Текст книги "Серебряные узы"

Автор книги: Хелен Фрэнсис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

В одной связке с письмами лежал и дневник в выцветшем кожаном переплете. Перелистав страницы, Джоанна нашла заключительную запись: «Мое последнее письмо Эдварду вновь возвращено. Очевидно, оно так и осталось непрочитанным. Как же он ожесточился. Больше писать ему не стану».

6

Слезы выступили у Джоанны на глазах, когда она почувствовала, сколько страдания скрывается за этими словами. Да, Эдвард сполна отомстил отцу, и Чарлзу он оставил горький урожай.

Джоанна вновь осторожно перевязала письма и дневник ленточкой, прежде чем отложить их в сторону и закрыть ящики стола. Она отдаст их Гранту, когда тот вернется; для него это наверняка очень важно.

На первом этаже было еще две комнаты с зачехленной мебелью, на втором – четыре, и еще заброшенная ванная. Заглянув под чехлы, Джоанна увидела, что мебель здесь попроще и попрактичнее, и поняла, что в этом крыле жили дети. Как бы то ни было, здесь ей оценивать было нечего: даже серебряные чашки представляли чисто семейный интерес и вряд ли имели какую-то ценность.

Убрав связку с письмами и дневником в комод в своей комнате, Джоанна спустилась вниз и как раз повстречала миссис Уилер, которая несла ей ленч.

– Дорогая, я подумала, что раз вы так и не позавтракали, то теперь, наверное, не откажетесь перекусить.

К своему удивлению, Джоанна и впрямь не отказалась бы: неожиданное открытие заставило ее на время позабыть о собственных проблемах. После еды она взялась за дело и к вечеру поняла, что работа ее почти завершена. К концу недели она будет окончена, и Джоанна навсегда распрощается с усадьбой Бэрдсли. Эта мысль причиняла ей боль. Приехав сюда, она едва ли могла предположить, что так привяжется к этому дому. Или она лжет себе? Имел бы дом в ее глазах ту же ценность, будь его хозяином не Грант, а кто-то еще? Впрочем, и здесь она, возможно, не совсем права. Джоанна всегда любила бывать с отцом в старинных домах, если те были действительно интересны и о них проявляли заботу. В юности у нее даже была мечта: со временем поселиться в одном из таких домов. Может быть, она вообразила, что влюблена в Гранта, тогда как на самом деле сердце ее пленилось усадьбой?

Джоанна улыбнулась и подумала о Малкольме. Если бы он узнал, о чем она думает, он наверняка бы решил, что она польстилась на роскошь. И он едва ли мог заблуждаться сильнее.

Приказав себе прекратить это самокопание, Джоанна решила, что ей нужно развеяться, и не раздумывая набрала номер Джиллиан.

– Привет, это Джоанна. Я подумала: а вдруг ты захочешь заглянуть ко мне и выпить чашечку чаю? Да, прямо сейчас, если можешь.

Она улыбнулась, услышав ответ Джиллиан:

– С удовольствием. Благодаря тебе у меня появился повод не заниматься сегодня прополкой овощей! Я буду через полчаса. Да, подожди минутку, Малкольм хотел сказать тебе пару слов.

В следующую секунду Джоанна уже слышала в трубке его голос:

– Привет, Джоанна! Ты где прячешься? Я тебя целую вечность не видел. Только не говори, что ты была занята. Я слышу, Джиллиан собирается к тебе на чай.

А меня ты разве не хочешь пригласить?

– Конечно, приезжай, Малкольм, если тебе действительно хочется.

Положив трубку, она нахмурилась: видеть его ей ни капли не хотелось. Но, видно, ничего не поделаешь, и Джоанна отправилась на кухню предупредить миссис Уилер.

– Я надеюсь, вы не против, – нерешительно сказала она, но экономка просияла.

– Бог с вами, милочка! Я ужасно рада. Вы ведь знаете, как я люблю печь: у меня всегда найдется что-нибудь вкусненькое. И потом, вы тоже развеетесь, а то вид у вас сегодня неважный.

