Текст книги "Злой волк"

Автор книги: Heлe Нойхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Наконец она решила отнести пакеты с покупками в машину и продолжить поиски. По дороге к паркингу она подумала о том, чтобы подключить к розыску коллег из полицейского наряда. Если к людям обращаются полицейские в униформе, то они большей частью воспринимают их более серьезно, чем вспотевшую, паникующую женщину.

Что она скажет Кристофу? Она не может ехать домой без девочки. Она достала из сумки ключи от машины, подняла глаза и изумилась. У заднего колеса ее автомобиля, согнувшись, сидела Лилли, обхватив руками колени.

– Пия! – воскликнула она и вскочила. – Где ты была так долго?

У Пии с грохотом свалилась с сердца вся Северная стена Айгера[16]16
  Северный склон вершины Айгер в Швейцарских Альпах.


[Закрыть]. Ее колени неожиданно обмякли, и от облегчения она начала тихонько подвывать. Она бросила сумку, пакет и ключи от автомобиля и заключила девочку в объятия.

– Господи, Лилли! Как ты меня напугала, – прошептала она. – Я тебя искала по всему торговому центру!

– Мне нужно было срочно в туалет, – Лилли обвила ручонками шею Пии и прижалась к ней своей щекой. – А потом я не могла тебя найти. Я… я подумала, что ты… ты разозлилась и уехала без меня…

Малышка тоже зарыдала.

– Ах, Лилли, милая, я бы никогда этого не сделала. – Пия гладила ее по волосам, покачивая в руках. Больше она ее от себя не отпустит. – А что ты скажешь, если мы сначала съедим мороженое, чтобы оправиться от страха, а потом пойдем покупать тебе платье, а?

– О, да. – Сквозь слезы на лице девочки просияла улыбка. – Я скажу, что это замечательно.

– Тогда пошли. – Пия встала.

Лилли крепко держала ее за руку.

– Я тебя тоже больше никогда не отпущу.

Через четверть часа с разбирательством было покончено. Попытка Бенке дискредитировать своего бывшего шефа завершилась плачевно. С помощью имеющихся протоколов и отчетов Боденштайн сумел убедительно доказать, что он основательно занимался вопросом, касающимся трех подозреваемых по делу нанесения опасных телесных повреждений Фридхельму Дёрингу в 2005 году, после чего расследование было прекращено за недостаточностью улик.

Комиссия в составе трех представителей отдела по внутренним расследованиям была удовлетворена, и Боденштайн вместе с доктором Николя Энгель были отпущены. Бенке сидел тут же с красным лицом и кипел от злости, как пароварка. Боденштайн не удивился бы, если бы из его ушей неожиданно вырвался громкий свист.

Пока Николя Энгель разговаривала с координатором бюро президиума, которому подчинялся отдел внутренних расследований, Боденштайн ждал в коридоре, улучив момент, чтобы проверить звонки на своем айфоне. Никаких важных сообщений не было. Он был рад, что дело завершилось так быстро: ему не улыбалось опаздывать на встречу с нотариусом. С обанкротившимся владельцем второй половины дома в Руппертсхайне он на прошлой неделе договорился и накануне получил добро от сберегательной кассы на финансирование. Инка сразу связалась со строительными фирмами, с которыми договорилась о возобновлении работ в середине июля. Осознание того, что он самое позднее через полгода вновь будет жить в собственных стенах и закончится период, когда он снимал жилье у своих родителей, давало Боденштайну настоящий стимул к новой жизни. После двух долгих мрачных лет отсутствия ориентиров он обрел ощущение того, что наконец вновь стоит у руля и сам может определять направление, в котором потечет его жизнь. У многих мужчин, которым стукнуло пятьдесят, наступает кризис среднего возраста, у него это случилось на год раньше. Пока он ждал советника криминальной полиции, он думал о мебели, которую купит, и об оформлении сада. Насколько болезненным будет освобождение от мебели дома, который они строили вместе с Козимой и обживали в течение двадцати пяти лет?

– Боденштайн!

