Текст книги "Серебряные узы"
Автор книги: Хелен Фрэнсис
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
– Тебе нечего бояться, успокойся…
Когда Джоанна вновь открыла глаза, она почувствовала, что все так же лежит у Гранта на груди, но над занавесками теперь пробивалась полоска света: наступило утро. Судя по ровному дыханию Гранта, он спал. Ей не потребовалось много времени, чтобы понять, что Грант провел в комнате весь остаток ночи. Он укрыл Джоанну и себя одним стеганым одеялом, так что, хоть Грант и спал как ребенок, Джоанна чувствовала тепло его тела и руку, которая лежала у нее на талии. Поняв, в каком щекотливом положении она очутилась, Джоанна пришла в ужас, и сердце ее заколотилось. Словно почувствовав эту ее невольную реакцию сквозь тонкую шелковую пижаму, Грант зашевелился, и она поспешно от него отодвинулась. Джоанну до глубины души смутила пронизавшая ее приятная дрожь, когда, повинуясь ее движению, Грант медленно убрал свою руку, проведя его по чувствительному телу Джоанны. Он сел в постели и, посмотрев на нее с лукавой улыбкой, сказал:
– Хочешь вырваться из моих ненавистных объятий?
Его насмешливый тон стал для нее лучшим успокоительным средством. Будь она неладна, если позволит ему догадаться, что она к нему испытывает и как страстно желает быть с ним наедине, быть любимой им.
– Прости, что я потревожила тебя ночью, и спасибо за помощь.
– Не стоит благодарности!
Быстро вскочив с постели, Грант затянул пояс своего измятого шелкового халата. Джоанна отвернулась, чтобы он не заметил ее смущения и пылающих щек. Но даже если он и заметил что-то, то виду не показал.
– Я велю Рози принести завтрак. Это происшествие выбило тебя из колеи, да и ночью ты плохо спала. Не думай ни о чем сегодня утром, а после мы решим, что делать дальше.
Все время, пока Джоанна завтракала, принимала душ и одевалась с помощью миссис Уилер, слова Гранта не выходили у нее из головы. Столько всего обрушилось на нее вчера, что она совершенно позабыла о своем контракте. Она так разволновалась, что была не в состоянии «ни о чем не думать», как советовал Грант. К полудню состояние неопределенности стало невыносимым. Она постучала в дверь его кабинета и, когда Грант откликнулся, с волнением переступила через порог, вспоминая прошедшую ночь. Разве могла она обращаться к нему так же по-деловому, как прежде, если сегодня они провели ночь на одном диване (впрочем, провели совершенно невинно, подсказал ей трезвый рассудок).
Но как только Грант, тепло улыбнувшись, встал из-за стола и усадил ее в кресло, от дурных предчувствий не осталось и следа.
– Доброе утро, Джоанна. Как твоя рука?
– Гораздо лучше, – заверила она его, – но меня беспокоит оценка. Я, как и обещала вчера, рассчитывала завершить ее к концу недели. Но мне предстоит еще разобраться с серебром из шкафов в столовой, а сейчас я не в состоянии делать фотографии. – Она кивнула на перевязь и нерешительно добавила: – Конечно, я могу позвонить кому-нибудь из своих коллег, если ты хочешь, чтобы это сделал кто-то другой…
– Клянусь Богом, Джоанна! Ты действительно так плохо обо мне думаешь?!
Черные брови Гранта сошлись на переносице. У него был такой грозный вид, что Джоанна смешалась.
– Нет, конечно же, нет! Но если ты хочешь побыстрее все закончить…
– Выбрось это из головы! Никто, кроме тебя, не будет этим заниматься!
Похоже, он и впрямь рассердился не на шутку.
– В больнице сказали, что ключица срастется не раньше чем через четыре-шесть недель, и большую часть времени мне придется носить эту повязку. Так что, может быть, я съезжу домой – оставлю машину здесь, поеду поездом, – а потом вернусь и закончу контракт, когда…
– Мадре миа! Тебе что, не терпится сбежать отсюда или, может быть, от меня, а?
