Текст книги "Девушки в лесу (ЛП)"

Автор книги: Хелен Файфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Хелен Файфер
«ДЕВУШКИ В ЛЕСУ»
«Детектив Энни Грэм – 5»

Перевод: MonaBurumba

Редактура: MonaBurumba

Русификация обложки: Xeksany

Пролог

Лето 1895 года

Запах всегда выдавал – сколько бы свежих цветов ни расставляли по комнате, вонь разложения все равно просачивалась наружу. Может быть, не сразу, потому что сладкий аромат роз или душистого горошка, в зависимости от сезона, проникал в ваши ноздри своим пьянящим благоуханием, но через несколько минут вы понимали, что скрытый, более приторный запах не такой уж и ароматный. И, скорее всего, вы зададитесь вопросом, какой именно цветок источает этот чересчур сладкий, тошнотворный запах.

Черная ткань, закрывающая большое декоративное зеркало над камином, подтвердит то, что вы уже и так знали. В этом доме поселилась смерть.

При дальнейшем изучении комнаты, когда оглядываешь ожидающих клиентов, один из них всегда выделяется чуть больше других. Его всегда выдают руки. Эти маленькие руки, которые когда-то имели цвет слоновой кости, теперь окрасились в лилово-черные тона. Остальная часть тела, под слоями подъюбников, платьев и плотных колготок, вероятно, стала такого же цвета – но лицо можно замаскировать, если поработать с густой, тяжелой, косметической пудрой.

Все три девушки были одеты в одинаковые длинные белые ночные рубашки. Из-под ткани выглядывали только руки, шеи и лица. Он улыбнулся тем двум, которые стояли в стороне от мертвой сестры и определенно испытывали неловкость. Не хотел бы он находится рядом с мертвым человеком и улыбаться на камеру, даже если бы это был его брат. Мертвая девушка стояла одна, возвышаясь посреди комнаты.

Он наклонил голову, чтобы посмотреть, не видна ли тяжелая черная подставка, которая удерживала разлагающееся тело в вертикальном положении, но ее хорошо скрывала ночная рубашка. Хотя веки девушки уже закрыли, кто-то нарисовал на них открытые глаза, так что казалось, будто она все еще наблюдает за ними всеми. Человеческая кукла в натуральную величину, которая, возможно, станет причиной многолетних кошмаров для ее братьев и сестер.

В противоположном углу ее мать утешала пожилая женщина. Обе они были одеты во все черное. Он прочистил горло.

– Мы можем начать?

Девушки уставились друг на друга, держась за руки. Только старшая женщина согласно кивнула.

Он установил штатив и положил на него тяжелую камеру. Пара снимков, и все будет готово. В смерти заключалось некая красота, которую он находил очень привлекательной, но никогда никому об этом не говорил. Это было бы неправильно. Его жена пришла бы в ужас от мысли, что ему нравится фотографировать трупы. Она и так ненавидела, что он зарабатывает этим на жизнь, но, если бы узнала, что ему это нравится, заставила бы его остановиться.

– Мейбл, Флора, идите и встаньте по обе стороны от своей сестры.

Ему даже стало немного жаль девочек, которые выглядели так, будто вот-вот разрыдаются. Они смотрели друг на друга и все еще держались за руки.

– Побыстрее. Если вы продолжите возиться, это займет больше времени – да что с вами обеими такое?

Мейбл выглядела самой старшей из них троих. Она умоляюще смотрела на Флору. Он сложил руки на груди и наблюдал за ними. Мейбл шагнула вперед, потянув за собой младшую девочку, которая всхлипнула.

– Пожалуйста, не заставляйте меня прикасаться к ней; она холодная и пахнет. Мне страшно – я не хочу стоять рядом с ней. Почему мы должны это делать?

Ее мать подняла глаза от своего скомканного платка, удивленная наглой вспышкой дочери. Ей не пришлось отвечать, потому что бабушка девочки подошла и ударила Флору по лицу.

