Текст книги "Серебряные узы"

Автор книги: Хелен Фрэнсис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

9

Грант взял у нее из рук сумку, удивленно прикинул ее на вес и помог Джоанне сойти на платформу, поддерживая ее под локоть, пока они не вышли со станции и он не посадил ее в машину.

Испытующе посмотрев на Джоанну, Грант слегка раздраженно сказал:

– У тебя измученный вид. Почему ты не сказала, что тебе нужно в Лондон? Я мог бы тебя отвезти. Ума не приложу, как ты с одной рукой дотащила такую сумку.

Джоанна почувствовала, что краснеет, и не знала, что отвечать. Ей вдруг захотелось уткнуться головой ему в плечо, но больше всего на свете – чтобы он ее обнял. Словно читая ее мысли, Грант нежно коснулся ее лица.

– Откинься поудобнее, Джоанна, скоро мы будем дома. Расскажешь обо всем после.

Она с благодарностью последовала его совету, поспешно прикрыв веки, чтобы Грант не увидел предательски увлажнившиеся от его нежных слов глаза. Она вовсе не хотела поставить себя перед ним в дурацкое положение. Следующее, что услышала Джоанна, был звук открываемой двери: она заснула и проспала всю дорогу до самой усадьбы. Когда она подняла отяжелевшие от усталости веки, Грант пробормотал: «О Боже!» В следующее мгновение он уже вынес ее из машины и стал подниматься вверх по лестнице в комнату Джоанны. Там он осторожно усадил ее на постель, и Джоанна с изумленным видом наблюдала, как Грант расстегивал ей жакет, вытаскивал из рукава здоровую руку, после чего поднял ее ноги на кровать и сунул Джоанне под голову и плечи подушки. Не успела она открыть рот, как он сказал: «Отдыхай, поговорим потом», – и, склонившись над ней, поцеловал в лоб и вышел. Чаша дневных впечатлений переполнилась, но, к счастью, Джоанна слишком устала, чтобы об этом раздумывать, и почти сразу же погрузилась в сон.

Когда она проснулась, было темно, но стоило ей пошевелиться, как из кресла поднялась миссис Уилер и тут же подошла к ней.

– Дорогая моя, как же вы утомились! Мистер Грант говорил, что это безрассудство с вашей стороны – вот так уезжать одной! Спрашивал, о чем я думала, когда отпускала вас. Мы все так переволновались!

– Простите, миссис Уилер, я никого не хотела беспокоить. Я и сама не знала, что мне придется куда-то ехать.

Джоанна только сейчас поняла, как сложно будет объяснить свой отъезд, ни словом не упомянув о Малкольме. Она спустила ноги с кровати и отправилась в ванную, чтобы немного освежиться. Увидев, что время ужина уже миновало, она попросила принести ей что-нибудь перекусить. «Так мне не придется объясняться с Грантом», – с облегчением подумала она.

Однако на следующее утро после завтрака Грант провел Джоанну в кабинет, где она увидела свою пустую сумку, серебро из которой было выложено на стол. Глядя на нее поверх стола, Грант потребовал объяснений. Она тяжело сглотнула.

– Я брала их в Лондон… Попросила приятеля помочь с их оценкой.

Джоанна густо покраснела. На скулах Гранта выступили желваки.

– Ты не умеешь лгать, Джоанна, – негромко сказал он.

Когда она взволнованно закусила губы, думая, как его убедить, Грант добавил:

– Трудно поверить, чтобы ты вот так просто взяла их из дома и села с ними на поезд, не приняв никаких мер предосторожности. По крайней мере, мне хочется так думать. Я полагал, что ты не столь безответственна.

– Мне нечего больше сказать.

Несчастное лицо Джоанны служило явным доказательством ее вины.

– Что ж, хорошо, на том и остановимся. Хотя я весьма разочарован… – Телефонный звонок не дал ему договорить. – Да? – рявкнул он в трубку. – Сейчас я занят. Что?! Да. Понимаю. Да, приезжайте немедленно.

Джоанна встала с места, но он жестом приказал ей сесть.

– Останься здесь.

