Текст книги "Любовь на десерт"

Автор книги: Хеди Уилфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Под таким благородным человеком ты подразумеваешь, конечно, себя? – Она улыбнулась, а он пожал плечами и вопросительной дугой изогнул брови. – Иными словами, я должна быть благодарна тебе за то, что ты суешь нос в мою частную жизнь.

– А твоя мать знает о том, в каких условиях ты живешь? – прищурив глаза, спросил Джон.

– Разумеется, – солгала Одри и тут же спохватилась. Ложь показалась ей слишком явной, и, чтобы набросить на нее вуаль правдоподобия, она поспешила добавить: – Но, с другой стороны, она также понимает и то, что я не могу позволить себе снимать шикарные апартаменты...

У нее было неспокойно и неловко на душе оттого, что на самом деле ее мать не знала горькой правды о жилищных условиях дочери, уехавшей в Нью-Йорк. Она полагала, что Одри поселилась в небольшой, но очаровательной квартире, чем-то похожей на их домик в Оуэн-Саунде. В квартире должно было быть не менее двух комнат, спальня и просторная кухня с верандой. Увы, такая очаровательная квартира была лишь плодом воображения пожилой женщины, никогда в жизни не купавшейся в роскоши. Если бы миссис Эрроусмит узнала, что ее дочь снимает не уютное гнездышко в центральной части Манхэттена, а обыкновенную дыру на окраине одного из самых криминогенных районов города, ее наверняка хватил бы инфаркт. А если бы после инфаркта ей удалось побывать в этой дыре на окраине Бронкса, где жила Одри, она ни минуты не стала бы медлить со сборами и в тот же день увезла бы дочь обратно в Канаду.

– У меня есть подозрение, что ты не очень-то посвящаешь маму в свою нью-йоркскую робинзонаду.

– Я вынуждена была скрывать от нее правду, – проворчала Одри. – Ради ее же блага.

Они долго молчали. Воцарившееся безмолвие в «камере» нарушила сама ее обитательница. Повернувшись к непрошеному гостю, она произнесла маленькую тираду:

– Послушай, я уже давно пришла домой, но еще ничего не ела, так что прошу тебя покинуть мою дыру. Я устала, хочу есть и не хочу спорить с тобой. Я тебе не дочь и не нуждаюсь в твоей опеке. Когда у меня появится материальная возможность, я, естественно, сразу же переберусь в другое место. Не понимаю, почему ты так раздражен. Я прилежно выполняю обязанности секретарши в твоем офисе и обязанности приходящей няни в твоем доме, и меня не раздражают вечерние прогулки от метро до моего пустынно-криминогенного квартала.

– Почему ты до сих пор еще не ужинала?

Одри ничего не ответила. О Боже, с тоской подумала она, сейчас начнется опять. Еще одна лекция, на этот раз – о важности регулярного питания.

– Что ж, придется выправлять ситуацию. – Джон встал и решительным шагом направился в кухню.

– Выправлять ситуацию? – повторила хозяйка дыры и, поднявшись с дивана, последовала за боссом.

– Именно!

Он обшарил все полки буфета, затем открыл холодильник и, критически проинспектировав его, брюзгливо заключил:

– В твоем рефрижераторе почти такая же пустыня, как на вечерних улицах твоего квартала.

Да, в холодильнике было действительно шаром покати. Ни мяса, ни рыбы, ни сыра. Только масло и немного молока. Да еще спагетти и несколько луковиц, сиротливо валявшихся в нижнем ящике.

Одри резко захлопнула дверь холодильника и, не теряя достоинства хозяйки, спокойно сказала:

– В последние дни мне все как-то не удавалось походить по магазинам. Я, видишь ли, слишком занята. Но, с другой стороны, я никогда не причисляла себя к людям, для которых пища является одним из кумиров в жизни.

– Три головки лука и спагетти – куда уж тут до кумира! – пробормотал он и, дотронувшись до ее локтя, добавил: – Иди переоденься, рыжик, и мы куда-нибудь заглянем перекусить. Если хочешь, могу отвернуться, пока ты будешь переодеваться. Или, если не возражаешь, стану подсматривать.