– Немедленно прекрати, девочка – это твоя сестра, а не какая-то незнакомка с улицы. Это последний шанс для твоих родителей сфотографировать вас всех вместе. Сейчас ты встанешь рядом со своей сестрой и улыбнешься в камеру, прежде чем ее увезут и похоронят.

Девушка замолчала, но подняв руку, стала тереть красные следы от пальцев, появившиеся на ее бледной, идеальной коже. Она позволила Мейбл взять себя за плечи и поставить рядом с мертвым телом, затем Мейбл заняла место с другой стороны. Ни одна из них не смотрела на мертвую сестру.

Он засунул голову под покрывало, чтобы сделать снимок, но ничего хорошего из этого не вышло. Эти красные следы на щеке будут выделяться на фотографии, когда она будет проявлена, и он не мог предложить вернуться и сделать все заново. У него только один шанс сделать все правильно. Он поднял голову и пошел через комнату и обнял Флору за плечи.

– Извините, но отметина на вашем лице слишком заметна, мне нужно, чтобы вы повернулись лицом к сестре. Обещаю, я сделаю все быстро, и вам не придется долго там стоять.

Он не думал, что сможет когда-нибудь забыть взгляд девушки. Очевидно, это для нее тяжелое испытание. Наверное, она впервые столкнулась со смертью, и этот опыт, несомненно, останется с ней на всю жизнь – но ее родители ясно дали понять, когда вчера попросили его приехать. Они могли позволить себе оплатить только два снимка, поэтому он не мог допустить ошибки; эти два снимка должны выглядеть идеально.

Он осторожно повернул Флору лицом к мертвой сестре и почувствовал, как она задрожала всем телом. Затем подошел к Мейбл и повернул ее в такое же положение, так что они обе смотрели на свою сестру с тем, что, как он надеялся, можно принять за любящее внимание, а не за ужас. После он снова вернулся к фотоаппарату и спрятал свою голову под тканью. Держа в руках вспышку, сделал сначала один, потом другой снимок.

– Вот и все. Спасибо за ваше терпение, девочки. Теперь вы можете идти.

Флора поспешила прочь от покойницы, с которой несомненно делила спальню последние двенадцать лет; возможно, они даже спали в одной кровати. Как печально, что двух таких близких сестер теперь разлучила смерть. Тем не менее, не ему что-либо говорить; его работа здесь закончена. Он сложит свое оборудование и вернется к себе домой, чтобы проявить пленки. Он, конечно, оставит себе пару копии. В его коричневом кожаном альбоме собралась неплохая коллекция.

Люди умирали от всевозможных болезней, и все больше семей хотели, чтобы их близких сфотографировали перед погребением. Увлекшись фотографией в качестве хобби, он и не предполагал, что фотосъемка на память окажется таким прибыльным бизнесом.

Он собрал свои вещи и отнес их к ожидавшей его запряженной карете. Он жил слишком далеко, чтобы носить свое оборудование по городу. Бабушка проводила его до входной двери, оставив рыдающую дочь наедине с мертвой внучкой. Две другие девочки выбежали из комнаты так быстро, как только могли, как только их отпустили. Конечно, наблюдать за таким горем изо дня в день действительно грустно, но это позволило его семье вести образ жизни, о котором они могли только мечтать.

– Как скоро вы сможете принести фотографии?

– Как только они будут готовы, я лично доставлю их. Это должно занять всего два дня, но все зависит от того, насколько я буду занят завтра.

– Спасибо за ваше время, мистер Тайсон. Мы очень ценим это.

Он кивнул, затем повернулся, сбежал по последним ступенькам и забрался в ожидающую его карету. Когда она отъехала, он поднял голову и увидел двух девушек, наблюдавших за ним из окна наверху.

Лицо Флоры выглядело мокрым, несомненно, от слез, которые она наконец-то смогла пролить, а Мейбл смотрела так, словно оценивала его. Смутившись, что их заметили, Мейбл отступила назад, увлекая за собой сестру, а он смотрел прямо перед собой, делая вид, что не заметил ни одной из них.

1995 год

– Прекрасно, действительно прекрасно – вот так, держи эту позу.

