Текст книги "Аббатство Корвей (СИ)"

Автор книги: Хэльга Штефан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Иоганн, могу я завтра поехать проведать сестру? – это была откровенная ложь, ведь я даже не знала, где теперь живут Аделина и Тайра. Если граф спросит их мужей – я отчаянно надеялась, что он не станет этим заниматься – обман вскроется. Я рассчитывала лишь на свою удачу.

– Которую? – не отрываясь от бумаг, уточнил граф.

– Аделину.

Если муж Тайры – генерал Густав фон Хессельхоф – являлся давним другом графа и вполне мог быть допрошен по поводу моего визита, то с супругом Аделины Иоганна связывало лишь мимолетное знакомство.

– Хорошо. – Кивнул граф и вперил в меня взгляд, будто испытывая на верность. – Только лошадей свободных нет. Ты же знаешь, Меридит с парнями уехали на охоту.

Меридит Дью был нашим конюхом. Еще двое суток назад с местными крестьянами он отправился на облаву – слишком уж расплодились волки и шакалы в окрестностях замка. Это я знала, как знала и то, что в стойлах остались стоять, по меньшей мере, две кобылицы. Не сочтя нужным уведомлять мужа о своих знаниях, я сказала:

– Дороги пока сухие. Я пойду пешком.

– Пешком? – граф, наконец-то оторвался от своего занятия и опустил очки, чтобы получше меня разглядеть.

– Тут недалеко. Мы сговорились встретиться в хижине, где когда-то жили.

– Возле Хёкстера?

Я кивнула.

– Не боишься наткнуться на корвейскую охрану? Она до сих пор рыщет по всей округе.

– Мы будем осторожны. – Заверила я, и муж сразу же потерял ко мне интерес:

– Ладно, как хочешь. Только будь к вечеру дома. Я не намерен гоняться за тобой по лесам и спасать от стражников, если что-то случится.

– Я поняла. – Смиренно кивнула я, с трудом сдерживая ликование от предстоящего свидания с виконтом. Тяжелый взгляд Регины заставил меня вернуться к шитью, но губы растягивались в нелепой улыбке сами собой.

Следующим утром, дождавшись, пока граф с сестрой отбудут на завод, я надела неприметное платье, в котором было бы удобно пробираться по лесу, и поспешила к мосту через реку Везер. Дорога туда заняла почти час. И когда я заметила массивные каменные поручни, солнце взошло уже достаточно высоко. Томас поджидал меня, затесавшись среди двигающихся в обе стороны экипажей, гужевого транспорта, коней, ослов и мулов. Он восседал на своем вороном коне по кличке Уголёк, красивый и грациозный, несмотря на простую коричневую куртку, кожаные штаны и надвинутую на самые брови широкополую шляпу. Волосы он забрал в хвостик и спрятал под воротник рубашки, чтобы не привлекать внимания. За уздечку он держал еще одну лошадь – гнедую кобылу со светлой гривой. Она нетерпеливо постукивала копытами по мостовой, и, видимо, с непривычки жевала удила.

Заметив мой недоуменный взгляд, Томас поспешил объясниться, протягивая мне поводья:

– Держи, она твоя.

– Томас… – я покачала головой. – Ты же знаешь, я не могу принимать от тебя никаких подарков: ни платьев, ни украшений. Я и надеть-то их не смогу. Что уж говорить о лошади! Иоганн знает всех своих наперечет.

– Прости, я опять забыл.

Виконт бросил поводья, соскочил с коня и прижал меня к поручням моста. В то время как за его спиной шла шумная ватага крестьянских детей. Кто-то из них нес в корзине петуха, не умолкающего ни на минуту.

– Я не могу так больше, милая! Оставь графа! Мы сбежим в другой город, в другую страну.

– Нет!!! Родной мой, я сотни раз тебе говорила. Я в долгу перед графом.

– Неужели этот долг для тебя превыше нашей любви?

Я увернулась от его губ. Только бы не встречаться с этим осуждающим взглядом! Таким холодным, словно вода в Везере, которая по утрам уже покрывалась тонкой корочкой льда.