Джоанна с улыбкой поблагодарила ее и убежала к себе. Она едва успела освежиться и переодеться в костюм сливочно-абрикосового цвета, как гости уже звонили в дверь. Джиллиан была искренне рада ее видеть. Малкольм слегка тронул губами ее щеку, прежде чем, усевшись в глубокие кресла, принялись дружески болтать, с аппетитом поглощая чудесные булочки и пирожные миссис Уилер.

– Я так понимаю, что Великий Вождь Бледнолицых отлучился, раз парадом командуете вы?

Джоанна густо покраснела. В замечании Малкольма звучала почти что злоба. Джиллиан сразу заметила ее смущение:

– Не обращай на него внимания, Джоанна. Он просто ревнует.

Малкольм пожал плечами:

– Извини, я не хотел тебя обидеть. Мне казалось, я просто констатирую факт.

Джоанна все же ответила на его вопрос:

– Мистера Уэзерби нет сейчас дома. Он повез мисс Кортес в Лондон: она улетает в Мексику.

Малкольм вдруг встрепенулся и даже поднялся с места.

– Правда? А вчера вечером они пили шампанское у нас в ресторане. Кажется, отмечали какое-то событие?

Джоанна заколебалась. Сказать им о грядущей свадьбе Гранта, или, может быть, он не хочет, чтобы они об этом знали? Она решила подстраховаться.

– Я даже не знаю. Меня в это время не было, так что я их не видела, а утром они уехали еще до того, как я проснулась.

– Очаровательная женщина, – заметил Малкольм. – Вчера вечером она была в очень возбужденном состоянии. По-моему, она просто подцепила его на удочку.

Он вопросительно поднял брови, внимательно наблюдая за реакцией Джоанны. Та весело рассмеялась.

– Может, ты и прав, Малкольм. Какая пощечина всем женщинам, которые, по-твоему, от него без ума – вроде нас с тобой, Джиллиан!

Джиллиан фыркнула:

– Да, мне всегда казалось, что шансы мои невелики, особенно после того, как я увидела эту бесподобную Кортес. Хотя я думала, что у Гранта хватит ума не клюнуть на нее. С ней спокойной жизни не жди. – Она вдруг резко сменила тему. – Ну, как идет работа?

– Почти закончена. Поэтому, собственно, я вас и пригласила. Скорее всего, к концу недели я уже соберу чемоданы и отбуду домой.

– Так скоро? – Малкольм был явно удивлен. – А можно взглянуть на бумаги?

– Конечно. Сейчас я принесу вам одну из папок.

Выходя из комнаты, она едва сдержала улыбку при виде его изумленного лица. Еще бы! Все это время она ловко уходила от его вопросов о стоимости коллекций и не замечала намеков, а тут вдруг сама предложила показать результаты своей работы. Она заранее предвкушала удовольствие, которое доставит ей вид Малкольма, разглядывающего бумаги.

Вернувшись в комнату с одной из папок, она протянула ее Джиллиан, и Малкольм, встав с кресла и подойдя к сестре, заглянул ей через плечо. Переворачивая страницы, Джиллиан восклицала:

– Я и не думала, что тебе столько пришлось сделать! Фотографии просто великолепны: видна каждая деталь. Ты просто умница, Джоанна.

Быстро пролистав бумаги и пробежав описание на первой странице, Джиллиан целиком сосредоточилась на фотографиях, чем вызвала недовольство Малкольма, который вернулся в свое кресло. Когда Джиллиан захлопнула папку, он тут же протянул за ней руку. Просмотрев несколько листов, он поднял голову и недовольно спросил:

– Но здесь ведь нет цен, только описание и фотографии?

Увидеть его вытянувшееся лицо – именно об этом и мечтала Джоанна.

– Ты думаешь, я смогла бы их тебе показать, если бы на них стояла цена? – небрежно спросила она. – Но ведь это было бы злоупотребление доверием клиента – и конец моей профессиональной репутации. – Она улыбнулась, чтобы смягчить резкость этой фразы. – И потом, результаты оценки держат отдельно, чтобы их всегда можно было подправить в соответствии с инфляцией. А фотографии и списки с описаниями остаются без изменений.

– Это просто великолепно! – сказала Джиллиан. – Я-то, признаться, думала, что это просто лист с кратким описанием, а рядышком – иена. Не удивительно, что у тебя это заняло столько времени.