Он обернулся. Навстречу ему шел Франк Бенке. С трудом подавляемая ярость вспыхнула в его глазах, и на какое-то мгновение Боденштайна пронзила сумасшедшая мысль, что Бенке вытащит сейчас оружие и уложит его прямо здесь, в коридоре Управления уголовной полиции, только чтобы освободиться от своей застоявшейся злобы.

– Я не знаю, что вы здесь опять накрутили, – прошипел он, – но я это выясню. – Вы все здесь заодно.

Боденштайн пристально посмотрел на своего когда-то ближайшего коллегу. Он не испытывал ни злорадства от тщетных попыток того уличить его в проступках, ни антипатии к нему. Бенке вызывал лишь сожаление. В его жизни что-то основательно пошло не так. Связанная с этим озлобленность его разъедала, а чувство неполноценности и желание мести определяли все его мышление. Боденштайн довольно долго защищал молодого коллегу и вопреки правилам этикета проявлял по отношению к нему бо́льшую снисходительность, нежели к другим членам команды. Это продолжалось слишком долго. Бенке не внимал предостережениям и в конце концов зашел так далеко, что Боденштайн вынужден был от него дистанцироваться, чтобы не оказаться втянутым в водоворот событий.

– Франк, теперь уж смиритесь с этим, – сказал Боденштайн миролюбивым тоном. – Я со своей стороны готов все сейчас же забыть и не держать на вас зла.

– Ах, как благородно! – Бенке зло засмеялся. – Плевать я хотел, держите вы на меня зло или нет. Как только Кирххоф пришла в нашу команду, вы отшвырнули меня, как ненужную вещь. Я это не забуду. Никогда. С того дня я стал сотрудником второго сорта. И я точно знаю, что Кирххоф и Фахингер постоянно клеветали на меня. Эти идиотки сделали из меня посмешище! И вы этому потворствовали.

Боденштайн с удивлением поднял брови.

– Успокойтесь, – сказал он в ответ. – Я не допущу, чтобы вы в таком тоне говорили о коллегах. Все это совершенно не так.

– Конечно, так! – перебил его Бенке, и Боденштайн понял, насколько велика и болезненна была ревность Бенке. – Вы всегда находились под пятой у баб. Ваша жена наставляла вам рога, и… – Он сделал театральную паузу, скрестил руки на груди и злобно ухмыльнулся, – …и я, между прочим, точно знаю, что вы спали с Энгель.

– Это правда, – раздался голос у него за спиной. Николя Энгель улыбалась холодно и очень сдержанно. – И даже не раз, господин коллега. Ведь мы были обручены. Примерно лет тридцать назад.

Боденштайн видел, как растерялся Бенке, в отчаянии понимая, что на его глазах как дым рассеялся и этот мнимый триумф.

Николя Энгель ближе подошла к нему, и он отшатнулся от нее. Рефлекторный жест подчинения, который его еще больше разозлил.

– Я надеюсь, что вы осознаете, что, работая здесь, вы получили последний шанс на службу в полиции только благодаря моему ходатайству, – сказала она тихим голосом, тембр которого был, однако, острее бритвы. – В дальнейшем вам не следует руководствоваться в работе личными мотивами, иначе в скором времени вам придется вытирать доски в полицейской школе. Я только что говорила с вашим начальником и заверила его, что мы с коллегой Боденштайном не намерены больше вообще касаться всего этого неприятного дела. Я уже в третий или четвертый раз спасла вашу шкуру, Бенке. И, таким образом, мы с вами окончательно квиты. Я думаю, мы с вами поняли друг друга.

Франк Бенке, сжав зубы, проглотил слюну и неохотно кивнул. Враждебность в его светлых глазах была убийственной. Не говоря ни слова, он повернулся и пошел прочь.

– С этим типом еще будут неприятности, – мрачно пообещала Николя Энгель. – Это бомба замедленного действия.

– Мне не следовало бы покрывать его так долго, – сказал Боденштайн. – Это было моей ошибкой. Вообще-то ему надо было тогда пройти лечение.

Николя Энгель подняла брови и покачала головой.

– Нет, ошибкой было то, что он тогда выжил после попытки суицида.