– Поехали! – я тронула виконта за руку, а потом взобралась на лошадь. – Я назову ее Звёздочка. Только пусть она остается в твоей конюшне.

Томас просиял и лихо вскочил в седло. Мы тронулись в путь среди других конных и пеших, переходящих мост. Достигнув правого берега, пустили лошадей галопом в сторону леса.

Избушку мы нашли без труда. Она притулилась на опушке между раскидистой сосной, двумя березами и осиной. Верхние ветки деревьев обнажились и засохли – лето выдалось засушливым. Кроме того лесной пожар выжег небольшой пятачок земли, и он теперь служил отличным ориентиром. Сама хижина почти рассыпалась, и только чудом крыша держалась на покосившихся бревенчатых стенах.

– Здесь вы жили? – Томас соскочил с Уголька в нескольких метрах от домика и привязал его к сосне.

– Да. – Я проделала то же самое. На свой страх и риск мы с виконтом забрались в хижину.

Обстановка сохранилась в точности как в тот далекий день, когда я отправилась в Хёкстер продавать микстуры. Только полы и стол были засыпаны щепками и пылью. Масляный фонарь, сбитый в спешке, валялся под подоконником. Окна совсем затянула паутина изнутри, а снаружи забрызгали дождевые капли. Стулья – некоторые с поломанными ножками – бросили в углу. Кое-где остались вещи сестер, которые они не стали брать с собой, в новую жизнь.

Я с горечью вздохнула. Все-таки тогда, в тесной, нищенской избушке, я чувствовала себя намного счастливее. Тогда мы были все вместе.

– Что случилось? Ты загрустила. – Томас обнял меня за талию и притянул к себе. С ним я могла поделиться своей тоской и переживаниями.

– Я боюсь за Тайру. Она всегда старалась казаться сильной. Защищала нас с Аделиной, заботилась. Она заменила нам мать. Но я-то знаю, насколько она ранима внутри. А ее муж… он настоящий изверг. На свадьбе сестра успела лишь пару слов сказать про него, остальное я прочла в ее глазах.

– Это ведь твой… – Томаса перекосило, едва он вспомнил имя моего супруга. – Граф познакомил их?

– Да. Густав фон Хессельхоф генерал-лейтенант, но… понимаешь, когда у него не получается в постели, он срывается на Тайре. Избивает. Возможно, плетью. Я сразу заподозрила неладное, увидев на церемонии сестру в платье до пят, скрывающем руки и шею. Она выглядела словно затворница. Тайра никогда бы такое не надела без причины.

– Но почему она терпит?

– Томми, ей не остается ничего другого, потому что… потому…

Задыхаясь от ярости и брызнувших из глаз слез, я сбивчиво стала рассказывать, на какую сделку согласилась, чтобы нас с сестрами не вернули в Корвей, к отцу, который ничуть не милосерднее, чем муж Тайры. Потом разрыдалась и поведала виконту все то, что обычно скрывала дверь нашей с графом спальни.

Я говорила и говорила, всхлипывая, давясь слезами. Как граф заставлял меня медленно обнажаться, как потом связывал руки и ставил на колени. Чтобы разбудить его мужскую силу, мне подолгу приходилось ласкать его дряблый член. О моих желаниях, не говоря уже о наслаждении, он никогда не заботился. В удачные моменты его хватало лишь на то, чтобы несколько минут, обливаясь потом, попыхтеть надо мной, неизменно в одной позе, а потом отвернуться и захрапеть. Я смахивала слезы унижения, бежала в ванну и начисто смывала его следы.

– Сэлли!

Мотнув головой, Томас нежно сжал мои запястья. Его запах, его посветлевшие от сочувствия – не от жалости – глаза… я ощутила, что миг безумия близок. Дрожь прошла через все тело, потому что в отличие от мужа подчас хватало одного слова, одного взгляда или прикосновения, чтобы возбудить Томаса. Крючки на платье затрещали – он вырывал их вместе с лоскутками ткани, стараясь поскорее избавить меня от одежды. Потом повалил на продавленный топчан, напирая своим крепким телом. Задрал нижние юбки. Губы скользнули по моей обнажившейся груди, покрыли поцелуями живот и опустились ниже, так что стон вырвался из горла.