Камера вспыхнула несколько раз.

– Великолепно, ты выглядишь потрясающе. Такая скромная и в то же время чертовски сексуальная. Мне очень нравится. – Хит Тайсон подошел к девушке и слегка наклонил ее голову влево. – Вот так, не двигайся, мы почти закончили. Тебе понравятся эти фотографии; клянусь, ты никогда не выглядела настолько хорошо.

Он сделал еще несколько снимков, затем опустил камеру на шею и хлопнул в ладоши.

– Браво, браво. Ты лучшая модель из всех, что у меня были. Большое спасибо за твое терпение.

Хит ушел в свою темную комнату, желая проявить пленку и добавить эти особенные фотографии в свой секретный альбом. Оставшись лежать в шезлонге, она не стала вставать и переодевать длинную, легкую льняную ночную рубашку, в которую он ее одел.

Девушка оставалась там до тех пор, пока он не приходил и не поднимал ее на самодельную тележку, на которой отвозил в морозильную камеру в гараже. Когда Хит оставался доволен своими фотографиями, он раздевал ее и клал обратно в холодную черноту большого морозильника, купленного им, у деревенского мясника, когда тот закрывался.

Захлопнув металлическую дверь, он запирал ее там до следующего раза, либо до тех пор, пока ее тело не начнет слишком сильно разлагаться, в зависимости от того, что наступит раньше. Скорее всего, разложение, потому что он не думал, что когда-нибудь устанет на нее смотреть.

В смерти есть нечто столь прекрасное, чего никогда не встретишь у живых. Ее руки уже начали чернеть, несмотря на низкую температуру. Ему хотелось знать, почему так происходит – в его коллекции викторианских траурных фотографий всегда можно было узнать умершего члена семьи по состоянию его рук.

Он пришел в восхищение, увидев впервые фотографию трех сестер, которым было не больше пятнадцати лет. Ему самому исполнилось восемь лет, когда он нашел тот фотоальбом.

Хита отправили спать, но он слышал, как отец шепчется по телефону. Он знал, что не должен подслушивать, потому что ему нельзя вставать с постели, но не мог заснуть. Он любил своего дедушку, но сегодняшний визит к нему сильно занимал его мысли.

Обычно веселый дедушка лежал в кровати в передней комнате своего дома с террасой возле оживленной центральной улицы города. Запах от него исходил довольно неприятный. Хит не знал, из-за чего, но как только вошел, ему пришлось зажать нос и стараться не дышать.

Его мать, которая отказалась войти в дом, потому что «не собирается быть там, когда он умрет», осталась дома, и в который раз Хит пожалел, что отец не оставил его с ней. Его старшему брату было все равно. Он сразу же прошел в переделанную переднюю комнату, которая теперь служила спальней, и встал рядом с дряхлым стариком, который спал.

Хит наблюдал за неглубоким вздыманием и опаданием его груди под одеялом. Хрип затрудненного дедушкиного дыхания, останется с ним навсегда. Они слышали, как их отец возится на кухне. На долю секунды он отвернулся, а когда обернулся, его брат, который только что отпраздновал свой одиннадцатый день рождения, гладил старика по волосам. Хит вздрогнул: это был не тот счастливый, веселый человек, которого он помнил. Хит отчаянно хотел, чтобы все это прекратилось. Вошел их отец, его залитое слезами лицо превратилось в маску скорби.

– Так, вы двое, идите на кухню и найдите себе что-нибудь поесть. Мне нужно позаботиться о вашем дедушке.

Брат наклонился и поцеловал его в лоб, и Хит попытался заставить себя придвинуться к старику, чтобы сделать то же самое, но не смог. Его ноги не двигались. Когда брат проходил мимо, то прошептал ему на ухо «трусишка». Отец подошел и положил руки ему на плечи, затем вытолкнул Хита из комнаты и закрыл за ним дверь. Наконец, взяв себя в руки, он пошел на кухню, где сидел его брат и ел чипсы из пачки.

– С минуты на минуту дедуля откинет копыта.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю. Подожди и увидишь.