Холодность, с которой она это сказала, потрясла Боденштайна. И одновременно ему опять стало ясно, почему она сделала такую стремительную карьеру, а он нет: она не знала, что такое угрызения совести. Без сомнений, доктор Николя Энгель имела все задатки для того, чтобы дойти до самых верхов.

С тех пор как Флориан уехал, Эмма чувствовала себя ранимой и незащищенной. Доказательство его неверности и его упорное молчание в ответ на ее упреки и вопросы недвусмысленно убеждали ее в том, что в глубине своей души она в действительности никогда не была в нем уверена. Она не могла на него положиться, и это удручало ее больше всего, даже больше, чем сам факт его измены.

Центр Кёнигштайна был переполнен. Эмме пришлось ехать до самого Люксембургского замка, чтобы найти парковочное место. Может быть, она не воспринимала бы все это так болезненно, если бы не ее беременность на последних месяцах. Но, возможно, все и не зашло бы так далеко, если бы она не выглядела, как морж. Она боролась со слезами, когда шла через игровую площадку и через курортный парк в направлении пешеходной зоны. Она надеялась, что не встретит никого из знакомых. Ей ни с кем не хотелось говорить, вести эти пустые разговоры ни о чем. Люди ждут от беременных душевной радости от предвкушения появления на свет малыша, а не слез.

Эмма забрала в книжном магазине три книги, которые заказывала, зашла в соседнее кафе «Крайнер» и уселась за последний свободный столик под маркизой. Она обливалась потом, а ноги ее отекли до такой степени, что, казалось, они в любой момент могут лопнуть. Несмотря на это, она заказала шоколадное мороженое со взбитыми сливками. Она больше не придавала этому значения.

Что будет дальше? Чуть больше чем через две недели родится малыш, и она будет жить с двумя маленькими детьми у родителей своего мужа, не имея ни дома, ни мужа, ни денег. Эта неизвестность в последнее время лишала ее ночами сна и висела над ней, как грозная тень. Но еще хуже было то, что Флориан будет забирать Луизу на выходные. Она думала, что он с радостью освободится от семьи, но, к ее удивлению, он стал настаивать на своем праве забирать дочку к себе на выходные каждую вторую неделю. Эмме было не по себе при одной мысли об этом, но она, внутренне сопротивляясь, согласилась, когда он это предложил. Может быть, ей следовало отказаться от своего первоначального согласия? Ведь она не знала, куда он будет ходить с девочкой. Он якобы жил в какой-то гостинице. Вряд ли это было подходящее место для пятилетнего ребенка, с которым к тому же были серьезные проблемы.

Эмма понемногу ела шоколадное мороженое. Люди мелькали мимо нее, смеялись, были беззаботны и веселы. Неужели у нее одной проблемы?

Никто не знал, что произошло между ней и Флорианом. Для других все было так же, как в тех случаях, когда Флориан уезжал куда-нибудь и отсутствовал неделями и даже месяцами. Эмма рассказывала свекрови и свекру что-то о поездке, в которую он отправился с докладами, и они приняли эту ложь, не задавая никаких вопросов. Но самое позднее сегодня, когда Флориан будет забирать Луизу, она должна сказать правду.

– Привет, Эмма.

Она испуганно вздрогнула и подняла глаза. Перед ней стояла Сара, нагруженная пакетами с покупками.

– Извини, что напугала тебя. – Подруга поставила сумку и пакеты у стола. – Я присяду на минуту?

– Привет, Сара. Да, конечно.

– Жарко сегодня, уф! Здорово!

Саре жара не мешала, даже при сорока градусах в тени она не потела. Сводная сестра Флориана была хрупкой куколкой с большими черными, широко раскрытыми глазами и тонкими чертами лица. Ее блестящие черные волосы, как обычно, были заплетены в толстую косу. На ней было зеленое, цвета липы, летнее платье без рукавов и замшевые туфли с вырезанным мыском в тон платья, составлявшие яркий контраст с ее бархатистой, бронзового оттенка кожей, унаследованной от предков индийского происхождения. Эмма страшно завидовала фигуре, для поддержания которой Саре не требовалось ни голодать, ни заниматься спортом.

