Текст книги "Береги свою любовь"

Автор книги: Хельга Нортон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

6

Прошла целая вечность, прежде чем Филипп поднял голову. Анджела дрожала и не могла отдышаться. Она казалась маленькой, беззащитной, и Филиппу захотелось снова привлечь ее к себе и утешить.

– Анджела… – Он погладил ее по лицу и отвел шелковистую прядь от пылавшей щеки. – Сколько времени тебе нужно на сборы?

– Сборы?

– На то, чтобы собрать вещи. Те, без которых ты не можешь обойтись. Все остальное брось. В Сиднее я куплю тебе все, что захочешь.

Она напряглась и уперлась ладонями в его грудь. Филипп неохотно опустил руки.

– Я уже сказала, что не выйду за тебя. Почему ты меня не слушаешь? Мне не нужна твоя помощь. И ничья помощь вообще. – Она сделала шаг назад и оскалила ровные белые зубы, как загнанное в угол животное. – Уходи, Филипп. Ты предложил мне то, что считаешь правильным, а я отказалась. Этого вполне достаточно, чтобы жить в ладу со своей совестью.

– Хорошенького же ты обо мне мнения!

– Нет у меня никакого мнения. Просто я хочу, чтобы ты уехал.

Филипп подошел к дивану, открыл кейс и вынул оттуда какой-то официальный документ.

– Вот, – сказал он и протянул ей лист бумаги.

Она приняла лист, не сводя с Филиппа глаз.

– Что это?

– Ты – студентка выпускного курса. Значит, читать умеешь.

В комнате было жарко и душно. Наконец Анджела отвела взгляд и начала читать.

От ее щек отлила кровь. Через пару минут Филипп подошел к окну, поднял жалюзи, едва не рассыпавшиеся у него в руках, и выглянул на улицу.

Что она почувствует, когда дочитает? Облегчение, сказал один внутренний голос. Гнев, прошептал другой.

Честно говоря, ответа он не знал. Да, Анджела произнесла страстную речь о том, как она хочет этого ребенка, но предсказать ее реакцию было так же невозможно, как предсказать маршрут тайфуна.

После разговора с Грегом он подготовил документы, предусматривающие выплату ребенку ежемесячного содержания вплоть до окончания университета. Как сказал Грег, ничего другого мораль от него не требует. Особенно учитывая сумму, которую он решил выделить для этой цели.

Однако слово «отец» продолжает пугать его. Он собирался стать отцом. Нет, не сейчас, не сегодня. Когда-нибудь. В конце концов, рано или поздно так поступают все мужчины. Находят подходящую женщину, женятся, ведут приятную и спокойную семейную жизнь, заводят детей…

Но судьба и одна страстная ночь мигом изменили все.

В утробе Анджелы безмятежно плавает крошечное живое существо. Существо, которое зачал он. И это существо заслуживает всего того, что Филипп собирался дать своему будущему ребенку. Того, о чем он говорил Анджеле. Хорошего дома, хорошей школы, обоих родителей и многого другого, почти столь же важного. Собак. Кошек. Аквариума – конечно, если малыш будет любить рыбок. Электрических поездов, велосипеда и рождественских подарков.

Более того, у этого малыша будет то, чего не было у самого Филиппа. Отец, который будет думать сначала о ребенке, а уж потом о себе.

Это было верное решение. Единственно верное. Как только Филипп признал это, он понял, что отсутствия прочерка в графе «отец» и счета в банке для ребенка недостаточно.

Поэтому накануне он побывал у адвоката и составил другой документ, хотя и не был уверен, что воспользуется им. На рассвете измученный Филипп сунул в кейс оба листка и рухнул в кровать, сказав себе, что сделает выбор по пути в Перт.

На самом деле он сделал этот выбор лишь несколько минут назад. К добру или к худу, но Филипп отдал Анджеле проект брачного контракта.

Анджела подняла глаза.

– Ты составил брачный контракт?

– Вот именно.

– Брак! – сказала она с таким отвращением, словно это слово было ругательством.

– Брак, – спокойно ответил Филипп. – Именно это я и твержу тебе уже битый час.

