Текст книги "Аббатство Корвей (СИ)"

Автор книги: Хэльга Штефан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Я повернулась к Томасу, не понимая, что так привлекло во мне мужчину. Тот лишь пожал плечами, недоумевая также. Улыбнулся, не очень-то искренне.

– Простите, месье, мы вас не понимаем. Мы говорим только на немецком. – Сказала я, и француз заулыбался еще шире.

– О, немецкий!

Он взмахнул рукой и подался вперед, будто бы собираясь меня поцеловать. Томасу показалось то же самое, и явно не пришлось по душе. Не представляю, что бы он сотворил с худосочным французиком, если бы все не выяснилось вовремя. Хозяин салона расстегнул заколку на моей голове, и волосы рассыпались по плечам пламенными волнами. К этому времени они вновь обрели свой естественный оттенок.

Рот Жана-Батиста исторг возглас изумления и восхищения.

– Они просто великолепны! – зачастил он уже на немецком, почти не картавя. – Ваши волосы. Идите, идите сюда!

Он потянул меня за руку к зеркалу в ажурной раме, висящему на стене поодаль от двери. Томас снова только пожал плечами, мол, тут я бессилен.

– Я непременно должен сделать вам прическу. – Поведал Жан-Батист, вертясь вокруг меня и пытаясь усадить на стул.

– Простите, месье ле Морель, у нас нет на это времени. Мы разыскиваем мою сестру, Аделину Корвей.

Я взглянула на Томаса, ища поддержки. Он подошел ко мне и крепко сжал руку.

– Нам сказали, что она может быть где-то здесь, на бульваре Монмартр.

– Все верно! – опять же весьма эмоционально воскликнул Жан-Батист, заправляя за ухо локон. – Аделина Корвей – моя жена. Только теперь ее зовут Адель. В честь нее я и назвал салон.

– Боже! – я сложила руки лодочкой, чуть ли не прыгая от восторга, готовая расцеловать Жана-Батиста. – Где она? Можно ее увидеть?

– Конечно! Сейчас. Правда, ей уже трудно ходить.

Жан-Батист скрылся за тяжелой бордовой портьерой, судя по всему, отделяющей салон от жилого помещения. По обе стороны от нее рядами тянулись полочки с разнообразными средствами по уходу за кожей и волосами. Все это представлялось мне ничем иным, как игрушками для богачей, которым некуда девать деньги.

Мы с Томасом успели лишь переглянуться. Жан-Батист выпорхнул из-за портьеры в сопровождении женщины с загорелым, чуть вытянутым лицом и темными кругами под глазами. Светло-пепельные волосы были коротко острижены, так что едва прикрывали уши, длинная челка закрывала лоб.

– Селена! – вскрикнула она и бросилась меня обнимать, насколько это позволял огромный живот. Если бы не голос и пронзительно-карие глаза, я не узнала бы ее.

– Не верится, что это ты! – я немного отстранилась, пытаясь отыскать в женщине хотя бы намек на младшую сестренку. Сердце до боли сжалось. – Тебе скоро рожать?

Она покачала головой:

– Не скоро. Просто будет двойня.

Я ахнула и прикрыла рот ладошкой.

– А у тебя есть дети?

Я покачала головой. Долгий разговор и объяснения с сестрой еще предстояли. В тот же момент мне просто хотелось насладиться ее присутствием.

Спустя некоторое время мы с Аделиной расположились в небольшой уютной кухоньке. Оказывается, портьера в салоне скрывала не комнаты, а лишь лестницу в полуподвальный этаж, где жили сестра и Жан-Батист.

– Твой муж такой странный. – Улыбнулась я, замечая на дальнем краю стола красный колпак и кучи каких-то брошюр.

Аделина кивнула, тряхнув светлой челкой.

– Подобная жизнь несет отпечаток. Я уговаривала его остаться в Пруссии, но, увы…

Я нахмурила брови, не понимая, о чем говорит сестра. Она вздохнула, и, склонившись ко мне через стол, взяла мои руки в свои.