Одри зарделась и со смешком вылетела из кухни. Распахнув дверцы небольшого гардероба, она схватила первое, что ей попало под руку из одежды, и ринулась в ванную. Дверь за ней плотно закрылась и раздался щелчок задвижки.

– Нет никакой надобности закрываться, – услышала она его голос совсем близко за дверью. – Ты что, не доверяешь мне?

– Но ведь ты же мужчина, не так ли? Мало ли что, – шутливо парировала обитательница «тюремной камеры», быстро облачаясь в синие джинсы, зеленый джемпер и теплые носки.

Через минуту она открыла дверь и носом к носу столкнулась с Джоном. Он улыбнулся и пошел за ее пальто. Когда она надевала его, их пальцы соприкоснулись, и у нее возникло странное ощущение, будто он вторгается на ее самую частную территорию – территорию тела. Отступив от него на шаг в сторону, девушка стала торопливо застегивать пальто на все пуговицы, думая при этом о лифчике, который она в спешке забыла надеть, и о том, что ее не стянутые тканью груди теперь отяжелели, а вздыбившиеся соски стали сладострастно тереться о грубую шерсть джемпера. Мысли о собственной голой груди и трущихся сосках вмиг распалили воображение Одри. Возможно, Джон сразу, как только она вышла из ванной, догадался, что на ней нет бюстгальтера, и ему сразу захотелось – и хочется в эту самую минуту – запустить обе пятерни под ее джемпер и как следует помять эту готовую ко всему грудь, а затем поиграть пальцами и кончиком языка с разгоряченными, твердыми сосками. Впрочем, разгоряченным было теперь все ее тело. Его будто распирала изнутри какая-то раскаленная пружина, и девушка вся дрожала от возбуждения... Но к тому времени, как последняя пуговица на пальто была застегнута, она уже успела взять себя в руки и нарочито спокойным голосом сказала:

– Надеюсь, я оделась не очень вульгарно для скромного ужина, на который ты меня приглашаешь?

– В неофициальной одежде ты выглядишь еще более великолепно, – ответил он и, открыв перед ней дверь, подождал, пока она не заперла ее на ключ.

– Великолепно? Не слишком ли ты льстишь мне таким комплиментом? – спросила она и тут же почувствовала, как по телу опять побежали сладостные мурашки.

– А какое другое слово мне следовало бы употребить, чтобы выразить впечатление, которое ты вызываешь у меня, одетая в эти облегающие джинсы и джемпер? – Он закрыл глаза и улыбнулся. – Возможно, мне надо было сказать, что в них ты кажешься еще более сексуальной? М-да, пожалуй, это определение тут подходит больше. Эти твои чудесные маленькие веснушки, ослепительно белая кожа и пламенеющие рыжие волосы – разве это не создает сексуальный настрой у всякого нормального мужчины, когда он видит тебя? Иной женщине и не требуется специально выставлять себя напоказ. Ей достаточно лишь втиснуть свои элегантные бедра в джинсы, а голую грудь прикрыть джемпером из грубой шерсти – и ее дерзкий сексуальный вид сведет с ума любого нормального мужчину, потому что в голове у него начнут кружиться и вертеться всякие недозволенные мысли.

Слова Джона обескуражили ее, и она возразила упавшим голосом:

– Я не вызываю своим видом недозволенных мыслей.

– Откуда это тебе известно?

– Потому что... – Одри замолчала, не зная, чем закончить фразу.

– Потому что это не так. Ты потому-то и вызываешь у мужчин сексуальные желания и недозволенные мысли, что сама не осознаешь своей сексапильности. И это не зависит от того, как ты одета. Ты будешь выглядеть сексуально в какой угодно одежде или совсем без нее.

Ее босс опустил глаза, и она не поняла, говорит ли он всерьез или шутит. Конечно, он шутит, подумала девушка, и вдруг снова ощутила жар во всем теле.

– Ты с большой подозрительностью относишься к противоположному полу, не правда ли? – спросил он ее, когда они начали спускаться по узкой лестнице на первый этаж. – И это не удивительно. Ведь у тебя был горький опыт с Виктором Блэквудом. А такие истории в личной жизни всякого человека, будь то девушка или мужчина, могут не забываться долгие годы.