– И слышать не желаю! – вспыхнула Анджела. – Мистер Томлинсон, а я битый час твержу, что не выйду за вас замуж. Никогда. Вы меня поняли? – Не сводя с Филиппа глаз, она порвала документ. Клочки посыпались на вытертый коврик. – Сам знаешь, что ты можешь с ним сделать.

– Ты внимательно прочитала его?

– Ты имеешь в виду пункт, что мы будем пересматривать условия соглашения каждые два года? – Анджела засмеялась. – Бред для отвода глаз! Когда ты почувствуешь, что сыт по горло, то подашь на развод и никакой договор этому не помешает.

– Я не собираюсь разводиться. Это просто дополнительная гарантия для нас обоих.

– Иными словами, признание того, что у нас ничего не выйдет.

– Не буду спорить, – спокойно ответил Филипп. – Кроме того, я включил в договор пункт о твоем материальном обеспечении. Там говорится…

– Я знаю, что там говорится. Ты обязуешься оказывать мне… Как это? Ах да. «Соответствующую финансовую поддержку во время выполнения супружеских обязанностей».

Филипп покраснел. Да, фраза звучит бесстыдно. Как минимум – вызывающе.

– Кроме того, – быстро сказал он, – я буду оплачивать твою учебу на медицинском факультете Сиднейского университета.

– Подумать только, – насмешливо протянула Анджела. – Та ночь, которую мы провели в постели, стоила тебе всего-навсего одного обеда. Да и за тот заплатила Ассоциация.

– Проклятье! – прорычал Филипп, шагнул к ней, схватил за локти и заставил подняться на цыпочки. – Что с тобой?

– Нет, это что с тобой? – парировала она. – Думаешь, я все та же глупая девчонка, которая в ту ночь легла с тобой в постель?

– В ту ночь мы занимались с тобой любовью. И зачали ребенка. Разве это глупо?

Нет, подумала она. Зачатие новой жизни – дело серьезное.

– Анджела, неужели я прошу невозможного? Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Будь моей женой. И помоги мне создать условия для нашего сына.

У него все получается очень просто. Законный брак и райская жизнь для младенца…

– Мы уже согласились, что по сравнению с большинством супружеских пар имеем серьезное преимущество.

Анджела еще ни на что не согласилась, но в глубине души понимала, что крыть нечем. Какая женщина могла бы отказаться от преимуществ, которые Филипп предлагает ее ребенку?

– Другие супружеские пары знают друг друга, – устало ответила она. – Имеют общие надежды и тревоги.

– У нас есть общие надежды и тревоги.

Она засмеялась – точнее, сделала попытку.

– Еще бы! Ты надеешься, что сможешь платить нам с сыном алименты, и тревожишься, что не сможешь этого.

– Ты лишний раз доказала, что в этом браке есть логика, – спокойно ответил Филипп. – Но я имел в виду нечто более существенное. Например, нашу общую любовь к медицине. Держу пари, что есть и еще кое-что.

– Например?

– Например, музыка, – немного подумав, ответил он.

– Я люблю Моцарта.

Он вздохнул.

– А я – кое-что более позднее.

– Насколько более?

У Филиппа приподнялись уголки рта.

– Конец семидесятых годов двадцатого века.

Анджела едва не улыбнулась, но заставила себя покачать головой.

– Послушай, Филипп, я понимаю, что ты не хочешь ничего плохого, но…

– А как насчет яхт? Ты любишь плавать под парусом?

– По воде?

– Именно по воде, – улыбнулся Филипп.

Анджела пожала плечами.

– Если воды больше, чем помещается в ванне, я начинаю нервничать. Теперь ясно? Мы живем в разных измерениях. Даже если я согласилась бы…

– Практика – критерий истины, – проворчал он.

Анджела хотела возразить, но он остановил ее нежным поцелуем. Может быть, все дело в этой нежности? До сих пор жизнь ее не баловала…

– Анджела, – прошептал Филипп, и она сдалась.

Устремилась в его крепкие объятия и прижалась к сильному теплому телу. На него можно было опереться…

Эта мысль ошеломила ее. И напугала. Она никогда не стремилась на кого-то опереться. Тем более на мужчину. Ничего глупее нельзя придумать.

– Вот видишь? – хрипло сказал Филипп. – Мы сможем с этим справиться.

– Ты имеешь в виду секс. Но…

Он обхватил ладонями ее лицо и посмотрел в глаза.