– Ты выглядишь какой-то несчастной, – Сара положила ладонь на руку Эммы. – Что-нибудь случилось?

Эмма вздохнула и пожала плечами.

– Что тебя тяготит? – продолжала допытываться Сара.

Эмма открыла рот для спонтанного ответа. «Ничего, – хотела сказать она. – У меня все хорошо».

– Что-нибудь с Флорианом?

У Сары иногда проявлялись прямо-таки невероятные способности ясновидящей. Эмма закусила губы. Она была дисциплинированным, прагматичным человеком и не принадлежала к той категории женщин, которые плачутся и жалуются своим подругам. С детских лет она привыкла решать свои проблемы самостоятельно. Ей всегда было тяжело об этом говорить. Она вытесняла свои волнения беспрестанной деятельностью и, в принципе, неплохо справлялась.

Неожиданно она слишком надолго задумалась. И это было неловко.

– Ты можешь об этом со мной поговорить. – Голос Сары звучал мягко. – Ты же знаешь. Иногда помогает, если ты просто расскажешь о том, что тебя мучает.

Говорить, говорить, говорить! Именно этого Эмма не хотела.

– Флориан мне изменяет, – прошептала она наконец.

Внезапно у нее на глазах выступили слезы.

– У нас не было близости с ноября прошлого года! – вырвалось у нее. – Раньше у нас был секс минимум три раза в неделю, а сейчас… если я до него дотрагиваюсь, он прямо-таки цепенеет.

Она вытерла слезы, но они опять потекли по лицу, как будто внутри прорвало дамбу.

– Я думаю, что он, в конце концов, тоже способствовал тому, что я так выгляжу! Мне кажется, что он как будто хотел меня наказать! Черт возьми, я ненавижу свою беременность! И ни капли не рада будущему ребенку!

– Эмма! – Сара наклонилась вперед и взяла ее руки. – Ты не должна так говорить! Ребенок, новый человек, – это самое прекрасное на свете! Это величайшая привилегия, которая дана нам, женщинам. Конечно, это тяжело и болезненно, и нам приходится приносить большие жертвы, но это ведь все забывается, как только ребенок рождается. Многие мужчины становятся неосознанно ревнивыми, многие даже испытывают страх перед своей партнершей и ребенком, который развивается в ее животе. Их поведение в таких случаях тоже часто бывает неадекватным, но и это проходит. Поверь мне. Ты должна быть немного снисходительнее к своему мужу. Он обижает тебя ненамеренно.

Эмма недоверчиво посмотрела на свою подругу.

– Ты считаешь нормальным то, как Флориан себя ведет? – прошептала она. – Две недели назад я нашла в его джинсах упаковку презервативов, и он мне это никак не смог объяснить! Он ничего не сказал, когда я спросила его о другой женщине. Вместо этого он собрал вещи и ушел в какую-то… какую-то гостиницу во Франкфурте! У меня создалось впечатление, что он был по-настоящему рад, что может отсюда уйти. От меня и от своих родителей! При этом он тогда предложил, чтобы я жила здесь, пока не появится ребенок!

Сара молча слушала.

– Кто знает, что он делал и как часто мне изменял, если он неделями один жил в каком-нибудь палаточном лагере! – воскликнула Эмма. – Ах, черт подери, я больше не могу все это выносить!

Она сбросила руки Сары. Перед ее глазами мелькали черные точки, и у нее кружилась голова. Во время жары ее сердечно-сосудистая система давала серьезные сбои. Ребенок проснулся, она чувствовала, как он пинал ее ножками. Разом у нее появилось ощущение, будто она носит в своем животе нежеланное инородное тело.

– Я совершенно одна! – всхлипнула она в отчаянии. – Куда я дену Луизу, когда лягу в роддом? Что мне делать дальше? Куда я пойду с двумя детьми без денег?

Сара погладила Эмму по руке.

– Тебе ведь хорошо у нас, – сказала она сочувственно. – Ты будешь рожать в нашем роддоме. Луиза будет у Ренаты, Корины или у меня и сможет к тебе приходить в любое время. И если все пройдет гладко, ты на следующий день будешь уже дома.

