Текст книги "Оливия Джоулз, или пылкое воображение"
Автор книги: Хелен Филдинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Теперь она совершенно сознательно собиралась пустить в ход слезы. Потому что это был вопрос жизни, смерти и спасения всего мира. Но если подумать: разве цель оправдывает средства? Однажды нарушишь принцип, а куда это заведет потом? Сейчас ты плачешь, чтобы перехитрить мужчину, в другой раз начнешь убивать хиппи.
«О, черт»,– подумала она и ударилась в слезы.
Пьер Феррамо встревоженно посмотрел на нее. Она всхлипывала, сопела и хлюпала носом. Он заглушил мотор. Оливия еще громче зарыдала. Он отпрянул, оглядываясь по сторонам, словно искал защиты он на веденных с помощью лазера ракет.
– Оливия, Оливия, пожалуйста, успокойся. Прошу тебя, не плачь.
– Лучше отпусти меня домой, – сказала она, сотрясаясь от рыданий. – ОТПУСТИ МЕНЯ ДОМОЙ! – Она даже начала было подвывать, прикидывая: а что, может, он предложит ей роль в «Границах Аризоны» – рядом с Кимберли и Деми?
– Оливия... – начал он, но умолк, лишь глядел на нее беспомощно.
Кажется, он не умел утешать.
– Я этого не вынесу. Я не выношу, когда меня держат в плену. – А потом, по чистому наитию, заявила с пафосом: – Я должна быть свободна, как сокол. – И глянула из-под ресниц, какова будет его реакция. – Пьер, пожалуйста, отпусти меня. Освободи меня.
Он был явно взволнован. Ноздри его трепетали, уголки губ поползли вниз. Теперь он больше чем когда бы то ни было походил на бен Ладена.
– Куда ты поедешь? – сказал он. – Тебе не понравилось у меня? Я вел себя негостеприимно? Тебе не хватает удобств? – в звучании его голоса она почувствовала опасность – словно задели голый нерв, словно им незаслуженно пренебрегли...
– Я должна прийти к тебе сама, по собственной воле, – сказала Оливия, пытаясь его успокоить и придвигаясь к нему ближе. – Пусть это будет мой собственный выбор.
И снова расплакалась, на сей раз по-настоящему.
– Мне здесь плохо, Пьер. Я устала, столько ужасного случилось: корабль взорвался, Дуэйну откусили голову – как я могу чувствовать себя в безопасности? Я хочу домой.
– Но сейчас нельзя ехать. В мире неспокойно. А здесь, со мной, ты будешь в полной безопасности, моя сакр,пока не научишься возвращаться...
– Если ты хочешь, чтобы я вернулась, тогда сначала освободи меня! Чтобы я, свободная, парила как орлица, – сказала она и тут же испугалась, что переборщила.
Он отвернулся, пожевал губами.
– Хорошо, сакр, хорошо. Я отпущу тебя – это будет новое испытание. Но ты должна уехать как можно быстрее. Сегодня же.
Феррамо сам отвез ее в аэропорт Роатана – на белом катере. Удалившись от берега на достаточное расстояние, заглушил мотор, чтобы попрощаться с ней.
– Я счастлив, что ты была моей гостьей, Оливия, – сказал он, нежно касаясь ее щеки. – Я сам уезжаю в Судан через несколько дней. Я позвоню тебе в Лондон и подготовлю все к нашей новой встрече – и покажу тебе жизнь бедуинов.
Оливия молча кивнула. Она дала ему неправильный телефонный номер.
– А потом, сакр,ты начнешь лучше понимать меня. И больше не захочешь уезжать, – он посмотрел на нее горящими, безумными глазами. Она подумала, может, Пьер попытается поцеловать ее, но вместо этого он сделал странную вещь. Он взял ее указательный палец, сунул его в рот и жадно втянул – словно это был сосок, а он – оголодавший поросенок.
38
Самолет, следующий рейсом «Роатан – Майами», взлетел, а Оливия все никак не могла поверить, что это на самом деле так и что она наконец вырвалась.
Она словно все это время ждала, когда на нее нападет дикий зверь или разбойник, или на ее голову обрушится ураган невиданной силы, но, по непонятным причинам, ураган прошел мимо, разбойники и звери затаились. Не сказать, чтобы это сильно радовало. Оливия пыталась убедить себя, что все это ее рук дело, что это она, умело прибегнув к тонким психологическим уловкам, вынудила Феррамо даровать ей свободу.