Иногда Хиту не нравилось, что его брат такой всезнайка. Это заставляло его чувствовать себя глупым маленьким ребенком. Он достал из буфета пачку чипсов, и они оба сели на высокие табуреты у барной стойки, ожидая, когда вернется отец. Спустя, казалось, целую вечность, он наконец появился. Он плакал, его глаза покраснели. Хит никогда не видел, чтобы его отец плакал. Он подошел и обнял их, прижимая к себе.

– Ваш дедушка отправился на небеса. Вы оба можете зайти и попрощаться с ним.

На этот раз Хит хотел войти первым – ему отчаянно не терпелось посмотреть, как человек выглядит после смерти, – и опередить брата. Он спрыгнул с табурета и побежал в комнату, дверь которой стояла приоткрытой.

Первое, что он заметил, – это то, как спокойно стало в комнате после того, как прекратились ужасные звуки, которые издавал его дедушка. Хит вошел внутрь. Одеяла больше не шевелились, и он подошел ближе, чтобы посмотреть на человека на кровати.

Второе, на что он обратил внимание, – это то, насколько дедушка изменился. Кожа его выглядела желтой, но она больше не сжималась и не морщилась от боли. Она разгладилась, рот остался открытым, а вставные зубы сползли вниз. Он ожидал, что глаза будут закрыты, но они оказались слегка приоткрыты и смотрели прямо перед собой. Хит поразился тому, как прекрасно выглядит его дедушка теперь, когда умер, – насколько он помолодел. Это поражало. Неужели все умершие выглядели так?

Тут он задел ногой что-то мягкое и, посмотрев вниз, увидел там одну из подушек с кровати. Он недоумевал, как она туда попала. Раньше ее там не лежало, когда они были в комнате, а дедушка вообще не двигался. Должно быть, отец взял ее из-под головы старика, но Хит не понимал, зачем. Он взял ее в руки и почувствовал в середине теплый участок. Положив ее на стул рядом с кроватью, он ни о чем не задумался.

Лишь спустя несколько лет, прокручивая в голове ту последнюю сцену, он понял, что подушка осталась теплой в середине, потому что именно туда испустил свой последний вздох его дедушка.

Хит всегда знал, что скорбь, которую проявил его отец, сопровождалась чувством вины – но не понимал, почему, пока предсмертное признание самого отца не подтвердило его подозрения, которые он всегда имел. В то утро, все эти годы назад, именно отец оборвал жизнь деда. Он мог попасть в тюрьму, но решил, что риск того стоит.

Хит сожалел лишь о том, что у него тогда не было возможности сфотографировать, как прекрасно выглядел дедушка, прекраснее, чем когда-либо при жизни. Как будто открылась его истинная внутренняя красота, и это то, что Хит никогда не забывал. На самом деле он очень часто об этом думал. Когда большинство детей его возраста играли с солдатиками или пистолетами, он проводил все свое время, запершись в спальне и думая, как бы ему увидеть побольше мертвых людей.

В смерти заключалась определенная красота, которой нельзя достичь при жизни никакой ценой, даже с учетом количества пластических хирургов и косметических операций.

Когда ему было десять лет, он знал, что хочет стать фотографом, но у него имелся запасной план. Возможно, однажды он станет директором похоронного бюро, если его карьера фотографа не сложится, но его единственной страстью в жизни все-таки оставалась фотография.

Что он действительно желал, так это фотографировать мертвых. Хит не хотел иметь дело со скорбящими семьями, он просто хотел фотографировать их любимых, как это делал его прадед в викторианские времена. Тогда это было вполне нормально, но стоит сказать кому-нибудь сейчас, что вам нравится фотографировать мертвых, вас запрут в камере и выбросят ключ. Есть вещи, в которых нельзя признаваться, и возбуждение от трупов – почти наверняка одна из них.

Часами сидя взаперти в своей комнате, он изучал фотографии в альбоме, который они нашли, когда разбирали дом дедушки. К счастью для него, Хит находился в спальне один, когда нашел пыльный альбом в глубине шкафа, завернутый в выцветшие желтые газеты. Его брат отправился на свалку с отцом на машине, полной дедушкиных вещей.