– Нет же! – Если бы он только знал, что буквально вырвал у нее это признание! – Но я не хочу быть обузой. Раз я не смогу нормально работать, то буду просто причинять другим лишнее беспокойство…
– О боже, Джоанна, какие глупости! Здесь есть кому о тебе позаботиться, и ты отлично это знаешь! А если боишься, что будешь мешаться у кого-то под ногами – в доме столько комнат, что тебе есть где спрятаться!
Она рассмеялась – не только от радости, что гнев его улетучился и в голосе появились шутливые нотки, но и от облегчения.
– Впрочем, я совсем забыл – может быть, тебя ждут какие-то важные дела? Может, у тебя есть другие основания торопиться домой или кто-то… с кем ты ждешь встречи?
Открыто взглянув на него, Джоанна призналась:
– Я беспокоилась, что приходится так надолго оставлять маму в одиночестве: они с отцом очень любили друг друга, и его внезапная смерть была для нее большим ударом. Но теперь из Австралии приехала мамина сестра; она пробудет у нас не меньше месяца, так что за маму я спокойна.
– Отлично, значит, с этим покончено. Я договорюсь, чтобы каждое утро к тебе приходила сиделка: она поможет тебе умываться и одеваться… – В его глазах снова загорелся озорной огонек. – Сам я сегодня утром не осмелился предложить свои услуги.
Джоанна почувствовала, что краснеет до корней волос, но его смех: «Бедняжка! Впервые тебе нечего сказать!» – помог ей преодолеть смущение, и она тоже засмеялась.
Потом она позвонила матери, чтобы рассказать о случившемся, и предупредить, что задержится в усадьбе дольше, чем предполагала. Вначале забеспокоившись, мать под конец сказала:
– Как любезно со стороны Гранта, что он так о тебе заботится; похоже, он настоящий джентльмен.
Немного поболтав с матерью и теткой, которую она в последний раз видела еще ребенком, Джоанна с улыбкой положила трубку. Теперь, зная об их планах на следующий месяц, она была уверена, что мать будет слишком занята, чтобы чувствовать себя одинокой. За ужином она рассказала об этом разговоре Гранту, и они вместе посмеялись над некоторыми высказываниями ее тетушки. Почувствовав себя непринужденнее, Джоанна сказала:
– Я понимаю, что тебе не хочется задерживаться с оценкой. Когда ты улетаешь в Мексику?
– Ты имеешь в виду, на свадьбу? У меня до отъезда еще целых шесть недель.
– Мария будет замечательной невестой, – сказала Джоанна, вонзая нож себе в сердце.
Грант горделиво улыбнулся.
– Да, еще бы! Просто великолепной! Это будет настоящая фиеста!
И он тут же принялся говорить Джоанне о том, что по утрам к ней будет приходить и помогать сестра Бедфорд. Джоанна удивилась, как быстро он перевел разговор со свадьбы на другую тему. А она-то надеялась выяснить, что он собирается делать после: вернуться в усадьбу, остаться в Мексике или уехать в Штаты. Несмотря на все его внешнее дружелюбие, он снова, почти как в первый день, словно бы говорил ей: «А не слишком ли вы любопытны, мисс Лэндон?» – и советовал заниматься своим делом. Что ж, если ему так угодно, она больше и словом не обмолвится о грядущих изменениях в его жизни.
Сиделка Бедфорд оказалась местной медсестрой. Это была толковая женщина лет сорока, с располагающей внешностью и веселым характером. Каждое утро она помогала Джоанне совершать туалет, затем обматывала ее плечи бинтом в виде «восьмерки», фиксируя в нужном положении сломанную ключицу, после чего помогала ей одеться и вдеть руку в перевязь.