Но одно она знала наверняка: ее предупредили, и это только отсрочка. Она оказалась слишком близко от огня, и пусть скажет спасибо, что только слегка обожглась. Теперь пора лететь домой и больше не высовываться.
Уверенность ее крепла прямо пропорционально расстоянию, отделявшему от Гондураса. «Ловчий сокол, блин,– подумала Оливия, пересаживаясь в Майами на лондонский рейс, до которого оставалось лишь тридцать секунд. – Я избежала лютой смерти благодаря блестяще проведенной психологической манипуляции, и теперь я свободна».
И когда самолет начал снижаться над Сассексом, ей захотелось плакать от счастья. Она посмотрела вниз, увидела под крылом зеленые холмы, болотистую землю, каштановые деревья, коров, церкви, крыши которых поросли лишайником, деревянно-кирпичные домики, отерла набежавшую слезу и сказала себе, что она в безопасности.
Но когда девушка подошла к стойке паспортного контроля и увидела солдат с ружьями, то тут же вспомнила, что безопасных мест теперь не бывает. И по пути в зал для выдачи багажа все толклись у телевизионных экранов. Несколько часов назад возникла угроза террористического акта. Лондонское метро закрыли. Увидев взволнованные лица встречающих Оливия поняла вдруг» что втайне надеется: а вдруг и ее кто-нибудь ждет – чье-то лицо расплывется в улыбка, кто-то кинется ей навстречу, подхватит ее сумку и увезет домой; или, на худой конец, кто-нибудь будет держать табличку с надписью: «ОЛИВИЯ ДЖОУЛЗ» и с названием фирмы, подающей такси.
«Не раскисай, соберись, – скомандовала она сама себе. – Ты же не хочешь, чтобы тебя увезли домой в Уорксоп – ужин варить?»Но на самом деле кое-кто все-таки ждалОливию Джоулз. На таможенном контроле ее схватили, обыскали, надели наручники и доставили в помещение для допросов, размещавшееся в Четвертом терминале.
Через два часа она все еще была там, на столе перед ней был выложен ее шпионский набор: увеличительное стекло, шпионское кольцо, миниатюрная фотокамера, детектор для определения жучков, ручка с перечным пульверизатором. Ее переносной компьютер унесли на проверку. Оливии казалось, что она уже сотый раз пересказывает одно и то же. «Я журналист, внештатник. Я работаю с журналом «Elan» и еще с «Sundy Times». Я отправилась в Гондурас писать о дайвинге – о том, как приобщиться к этому, потратив минимум денег».
Когда они начали спрашивать ее о Феррамо, она занервничала. Откуда они знают? Неужели в посольстве разболтали? Ну тогда таможенники Ее величества не там ищут.
– Он дал вам номер телефона?
– Да.
– Можно у вас попросить?
– Но это поставит меня под угрозу?
– Нет, вам это ничем не грозит, можете нам поверить. Вы дали ему свой телефонный номер?
– Ну, не совсем. Я изменила пару цифр.
– Этот номер нам тоже понадобится. Тот, что вы ему дали. Вас ведь нет в телефонном справочнике?
– Нет.
– Вот и хорошо. Так почему вы продолжали преследовать его? Из-за любви?
Она начала было излагать им свои теории насчет терроризма, но почувствовала, что зря тратит время. Они не принимали ее всерьез. Это были всего-навсего служащие Управления таможенных пошлин и торговых сборов. Их интересовали наркотики.
– Мне надо поговорить с кем-нибудь из МИ-6, – сказала Оливия. – С кем-нибудь, кто занимается террористами. Мне нужен адвокат.
Наконец дверь открылась, и в помещение, окутанная облачком духов, сияя роскошными волосами и поражая стильной одежкой, влетела довольно высокая дама. Уселась за письменный стол, склонила голову, одной рукой отвела от лица лавину волос и отбросила назад – они заструились по плечам маслянисто-черным потоком.
– Итак, Оливия, вот мы и встретились. Или лучше называть вас Рейчел?
И только секунду спустя Оливия поняла, что где-то встречала эту женщину, а еще через секунду даже вспомнила где.
