Текст книги "Конкистадоры. История испанских завоеваний XV–XVI веков"

Автор книги: Хэммонд Иннес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 4
Загадка Моктесумы

Когда Кортес высадился на побережье в году 1-й Камыш – этот знак руководил жизнью Кецалькоатля и, следовательно, был годом его предсказанного «возвращения», – Моктесума, наблюдая за событиями в своей отдаленной столице, похоже, испытывал странное нежелание предпринимать какие-либо конкретные действия. Очевидно, он решил отвратить своих военных вождей от решительных военных действий. Вместо этого он предоставил полную свободу действий своим жрецам-колдунам. Некоторые из даров, посланных испанцам, а также, возможно, часть пищи были заколдованы этими некроманами. Кинтальбор, мешик, внешне похожий на Кортеса, вероятно, служил эквивалентом фигурки, которую протыкают иглой. И поскольку колдуны сделали все, что могли, – прочли заклинания, принесли жертвы, применили все дьявольское искусство религии ацтеков, причем без всякого эффекта, то ни один жрец не посмел бы обвинить Моктесуму в невыполнении религиозных обязанностей. Он был свободен действовать так, как считал нужным.

Решающим, критическим фактором оказалось прибытие Теудильи со шлемом и требованием Кортеса наполнить его золотом. Шлем, очевидно, чем-то напоминал те шлемы, что носили предки индейцев, люди Кецалькоатля. Это стало еще одним из множества знаков, укреплявших растущую веру индейцев в то, что испанцы могут оказаться спутниками великого короля-пророка, которого изгнали со своей земли их праотцы. Более того, пиктограммы, отправленные из Сан-Хуана-де-Улуа, достаточно точно изображали корабли, пушки и лошадей, чтобы военные вожди Моктесумы могли понять, что придется столкнуться с совершенно новым для них оружием. Кроме того, детальные изображения облика самих испанцев только усиливали божественный образ, уже навеянный слухами. Однако пиктограммы не могли ничего рассказать о намерениях испанского капитана и объяснить, кому, по его словам, он служит. Наверняка Моктесума знал только, что Кортес возбуждает беспорядки в провинциях, что он хочет встречи и требует золота.

Попытка выиграть время – старый дипломатический ход, но такое объяснение щедрости Моктесумы показалось бы излишне упрощенным. Его реакция, без сомнения, была более сложной – его сознание разрывалось между предрассудками собственной религии и практическими проблемами, чему способствовало и само его двойственное положение одновременно религиозного и светского лидера. Он должен был сознавать, что владеет силой и может уничтожить вторгшихся чужаков, но он уже убедил себя, что вслед за этими чужаками придут другие, поднимется из моря целое воинство. И так или иначе, он наполовину верил, что это боги, а богов следует умилостивить. Поэтому вместо армий он посылал навстречу испанцам золото, и подарки, и жрецов с копалем, чтобы окуривать их, как богов, благовониями. Все, что угодно, лишь бы не встречаться с ними лицом к лицу. Уклоняясь от встречи, Моктесума утратил в конце концов даже волю к сопротивлению.

Однако в тот момент он еще не принял окончательного решения о капитуляции перед, как ему казалось, неизбежным. Дипломат, жрец и воин в нем все еще боролись между собой, именно поэтому его действия выглядят непоследовательными, а его политическую линию трудно понять. Так, когда Кортес нанес поражение тлашкаланцам, Моктесума выражает согласие стать вассалом императора Карла и в то же время предписывает своим эмиссарам предпринять все усилия, чтобы отговорить Кортеса от союза с тлашкаланцами. Он все еще надеется оттянуть зловещий час. Но слабость империи, проистекающая от неспособности мешиков интегрировать завоеванные племена, становится очевидной. Теперь, когда тлашкаланцы и все остальные племена до самого побережья выступили с открытым бунтом, поражение Чолулы, если немедленно не предпринять решительных действий, стало неизбежным. В окрестностях Чолулы у Моктесумы двадцать тысяч воинов; Кортес пишет: пятьдесят тысяч. Если бы удалось внушить испанцам ложное чувство безопасности и обманом заманить в засаду, то они уже никогда не смогли бы доверять чолула или любому другому племени союзников.

