Текст книги "Такой горячий, но сладкий кофе (СИ)"
Автор книги: Хельга Делаверн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Глава 39
История с распиской вроде бы позабылась, но неприятный осадок от неё всё равно остался. Саша, конечно, делал вид, что ничего не произошло, вот только смотреть он на меня начал так, словно я была предателем. Убедить его, что у нас с Артёмом в тот день действительно ничего не было, мне так и не удалось. Обида была настолько велика, что в июле юноша отказался ехать на Рублёвку; свой день рождения он отмечать не собирался, а попасть на торжество к отцу ему не давала мысль, что им с Викторией придётся сидеть за одним столом. На все мои аргументы давался один ответ: «Хочешь – езжай одна».
Честно говоря, я тоже не горела желанием развлекать гостей Алексея Владимировича, но поздравить-то его было нужно. И как итог, я, вооружившись подарком в виде огромных часов (как только я их допёрла, ума не приложу), потопала к дому Герца.
Сомнения в мою душонку закрались сразу же; дом был закрыт, хотя домработница, по идее, должна была уже готовить угощения к празднику. Ворота скрипели, словно насмехались надо мной. Странно, не так ли? Всё открыто настежь, кроме самого здания и гаража.
– Вы кого-то потеряли, юная леди?
Я обернулась. Сосед дядя Коля, прихрамывая, подошёл ко мне.
Я улыбнулась:
– Здравствуйте!
Он прищурился:
– Ааа, Марина, извини, дочка, не признал. Что, попасть не можешь?
– А Вы не знаете, где Алексей Владимирович? – я решила проигнорировать его вопрос, иначе наша беседа может затянуться надолго.
Мужчина почесал затылок:
– Так, что ему сегодня здесь делать? Он завтра приедет!
– Завтра?
– Ну да. И он, и гости прибудут завтра. Твой свёкор заранее не отмечает, знаешь ли. И да, скажи ему, чтобы ворота починил! А то скрипят, как черти на пенсии. И местное хулиганьё однажды ограбит ваш дом!
И тут меня осенило. День рождения Герца завтра; это Саша сбил меня с толку, велев купить подарок сегодня, потому что я могу опоздать на праздник. Бестолковая же я баба, ну. Но самое ужасное, что ни Олеси, ни Ильи тут нет, вызвать себе такси из-за идиотской связи я тоже не смогу. А автобус? А автобус, мать его, уже ушёл! Может, напроситься ночевать к дяде Коле?
– Ладно, Марина, я пойду.
– Вы в магазин? – я улыбнулась и приподняла часы. Они тяжёлые, а мои руки слабые!
– Нет, дочка, я в Москву. За мной сейчас сын приедет. Добро!
Он так быстро посеменил в сторону остановки, что мне стало неловко «садиться ему на хвоста». Может, мне походить по соседям? А что, вдруг кто-то из них собирается в Москву?
– Полагаю, ты здесь не от лучшей жизни. А где Саша? Или ты одна приехала?
– Подержишь часы?
– Ты даже со мной не поздоровалась!
– Ты со мной тоже. Ну так что, подержишь? Пожалуйста. Малыш.
Скривив рот, Артём поставил сумки на землю и забрал у меня подарок для Алексея Владимировича.
– Спасибо. Я хоть покурю, а то уже одурела их сюда тащить. Ты в Москву случайно не собираешься? Нет? Ну ладно, ещё похожу.
– Марина, – молодой человек серьёзно посмотрел мне в глаза, – остановись. Ты столько болтаешь, будто Саня запрещает тебе дома говорить. У меня голова кружится от твоей болтовни!
– А ноги не подкашиваются?
Он усмехнулся:
– Брак не сделал тебя покладистей.
– Я замужем, а не в рабстве.
– Для тебя рабство и замужество равносильно, разве не так? Ты громче всех кричала о том, что никогда не свяжешь себя узами брака, а оно, смотри-ка, как всё вышло. Первая выскочила и друга нашего за собой потащила.
– Заметь, это он меня за собой потащил.
– На добровольной основе.
– Почти. Ну так что, ты едешь в Москву или нет?
Артём нахмурился:
– А с чего ты вообще взяла, что я собираюсь в Москву?