– Хм-м, – произнесла Оливия. – Интересно, а васмне как называть?
39
Лондон
– Ну что, будем отвечать на вопросы? – Оливию бесил сам тон Сурайи – так обычно говорят учительницы младших классов. – Только на этот раз мне нужна правда.
Сурайя была все так же чертовски красива, но куда делся характерный американский акцент? В ее речи сквозили интонации девочки из хорошей английской семьи, получившей образование в дорогом частном пансионе.
Оказывается, Сурайя связана с миром шпионажа... «Эта женщина не может быть тайным агентом: ни один мужик не выдаст ей информации, – он-то прежде всего видит в ней Тайную Потаскуху», –усмехнулась было Оливия, но вовремя вспомнила, какими кретинами становятся мужики в присутствии красивой бабы.
– Я уже сто раз повторяла: журналистка, работаю внештатно, пишу для «Elan» и «Sundy Times», – если они не очень нос задирают...
– Родилась в Уорксопе, – с важным видом Сурайя стала зачитывать извлеченное откуда-то личное дело Оливии. – В возрасте четырнадцати лет стала свидетельницей гибели родителей и младшего брата при переходе улицы...
Оливию передернуло от ненависти: «Ах ты сука!»
– Бросила школу, не сдав выпускных экзаменов... так... сменила имя на Оливия Джоулз... достигнув совершеннолетия, получила страховку, оставшуюся после отца... стала играть на бирже... много путешествует... так... небольшая квартира на Примроуз Хилл... журналистка... пишет о моде и путешествиях... хочет заниматься международной журналистикой... играет на фортепьяно, беглый французский, разговорный испанский... немецкий... арабский – основы... регулярно меняет имидж... поездки в США и Европу... Также: Индия, Марокко, Кения, Танзания, Мозамбик, Судан... – Сурайя на мгновение прекратила свой бубнеж. – В настоящее время не замужем... Так... И на кого ты работаешь?
– Меня больше интересует, на кого работаешь ты? – взбрыкнула Оливия.
– МИ-6, – усмехнулась Сурайя.
– Так это ты напичкала мой номер прослушкой!
Сурайя лишь презрительно поправила свои роскошные волосы и принялась бубнить дальше:
– По мнению сотрудников «Sundy Times», Рейчел Пиксли, пишущая под псевдонимом Оливия Джоулз, отличается слишком пылким воображением... – Сурайя захлопнула папку. На губах ее играла мерзкая ухмылка. – Так вот почему мы возим с собой эти милые игрушки... – Она издевательски кивнула на найденное в чемодане Оливии оборудование из «Шпионского мира». – Ты у нас, значит, Джейн Бонд. Бедняжка!
В этот момент Оливии больше всего на свете хотелось залепить Сурайе каблуком в лоб. Что она себе позволяет?!
«Спокойно, спокойно. Дыши глубже, – убеждала себя Оливия. – Не опускайся до уровня этой сучки».
– Может, ты скажешь мне, как он в постели?
Оливия на секунду опустила глаза – нужно было восстановить самообладание. Хорошо, все хорошо. Теория, которой придерживалась в этой жизни Оливия, гласила: всех женщин можно разделить на две группы: Девчонки-Что-Надо и – Тайные Потаскухи. Если баба принадлежит к первой группе, она может быть красива, умна, богата, знаменита, сексуальна, ее могут носить на руках – и при всем том, она тебе нравится. Для Девчонок-Что-Надо женская солидарность – не пустой звук. Девчонки-Что-Надо – себе на уме, но когда доходит до дела, поделятся последним с подругами. Тайные же Потаскухи играют только за себя. Больше всего они любят выставляться и из кожи вон лезут, чтобы срезать других: на фоне проиграв-шкх они просто неотразимы. У них начисто отсутствует чувство юмора, не говоря о способности посмеяться над собой, а уж ведут они себя – нелепее некуда. Когда они с тобой говорят, в разговоре все сю-сю-сю ,а по том чувствуешь себя, будто дерьма наелась. Они не выносят недостатка внимания и всегда поправляют волосы. Мужики же совершенно не врубаются, в чем дело, и думают, будто все женщины ненавидят соперниц просто потому, что ревнуют. Весьма грустная ситуация, если вдуматься.
