Текст книги "Ночная гостья"

Автор книги: Хелен Брукс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Джина не заметила, как и сама заснула в чужом доме, в незнакомой комнате, после такого насыщенного неожиданностями вечера. Да только сон ее не был долог и оборвался внезапно.

Сев на постели, девушка уставилась в слабо виднеющуюся стену, не зная, как унять сумбур в голове.

Джина включила лампу на прикроватном столике, надеясь светом упорядочить неразбериху в мыслях. Она посмотрела на свои новые наручные часики, которые сняла перед тем, как легла в постель, и положила здесь же, под изящным абажуром ночника.

Стрелки на циферблате показывали полчетвертого.

В первую очередь она вспомнила про щенят.

Джина поднялась, привычным жестом пригладила пятерней спутавшиеся пряди, потерла глаза и зевнула, прикрыв рот рукой. Затем вышла из гостевой спальни, не опасаясь столкнуться с хозяином дома, поскольку была уверена, что он, будучи типичным мужчиной, раз уж принял горизонтальное положение, встанет не раньше сигнала будильника. Во всяком случае, отец ее только так и поступал, поднять же его среди ночи было настоящей проблемой, так что о крепости его сна никто из домашних никогда не пекся.

Девушка одернула огромного размера футболку, припасенную на всякий случай практичной приходящей служанкой Гарри Бридона, и отправилась проведать маленьких подопечных и покормить их.

Гарри поместил кутят в хозяйственном помещении, где отгородил для них из подручных предметов небольшой уютный вольер. На пол он настелил кипы старых газет, найденных здесь же, а поверх них растянул старый плед, хотя они долго спорили о его уместности, учитывая, что щенки справляли нужду, не сходя с места. Но, рассудив, что малышам будет уютнее с пледом, они решили оставить его и посмотреть, что будет. Для последующих кормежек они придумали приспособить соусник с узким носиком и заполнили его молоком.

– Ну что, малюточки? Голодные? – спросила она осторожным шепотом четырех крох, которые слабо пошевеливались в углу вольера.

Когда Джина включила свет, бедолаги стали слабенько попискивать, каждый на свой голосок.

Присев возле них на корточки, она поднесла фарфоровый носик соусника с молочной капелькой на самом кончике к одной подслеповатой мордашке. Мордашка оживленно запыхтела, растолкав лапами полусонных собратьев.

– Не создавай беспорядка, – велела ему кормилица, – вы и без того тут здорово наворотили, – кивнула она в сторону вороха перепачканных газет. – Скучаете по мамочке? Ох, что бы с вами было, не подбери вас Гарри.

– Без десяти минут четыре! – сипло и недовольно объявил голос у нее за спиной.

Джина обернулась в сторону дверного проема.

– Я знаю, – тихо сказала она, откинув с лица волосы. – Я также знаю и то, что маленьких следует кормить чаще взрослых, чем я в данный момент и занимаюсь.

– Вижу, – все с тем же недовольством буркнул хозяин дома.

– Не думала, что тебя так просто разбудить.

– Ты меня не разбудила, я сам проснулся, поскольку намеревался сделать то же самое.

– Покормить щенков? – уточнила Джина.

– А что же еще… – Гарри приблизился к ней и подопечным и, сонно моргая, присел возле них на корточки, наблюдая за кормлением. Малыши сосредоточили на себе все его внимание, поэтому он только раз взглянул на Джину с тем, чтобы снова повернуться к копошащейся четверке, но вдруг снова посмотрел на Джину.

– У тебя веснушки?

– Да, – ответила она. – А что тебя так удивило?

– Раньше я их у тебя не замечал.

– Тональный крем… Разумеется, я его смываю на ночь… – пояснила девушка.

– Забавно. С веснушками ты выглядишь совершенно иначе.

– Не напоминай, – шутливо фыркнула она.

– Тебе не нравятся твои веснушки? – изумился Гарри. – Мне – так наоборот. Они очаровательны… Твои глаза смотрятся еще синее. Червонная масть тебе очень к лицу.

– За эту червонную масть, как ты говоришь, меня вечно дразнили в детстве, да и в юности тоже.

– Как именно? – заинтересовался Гарри.

– Морковная макушка, – ответила Джина. – А в университете – Рыжик и Тицианова дева.

– В сущности, не дурные у тебя были прозвища. Я в свое время школьником и студентом знавал клички и похуже… Обычно у рыжих глаза смотрятся чуть подслеповато, но у тебя ресницы густые и темные и брови не кажутся блеклыми.