– Естественно, в основном я работаю с рядовыми заказчиками, у которых всего-то и есть несколько серебряных вещиц и драгоценностей и которым оценка нужна для страховки. Обычно я беру эти вещи домой, и времени мне требуется совсем немного. Хотя теперь я начала делать фотографии и собираюсь практиковать это даже при малых заказах. Сейчас столько ограблений, что подстраховаться лишний раз не помешает.

– Так что если кто-нибудь захочет похитить эту коллекцию, ему придется прихватить и папки с твоими оценками? – пошутил Малкольм.

Несмотря на его улыбку, Джоанну пробрала легкая дрожь, когда она заглянула в его колючие светло-голубые глаза:

– Да, ты прав. Хотя, конечно, эти бумаги у меня не в одном экземпляре. Один для верности будет храниться в банке. Как видишь, я все предусмотрела. Так что можешь распрощаться с идеей ограбить усадьбу Бэрдсли, – поддразнила она Малкольма. – Советую тебе взяться за какую-нибудь другую коллекцию, владельцы которой не воспользовались несравненными услугами Джоанны Лэндон!

Малкольм, пытаясь подыграть ей, тяжело вздохнул.

– Вот черт, опять сорвалось. Придется, видно, как-то иначе зарабатывать на жизнь.

Все трое расхохотались, и, еще немного поболтав, Малкольм и Джиллиан взяли с Джоанны слово, что непременно увидят ее до отъезда. И все же… Джоанне просто хотелось поболтать и посмеяться с Джиллиан, а Малкольм все испортил. Джоанне так нравилась ее новая подруга, что она с удивлением поняла вдруг, что с трудом переносит и даже остерегается ее брата. Особенно ей претил его торгашеский подход. И потом, эта ожесточенность, которая временами почти пугала Джоанну. Она отогнала неприятные мысли, приписав их своей фантазии.

Джоанна завершала очередную серию оценок, когда в холле послышалось какое-то движение. Подняв голову, она с удивлением увидела Гранта. Джоанна не ожидала, что он вернется уже сегодня.

Грант налил себе виски и, после того как она отказалась выпить, со вздохом погрузился в кресло. Он всегда был таким деятельным и целеустремленным, что на него это было непохоже.

– Устал? – машинально спросила Джоанна и тут же прикусила язычок. Его невеста только что улетела на другой конец земного шара, а она задает глупые вопросы!

Грант сказал, что да.

– Движение сегодня было какое-то сумасшедшее. Иногда мне кажется, что наши предки с их размеренной жизнью в чем-то были мудрее нас.

– Держу пари, что такие мысли не часто приходят тебе в голову. Ты как настоящий человек двадцатого века, полон энергии и счастлив лишь тогда, когда у тебя нет ни минуты свободного времени.

Он взглянул на нее поверх бокала.

– Конечно, ты права. И до недавних пор другого образа жизни я себе не представлял. Наверное, здесь просто жизнь течет медленнее.

Грант нахмурился. Прежде чем он успел что-то сказать, Джоанна порывисто встала.

– Ты напомнил мне о моей сегодняшней находке.

Она поднялась к себе и, вернувшись со связкой писем и дневников, протянула их Гранту, вкратце рассказав, где она их нашла. Когда Джоанна уже повернулась к выходу, он сказал:

– Останься.

Несмотря на то, что ей очень хотелось видеть его лицо в тот момент, когда он развернет письма, Джоанна решила, что это попахивает вмешательством в личную жизнь, и, вернувшись к столу, вновь принялась за работу. И, лишь услышав его изумленный возглас, она обернулась и, к испугу своему, увидела у него на лице почти яростное выражение. Но он тут же с таким изнеможением прикрыл глаза рукой, что Джоанна встала и приблизилась к нему. Грант поднял голову и взглянул на нее. В его глазах было столько тоски, что Джоанна опустилась возле него на колени и показала на письма.

– Тебя что-то расстроило? Прости, я…

– Расстроило? – Он не то фыркнул, не то усмехнулся. – Что ж, можно сказать и так.

Он помахал письмами в воздухе.