Не говоря больше ни слова, он подошел к окну и замер. Следующие несколько минут показались Джоанне вечностью. Наконец она услышала звонок и шаги в холле: миссис Уилер шла открывать парадную дверь. Через минуту она уже вводила в кабинет Малкольма. От испуга у Джоанны перехватило дыхание. Пытаясь дать ему знак, она покачала головой, но Малкольм сделал вид, будто ничего не заметил, и сразу же обратился к Гранту.

– Я не знаю, что вам тут наговорила об этом Джоанна, – сказал он, кивая на серебро, – но именно я взял эти вещи из шкафа в столовой и увез их в Лондон, чтобы продать. Джоанна узнала об этом и примчалась ко мне. – Малкольм обернулся к ней, криво улыбнувшись. – Открыла мне глаза на всю ошибочность моего поведения! – И уже более агрессивно добавил: – Только не ждите от меня раскаяния. Если я в чем и раскаиваюсь, так это в том, что не сумел исполнить намеченное.

Джоанна застонала. Он же сам толкает Гранта на то, чтобы тот подал на него в суд! Поэтому слова Гранта ее удивили:

– Я рад, что у вас хватило мужества признаться. Я ни на секунду не поверил тому, что рассказала мне Джоанна, ибо готов поручиться головой за ее честность.

Позже Джоанна с восторгом будет вспоминать эти слова. Ну а пока Грант усадил Малкольма в кресло и почти небрежно поинтересовался:

– Зачем вы это сделали? Просто хотели мне досадить, или вам действительно нужны деньги?

– Я знаком с завещанием дядюшки Чарлза. – Увидев, что Грант удивленно поднял брови, Малкольм продолжал: – Я знал, что он мне не родственник, но он всегда относился ко мне как к сыну, а я называл его дядей. В любом случае, мне доподлинно было известно, что большая часть поместья достанется мне по наследству, если не удастся разыскать Эдварда и его семью. А поскольку это казалось весьма маловероятным, я занял под будущее наследство крупную сумму.

– С какой целью?

Джоанна с удивлением поняла, что в голосе Гранта нет ни гнева, ни осуждения, а звучит лишь искренний интерес.

– Деньги пошли на пристройки и коттеджи для персонала «Тоби Джаг». Я хотел, чтобы они получились добротными – терпеть не могу халтуры – и чтобы выглядели так, словно построены вместе с домом.

В его рвении и энтузиазме сомневаться не приходилось.

– Что ж, вам это вполне удалось. То, что вы сумели построить такой комплекс, делает вам честь.

Малкольм был поражен похвалой Гранта, но, прежде чем успел что-то сказать, Грант продолжал:

– Ознакомившись с завещанием, я понял ваше разочарование, а также причины вашей враждебности ко мне. Я чувствую, что с вами и впрямь обошлись несправедливо. Вот что я предлагаю: приносите свои долговые обязательства, и мы вместе подумаем, что с ними можно сделать. – Он улыбнулся. – Естественно, в зависимости от их размера.

В знак того, что дело улажено, Грант протянул Малкольму руку, и тот, запинаясь, принялся благодарить. Махнув рукой, Грант указал на Джоанну:

– Вам повезло, что у вас есть женщина, которой вы так дороги, что она не задумываясь готова пожертвовать собственной репутацией, лишь бы не пострадала ваша. Я надеюсь, вы этого заслуживаете, и раз так, то вас обоих ждет, должно быть, счастливое будущее.

И Грант вышел, неслышно прикрыв за собой дверь. Его слова неприятно поразили Джоанну, Малкольм же издал радостный возглас.

– Ну и ну! Как все обернулось! Мои проблемы решены – и все благодаря тебе, Джоанна, дорогая!

Он поднял ее из кресла в порыве восторга и крепко поцеловал, но она отстранилась.

– Вовсе нет. Немалую роль сыграло твое признание. Но главное – это все-таки великодушие Гранта! Подумать только – он готов выплатить твои долги! Ведь это великолепно!

– Да, это замечательно. Признаться, я ждал от него хорошей нахлобучки, так что приятно удивлен. – Но тут Малкольм все испортил, прибавив: – Хотя, с другой стороны, он вполне может себе это позволить: ведь, несмотря на всю его щедрость и великодушие, меня здорово надули с наследством.