Грант настоял на том, чтобы днем Джоанна больше лежала, пока последствия удара все еще дают о себе знать. Поэтому в первые несколько дней Джоанна почти не двигалась, если не считать небольших прогулок недалеко от дома, которые, впрочем, быстро ее утомили.
Грант большую часть времени занимался земельными делами, а после ужина, как правило, работал в своем кабинете. Однажды вечером, когда его не было дома, Джоанна подошла к телефону. Когда она услышала в трубке голос Марии, во рту у нее пересохло.
– А, это ты, Джоанна! Как поживаешь? Я слышала, ты упала с лошади? Уж лучше бы не слезала с осла! – смеясь, сказал она.
Джоанна вспыхнула, но не успела она ответить, как Мария продолжала:
– Шучу, Джоанна, шучу! Всем, кто ездит верхом – особенно на резвых лошадях, – время от времени случается падать. Но я надеюсь, что ты скоро поправишься.
В голосе ее звучало искреннее дружелюбие, и Джоанне почти не пришлось делать над собой усилие, чтобы ответить:
– Спасибо, Мария, и, раз уж я не видела вас перед отъездом, позвольте пожелать вам счастливой свадьбы. Надеюсь, что вы будете счастливы.
– В этом никто и не сомневается. Мы, мексиканцы, народ горячий! Послушай, а может, тебе тоже найти мексиканца? Все лучше, чем этот замороженный англичанин из ресторана, с которым у тебя роман!
Задохнувшись от такой дерзости, Джоанна ледяным тоном ответила:
– Спасибо, вы очень заботливы. Я оставлю записку мистеру Уэзерби, чтобы он перезвонил вам, как только вернется.
– Отлично. Привет!
Положив трубку, Джоанна мысленно еще раз прокрутила в голове этот разговор. Вообще-то она не ожидала от Марии такого дружелюбия. Даже своим замечанием насчет «осла» она явно не хотела ее уколоть. И все-таки странно, что Грант посчитал нужным рассказать Марии о ее падении с лошади.
Джоанна знала, что вечерами Грант подолгу разговаривал по телефону, и теперь поняла, что большинство звонков он делал в Мексику и Штаты, поскольку с учетом шестичасовой разницы во времени удобнее всего было звонить именно в вечерние часы. Она сделала запись в его блокноте, зная, что по возвращении Грант сразу отправится в кабинет: у него всегда было много работы. Даже поднимаясь к себе в поздний час, Джоанна видела, что из-под двери его кабинета пробивается свет. Она невольно задавалась вопросом: уж не занят ли Грант описью поместья и определением его возможной цены? Он явно не хотел об этом говорить, да и с какой стати? Несмотря на все его дружелюбие и заботу о ней после падения, с того ужина в «Тоби Джаг» между ними больше не возникало той шутливой, но радостной близости, которую разрушил своим появлением Малкольм. Джоанна так часто воскрешала в памяти тот вечер, что воспоминание о нем стало похоже на заезженную видеопленку. Перед глазами у нее так и стояло лицо Гранта, переменившееся после реплики Малкольма. И хотя его обращение с ней было безупречным и он по-прежнему был неизменно вежлив, Джоанна с горечью думала о том, что Грант больше не смотрит на нее, как в тот вечер, и нет уже тех легких прикосновений его руки, которые заставляют ее трепетать от восторга.
Что ж, по крайней мере, это немного отрезвило ее и позволило не потерять голову окончательно; сегодняшний же разговор с Марией лишний раз напомнил Джоанне о том, что до свадьбы Гранта осталось меньше пяти недель.
8
Джоанна чувствовала себя не в своей тарелке. Повязка и перевязь облегчали боль в руке, а после нескольких дней вынужденного отдыха и прогулок по саду последствия падения почти не давали о себе знать. Она решила, что не может и дальше просто сидеть без дела. Грант сразу же после завтрака уехал в Торнтон, чтобы повидаться со своими адвокатами, но тут, словно ее мольбы были услышаны, в холле раздался голос Малкольма.
