек, никогда не колебавшийся, никогда не отчаивавшийся даже в совершенно безнадежных внешне обстоятельствах, должен стоять в ряду величайших военных вождей в истории человечества.