– Забудь обо всем! – с придыханием прошептал Томас, стягивая через голову рубашку, скидывая штаны. – Я люблю тебя, Селена!

Хотелось бы и мне произнести такое же признание, но дыхание перехватило, и я могла лишь стонать от удовольствия, когда язык и пальцы виконта орудовали в том месте, которого раньше никто не касался.

К мосту мы возвращались уже в сумерках, подстегивая лошадей, которые наелись до отвала в лесу, предоставленные сами себе, и не желали двигаться быстрее. Теперь я рассказывала виконту о младшей сестре.

– Аделине достался в мужья молодой офицер. Он красив и силен, однако от этого она счастливее не стала. Весь гарнизон наслышан о его похождениях, и разве что ленивому неизвестно, что даже после бракосочетания ничего не изменилось. Каждую неделю у него бывает новая любовница, а Аделине приходится притворяться, будто она ни о чем не догадывается. Но офицер хотя бы не поднимает на нее руку. За Тайру я больше переживаю. Что, если генерал однажды потеряет контроль и забьет ее до смерти? – я закусила губу до крови. Мы уже подъезжали к мосту, где мне предстояло расстаться с Томасом.

– Не волнуйся так! – он сжал запястье как раз в том месте, где бился пульс, и я вновь ощутила прилив возбуждения.

Похоже, и виконт тоже. Глаза его заблестели, а на висках выступили капельки пота. Но мы не могли демонстрировать свои чувства на людях, так что я немедленно вырвала руку и обратила взор в другую сторону.

– Я постараюсь что-то разузнать о твоих сестрах.

Я кивнула, перекинула ногу и спешилась. Передав Томасу поводья, я, не оборачиваясь, зашагала через мост в сторону графства Берлебургов.

Следующая встреча с виконтом состоялась спустя длительное время и при не совсем благоприятных обстоятельствах.

В октябре весть о войне докатилась и до земель Вестфалии. Войска коалиции, держа путь на Париж, пробирались лесами в низинах Рейна. Крупные заводы и индивидуальные предприятия закрывались по причине банкротства или меняли квалификацию, прибыль падала. Не стал исключением и завод графа. Кому нужен фарфор, когда нечего есть?!

Иоганн целыми днями просиживал в своем кабинете, угрюмый и неразговорчивый. Регина почти не появлялась дома, опасаясь, что на нее обрушится гнев брата. Ему стало известно о ее связи с совладельцем завода – Тьерри Кароном. Граф счел ее поступок предательством и отказал Регине в содержании, а заодно и в рабочем месте. Она, впрочем, ничуть не унывала. Когда я видела ее в последний раз в начале зимы, Регина собиралась отбыть вместе с французом на его родину.

Для меня же осень ознаменовалась огорчениями и разочарованиями, а также судьбоносными событиями, в который раз показавшими, что человек имеет лишь призрачное представление о судьбе, ему уготованной свыше.

Снег выпал слишком рано, едва успели собрать последний урожай с полей. О том, чтобы выехать из графства, не могло идти и речи, тем более что Иоганн, теперь лишившийся возможности вымещать свою злобу и раздражение на подчиненных, принялся за мое «воспитание». Так он называл бдительный контроль за каждым моим шагом. Я даже стала бояться выглянуть в окно лишний раз – граф усматривал в этом «невнимание к супругу». Добропорядочная жена, а уж тем более графиня, не должна отвлекаться ни на что, кроме заботы о муже. Частью этой заботы он полагал и более частые ритуалы исполнения супружеского долга.

В такие моменты я пыталась представить, что все это происходит не со мной. Тело ощущало прикосновения, поцелуи и унизительную боль, но сознание вырывалось через крышу замка и улетало в Тоненборг, где в мансарде своего небольшого дома виконт де Сайн сидел в кресле-качалке с книгой и кружкой кофе, даже не подозревая, что я взываю к его помощи. Я закрывала глаза и представляла, что это Томас целует и ласкает меня, что пряди его волос скользят по животу и груди, что это его стоны наполняют спальню. Когда действо подходило к концу и мне приходилось смотреть на раскрасневшееся от усилий лицо графа, улыбаться ему, я едва сдерживала отвращение. Несколько минут ждала потом, пока его дыхание выровняется и наступит крепкий сон. Выбиралась из постели, на носочках по холодному мраморному полу бежала в ванну и плакала, плакала…

В один из таких вечеров на графство обрушился снегопад. Иоганн не стал дожидаться темноты, чтобы запереть дверь спальни.