На его приветствие и поцелуй она ответила нежнее, чем обычно. Он поставил на пол большую плетеную корзину и кивнул на лежавшие в ней овощи и фрукты.
– С любовью от Джиллиан. Она надеется скоро тебя увидеть. – Он развернулся и направился к двери. – Минутку, сейчас принесу кое-что еще.
Джоанна с улыбкой вдыхала нежный запах фрезий, которые заботливая рука Джиллиан положила поверх более прозаических подарков. Как это на нее похоже! «И как это похоже на Малкольма», – подумала она, когда он вернулся со своим подарком. Изящное сочетание резных веточек папоротника и мелких голубых незабудок прекрасно контрастировало с великолепными алыми розами, бархатистость которых подчеркивала белизна фарфоровой корзинки. Чарующей красоты этого ансамбля не нарушала никакая цветная ленточка.
– Это восхитительно, Малкольм. Большое спасибо.
На этот раз поцелуй его длился несколько дольше. Ее слова, очевидно, доставили ему удовольствие.
– Я так и думал, что тебе должно понравиться. А теперь скажи мне: ты действительно чувствуешь себя гораздо лучше, как говорила по телефону, или просто делаешь вид?
Джоанна заверила его в том, что ей действительно лучше, и, когда он сказал, что не сможет пробыть у нее слишком долго, ей в голову вдруг пришла замечательная идея.
– Послушай, Малкольм, а ты не принес бы мне из шкафов часть серебра, чтобы я могла сделать их описание для оценки?
Он озадаченно посмотрел на Джоанну.
– Я полагал, что ты не сможешь этим заниматься, пока не снимешь повязку.
– Я только что подумала, что, раз я все-таки правша, то могу писать без проблем, а потом мне останется лишь сделать фотографии. Сейчас, только принесу ключи.
– Хорошо. А я пока попрошу миссис Уилер освободить для меня корзину.
Малкольм открыл ей дверь, а сам направился на кухню. Когда она с ключами спустилась вниз, он уже ждал ее в холле и последовал за ней в гостиную. Отперев один из двух шкафов, Джоанна сказала:
– Мне осталось доделать лишь это. Большие вещи можешь не трогать, принеси что поменьше. Можешь поставить их вон на тот поднос, – Джоанна кивнула в сторону буфета. – Я открою тебе дверь. Отнеси их, пожалуйста, в маленькую комнату за спальней.
Она опередила его, чтобы освободить стол, а затем поднялась к себе за ручками и папкой. Когда Малкольм принес поднос с серебром и начал выставлять его на стол, Джоанна вышла за весами, которые использовала для взвешивания небольших предметов. Поблагодарив его за помощь и радостно подумав о том, что не будет теперь попусту тратить время, Джоанна весело распрощалась с Малкольмом, который попросил его не провожать.
Через несколько минут она уже позабыла о нем, тщательно взвешивая серебряные вещицы и внимательно изучая клейма городских пробирных палат, на которых стояла дата изготовления, а также клейма, удостоверяющие авторство того или иного мастера. В такие минуты Джоанне нравилось воображать себя детективом, изучающим важные улики, чтобы раскрыть преступление, причем в ее случае – «ювелирное» в буквальном смысле слова.
Услышав, что часы в холле пробили четыре, она потянулась и решила сделать, перерыв на чай, который Рози должна была принести с минуты на минуту. Прикрыв серебро на столе, Джоанна встала и подоспела как раз вовремя, чтобы открыть дверь девушке, которая входила с подносом. Налив чай, Рози заметила подарок Малкольма.
– О мисс! Восхитительно, правда! Можно я пойду и скажу миссис Уилер?
Джоанна смущенно кивнула, и Рози выбежала прочь. Через минуту в комнату вошла встревоженная экономка.
– Случилось что-нибудь? – спросила она, переводя дыхание.
– Не-е-ет!.. О, миссис Уилер! Я просто сказала: «Пойдемте скорей» – они такие милые…
Рози показала на цветы. Джоанна рассмеялась, увидев раздосадованное лицо миссис Уилер.