– Мужчина обязан желать собственную жену.

– Не обязан. Если они не знают друг друга. Если их брак всего лишь насмешка. Если… если у них нет…

Он снова поцеловал Анджелу, на этот раз крепче, и земля ушла у нее из-под ног. Она застонала и вцепилась в его плечи. Ошибка, успела подумать она. Я снова поддаюсь инстинкту и даю волю чувствам, которые следует держать в узде.

– Филипп… – выдохнула она. – Филипп, я думаю…

– А ты не думай, – посоветовал он. – Только чувствуй. И совершай поступки. Выходи за меня замуж.

Согласиться было нельзя. И отказаться тоже. Хотя Анджела продолжала твердить, что это невозможно, но понимала, что ведет себя как последняя эгоистка. Нужно думать о ребенке. О живом существе, которое пришло в этот мир незваным и полностью зависит от нее.

– Если я соглашусь, – услышала она собственный голос, – то только при одном условии. Никакого секса.

– И откажешься от того единственного, что нас объединяет? Не считая медицины?

Тон у Филиппа был серьезный, но Анджела поняла, что над ней смеются, и это добавило ей решимости. Ее дыхание участилось. Она всегда хорошо играла в шахматы. А эта игра ничем не отличается от шахмат. Мат в два хода. Она заставит Филиппа взять свое предложение обратно. Он слишком мужествен, слишком брутален, чтобы согласиться на брак без секса.

– Я вижу тебя насквозь, – негромко сказал он.

– То есть?

– Ты выдвигаешь заведомо невыполнимое требование, думая, что я на него не соглашусь. Мы не поженимся, но виноват в этом буду я, а не ты.

Она засмеялась, однако так фальшиво, что резало ухо.

– Чушь!

– Не думаю. Именно на это ты и надеешься.

– Можешь думать все, что хочешь. – Анджела высвободилась из его объятий. – Выбор за тобой.

Филипп прищурился и посмотрел на ее решительное лицо. Что ей сказать? Что долго соблюдать это условие он не собирается? Или что она морочит себе голову, если думает, что сумеет справиться с собой? Она – самая чувственная, самая сексуальная женщина на свете, но почему-то не желает это признать.

– Ну? – спросила она. – Что скажешь?

Он таинственно улыбнулся, затем засучил рукава еще на дюйм, посмотрел на часы и сказал, что пора собираться.

Сердце Анджелы неистово заколотилось.

– Это значит, что ты принимаешь мое условие?

– Это значит, что у тебя есть еще час. Потом мы уйдем отсюда и больше не вернемся.

– Час? Это невозможно!

– На свете нет ничего невозможного, – сказал он, не сводя с нее глаз. – Стоит только очень захотеть… Анджела?

Она подняла глаза. На губах Филиппа играла улыбка, но взгляд оставался холодным. Так кого же ждет мат в два хода? Его или… меня? – с замиранием сердца подумала она.

– Через час, – лаконично сказала Анджела и пошла в спальню, надеясь, что Филипп не заметил ее дрожи. Там она открыла шкаф и достала чемодан.

Прошло две недели. Четырнадцать дней. Триста тридцать шесть часов. С точки зрения календаря ничто. Но человеку, прожившему эти часы, дни, недели, они казались вечностью. Почему время ползет так медленно?

Филипп стоял на террасе, выходившей в сад. В его руке остывала чашка кофе.

Анджела отвергает его. Отвергает этот дом. Отказывается разговаривать с ним, отказывается смотреть на него, даже замечать его присутствие. Но удивляться этому не приходится.

Филипп сделал глоток и поморщился. Кофе был таким же холодным, как атмосфера, царившая в доме. Но кофе можно отставить в сторону. В отличие от Анджелы, которая стала его женой. Нетронутой, неулыбчивой, молчащей как сфинкс женой.

Решить проблему мог бы развод. Половина его знакомых разведена. Эти люди расходятся через две недели не моргнув глазом. Один из партнеров Филиппа имел дело с парой, чья семейная идиллия продолжалась всего девять дней.

Нет, идиллии он не ждал. Он женился по расчету. Идиллия не имеет к этому никакого отношения. Но жена обращается с ним так, словно он чудовище.