Об этом Эмма даже не подумала. Ее положение, видит бог, не было исключением, «Общество солнечных детей» занималось проблемой таких же несчастных, как она, женщин, которых оставили мужья. Правда, ее это не особенно утешило, даже наоборот. Она в полной мере осознала то критическое положение, в котором оказалась. Одновременно ей в голову закралось чудовищное подозрение: не мог ли Флориан, который не хотел иметь второго ребенка, вполне преднамеренно сбагрить ее своим родителям, чтобы освободиться от ответственности и угрызений совести, если он сбежит куда-нибудь с другой женщиной? Не было ли все это заранее спланированной игрой, элегантным решением, чтобы избавиться от нее?

Она недоверчиво посмотрела на женщину, которую легкомысленно считала своей подругой. Может быть, Сара обо всем знала! И Корина, и ее свекор со свекровью тоже!

– Что с тобой? – Сара, казалось, была искренне обеспокоена, но это могло быть наигранным участием. Неожиданно Эмма поняла, что она никому больше не доверяет. Она открыла портмоне и, положив пять евро на стол, встала.

– Мне… мне надо забрать Луизу, – пробормотала она, запинаясь, и направилась к выходу.

Вместо объявленного междугородного экспресса ICE на 13-й путь главного вокзала Гамбурга въехал обычный междугородный поезд IC, опоздав при этом на четверть часа. Таким образом, предпринятое им заранее бронирование сидячего места, которому он так радовался, глядя на толпу ожидающих на платформе людей, не сработало. Поезд был настолько переполнен, что он не смог найти свободное место и вынужден был стоять в проходе, зажав рюкзак между ногами.

Самой надежной вещью на немецкой железной дороге является ее ненадежность. Конечно, билеты можно приобрести через смартфон и забронировать места через Интернет, но в действительности во всем, что касается движения поездов, ситуация не стала намного лучше по сравнению с тем, что было тридцать лет назад.

Он терпеть не мог ездить в такой давке, поэтому в своей прежней жизни предпочитал летать на самолете или передвигаться автотранспортом. Женщина, стоявшая рядом с ним, источала такой сильный и неприятный запах дешевых духов, что казалось, будто она в них искупалась и выстирала ими свою одежду. Слева ему в нос ударил резкий запах пота, а кто-то из пассажиров съел чеснок.

Его сверхчувствительное обоняние, которым он раньше гордился, в такой ситуации, как эта, оборачивалось мучением.

Короткая поездка на север оказалась по меньшей мере не напрасной. Он получил то, что хотел. Правда, он успел лишь мельком взглянуть на фотографии с флешки, но на них было изображено именно то, на что он втайне надеялся. Тысячи фотографий и несколько видеофайлов превосходного качества, на черном рынке это стоит целое состояние. Если полиция у него это обнаружит, то он может забыть про свой испытательный срок, но риск того стоит.

Он проверил свой мобильник. Никаких звонков, никаких эсэмэс. А он так надеялся, что она как-то даст о себе знать.

Его взгляд блуждал по большому салону. В своем сером костюме от Brioni – осколок его прежней жизни – и в рубашке с галстуком он не выделялся среди многих других деловых людей. Никто не обращал на него внимание, за исключением одной симпатичной темноволосой женщины, которая сидела у окна, по диагонали от него, и не спускала с него глаз, думая, что он этого не замечает. Она улыбалась кокетливо и чуть вызывающе, но он не отвечал на эту улыбку. Меньше всего ему хотелось сейчас вести вынужденную беседу. Вообще-то на обратном пути он хотел почитать или поспать. Ни то ни другое в стоячем положении было невозможно. Вместо этого он предался мечтаниям, погрузился в приятные воспоминания, которые, правда, омрачались нарастающими сомнениями.

Почему она не звонит ему и не присылает сообщение? Сегодня утром он написал ей, что в течение дня будет доступен по телефону или через эсэмэс. С этого времени он постоянно ощущал внутреннее напряжение и ждал ответа. Напрасно. Чем дольше молчал его мобильник, тем большими были его сомнения. В мыслях он прокрутил каждый их диалог, каждую формулировку, пытался вспомнить, не мог ли он ее как-то обидеть, уколоть или разозлить. Эйфория, в которой он отправился утром в Гамбург, уже прошла.