– О Боже, девочка моя! Ты меня в могилу сведешь! Разве можно мне так бегать? Я-то думала – в доме пожар! – Но тут же, взглянув на цветы, добавила: – А впрочем, милочка, неудивительно. Они и впрямь чудо. – Она обернулась к Джоанне. – Знаете старинную поговорку: «Красная роза – эмблема любви»? Судя по розам и незабудкам, у мистера Малкольма намерения, возможно, более серьезные, чем вы думаете.
Джоанна посмеялась над ее предположением.
– Сомневаюсь, что Малкольм вообще слышал эту поговорку.
Однако, допив свой чай после того, как миссис Уилер заторопила Рози и сама вышла из комнаты, Джоанна припомнила, что Малкольм действительно был с ней особенно нежен с тех пор, как она упала с лошади. Он присылал ей целые охапки цветов и звонил каждый день. О Боже! Джоанна надеялась, что миссис Уилер все же ошибается. Отбросив нелепую мысль, она поработала еще с час и решила, что на сегодня достаточно. Нести серебро обратно в шкаф ей было неохота, и она просто заперла комнату, положив ключ от нее рядом с остальной связкой, которую, когда она ею не пользовалась, Джоанна обычно держала у себя в спальне.
За ужином Грант внимательно посмотрел на нее.
– Ты все еще бледна, Джоанна. Может, тебе повидать доктора? Он пропишет тебе что-нибудь тонизирующее: у тебя утомленный вид.
– Я действительно немного устала, но сегодня лягу пораньше. Доктор мне правда не нужен, спасибо.
Джоанна поднялась к себе. Она была рада, что не проговорилась о своей сегодняшней работе. Грант наверняка рассердился бы. Он, должно быть, приятно удивится, когда узнает, что оценка будет завершена раньше, чем он думал.
На следующее утро Джоанна вновь с легким сердцем приступила к работе. Заканчивая описание каждой вещи, она ставила против нее галочку в списке, который вручил ей Грант. И лишь через пару часов, когда Рози принесла оставшееся серебро с двух нижних полок, Джоанна поняла, что что-то не так.
Список не отличался подробностью: в нем указывалось лишь количество больших и малых предметов на каждой полке. До сих пор данные списка совпадали с тем, что Джоанна находила в шкафах. Теперь же обнаружилось расхождение: не хватало двух больших и восьми малых предметов.
Джоанна поспешно вернулась к шкафу, чтобы проверить остальное серебро, и с облегчением увидела, что все на месте. Но, сколько она ни проверяла список, сколько ни пересчитывала и ни сверяла, десять предметов куда-то пропали. Вдобавок ко всему, неизвестно было, что же это за вещи. Может быть, ошибка в списке? Но до сих пор все в нем было в полном порядке – так почему теперь она должна сомневаться в его правильности? Если же в списке все верно, значит, пропавшие предметы кто-то взял. Но кто и когда?
Джоанна ужаснулась. Доступ к ключам только у нее – если, конечно, у Гранта нет второй связки. Но ведь реши он взять часть серебра, то наверняка предупредил бы ее об этом или поменял номера в списке. Джоанна понимала, что отчаянно хватается, как утопающий за соломинку, за самые неубедительные объяснения из страха взглянуть в глаза горькой правде: исчезла часть доверенной ей ценной коллекции, и ответственность за это несет она одна.
Восстанавливая в памяти вчерашние события, Джоанна пришла к выводу, что шкаф был открыт, лишь пока она пила чай, а точнее – еще раньше: когда Малкольм приносил ей серебро. Малкольм! О, нет! Не мог же он взять их! Гоня прочь эту нелепую мысль, Джоанна все же припомнила, как настойчиво он пытался выяснить стоимость серебра и как тревожило ее это его навязчивое стремление. И все же Джоанна не могла допустить, чтобы он с его щепетильностью и положением в обществе был способен на кражу. Но даже если Малкольм и украл эти вещи, то поступил очень глупо: ведь он все равно не сможет ими воспользоваться.