– Знаешь ли ты, что это такое? Письма моему отцу, где его просят вернуться домой и умоляют привезти с собой семью…

– От твоего деда?

– Нет. Они были написаны уже после его смерти. Это письма Чарлза Уэзерби, брата моего отца. Он просит его вернуться и жить вместе с ним в усадьбе. Вот послушай: «Хоть отец и не оставил тебе доли в завещании, я все же считаю, что мы по крайней мере должны поделить поместье. К счастью, у тебя есть семья, так что дом наш снова оживет. Детей у нас, увы, нет; несколько выкидышей подорвали здоровье Милдред. Я пишу тебе не из милосердия, Эдвард. Я не просто хочу, чтобы ты жил здесь, – ты мне необходим. Пожалуйста, не допусти, чтобы гордыня стала препятствием для твоего возвращения. Любящий тебя брат, Чарлз».

Грант уронил письмо на колени.

– Как он был прав! Гордыня… Мой отец был так полон этой дурацкой гордыни, что отправлял эти письма назад, даже не распечатывая. Всю жизнь я не мог простить Уэзерби, что они отвергли мою мать, а оказалось – виноват в этом только отец! Как он мог, как он мог?

Растерявшись, Джоанна не знала, что сказать.

– Что ж, по крайней мере, ты унаследовал усадьбу. Справедливость в конце концов восторжествовала.

– Справедливость?! Это забавно! Ты не поняла. Это произошло слишком поздно. Уехав из Англии, мой отец подался в Штаты. Там он перепробовал несколько профессий и познакомился с матерью, которая гостила у друзей. Не возвращаясь домой, она вышла за него замуж. Ее родным это показалось возмутительным, так что они фактически от нее отказались. Мой отец был заядлым игроком, и даже после моего рождения частенько случалось так, что мы сидели без гроша. Мать была родом из богатой семьи, так что обоим была непривычна бедность, и жилось нам тяжело. Долги росли как снежный ком. Родители переехали в Канаду, но отец не мог, а может, и не хотел исправиться и запил по-черному.

Грант никогда не рассказывал ей о своей жизни, но тут его словно прорвало.

– Мать всегда считала, что он из гордости не хочет просить помощи у родственников. И только когда она слегла, отец нехотя согласился отвезти ее к родителям на ранчо, в Мексику. Они простили ее и взяли нас жить к себе, но отец снова уехал «искать счастья». Больше мы его не видели. Наверное, убит в какой-нибудь трактирной потасовке.

Грант смотрел куда-то вдаль, словно вновь переживая все это, и с трудом выдавливал из себя слова.

– Сколько напрасных страданий! Какая глупость!

Он порывисто поднялся из кресла и подошел к окну.

– Будь он проклят! Будь он проклят!

Услышав в его голосе боль и гнев, увидев, как напряглись его широкие плечи, Джоанна поспешно подошла к Гранту. Она не раздумывая обняла его и принялась нежно нашептывать что-то, словно ребенку. В следующее мгновение он уже обхватил ее за талию, и, тесно обнявшись, они как могли утешали друг друга. Когда их объятия разжались, Грант пристально посмотрел Джоанне в глаза и, подняв руку, нежно коснулся ее лица. Она увидела, что от его ярости и отчаяния не осталось и следа.

– Ты просто чудо!

Увидев, как он склоняется к ней, Джоанна поняла, что он хочет ее поцеловать, и резким движением вырвалась из его объятий. Она желала этого поцелуя – видит Бог, желала страстно. Но ведь Грант женится на Марии! Пробормотав невнятные извинения, Джоанна вырвалась и поспешила прочь, а он так и остался стоять посреди комнаты с выражением глубочайшего изумления на лице, которого Джоанна уже не видела.

Поднявшись в свою комнату и немного отдышавшись, Джоанна принялась ругать себя за несдержанность. Нет чтобы просто и спокойно высвободиться из его объятий! Она же умчалась, как перепуганный заяц, и теперь Грант наверняка догадается о ее чувствах. Да и как он может сомневаться в ее любви, если она так нежно обняла его – просто потому, что для нее невыносим был один вид его страданий?

Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. В дверях, усмехаясь, стоял Грант.