– Просто мне негде ночевать, поэтому я ищу любую возможность вернуться в столицу. Пешком, сам понимаешь, будет далековато. Да и потом: завтра у Алексея Владимировича день рождения, хотелось бы лично его поздравить.
– Это намёк?
– Нет, это уже прямой текст.
– Ты приехала на Рублёвку, чтобы поздравить Герца с днём рождения? Интересно…А что же его сын? Снова в контрах?
– Боюсь, что это не наше дело.
– Это было не нашим делом до тех пор, пока их скандалы не начали ставить на уши всех соседей. Они ругаются по любому поводу, если ты не заметила.
Я выпустила дым и отвернулась.
– Меня их разборки никак не касаются.
– Зря, а мне вот так льстят их перебранки. Особенно от последней я в восторге, когда Алексей Владимирович кричал Саше на весь посёлок, что ты любишь меня, а с ним только из-за денег.
– Тешишь своё самолюбие?
– Слегка.
– Это весьма сомнительная слава.
– Нет, – юноша усмехнулся, – это у тебя сомнительная слава, а у Саши голова без мозгов. В шестнадцать лет он кричал, что добьётся тебя сам, а спустя два года вся Рублёвка обсуждает, как ты вышла за него по расчёту. Знаешь, Марина, говорят, твоя книга имеет успех, но только по одной причине: всем интересно, как пишет невестка владельца самого крупного издательства России. И не в обиду тебе будет сказано, они далеко не в восторге от твоего опуса. Но ведь любая дрянь найдёт своего читателя, верно?
Я посмотрела на него:
– Ты меня добить решил?
– Признайся, Марина, ты продалась. Но стоит отдать тебе должное: весьма выгодно продалась. Обучение на экономическом факультете не прошло для тебя даром.
– А почему, собственно, вас всех так интересует подробности моей личной жизни? Ведь просчитался Саша, а не вы. Саша остался в дураках, а не вы. Будешь рассказывать мне о святой дружбе? Так поздно, Артём! Герц даже тебя обвёл вокруг пальца.
– Ты, – голос молодого человека задрожал, – всё знаешь?
– А как же! Он от меня это и не скрывал! Я изначально была в курсе!
Чего я там знаю, понятия не имею. Ляпнула что-то невпопад, а Артём вон как испугался. Наверное, у них с Сашей там вселенские тайны, раз его так трясёт.
– Никогда бы не подумал, что ты такая алчная шлюха, – он вернул мне часы, – Бог нам всем троим судья. Ты сделала свой выбор. – я улыбнулась. – И книга твоя, кстати, говно.
Говно, так говно. Сочту за комплимент.
Юноша поднял сумки и быстрым шагом пошёл вверх по улице. Видимо, напроситься к нему на ночёвку уже не получится, да и слава Богу! Всё равно пора было заканчивать этот цирк и «отсекать у треугольника один угол». Однако Артём посчитал, что победителем в этой схватке не вышел, раз решил вернуться.
– Что-то ещё?
– Не смотря на всё моё негодование, совесть не позволяет мне оставить тебя посреди улицы. Пойдём, подождёшь Алексея Владимировича у меня. Только свои уродские часы тащи сама.
Хорошо, сама так сама. Правда, он у меня их и так отобрал через пару шагов. Наверное, совесть не позволяла ему смотреть ещё и на то, как я мучаюсь, таща их фактически на себе. Кто бы мог подумать, что Артём оказался таким совестливым мальчиком!
– Добро пожаловать! – он открыл калитку и пропустил меня вперёд.
Я слышала, что отец Артёма не часто появлялся на даче, но его мать, похоже, бывала здесь ещё реже. Во всяком случае, по-другому я не могу объяснить тот кошмар, который творился на участке. Газон, по которому наверняка в детстве бегал их щекастый карапуз, был завален запчастями от мотоциклов, цветы от выхлопных газов давно завяли, а дорожка к беседке была в масле и ещё в какой-то гадости. Невольно я поймала себя на мысли, что если что-то подобное было бы на участке Герца, я бы его задушила, не дожидаясь разрешения Алексея Владимировича.
Артём усмехнулся:
– Что, не нравится?
– Выглядит отвратительно.
– В доме лучше, заходи.
Знаете, почему он считает, что в доме лучше? Потому что там колёса не валялись. Серьёзно. В остальном гостиная мало чем отличалась от улицы.