Сначала он не понял, что именно видит, но догадался, что фотографии в альбоме какие-то странные. На мягкой обложке из коричневой кожи золотыми буквами было выгравировано «Memento Mori». Он понятия не имел, что это значит, но попытался выяснить. На этих фотографиях не нашлось никого, кого бы он знал, и выглядели они так, словно их сделали очень давно. Не желая, чтобы отец выбросил альбом при следующем посещении местной свалки, Хит сбежал вниз и засунул его в рюкзак. Он не собирался никому о нем рассказывать – даже своему брату. Если только тот не захочет помочь ему как-то найти мертвых людей, которых можно сфотографировать.

С этого фотоальбома началась его одержимость смертью, будь то в мужском или женском обличье – хотя он предпочитал женщин. Ведь они гораздо элегантнее и красивее мужчин. Теперь его извращенная одержимость смертью привела к тому, что перед ним лежала мертвая девушка.

Она была его первой и, вполне возможно, последней моделью. Слишком большой риск. До того, как все это случилось, он недолго размышлял о последствиях, но не понимал, насколько серьезно отнесутся к пропаже подростка. Хит думал, что люди решат, что она сбежала, и на этом все закончится, но реальность оказалась совсем другой.

Полиция обшарила всю деревню, окрестные поля и леса в поисках пропавшей девочки, которая направлялась в гости к своей подруге, жившей на противоположном конце деревни. Это напугало его, когда он увидел толпы жителей деревни, собравшихся со своими собаками, и множество полицейских, привлеченных для ее поисков.

Хит знал ее с тех пор, как переехал обратно в деревню, где жил в детстве. Тогда он открыл свой бизнес и сделал ее первые фотографии, когда ей было семь лет. И снимал ее каждый год, пока ей не исполнилось семнадцать. На этот раз Шэрон Сейл пришла к нему одна, попросив сделать несколько фотографий, которые она могла бы отправить в модельное агентство. Она попросила не говорить ее родителям, потому что они придут в ярость. Сказала, что заплатит, но он покачал головой, уверяя, что сделает это для нее бесплатно, если она окажет ему большую услугу, и Шэрон согласилась.

Возможно, если бы она знала, чего он хочет, убежала бы так быстро, как только могла, и никогда бы не вернулась. Он знал ее по имени, как знал всех местных детей, которых родители приводили к нему для съемки портретов.

Прошло уже две недели, и Хит счел, что теперь достаточно безопасно отвезти ее в лес за коттеджем и похоронить.

Сегодня рано утром он уже вырыл глубокую могилу. Это заняло у него несколько часов, но оно того стоило, потому что лес уже трижды обыскивали – полиция, жители деревни (включая его самого), а затем снова поисковые отряды с собаками-ищейками. Вчера полиция публично заявила, что, по их мнению, девушка покинула этот район.

Хит хотел бы оставить ее у себя навсегда, но если бы они пришли с обыском, как бы он объяснил им, что у него в морозильнике в гараже лежит мертвая девушка? Слишком рискованно. Но он был терпеливым человеком и вполне мог подождать, пока шумиха утихнет, даже если это займет пару лет, прежде чем попытаться сделать это снова.

Как бы то ни было, он уже начал собирать собственную коллекцию фотографий мертвых, но это работа в процессе – лучшие произведения искусства не создаются за один день.

Он подождет, пока представится возможность и наступит подходящий момент, чтобы сделать все заново. Хит не сомневался, что вскоре на его пороге появится еще одна девушка, страстно желающая стать моделью, и когда это произойдет, он будет готов.

Глава 1

Энни Эшворт вздохнула и повернулась на бок. Тепло позднего полуденного солнца нагревало ее кожу, и, хотя она изо всех сил старалась держаться подальше от прямых солнечных лучей, ее кожа все равно светилась теплым золотистым блеском.