Джоанна погрустнела, видя, что Малкольм все же затаил обиду на Чарлза Уэзерби, который, как он считал, обошелся с ним несправедливо. Слава Богу, что Грант все же ошибается и у нее с Малкольмом ничего нет. Словно угадав ее мысли, Малкольм с довольным видом сказал:

– А ты действительно готова была взять всю вину на себя? Я всегда знал, что ты не такая, как все.

Он обнял Джоанну и поцеловал ее уже более пылко.

– Осторожнее, рука!

Джоанна с радостью ухватилась за этот предлог, чтобы вырваться из его объятий. Не успев окончательно прийти в себя от возбуждения и радости, Малкольм сказал:

– Извини, дорогая! Мы все наверстаем, как только ты снимешь эту чертову повязку. А теперь ты простишь, если я тебя покину? Мне надо разобраться с этими долговыми обязательствами, но мы скоро увидимся.

Джоанна с облегчением проводила его взглядом. Она была рада, что для Малкольма все так замечательно завершилось, но настроение у нее внезапно испортилось. «Наверное, это от вчерашних событий – и оттого, что пришлось лгать Гранту», – подумала она и, встряхнувшись, решила заняться оценкой, не зная лучшего способа справиться с унынием.

Рози помогла ей перенести серебро из кабинета в рабочую комнату, и остаток дня Джоанна провела, завершая описание предметов из первого шкафа в столовой. Теперь ей предстояло лишь разобраться с последним шкафом и сделать оставшиеся фотографии, о чем Джоанна и сказала Гранту за ужином. Он нахмурился.

– Зачем ты так себя изнуряешь? Я же просил тебя немного отдохнуть. Оценка может подождать: сейчас она мне не к спеху.

– Я просто не могу сидеть сложа руки, – сказала Джоанна. – Я не привыкла бездельничать.

Он с любопытством взглянул на нее.

– А ты попробуй представить, что ты здесь хозяйка, можешь?

Он и не догадывался, как больно ранила Джоанну эта его неумышленно жестокая шутка: ведь если подразумевалось, что, будучи хозяйкой, она станет его женой, то именно этого ей хотелось больше всего на свете.

– Но ведь это, кажется, не входит в мои обязанности? – сухо ответила она и, тут же испугавшись собственной резкости, поспешно добавила: – Как все-таки неудобно делать все одной рукой!

– Да, ты мне напомнила… – тут же ответил Грант. – Завтра отвезу тебя в больницу. Ты вчера здорово переутомилась: надо убедиться, что ты не причинила себе вреда.

– Отвезти меня может Берт. Ты ведь занят.

– Не настолько. Поедем утром и по дороге остановимся где-нибудь пообедать. Нам обоим не помешает отдых.

На том они и договорились.

В больнице подтвердили, что ключица срастается правильно, и даже сказали, что Джоанна может потихоньку работать левой рукой при условии, что будет делать это с умом и не станет перетруждать себя, хотя в остальное время по-прежнему придется носить повязку, чтобы уменьшить давление на ключицу. При этом известии Джоанна просияла. Они сели в машину и покатили назад.

Гранту удалось отыскать настоящий деревенский паб – приземистый, с низким потолком и выцветшей соломенной крышей, – который словно дремал на солнышке. Когда они зашли в бар, чтобы выпить по стакану сидра, Джоанна вздохнула от удовольствия.

– Как здесь мило. Настоящая лошадиная упряжка! Посмотри, как сияет медь – сразу видно, что ее начищали не одно десятилетие!

– Ты просто неисправима! – рассмеялся Грант. Он сел возле Джоанны на старую деревянную скамью и вытянул ноги, наслаждаясь отдыхом.

– Прости, я не хотела…

– Это вовсе не упрек. Напротив, твоя увлеченность – это замечательное качество и большой талант. Мне очень нравится, что у тебя всегда есть чем восхищаться. – Он улыбнулся, заметив ее смущение. – В связи с этим у меня к тебе вот какой вопрос. Поскольку ты сейчас все равно не можешь делать фотографии, не хотела бы ты взяться за одну работу?

– Конечно, если ты считаешь, что я чем-то могу помочь. Что я должна делать?