– Иногда я боюсь, что Жан не вернется оттуда, куда он уходит почти каждую ночь. – Аделина кивнула в сторону революционных (как я догадалась) листовок. – Особенно теперь. Что я буду делать одна с двумя детьми?

Она тихо всхлипнула и спрятала лицо в ладонях. Взяв себя в руки, сестра продолжила:

– Однажды он участвовал в восстании. Я чуть с ума не сошла, увидев, как он ввалился через порог в разодранной одежде и с окровавленным лицом.

– Послушай! – я тронула ее за плечо. – Вам тоже следует уехать. Сейчас обстановка в стране спокойная, но я думаю, эта антиреволюционная коалиция была не последней. К тому же твой муж… Кольб… ему известно, что ты в Париже, и он очень зол на тебя.

– Не удивительно, – Аделина истерически расхохоталась, так что даже Жан-Батист примчался к нам, проверить, все ли в порядке. Сестренка махнула рукой, и он послушно удалился. – Хотя это мне следует злиться и проклинать его, да мне теперь все равно. У меня есть Жан. Как ты заметила, он немного странный, зато любит меня до умопомрачения.

– А ты его?

Аделина пожала плечами:

– Если бы не испытывала к нему никаких чувств, не бросила бы все и не уехала.

Я кивнула, соглашаясь.

– Признайся, ты ведь не сразу меня узнала? – глаза сестры заискрились. – Я здорово изменилась, да? И еще этот цвет волос… никогда не думала, что стану блондинкой.

– Я и представить не могла тебя такой.

– Маркус тоже не узнает, так что не волнуйся из-за него. Скажи лучше, где ты отыскала своего мужчину. Он такой… – Адель обернулась, чтобы проверить, не подслушивает ли кто, и понизила голос. – Такой эффектный.

Мои губы тронула улыбка.

– Если я назову тебе его фамилию и титул, ты упадешь в обморок прямо здесь.

Наш разговор походил на те, которые мы вели в детстве, сидя втроем на чьей-нибудь кровати, накрывшись с головой одеялом, и секретничали. Только теперь рядом не было Тайры.

– Не желательно бы, – Аделина погладила живот, а потом снова заливисто рассмеялась, – но я умру от любопытства, если не узнаю.

– Хорошо. – Согласилась я, придвигаясь еще ближе к сестре. Мной тоже овладел заговорщицкий дух. – Его зовут виконт Томас де Сайн.

– Ух ты! – Аделина подпрыгнула на стуле, и мы едва не стукнулись лбами. – Не барон, конечно, и не граф, но…

– Но… – многозначительно протянула я. Улыбка быстро сползла с лица, когда я вспомнила, что есть еще одна тема для разговора. Как бы мне ее не хотелось касаться, однако придется. – Послушай, ты спросила, есть ли у меня дети. Я ответила, что нет. – Я сделала паузу, ощущая, как в воздухе повисло напряжение. Поспешила его развеять. – Это неправда. Моей дочери сейчас два года. Только беда в том, что я не знаю, где она находится.

Я почувствовала, что слезы вот-вот польются из глаз – найдут дорогу, хотя я многие месяцы удерживала их внутри себя.

– Как это возможно? – карие глаза сестры уставились на меня с непониманием.

Я вздохнула и нехотя начала рассказ с того самого момента, как граф фон Берлебург повстречался мне на площади в Хёкстере.

6

Обустройство небольшого пассажирского судна включало несколько кают, стоимость которых была по карману лишь богатым пассажирам. Мы с Томасом к их числу не относились, а потому с насмешкой наблюдали, как те прячутся за толстыми стеклами иллюминаторов с бокалами шампанского в руках и носа не кажут на палубе. Зато мы с виконтом в полной мере наслаждались морским воздухом. Облокотившись о фальшборт, мы стояли близко-близко друг к другу, рука в руке.