– Дорогая, я жду тебя! – донесся его сдавленный голос из другой части комнаты, где стояла кровать. Я в то время расчесывала волосы костяным гребешком, сидя перед туалетным столиком. Окрик заставил меня вздрогнуть, потому что сам тон приглашения скрывал что-то подозрительное и похотливое.

– Сейчас, через минуту… – отозвалась я, а сердце замерло в недобром предчувствии.

В тот момент, когда я отложила гребень и встала, бросив испуганный взгляд на свое отражение в зеркале, казавшееся призраком, раздался стук в дверь. Я готова была пасть на колени и воздавать хвалу нежданному гостю, явившемуся в час отчаяния. Я еще не знала, что на пороге стоит посланник судьбы или небес, принесший дурную весть.

– Спустись, погляди, кого там принесла нелегкая. – Иоганн недовольно приподнялся на локте.

Обученная прислуга вполне могла справиться с этой задачей, но я поняла, что граф не желал впускать сейчас в спальню посторонних. Его горящие глаза, красные пятна на скулах и правая рука, запрятанная под покрывало, рассказали все лучше слов.

– Мария, я сама открою! – я успела как раз вовремя, чтобы перехватить служанку на подступах к двери.

Девушка смерила меня взглядом пронзительных карих глаз и без возражений удалилась на кухню. Запахнув покрепче шелковый халат и задержав дыхание, чтобы не казаться запыхавшейся, я отворила дверь.

– Да?

На пороге стоял мужчина в черной шляпе, до самого носа закутанный в пончо, обсыпанное снегом. Когда же он сдвинул шляпу на затылок, я ахнула и, вытолкав его на крыльцо, захлопнула за собой дверь.

– Госпожа, у меня для вас послание. – Произнес мужчина как ни в чем не бывало.

Это был грум, служащий Томасу. Имени его я не знала, но много раз сталкивалась в имении виконта.

Выпростав из-под пончо руку в кожаной перчатке, он протянул мне листок грубой бумаги, свернутый пополам и даже не запечатанный. Видимо, де Сайн доверял своему слуге настолько, что не скрывал текста письма.

– Нужен ответ?

Грум покачал головой.

– Уничтожьте бумагу, как только прочтете.

После этих слов визитер развернулся, спустился по занесенным поземкой ступеням и затерялся в снежной пелене.

Мне стоило значительных усилий скрыть волнение, а письмо, спрятанное под халатом, прожигало кожу до самого сердца. Когда я вернулась в спальню, граф поинтересовался:

– Кто там был?

На миг меня обуяла паника. Я настолько погрузилась в мысли о содержимом письма от Томаса, поднимаясь по лестнице, что совсем не позаботилась придумать что-то правдоподобное. Идея сверкнула в мозгу подобно молнии.

– Ухажер Марии.

Если бы Иоганн увидел выражение моих глаз или сжатые в полоску губы, он без сомнения догадался бы обо всем, но граф лежал, заложив руки за голову, и изучал тени на потолке.

– Эта девка посмела приваживать грязного конюха в мой замок? – несмотря на грубый тон, лицо графа не выражало никаких эмоций.

– Не сердись, дорогой! – борясь с тошнотой, я присела на краешек кровати и провела пальцами по его руке. На ощупь она была будто пергамент, на котором написал письмо виконт. – Парень больше здесь не появится. Я ему все объяснила.

Казавшийся до того безразличным и неповоротливым, Иоганн ловко извернулся и ухватил меня за запястье, то самое, к которому виконт прикасался больше месяца назад. Я внутренне сжалась, призывая все силы природы обрушиться на графство, лишь бы муж не трогал меня. Но никто не услышал мой зов, а ладонь графа меж тем поднималась все выше. Легла на плечо, провела по ключице и, достигнув шеи, сжала ее всеми пальцами. Я не издала ни звука. Молчала я потому, что знала, графа заводит мой страх и мольбы о пощаде.