– Не думала, что ты такая грязнуля.
– Я просто не люблю убираться.
– Чисто не там, где убираются, а там…
– Ой, хватит тебе! Мужа своего учи. Он такая же свинья!
Не замечала пока за Герцом склонность к обожанию грязи. Сломать что-нибудь, да, это за милую душу, а вот намусорить…Может, он пока стесняется?
– Кофе нет, – сказал юноша так, словно вынес мне приговор, – но я могу угостить тебя чаем. Если хочешь, налью, что покрепче.
– Ты по-прежнему пьёшь?
Он усмехнулся:
– Все пьют, Марина, только причины для этого у всех разные. Чай или что?
– Чай.
Стыдно признаться, но я пошла за Артёмом на кухню, чтобы контролировать процесс. А что, вдруг у него там кружки грязные, с мхом и плесенью?
– Я не собираюсь тебя травить.
Да? Скажи это микробам, которые живут у тебя на кухне!
– Ты прости меня за тот разговор, я сгоряча ляпнул про книгу. Я вовсе не считаю, что она…эээ…
Я приподняла бровь:
– Говно?
– Плохая. Наверное, это просто не мой жанр.
– Я бы удивилась, если бы брутал, рассекающий по Москве на крутом мотоцикле, любит бабские романы.
– Вкусы некоторых людей удивительны. Кому-то нравится антиквариат, а кто-то предпочитает новые технологии…
– Да, твой друг знатный антиквар. Его прямо в дрожь бросает, когда он видит старые, уже никому не нужные вещи.
Судя по выражению лица Артёма, мой сарказм он понял, но не оценил.
– Ты пьёшь чай с сахаром?
– Я его вообще не пью. Не могу представить, в чём разница между сладким и несладким чаем.
– Примерно такая же, как и с кофе.
Я усмехнулась:
– В таком случае я могу чай с сахаром и со сливками.
– Тебе станет дурно от такого сочетания.
– Но я рискну. Люблю рисковать!
– Жалеть будешь.
– С тобой же не пожалела.
Юноша повернулся ко мне.
– Ты нарочно меня провоцируешь?
– На что?
– На всё. Разве ты уже накопила денег на развод с Сашей?
– Ты о чём?
– Об условиях вашего брачного договора.
– Мы не заключали брачный договор.
– Это ты так думаешь. – встав ко мне спиной, Артём продолжил колдовать над чашкой.
Я коснулась его плеча.
– Ты знаешь что-то такое, о чём я даже не подозреваю?
– Садись за стол. Сейчас я принесу твой чай.
– Артём?
– Марина, сядь, пожалуйста, за стол, – от злости он даже уронил ложку, поэтому я решила лишний раз его не нервировать. Тем более, что ждать пришлось недолго. И уговаривать, кстати, его тоже было не нужно.
– Я чувствовал, что ты не догадываешься о существовании этой бумажки, – сказал молодой человек, когда сел напротив меня.
– Меня больше смущает, откуда о ней знаешь ты.
– Я присутствовал при заключении брачного договора. Моя мама – юрист, они с Алексеем Владимировичем приезжали к нам. Причём, ты сама на этой бумажке удачно расписалась. Вспомни, либо Саша, либо его отец тебе подсовывали какие-то документы на подпись.
Да, такое действительно было. Почти сразу после свадьбы молодой человек попросил меня поставить подпись на каких-то документах, сказав, что это нужно для Алексея Владимировича, книгой апеллировал. Разумеется, я взяла ручку, не вникая в суть договора.
– Разве договор может считаться законным без моего личного присутствия?
– Большие деньги творят большие чудеса, Марина. Ты связалась не с теми людьми.
– И какие условия в брачном договоре, ты знаешь?
– Знаю. Говорю же, вся процедура при мне проходила. Если ты надумаешь развестись с Сашей, или же он узнает о твоей измене, то по договору будешь обязана выплатить ему крупную сумму денег. Такую, которой у тебя в жизни никогда не будет.
– Развод невозможен?
– Только если Саша сам этого захочет или же по обоюдному согласию, что, впрочем, одно и то же. В любом случае ты останешься ни с чем. Никакого раздела имущества не будет, они выставят тебя на улицу голой.