Даже экономка смотрит на него неодобрительно. Сита приходит к восьми часам три раза в неделю. Она появилась в доме Филиппа как раз на следующий день после приезда Анджелы. Одному Богу известно, что эта снежная королева сказала ей. Судя по выражению лица, Сита считает Анджелу современным вариантом жены Синей Бороды.

И это за все хорошее… Филипп нахмурился, сложил руки на груди и повернулся спиной к саду.

Он обязан был поступить так. И не сомневался в своей правоте. Женщина, в глазах которой когда-то горела страсть, теперь отворачивается при встрече с ним. Ну и что? Их чувства друг к другу не имеют никакого значения по сравнению с ребенком, которого она носит.

Жена ненавидит его. Не за то ли, что он вырвал ее из мерзкой забегаловки, где она должна была вкалывать по двенадцать часов в сутки? И избавил от необходимости преодолевать четыре лестничных пролета, отделявших ее от трехкомнатной трущобы, заставленной мебелью, от которой отказалась бы Армия спасения?

О да. Конечно, он дал ей повод для ненависти.

Он уже кое-что сделал для перевода Анджелы в Сиднейский университет, но ставить ее в известность не собирался. Пусть подойдет сама. Пусть заговорит. Черт побери, если она его ненавидит, то пусть так и скажет!

Складывается впечатление, что Анджела живет на другой планете. А что касается эмоций, то в последний раз она проявила их еще в Перте. Она перестала разговаривать сразу после того, как согласилась стать его женой. Когда они ехали в аэропорт, она сидела рядом как кукла из музея восковых фигур, и Филипп едва не пожалел о своем решении.

Именно поэтому он решил сделать краткую остановку в Бомбале, где браки регистрируют в тот же день. Сначала Филипп собирался сделать это через знакомого судью в Сиднее, но каменное выражение лица Анджелы заставило его передумать. Лучше сказать «согласен» чужому человеку, чем приятелю, который тут же станет гадать, что происходит.

Стоя рядом с женщиной, которая вела себя так, словно ее ведут на виселицу, он скрежетал зубами и рявкнул «согласен» так злобно, что мировой судья поднял бровь.

Анджела произнесла «согласна» шепотом. Это привлекло внимание судьи еще больше.

– Мисс Чанг, вы нормально себя чувствуете? – спросил он, покосившись на выпуклый живот Анджелы.

– Да, – ответила она. – Давайте поскорее покончим с этим делом.

Тут судья объявил их мужем и женой, после чего пошутил:

– Приятно видеть невесту, которой не терпится сочетаться брачными узами.

Филипп вежливо посмеялся, судья сделал то же самое, но невеста продолжала выглядеть как ходячий труп. Анджела Чанг стала Анджелой Томлинсон, однако радости это никому не доставило.

Неужели Анджела думает, что он счастлив? Еще бы. Какой муж не радуется, если при его появлении жена уходит к себе в спальню? Если она отказывается разделять с ним трапезу? И обращается с ним так, словно никогда не стонала в его объятиях, не жаждала его поцелуев и не шептала его имя, когда он раздвигал ей ноги и вонзался в нее?

Филипп стиснул чашку так, что она разлетелась на куски. Он посмотрел на осколки и чертыхнулся. Зачем вспоминать прошлое? Имеет значение только будущее. Иными словами, ребенок в чреве Анджелы.

Филипп пошел на кухню и взял швабру и совок.

Он культурный человек, и их брак тоже будет культурным. Филипп пообещал себе это в самолете. За всю долгую дорогу Анджела ни разу не взглянула на него и не сказала ни слова.

Это бесило его. Что за игру она затеяла?

Филипп поклялся, что не прикоснется к ней. Ничего, скоро она сама признается, что желает его. Их свел секс, но в брак они вступили ради ребенка.

Выйдя на террасу, он начал выметать осколки и вдруг увидел алый след на ручке швабры и пятна крови на полу. Черт побери, он порезался и даже не заметил этого! Когда Филипп пошел за бинтом, выяснилось, что на жемчужно-сером ковре остались кровавые следы.

Только этого не хватает! Если он не ликвидирует следы до возвращения Ситы из супермаркета, то…

– У тебя кровь!