Я держалась до тех пор, пока указательный палец Иоганна не сжал сонную артерию. В глазах потемнело, и я почувствовала, что теряю сознание. Хриплый стон вырвался из горла, и в то же мгновение граф разжал пальцы. Подхватив меня одной рукой под спину, другой он принялся развязывать пояс халата. Вспомнив о письме, я задрожала. Граф наверняка принял это за проявление любовной лихорадки и обнажил зубы в оскале. Надо было что-то предпринять, иначе текст послания от виконта станет достоянием скудного ума графа.

Притворившись, будто меня до сих пор мутит, хотя это было не далеко от истины, я вывернулась из объятий Иоганна и, спрятав лицо в подушку, сунула руку под халат. Скомкав листок, чтобы не было заметно в ладони, я небрежным движением швырнула его под кровать. Я понимала, что это такой же риск, как держать его под полой халата, но как только графу наскучат любовные игры, я намеревалась возвратить письмо.

Затея моя вполне оправдалась. И уже через полчаса, запершись в небольшом закутке, который прислуга использовала для хранения щеток, ведер и прочих приспособлений для уборки, я читала и перечитывала послание Томаса.

«Милая моя Сэлли! – гласило оно. – Прости, что вынужден таким способом сообщать тебе, что ухожу на войну добровольцем. Я знаю, если бы мы встретились лично, ты не отпустила бы меня. Но это такой же долг, как и твой перед графом. Только свой долг я отдаю Родине.

Не думай, что мои чувства к тебе изменились – я по-прежнему считаю, что буду медленно умирать вдали от тебя. Но дерзость моя не позволяет думать о том, что смерть настигнет меня до того, как я еще хотя бы раз взгляну в твои глаза, проведу ладонью по волосам… до того, как твой поцелуй расплавит мое сердце вновь. Когда-то ты спросила, много ли было у меня женщин. Я тогда отшутился, уйдя от ответа. Теперь же могу, не таясь, сказать, что их было достаточно. Но больше мне не нужен никто кроме тебя! Если ты не возненавидишь меня после этого письма, если в твоей душе останется хоть толика любви ко мне, умоляю, дождись моего возвращения! Большего я просить не смею.

P.S. Как только появится возможность, я напишу снова. Письмо будет отправлено в мое имение. Его ты сможешь забрать у Калеба, если захочешь. В замок он больше не придет. Я понимаю, что это опасно для тебя.

Всегда любящий тебя, виконт де Сайн.

Нет, любимая, просто Томас».

Выходит, имя грума Калеб. Я поднесла смятый листок к огоньку свечи, стоящей на полу. Когда бумага занялась со всех сторон, я бросила ее на жестяной поднос. Через неделю мне предстояло узнать еще более жуткое известие.

Сидя в гостевой спальне, куда я ушла, чтобы не слушать храпа мужа, не позволяющего заснуть, я ощутила, как внезапная боль прострелила низ живота. От неожиданности я вздрогнула и часто задышала. В окна бился снег, на дворе вновь бушевала непогода. Я приложила ладонь к ноющему месту, и мысли неожиданно настойчиво и стремительно стали двигаться в том направлении, о котором я никогда не задумывалась. Здоровье не беспокоило меня раньше, а ум мой был занят совсем другими мыслями, чтобы еще следить за тем, вовремя ли приходят женские дни. Сердце ошеломленно заклокотало в груди, когда я все же вспомнила, что последний цикл закончился как раз незадолго до того, как мы встречались с виконтом в лесной хижине.

– О нет! – я зажала рот обеими ладонями, чтобы не вырвался крик. Если я беременна – а, скорее всего, так и есть, – в скором будущем меня ожидает настоящий ад.

После того, как мы несколько раз занимались любовью в хижине, я долго лежала рядом, обняв де Сайна, и даже, кажется, задремала. Вполне возможно, что произошло зачатие. Эта мысль пугала меня и радовала одновременно.