В день вступления Кортеса в Чолулу Моктесума посылает гонца к касикам с приказанием организовать внезапное нападение и с подарками – драгоценностями, тканью и золотым барабаном. Чолуланские вожди согласились с предложенным планом и тут же прервали всякие сношения с испанцами. На третий день, в соответствии с инструкциями Моктесумы, они прекратили снабжать испанцев продовольствием, а когда Кортес решил продолжить поход, ему доложили, что это невозможно, поскольку в Мехико нет продовольствия для прокорма его армии. Чолуланцы тем временем согласились предоставить ему эскорт в две тысячи воинов, примерно так же, как сделали тлашкаланцы во время марша на Чолулу. Договорились, что эскорт прибудет в лагерь на следующее утро. Силы мешиков разделились – половина двинулась непосредственно в город, другая укрылась в сухом русле реки, которое сейчас назвали бы «барранка». Ловушка подготовлена, всю ночь и весь следующий день Моктесума в тревоге ждал новостей, занимаясь в то же время обычной ежедневной рутиной, молитвами и жертвоприношениями.

Когда наконец его посланники вернулись, уставшие, пропыленные и до смерти перепуганные, они принесли весть о настоящей катастрофе. Кортес, сообщили они, еще накануне знал об их вероломном плане. Он сказал им это в лицо и обвинил Моктесуму в предательстве. Затем он поместил их под строгий караул, и на рассвете вся испанская армия стояла наготове, ожидая атаки. С восходом солнца значительно больше, чем обещанные две тысячи, чолульских воинов ввалились на площадку, где стояли лагерем испанцы. Кортес немедленно проинформировал их вождей о том, что ему известны их намерения и что он собирается отплатить им за предательство той же монетой. Он запер вождей и приказал выпалить из аркебузы; по этому сигналу раскрылись пушки и засверкали на солнце испанские стальные клинки. В отсутствие вождей чолуланцы остались без всякого руководства. Началась ужасная резня. За два часа засада, которая должна была покончить с испанскими захватчиками, сама была уничтожена. Более того, индейцев, атаковавших снаружи лагеря, целыми шеренгами косили выстрелы из пушек, предусмотрительно размещенных в воротах. В это время тлашкаланцы и семпоальцы Кортеса пробивались в город с близлежащих полей. Видя приближение конных и пеших испанских солдат, чолульские и мешикские воины поняли, что оказались между молотом и наковальней. К концу пятичасового сражения около шести тысяч из них были мертвы, а несколько жрецов, поднявшихся на вершину самой высокой храмовой башни, были сожжены там, причем они до самого конца душераздирающе сокрушались о том, что их идол покинул их.

Эти новости, вслед за которыми возвратилось и войско мешиков, ожидавшее в засаде возле Чолулы, похоже, совершенно лишили Моктесуму мужества. Узнав о катастрофе, он принес в жертву богу войны нескольких пленников и уединился с десятью старшими жрецами, чтобы предаться молитвам и дальнейшим жертвоприношениям. В конце концов он направил к Кортесу еще одно посольство, снова с богатыми дарами, чтобы уверить его в своей невиновности и снять с себя всякую ответственность за случившееся. Возможно, он даже испытал облегчение, услышав, что Кортес якобы поверил его заверениям – ведь к этому моменту Чолула окончательно сдалась испанскому генералу. Кортес даже договорился со старшим касиком, назначил его губернатором вместо убитого брата и велел заключить мир с их старыми врагами, тлашкаланцами. Имея в союзниках эти два племени и поддержку окружающего населения, Кортес теперь оказался в состоянии выставить мощную объединенную армию, и теперь даже вожди мешиков, вероятно, советовали Моктесуме проявлять осторожность.

Ошеломленный, по всей видимости, масштабами катастрофы, Моктесума целых две недели не предпринимал ничего определенного, дав тем самым возможность испанцам консолидировать свои силы в Чолуле. Наконец Кортес сделал решительный шаг, направив эмиссаров с категорическим требованием разрешить ему вход в Мехико– Теночтитлан. Как вспоминал гораздо позже Берналь Диас, отправленное Моктесуме послание было типичным образцом двусмысленного текста, мастером которого был Кортес, получивший юридическое образование. В отношении хитрости этот человек был индейцам достойным противником. Суть послания: выполняя приказ своего господина, императора Карла, испанцы пересекли множество морей и отдаленных земель, и все это с единственной целью – нанести визит Моктесуме и сообщить ему некоторые сведения, которые принесут ему большую выгоду, когда он их поймет. Однако на пути в столицу послы Моктесумы завели испанцев в Чолулу, которая, как известно, платила ему дань, и первые два дня пребывания в этом городе его обитатели хорошо относились к испанцам, но на третий день устроили предательский заговор с целью убить их. Но поскольку против испанцев невозможно задумать никакой обман, двойную игру или коварство так, чтобы они сразу же об этом не узнали, чолульцы, устроившие ловушку, были за это наказаны. Однако, зная, что они являются подданными Моктесумы, из уважения и большой дружбы к нему лично испанцы воздержались от уничтожения всех причастных к этому предательству.