Филипп резко обернулся. На верхней ступеньке широкой мраморной лестницы стояла бледная Анджела.

– Анджела?

Она открыла рот и покачнулась. Филипп бросил совок и швабру и побежал к ней.

– Что с тобой? – спросил он, подхватив ее.

– Ничего, – прошептала Анджела, но было ясно, что она лжет.

– Вишну милосердный! Это ребенок?

Филипп обернулся и увидел Ситу. Она стояла в вестибюле, широко открыв глаза.

– Не знаю. Моей жене стало плохо.

– Мне не плохо, – срывающимся голосом сказала Анджела. – Отпусти меня. Все в порядке.

Но Филипп и Сита не обратили на ее слова никакого внимания.

– Посадите мадам на диван. Опустите ей голову. Да, вот так. – Сита обхватила себя руками. – Она может потерять ребенка. Кровь…

– Это моя кровь, а не ее. – Филипп опустился на корточки и сжал руки жены. – Анджела, скажи что-нибудь.

– Я уже сказала. Все нормально. Просто у меня на мгновение закружилась голова.

Сита затараторила на хинди. Анджела покачала головой и что-то коротко ответила.

Филипп переводил взгляд с одной женщины на другую. Почему он не догадался раньше, что эти женщины могут общаться на одном языке? Не потому ли у Анджелы больше общего с экономкой, чем с ним? Черт побери, почему он не знает главного о собственной жене?

– Что она сказала? – спросил он экономку.

– Что ей стало плохо от вида крови.

Филипп уставился на свою руку. Кровь остановилась, но ее следы остались на ковре и джинсах. Судя по выражению лица Ситы, она подозревала, что Филипп приносил в жертву языческому богу маленьких детей и кроликов.

– Ничего страшного, – сказал он Анджеле. – Всего-навсего маленький порез. Порез, – повторил он, обращаясь к экономке.

Сита кивнула.

– Я позабочусь об этом.

– Все в порядке. Я сам.

– Нет, сэр, это сделаю я.

– Я сказал… – Черт, я веду себя, как упрямый десятилетний ребенок. – Спасибо, Сита. Но сначала сделай ей холодный компресс, хорошо?

– Мне не нужен компресс. – Анджела подняла взгляд. – Я себя нормально чувствую. Честное слово.

Ничего себе нормально, подумал Филипп. Выглядит почти так же, как в Перте. Бледная. Круги под глазами. Губы дрожат. Две недели покоя и хорошего питания ничего не изменили.

– Холодный компресс пойдет тебе на пользу.

Она покачала головой, выпрямилась и осторожно отстранила его руки. Было ясно, что Анджела не хочет ничьей помощи, а его особенно.

Сита принесла пакет со льдом, подобрала брошенные сумки и ушла на кухню. Анджела попыталась подняться, но Филипп схватил ее за руку и удержал.

– Сделай одолжение, посиди спокойно и дай положить тебе на шею пакет.

Пару минут Анджела боролась с собой, затем вздохнула и сдалась.

– Дай мне лед.

– Я сам. Нагнись вперед.

Анджела наклонилась, и Филипп отстранил волосы, падавшие ей на шею. Ее кожа была мягкой и нежной. Что будет, если не класть на шею лед, а прижаться к ней губами?

– Смешно, правда? – сказала она. – Взрослая женщина падает в обморок при виде крови…

Филипп улыбнулся.

– Однажды на пикнике в бульон Фионы попал паук. Она завопила как сумасшедшая и упала лицом прямо в чашку.

Анджела негромко фыркнула.

– Наверно, она была совсем маленькая.

– Ей было двадцать.

Она не выдержала и засмеялась. У Филиппа тут же поднялось настроение.

– Вообще-то ей было пять… Однако представление вышло на славу. – Он присел на ступеньку рядом с Анджелой и улыбнулся. – Извини, что напугал. Но зато теперь я знаю, что небезразличен тебе. Ради этого стоило потерять немного крови.

– Я не… – Анджела покраснела. – Это не имело к тебе никакого отношения.

– Угу. Знаю. Я мог бы вонзить себе в сердце кинжал и упасть к твоим ногам, а ты бы и глазом не моргнула.