Ребенок от Томаса. Разве могло что-то более великолепное ознаменовать наш с ним союз, нашу любовь? Меня бросило в дрожь. И я подтянула колени к груди. Для меня рождение этого малыша могло бы стать настоящим чудом, если бы не… граф.

Сразу же после свадьбы Регина выдала небольшой его секрет. Мы пили чай в гостиной, сидя за маленьким столиком друг напротив друга. Тогда я еще не догадывалась, какая она стерва. Речь зашла о детях, и я поинтересовалась, имеет ли графиня своих. Она покачала головой и рассмеялась.

– Еще чего не хватало! Я же растолстею как корова, а грудь обвиснет до пояса.

Я ее позицию совсем не разделяла, но из осторожности решила оставить свое мнение при себе.

– А что же граф? Он уже не мальчик. Разве у него не было семьи?

Регина поставила кружку на блюдце и пристально посмотрела на меня.

– Я поняла, для чего ты затеяла этот разговор, девочка. Но лучше тебе распрощаться с мыслями о том, что через год-другой ты будешь качать на руках наследника графа. Ничего не выйдет! Иоганн никогда не сможет иметь детей, он бесплоден.

Если бы не этот факт, я, возможно, попыталась бы выдать ребенка виконта за его, чтобы обезопаситься. А теперь я не знала что предпринять. Я окунулась с головой в панику. И это ощущение постоянного страха преследовало меня до самого Рождества.

С раннего утра Мария и другие девушки-служанки принялись за украшение гостиной и бальной залы. Еще накануне Меридит Дью приволок из леса гигантскую ель, которая почти доставала до потолка, и теперь, забравшись на стремянку, обвешивал ее шариками, бумажными фонариками и свечами. Иоганн уже не возражал против присутствия конюха в замке. Он почти не выходил из своего кабинета. К концу осени прибыли совсем сошли на нет, и его компаньон, Тьерри Карон стал готовиться к отъезду во Францию. Хотя обстановка там по слухам была куда более напряженная, чем в Пруссии. Графа удручало даже не то, что бизнес его провалился, сбережения потихоньку таяли, а человек, которого он считал другом, открестился от него при первой же возможности, больше всего его бесило то, что он не может обуздать собственную сестру.

Снизу доносились радостные женские возгласы и ахи, когда Меридит ненароком ронял какую-нибудь игрушку. Потом Мария запела святочные куплеты. Я узнала ее глубокий, насыщенный альт. Другие девушки подхватили песню. Я надеялась, что граф не услышит их и не выпроводит из замка. Мелодия, которую выводили голоса служанок, возвращала меня в детство. Тогда я еще верила в чудеса.

Теперь я стояла перед большим зеркалом, сбросив халат на пол. От холода на плечах появилась «гусиная кожа», но я никак не могла оторваться от своего отражения. Оно заметно изменилось за три месяца. Груди набухли, а живот округлился настолько, что его уже невозможно было скрывать под обычными платьями и накидками. Я сложила руки на животе и погладила натянутую кожу. Маленький мой, как же я тебя люблю! Если Томас в скором времени не вернется, я просто сойду с ума. Дважды с тех пор, как он отправился на фронт, я ездила в имение виконта, и неизменно уходила с пустыми руками. Калеб лишь с сожалением качал головой – от господина не было весточки.

Я вздохнула, смахнула набежавшую слезу и стала одеваться. На кровати лежало темно-синее платье с завышенной талией, которое я недавно заказала у портнихи. С его помощью я намеревалась продлить неведение мужа еще хотя бы на пару месяцев. Тогда будет поздно делать аборт, и Иоганн не посмеет просить меня избавиться от ребенка.

Едва я успела примерить обновку, удовлетворенно разглядывая себя в зеркале, как дверь распахнулась, и в комнату ввалился Иоганн. Сразу же я уловила запах спиртного, идущий от него. Обычно граф не пил, но в последнее время привычки его значительно поменялись, и бутылка виски стала неотъемлемым атрибутом на его столе.

Нетвердым шагом он пересек комнату и плюхнулся на кровать. Взгляд остановился в вырезе платья, и граф, поймав меня за запястье, усадил к себе на колени.