– Прекрати меня анализировать, – отвернулась она.

– Ты что же, стесняешься? Рыжие всегда считаются бойкими девчонками, которых не так-то просто смутить.

– Все рыжие разные, – коротко заключила она.

– С этим не поспоришь, – согласился Гарри. – А твои, кажется, уже наелись. Укладывай их спать. – Он взялся переложить подкидышей с ее коленей, куда они до этого перекочевали к теплу и ласке, обратно в вольер. – А вот я наоборот чувствую себя жутко голодным… Будешь чай с тостами?

– Странное время для чая, ты не находишь? – хмыкнула она.

– Я не часто встаю в этот час среди ночи. Но если это происходит, мне всенепременно нужно перекусить, чтобы уснуть вновь, – пояснил он.

– Тогда я с удовольствием составлю тебе компанию, – отозвалась Джина. – Я приду, когда они уснут.

– Только не балуй. Не следует их слишком приучать к ласкам, – строго предупредил ее Гарри.

– Все малыши заслуживают быть обласканными, – сказала она, пощекотав грудку одного крохи.

– Своих ты тоже намерена баловать? – сурово спросил он.

– Детей? Да, вне всякого сомнения. Но не для того, чтобы они выросли избалованными, а чтобы не чувствовали себя брошенными и одинокими. И тем более, если ребенок напуган или расстроен, родитель просто обязан обнять его и приласкать.

Скривив лицо, Гарри удалился, а Джина осталась тешить полусонных малышей. И ей самой так это нравилось, что она смогла себя остановить, лишь когда ее босые ноги окончательно замерзли.

Девушка поспешила в гостиную, где ее уже дожидался хозяин дома с горячими тостами и чаем. Она тотчас прыгнула на диван и плотно обернулась теплым пледом^-.

– Ничего, что я так бесцеремонно? – весело спросила она хозяина.

– Чувствуй себя как дома, – ответил он, разливая по чашкам чай.

Джина с наслаждением глотнула горячий ароматный напиток, зажмурившись от удовольствия. Она и впрямь почувствовала себя дома.

Уютно, привычно, уверенно. А когда открыла глаза, увидела улыбающееся лицо Гарри.

– Щенки без ума от тебя, – сказал он неожиданно. – Везунчики.

– Почему ты так думаешь?

– Видел я, как ты с ними нянчишься.

– А с ними по-другому и невозможно, они такие неженки.

– Неженки-то неженки, но они слишком усложняют жизнь. Тебе так не кажется? – серьезно спросил ее Гарри.

– Это оборотная сторона любой радости, любых отношений, – рассудила Джина.

– Отношений, которых ты сознательно избегаешь, – вставил Гарри.

– Мы говорили на эту тему весь вечер. Все, что я могла сказать на сей счет, будь уверен, уже сказала. Не начинай заново, Гарри, – сдержанно попросила его Джина.

Допив чай в полном молчании, она поставила чашку на кофейный столик и поднялась с дивана.

– Уже? – поднял на нее изумленные глаза Гарри.

– Да, пойду одеваться. Вызову такси и поеду домой. Щенки сыты. В приют ты доставишь их и без моей помощи.

– Мы попрощаемся и ты уедешь? – недоумевая, спросил он.

– Да… А как же?

– Уедешь из Йоркшира? – уточнил Гарри.

– И этот вопрос мы тоже уже обсудили, – напомнила она.

– Ты действительно этого хочешь?

– Гарри, прошу тебя…

– Ты объяснила мне только то, почему тебе приходится ехать в Лондон. Но я так и не услышал в твоих словах горячего желания уезжать.

– В моем случае необходимость, возможность и желание удачно совпали. А радости в моих словах ты не расслышал по той простой причине, что я просто устала и мысли мои заняты сборами, – терпеливо разъяснила она.

– Не верю я тебе, Джина, – безапелляционно возразил Гарри и резко добавил: – Не верю ни единому твоему слову, когда ты так спокойно говоришь об отъезде. Я слышу только доводы безысходности. В твоей аргументации столько здравого смысла и ни капли истинного рвения, которое должно сопутствовать столь серьезным переменам. Я докопаюсь до истинных причин твоего поступка, – предупредил он.

– Поступай как знаешь, – спокойно произнесла она. – А я буду делать, как мне велит мое сердце.

– Я с каждой минутой все более и более убеждаюсь, что ты будешь несчастна в Лондоне, – подытожил Гарри.