Посланцы Кортеса дали понять, что и жрецы, и касики Чолулы утверждают, что засада была организована по его, Моктесумы, совету и приказанию. Затем послы заявили, что Кортес отказался поверить, что такой великий правитель мог отдать такое приказание, особенно после того, как он объявил себя другом испанцев; кроме того, наслышанный о характере Моктесумы Кортес убежден, что, если идолы и внушили бы Моктесуме злую мысль воевать с испанцами, он делал бы это открыто. «Однако нам все равно, атакуют ли нас на открытой местности или в городе, днем или ночью, так как мы убьем всякого, кто осмелится это сделать». Еще эмиссары добавили, что, поскольку Кортес совершенно уверен в дружеском расположении Моктесумы и хочет встретиться и поговорить с ним, он немедленно выступает на Мехико, чтобы со всеми подробностями поведать Моктесуме волю своего господина, императора Карла.

Неумолимая настойчивость Кортеса, его непоколебимая, отчаянная целеустремленность оказались совершенно новыми и недоступными для сознания индейцев качествами. Несомненно, так ведут себя только боги. Получив это последнее послание, Моктесума, похоже, решил, что не может более оттягивать внушающую ему ужас встречу. Особые жертвы и молитвы принесли ему решение, вряд ли отвечавшее мыслям его политических и военных советников. Построенный на воде город, в котором каждая улица защищена от внезапного нападения серией подъемных мостов, представлял собой идеальную ловушку. Если испанцев удастся заманить в город с относительно небольшим количеством тлашкаланцев, сопровождавших его в Чолуле, то можно поднять за ними мосты и не торопясь расправиться с ними, отдав их сердца в пищу богам. По крайней мере, именно так считали испанские солдаты; а поскольку это не подтверждается никаким описанным поведением или речами Моктесумы, мы можем только предположить, что между королем и его главными военными советниками уже назрел политический конфликт. Сам Моктесума, очевидно, пришел к выводу, что не следует больше пытаться препятствовать продвижению испанцев. Он направил шестерых вождей с дарами – золотом и драгоценностями – и приветственной речью: «Наш господин, великий Моктесума, посылает этот подарок и просит принять его вместе с великой любовью, которую он питает к тебе и всем твоим братьям. Он говорит, что зло, которое причинили тебе люди Чолулы, очень огорчает его, и он желает наложить на них дополнительное наказание, поскольку они злобные и лживые люди, ведь они стремились возложить на него и его посланников вину за преступление, которое сами пытались совершить». И далее в послании говорилось, что Кортес может прийти в город когда пожелает.

Так начался последний этап похода на Мехико.

На подходящем поле, при поддержке большого числа индейских союзников, Кортес имел неплохие шансы нанести мешикам поражение в бою. Однако многие из его семпоальцев считали, что испанцы отправляются прямиком в ловушку, что ни один из них не выйдет из Мехико живым – они будут либо убиты, либо принесены в жертву ацтекским богам. И поскольку семпоальцы попросили разрешения вернуться домой, Кортес наградил их подарками и отпустил. Тем не менее когда начался последний этап его марша, с ним было, как он утверждает, «четыре тысячи индейцев из Тлашкалы, Уэйоцинго, Чолулы и Семпоалы». Почти наверняка индейцев было гораздо больше, но самое поразительное в этом факте то, что чолуланцы теперь тоже шли с испанской армией: ведь мало того, что они затеяли предательскую атаку на испанцев – согласно Тапиа, испанцы или, что более вероятно, их индейские союзники в отместку сделали все возможное, чтобы разрушить этот священный город; Кортес на целых два дня отдал город своему воинству. Все это доказывает только, что здесь, как это происходит и сегодня во многих частях света, решительное применение силы вызвало скорее уважение и даже восхищение, но не ненависть.