– Удачно я на дачу съездила, – хмыкнула я и сделала глоток чая. Артём всё-таки намешал мне его с сахаром и сливками.
– Он любит тебя.
– Странная у него любовь.
– Каждый действует, как умеет. На войне все средства хороши, сама знаешь.
– Он оборвал мне все концы. Я не смогу уйти от него, даже если очень захочу. Теперь я поняла, что ты имел в виду, когда говорил о замужестве и рабстве. И после такого он думает, что я смогу его полюбить?
Молодой человек пожал плечами:
– Вообще это моя вина. Ты не должна была знать о брачном договоре.
– Ты поможешь мне найти деньги? – он покачал головой. – Почему?
– Сумма просто баснословная. Чтобы ты понимала: вся Рублёвка должна продать почки, чтобы ты смогла оплатить одну измену.
– Хм. А если у меня нет таких денег, тогда что?
– Саша не даст тебе развод.
– Это я поняла, а если речь идёт об измене? Что если я не буду ему верна, но и денег у меня тоже не будет?
– Он не даст тебе развод. Там всё крутится вокруг развода.
– Какое упущение со стороны Герца. Ведь я могу наставить ему рога, при этом, по-прежнему находясь в статусе его жены!
Артём удивлённо посмотрел на меня.
– Ты хитрая и похотливая баба.
– Он поступил несправедливо по отношению ко мне.
– Саша боится тебя потерять. И брачный договор на тот момент он видел единственным выходом из этой ситуации.
– О котором он мне даже не рассказал?
Юноша тяжело вздохнул. Похоже, он поздно осознал, как только что подставил лучшего друга.
– Мы говорили о тебе.
– Ты делился с ним советами?
– Я выслушивал его жалобы касательно тебя. О том, что ты его не любишь, даже не пытаешься полюбить. Саша сказал, что ты с ним холодна.
– По-моему, это было видно ещё при нашей первой встречи.
– А знаешь, в чём вся соль вашей первой встречи? – мы встретились взглядами. – В том, что каждый был уверен, что вы понравились друг другу. Столько было ненависти, иронии и сарказма, что даже Миша, который полный профан в отношениях, был уверен, что искра-то пробежала.
Я усмехнулась:
– Пробежала и побежала дальше. Не было там никакой симпатии.
– Была. Вы с Саней в лице менялись, когда друг друга видели.
– Не от большой любви.
– От большого желания покрасоваться друг перед другом. И ты знаешь, я рад, что ему удалось тебя охомутать, пусть и не совсем честным способом. Ты всё равно так или иначе была бы с ним…Если хочешь, я попрошу нашего соседа отвезти тебя в Москву. Думаю, теперь тем для разговора у вас с Герцем стало больше.
Я кивнула и продолжила пить странную смесь, которую Артём называл «своим фирменным чаем».
Глава 40
Вопреки ожиданиям юноши, вернувшись в Москву, я не закатила Саше скандал. Да и какой в нём смысл? Ну, побешусь я, покричу, а что это изменит? Герц же не крикнет: «Марина, прости, я был дураком!» и не разорвёт демонстративно брачный договор. Всё, что он сделает, так это покрутит пальцем у виска и устроит мне истерику, потому что я виделась с Артёмом. Благо в тот день мне всё-таки удалось застать домработницу, чтобы через неё передать подарок Алексею Владимировичу, поэтому встречу с лучшим другом Саши скрыть получилось. Правда, ненадолго. Сей факт всплыл в августе, когда Герц собирал вещи.
– Никак не могу понять, чего ты тянешь. – пробубнил молодой человек, когда я, прижавшись к стене, молча наблюдала за тем, как он аки кладоискатель ищет пары своим носкам. – Или ты наивно полагаешь, что успеешь собрать чемодан за несколько часов до отправления?
– Разве отец не сказал тебе, что я не еду?
Саша выпрямился и повернулся ко мне лицом. Удивления в его глазах, конечно же, не было, а вот усмешка на губах поигрывала.
– Сказал. Но это его очередная неудачная шутка, верно?
– Нет, я говорила на полном серьёзе. Я не могу полететь с тобой в Лондон, у меня есть дела в Москве.
– Какие, хотел бы я знать? – Герц вновь вернулся к поиску «чёрных монстров».