– Теперь ты от меня не уйдешь, – шутливо сказал он и тут же поднял руки: – Ну-ну, не надо так пугаться. Я просто хочу, чтобы ты поужинала со мной сегодня вечером. – Джоанна кивнула, и он продолжал: – Отлично. Отправимся в «Тоби Джаг», или ты предпочитаешь что-нибудь более отдаленное?

В усмешке Гранта прибавилось озорства, когда она безропотно одобрила его выбор.

– Великолепно. Я закажу столик на восемь тридцать.

Когда он чинно вышел, Джоанна устало опустилась на кровать. Ну что поделаешь с таким человеком? И все же при мысли о предстоящем вечере она помимо воли испытала радостный трепет. Эта радость не оставляла ее, даже когда она перебирала одежду в шкафу, подыскивая для такого случая что-нибудь особенное.

Одобрительный взгляд Гранта, который Джоанна поймала, спускаясь по лестнице, говорил о том, что ее старания не пропали даром. Вся она – от только что вымытых пушистых волос до великолепных туфель на высоких каблуках, в огненном шелковом платье, которое подчеркивало ее стройную фигуру, – замечательно оттеняла мужественный облик Гранта в черном смокинге. Он взял ее под руку, и Джоанна затрепетала от его прикосновения.

– Прекраснейшая из прекрасных, Джоанна, тобой можно гордиться!

Взяв кашемировую шаль, висевшую у нее на руке, Грант накинул ее Джоанне на плечи и повел к машине. Прежде чем завести мотор и тронуться с места, он сказал:

– Ты кажешься мне не менее прекрасной, чем Золушка – принцу. Обещай, что не исчезнешь в полночь!

– Обещаю, – сказала она, краснея от волнения.

Когда их провожали к столику, Джоанна чувствовала завистливые взгляды женщин, которые могли только мечтать о таком эффектном кавалере. Джоанна решила, что будет наслаждаться каждым мигом этого вечера, как будто это она его невеста, а не Мария – пусть даже на считанные часы. Будет хотя бы что вспомнить, когда она вернется домой и усадьба Бэрдсли уйдет в безвозвратное прошлое.

Когда принесли шампанское, глаза Джоанны так же искрились, а сердце так же играло, как этот чудесный напиток, льющийся в тонкие фужеры.

– За тебя! – Грант поднял свой бокал.

– За хозяина усадьбы Бэрдсли! – откликнулась Джоанна.

– Как всегда в точку, Джоанна. Ты права: сегодня я впервые почувствовал, что здесь я по зову сердца, а не из милости – просто потому, что больше никого не было.

– Ты хочешь сказать, что останешься…

– Празднество продолжается второй вечер! – прервал их голос Малкольма. – И с другой, хотя не менее прекрасной, женщиной. Скажите, Грант, как вам это удается? Привет, Джоанна, дорогая. Сегодня днем ты не сказала мне, что вечером собираешься кутить со своим Хозяином и Господином.

Джоанна удивленно и растерянно взглянула в насмешливое лицо Малкольма и, мельком взглянув на Гранта, увидела, как дружелюбное выражение на его лице сменила маска холодного равнодушия. Как дьявольски коварен Малкольм! Он прекрасно знает, что Джоанне нечего на это ответить. Впрочем, Грант тут же пришел ей на выручку.

– Ну, во-первых, ужин здесь вряд ли можно назвать «кутежом», – сухо сказал он, и по тому, как сверкнули голубые глаза Малкольма, Джоанна поняла, что стрела угодила в цель. – А во-вторых, я только сегодня вечером пригласил Джоанну поужинать со мной, признаться, не подумав о том, что ей потребуется ваше разрешение.

Теперь тон его был ледяным, и по тому, как нервно подергивал головой Малкольм, нетрудно было догадаться, что он чувствует себя не в своей тарелке.

– Естественно, нет. Я просто пошутил, – натужно рассмеявшись, пробормотал он и поспешно ретировался.

– Я знаю, что он твой приятель, и мне, наверное, следует перед тобой извиниться… Но, знаешь, временами он просто невыносим.

Джоанна растерянно затрясла головой, но Грант, пристально посмотрев на нее, спросил:

– И все же ты виделась с ним сегодня днем?