– А я понимаю все эти наши разговоры так, что ты, преследуя какие-то цели, стараешься меня в этом уверить, – шутливо заметила Джина. – А это не вполне по-дружески, особенно учитывая, что ты сам пытался уверить меня в том, что мы не просто бывшие коллеги, но и друзья.

– Значит, ты предпочитаешь друзей, которые безоговорочно поддерживают тебя во всех твоих безумствах? – нахмурился Гарри.

– Если оглядываться на мою жизнь, то не так уж много в ней было этих самых безумств… А жаль, – насмешливо проговорила Джина. – В твоем-то прошлом, насколько я могу судить, безумств было предостаточно.

– Это точно, – согласился Гарри.

– И если бы не проблемы со здоровьем у твоего отца, они бы продолжались и по сию пору, – предположила она.

– Не исключено.

– Поэтому не стоит тебе так уж рьяно радеть за мое благополучие. Нас свели обстоятельства, которых могло и не быть. И ты мне не друг, не доверенное лицо. Ты – сын моего начальника.

– Бывшего начальника, – уточнил Гарри.

– Вот именно, бывшего… И ты отличный, насколько я могла заметить, профессионал, приятный в общении человек, чрезвычайно привлекательный мужчина…

– Очень приятно слышать это из твоих уст, – очень серьезно отозвался он.

– …но нас ровным счетом ничего не связывает, – договорила Джина.

– Я был уверен, что последует какое-нибудь «но», – удрученно произнес Гарри.

– Что делать, так всегда бывает, – пожала плечами она.

– Не всегда. Иногда достаточно сосредоточиться на положительных моментах, чтобы не замечать несущественные заковырки… Ты сказала, что я привлекательный мужчина. Ты основываешь этот вывод на распространенном мнении или же вложила свое собственное отношение? – въедливо поинтересовался Гарри.

– И то и другое, – неопределенно ответила Джина.

– Ты мне прямо ответь, нравлюсь я тебе как мужчина?

– И как мужчина тоже.

– Что это значит? – допытывался он.

– И как мужчина, и как человек, и как коллега… Мне было очень приятно работать с тобой весь этот год, – сказала она.

– Я думал, этап дежурной вежливости в наших отношениях мы уже миновали, – недовольно поморщился он.

– А чего ты от меня хочешь, Гарри? Откровенных признаний? В чем? – прямо спросила его Джина.

– Я не самовлюбленный болван, который жаждет женского обожания, как ты могла обо мне подумать! – раздраженно бросил Гарри.

– Но я никогда этого не говорила. Я отношусь к тебе с искренним уважением.

– Знаешь, Джина, в офисе ты всем всегда казалась холодной и неприступной женщиной. Ты принципиально обходила в разговорах тему личной жизни, никогда не нагружала других своими проблемами и заботами. Мой отец обожает тебя не только за твой высокий профессионализм, но, в первую очередь, за глубокий ум и ровный характер. Сколько я тебя помню, ты никогда не позволяла себе эмоциональных вспышек, даже когда имела на это формальное право. Ты имеешь необыкновенную способность улаживать все конфликты еще на стадии их возникновения. И я знаю людей, которые считают тебя фанатичной труженицей, отказывая тебе во всевозможных женских слабостях. Я бы не рискнул рассказать тебе о своем браке с Анной, если бы не был убежден в обратном. Мне кажется, ты настолько цельный человек, что не нуждаешься в общественном одобрении своего образа жизни. И женская чувственность твоя не подавлена, как считают многие. Она в самом развитии. Но ты отличаешься от прочих женщин, которых я знаю, тем, что тебе нужно много больше, чем им, для того, чтобы открыть себя другому человеку. Я прав?

– Ты наговорил мне столько приятностей, дал столько лестных характеристик, что мне сложно с тобой не согласиться, – рассмеялась Джина. – Меня и впрямь все в офисе считали сухарем? – спросила она.

– Все, кроме отца и меня, – ответил Гарри.

– И какие же у вас были основания думать иначе?

– Чутье, – коротко объявил мужчина.

– А если ты ошибаешься, и я именно тот сухарь, какой меня все видят? – осведомилась она.

– Я не ошибаюсь. Не забывай, я видел тебя в одной футболке на полу подсобки, кормящей щенят, – многозначительно произнес хозяин дома.

– Даже если ты прав, Гарри, я уезжаю в Лондон, где в понедельник утром пойду на новую работу. А нынешнюю свою квартиру я должна освободить к вечеру субботы. Гарри, все уже решено.