– Почему ты никогда не надевала это платье? Тебе очень идет. – Он дыхнул на меня кислятиной и табаком.

Я пожала плечами.

– Просто забыла про него.

Граф отодвинул прядку на виске и поцеловал меня за ухом, полагая, что всем женщинам должны нравиться подобные ласки. Я только стиснула зубы, почти не дыша. Улыбка на его губах казалась мне звериным оскалом. Иоганн шептал мне на ухо какие-то непристойности, при этом его левая рука сжала грудь, а правая скользнула под подол. Мое сердце остановилось на несколько мгновений, пока она ползла вверх, а потом… потом ладонь нащупала то, чего не должно было быть, – округлость живота.

Мы одновременно вскочили на ноги. Я – чтобы убежать. Но не успела сделать и двух шагов, когда граф развернул меня к себе лицом и рванул платье так, что оторвалась юбка. Скрывать что-либо было уже бесполезно, так что мне оставалось только обхватить руками живот, защищая своего маленького.

– Что это? – граф протянул руку, и я в страхе шарахнулась от него. – Язык проглотила? Я, кажется, к тебе обращаюсь?!

Он снова потянулся ко мне, направляя указательный палец точно в цель, и я вынужденно отступила, больно ударившись о кровать.

– Я беременна. – Едва слышно проговорила я.

Тишина, воцарившаяся в спальне, не была полной. Присутствовало некое тихое шипение. Мне казалось, что в мозгу графа завращались шестеренки.

– От подлеца безродного, да? От де Сайна? Отвечай, гадина!

Но я упорно молчала. Сколько бы он ни дергал меня за платье, сколько бы ни хлестал по щекам, я продолжала смотреть в пол и прикрываться руками, инстинктивно оберегая то крохотное создание, что жило во мне.

– Ты сейчас же избавишься от этого! – граф наступал, но я отпихнула его, не сдвинув притом с места ни на миллиметр, и громко выкрикнула:

– Нет! Уже поздно.

– Плевать. Ты избавишься от ублюдка, иначе…

Я развернулась и побежала, не дожидаясь, каким способом граф велит мне убить ребенка. Толкнув обеими руками дверь, я бросилась к лестнице.

– Стой! – гаркнул граф вдогонку и понесся за мной, невзирая на опьянение.

Очутившись на первом этаже, я пересекла бальную залу (девушки и Меридит Дью к тому времени переместились в гостиную), и, едва не сбив к ног дворецкого, распахнула дверь. Снежинки взвились из-под ног и сразу же забили глаза. Наугад выбрав направление, я очутилась в саду, ощущая спиной, что граф меня настигает. Раньше я бы с легкостью ушла от преследования, но сейчас стала слишком тяжелой и неповоротливой. Возле пруда Иоганн догнал меня. Протянул руку, чтобы схватить, но в тот момент предательский камешек попался мне под ногу, и я начала падать. Выставленные вперед руки ничуть не смягчили падение. Удар пришелся как раз на живот. И мне, и графу стало понятно, что после такого ребенок не выживет.

Я села прямо на снег и заплакала. Волосы растрепались, а на щеках тут же стали появляться светлые полоски замерзающей влаги. Вместо того чтобы помочь подняться, или хотя бы осведомиться о моем самочувствии, граф отвернулся и пошел назад к замку.

Еще долго я сидела у пруда, практически ничего не ощущая и только размазывая слезы по лицу, но торжественный звук трубы, донесшийся откуда-то издалека, заставил меня вернуться к реальности. Труба могла означать лишь одно – возвращался Вестфальский полк. А значит, и Томас. Мысль о том, что он мог быть ранен или даже убит во время какого-нибудь сражения, никогда не посещала меня.

Я решительно поднялась на ноги, смахнула с разорванного одеяния снег. Как могла, приладила юбку на место, и зашагала к дороге.

– Госпожа, куда вы?

Увидев меня, конюх остолбенел. И неудивительно. Я представляла собой жалкое зрелище.

– Меридит, мне надо в город. – Пробормотала я, не заботясь, что подумает обо мне парень.

– Х-хорошо, сейчас заложу карету.