Неясно, как долго Кортес оставался в Чолуле, но ему хватило времени, чтобы принять очередное посольство Моктесумы, а самому отправить группу из десяти солдат для разведки прохода между двумя вулканами. Фактически они поднялись почти на вершину самого Попокатепетля, что было немалым достижением, так как происходило во время небольшого извержения. Их доклад подтвердил, что в проходе есть хорошая тропа, а поскольку это самый короткий путь, то Кортес решил выбрать именно его, несмотря на то что это означало подъем на высоту более 11 000 футов.

Путь Кортеса. Карта № 4

Выбранный путь, проходивший мимо Уэйоцинго, союзного Тлашкале индейского города, лежал южнее маршрута, рекомендованного вождями Моктесумы, который протянулся по северным предгорьям Истаксиуатля, примерно вдоль трассы современной автодороги. Высота там меньше, однако путь этот пролегает по землям Кулуа и ведет к Чалько, управляемому мешиками городу. Кортеса же невозможно было отвлечь от его главной цели даже обещаниями обильного снабжения продовольствием. Возможно, он опасался ловушки, однако не вызывает сомнений, что основным мотивом выбора пути через Уэйоцинго было намерение увеличить свои индейские вспомогательные силы. Это объясняет также, почему армия в первый день прошла так мало.

На ночь испанцы остановились в Калпане, немного не доходя до холмов-близнецов, так напоминающих гигантскую горную гряду, которую им предстояло преодолеть. Поселение это располагалось совсем рядом с Уэйоцинго; вожди и жрецы города вышли их встречать с продовольствием и небольшим количеством золота. Берналь Диас пишет, что они предупредили Кортеса: когда он достигнет верхней точки прохода, он обнаружит там две тропы; одна из них перекрыта упавшими деревьями и непроходима для лошадей, другая расчищена. Если испанцы выберут расчищенную тропу, позже они внезапно обнаружат, что она перегорожена земляным завалом, а поблизости в засаде, за рвами и баррикадами, их ожидают мешики. Они предложили Кортесу «множество людей», чтобы помочь тлашкаланцам убрать деревья, перекрывшие тропу. Должно быть, армия снова выступила в путь с первыми лучами солнца, так как Берналь Диас пишет, что они достигли прохода еще до полудня. Нет никакого упоминания о том, что испанцы провели еще одну ночь у подножия горы; Кортес же пишет только, что «через два дня после выхода из Чолулы мы преодолели проход». Если они действительно не делали больше остановок в пути, то армия преодолела около пятнадцати миль и поднялась на 4000 футов менее чем за шесть часов – совершенно невероятное достижение, ведь на последнем этапе пути они должны были страдать от разреженного воздуха и холода (нижняя граница снегов Попокатепетля почти достигает перевала). В качестве объяснения можно предположить, что Берналь Диас был в передовом отряде, посланном для обеспечения безопасности прохода. Когда они достигли перевала, отмеченного ныне единственным во всей Мексике памятником Кортесу, пошел снег.

Информация о двух тропах, ведущих с перевала вниз, оказалась достоверной. Для испанцев расчистили правую тропу, ведущую в Тламаналько, селение недалеко от Чалько. Вторая же тропа, ведущая в Амекамеку и проходившая примерно там же, где сейчас современная дорога, оказалась перегороженной стволами деревьев. Когда Кортес потребовал от мешикских вождей объяснений, те сказали, что сделано это для того, чтобы испанцы наверняка пошли по дороге в Чалько, где для них приготовлено все необходимое. Должно быть, такой способ отметить верную дорогу показался Кортесу по меньшей мере странным. Во всяком случае, он повернул на тропу в Амекамеку. Пока тлашкаланцы и их союзники вручную оттаскивали с тропы стволы елей, сгустился сумрак; кроме того, валил густой снег, толстым слоем покрывая землю, и армию ожидала холодная ночь, а единственным укрытием могло служить несколько хижин. Однако, пишет Кортес, у испанцев не было недостатка в дровах для костров; вероятно, от холода страдали лишь часовые и патрули.