Ее муж, Уилл, имел глубокий бронзовый загар, его обычно чисто выбритый подбородок покрылся темной щетиной, а темно-русые волосы значительно посветлели от солнца.

Он выглядел воплощением крепкого здоровья и счастья, но она знала другое. Уилл лежал на боку спиной к ней, и ее взгляд упал на резкий красный шрам, пересекающий его правую почку. Пройдет много времени, прежде чем шрам исчезнет, а когда это произойдет, Энни надеялась, что воспоминания уйдут вместе с ним. Ей так повезло, что Уилл все еще жив, что они оба живы.

Она содрогнулась при мысли об этом человеке, Генри Смите, и его сообщнице, Меган. Чего бы она только не отдала, чтобы посмотреть, как их тела поднимают из подвала Бекетт-Хауса в черных мешках для трупов и везут к ожидающим машинам скорой помощи. Но ей пришлось поехать с Уиллом. Его тяжело ранили, и она просто не могла не быть рядом с ним.

Джейк, ее лучший друг и коллега, остался вместе с Кэти и Кавом, их инспектором и сержантом, поскольку они оба находились в Барроу, чтобы присматривать за ними.

Первой наверх подняли Меган, потому что ее тело оказалось проще всего упаковать. Она упала со ступенек подвала в Бекетт-Хаусе вниз головой и сразу же сломала шею.

Генри, однако, получил по заслугам. То странное чудовище разорвало ему горло своими длинными острыми когтями, но не раньше, чем Энни увидела ужас на лице Генри, когда он вонзил свой нож в странное серое тело.

Джейк поведал ей, навещая в больнице, что даже патологоанатом Мэтт пришел в ужас, увидев это месиво из крови и конечностей. Никто никогда не видел ничего подобного странному существу, обитавшему в стоках под Беккет-Хаусом, и оно получило серьезные ранения от Генри, потому что кровавый след вел к огромному стоку в углу подвала – но потом оно исчезло.

Поисковые группы прибыли со специальными инфракрасными и тепловизионными камерами, но кроме кровавого следа, который внезапно прекратился в канализации, больше ничего не нашли. Энни подозревала, что чудовище ушло глубоко под землю в другое логово и либо умерло, либо впало в спячку. Ради Марты Беккет она надеялась, что оно свернулось калачиком и сдохло.

В последний раз, когда Энни разговаривала со старушкой, та собиралась залить сток бетоном, а дверь в подвал навсегда закрыть. Она рассказала Энни о длинном письме, в котором подробно описала историю дома и все, что в нем произошло. Марта отдала его своему поверенному со строгим указанием, чтобы в день, когда кто-то захочет купить Бекетт-Хаус, ему передали копию письма, чтобы человек знал все обстоятельства.

Марте стало намного легче, но Энни понимала, что дом выкупит какой-нибудь застройщик, которого ничуть не заинтересует ни письмо, ни история Бекетт-Хауса. Они превратят его в роскошные апартаменты и перейдут к следующему проекту. Энни только надеялась, что история не повторится и никто не поселится там с маленькими детьми.

Все держалось в тайне от прессы ради Марты, которая долгие годы хранила страшную тайну этого места. Когда-нибудь о случившемся в Бекетт-Хаусе можно будет снять фильм. Ведь история настолько ужасна, что никто никогда не поверит, что это может быть правдой.

Энни взяла в руки свой Киндл. Удивительно, как Уилл мог лежать здесь часами и не скучать. Поворачиваясь к ней лицом, он улыбнулся и протянул руку к ее руке, и она крепко сжала ее. Он проследил пальцами вдоль ее живота и позволил им задержаться там.

– Я подумала, ты опять спишь.

– Что значит «опять»? – Он приоткрыл один глаз и подмигнул ей: – Я просто наслаждаюсь последним днем перед тем, как нам придется вернуться в реальность. Я думал об этом, и ты же знаешь, что скоро мне придется вернуться на работу?

Она кивнула, желая, чтобы они могли остаться здесь – в коконе безопасности на этом острове навсегда, вдали от безумия, которое, казалось, регулярно овладевало их жизнями.