– Позволь тебе напомнить, раз ты забыл: твоя жена вообще-то книжки пишет.
– Марина, перестань строить из себя писателя. Уже вся Россия, по-моему, знает, как ты провалилась с первым романом.
Я вытянула губы, но проглотила его обидное высказывание.
– У меня заключён договор с твоим отцом. Я не могу его разорвать по твоей прихоти.
– Ага, целых два. Один на книги, второй – на меня. Ты у нас прямо бизнес-леди, вон сколько контрактов успела заключить меньше, чем за год!
За такие слова хотелось ему стукнуть по лбу, но это же всё равно не даст никакого эффекта. Так что, пожалуй, я лучше поиграю с его самолюбием.
– И не говори! Даже с тобой я уже успела заключить договор!
– Какой договор?
– Брачный. Или ты о нём уже забыл?
– Откуда ты о нём знаешь?
Я хмыкнула.
– Один добрый человек рассказал.
– Добрый человек это тот, который по Москве на мотоцикле рассекает? – мы встретились взглядами.
– Даже если и так, то что?
– Ничего. Возможно, так даже лучше. Мне не придётся теперь мучиться совестью и оправдываться перед тобой.
– Я пойму, если на нём настоял Алексей Владимирович.
– Не хотелось бы тебя расстраивать, но, видимо, придётся. На брачном договоре настоял я.
Я цокнула языком и собралась уже ходить, когда Саша сказал:
– Постой. Ты знаешь, в чём суть этого договора?
– Да.
– И в чём же?
– Этой незаконной бумажкой ты привязал меня к себе. Теперь у тебя полностью развязаны руки, и ты можешь делать что угодно. Из любимой женщины я превратилась в собственность. В собственность вашей семьи.
– Знаешь, что меня больше всего удивляет, Марина? То, что Артём присутствовал, когда условия расписывались в договоре, и, тем не менее, умудрился покататься по твоим ушам. – Саша открыл нижний ящик тумбочки, достал оттуда бумаги и кинул их на кровать. – На, читай.
– Зачем? Чтобы лишний раз убедиться в твоей ничтожности?
– Читай, – его голос прозвучал громче и злее, когда он протянул договор мне в руки.
Не желая вступать в конфликт, я быстро пробежалась глазами по документу, из которого поняла, что Артём неосознанно, или, наоборот, намеренно мне солгал.
– Убедилась? Условия развода равны.
– Да, если не считать того, что ты собрался мне платить.
Условия и в самом деле показались мне дикими. Если говорить кратко, то смысл вот в чём: если один из нас решит подать на развод, то ответчик обязан выплатить истцу N-сумму. Причём, истцом могу выступать и я (зачем вообще было нужно мне лгать?). Об изменах, кстати, в документе ни слова. И да, про выплаты: даже после расставания Саша будет мне платить что-то вроде ренты.
– Это уже моё дело, – юноша вырвал бумаги у меня из рук. – Ты не поймёшь.
– А ты объясни так, чтобы я поняла, – я взяла Сашу за руку.
– А я, может, хочу, чтобы ты даже после нашего развода ни в чём не нуждалась. Нет? Такой вариант ты не рассматриваешь?
– Зачем нужен был такой договор? Что он тебе даёт с такими условиями?
– Это мой гарант того, что ты будешь счастлива даже без меня. В этом обществе так принято: заключать брачные договоры, чтобы один супруг не обманул другого; его особенные правила игры. – я фыркнула. – Так что, либо играй как все, либо возвращайся домой.
– Саш, я…
– Я позвоню, когда прилечу в Лондон, – схватив дорожную сумку, он отдёрнул руку и вышел из комнаты.
Глава 41
Но Герц не позвонил. Ни тем же вечером, ни на следующий день мой телефон не зафиксировал от него не то, что звонка, даже малюсенького сообщения в одну строчку. Мне было бы достаточно всего лишь слова «долетел», но аппарат предательски продолжал молчать. И батарея начинала садиться из-за моего постоянного теребления экрана; касалась каждые десять секунд. А вдруг что-то случилось? Или же я по неосторожности отключила звук, и на самом деле там уже 125 пропущенных звонков от мужа? Нет, звук на месте: и мелодия, и вибрация, чтобы наверняка, но в ответ всё равно одна тишина. Забыл или же просто не захотел звонить?