– Что с тобой, Сэлли? – спросил Томас, убирая прядку с моего лба. Его пальцы пахли солью. – Я не узнаю тебя в последнее время.

Вздохнув, я решила признаться в одном из двух подозрений, терзавших душу.

– Мне показалось, будто в одной из кают я заметила Иоганна. Промелькнуло его лицо.

– Что? Граф Берлебургский на этом корабле? – смех искорками света заплясал в глазах де Сайна. Он обхватил мое лицо ладонями и низко наклонился, почти касаясь губами кожи, но лишь дразня. – Я понимаю, столько всего выпало на твою долю, и все же тебе нужно расслабиться.

– Ты прав. – Усмехнулась я.

Мысль о пребывании Иоганна на пароме вместе с нами теперь казалась наиглупейшей, и все же ледяные пальцы недоброго предчувствия сжимали грудь.

– Я действительно устала.

С тех пор, как тетушка Жана-Батиста – Франсуаза ле Морель (у которой он, собственно говоря, и позаимствовал фамилию, в противовес своей «Бланк»), итальянка по происхождению, добыла нам билеты на корабль и лично сопроводила до Марселя на своем дормезе, я почти не смыкала глаз. Впрочем, в доме сестры и ее мужа я тоже не спала. Мрачные мысли теснились в голове. Невеселые события поджидали нас в будущем, это я знала, однако сердце то и дело замирало от ожидания какой-то трагедии. И невольно вспоминалась карта Таро, которую старшая сестра Тайра постоянно вытаскивала из колоды, делая расклады на меня. Шестнадцатый аркан – Башня. Она подстерегала меня постоянно, как бы мы ни тасовали карты, сколько бы ни сдвигали их. Башня, в которую попала молния. Башня, с которой падали мужчина и женщина, в крике ужаса раскрывшие рты. Я знала, башня станет моей смертью в будущем. Только не догадывалась, как скоро.

Я попыталась очистить рассудок, прогнать предчувствие опасности, но оно повисло где-то на периферии памяти призрачным белым пятном. Я слабо улыбнулась Томасу.

– Ты как всегда прав, мой любимый!

Теперь нам не нужно было таиться от людей, прятать свои чувства за семью печатями, и все же мы оба, будто повинуясь какому-то невысказанному приговору, продолжали затеянную некогда игру.

Томас приобнял меня за талию и стал всматриваться вдаль. Его волосы колыхались на ветру, обдавая меня приятным и таким родным ощущением тепла. Берега Савоны уже вырисовывались на горизонте. Сердце мое то трепыхалось испуганной птицей, то останавливалось на мгновение. Что нас ожидало там, одному богу известно. Одно я знала наверняка – наша с Томасом дочь, Анна-Виктория, ждала нашего прибытия.

7

Восьмой день морского круиза подходил к концу. Солнце золотило воду. Мы с Томасом мучительно дожидались, когда же корабль причалит. Уже видны были крохотные домишки за пристанью и величественные древние башни.

Я повернулась к де Сайну и сжала его руку.

– Боюсь умереть прежде, чем увижу ее.

Томас от волнения не нашел слов, только кивнул мне.

Когда опустили сходни, я стала расталкивать людей, чтобы первой ступить на берег. Томас едва поспевал за мной. Его волосы мотались из стороны в сторону, глаза лихорадочно блестели, как и мои. Когда я оглянулась, чтобы поторопить виконта, сердце вдруг остановилось. Теперь не могло быть никакой ошибки. Он прятался за широкими спинами моряков, поворачивался боком, и все же это был он – Иоганн фон Берлебург.

Томас уже ушел вперед. Когда я его нагнала и тронула за плечо, чтобы предупредить о присутствии графа, виконт закричал. В этом возгласе сплелись странным образом радость и страх.

– Это она, Селена! Это наша дочь.