– Ну так поделишься наблюдениями? – на лице Сурайи играла улыбка надменного превосходства. – Порадовал он тебя?
Оливии хотелось сорваться с катушек и заорать: «Убирайся к черту, ты, сука драная». Вместо этого Оливия сосредоточенно пыталась вкрутить свой большой палец в ладонь другой руки.
– Боюсь тебя разочаровать, – усмехнулась наконец она. – Я, знаешь ли, видела его на палубе в плавках. Но это все, чем я могу с тобой поделиться.
– Да что ты?
– Если тебе так невмоготу, добавлю, что плавки на нем сидят очень даже неплохо. Увы, остальное тебе придется выяснять самой. Но откуда столь пикантный интерес, подруга?
– Вопросы здесь, милочка, задавать буду я, а ты будешь на них отвечать, – сказано это было тоном, которым говорят с маленьким ребенком. – А сейчас ты мне расскажешь, зачем ты за ним увязалась.
«Спокойно, спокойно, дыши глубже, тебе нужна ясная голова, Во всем есть своя положительная сторона. То, что первый контакт с МИ-6 вылился в столкновение с этой Тайной Потаскухой, этой сучкой из дорогой частной школы, любящей поправлять волосы, – это еще ничего не значит. Главное – тебя принимают всерьез. Рано или поздно кто-нибудь из твоих спутников по вагону подземки уронил газету, воспользуется этим, чтобы пригласить тебя на чашку чая где-нибудь в Пимлико, а там уж заговорит о деле».
– Думаешь, если будешь молчать и пялиться в пространство, что-то выиграешь? – промяукала Сурайя, подавляя зевок. – Бесполезно... Я тут не в бирюльки пришла играть!
– Интересно, ведению допросов тебя долго учи ли?– поинтересовалась Оливия. – Похоже, ваша контора здорово поднаторела в психологии... У вас, видно, считается, что если доведешь человека до белого каления, он тут же проникнется к тебе доверием!
Сурайя вдруг застыла и прикрыла глаза. Руки расслаблены, сосредоточенное сопение: глубокое дыхание через нос.
– Ладно, охолони, – наконец, произнесла она. – Задний ход. Давай начнем все с начала. Pax? – она протянула Оливии руку.
– Что?
– Ну мир, мир. «Рах» – мир по-латыни, – скривилась Сурайя.
– А-а... Ну, конечно. А то мне уже начало казаться, будто я сон вижу. По-латыни, – не удержалась Оливия от шпильки.
– Так вот, о деле, – продолжила Сурайя чопорным английским тоном. – Чтобы не было недомолвок. Мы следили за Феррамо и его людьми, думая, что они занимаются поставкой наркотиков. Майами, Гондурас, Лос-Анджелес – правда, наводит на соответствующие мысли? Но, как выяснилось из расследования, Феррамо тут чист, как стеклышко. Обычный плейбой, волочится за каждой юбкой, думает не головой, а яйцами.
– Ну, вольно же вам самих себя дурачить...
– Что?! – дернулась было Сурайя, но быстро взяла себя в руки. – Как бы то ни было... Ты что-то говорила о терроризме. И на чем основаны твои подозрения?
Оливия не собиралась рассказывать ей, на чем основаны ее подозрения. Во всяком случае, в ее планы вовсе не входил полный рассказ. Это она оставит на потом – когда ее будет допрашивать кто-то, не так действующий ей на нервы.
– Ну, во-первых, я не поверила в то, что он – француз, – пожала она плечами. – Я приняла его за араба.
– Почему?
– Из-за акцента. А потом, когда взорвался «ОкеанОтель»... В общем, я думала, у меня есть на него улики, и считала – зря, видно, считала, – что взрыв – его рук дело. А потом, когда узнала про его занятия дайвингом, решила, что они могли задействовать аквалангистов, чтобы пустить корабль ко дну. Чушь, конечно. Но я правда так думала.
«А теперь, – подумала Оливия, – если бы допрос вела я, я бы спросила: «Ты все еще так считаешь?»»
Но Сурайя не спросила. Нет... Уголки ее рта тронула самодовольная улыбка.