Гордость царапала душу, словно кошка. Мутные, именно мутные сомнения терзали моё ревнивое сердце, когда я думала, что Саша развлекается в Лондоне с ровесницами. Тем более, что на мои звонки он не отвечал. «Ма-ри-на, – насмехались настенные часы, – Ма-ри-на».
Молодой человек соизволил сообщить мне о своём прибытии только через несколько дней. И былая нежность куда-то пропала; хотелось кричать, бить посуду, выть в трубку и проклинать всех на свете. Но вместо этого я холодным голосом отвечала, что у меня тоже всё хорошо, и что я рада за Сашу, что он так удачно устроился. Масла в этот дурацкий огонь подливали женские смешки и голоса, раздававшиеся по ту сторону нашей супружеской жизни. Измен я не боялась, напротив, жаждала, чтобы юноша нашёл себе кого-нибудь моложе меня, дабы совместные муки прекратились, а он, в свою очередь, пропагандировал верность жене и домашнему очагу. При других обстоятельствах я бы радовалась сему и кичилась таким «глубоко нравственным» благоверным, но не в этот раз, друзья, не в этот раз.
Полагаю, что Саша и сам догадывался о том, насколько сильно нас обоих душат эти отношения, но прекращать их, видимо, уже из принципа не собирался. Не удивительно, что о его возвращении в Москву я узнала не от него самого, а от Олеси. Герц любезно сообщил своей лучшей подруге, что приезжает в столицу на зимние каникулы. Олесе сказал, понимаете? А мне дышал в трубку и бубнил, что останется в Лондоне, чтобы подготовиться к экзаменам. К летним экзаменам, понимаете? Можете себе представить, какие мысли скакали на тараканах в моей голове, раз Саша, который, между прочим, когда-то клялся мне в вечной любви, решил не оповещать меня о своём уикенде?
Честно, я хотела сделать вид, что всё происходящее мне как-то до лампочки, но в глубине души всё-таки осознавала, что должна прекратить обманывать для начала хотя бы себя. Я скучала по нему, действительно скучала. В этой чёртовой двухкомнатной квартире мне не хватало его невнятных речей, запаха и взглядов. Он так пронзительно на меня смотрел, словно желал вытрясти всю мою душу наружу. Смотрел и молчал, изредка смеялся. Причём, смех у него был такой противный, что я всегда невольно отворачивалась, а теперь я была готова слушать гусиное гоготание Герца ночи напролёт.
Прекрасно понимая, что обязательно разревусь, я повернула ключ. Первое, что мне бросилось в глаза, так это пара женских сапог, размер которых явно не подошёл бы Олесе. Да и Екатерина Сергеевна по собственной воле такие вряд ли надела; свекровь любила высокие каблуки, шпильки, чтоб зимой при гололёде сразу сесть попой на земле и докатиться до нужного подъезда. Хотя, какие могут быть прогулки? Без личного водителя мама Саши, по-моему, вообще из дома не выходила. Щекастого парню Митю уже впору усыновлять, так часто он крутился подле неё. А вот обувь, поджидающая меня в прихожей, была фиолетового цвета и на плоской подошве. Интриги добавил девичий смех, незнакомый девичий смех. Неужели у молодого человека есть подруги, о существовании которых я раньше не догадывалась?
Нет, Саша никогда не был ханжой, в его окружении были девочки, которым однажды он меня с радостью представил. Такие, знаете, типичные дети «рублёвских фермеров»: высокие, стройные, иногда даже чуть ли не прозрачные, с длинными тонкими пальцами, которые ничего тяжелей кальяна в своей жизни не поднимали. Подобные экземпляры всегда ходили стаями и о чём-то по-женски хихикали. Сдаётся мне, что обсуждали потенциальных ухажёров: один слишком старый, второй не очень богатый, третий так вообще вдовец с тремя детьми. Разумеется, меня ещё тогда встретили без особой радости на разукрашенных мордашках, ведь я увела (а увела ли?) перспективного кавалера. Впрочем, общение с барышнями мне не навязывалось, поэтому я слиняла в закат практически сразу же после знакомства. Герц наивно полагал, что ЕГО ОБЩЕСТВО сможет меня принять такой, какой меня однажды увидел он. Как жаль, что юноша ошибся. Людей, подобно мне, вечно с сигаретой в зубах, кружкой кофе в руках и сарказмом на языке, не любили нигде. Ни одно общество не позволит себе принять в свои члены такого индивидуума. Потому что от него нет толка: сей персонаж только громко смеётся и ничего полезного для людей не делает. Бессмысленное существование, как бы сейчас выразился Алексей Владимирович, с которым он не может смириться ещё сильней, чем мои родители.