В фойе Джон открыл перед ней наружную дверь, и они вышли на улицу. Дул холодный, порывистый ветер, и, чтобы сразу не замерзнуть, им пришлось слегка пригнуться и засунуть руки в карманы пальто.

– Почему ты вдруг вспомнил об этом подонке Блэквуде?.. – Она помолчала и равнодушным голосом добавила: – Ты-то, надеюсь, не такой?

– Совсем не такой, – пробормотал он. – Вон посмотри – китайский ресторанчик. Заглянем?

– О'кей. Я никогда не замечала его... Впрочем, в этом микрорайоне вообще мало развлекательно-питейных заведений, в том числе ресторанов. Да я и не обращаю на них внимание, потому что такие места не посещаю одна.

– Нью-Йорк – это не только рестораны и ночные клубы, – заметил Джон. – Этот город знаменит своими театрами, музеями, оперой, современной архитектурой...

– Ты хочешь сказать, что лучше посещать не злачные места, а культурные заведения? Да если бы у меня была уйма денег, я бы не только регулярно ходила в театр, но давно бы уже...

В этот момент прямо перед ними ярко подмигнула электрическим глазом вывеска с названием китайского ресторанчика, и они поспешили скрыться от холода в теплом помещении. В небольшом, уютном зале посетителей было раз-два и обчелся, и официант сразу предложил им занимать любые места. Сдав верхнюю одежду в гардероб, они расположились за маленьким двухместным столиком в самом дальнем углу ресторана.

– Ты начала говорить о посещении театра...

– Да. Так вот. При наличии достаточных средств я бы не только регулярно посещала театр, но давно бы уже выбралась из этой дыры, причем сделала бы это в первую очередь.

– Ага, значит, ты все-таки признаешь, что живешь в дыре и спишь на большом стуле?

– Но я никогда не говорила, что мне не нравится жить в дырах и спать на диванах, – запальчиво отрубила она. – Знаешь, некоторым людям это нравится. Может, я именно такая!

– Возможно, – ехидно улыбнулся он, – а я – нет.

– Теперь что касается оперы, – проигнорировав его шпильку, продолжила Одри. – Чтобы один раз сходить в Метрополитен-опера, мне надо скопить сумму в размере моей трехмесячной зарплаты.

– Ну уж, только не трехмесячной, это ты перегибаешь.

– К тому же я не перевариваю оперу.

– А ты хоть раз слушала ее?

– Нет. И больше не хочу говорить об этом жанре. – В ее зеленых глазах блеснули гневные искорки. – Переходим к ресторанам. Я работала в одном из них, и посещение других было для меня равносильно поездке на работу. Далее: музеи, картинные галереи. Уверена, что это очень интересно. Так сказать, обогащает культурно, развивает вкус, но...

– Можешь дальше не пояснять. Я все понял. Ты обыкновенная маленькая злючка, которая лишь недавно распрощалась с подростковым возрастом и которой не хватает времени и денег, чтобы заняться развитием культуры и эстетики своего вкуса...

– Рада, что ты обратил на это внимание, – колюче заметила она. – Может быть, когда я достигну твоего возраста, то повзрослею и созрею...

– Я уже давно прошел обе эти стадии.

– Если ты принимаешь что-то в моих словах на свой счет, что ж, тебе виднее... – Одри самодовольно хихикнула и передала ему меню. – Заказывай на свое усмотрение... Так что же я хотела сказать? Ах да. – Она оперлась локтями о стол и с улыбкой уставилась на босса. – Ты слушаешь оперу, ходишь в музеи, посещаешь самые последние выставки... Но неужели в этой суете к тебе не приходит иногда желание нырнуть в жужжащий, животворный улей какого-нибудь клуба и на полную катушку встряхнуться и отвлечься от всех проблем и забот?