Только за полчаса до прибытия поезда во Франкфурт зажужжал его мобильник, лежавший в кармане брюк. Наконец-то! Правда это была всего лишь эсэмэска, но все же… При чтении сообщения он невольно улыбнулся, а когда поднял глаза, то встретился взглядом с темноволосой. Она слегка подняла брови, повернула голову и стала демонстративно смотреть в окно. Он от нее отделался.

Прожекторы погасли, операторы убрали свои камеры и сняли наушники. Публика в студии аплодировала.

– Это все, народ! – крикнул режиссер. – Спасибо.

Ханна внутренне вздохнула и попыталась расслабить чрезмерно скованные мышцы лица. Полуторачасовая специальная летняя программа на тему «Судьба или случайность» была последней передачей перед уходом на летние каникулы и потребовала от нее максимальной концентрации. Гости не унимались, и Ханне пришлось изрядно поработать, чтобы предоставить им всем достаточно времени для выступления. Режиссер постоянно что-то крякал Ханне в ухо, пока она не накричала на него во время паузы, предложив ему немного помолчать и заявив, что сама знает, что ей делать.

По меньшей мере, ее команда функционирует. Майке и Свен, новый продюсер, заранее сделали прекрасную работу. Ханна поспешила в свою гримерную, пока публика не набросилась на нее с просьбами об автографах. У нее не было большого желания принимать участие в вечеринке, которую организовали по окончании шоу наверху, на плоской крыше, но она должна была это сделать для своей команды и гостей, побыть там хотя бы полчаса. От света прожекторов было очень жарко, и она вся вспотела. Макияж вызывал зуд. Ночью она почти не спала, но, несмотря на то что была совершенно разбита, ее тело гудело от переполнявших ее жизнелюбия и энергии. В течение последних дней она чувствовала себя так, как будто она находится под током высокого напряжения. Те неприятности, за которые она должна была благодарить Нормана, были давно забыты.

Ханна взяла свой мобильник, упала в кресло и сделала пару глотков теплой минеральной воды. Черт, опять нет приема в этом атомном бункере! Студии «Антенне Про» и других каналов, которые относились к холдингу, располагались в отвратительной промышленной зоне в Оберурзеле. На втором этаже размещались кабинеты редакторов, финансистов и других сотрудников. Руководство же, напротив, приобрело себе когда-то престижную недвижимость – важные господа вот уже два года располагались на вилле в стиле модерн у Ботанического сада «Пальменгартен» во франкфуртском Вестэнде.

– Ханна! – В комнату вошла Майке, как обычно, без стука. – Ты идешь? Гости уже спрашивают о тебе.

– Через десять минут, – ответила Ханна.

– Лучше через пять, – сказала Майке и захлопнула за собой дверь.

Переодеваться не было смысла. Там, на крыше, наверняка все еще было градусов тридцать. И если она хочет быстро уйти домой, то лучше пойти наверх сразу сейчас, пока все не выпили и не стали препятствовать ее уходу. Ханна сменила балетки на туфли на высоком каблуке, схватила сумку и вышла из гримерки.

На крыше вечеринка была в полном разгаре. На сей раз ее организовали с куда большим размахом, чем обычно. Летние и рождественские специальные программы для всех сотрудников всегда были большим испытанием. В отличие от обычных программ гости были известными личностями, с которыми было значительно сложнее, чем с простыми гражданами, которые и без того робели, попав на телевидение, и не предъявляли никаких требований.

Уже на лестнице появилась связь, и смартфон Ханны проснулся. Она остановилась на лестничной площадке под крышей-террасой и просмотрела входящие сообщения. Поздравления с успешной программой от Вольфганга, просьба от Винценца перезвонить, прочие эсэмэс-сообщения и мейлы, но среди них не было того, которого она ждала. Ханна почувствовала укол разочарования. Терпение к ее сильным сторонам не относилось.