Чем ближе я подходила к кухне, тем громче был смех незнакомки. К ноткам её, не побоюсь сказать, визгливого голоса, добавлялось знакомое, уже до боли родное гоготание Герца. Надеюсь, что единственная причина, по которой они с Сашей смеются, гелий. Во всяком случае, я хотела бы найти воздушный шарик, чтобы засунуть ей его в рот. Омерзительная особа.
Однако юноша, похоже, так не считал. Склонившись над нечто (под «нечто» я подразумеваю что-то тонкое и волосатое, ибо за сальной чёрной шевелюрой я не могла понять, есть ли у этого монстра лицо), он веселился, наблюдая за тем, как его подружка собирает и разбирает матрёшку, которая приводила девушку в искренний восторг. Не знаю, где Саша её подобрал, но надеюсь, что её ещё можно сдать по гарантии.
– Привет, – протянула я, приподняв бровь.
«Нечто» определённо было радо меня видеть. По крайней мере, оно подняло на меня зелёные глаза, хотя мне казалось, что взглядом в меня впились рыжие веснушки, улыбнулось и сказало:
– Hi!
Я посмотрела на Сашу, который даже ко мне не повернулся.
– Джессика поздоровалась с тобой.
Скривив зубы, я кивнула.
– Ты давно приехал?
– Час назад. – матрёшка по-прежнему увлекала его сильней собственной жены. – А ты где была?
– Ездила в издательство, там что-то напутали с тиражом.
– А, ну, понятно, – ответил Герц и стал что-то говорить своей подружке. Джессика улыбалась, кивала и в итоге начала что-то мне тараторить на английском языке. Прости, куколка, но я всю жизнь учила немецкий.
– Что она хочет?
– Я пытаюсь объяснить ей, кем ты работаешь.
Я усмехнулась, но промолчала. После внутренней борьбы, которая хорошо была заметна, девушка, наконец, выдала:
– Ви пийсатиль?
Аж передёрнуло, честное слово.
– Пийсатиль, пийсатиль. Где ты её взял?
– Мы с Джес ходим на одни и те же курсы в Лондоне, она американка. Славная девушка, у нас в России таких уже точно нет!
– Разумеется…Почему ты не сказал, что приедешь? Я бы встретила тебя!
– Где? У аэропорта или дома с вкусным, горячим ужином?
Видимо, Джессика попросила Сашу вкратце пересказать наш с ним диалог. Я сделала такой вывод потому, что молодой человек что-то прошептал ей на ухо, она, хихикнув, посмотрела на меня, на мгновение задержала взгляд на безымянном пальце, на котором обручальное кольцо я не носила, и вернулась к матрёшкам. В ту же секунду я бросила взгляд на руку супруга; кольцо он тоже снял.
– Твоя подружка тоже будет жить с нами?
– Я пригласил Джес к нам на каникулы, и она с радостью согласилась. Комнаты две, зачем снимать номер в отеле?
– Ты теперь будешь таскать сюда всех своих подстилок?
Не поворачивая ко мне головы, он ответил:
– Говорю же: номер в отеле дорогой. Какая разница, где спать?
– И с кем спать, видимо, уже тоже не имеет значения?
– Хах. Тебя это так вообще никогда не останавливало. Я слышал, что Артём где-то неподалёку снимает комнату, ты можешь пойти к нему, если хочешь.
Я скрестила руки на груди. Не знаю, что меня бесило больше: Саша, матрёшка или его «нечто».
– Ты хоть понимаешь, что сейчас говоришь?
– Прекрасно понимаю. И потом, Марина, ты же сама хотела, чтобы я больше общался с ровесниками. Я опять тебе не угодил, да?
– Общался, но не таскал их в нашу квартиру.
– Мне надоело во всём тебе угождать, тебе невозможно угодить! Поэтому я, наплевав на все предрассудки, отныне буду делать так, как мне удобно, не желая спрашивать твоего мнения о том, нравятся тебе мои решения или нет!