От всех этих вопросов голова у Джоанны пошла кругом. Срочно надо что-то делать, пока не пришел Грант. Она позвонила в «Тоби Джаг» и попросила Малкольма, но к телефону подошла Джиллиан.
– Привет, Джоанна! Ну, как твоя рука, уже лучше? К сожалению, Малкольм сейчас в Лондоне. Он спешно уехал вчера вечером и сказал только, что сегодня утром ему с кем-то надо повидаться.
– О! А ты не знаешь, как с ним связаться?
– Адреса он не назвал, но в Лондоне он обычно останавливается в гостинице своего клуба. Если хочешь, я дам тебе номер телефона клуба. Уж не случилось ли чего, Джоанна? Голос у тебя немного беспокойный.
– Нет-нет, со мной все в порядке. Я просто хотела с ним кое-что выяснить, если только… Он вернется сегодня, как ты думаешь?
– Он не сказал. Малкольм терпеть не может, когда к нему пристают с расспросами, если он вдруг срочно соберется куда-нибудь на несколько дней. Но в последние дни он ходил какой-то задумчивый и был немного раздражен, что вообще-то на него не похоже. – Помолчав, Джиллиан добавила: – Могу я чем-то тебе помочь?
Джоанна заколебалась. Стоит ли делиться с Джиллиан своими подозрениями, просить у нее совета? Еще не успев понять, что она приняла решение, Джоанна уже говорила:
– Нет-нет, спасибо. Мне, возможно, и не придется с ним связываться, но телефон я на всякий случай запишу.
Положив трубку, Джоанна принялась раздумывать, что же делать дальше. Даже если она позвонит Малкольму, то что она ему скажет? «Ты украл серебро? В таком случае верни немедленно!» Как он отреагирует на то, что его обвиняют в воровстве? Конечно, лучше было бы увидеться с ним и сказать ему все в лицо… Джоанна не раздумывая подняла трубку и набрала лондонский номер, попросив портье соединить ее с Малкольмом Фостером.
– Одну секунду, мадам. По-моему, мистер Фостер вышел… Да-да, вот его ключ. Если вы оставите свой телефон, я передам ему, чтобы он вам перезвонил.
Не зная, сколько придется ждать, Джоанна приняла решение. Она сама отправится в Лондон и отыщет его. Обрадовавшись, что теперь у нее появился хоть какой-то план действий, Джоанна уже изучала железнодорожное расписание, когда раздался телефонный звонок.
– Мисс Лэндон? – услышала она отчетливый голос портье. – Мистер Фостер вернулся, как только вы положили трубку. Соединяю.
Рука Джоанны, державшая трубку, дрожала, а во рту пересохло, когда она сказала:
– Привет, Малкольм. Это Джоанна.
– О! – Последовала пауза. – Какая неожиданность, Джоанна! С тобой все в порядке?
– Нет, я очень расстроена и обеспокоена. Вчера, когда ты брал серебро из шкафа, ты не заметил, сколько вещей стояло на подносе? Это очень важно, Малкольм!
– Не-ет… Я просто достал их, поставил на поднос и принес к тебе в комнату.
– В таком случае ты, может быть, помнишь, сколько вещей оставалось на полке? Это тоже может пригодиться.
– Боюсь, что нет. Мне очень жаль…
Но то, что в его голосе не было слышно ни удивления, ни беспокойства, укрепило подозрения Джоанны.
– Понимаешь, пропали десять предметов, и единственное время, когда шкаф оставался открытым – это вчера…
Теперь в его голосе звучал гнев:
– Уж не хочешь ли ты сказать, что я их украл?
– Разумеется, нет, Малкольм. Разве я могу подумать, что ты способен на такую глупость? Я просто надеюсь, что ты сможешь мне помочь. Понимаешь, раз они пропали, то ответственность за это несу я – ведь мистер Уэзерби доверил ключи мне.