Анджела снова фыркнула. Позволить себе засмеяться нельзя. Пусть Филипп не думает, что она готова сменить гнев на милость. Полет в Сидней выбил почву у нее из-под ног. Филипп Томлинсон заставил ее признать, что поступил совершенно правильно. Но она скорее умерла бы, чем призналась в этом.

Наверно, так же чувствовала себя канзасская девочка Элли, домик которой был подхвачен ураганом и опустился в волшебной стране. Та же потеря ориентации. Тот же страх. Но рядом с Элли был Тотошка.

А у Анджелы не было никого. Никого, кроме мужчины, сидевшего рядом. Их бедра соприкасаются, он держит ее за руку… Но этот мужчина не принадлежит ей. Он выполняет свой долг так, как понимает его. Женился на ней. Увез на восток. Поселил в своем доме… В спальне для гостей.

Раздельные комнаты. Раздельная жизнь. В первое же утро Филипп умчался на работу и бросил ее одну, оставив лаконичную записку : «У меня пациент». Как будто ей требовались объяснения… Все было ясно без слов. Она стала его женой, но не частью его жизни. И слава богу. Именно этого она и хотела. Ничего другого ей не требовалось. А если бы он попытался наладить другие отношения…

Лечь с ней в постель.

Если бы Филипп попытался сделать это, она напомнила бы ему условия сделки. С какой стати ей спать с ним? Да, однажды она дала себе волю, но не собирается повторять ошибку. Не собирается терять над собой контроль. Не желает чувствовать прикосновение губ к губам и ладоней к груди. Не желает его крепких объятий, не желает спать, положив голову ему на плечо, не желает просыпаться среди ночи, чувствуя его дыхание, не желает его страстных ласк и безоглядной реакции собственного тела. Он ей не нужен. Ей вообще никто не нужен…

Анджела выпрямилась, и Филипп убрал пакет со льдом.

– Ну что, тебе лучше?

– Да. Намного. Спасибо за помощь.

Он смотрел на нее, но не уходил. Что ж, тогда уйду я. Вставай, сказала она себе. Анджела, вставай!

Филипп взял ее за руку.

– Держу пари, что у тебя нет братьев.

– Нет.

– Если бы они у тебя были, ты бы привыкла к виду крови.

– Да уж… – Анджела попыталась сделать вид, что это ей ни чуточки не интересно, но не слишком преуспела. У этого человека дар легкой болтовни. Именно этот дар позволил ему в тот памятный вечер заморочить ей голову и заставить забыть обо всем на свете.

Анджела попыталась встать, но Филипп снова удержал ее.

– А как насчет сестер? Сестры у тебя есть?

– Я – единственный ребенок, – скованно ответила она.

– Тебе повезло.

– Ничего себе везение! – не успев сдержаться, выпалила она и тут же опомнилась. – Я хотела сказать, что это было бы приятно.

– Приятно? – Филипп фыркнул. – Видела бы ты, как мы дрались. Особенно с братьями.

– И сколько же у тебя братьев? – Это не имеет значения. Имеет значение только ребенок, зревший в ее чреве, но промолчать было невозможно.

– Два. И три сестры, обожающие кровавые виды спорта.

– Кровавые виды?

– Регби, футбол, бейсбол… Мать удивлялась, что при нашем приближении больница не запирается на все замки.

Анджела расхохоталась. Она не хотела этого, все вышло против ее воли. Невозможно было без смеха представить себе женщину, бегущую во главе толпы детей со сбитыми коленками, и санитарок, баррикадирующих двери.

– Ну вот, – сказал Филипп. – Оказывается, ты умеешь смеяться. А я уже начал сомневаться.

– Филипп, честное слово…

– Кто его знает? Девочка, у которой не было надоедливых сестер и братьев, могла вести такой замкнутый образ жизни, что ей и посмеяться было не над чем.

Замкнутый образ жизни. Знал бы он… Но он не узнает. Она никому не рассказывала о своем детстве. И даже не думала об этом. Думать следует не о прошлом, а о будущем. Именно эта фраза стала девизом Анджелы с тех пор, как она поняла, что есть люди, которые живут по-другому.

– Эй… – Филипп придвинулся ближе и улыбнулся.

Ее сердце забилось чуточку быстрее. Когда он смотрит на нее так… когда так близко…

– Почему у тебя такое серьезное лицо?