– Понятно, – сказала она, закрывая личное дело Оливии и вставая. Оливия обратила внимание на ее юбку – жутко модная короткая юбка в стиле семидесятых, швами наружу, – очень похоже на «Праду». И свитерок тоже ничего – супертонкий, из шелка, ручной вязки, такого элегантного оттенка – слегка под хаки.
– Минуточку, – сказала Сурайя и выскользнула за дверь, прихватив с собой папку. Оливия успела разглядеть надпись «Гуччи», вплетенную на спине в вязку ее свитера. « Неплохо же им платят в МИ-6», –подумала она.
Оливия Джоулз сидела, рассеянно скользя взглядом по комнате, представляя, как сейчас войдет Сурайя, но уже не одна. С ней вместе должен появиться кто-то чином постарше. Появится какой-нибудь полковник – настоящий контрразведчик, склонится над столом: «Мисс Джоулз? Добро пожаловать в ряды МИ-6. Мой первый приказ: в «Гуччи» за свитером – шагом марш!»
Дверь отворилась, и в проеме показалась Сурайя.
– Ты можешь идти, – объявила она, присаживаясь к столу. Эта краткость не оставляла у собеседника никаких сомнений.
Оливия почувствовала, что ее просто использовали.
– Мне нужны мои вещи и компьютер, – пробормотала она, обреченно собирая со стола шпионские примочки.
– Нет. Это пока останется у нас, – перехватила ее руку Сурайя.
– Что? И компьютер?
– Компьютер тоже. Мы постараемся вернуть его как можно скорее.
– Но как же я буду работать?!
– Тебе пока предоставят другой. Что касается твоего – можешь переписать хард-диск. Как только мы убедимся, что ничего криминального на нем не записано, мы с тобой свяжемся и вернем компьютер. И еще, Рейчел, – повадка Сурайи вдруг разительно изменилась. Вместо строгой учительницы из пансиона для благородных девиц перед Оливией стояла супермодель. – Я не сомневаюсь, что ты догадываешься, насколько важно не упоминать о нашем разговоре. Не хочу тебя пугать. Надеюсь, теперь ты знаешь, как глупо впутываться в дела, связанные с наркотиками. На этот раз ты дешево отделалась, а что будет в следующий?
– Что? – Оливия решила, что лучше прикинуться дурочкой. – В Лa Сейбе я спрашивала работников посольства! И мне сказали, что ехать в Попайян совершенно безопасно! Что отель Феррамо – это хорошая гостиница!
– Да что они вообще в этом понимают! Ладно, извини, мне надо идти. На выходе тебе дадут компьютер, чтобы ты пока могла работать.
40
Только оказавшись дома, в привычной, до оскомины, обстановке: пластиковая бутылка с «Fairy» на раковине, шкаф в прихожей, упаковка «McNuggets», валяющаяся в корзинке рядом с камином, – Оливия осознала, насколько необычно было все, что произошло с ней за последнее время. Черт возьми! А ведь с тех пор, как ока уехала из Лондона, прошло меньше двух недель! Молоко, оставленное в холодильнике перед отъездом, скисло, но масло было еще вполне ничего.
Она обвела взглядом свое жилище. Вот от этого-то всего ей и хотелось сбежать в гостиницу: автоответчик, на котором записано... ну-ка, посмотрим... 31 сообщение, письма, скопившиеся на полу за те дни, что ее не было, шкаф с кучей шмотья, которое просится на помойку, а она все не решится от него избавиться. В квартире стоял собачий холод; газовый нагреватель сдох, и Оливия несколько минут жала на кнопку, пытаясь его зажечь, вспоминая при этом, как Мортон Си дергал стартер лодочного мотора на пути к Белл Кей. Газ вдруг вспыхнул, и Оливия подскочила. Она стояла посреди кухни с открытой банкой «хайнцевской» фасоли в руке: улики, теории, фантомы и подозрения последних двух недель крутились у нее в голове, будто грязное белье в барабане стиральной машины. «В МИ-6 ошиблись. Они не должны были просто так меня отпускать. Они должны были воспользоваться случаем!»