– Да, – сказала Джоанна, понимая, что объяснять что-либо бесполезно. Ужин продолжался, но, хотя Грант по-прежнему был очаровательным кавалером и не давал ей скучать, та восхитительная дружеская близость, что с первых минут установилась между ними, куда-то бесследно исчезла. Он как будто поверил, что Малкольм и впрямь имеет на нее какие-то права.

Джоанне ничего не оставалось, как смириться с этой переменой и сделать вид, что все ей безумно нравится. Лишь когда они вернулись домой и, поблагодарив Гранта за «чудный вечер», Джоанна поднялась к себе в комнату, она вынуждена была признать полное крушение всех своих надежд. И потом, на что она вообще надеялась? Ведь ничего же не изменилось: Грант женится на Марии, а она, закончив оценку, вернется домой, будет заниматься более прозаическими вещами и попытается забыть смуглого красавца, похитившего ее сердце.

И все же, когда этой ночью она, закрыв глаза, мысленно воскрешала в памяти все события прошедшего дня и вновь чувствовала себя в объятиях Гранта, а его непреодолимо влекущие глаза снова пристально смотрели на нее с непривычной нежностью, Джоанна знала, что ЭТО – ее и что ЭТОГО никто и никогда у нее не отнимет. Сон принес ей долгожданное облегчение.

7

На следующий день, устав от долгого сидения за письменным столом, Джоанна решила пару часов отдохнуть на свежем воздухе и немного размяться. Джиллиан убедила се брать Маримбо всякий раз, как только у нее появится возможность, настаивая на том, что жеребцу необходимо движение, а у нее нет времени, чтобы часто на нем ездить.

Сегодня к восторгу, который неизменно испытывала Джоанна, сидя верхом на этом великолепном скакуне, примешивалась неотступная грусть: ведь это ее последняя верховая прогулка. Через несколько дней она навсегда покинет усадьбу. Натянув поводья на холмистом гребне, разделявшем два поместья, и спешившись, она полной грудью вдыхала чистый свежий воздух и слушала восхитительное пение птиц, звучавшее приглушенной увертюрой к великолепию дня. Голубое небо и облака, похожие на клоки сахарной ваты, напоминали театральные декорации, на фоне которых парил ястреб-перепелятник. Легкий ветерок нежно шелестел молодой листвой.

Джоанна любовалась полями и рощами. Мозаика из света и тени лежала перед ней словно карта места, где зарыты сокровища, и она старалась хорошенько запечатлеть ее в своей памяти, чтобы на всю жизнь сохранить это воспоминание. Джоанна чувствовала, что оставляет частицу своей души в этом чарующем уголке Англии. И вдруг мысль о том, что она никогда больше не увидит эти пейзажи и навсегда расстанется с Грантом, который либо продаст поместье, либо – что еще хуже – разделит вековую простоту прекрасной старинной усадьбы с эксцентричной Марией Кортес – сама эта мысль показалась Джоанне непереносимой. Глаза ее наполнились слезами, она вскочила в седло и, подбадривая Маримбо, пустила его в галоп – как будто все набирающая темп скачка могла успокоить ее душевную боль.

И только подскакав почти вплотную к стройному ряду огромных каштанов, Джоанна опомнилась и попыталась остановить коня. Но сбавлять скорость было уже слишком поздно. Она пригнулась – и инстинктивно выбросила вперед руку, чтобы защитить голову от низкой ветки. В следующую секунду она уже летела на землю.

Падая, Джоанна успела сгруппироваться, но шок от удара был так велик, что ее оглушило и несколько минут она пролежала без движения. Едва она попыталась сесть, как почувствовала острую боль и инстинктивно схватилась за левую руку, чувствуя, что с ней что-то не в порядке. Встать Джоанна не могла и тут же принялась искать глазами Маримбо, который, к счастью, остановился неподалеку от нее. Она облегченно вздохнула, увидев, что с конем все в порядке и он никуда не ускакал.

Теперь приходилось решать, что делать дальше. Дом за пределами видимости, и хотя Джоанна слышала вдалеке шум трактора, но поблизости никого не было. Похоже, выпутываться ей придется самой.