– Я хотел бы, чтобы ты вместе со мной прошла по комнатам и посмотрела, что к чему – размеры, отделка. Посоветовала бы, что нужно сделать, чтобы вернуть им первоначальный вид…

– Но я не имею ни малейшего представления об этой работе, – возразила Джоанна.

– Пусть так, но зато у тебя есть врожденный вкус и понимание того, что и как должно выглядеть. К тому же, по-моему, ты полюбила усадьбу?

Густо покраснев, Джоанна почувствовала, что на глаза у нее навернулись слезы.

– Да, – прошептала она.

– Не надо этого стыдиться, – мягко произнес Грант.

Джоанна не могла объяснить, что эти слезы вызваны любовью не только к дому, но и к его владельцу.

Грант продолжал:

– В конце концов, дом действительно прекрасен. Поначалу, когда я еще кипел от злости при одной мысли о прошлом, я сам себе в этом не признавался. А ты сразу поняла, что такое этот дом и чем он был долгие годы, заставив и меня оценить его по достоинству.

– Что ж, я с удовольствием тебе помогу.

– Ну вот и отлично. А теперь – ленч.

Условившись, что лишь немного перекусят, Грант и Джоанна остановили свой выбор на супе и сандвичах с креветками, и Грант пошел делать заказ. Джоанна проводила его взглядом, любуясь широкоплечей фигурой с узкой талией и легкой неторопливой походкой. Многое в Гранте восхищало ее: густые темные волосы и притягательные глаза, глубокий красивый голос, неожиданно открывшаяся мягкость. «Дурочка! Тебе все в нем нравится! Выкинь это из головы», – тут же напомнила она себе.

Мысли Джоанны вернулись к его последнему предложению. Зачем ему нужно, чтобы она осталась? Ведь если он решил привести дом в надлежащий вид, Мария тоже захочет иметь право голоса, пусть она и не имеет ни малейшего представления о стиле той эпохи.

И тут Джоанна вспомнила, что даже не знает, будут ли Грант и Мария жить после свадьбы в усадьбе? Учитывая, что сфера деловых интересов Гранта включает в себя Мексику и Соединенные Штаты, логичнее для него было бы ограничиться домами в этих двух странах. Так что, скорее всего, привести усадьбу в порядок он решил только для того, чтобы продать. И хотя эта мысль причиняла Джоанне странную боль, ее это не касалось и гадать на кофейной гуще не имело смысла.

Не спеша покончив с ленчем, Джоанна села в мощный автомобиль Гранта и откинулась на спинку роскошного кожаного кресла. Было уже достаточно жарко, но ветерок, дувший в открытые окна и люк в крыше, дарил приятное ощущение прохлады. Грант выбрал одну из извилистых дорог по направлению к Йовилю. Через некоторое время они въехали в ворота Монтакьют-Хауза – памятника старины, принадлежащего Национальному тресту. Поставив машину на стоянку, Грант сказал:

– Я просто подумал: почему бы нам с тобой не открыть для себя что-нибудь новенькое?

По извилистым дорожкам они подошли к трехэтажному каменному дому в елизаветинском стиле. Его медового оттенка стены были красиво освещены ярким солнцем; богатые фронтоны и высокие, точно колонны, трубы придавали зданию оригинальный вид.

Кругом стоял гомон и царило радостное возбуждение: актеры в средневековых костюмах, вокруг которых тут и там сгрудились стайки школьников в старинных нарядах, показывали им, как нужно кланяться и делать реверанс. Джоанна восторженно улыбнулась и энергично закивала на вопрос Гранта:

– А ты хотела бы к ним присоединиться?

Смысл этих упражнений стал им понятен, когда Грант и Джоанна добрались до Большой галереи на последнем этаже. Собравшиеся здесь дети кланялись и приседали друг перед другом в изящном менуэте, а потом принялись чинно кружиться, образуя сложные переплетающиеся цепочки.

– Очаровательно! – прошептала Джоанна. После того как танец завершился и танцоры разошлись, они с Грантом смогли полюбоваться на портреты эпохи Елизаветы и Якова. Выйдя из дома, они уселись на траву, и Грант, мягко взяв Джоанну за плечи, заставил ее прислониться спиной к своей груди, чтобы ей легче было сидеть.