Его ответ не заставил себя ждать и был почти язвителен:
– Вечно этот Грант Уэзерби! Даже если из его коллекции и пропало несколько вещиц, что за беда? У него и без того добра хватает!
– Дело не в этом, Малкольм! Как ты не понимаешь: ведь от этого зависит моя репутация и вся карьера! Если серебро, которое мне доверили, пропало – неважно, украли его или просто положили не туда, – значит, я просто проявила халатность, и мне никогда уже не доверят крупного контракта. Я слишком долго специализировалась на этом деле, чтобы разменять свою карьеру на пустячные заказы для мелких ювелиров! Теперь ты понимаешь, насколько все это серьезно?!
– Да, Джоанна, понимаю. – В его голосе послышались вдруг усталые нотки. – Что я могу для тебя сделать?
– Не набрасывайся на меня, пожалуйста, но, по-моему, ты все-таки взял это серебро. Нет, не говори ничего! Я не хочу сказать, что ты его украл. Может быть, ты просто прихватил эти вещицы, чтобы досадить Гранту. Если я права, Малкольм, то позволь мне помочь тебе вернуть их на место, прежде чем Грант заметит пропажу.
Джоанна затаила дыхание, не смея надеяться, что ее уловка возымеет ожидаемое действие.
– Ты хочешь сказать, что Уэзерби ничего еще не знает?
– Нет, я никому пока об этом не говорила. Если вещи действительно у тебя, то ведь неприятности грозят не только мне, но и тебе, а я этого не хочу.
– Почему?
– Ты еще спрашиваешь! Мы ведь друзья, разве нет?
В его голосе звучала ирония.
– А я думал, мы больше чем друзья?
Джоанна сделала вид, что не заметила вопросительной интонации.
– В таком случае, тем более позволь помочь тебе выпутаться из этой истории. Серебро ведь у тебя, правда?
– Нет.
Услышав ее судорожный вздох, Малкольм добавил:
– Но ты права, я действительно взял эти вещи. Сегодня утром я отнес их одному человеку и сейчас собираюсь выяснить, сколько же они все-таки стоят.
– Но ты ведь не хочешь их продать? – с нескрываемым ужасом спросила Джоанна.
Он невесело рассмеялся.
– Бедная Джоанна! Ты не можешь поверить, что на свете есть такие злодеи, которые способны лишить усадьбу Бэрдсли – а точнее, Гранта Уэзерби – ничтожной части их достояния. Ты действительно полагаешь, что он хоть немного дорожит этой коллекцией, которая тебе представляется столь ценной? С какой стати, если до смерти своего дядюшки он вообще не знал, что усадьба Бэрдсли существует на свете?! – Малкольм явно был рассержен. – Всю мою жизнь усадьба была для меня вторым домом, и я не считаю, что украл это серебро. Я всего лишь взял то, что принадлежит мне по праву. Может быть, ты не знаешь, что если бы Гранта Уэзерби не нашли, то большая часть поместья по завещанию его дядюшки отошла бы мне?
Потрясенная его поступком и ядовитым тоном, Джоанна все же нашла в себе силы возразить:
– Но ведь его нашли, и все это теперь принадлежит ему. – Она возмущенно повысила голос: – Что бы ты там ни думал и что бы ни чувствовал, неужели ты хочешь попасть за решетку по обвинению в краже? Ведь тебе грозит именно это. – Джоанна смягчилась и добавила почти ласково: – Ты не должен оказаться в такой ситуации, Малкольм.
– Твое беспокойство делает тебе честь, дорогая, но боюсь, оно слегка запоздало. Когда ты попросила меня принести серебро, а сама поднялась наверх, мне не составило труда сложить его в корзину и откланяться. Я знал, что ты еще не успела его оценить, и рассчитывал, что ты никогда не узнаешь о пропаже. – Он вздохнул.