Джон с какой-то растерянностью и грустью почесал подбородок, повертел в руках твердый бланк меню и, остановив задумчивый взгляд на Одри, сказал:

– Я полагал, в таких клубах, где встряхиваются на полную катушку, не происходит ничего животворного, а просто гремит музыка и до умопомрачения дергаются на одном месте пьяные юнцы и их подружки... Я знаю: ты смотришь на меня как на старого ворчуна, человека устаревших взглядов, разве не так? Я для тебя просто, как бишь его, – раззява! – Но вдруг в его темных глазах блеснули веселые искорки, и он произнес: – А знаешь, да! Иногда ко мне такое желание – нырнуть, как ты выражаешься, в клуб и на все сто отвлечься и встряхнуться – действительно приходит. И тогда я действительно иду в клуб. Но не в первый попавшийся, а в свой старый добрый клуб, к которому я давно привык, который проверен временем. Извини, что я, может быть, разочаровал тебя таким признанием.

Он откинулся на спинку стула, чтобы официант мог налить вино в их бокалы.

– О, ты имеешь в виду один из тех клубов, в которых обычно собираются какие-то мрачные джентльмены? – весело спросила Одри. – И вы все там тесно рассаживаетесь за одним столом, степенно цедите херес и говорите о политике, так?

– Не совсем так.

– Тогда о каком же таком старом добром клубе ты завел речь?

Она поднесла бокал к губам и отпила маленький глоточек. Вкус холодного белого вина был великолепен. Но поскольку она давно ничего не ела, напиток моментально всосался в пустой желудок и с кровотоком быстро достиг конечного пункта назначения – мозга.

– О джаз-клубе, – ответил Джон.

– Ах да, джаз...

– Еще одна страничка культуры, для которой у тебя тоже совсем не остается времени, не правда ли? – Он наполнил ее опустошенный бокал вином и пристально посмотрел ей в глаза.

– В этих джаз-клубах... – Их взгляды встретились. В ее зеленых глазах по-прежнему плясали веселые искорки. – Наверное, там такая скука! Весь вечер – только негромкая медленная музыка, а под ее аккомпанемент – только душещипательные, тихие беседы...

– Впечатление от вечера в джаз-клубе может зависеть от женщины, которую мужчина привел с собой в клуб.

При этих словах Одри чуточку зарделась, а он прикоснулся губами к бокалу вина и бросил на нее загадочный взгляд. На минутку она представила, как Джон танцует в джаз-клубе с незнакомой женщиной, нежно обнимая ее... Девушкой тотчас овладела дикая, необъяснимая ревность. По всем признакам, у него сейчас не было никаких женщин. По крайней мере с того времени, как она заняла место секретарши в его офисе. И он все чаще и чаще стал проводить вечера дома именно в те дни недели, когда она приезжала после работы присмотреть за Эллис. Ну и что из этого? Зато субботу и воскресенье он мог проводить где угодно и с кем угодно. По всем ее прикидкам, у этого крепкого и сексуального мужчины могла появляться новая девушка каждый выходной.

– А я в этом очень сильно сомневаюсь, – категоричным тоном прореагировала на его утверждение Одри.

– Почему же? Разве ты не согласна с тем, что мужчина и женщина, танцуя в паре под хорошую музыку, могут испытывать глубокие эротические чувства?

– Я предпочитаю танцевать одна и причем под быструю музыку.

Она ответила ему скороговоркой и облегченно вздохнула, когда увидела официанта, принесшего им еду. Слава Богу, теперь можно сменить тему беседы, и к тому же она в самом деле проголодалась. Но как только они начали есть, Джон опять поставил ту же пластинку.

– Ты когда-нибудь была в каком-нибудь юту-бе, где играют и слушают джаз? – спросил он ее.

– Нет.

– О Боже, ты не была ни в джаз-клубе, ни в оперном театре, нигде...

– Если честно, мне бы хотелось посещать и джаз-клубы, и театры, и даже оперу... – Ее взгляд стал задумчивым и грустным. – Но все это стоит денег, а их у меня сейчас, как я уже говорила, в достаточном количестве нет. К сожалению. А так я бы с удовольствием заглядывала время от времени в какой-нибудь тихий, рафинированный клуб, чтобы спокойно и о чем угодно поговорить с моим добрым спутником, чтобы потанцевать с ним и чтобы... он мог увидеть на мне что-нибудь очень элегантное... например, маленькое черное платье... или удлиненное темно-зеленое с глубоким вырезом на спине...