– Жилье – это не проблема, Джина. Ты могла бы пожить у родителей или у меня в комнате для гостей, пока не подберешь себе что-то подходящее, – предложил он.

– Гарри, ты словно бы меня и не слышал вовсе! – изумленно воскликнула Джина, всплеснув руками. – К чему все эти уговоры, можешь ты мне сказать?!

– Знаешь, Джина, я ведь не спал всю эту ночь, поэтому слышал, как ты сошла на кухню…

– Мне очень жаль…

– А знаешь почему? – спросил он.

– Ну говори же, я слушаю.

– Ты мне нравишься. И нравишься не как человек или как коллега… Хотя не без этого. Ты необычная женщина. Ты и сама знаешь про себя, что красива. Но я сейчас говорю не об этом. Красавиц много… Но есть в тебе что-то исключительное, завораживающее, что понимаешь далеко не сразу. С одной стороны – ты прямолинейна и решительна. И в то же самое время, как бы чистосердечна ты ни была, никогда не знаешь, что у тебя на уме, что ты скрываешь…

– Ничего я не скрываю, – тотчас возразила ему Джина.

– Неправда. Ты никого не допускаешь в ту область, которая касается твоих сокровенных чувств. А мне бы так хотелось узнать, что творится в твоей душе.

– И поэтому ты не хочешь, чтобы я уезжала в Лондон, где меня ждет престижная и высокооплачиваемая работа, круг университетских друзей, новая интересная жизнь… Ты эгоист, Гарри.

– Да, я эгоист, и поэтому не хочу, чтобы ты уехала прежде, чем я успею узнать тебя ближе, – откровенно признался Гарри, проведя рукой по ее густым рыжим волосам.

Джина вздохнула, насупившись, и недовольно покачала головой.

– Гарри, связь на одну ночь меня не интересует.

– Одной ночи и мне будет мало, – кивнул он.

– А сколько ночей для Гарри Бридона в самый раз? – резко осведомилась она.

– Я никогда не загадываю на далекую перспективу, – легкомысленно отмахнулся он.

– А я предпочитаю заранее побеспокоиться о своем будущем. Поэтому и считаю нужным ехать в Лондон именно теперь.

– Ты не понимаешь меня? – спросил Гарри.

– Я все отлично поняла и еще раз убедилась в том, что не имею права передумать… Ты предлагаешь мне секс. Правильно?

– Зачем так упрощать? Я бы никогда не посмел предложить тебе просто секс. Я надеюсь, что общение со мной ты тоже найдешь увлекательным.

– Гарри, тебе уже принадлежит девяносто девять процентов всех женщин твоего окружения. Но тебе, оказывается, этого мало.

– Одному мужчине ты позволяешь опрокинуть свою жизнь с ног на голову, а мне не позволено даже выразить свое отношение, – не без обиды отозвался он.

– Когда Анна хитростью пыталась удержать тебя, ее попытки вызывали в тебе отвращение, – деликатно напомнила ему Джина.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Гарри заметна напрягся после ее слов и отстранился. Девушка моментально пожалела о сказанном. Но было поздно. Боясь испытать обиду, она сама невольно причинила ее любимому человеку.

Джина уже давно поняла, что влюблена в Гарри, а теперь знала это наверняка. И пока это чувство ничем ей не угрожало, она надеялась, что со временем все развеется. Но когда осознала, что увязает в своей любви, приняла решение вырваться из омута неизреченного чувства. Джина восхищалась Гарри, она обожала в нем именно те черты, которые в большой концентрации определяли его главные недостатки: легковесность, непостоянство, влюбчивость. Ее очаровывал его веселый нрав, непринужденность в общении, остроумие, предприимчивость, естественная обходительность, полудетская беспечность, добродушие, отходчивость. И в этих же его свойствах она видела главную опасность для себя.

– Прости, – проговорила Джина. – Я имела в виду совсем другое. Я вообще не считаю возможным сравнивать эти обстоятельства. Мне не в чем тебя упрекнуть, Гарри.

Но ее слова не возымели действия. Гарри Бридона не так просто было оскорбить, но ей, похоже, это удалось. Джина внутренне сокрушалась о неудачно высказанной мысли.

– Спасибо, что дала мне возможность взглянуть на собственные поступки с другой стороны, – холодно произнес он.