Потому что я думаю… я думаю…

– Анджела… – Он погладил ее по щеке и кончиком пальцам провел по губам. – Тебе здесь плохо?

Она опустила глаза и увидела руку Филиппа, лежавшую на коленях ладонью вверх. Кровь остановилась, но порез воспалился. Анджела не кривила душой: она не выносила вида крови. Для будущего врача это было позором. Ох уж этот анатомический театр… Именно поэтому она выбрала в качестве специальности иммунологию. Однако боязнь крови тут была ни при чем. Анджела испугалась за Филиппа. За своего мужа.

– Анджела… – прошептал он и потянулся к ее губам.

В воздухе повисла длинная фраза на хинди.

Филипп быстро обернулся и увидел экономку, стоявшую на пороге столовой. Сита подбоченилась, ее круглое бронзовое лицо было хмурым. Он посмотрел на нее с недоумением. Сита была женщиной немногословной и никогда не говорила, пока к ней не обращались. Постепенно он привык к ее молчанию и оставил попытки добиться от нее чего-то большего, чем «да», «нет» и «что приготовить на обед?». Не за эти полчаса она сказала больше, чем за предыдущие три года. И прервала его беседу с Анджелой. Хуже того, помешала чему-то очень важному. Тому, на что он уже не надеялся.

– Что тебе нужно? – Фраза прозвучала резко, но Филипп ничего не мог с собой поделать. Масла в огонь подлило то, что Анджела встала со ступеньки и ответила Сите на хинди. Затем последовал быстрый диалог на повышенных тонах.

– Вы что, оглохли? – наконец перешла на английский сердитая Анджела. – Я сказала…

– Тьфу! – Филипп встал между женщинами и слегка улыбнулся, пытаясь разрядить обстановку. Но с таким же успехом можно было топить камин кубиками льда. – Что это значит?

– Ничего, – вспыхнула Анджела.

– Милая, давай разберемся. Сита сердится. На тебя?

– Нет. Не на меня. – Наступило молчание. Потом Анджела откашлялась. – Она из Мадраса.

– И что из этого следует?

– А я наполовину индианка. Моя мать родилась в Бомбее.

Филипп решил не обращать внимания на ее воинственный тон. Он расспросит ее позже, когда поймет в чем дело.

– А поскольку Сита полагает, что обычаи у нас тоже одни, она считает, что лучше знает, что мне на пользу, а что нет.

С этим тоже придется разобраться. О господи, рвать зубы и то легче!

– И?.. – нетерпеливо сказал он.

– Она говорит…

– Мадам беременна, – объявила Сита.

– И? – Похоже, других слов в его словаре не осталось. – Конечно, беременна. Я знаю.

– Да, сэр?

– Сита! – В глазах Анджелы вспыхнул огонь. – Хватит!

– Мадам нуждается в заботе. – Экономка смерила Филиппа взглядом. – Вы женились на ней, но больше не сделали ничего. Вы оставляете ее одну на весь день, позволяете ей плакать, не разговариваете с ней…

– Плакать? – Филипп остолбенел.

Анджела отдала короткий приказ на хинди, после которого Сита покраснела, повернулась и ушла.

– Прошу прощения, – пробормотала Анджела. – Пожалуйста, не ругай ее. Сита сказала, что в Мадрасе у нее осталась дочь примерно моего возраста. Наверно, она испытывает ко мне материнские чувства.

– Плакать? – повторил Филипп.

Анджела вздернула подбородок.

– Какое это имеет значение?

Филипп схватил ее за плечи.

– Ты в своем уме? Экономка знает, что моя жена плачет, а я – нет. Конечно, это имеет значение! Ты плачешь из-за меня. Из-за этого брака, который мы заключили по моему требованию.

– Нет. Ты был прав. Просто я с трудом привыкаю к новой жизни.

К новой жизни. Он заставил ее начать новую жизнь, но не ударил палец о палец, чтобы облегчить задачу. Боже, какой я дурак! – подумал Филипп и смачно выругался.

– Подожди здесь, – проворчал он.

Анджела вздохнула и снова опустилась на ступеньку.