Она замолчала и закрыла глаза. После третьего бокала вина ее голова пошла кругом, Слова заметно поплыли. Джону стало жаль девушку. Он слегка дотронулся до ее волос и сказал:

– У тебя есть миниатюрное черное платье, но...

– И не одно, а несколько, – встряхнувшись, прервала она его. – Целый гардероб! Причем очень шикарный...

– Хорошо. У тебя есть шикарные, элегантные платья, но случая и повода, чтобы продемонстрировать их, не подвертывается, так?

– Именно, – кивнула она и выжидающе уставилась на своего собеседника.

Одри, конечно же, солгала насчет шикарного гардероба. Никаких элегантных платьев с глубокими вырезами на спине у нее не было и в помине. Но под влиянием какого-то необъяснимого импульса ей вдруг захотелось произвести на него впечатление, захотелось доказать ему, что она – не просто его личная секретарша, способная точно выполнять указания босса, находить общий язык с маленькими детьми и получать удовольствие от посещения пивных баров и ночных клубов сомнительной ориентации. Она докажет назло ему, что не является такой уж культурной отщепенкой и что, помимо шикарного гардероба, у нее есть еще и глубокое внутреннее содержание.

Итак, слова сорвались с губ. Жребий брошен. Разворачиваться назад нельзя – не будет пути. Не успела она подумать об этом, как до ее слуха донеслось бормотанье Джона:

– Значит, миниатюрное черное платье...

– Совершенно верно, – икнула девушка. – Очень миниатюрное и очень черное. М-да.

– На тебя уже подействовало вино. Ты уверена, что высказываешь трезвые мысли? – напрямую спросил он ее.

– Совершенно уверена. – Одри сердито нахмурила брови.

– В таком случае... – Джон Моррисон попросил у официанта счет и внимательно посмотрел на свою спутницу. Слишком внимательно, чтобы это ей понравилось. И она бросила ему нетерпеливым тоном:

– В таком случае... что?

– В таком случае, – пробормотал он, – надо обязательно найти повод для того, чтобы ты могла облачиться в свои великолепные одежды и показаться в них на публике. Ты согласна со мной?

– Я только и мечтаю об этом все время!

В эту минуту Одри нравилась самой себе почему-то больше, чем когда-либо. И, как подсказывала ей интуиция, Джону она тоже нравилась. Ему с ней было явно хорошо, иначе зачем бы он приехал к ней в столь поздний час? И с какой стати повел бы ее в ресторан? Ей с ним тоже было неплохо. В его компании она почти всегда чувствовала себя уютно, легко и даже весело.

Веселой и подвижной она была с самого детства. В ранние годы жизни ее также отличали острый ум и смекалка. Несмотря на то, что Одри была первой болтушкой среди всех сестер и братьев, мать всегда могла положиться на нее, зная, что дочь отнесется к любому ее поручению очень ответственно и честно. Девочка всегда помогала ей убираться в доме, с удовольствием нянчилась с малышами в то время, как сестры постарше сходили с ума по мальчикам, убегали из дома на свидания и без конца шили невообразимые платья для вечеринок.

У нее было много друзей среди местных мальчишек, потому что благодаря своему бойкому, смелому характеру она ни в чем не уступала любому из них, в том числе вожакам.

И вот сейчас, за этим двухместным столиком в китайском ресторанчике она вновь, как в детстве, проявила смекалку и хитрость, прибегнув к невинной лжи, и вмиг стала в глазах своего симпатичного собеседника загадочной, интригующей женщиной. Ну как же при таких способностях, при таком природном даре она может не нравиться себе!

Впрочем, в этих простых джинсах и джемпере у нее вряд ли было много шансов по-настоящему заинтриговать Джона. Но вот когда он увидит ее в миниатюрном черном платье, тогда держись – она наверняка загипнотизирует его!

– Ну-с, мы готовы сняться с якоря, капитан? – бодро обратилась Одри к Джону и поднялась из-за столика. Девушку чуточку качнуло в сторону, и он поспешно подхватил ее под руку. – Мне так понравился этот вечер! Все было прекрасно, сэр. От души благодарю.

– Ты достаточно твердо держишься на ногах, чтобы мы смогли совершить прогулку на своих двоих обратно?