Затем оставалось только двигаться вниз, и на равнине возле Амекамеки, где испанцы провели следующую ночь, продовольствия снова было в изобилии. Они оказались наконец в удивительном месте – можно даже назвать его географическим феноменом, – которое привлекало в разные времена многие волны индейских переселенцев. Это обширная высокогорная долина Мехико, лежащая на высоте 7250 футов и более чем наполовину окруженная горами, питающими водой целый комплекс больших, но мелководных озер. Озера эти в настоящее время почти все осушены, но в то время широкое применение ирригации в сочетании с обилием солнечного света и высокогорной прозрачностью воздуха превращало долину в край совершенно невероятного плодородия. Как и большая часть страны, через которую уже прошагали испанцы, эта земля чем-то напоминала Эстремадуру – то же ощущение простора, те же неохватные небеса, то же жаркое солнце и та же неизменная горная цепь на горизонте. Вот только здешние горы – не заросшие лесом скалистые холмы, а голые, мрачные горы шлака, лавовые выбросы недавних вулканических извержений.

В Амекамеке испанцы все еще находились за пределами кольца приозерных городов-государств, составлявших Кулуанскую конфедерацию. В лагерь испанцев, горя любопытством увидеть теуле, пришли индейцы из всех окрестных городов, включая Чалько. Они приносили в дар золото, одежды и женщин, а их вожди высказывали обычные жалобы на Моктесуму. Его сборщиков налогов обвиняли в грабеже последнего имущества, в творимом над женами и дочерьми на глазах отцов и мужей насилии, в уводе мужчин на принудительные работы. На вопрос о тропах они отвечали, что все следы засады уже убраны и что теперь бог войны посоветовал Моктесуме уничтожить испанцев непосредственно в Мехико. К этому моменту Кортес обладал уже достаточно точной информацией о городе. Он знал, что его каналы и подъемные мосты представляют собой потенциальную ловушку, выбраться из которой надежды мало. И все же он не отказался от своей цели, даже не поколебался.

Он снова выступил в путь на следующее утро, и почти сразу же его встретило новое посольство Моктесумы, принесшее ему еще золота, еще более богатые одежды и следующее послание:

«Малинче, этот подарок посылает тебе господин наш, великий Моктесума, который выражает сожаление, что тебе пришлось перенести столько тягот в путешествии из далеких земель, чтобы увидеться с ним, и говорит, что уже посылал сказать тебе, что он даст тебе много золота и серебра и много чальчиуите (жадеитовых пластинок, превыше всего ценившихся мешиками за их цвет и редкость) в качестве дани для твоего императора и тебя самого и теуле из твоего отряда, если только ты не пойдешь в Мехико. Теперь он умоляет тебя еще раз не продвигаться дальше, но вернуться туда, откуда пришел, и он пошлет в порт большое количество золота и серебра и драгоценных камней для твоего короля, а тебе он даст четыре ноши золота и по одной ноше каждому из твоих братьев. Твой вход в Мехико, однако, запрещен. Все его вассалы вооружены и готовы предотвратить его. И более того, дорога чрезвычайно узка и для тебя там нет пищи».

Ответ Кортеса на это послание был вежлив, но тверд: если у мешиков недостаточно пищи для снабжения его людей, это не имеет значения, все они люди закаленные и могут обходиться почти без пищи. Ему оставался уже последний этап его похода на Мехико, и он ожидал, что Моктесума примет его в своем городе. Это был последний обмен заочными посланиями. Все это время Кортес с большим успехом пользовался услугами доньи Марины в качестве переводчика. Пленная индейская принцесса стала необходимой для Кортеса в этой экспедиции. Она постоянно сопровождала его в двойной роли переводчика и советника по индейским делам. Донья Марина переводила и разъясняла Кортесу не только речи индейцев, но и их намерения.

Эта замечательная женщина настолько идентифицировала себя с Кортесом, что превратилась в его alter ego. Именно она, через какую-то индианку, раскрыла чолульский заговор, а ее перевод речей Кортеса на язык индейцев так хорошо передавал их силу и целеустремленность, что, вероятно, с полным основанием можно сказать, что донья Марина сделала больше для достижения цели похода на Мехико, чем храбрейшие из капитанов Кортеса. В самом деле, сами индейцы, называя Кортеса в каждом официальном обращении Малинче, свидетельствуют о силе воздействия на них личности доньи Марины.

Неспособные, как китайцы, произнести звук «р», они называли ее Малиной, а Кортеса, как ее господина, Малинче, в соответствии со своими обычаями и традициями. Она почти наверняка любила его – во всяком случае, она отдалась ему и со временем родила ему сына. Однако, каковы бы ни были их личные отношения, совершенно очевидно, что без этой гордой и властной индейской принцессы, умевшей корректно донести до индейцев мысли Кортеса, он вряд ли добрался бы до Мехико, разве что в качестве пленника. Здесь имела значение не столько точность перевода, сколько верная интерпретация, и парализующее воздействие личности Кортеса на Моктесуму – он буквально загипнотизировал короля мешиков на расстоянии и ввел его в состояние страха и бездеятельности – было в значительной мере ее достижением.