Прежде всего, нужно как-то зафиксировать левую руку. Расстегнув верхние пуговицы на жакете, Джоанна продела руку внутрь и застегнулась вновь, чтобы та не выскользнула. Стиснув зубы и опираясь на здоровую руку, Джоанна попробовала встать, но ноги ее ослабели, колени дрожали, и когда она пыталась подняться, ботинки только скользили по траве. Усилие и боль были для нее слишком велики, и в конце концов ей пришлось прекратить свои попытки и перевести дух. Сердце Джоанны колотилось глухо и часто, на лбу выступил холодный пот.

Она вновь поискала глазами жеребца и с тревогой заметила, что он удаляется. Джоанна отчаянно кликнула его, но поняла, что ее голос слишком слаб и прерывист и Маримбо ее не слышит. Несколько раз медленно и глубоко вздохнув, чтобы успокоить поднимающийся в душе страх, Джоанна попробовала свистнуть. «Слишком слабо, попробуй еще… дыши глубже». На этот раз свист вышел громче: она увидела, как Маримбо поднял голову и навострил уши. Приободрившись, она сделала над собой нечеловеческое усилие и свистнула еще сильнее. Конь поднял голову и, когда она свистнула снова, легкой иноходью устремился к ней.

– Хороший мальчик, хороший мальчик! – ласково прошептала Джоанна. Когда Маримбо остановился и дружески ткнулся в нее мордой, она подняла руку и погладила его атласные ноздри. Легкое ржание коня и теплое его дыхание моментально успокоили Джоанну, и она едва не заплакала от радости. Залезть в седло она, конечно, не могла, но, ухватившись за поводья, которые во время ее падения перелетели через голову жеребца, намотала их на здоровую руку, чтобы было за что держаться.

Когда Джоанна потянула поводья, ласково приговаривая: «Хороший мальчик, Маримбо, хороший мальчик! Ну, давай!», жеребец напрягся и поднял голову, так что она смогла сначала встать на колени, а потом и на ноги. Называя Маримбо ласковыми именами, Джоанна оперлась о него здоровым плечом. Конь стоял не шевелясь, от него исходило тепло, и сейчас он был для нее на земле единственным другом.

Если бы только она могла сесть в седло, Маримбо привез бы ее к дому через несколько минут; но ей придется собрать все силы и идти пешком. Джоанна не знала, сколько времени ей понадобилось, чтобы выйти в поле, но упрямо ставила себе следующую цель. «Вон до той изгороди», – мысленно говорила она, усилием воли заставляя себя передвигать ноги. Ей пришлось отпустить поводья, чтобы поддержать поврежденную руку; благодаря этому она перестала наталкиваться на жеребца всякий раз, когда спотыкалась. Словно понимая ее, Маримбо теперь держался сзади, то и дело останавливаясь, чтобы пощипать травку.

Следующей целью – и целью последней (Джоанна знала, что идти дальше она не сможет) – стало декоративное озеро. Собрав в кулак всю свою волю и все силы, она попыталась добраться до одной из скамеек, но ничего не получилось. Джоанна в изнеможении опустилась на траву и потеряла сознание.

– Джоанна! Джоанна! Джоанна! – услышала она настойчивый голос. Веки ее слегка приподнялись, открыв голубую глубину глаз, и опустились вновь. Зачем это Грант Уэзерби склонился над ней, удивленно подумала она, и глаза ее открылись уже гораздо быстрее.

– Ну вот и молодец!

Его голос звучал очень ласково. «Вот так же я говорю с Маримбо», – смутно подумала Джоанна и тут же широко открыла глаза, вспомнив наконец все, что с ней произошло. Она тут же попыталась сесть, но застонала от боли и упала бы, не подхвати ее Грант. В следующую секунду она уже опиралась на него, а он опустился рядом на колено.

– Не волнуйся Джоанна, скоро мы будем дома.

Своими сильными руками Грант бережно отвел ей волосы со лба, расстегнул жакет и с бесконечной осторожностью осмотрел пальцы, кисть руки и предплечье, заметив, как Джоанна склоняет голову влево.

– Рука у тебя в порядке, но, возможно, сломана ключица.