Его голос звучал уверенно и серьёзно, но от его тона меня передёрнуло. Всё мое детство прошло под точно таким же тоном: «Марина, ты не убрала игрушки», «Марина, ты разбила чашку» и плевать, что игрушки испортил и раскидал соседский ребёнок, а чашка выскользнула из мыльных рук. Дальше – хуже: «Марина, ты должна поступить на экономический факультет, твоя писанина это чушь! Век романтики уже давно прошёл, нужно думать о будущем! Да, возможно, карьера ночью не согреет, но деньги, полученные от неё, обеспечат безбедную старость…Нет, в кино ты не пойдёшь, там будут мальчики. Девушка должна оставаться невинной до брака, а брак должен быть по расчёту. Очнись, Марина, любви не существует, утри розовые сопли и садись за книжки, через N-дцать лет экзамены».
Этот тон я старалась похоронить вместе со своими детскими воспоминаниями, и мне почти удалось задушить «голос совести», как его называла покойная бабушка, но почему-то именно сейчас он проснулся, набрался сил и смотрел на меня карими глазами супруга. Саша тяжело дышал и упрямо продолжал настаивать на своём. «Голос совести» хихикнул где-то глубоко на задворках моей души, сделал сальто и исчез также быстро, как и всплыл несколько минут назад. Один раз я уже послушалась его совета, но ни к чему хорошему это не привело: союз, который мог бы строиться на взаимной любви, теперь висит на розовых соплях о безбедной старости. Если таковая, конечно, вообще наступит.
Матрёшка, свежевыкрашенная, пахнущая деревом и химией, упала на пол и покатилась под обеденный стол. Джессика улыбнулась и наклонилась, чтобы её достать, но вместо этого столкнулась лбами с сокурсником, от чего оба пришли в дополнительный восторг с характерными звуками экстаза. Видимо, они задели куклу ногой, раз она, усмехаясь всем своим кривым лицом, подкатилась ко мне. Мои щёки вспыхнули, и их цвет ничуть не уступал свекольным румянам матрёшки.
Один раз послушалась, больше не буду. Схватив девушку за руку, я, на первый взгляд, маленькая и хрупкая Марина Герц, потащила её в коридор с благим намерением вывести из квартиры без лишних ругательств и синяков. Джессика не сопротивлялась, и Саша, между прочим, тоже не спешил на помощь к своей американской подружке. Лишь, когда у входной двери, с гостьи слетел парик, под которым оказались рыжие, вьющиеся волосы, я замерла и отпустила нахалку. Юноша извинился перед ней раз триста, сунул в карман её пальто незначительную сумму и быстро закрыл дверь.
– Объяснишь?
Русые волосы, что незначительно уступали цвету глаз, прядью упали на мокрый рот, и Герцу пришлось сделать характерное движение рукой, чтобы их убрать. Он не ожидал от меня такой реакции, поэтому дико нервничал, гадая, ожидает ли подобная взбучка теперь его. А, может, просто пытался прийти в себя от увиденного.
– Ты меня приревновала?
Казалось, Саша сам не верит в то, что говорит. Во всяком случае, его удивление мало чем отличалось от удивления офисного работника, заслуги которого случайно отметил начальник. Удивление неуверенного в себе человека. Удивление неудачника.
– Ответь на мой вопрос.
– Ты, правда, меня приревновала?
«Мама, это большая игрушечная мышь, правда, для меня?» – «Да, Марина» – «Вы с папой правда-правда купили её мне?».
Я вздохнула. Моменты, которые я так долго пыталась вырвать из своей памяти, всплывали друг за другом, как доски разрушенной плотины. Той самой, которую старшеклассники разломали назло нам. «Жирные, жирные, – кричали они, когда мы разбегались в разные стороны, – жирные малявки решили построить плотину для таких же жирных и уродливых бобров, как они сами!». Я закрыла глаза. «Мама, эта мышь, правда, для меня?»…
– Марина?
Проглотив детские обиды, я ответила:
– Да, приревновала. Что ещё ты хочешь от меня услышать? Я прихожу домой и вижу тебя с какой-то девкой, какие мысли должны были посетить мою голову, скажи?