Де Сайн увлек меня по сходням на пристань. Доски затрещали под ногами, сквозь щели плескалась вода. Теперь я тоже видела свою девочку. В простом светло-сером платье, босая, с распущенными светло-рыжими локонами она походила на принцессу. Женщину, что держала ее за руку, я заметила не сразу. Только когда мы поравнялись с нею вплотную.

Томас упал на колени, зажав ладонями рот. Вода заплескала его штаны. Я почти ничего не видела от слез. Только рыжее пятно волос моей дочери и огненный шар над ее головой.

– Анна-Виктория… – выдохнула я, протягивая руки к ребенку.

Девочка не выразила никаких сомнений. Буквально оттолкнув приемную мать, она бросилась в мои объятия, бормоча что-то на итальянском. Долорес, которая привела ее на пристань, вытирала слезы платком. Развернувшись, она молча пошла прочь. Никто ее не окрикнул, не остановил.

Я взяла дочку на руки. На воротничке ее платья была пристегнута брошка в виде львиной головы – родовой герб де Сайнов.

– Мама! – шепнула Анна-Виктория, и я обняла ее еще крепче. Руки Томаса окутывали нас обеих точно крылья.

Я совсем забыла про графа. Если бы не это, кто знает, как бы все обернулось. Возможно, Томас остался бы жив тогда…

Синеватые тени легли на пристань и на искаженное злобой лицо Иоганна. Он очень постарел за два года. Морщины поперечно прочерчивали лоб и разбегались от уголков глаз. В бороде заметно прибавилось седых волос. Мы с Томасом обернулись почти одновременно, чтобы застать момент, когда граф двинулся в нашу сторону. Он только что сошел с корабля.

– Бежим! – крикнула я, передавая девочку виконту, боялась не удержать ее.

– Куда? – его взгляд заметался по сторонам. Справа, где кончался дощатый настил, высился скалистый утес, а за ним маячила башня с часами.

– Туда! – указала я, и мы помчались мимо прибывших пассажиров, мимо удивших с пирса мальчишек, мимо белоснежных парусных судов.

Пристань осталась позади. Дальше на юг располагались лачуги и более богатые дома. Впереди – подножие утеса.

Анна-Виктория указала куда-то ручкой, и мы побежали в ту сторону. Мелкая галька шуршала под каблуками. Потом стали встречаться более крупные камни. Некоторые приходилось преодолевать в несколько шагов. Я уже дважды оборачивалась, чтобы поглядеть, где граф. Он не отставал. Более того, мне показалось, что расстояние между нами сократилось. Неудивительно. Ему не приходилось нести на руках ребенка.

Анна-Виктория заерзала на руках у виконта, а потом снова куда-то стала показывать. Я присмотрелась. Чуть поодаль от места, где мы остановились, виднелся небольшой грот.

– Папа! – умоляющим голосом произнесла девочка, и Томас все понял. Кивнул и понес ее туда. Я надеялась лишь на то, что фон Берлебург не заметил, где мы спрятали дочь.

Томас поставил ее на землю, и я заметила, что он снова плачет. Подозревал ли он, что никогда больше не увидит дочь?

Теперь мы могли двигаться быстрее. За утесом уже ясно проступал флагшток над куполом башни. Что-то необъяснимое увлекало нас туда. Должно быть, Судьба.

Граф почти догнал нас, когда мы ступили на мощеную площадь. Конечно, преувеличено, но я буквально чувствовала его дыхание в спину. Тяжелое дыхание уставшего человека. Однако он не останавливался.

Деревянные двери, ведущие внутрь башни, распахнулись довольно легко. Дальше – винтовая лестница и еще одна дверь. Распахнутая. И вот мы на вершине. Ветер обдувал наши разгоряченные лица и мокрые от пота спины. Я держала Томаса за руку, когда фон Берлебург предстал перед нами. С красным лицом, с всклокоченными волосами и бородой. В руке он сжимал пистолет. Однако воспользоваться им так и не сумел. Томас бросился на графа, не задумываясь, сбил того с ног. Мужчины покатились по каменному полу, нанося друг другу жестокие удары. Оружие Иоганна отлетело далеко в сторону, и я бросилась к нему.