На воздухе актеры показывали пьесу об участии сэра Эдварда Фелипса, первого владельца Монтакьют-Хауза и тогдашнего спикера Палаты Общин, в Пороховом заговоре. Но с того места, где сидели Грант и Джоанна, слышно было неважно, а Джоанна и вовсе не могла ни на чем сосредоточиться, все сильнее чувствуя спиной, как бьется сердце Гранта. Она страстно желала обернуться и прильнуть к его груди, чтобы разрядить почти электрическое напряжение, рождавшееся оттого, что она была так близко от него и в то же время так бесконечно далеко. Джоанна чувствовала, как глаза ее наполняются слезами, и как раз в этот момент Грант склонился к ней. Она растерянно замигала, пытаясь скрыть слезы, но он сказал:

– Твои глаза – глубокий океан: я чуть не утонул в них, – и, наклонившись, поцеловал ее в раскрытые губы – сперва нежно, а потом крепче, словно пил нектар с цветка. Закружившись в водовороте чувств, Джоанна вплела свои пальцы в его волосы, но Грант вдруг отстранился от нее.

– Твоя рука, – сочувственно произнес он. – И потом, мне кажется, ты слишком долго сидишь на солнце. Как насчет чашечки чаю?

Эти слова отрезвили Джоанну, точно струя ледяной воды. Как смешно: ведь он сказал почти то же самое, что она сказала Малкольму, вырываясь из его объятий. И, судя по всему, с той же целью – он не хотел продолжения.

Стараясь не показывать, как глубоко уязвлено ее самолюбие, Джоанна с улыбкой согласилась выпить чаю и позволила Гранту помочь ей подняться с травы. Но свет этого дня померк, и она была рада, когда они наконец вернулись домой.

Под душем Джоанна дала волю чувствам, так что, когда за ужином они обсуждали поездку, она уже с беззаботным смехом вспоминала различные подробности, чтобы Грант ни за что не догадался, какое разочарование принес ей этот день. И еще она хотела показать ему, что его поцелуй ровным счетом ничего для нее не значит.

10

Хотя большую часть времени Джоанна все еще держала левую руку на перевязи, она уже могла пользоваться ею в случае необходимости и более не нуждалась в утренних услугах сестры Бедфорд. Правда, ей все еще требовалась повязка в виде «восьмерки», но сиделка показала Рози, как ее делать.

Теперь у Джоанны появилось больше времени для оценки, и к концу первого дня она завершила работу с серебром, находившимся в столовой. Со смешанным чувством радости и грусти она подколола в скоросшиватель последние листы, зная, что теперь ей остается лишь сделать оставшиеся фотографии. Этим она решила заняться на следующий день.

Утром Рози помогла Джоанне установить оборудование, передвигая в соответствии с ее указаниями фотоаппарат на штативе и осветительные приборы до тех пор, пока Джоанна не осталась довольна их расположением. Вскоре она с головой ушла в работу и быстро покончила с фотографиями.

Поскольку Марии не было, она снова могла пользоваться ее ванной для проявки и печатания снимков. Но, проходя через спальню, Джоанна вновь почувствовала экзотический аромат ее духов, живо напомнивший ей экстравагантную мексиканку и подействовавший на нее почти как предупреждение. Мария словно говорила: «Да, я сейчас в Мексике, но мой дух по-прежнему витает здесь, где осталось мое сердце». Услужливое воображение Джоанны придало этим словам приятный испанский акцент. Джоанна понимала, что это всего лишь ее фантазии, но тем не менее они укрепили ее решимость забыть о Гранте и напомнили о том, что он не свободен.

Чтобы справиться со своими эмоциями, Джоанна принялась проявлять последние фотографии. Часть из них ей не очень понравилась, и, пока остальные сохли в ванной, она решила спуститься вниз и снова сфотографировать те предметы, снимки которых не удались. Она уже успела убрать серебро в шкафы, и теперь снова нужно было выносить вещи из столовой. Грант, которого она встретила, проходя через холл, шагнул к ней, чтобы помочь. Когда они вдвоем перенесли все необходимые предметы, Джоанна отобрала те из них, которые собиралась фотографировать вместе, и те, которые нужно было снять по отдельности. Быстро проверив прежнюю настройку, она поменяла свет и фокус фотокамеры, чтобы исправить допущенную ошибку.