Джина на мгновение замерла. Она пыталась сообразить, для чего ей так хочется разуверить этого мужчину, вернуть себе его расположение, утраченное одной необдуманно брошенной фразой. Не правильнее ли оставить Гарри с мыслью, что между ними не может быть никаких отношений?

Она виновато опустила глаза. Ей самой было горько до слез. У нее не было привычки походя ранить чувства людей. Наоборот, она всегда боялась причинить кому-либо боль.

– Гарри, прости меня. К моим мыслям и чувствам это высказывание не имело никакого отношения. Я лишь надеялась пресечь все эти уговоры. Ты должен понять, что мне непросто было решиться на переезд. И теперь любая мелочь способна сбить меня с этого курса. Ты не должен меня останавливать. И в первую очередь по причине, которую я ни в коем случае не могу тебе назвать, – сокрушенно бормотала Джина, надеясь быть наконец услышанной, даже позволяя ему распознать смысл невысказанного в дрожи голоса. – Гарри, у меня в душе сейчас такое смятение. Я лишь надеюсь, что когда-нибудь смогу вновь стать хозяйкой собственного сердца. Если же ты склонишь меня стать твоей сейчас или в другой раз, этого никогда не произойдет, а лишь сделает меня самой несчастной женщиной в мире.

– Я не делаю своих женщин несчастными, Джина, – неловко попытался заверить ее Гарри, смягчившись.

– Прекрати! Разве ты не понимаешь, о чем я тебе говорю?! – в отчаянии воскликнула она.

– Это из-за того мужчины, к которому ты неравнодушна? – осторожно предположил Гарри.

– Да, – обреченно кивнула Джина.

– Ты так его любишь?

– К сожалению.

– Ты решаешься его оставить, но при этом надеешься сохранить верность этой любви?!

– Не удивлюсь, если тебе это кажется нелепым, – беспомощно прошептала девушка, не имея слов ни подтвердить, ни опровергнуть его слова.

– Ты восхитительная женщина! – восторженно подытожил Гарри.

– А ты вновь и вновь ошибаешься на мой счет, – проговорила она, слабо улыбнувшись.

– Прости меня за эту глупую настойчивость, – сказал Гарри.

– И ты меня прости.

– Джина, дорогая, хочу, чтобы ты знала: если тебе понадобится с кем-то поговорить, если потребуется дружеская поддержка, помни, я в любой момент к твоим услугам. Ты знаешь, где меня найти, у тебя есть мой телефон. Я почту за честь.

Гарри крепко обнял девушку и нежно погладил по спине. Джина с дрожью почувствовала, как его теплые губы дотронулись до ее щеки. Она вскинула руки ему на плечи, осязая щетинистость твердого подбородка. Они задержались в этой трогательной позе на некоторое время, а когда разняли взаимные объятья, посмотрели друг на друга с улыбкой облегчения.

Теперь между ними все было сказано.

Было около пяти утра, когда Джина, слабо улыбаясь, поднялась с дивана и удалилась в комнату для гостей. Она неторопливо поднялась по ступенькам лестницы, ведущей наверх, и исчезла за дверью комнаты.

Гарри искренне признал, что она отлична от других, но так же, как и прочим своим женщинам, он смог предложить ей только одно – недолгую интимную связь. Сердце Джины заходилось от боли…

Оскорбительное, отвратительное, нелепое предложение. Ей, которая с такой нежностью хранит в себе эту странную и пугающую любовь.

Столько месяцев этот самодовольный тип обрекал ее на томительное сокрытие любви и наконец вынудил порвать с привычной жизнью и спасаться бегством. Она почти призналась ему в своих чувствах, а он не удосужился ее услышать, угадать в осторожных словах опрометчивое чувство.

И как он мог рассчитывать на то, что она, именно она, такая непохожая на всех, ответит ему согласием? И не слишком ли легко он принял отказ, обнявшись с ней под конец как с товарищем?

Ей было больно и обидно.

Джина опустилась на постель и свернулась калачиком.

Она недоумевала, как могла полюбить такого ветреника. Но от ясности понимания их трагических различий ее любовь лишь пуще разгоралась. Будь она безрассуднее, то непременно внушила бы себе, что сможет изменить его. Но у Джины такой надежды не было. Оставалось страдать молча.

Для Гарри ее отказ – не беда. Он попытался, она не поддалась, они уладили это недоразумение к видимому удовольствию друг друга. Теперь Гарри просто забудет о постигшей его неудаче, стоит ей покинуть пределы графства, и сосредоточит всю свою энергию на покорении очередного женского сердца, жаждущего оказаться разбитым.