– Есть выход. Ты сможешь встретить меня на Пэддингтонском вокзале, если я приеду в Лондон следующим же поездом? Я буду на вокзале в час. Мы заберем серебро, и я привезу его обратно. Никто даже не узнает, что оно куда-то исчезало.
Он так долго молчал, прежде чем ответить, что Джоанна решила, будто их разъединили. Но тут Малкольм устало сказал:
– Судя по всему, раз уж меня вычислили, другого выхода нет. Отлично, Джоанна, твоя взяла. Уэзерби вновь обретет свое бесценное серебро! – Он опять умолк. – Хотя в настоящий момент я не слишком тебе признателен, но в будущем я, вероятно, не раз поблагодарю тебя за то, что ты не дала мне так по-крупному свалять дурака. Жду тебя на станции.
Облегченно вздохнув, Джоанна повесила трубку. Слава богу, здравый смысл взял над Малкольмом верх. Она очень боялась, что он примется все отрицать.
Джоанна забежала к миссис Уилер.
– Мне срочно необходимо в Лондон. Не могли бы вы заказать мне такси до Торнтона? И еще: пусть Рози поможет мне убрать серебро в гостиной.
– Конечно, дорогая, но лучше я просто попрошу Берта отвезти вас на станцию. Для него это не составит никакого труда.
К тому времени, как. Джоанна была готова и положила свою сумочку в большую кожаную сумку, машина Берта уже гудела у подъезда. На станции как всегда расторопный Берт купил ей билет, после чего попросил Джоанну позвонить из Лондона и сообщить, каким поездом она вернется. Он даже проводил Джоанну до поезда, избавив ее от мелких проблем, которые неизбежно возникают у человека «с одной рукой».
Впервые с той минуты, как она обнаружила пропажу, Джоанна смогла наконец расслабиться на пару часов. Но стоило ей закрыть глаза, как мысли вновь вихрем завертелись у нее в голове. Когда на перроне к ней подошел Малкольм, она устало его поприветствовала.
– Не говори ничего, – сказал он, поздоровавшись.
Поймав такси, Малкольм дал шоферу вест-индский адрес аукционных экспертов по антиквариату, у которых он и оставил серебро для оценки.
Когда их провели в отдельный кабинет и к ним пришел оценщик, Джоанна втайне облегченно вздохнула. Они с отцом никогда раньше не имели с ним дела – в противном случае у оценщика могло бы возникнуть несколько щекотливых вопросов. Когда оценщик выложил перед ними серебро, глаза Джоанны расширились. Малкольму действительно повезло: две супницы с рельефным романским орнаментом в виде выпуклых овалов и крышками (причем одна из них – времен Георга II) уже тянули тысяч на двадцать фунтов, так что с мелкими вещицами у Малкольма набралась бы приличная сумма. Поблагодарив оценщика и сообщив, что он все-таки не собирается выставлять эти вещи на аукцион, Малкольм выписал чек за оценку, после чего серебро было тщательно упаковано и перекочевало в сумку Джоанны. Малкольм лишь криво улыбнулся, узнав, сколько все это стоит.
Когда они вышли на улицу, Малкольм предложил ей выпить, но она отказалась, сказав, что как раз успеет на следующий поезд.
– Ты не мог бы позвонить миссис Уилер и попросить, чтобы Берт приехал за мной в Торнтон к половине седьмого? – И тут Джоанна все же не сдержалась: – Но почему, Малкольм?! Почему?!
– Потому что мне очень нужны были деньги.
Не говоря больше ни слова, он повернулся и быстро пошел прочь, но в его походке не было теперь привычной упругости.
Когда Джоанна села в вагон, ее глаза наполнились слезами. Может быть, он попал в беду? Иначе отчего в его светлых голубых глазах столько отчаяния? Эта мысль всю дорогу не давала ей покоя, и она была рада, когда поезд прибыл наконец в Торнтон.
Но на платформе ее встречал вовсе не Берт, а суровый и не слишком приветливый Грант Уэзерби.