Сперва она остро чувствовала присутствие Гранта, который, откинувшись в кресле, внимательно наблюдал за каждым ее движением. Но вскоре Джоанна с головой ушла в работу. Поскольку все вещи отличались друг от друга формой и размером, ей каждый раз приходилось ставить их по-новому и менять фокус фотоаппарата, чтобы добиться наилучшего результата. При этом, она пользовалась муслиновой ширмой, чтобы в ярком свете прожекторов не утонули мелкие детали.

Джоанна так погрузилась в работу, что, когда все было кончено и она шла выключать лампы, она испуганно вздрогнула, увидев, что Грант по-прежнему сидит здесь, все так же откинувшись на спинку кресла. Увидев выражение ее лица, он улыбнулся.

– Я знаю: ты совсем позабыла, что я здесь. Если бы я сам не увидел – никогда бы не поверил, что ты можешь так сосредоточенно работать. Ты просто чудо, Джоанна! Ты знаешь об этом?

Она улыбнулась ему в ответ и сказала:

– Еще бы – я просто уникум!

Но, увидев огоньки в темных глазах Гранта, Джоанна поспешно отвернулась, надеясь, что он не заметил, как дрожали ее руки, когда она разбирала оборудование. Уж лучше сохранить его расположение, решила она, чем открыть ему свои чувства. Чтобы замять неловкость, Джоанна попыталась завязать разговор:

– Мне остается только напечатать и приклеить эти снимки, и оценка закончена.

– Я знаю, как напряженно ты трудилась, чтобы так быстро ее завершить. Должен признаться, что совершенно не представлял себе объема этой работы. Наблюдая за тобой, я получил лишнее подтверждение того, что по-настоящему начинаю понимать только сейчас. – Грант подошел к Джоанне и, взяв ее за плечи, развернул к себе лицом. – Минуту назад ты пошутила, когда сказала, что ты уникум. Но это на самом деле так. Никто не смог бы работать с таким же усердием и упорством. – Он усмехнулся, не желая показаться слишком серьезным. – Даже мужчина!

– Уж конечно, не мужчина! – так же шутливо сказала Джоанна, мысленно приказывая своему телу не реагировать на его прикосновения. Словно почувствовав, как она застыла в напряжении, Грант отрывисто сказал:

– Я уберу серебро.

И хотя Джоанна знала, что лишь ее собственная холодность стала причиной его ухода, она почувствовала себя покинутой. Не сказав ни слова, она сняла фотоаппарат со штатива и аккуратно сложила все оборудование вдоль одной из стен своей рабочей комнаты.

Затем Джоанна проявила пленки и напечатала снимки, оставив их сохнуть до утра. Завтра она уберет все из ванной, и дух Марии снова вступит здесь в свои права. Чем скорее она закончит оценку и покинет усадьбу Бэрдсли, тем лучше. Но почему тогда от этой мысли ей становится так тоскливо?

В этот момент, прервав размышления Джоанны, вошла миссис Уилер и сообщала, что ее хочет видеть Малкольм. Легонько чмокнув Джоанну в щеку, Малкольм предложил ей спуститься к озеру.

– Уэзерби избавил меня от долгов, – начал он, и, когда они сели у самой воды, обернулся к Джоанне и взял ее за руку. – Всем этим я обязан тебе, Джоанна, и хочу, чтобы ты знала, как я тебе благодарен. Нет, не перебивай. Если бы ты не раскрыла мне глаза на то, что я натворил, взяв это серебро, Бог знает, что бы со мной было – я ведь тогда точно с ума сошел!

– Я рада, что наши мнения хоть в чем-то совпадают! – рассмеялась Джоанна, пытаясь обратить все в шутку. – Но теперь это уже позади, и все окончилось как нельзя лучше.

– Нет, не все. – Малкольм замолк и вдруг выпалил: – Выходи за меня замуж, Джоанна.

Она чуть не задохнулась от изумления, но, взглянув в его светлые голубые глаза, улыбнулась и спросила:

– А почему это?