Она подошла к окну. Маленькое арочное окошко, дает совсем мало света. За окном ее ждал знакомый вид: квартира напротив, вместо занавески – обрывок ткани, видно, как по квартире шастает голый мужик. Внизу на улице какой-то мужик подошел к голубому «Форду Мондео», открыл дверцу и сел позади водителя. Как по команде, оба они уставились в ее окно, но поймав ее взгляд, быстро отвели глаза. Но не уехали. «Непрофессионалы», – подумала она, приветственно помахав им рукой. Интересно, кто же их прислал: Феррамо или МИ-6. Кто бы это ни был, он сделал ошибку, – эта парочка не знала даже азов скрытого наблюдения. Оливия зажгла огонь на плите, достала из морозилки хлеб, сделала горячий тост с фасолью и устроилась у телевизора, по которому шел бесконечный сериал из жизни рабочего класса. Вскоре ее сморил сон.
Проснулась она только на следующий день к полудню. Выглянула в окно: следят за ней или нет? «Форд Мондео» стоял на том же месте. Интересно, куда они хоть отливать ходили, или так всю ночь и просидели в машине, не вылезая? Вряд ли... Вот радость, если эти чудики, вдобавок ко всему, еще и описали ей крыльцо... Пока она об этом думала, зазвонил телефон.
– Оливия? – это была Салли из «Elan». – Оливия, у меня просто гора с плеч, что ты наконец приехала. Как ты там?
Что-то тут было нечисто: откуда Салли могла знать о ее возвращении? Или ей сообщила об этом служба безопасности Феррамо?
– Довольна поездкой? Когда будет готов материал про Гондурас?
– Э-э-э... – Оливия напряглась. – Может, мы его потом обсудим? А то я только вчера ночью вернулась.
– Мне звонил Пьер Феррамо. Он, наверно, говорил тебе? Он хочет, чтобы мы послали кого-нибудь на Красное море... Можно было бы сделать статью о дайвинге, в двух частях. Что-то вроде «Наедине с морем». Идея хорошая. Я звоню спросить – возьмешься за это? Мы бы тогда...
Нет, что-то определенно было не так. Салли Хоукинс явно тушевалась.
– Да, – пробормотала Оливия. В сознании возникла мысль: « Старайся, чтобы голос звучал беззаботно». – Звучит и впрямь здорово. И погружение обещает быть интересным... Единственное... Мне надо пару дней, чтобы прийти в себя, но в принципе, я согласна.
– Вот и хорошо, – повисла пауза. – Оливия, вот еще что... – в интонациях Салли появилась какая-то нарочитость, так плохая актриса читает заученную роль. – Я бы хотела, чтобы ты встретилась с одним человеком... Он кое-что писал для нас. Очень давно... Эксперт по арабским делам. Очень интересный был мужчина! Сейчас ему около восьмидесяти. Сегодня он проездом будет в Лондоне. Перед поездкой на Красное море хорошо бы тебе с ним встретиться. Э-э-э... Расспросить.
– Да, конечно, – пробормотала Оливия. «Салли совсем сбрендила», – подумала она про себя – и скорчила рожицу зеркалу, висящему напротив.
– Отлично. Записывай: «Брукс» на Сент-Джеймс стрит. Это неподалеку от «Ритца». Прямо там, на углу.
– Да, я найду.
– В три тридцать. Профессор Уиджетт.
– Знаю! Я читала его книжку про чувственность у арабов. Про что-то такое.
– Вот и замечательно. Еще раз с возвращением. Позвони мне завтра во второй половине дня.
Оливия положила трубку и, выдвинув ящик комода, принялась искать в нем шляпную булавку. В ее ситуации выходить на улицу без булавки просто опасно!
Выглянув в окно, она обнаружила, что теперь ее пасет не голубой «Форд Мондео», а коричневая «Хонда Сивик», припаркованная через дорогу.
Оливия помахала своим опекунам, включила компьютер, которым ее снабдила МИ-6, и набрала в поисковой системе: «Профессор Уиджетт: арабист».
41
Уиджетт был заслуженным профессором Оксфордского колледжа Всех Святых. Из-под его пера вышло сорок монографий и больше восьмисот статей о Ближнем Востоке, среди них: «Испорченный Запад: арабское мышление и обоюдоострый меч технологии», «Лоуренс Аравийский и мантия адвоката: идеалы бедуинов и гостеприимство горожан», «Арабская диаспора: вчера и сегодня».