Испанцы провели ночь в Айотсинго на берегу озера Чалько, где впервые увидели индейские дома, построенные наполовину в воде. На следующее утро, когда они направлялись к проходившей через Куитлауак дамбе, прибыли четверо знатных индейцев с большой толпой мешиков и объявили о приближении Какамы. Для Кортеса это означало серьезную победу. Какама приходился Моктесуме племянником и являлся властителем Тешкоко, города-близнеца кулуанского альянса. «Он прибыл на носилках, очень богато отделанных зелеными перьями с большим количеством серебряных украшений и драгоценных камней, вставленных в украшения в виде деревьев, изготовленные из наилучшего золота». Выйдя из носилок, он отвесил глубокий поклон и сказал: «Малинче, мы пришли сюда, я и эти вожди, чтобы предоставить себя в твое распоряжение и проследить, чтобы ты получил все, что требуется тебе и твоим спутникам, и проводить тебя в твой дом, которым является наш город. Ибо так нам приказал наш господин, великий Моктесума, который просит тебя простить его за то, что он не пришел вместе с нами сам. Причина того, что он так поступил, плохое здоровье, а не недостаток доброй воли по отношению к тебе».

Встреча с Моктесумой все еще не состоялась, однако из речи Какамы явствует, что его противодействие вступлению испанцев в Мехико сломлено. Или просто открывается пасть западни? Даже если Кортес опасался этого, он в этом не признается. Тем не менее положение остается чрезвычайно опасным. Он выставил часовых на всю ночь на случай внезапной атаки, и они убили больше дюжины приплывших в каноэ индейских шпионов. Тлашкаланские вспомогательные силы Кортеса, без сомнения, испытывали беспокойство, да и четыреста испанцев должны были с особой остротой чувствовать, что приближаются к концу долгой дороги от побережья и готовятся войти в запретный город, чьи воины покорили всю пройденную испанцами страну. И все же рукопись Берналя Диаса не дает описания этой ночи. Вместо этого его фотографическая память восстанавливает первое впечатление, произведенное на испанцев видом долины при приближении к городу Истапалапа. Они прошли по куитлауакской дамбе и северному берегу озера, и перед ними открылся фантастический вид на главное озеро Тешкоко:

«И когда мы увидели все эти города и селения, построенные прямо в воде, и другие большие города на сухой земле, и прямую и ровную дамбу, ведущую в Мехико, мы были потрясены. Эти великие города, и башни, и здания, поднимающиеся из воды, все выстроенные из камня, казались похожими на сказочное видение… Все это было так прекрасно… первый взгляд на вещи неслыханные, невиданные прежде даже во сне».

В Истапалапе испанцы были встречены еще одной группой знатных индейцев и размещены во дворцах, построенных из камня, кедрового дерева и древесины других ароматных пород. Оштукатуренные стены сверкали на солнце, а комнаты и дворы были затенены хлопчатобумажными тентами. Там были и сады, полные роз и фруктовых деревьев, а каноэ заходили в сады прямо из озера.

На следующий день, 8 ноября 1519 года, испанцы вступили в Мехико. Дамба сначала шла на запад, а затем, почти через четыре мили, повернула на север. Прямая как стрела дорога шириной восемь ярдов вела в Теночтитлан, в южную часть города, отражение которого в спокойных, залитых солнцем водах громадного озера Тешкоко могли теперь видеть испанцы. Как всегда, они шагали в боевом порядке, готовые к любой неожиданности. Однако шли они в сопровождении одного из самых знатных людей страны, и нервное напряжение уже спало. Пушки и сталь по-прежнему были с ними, отражаясь в водах озера и сверкая на солнце, но при этом во всем испанском войске царила праздничная атмосфера. Дамба была так запружена индейцами-зеваками, что войскам приходилось с трудом расчищать себе дорогу. Озеро кишело множеством каноэ, каждый подъемный мост и каждая сторожевая башня были забиты людьми. Весь Мехико вышел как на праздник, чтобы увидеть теуле, особенно людей на лошадях, про которых они слышали такие странные и невероятные рассказы.