– Что за глупый вопрос! Разумеется, потому что я люблю тебя.

Она улыбнулась еще шире.

– Разумеется, не любишь! Я тебе нравлюсь, ты благодарен мне за то, что я помогла тебе выпутаться из неприятной истории. Наконец, ты с огромным удовольствием затащил бы меня в постель. Но ты не любишь меня, Малкольм, признайся честно.

Он покраснел, губы его сердито сжались, но Джоанна все так же с улыбкой смотрела на него, и наконец, откинув назад голову, Малкольм расхохотался.

– А ведь ты кругом права – особенно в том, что касается удовольствия. Я вообще еще не созрел для женитьбы.

– Зачем же ты делал мне предложение?

– Я думал, что Уэзерби этого хочет.

Улыбка исчезла с ее лица.

– Надеюсь, он не ставил такого условия, освобождая тебя от долговых обязательств? Как он вообще смеет вмешиваться в мою жизнь! Разве я просила его искать мне мужа?!

– Нет-нет, никаких условий он не ставил. Мне просто показалось, он так великодушен со мной только потому, что думает, будто ты меня любишь.

Словно не слыша ее сердитых возражений, Малкольм привлек Джоанну к себе и поцеловал, а когда она машинально высвободилась, добавил:

– Но, похоже, это не так?

– Нет.

Взглянув Джоанне в глаза, Малкольм присвистнул.

– Так, значит, это он? Сам Уэзерби? – Он изумленно покачал головой. – Что же он не отвечает на твою любовь? Готов поспорить, что он к тебе неравнодушен…

– Никого я не люблю, – перебила его Джоанна. – И вообще ты глубоко ошибаешься: у Гранта через несколько недель свадьба с Марией Кортес. Мне кажется, нам пора.

Джоанна поднялась со скамейки и пошла к дому, потрясенная тем, что Малкольм знает ее тайну. Распрощавшись с ним, она все думала о том, что он сказал о Гранте. Неужели только потому, что она пыталась покрыть воровство Малкольма, Грант решил, что она в него влюблена? Его тогдашняя реплика, кажется, это подтверждала. Но намекать Малкольму, чтобы он сделал ей предложение – это уж чересчур! Почему бы ему не заняться своими делами? Гнев придал Джоанне силы.

На следующий день сразу же после завтрака она приклеила оставшиеся фотографии, закрепила последние листы в последней из двенадцати папок и еще раз придирчиво взглянула на свою работу. Документы имели впечатляющий и солидный вид, и Джоанна осталась ими довольна, зная, что отец мог бы ею гордиться. Она перенесла папки к Гранту в кабинет и аккуратно сложила их на письменном столе. Джоанна вдруг вспомнила тот день, когда Грант сообщил ей, что подтверждает контракт, а она фактически швырнула бумагу ему в лицо, оскорбленная сомнениями в качестве ее работы на протяжении первой недели. Вспомнила, как вихрем вылетела из комнаты и как с извинениями приплелась обратно. Тогда Грант казался ей несносным и надменным типом. Теперь Джоанна знала, что если бы он действительно был таким, то выставил бы ее в тот же день.

Вчерашние слова Гранта подтверждали его справедливость и звучали как признание ее способностей. Хотя, наверное, лучше бы Грант действительно был таким, каким она считала его вначале: тогда Джоанна по-прежнему испытывала бы к нему враждебность и только радовалась бы предстоящему расставанию.

Прервав ее размышления, в комнату вошел Грант. Джоанна указала на стол:

– Ну вот, наконец-то все готово. В первых одиннадцати папках – описания и фотографии, а в последней – общий список с указанием цен на текущий момент. Это я сделала для того, чтобы их легче было исправлять в соответствии с инфляцией.

Она упомянула и о копии, которую для верности следовало поместить в банк, сказав то же самое, что уже говорила Малкольму и Джиллиан. Грант одобрительно кивнул.

– Присаживайся, Джоанна, – сказал он, подвигая кресло и усаживая ее напротив себя, после чего принялся внимательно изучать каждую папку. Ждать его приговора стало бы для Джоанны настоящим мучением, не ухватись она за представившуюся возможность как следует разглядеть лицо Гранта.