Оливия провела несколько часов в «сети», читая подряд все работы профессора, которые ей попадались. Потом оделась – учитывая промозглую февральскую погоду. Натягивать колготки, шнуровать ботинки, упаковываться в пальто – после двух недель, проведенных в тепле, это казалось дикостью, но почему-то было даже приятно. Одевшись, она выглянула в окно: «Хонда» стояла на том же месте. Тогда Оливия прошла в спальню, распахнула окно, вылезла на подоконник – до пожарной лестницы было рукой подать. Она быстро спустилась вниз, перелезла через стену соседского садика и очутилась на улице. Миновав почту, вышла на Примроуз Хилл, оглянулась: судя по всему, хвоста за ней не было. На кого бы эти шпики ни работали, профессионализма им явно не хватало.
«Брукс» принадлежал к тому разряду заведений, куда женщинам вход разрешен только в сопровождении членов клуба, где на обед подают три блюда, а в качестве десерта приносят пикантные закуски. Плюс: конторка швейцара на входе, наборная деревянная дверь и настоящий камин, в котором плясало пламя. Настоящий кусочек викторианской Англии, Швейцар с желтым от никотина лицом и в поношенном фраке кивнул в сторону библиотеки:
– Профессор Уиджетт там, мисс.
В библиотеке царила абсолютная тишина, если не считать тиканья допотопных часов в углу. С пяток старичков сидели в потертых кожаных креслах, погрузившись в чтение «Finantial Times» или «Telegraph». В углу горел камин. Неподалеку стоял старинный глобус. Вдоль стен стояли шкафы с запыленными книгами. « Ну и ну,– подумала Оливия. – Будь моя воля, я бы прошлась здесь с тряпкой и бутылкой стеклоочистителя!»
Увидев Оливию, профессор Уиджетт поднялся со своего кресла и двинулся ей навстречу. Он был очень высок и очень стар. Просто иллюстрация к стишку, который она когда-то учила в школе: «О смерти Вебстер размышлял, И прозревал костяк сквозь кожу...» Череп Уиджетта и впрямь просвечивал из-под прозрачной, сухой, как бумага, кожи, а на висках бились синие жилки. Профессор был абсолютно лыс.
Однако стоило ему заговорить, как Оливия поймала себя на мысли, что она была ой как не права. Она-то готова была пожалеть немощного старика, а перед ней был мужчина, который мог дать фору любому юнцу. Оливия смотрела на его лицо и читала на нем следы былой красоты: полные, чувственные губы, голубые глаза – насмешливые, жесткие, холодные. Она вполне могла представить Уиджетта во времена королевы
Виктории, скачущим на верблюде, в тюрбане, с винтовкой в руке – он штурмует какой-то форт, затерянный в песках пустыни. В нем было что-то театральное: душа бивака, привыкший к мужскому окружению, при этом – далеко не гомосексуалист.
– Чаю? – спросил он, картинно подняв бровь.
То, как профессор разливал чай, напомнило ей лабораторные работы на уроке химии. Маленькое театральное действо: молоко, заварной чайник, кипяток, масло, сливки, джем. До нее вдруг дошло, почему англичане так держатся за свой ритуал чаепития. Английский чай. Какая блистательная возможность занять чем-то руки, покуда разговор соскальзывает в опасную зону, где бал правят эмоции и инстинкты! «Э-э-э... чересчур крепкий? Добавить кипяточку?» Профессор Уидясетт покашливал, отфыркивался, прочищал горло – все это, задавая ей бесконечные вопросы, которые имели до странности мало общего с предстоящей ей поездкой на Красное море и погружением с аквалангом в нетронутых туристами местах. Что она вынесла из путешествий по арабским странам? Какие, по ее мнению, мотивы стоят за джихадом? Не приходило ли ей в голову, насколько странно, что, пользуясь техническими благами цивилизации: телевидением, компьютером, автомобилем и т.д., – ей никогда не доводилось сталкиваться с вещами, произведенными в арабских странах? Еще молока? Позвольте, позвольте – я сам открою чайник, – надо его долить. Как ей кажется, причина этого – презрение, которое питают арабы ко всякому труду, или же дело в том, что Запад просто не закупает их товары, заведомо им не доверяя? А не кажется ли ей, что арабы так ненавидят Запад еще и потому, что страстно любят все технические новинки? Капнуть еще молока? Сахар? Не случалось влюбиться в араба? Нет, что вы, это не чай, это кошачья моча! Надо сказать официанту – пусть принесет новый!