Она совершила ошибку, позволив Сите услышать ее плач. Это получилось нечаянно. Анджела проснулась в незнакомой комнате и на мгновение решила, что это сон. А потом все вспомнила. Приезд Филиппа. Его требование. Внушавшее ужас бракосочетание с человеком, который не любит ее, но решил поступить правильно. Мучительный полет, во время которого она сидела как каменная. Огромный ледяной дом. Филипп, помогающий ей подняться в спальню для гостей и бросающий ее там. Было ясно, что ему не терпится от нее избавиться.

В ту ночь она лежала в чужой постели, в чужой комнате и ждала, когда откроется дверь. Ждала, что муж придет к ней. Обнимет, поцелует и докажет, что из этого брака может что-то получиться.

Она твердила себе, что не нуждается в его поцелуях и прикосновениях. Но это была ложь. Когда он прикасается к ней, все меняется. Страх, унижение и стыд за собственное поведение тут же исчезают. Наверно, ему следует знать об этом. Да, так она и сделает. Утром скажет Филиппу, что он был прав. На это у нее смелости хватит. Если из этого брака что-нибудь выйдет, то только при условии, что он станет настоящим.

Анджела немного поспала, проснулась рано, приняла душ, просушила голову и расчесывала волосы, пока они не упали на спину крутыми темными волнами. Потом достала из чемодана шелковые брюки с завязкой на талии, надела растянутую черную майку, сделала глубокий вдох и вышла в коридор. Навстречу новой жизни.

Но Филиппа не было. На кухне хлопотала какая-то женщина, сказавшая, что ее зовут Сита. Она посмотрела на ее живот, заставив Анджелу покраснеть, а потом передала ей записку от Филиппа. Записка была такой же лаконичной, как приветствие экономки. Неотложная встреча. Увидимся вечером.

Точнее, встреча, которую он не захотел отменить. Предлог, чтобы избавиться от ненавистной жены. Человек сделал то, что считал правильным, а потом пришел в себя…

Она скомкала записку.

– Сэр сказал, что вы его жена.

Анджела кивнула и автоматически ответила на хинди, вспомнив знакомые интонации матери:

– Да, так и есть.

Лицо Ситы тут же смягчилось.

– Вы индианка?

– Я никто, – прошептала Анджела, и вдруг из ее глаз брызнули слезы. Почему она заплакала? Почему не смогла сдержаться? До сих пор она не позволяла себе плакать. Никогда. Ни перед матерью. Ни перед врачом, подтвердившим, что она беременна. Ни в канцелярии университета, когда забирала документы и отказывалась от всего, о чем мечтала…

Анджела начала яростно тереть глаза кулаками. Дура! Зачем она заплакала в то утро? Почему плачет сейчас? Почему слова и поступки Филиппа имеют для нее такое значение?

– Поехали.

Анджела подняла взгляд. Рядом стоял Филипп. Выбритый до блеска.

– Поехали? Куда? – слабо спросила она.

Он нагнулся, взял ее за руку, помог встать. И улыбнулся. О боже, улыбнулся, и этого оказалось достаточно, чтобы на ее глаза снова навернулись слезы.

– В город. Сначала к врачу, а потом по магазинам.

– Но я здорова. Честное слово. Та минутная слабость…

– Беременной женщине нужно наблюдаться у акушера. Не знаю, почему это до сих пор не пришло мне в голову.

– Да, верно. Я уже сделала несколько звонков. И нашла клинику, где согласились меня принять…

– Клинику? Бесплатную?

– Да. До нее довольно далеко, но…

– Я звонил в приемную доктора Райта. Слышал, что он прекрасный специалист. Там сказали, что все занято, но я сказал, что это очень важно, и регистраторша ответила, что, на наше счастье, какая-то пациентка отменила прием… А что?

– Это первые люди, которым ты сообщил обо мне и ребенке?

Филипп вспомнил разговор с Грегом, но подумал, что это не в счет. Брат знает лишь о том, что Филипп решил оказать Анджеле и ее ребенку материальную помощь.

– Да, – слегка покраснев, ответил он. – Ты простишь меня?

Сбитая с толку Анджела покачала головой.

– Тебя не за что прощать.

– Нет, есть, – сердито ответил Филипп.

Анджела с удивлением поняла, что он сердится на самого себя.

– Я убедил тебя заключить этот брак, а потом… потом струсил.