– Ханна, подожди! – Ян Нимёллер устремился к ней, перепрыгивая сразу через две ступени. – Это было грандиозно! Поздравляю!

– Спасибо.

Он, запыхавшись, остановился около нее и попытался обнять, но Ханна отстранилась.

– Пожалуйста, не надо, – сказала она. – Я вся вспотела.

Улыбка погасла на лице Нимёллера. Она пошла дальше вверх по лестнице, и он последовал за ней.

– Ты уже разговаривала сегодня с Матерном? – спросил он.

– Нет. По какому поводу?

– Он позвонил мне сегодня во второй половине дня и был какой-то странный. Вы поссорились?

– С чего ты взял?

– Ну, он почему-то не хотел говорить по поводу первой передачи после летних каникул.

– Что? – Ханна остановилась и обернулась. Разве она не ясно сказала Вольфгангу, чтобы он никому не говорил об этом ни слова?

– Что случилось? О чем идет речь? – Нимёллер смотрел на нее со смешанным выражением на лице – любопытства и недоверия. – Уже несколько дней тебе невозможно дозвониться.

– Я занимаюсь серьезным делом, – ответила Ханна, почувствовав облегчение от того, что Вольфганг, очевидно, не проболтался. – Это будет настоящая сенсация.

– Еще раз, о чем речь?

– Ты все узнаешь, как только я сама что-то выясню.

– Что за привычка из всего делать тайну? – проворчал ее соуправляющий с ноткой недоверия в голосе. – Мы ведь вместе обычно решаем, что мы делаем. Или что-то происходит за моей спиной?

– Ничего не происходит, – ответила резко Ханна. – И еще слишком рано обсуждать тему в широком кругу.

– Но Матерну ты об этом уже рассказала… – начал Нимёллер, обиженный, как прима-балерина, у которой другая претендентка стащила из-под носа роль Черного лебедя.

Ханна в последний раз посмотрела на смартфон и сунула его в сумку, затем изобразила профессиональную улыбку.

– Пошли, – сказала она примирительно и взяла его под руку. – Давай праздновать. У нас есть на это все причины.

– У меня пропало желание праздновать, – ответил Нимёллер и резко высвободил руку. – Я еду домой.

– Тоже неплохо. – Ханна пожала плечами. – Тогда спокойной ночи.

Если он думал, что она будет умолять его пойти с ней, то он заблуждается. Изо дня в день он все больше и больше действует ей на нервы своим властным поведением. Пожалуй, ей следует подыскать нового сотрудника вместо него, а еще лучше сотрудницу.

Список гостей, собравшихся в парке великолепного дворца бабушки Мирьям в фешенебельном квартале Хольцхаузен, читался как «Who is who»[17]17
  «Кто есть кто» (англ.) – серия биографий известных людей.


[Закрыть] изысканного общества Франкфурта и Переднего Таунуса. Старые имена и новые имена, старые деньги и новые деньги развлекались бок о бок. Царила атмосфера щедрости. Когда Шарлотта Горовиц приглашала гостей, чтобы представить им молодых талантливых музыкантов, приходили все. Сегодня в центре всеобщего интереса был семнадцатилетний пианист. Из-за приключений в «Майн-Таунус-Центре» Пия опоздала и застала лишь последние аккорды действительно виртуозного исполнения.

Но она не слишком сожалела об этом, так как, главным образом, предвкушала удовольствие от великолепной еды, качество которой у бабушки Горовиц всегда было отменным.

На фуршете она встретила Хеннинга.

– А, опять традиционное опоздание? – заметил он язвительно. – Это все сильнее бросается в глаза.

– Только тебе, – ответила Пия. – Кроме тебя, на меня здесь вообще никто не обращает внимания. К тому же я не очень разбираюсь в бренчании на рояле.

– Пия – невежда в области искусства, – констатировала Лилли, демонстрируя не соответствующую возрасту развитость. – Это вчера дедушка сказал.

– Как прав твой дедушка, – ответил Хеннинг и усмехнулся.

– Я согласна, – взгляд Пии скользил по заманчивым деликатесам, и она раздумывала, с чего бы ей начать. Она была невероятно голодна.