– Я знаю, что ты хочешь, но готов ли ты вернуться? Никто ведь не сможет отказать, если ты задержишься немного, правда? Ты чуть…

Энни не могла произнести эти слова, потому что сердце бешено колотилось каждый раз, когда она вспоминала о том, что произошло в доме у озера, где она чуть не потеряла Уилла.

– Думаю, я готов, Энни. Как бы ни любил проводить время с тобой, я становлюсь немного суетливым, беспокойным. Мне нужно заняться чем-то более интересным в своей жизни, а не притворяться, что все хорошо.

Она знала, что он чувствует – поскольку сама вынуждена на время оставить работу из-за своей беременности сроком в шесть месяцев. И ей тоже было ужасно скучно. Хотя она и радовалась, что находится вдали от любопытных глаз общественности и всяких чудаков, которые, казалось, тянулись к ней, Энни все равно нравилась служба в полиции.

– Если ты готов, то все в порядке. Я просто веду себя совершенно эгоистично, но мне нравится, когда ты рядом. Хотя, полагаю, рано или поздно ты начнешь действовать мне на нервы.

Она подмигнула ему, и он толкнул ее руку. Вскочив на ноги, Уилл наклонился и поцеловал ее в губы, затем переместился еще ниже и поцеловал ее выросший живот.

– Я думал, что уже действую тебе на нервы. Ты превратилась в ворчунью еще до того, как мы приехали в отпуск.

– Ну, может быть, немного. Ты же знаешь, я люблю личное пространство, и мне надоело ничего не делать самой. Но я простила тебя, потому что ты привез меня сюда.

– Значит, я сделал правильный выбор, решив приехать сюда?

– Да, возможно, это лучшая идея в твоей жизни, не считая женитьбы на мне. Я никогда даже не думала о Гавайях, пока ты не показал мне их в интернете. Здесь так прекрасно, именно так, как я представляла себе рай. Ты можешь представить, что живешь здесь? Это должно быть так чудесно.

Он улыбнулся, и она поняла, что ему нравится доставлять ей удовольствие, а еще Энни знала, что ей очень повезло, что они оба до сих пор живы и наслаждаются этим прекрасным отдыхом.

– Почему бы нам не искупаться, а потом пойти и подготовиться к ужину?

Энни протянула руку, чтобы он подтянул ее к себе, укрыв Киндл полотенцем.

– Я умираю с голоду.

Уилл рассмеялся:

– Забавно, но я не сомневался, что ты так скажешь. В конце концов, прошло уже около двух часов с тех пор, как ты ела в последний раз?

– Ты же знаешь, я ем за двоих. Это единственный раз, когда у меня есть повод съесть то, что я хочу, не беспокоясь.

– Ты можешь есть за троих, мне все равно. Пока ты счастлива, счастлив и я.

Они шли рука об руку к кристально-голубому океану, который мягко плескался о песок. Энни не слышала, как звонил ее телефон, который лежал на дне пляжной сумки. Если честно, она переключила его на беззвучный режим и не обращала внимания уже несколько дней.

В отличие от большинства своих друзей, она не беспокоилась о том, чтобы рассказывать всему миру на Фейсбуке, чем занимается каждую секунду дня.

Они вошли в воду, и она вскрикнула от холода. Уилл начал плескаться, а она погрузилась в воду и начала плавать, наслаждаясь резкой сменой температуры, которая охладила ее разгоряченную кожу.

Дальше по течению она увидела, что пляж полон людей, но у их отеля имелся собственный частный пляж, который никогда не бывал переполнен. Двери в их номере на первом этаже выходили на пышную зеленую лужайку с пальмами, возвышавшимися над ней и дававшими тень от постоянной жары. Кроме того, от этого номера до Тихого океана было рукой подать. Когда Уилл планировал отпуск, он все продумал, зная, что, если будет жарко, Энни не захочется далеко идти.