– Не надо! – я махнула рукой, проходя мимо него. – Запряги лошадь. Я поеду одна.

Конюх противоречить не стал. И уже через двадцать минут я прибыла в Хёкстер. Впервые с того злосчастного дня, перевернувшего мою жизнь с ног на голову.

По площади в сторону ратуши маршировали остатки гвардейского полка. Во главе его скакал гусар на белом коне и трубил в рог. Рядом шествовал знаменосец. Стяг, разграниченный на четыре области, развевался над головами. Лев, башня, волчьи морды и золотой меч. Многие солдаты прихрамывали, кто-то шел с перевязанной головой или опираясь на костыль. Тщетно я поднималась на цыпочки, высматривая Томаса. Его вели позади всех. В кандалах.

Не веря своим глазам, я стала расталкивать толпу. Отбиваясь от солдат, я пыталась прорваться к Томасу. Но меня отбросили так, что я едва не упала на скользкую мостовую.

– Сэлли! – виконт все же увидел меня, стал отчаянно рваться, гремя цепями. Его остановили и штыком подтолкнули вперед.

Я с новой силой бросилась в атаку. Кого-то пнула в щиколотку, но грубый сапог хорошо защищал владельца от удара; кого-то пихнула локтем в бок. В итоге мне все же удалось пробиться сквозь строй. Заливаясь слезами, я повисла на шее де Сайна.

– Не плачь! Не плачь, милая! – шептал он, пока солдаты растаскивали нас в разные стороны.

От взгляда виконта ничего не укрылось: ни мое разорванное платье, ни синяки на руках и шее, ни выдающийся под платьем живот. Ему не нужные были слова, он читал по моим глазам. И его собственные сделались почти черными. Такими я видела их лишь однажды, когда имела неосторожность спросить, не пора ли нам расстаться.

Меня снова оттеснили, и я уже больше не могла различить лица любимого в толчее. Я стала пробираться на другую улицу, где народ почти разошелся. Только в покое меня оставили ненадолго. Двое солдат подхватили меня под руки, когда я шла к городским воротам.

– Что такое? Куда вы меня ведете? – я закрутила головой по сторонам, ничего не понимая.

– Приказ графа фон Берлебурга. – Отрапортовал один из солдат, сжалившись над моим положением. А потом меня поволокли в ту же сторону, куда промаршировал полк. К хёкстерскому застенку.

Анна-Виктория

Тупая боль врезалась в низ живота, и мне пришлось перевернуться на бок. Спать больше не хотелось, я открыла глаза. Вокруг – темнота, и лишь свет факела, зажженного в проходе между клетями, позволял изучить внутренности той, куда меня заключили. Длина не больше шести шагов, ширина и того меньше. Подложив согнутую руку под голову, я лежала на подстилке из соломы. Единственная слеза вытекла из левого глаза, когда в сознание вторглись воспоминания о прошлом дне.

Сначала по собственной глупости я позволила мужу обнаружить свое «интересное положение», что привело его в бешенство. Он погнался за мной, собираясь принудить избавиться от ребенка, ведь он не мог быть зачат от графа. Впрочем, вопрос отцовства недолго терзал его. Иоганн никогда не видел нас вместе с Томасом. Мы были осторожны, встречаясь лишь за городом в имении виконта, но, скорее всего, Регина – паршивая сестрица фон Берлебурга – все же рассказала, что видела нас с виконтом на балу танцующими, а затем мы какое-то время провели с ним наедине, стоя на балконе. Ничем предосудительным мы не занимались. По крайней мере, тогда. Другого предположения, как бы граф раскусил все так быстро, я не находила. Подозрения падали только на Регину. Она выложила Иоганну свои домыслы. Ее больше не пугало то, что я могу поведать мужу о связи самой графини с его компаньоном. Недавно их тайна раскрылась. И Регина не преминула насолить мне.

Все, что происходило вчера в замке и позже – в саду, вновь предстало предо мной, теперь только в мыслях. Я увидела мужа, ощетинившегося точно лев, с налитыми кровью глазами. Все потому, что он приложил ладонь к моему животу и обнаружил, насколько он округлился с тех пор, как мы в последний раз ложились в постель – почти месяц назад.