Подошла Мирьям, заключила ее в объятия и расцеловала в правую и левую щеку.

– Шикарное платье! – сказала она. – Новое?

– Да, купила сегодня у «Шанель», – пошутила Пия. – Ухватила по акции за две тысячи евро.

– Нет, это неправда, – вмешалась с возмущением Лилли.

– Я пошутила, – сказала Пия. – Расскажи лучше Мирьям о наших приключениях, из-за которых мы опоздали и не услышали этого чудесного пианиста.

Она подмигнула подруге. Мирьям знала, насколько безразличны были ей музыкальные дарования ее бабушки. Лилли рассказала приключенческую историю в торговом центре со всеми подробностями, при этом не забыв и такие детали, как стоимость платья Пии – пятьдесят девять евро девяносто центов. Столько стоили примерно десять квадратных сантиметров платья Мирьям.

– Этот ребенок вгонит меня в могилу раньше времени! – Пия закатила глаза.

– Пия, посмотри-ка на того мальчика, я знаю его по Опель-зоопарку! – Девочка указала на пару, которая стояла с мальчиком лет восьми в группе людей.

– Нельзя показывать пальцем на других людей, – сделала ей замечание Пия.

– А чем можно? – спросила Лилли.

Пия глубоко вздохнула и развела руками.

– Забудь это. Иди поиграй. Но не уходи далеко и каждые четверть часа сообщай, где ты находишься.

Девочка послушно отошла и направилась прямо к мальчику. Слово «стеснение» было ей незнакомо.

– Скажи-ка, Хеннинг, тот мужчина рядом с мальчиком случайно не прокурор Фрей? – спросила Пия, прищурив глаза. – Что это он здесь делает?

– Маркус Фрей входит в попечительский совет Фонда Финкбайнера, – объяснила Мирьям вместо Хеннинга и зачерпнула ложкой из стаканчика охлажденный огуречный суп с карамелизированной корочкой из моллюсков. – Ты его знаешь?

– Как я могу не знать прокуроров Франкфурта? – переспросила Пия. – Недавно он был на месте обнаружения трупа, а на следующий день даже на вскрытии.

– Кстати, вы уже хоть как-то продвинулись в этом деле? – поинтересовался Хеннинг и неожиданно понизил голос: – Идет Шарлотта. Быстро возьми что-нибудь. Я отчетливо вижу с трудом скрываемую жадность в твоих глазах.

Пия бросила на него уничтожающий взгляд. Брать что-то было уже поздно. Бабушка Мирьям заметила их еще издали. По непонятным причинам пожилая дама уже давно испытывала симпатии к Пие, а с тех пор как Пия пару лет назад расследовала убийство ее близкого знакомого, старушка приглашала ее к себе по каждому возможному поводу. Прошло битых полчаса, прежде чем Пия опять наконец оказалась у столов с яствами.

В воздухе ощущалась тяжесть, досаждали назойливые комары. Ночью метеорологическая служба обещала сильную грозу, и Пия хотела добраться домой, прежде чем она начнется. Она быстро заполнила тарелку различными деликатесами и стала искать Мирьям, которую наконец нашла в компании с Хеннингом и несколькими знакомыми в одном из павильонов в саду, под великолепными старыми каштанами. Настроение было радостным, они хорошо были знакомы и то и дело подтрунивали друг над другом. Платье Пии вновь стало предметом колких замечаний Хеннинга, и Пие это наконец надоело.

– Тому, кто ходит в таких очках, лучше помолчать, если речь заходит о моде, – сказала она, и все присутствовавшие засмеялись.

– Это опять говорит о том, что ты совершенно не разбираешься в моде. – Хеннинг вытянул лицо. – Только одна оправа стоит восемьсот евро, не говоря уже о стеклах.

– Где ты их нашел? – усмехнулась Пия. – Купил у Наны Мускури?[18]18
  Нана Мускури – одна из известнейших певиц греческого происхождения, добившихся международного признания. Посол доброй воли UNICEF.


[Закрыть]

Раздался взрыв хохота, а Хеннинг, который не особенно любил шутки в свой адрес, обиделся.