– Профессор Уиджетт, – не выдержала, наконец, Оливия. – Простите, но это Салли Хоукинс просила Вас о встрече, или это Вы позвонили ей и попросили меня найти?
– Эх, Салли, Салли... Совсем не умеет притворяться, – вздохнул он, отхлебывая чай. – Увы.
– Так вы из МИ-6? – догадалась Оливия.
Профессор ответил ей холодно-оценивающим взглядом голубых глаз.
– Тише, тише, дорогая, – в его манере опять пробилось что-то от полковника колониальных войск. – Такие вопросы не принято задавать просто так, вы не находите?
Он отхлебнул еще чая, отправил в рот еще кусочек рогалика, все так же испытывающе глядя на нее.
– Хорошо, – и тут, склонившись к ней и пафосным жестом накрыв своей рукою ее ладонь, профессор произнес театральным шепотом: – Вы готовы нам помочь?
– Да, – прошептала ока в ответ.
– Тогда надо трогаться.
– Куда?
– На конспиративную явку.
– А далеко это?
– Право, не знаю.
– Я думала, это ваши люди следили за моей квартирой.
– Следили? Боюсь, они работают на кого-то другого.
– Поняла, – кивнула она. Ей надо было привыкнуть к этой мысли. – Хорошо, но как же тогда быть с вещами?
– Вещи... Вещи, Оливия... Человек не должен привязываться к вещам.
– О, да. Но... Но мне же понадобится какая-то одежда...
– Составьте список. О «вещах», – он неопределенно махнул рукой в воздухе, – позаботятся наши люди.
– Господи, разве нельзя было сразу встретиться в аэропорту? Без лишней суеты?
– Дорогая! В планировании любой операции бывают просчеты, – сказал он, вставая из-за столика.
42
Уиджетт нес себя, как султан. Скользящей походкой он шел через путаницу улочек, прилегающих к Сент-Джеймс Стрит, невыразимо элегантный в своем кашемировом пальто, награждая встречных хищным орлиным взглядом или взглядом, полным восхищения, в зависимости от того, мужчина или женщина попадались ему на пути. «Как же он был хорош лет в сорок!»– подумала Оливия. Она вполне могла представить себе, как она, в вечернем платье, спешит с ним под руку через сутолоку этих же улочек – на званый обед, или просто потанцевать в «Cafe' de Paris».
– Куда мы идем? – спросила она, чувствуя, как в душу ей закрадывается сомнение: а вдруг Уиджетт вовсе не агент МИ-6, а просто старый сумасшедший?
– К реке, дорогая, – он вел ее очень запутанным путем: какими-то переулками позади Уайтхолла. Наконец, они оказались на набережной. Оливия увидела пришвартованный возле причала полицейский катер. Увидев Уиджетта, человек в форме, стоявший на палубе, вместо того, чтобы вызвать психовозку, которая увезет выжившего из ума старика, предварительно запеленав его в смирительную рубашку, весь собрался – разве что честь не отдал. У Оливии отлегло от сердца: Уиджетт был человеком спецслужб. Их человеком.
– Бравые ребята? – усмехнулся Уиджетт, показывая на катер.
– А где же конспиративная квартира?
– Зачем тебе это знать? Желаю хорошо поужинать и выспаться, а утром я вас всех навещу, – и, элегантно помахав рукой на прощанье, Уиджетт исчез в толпе.
Едва Оливия ступила на палубу, катер сорвался с места, выскочил на центральный фарватер Темзы и, набирая скорость, понесся вверх по течению. Вскоре Биг Бен и здание Парламента стали лишь далеким силуэтом в зыбком лунном свете. Оливия стояла на носу катера, наслаждаясь скоростью. Сердце ее билось от возбуждения, в голове звучала тема из «Джеймса Бонда». Вытянув правую руку вперед, она сложила из пальцев пистолетик и представив, что палит по врагам, прошептала: «Бах! Бах!» Тут катер со всего маху врезался носом в волну: каскад холодных и грязных брызг – Темза есть Темза – окатил Оливию с ног до головы. «Пожалуй, остаток путешествия лучше провести в каюте...» – решила она.