Лишь минуту я не глядела на мужчин, а когда повернулась, Томас едва держался за край каменного балкона. Как графу удалось с ним справиться, я не понимала.

– Томас! – закричала я и, зажмурив глаза, выстрелила из пистолета. Я понятия не имела, как обращаться с кремниевыми замками. Я даже не целилась, и все-таки попала. Попала Иоганну в спину. Его ноги подкосились, и тело обрушилось на пол.

Отбросив оружие, словно оно обжигало мне пальцы, я устремилась к Томасу. Он уже едва держался. Я наклонилась и потянулась к нему, насколько было возможно.

– Держись! Держись! Давай руку.

Де Сайн с трудом заставил себя оторвать пальцы правой руки от скользкого камня. Кончики затрепетали, пытаясь дотянуться до моих. Я спустилась еще немного. Наши пальцы соприкоснулись, и вдруг все закончилось. Томас сорвался вниз, не издав ни звука. Лишь серые глаза продолжали глядеть на меня в упор, да слова, раздавшиеся в последний миг в голове: «Сохрани его!»

Я не сразу поняла, что кричу. Воплю от ужаса и боли. Хотелось броситься с башни вслед за ним, за моим возлюбленным, но я не могла. Как Томас узнал, что я снова беременна, я так никогда и не узнала.

Свалившись на жесткий пол, я подогнула ноги и залилась слезами. Что-то теплое и мягкое коснулось коленей. Я вскрикнула. Это были пальцы графа фон Берлебурга. Окровавленные, почти мертвые. Кашляя, он подтянулся и сел. Струйки крови ползли по его подбородку. Иоганн что-то достал из нагрудного кармана суконного кафтана и бросил на камни. Это была шестиконечная звезда на золотой цепочке. Медальон, который в детстве носила Аделина и который был утерян в ночь нашего побега из аббатства Корвей.

– Откуда он у тебя? – утерев слезы кулаком, я подобрала медальон.

Губы графа исказились в предсмертной агонии.

– Твой отец… отдал мне незадолго до того, как покончил с собой.

Я вздрогнула и стиснула зубы.

– Не мог пережить того, что аббатство досталось Ратиборам, и… того, что собственные дочери его возненавидели.

Граф снова закашлял. Глаза его стали закатываться, но он взял себя в руки. Нужно было рассказать все до конца. Не столько, чтобы выполнить волю моего отца, а чтобы причинить мне боль.

– Твоя младшая сестра умерла через два месяца после рождения, и ее место занял ребенок любовницы аббата. Он знал, что я отыщу тебя… и сказал, что настоящее имя…

Граф захрипел. Я кинулась к нему и стала трясти за грудки, не замечая, что затылок колотится о камни.

– Говори же! – приказала я без жалости.

– Дана… медальон – символ страны, откуда прибыла ее мать.

Больше мне ничего не удалось узнать. Граф испустил дух.

8

– Мам, ты чего не спишь? Еще так рано. – Анна-Виктория заглянула в комнату.

Она больше не походила на ту крохотную девочку, которую я увидела на пристани в Савоне. Ей шел девятнадцатый год.

– По папе грустишь?

Я кивнула. И дочка прижалась ко мне. Положила свою кудрявую рыжую голову мне на плечо.

– Я тоже. – Вздохнула она. – Но я знаю, что тебя порадует. Идем!

– Куда, Анна?

– Увидишь. – Она потянула меня за руку в прихожую. Возле двери мы встали. Дочь протянула руку, чтобы открыть входную дверь. Миг ожидания в предвкушении чуда.

Дверь распахнулась. Первое что я увидела, были серые глаза. Его глаза. И длинные темно-каштановые волосы. Я была готова умереть прямо там.

– Берт, господи, это ты?! – воскликнула я, бросаясь к сыну, обнимая и целуя его совсем взрослое лицо. – Бертхольд, если бы только отец видел тебя!!!