Ее телефон продолжал звонить на дне сумки, но, не обращая на это внимания, она поплыла к плавучей террасе для загара недалеко от берега. Прежде чем они вернутся, чтобы собраться и провести последний вечер вместе в раю, она хотела нагулять аппетит.

Глава 2

Матильда Грэм наконец набралась смелости после нескольких дней раздумий и сказала своей маме, Лизе, что идет с подругой на собеседование в отель в Боунессе. Она знала, что та будет против, потому что мать всегда все ее идеи воспринимала в штыки.

– Как смешно – ты не умеешь водить машину, Тилли. Как ты собираешься добираться до Боунесса изо дня в день и обратно? В хороший день, без пробок и плохой погоды, дорога туда и обратно занимает не менее тридцати минут.

– Это не смешно, мама. Они могут разрешить мне жить у них – а если нет, я уверена, что тетя Энни позволит остаться у нее. В ее большом доме много места, и я не буду ей мешать. Она совсем не будет против.

– Нет, она, может, и не будет против, но я бы точно возражала. Никогда не знаешь, кто постучит в ее дверь. Я не удивлюсь, если Йоркширский кровавый Потрошитель решит нанести ей визит.

И так продолжалось следующие десять минут, пока Тилли не выскочила из кухни и не убежала в свою спальню, хлопнув дверью на прощание. Они не разговаривали до конца дня, и когда Бен вернулся домой, Лиза пила уже второй бокал вина. Он вошел, посмотрел на полупустую бутылку «Шардоне» на столе и кивнул.

– Тяжелый день?

– Можно и так сказать. Твоя дочь вбила себе в голову, что хочет пойти на собеседование в какой-то отель в Боунессе, жить и работать там – ради всего святого, она даже не может навести порядок в своей спальне.

– Это не самая плохая идея, которую я когда-либо слышал, Лиза. По крайней мере, она ищет работу.

– Ты смеешься, Бен. Она сказала, что если отель не позволит ей жить у них, то она остановится у твоей Энни. Что само по себе не очень хорошая идея. Я люблю твою сестру до безумия, но за ней гоняется больше психов и серийных убийц, чем за чертовыми детективами по телевизору. Нет, это плохая идея – и ты должен пойти наверх и сказать ей об этом.

– Да, ты права насчет Энни, но она сейчас беременна, а тот человек, который ее преследовал, мертв. Насколько мы знаем, не факт, что Тилли вообще получит эту работу. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это позволить ей пойти туда и пройти собеседование. Это будет хороший опыт для нее. Если она получит работу, тогда мы обсудим, что делать дальше. Что скажешь?

– Чертовски смешно, Бен. В тот день, когда ты действительно будешь поддерживать меня и мое мнение, я, наверное, умру от шока. Делай что хочешь, но я не буду в этом участвовать. Ты можешь разрешить ей, но если случится что-то плохое, пусть это будет на твоей совести.

Она закатила глаза к потолку. Бен подошел и поцеловал жену в лоб, затем вздохнул. В последнее время он только и делал, что пытался сохранить мир между ними, но с каждым днем это становилось все труднее.

Бен поднялся наверх, чтобы поговорить с дочерью, у которой в комнате играла музыка, причем так громко, что пол вибрировал под ногами. Несомненно, это призвано заглушить шум их с Лизой ссоры. Тилли терпеть не могла, когда они ссорились, а в последнее время, похоже, это случалось очень часто. Дочь не понимала, что причиной большинства ссор становилась она сама. Он никогда не думал, что девочки-подростки могут быть настолько невыносимыми.

Он постучал в ее дверь и подождал, пока она откроет. Тилли открыла, и он прошел за ней внутрь и сел на край ее кровати.

– Боже, она велела тебе сказать «нет»?

Бен кивнул.

– Тилли, я понимаю, к чему клонит твоя мама. Она только лишь беспокоится о тебе.

– Нет, это не так. Она просто не хочет, чтобы у меня сложилась своя жизнь – она хочет, чтобы я навсегда застряла в этом дерьмовом городе и забеременела, не достигнув двадцати одного года. Ради бога, это всего лишь собеседование, возможно, я даже не получу работу.