Хотя Грант с его высокими скулами, прямым носом, твердым подбородком и ясно очерченными бровями был настоящим красавцем, Джоанну привлекала в нем не только красота. Когда он непроизвольным движением откинул со лба упавшую прядь иссиня-черных волос, Джоанна устремила взгляд на его рот и почти ощутила на своих губах поцелуй Гранта. Вспомнив нежную твердость его губ, она почувствовала, как по телу пробежала электрическая дрожь. А эти глаза – загадочные и такие темные, взгляд которых то обжигал, то леденил, то светился нежностью или страстью, а то вдруг становился равнодушным и жестоким! В этот момент Грант, словно прочтя ее мысли, поднял голову и пристально посмотрел ей в глаза. Испугавшись, что он догадается, о чем она думает, Джоанна заморгала и судорожно сглотнула. Он улыбнулся.

– Тебе вовсе незачем так волноваться. Я просмотрел всего две папки, но великолепное качество работы уже налицо. Позволь мне поздравить тебя, Джоанна, и поблагодарить за труд.

Она открыла было рот, но Грант ее опередил:

– Да, я знаю, что за эту работу ты получишь деньги, но ты не просто выполнила условия контракта – ты создала настоящее произведение искусства.

Джоанна почувствовала, что краснеет.

– Эта работа доставляла мне радость. Я полюбила ее.

– Вот почему она так ценна.

Джоанне почудилось, что его зрачки расширились и словно гипнотизировали ее. Она поспешно встала.

– Посмотри папки повнимательней, не буду тебе мешать, – сказала она и у двери обернулась: – Спасибо за добрые слова.

Она торопливо вышла и, поднявшись к себе в комнату, прижала руки к бешено колотящемуся сердцу. Снова эти загадочные чары Гранта, под действием которых Джоанна словно растворялась в нем! Это чувство, точно лихорадка, охватывало ее всю с ног до головы.

Спустившись к ужину, Джоанна застала Гранта в самом приподнятом расположении духа. Разливая в бокалы шампанское, он пояснил:

– Должны же мы отпраздновать успешное завершение оценки. Отличная работа, Джоанна! – Он поднял свой бокал. – За коллекцию усадьбы Бэрдсли и за непревзойденное мастерство мисс Джоанны Лэндон!

– За коллекцию усадьбы Бэрдсли, – с улыбкой повторила она и добавила: – И за начало нового дела.

Увидев его вопросительный взгляд, она объяснила:

– До сих пор я только помогала отцу, но теперь мне предстоит открыть собственное дело. Этот заказ стал для меня превосходным началом: он подтвердил мою компетентность. Я очень благодарна тебе за то, что ты дал мне возможность сделать имя.

– Вот для чего ты приехала сюда, не предупредив меня о смерти своего отца?

– Да. Ведь я понимала, что ты едва ли доверишь такую работу новичку, – призналась Джоанна.

– В таком случае, я восхищаюсь твоим мужеством. Хотя временами мне казалось, что я ошибся.

– Я знаю.

Грант лукаво улыбнулся.

– Конфликт характеров – и воли, – сказал он. При виде ее смущения в глазах Гранта засветились озорные огоньки.

– Я была ужасно невежлива и вела себя просто по-детски. Ты с полным правом мог бы меня выставить.

Грант рассмеялся.

– Действительно, учтивое извинение! Я бы ни словом об этом не обмолвился – мне было просто интересно, помнишь ли ты?

«Еще бы, – подумала Джоанна, глядя в его темные глаза. – Все, что было между нами плохого и хорошего – все это я не забуду». А он – он тоже? Лукавый взгляд Гранта говорил о том, что и он ничего не забыл.

К счастью, он, кажется, почувствовал ее нежелание отвечать и сменил тему. Когда прекрасный ужин был завершен великолепными лимонными пирожками с глазурью, которые испекла миссис Уилер, Грант сказал:

– Два дня я буду занят, так что ты можешь отдохнуть, а потом примемся за дом.

– Ты по-прежнему хочешь, чтобы я тебе помогала, хоть я и закончила оценку? – В голосе Джоанны звучало удивление.

Грант нахмурился.