Проложив ей между рукой и грудью сложенную в несколько раз плотную ткань, Грант достал из стоявшей рядом аптечки длинную ленту и, ловким движением обмотав поврежденную руку, поднял ее так, чтобы пальцы легли на правое плечо.

– Хочу зафиксировать тебе руку, пока мы доберемся до больницы, – пояснил он, аккуратно связывая концы повязки.

Перестав чувствовать вес и давление поврежденной руки, Джоанна сразу же испытала огромное облегчение и радостно вздохнула. Грант помог ей встать на ноги.

– Вот если бы ты смогла сама добраться до «рейндж ровера»! – сказал он, указывая на стоящую в нескольких метрах от них машину. – Если я понесу тебя на руках, тебе будет гораздо больнее.

Она кивнула, взглядом поблагодарив Гранта, когда тот обнял ее за талию и бережно усадил на сиденье.

– Как ты узнал?..

– А я вижу лошадь из окна и вдруг понимаю: в седле-то никого нет! Я за бинокль – смотрю, рядом кто-то лежит. Я понятия не имел, кто это, но сразу же выскочил из дома. – На скулах у него заиграли желваки. – Ты меня здорово перепугала.

– Прости, я не хотела… – Тут она вспомнила о жеребце. – Маримбо! Что с ним?

– Он в полном порядке. Пока я привязал его к дереву, а после позабочусь о том, чтобы он попал домой. Не надо больше волноваться, расслабься.

Она почувствовала, до чего это и впрямь восхитительно: просто расслабиться и предоставить Гранту решать все проблемы.

Из больницы они вернулись три часа спустя. Обследование и рентген подтвердили, что у нее действительно сломана ключица. Поддерживая Джоанну, Грант поднялся с ней по ступенькам, усадил ее на один из широких диванов, поднял ей ноги и подложил под голову и спину подушки. Усевшись рядом с ней, он заботливо посмотрел ей в глаза.

– Не удивительно, что ты так вымоталась!

Он с поразительной нежностью погладил темные круги у нее под глазами. Джоанна безмолвно смотрела на него, потрясенная лаской Гранта и заботой, светившейся в его темных глазах.

В этот момент дверь распахнулась, и в комнату, не глядя на Гранта, который тут же встал, вихрем ворвался Малкольм.

– Джоанна, дорогая, с тобой все в порядке? Я только что узнал!

Он с неподдельной тревогой наклонился над ней и поцеловал ее в щеку. Пробормотав нечто вроде извинения, Грант вышел и закрыл за собой дверь.

«И почему Малкольм вечно появляется в самый неподходящий момент!» – вскипела Джоанна, но тут же устыдилась своей черствости. То, что он был так встревожен, свидетельствовало в его пользу. Джоанна рассказала, что произошло.

– Мне очень стыдно за мою глупость, но, насколько я знаю, Маримбо не пострадал, – добавила она.

– Да, не беспокойся. Уэзерби позвонил Джиллиан и отправил за ней Берта Уилера, чтобы тот привез ее сюда и она смогла уехать домой на Маримбо. Она передает тебе привет и скоро обещала заглянуть сама.

Этот Малкольм совсем был не похож на того эгоиста, каким Джоанна привыкла его видеть, и сегодня он был гораздо симпатичнее. Малкольма совершенно искренне взволновало это происшествие, так что, когда он наконец собрался уходить, Джоанне не стоило труда улыбнуться ему и поблагодарить за визит.

Как только Малкольм вышел, она откинулась на подушки и закрыла глаза. События этого дня отняли у нее все силы. После легкого ужина миссис Уилер помогла ей раздеться и уложила ее в постель. Джоанне казалось, что она проспит несколько дней подряд, но ранним утром ее разбудила боль в руке. Ей приснился кошмарный сон, от которого она проснулась, завопив от отчаяния и ужаса. Она еще сидела в постели, испуганно вглядываясь в темноту, когда в комнату влетел Грант и осторожно, так, чтобы не задеть ее руку, прижал спину Джоанны к своей груди. Он обнимал ее под успокоительный шепот, пока тепло его тела не растопило ледяной ужас в душе Джоанны, а ровное, сильное биение его сердца не успокоило ее отрывистого и лихорадочного дыхания.