Вход в Мехико сам Кортес описывает очень подробно. Дамба, по которой двигались испанцы, тянулась более чем на пять миль, ширина же ее составляла две длины копья, так что восемь всадников могли ехать рядом. За эти пять миль испанцы миновали три города, в каждом из которых было от трех до шести тысяч домов, а все жители которых занимались соляной торговлей. В Шолоке, где дамба поворачивает на север и соединяется с другой, идущей с материка, дамбой, Кортеса встретили около тысячи достойнейших граждан Мехико, одетые в мундиры различных военных орденов. Шолок представлял собой крепость с двумя выстроенными над водой небольшими башнями, или гробницами, стенами 12 футов высотой и всего двумя воротами. Кортеса продержали здесь около часа, пока каждый из касиков не положил руку на землю, не поцеловал ее и не приветствовал Кортеса от имени Моктесумы. Это было последнее посольство, и после этого испанцы шагали вперед, пока не достигли окраин Теночтитлана. Здесь встретил их деревянный мост в десять шагов шириной, со съемными несущими балками. Испанцы перешли мост и с этого момента оказались в западне. Самое удивительное, однако же, состоит в том, что никакой западни не было.

Теперь навстречу испанцам вышел сам Моктесума в сопровождении двух сотен своих вождей, все босиком, но в богатых мундирах. Вожди приблизились к испанцам двумя процессиями вдоль улицы, которая была «очень широкая, и прямая, и красивая, и очень ровная из конца в конец». Моктесума шел посередине улицы, его поддерживали под руки с одной стороны брат Куитлауак, король Истапалапы, с другой – Какама, король Тешкоко. Над Моктесумой несли балдахин, изготовленный полностью из зеленых перьев и отделанный по краям золотом, серебром, жемчугом и чальчиуите. Моктесума один из всех был в сандалиях с золотыми подошвами и украшенным драгоценными камнями верхом. По мере продвижения одни из вождей подметали перед ним улицу, другие устилали ее богатыми накидками, чтобы король мог пройти по ним. Никто не смотрел ему в лицо.

«Я сошел с лошади, – пишет Кортес, – и намеревался обнять его, но двое вельмож из его окружения удержали меня своими руками, чтобы я не мог коснуться его, потом они, и он тоже, совершили церемонию целования земли». Наконец он оказался лицом к лицу с королем мешиков!

Моктесума произнес приветственную речь, а Кортес снял с себя ожерелье из жемчуга и стразов и надел на шею Моктесумы. Затем Куитлауак взял Кортеса под руку, и с такой поддержкой тот проследовал за Моктесумой в город. Этот знак уважения должен был продемонстрировать всему народу Мехико, что испанцы являются почетными гостями их короля. Когда процессия прошла несколько улиц, прибыл один из слуг Моктесумы с «двумя ожерельями, завернутыми в ткань, которые были сделаны из цветных раковин… и с каждого ожерелья свисало по восемь золотых креветок, выполненных с большой точностью и около пяди длиной». Сам Моктесума надел ожерелья на шею Кортесу. Этот жест говорил о многом, так как креветки символизировали самого Кецалькоатля.

Ацтекские источники так описывают эту первую встречу: после того как ожерелья были вручены, Кортес спросил дарителя, действительно ли он Моктесума. «И король сказал: «Да, я Мотекусома». Затем он встал, чтобы приветствовать Кортеса; он вышел вперед, низко опустил голову и обратился к нему с такими словами: «Господин наш, ты устал. Путешествие утомило тебя, но теперь ты прибыл на землю. Ты пришел в наш город, Мехико. Ты пришел сюда, чтобы сидеть на своем троне, чтобы сидеть под его балдахином.

Короли, уже ушедшие, твои представители, защищали его и сохраняли его для твоего прихода. Короли Ицкоатль, Мотекусома Старший, Ашайакатль, Тисок и Ауицтоль правили для тебя в городе Мехико. Народ был защищен их мечами и огражден их щитами.

Знают ли эти короли судьбу тех, кого они оставили после себя, своего потомства? Если только они наблюдают, если только они могут видеть то, что вижу я!

Нет, это не сновидение. Я пришел сюда не во сне. Я вижу тебя не в сновидении… Наконец я тебя увидел! Я встретился с тобой лицом к лицу! Я провел в мучениях пять дней, десять дней, глаза мои были прикованы к Загадочной Области! А теперь ты вышел из облаков и туманов, чтобы снова сесть на своем троне.