– Разумеется, сэр. Однако, – ее зеленые глаза озорно блеснули, – если я вдруг не удержусь на своих двоих, сможешь ли ты по-джентльменски донести меня на руках до моего подъезда?

– Это великолепное вино явно нашло общий язык с твоими хорошенькими мозгами, – пробормотал он, когда они вышли на пустынный тротуар и в бодром темпе зашагали в направлении к ее дому. Каждое их слово, каждый шаг отдавались в спящих темных зданиях двукратным эхом.

– Ты избегаешь ответа на мой вопрос: сможешь ли ты поднести меня к моему подъезду на руках? – спросила она уже при подходе к дому.

– Конечно. О чем речь? – сухо ответил мужчина, и Одри весело рассмеялась. – Ты не веришь в мои силы?

Джон остановился и вплотную придвинулся к ней. Не может быть, чтобы он отнесся к ее прихоти серьезно. Впрочем, как знать. Ведь на его глаза падали тени от уличных фонарей, и их выражение в этот момент уловить было невозможно.

– Предупреждаю: я вешу больше, чем ты думаешь. – Девушка поперхнулась и несколько раз кашлянула. – Такой холод! Боюсь, если мы теперь не побежим, я отморожу себе что-нибудь.

– Не отморозишь, – услышала она над самым ухом его горячий шепот, и в тот же миг большие, сильные руки легко подхватили ее тело, и темно-серый асфальт заскользил под ней быстрым, бесшумным ручьем.

Через несколько минут они приблизились к наружной двери ее дома, и Одри нежно прошептала ему на ухо:

– А теперь опусти меня.

Но мужчина будто не слышал ее. Одной рукой он открыл дверь, занес свою продрогшую ношу в фойе и, почти не замедляя шага, стал подниматься по лестнице. Когда он остановился перед ее «дырой», девушка повторила уже приказным тоном:

– Опусти же меня наконец!

– Всему свое время, дорогая, – спокойно ответил Джон. – Достань, пожалуйста, ключ из сумочки.

– Я не могу. Я вся зажата вместе с сумочкой.

Она специально прижимала сумочку к себе, чтобы ее соски не терлись о широкую мужскую грудь.

– А ты попытайся.

Сделав вид, будто она прилагает невероятное усилие, Одри расстегнула на сумочке молнию и вытащила из нее связку ключей, которую тут же перехватил одной рукой Джон; другой он продолжал удерживать на весу их владелицу. Когда он нес ее на улице, а затем поднимал по лестнице, она даже через пальто чувствовала стальные бицепсы его рук и груди, и, несмотря на холод, вся горела. Но это был лишь внутренний жар – жар возбуждения, желания. Правая рука мужчины, как скоба, захватила чуть выше колен и ниже ягодиц ее ноги, а левая обнимала спину, так что его пальцы едва не касались ее груди. От холода и возбуждения Одри невольно все сильнее и сильнее прижималась к нему всем телом и ей нестерпимо хотелось, чтобы его пальцы прикоснулись к ее напрягшейся груди и ощутили торчащие соски. Ну хотя бы случайно!

Но пальцы не касались. У него стальные не только бицепсы, но, должно быть, и нервы, решила девушка и больше уже ни о чем не просила его до тех пор, пока они не добрались до ее этажа.

И вот он открывает дверь, на руках вносит Одри в комнату и наконец ставит ее на пол.

– Ну ладно! Все просто прекрасно! – В голосе Одри послышались раздраженные нотки. – Значит, решил продемонстрировать мне мужскую силу и стойкость? Или в тебе вдруг проснулась любовь к спорту, и теперь ты на ночь глядя должен обязательно позаниматься тяжелой атлетикой?

– Нет, дело совсем не в этом, рыжик.

– А в чем же?

Их взгляды встретились, и у Одри вдруг пересохло во рту, потому что она увидела в его глазах не пляшущих веселых чертенят, которым все равно, кого подразнить, а серьезную, глубокую задумчивость. Ее охватило беспричинное беспокойство и в то же время какое-то томительно будоражащее волнение, и она сказала:

– Я должна идти спать. Наверное, я выпила лишнего...

– А я, выполняя свой джентльменский долг, не должен пока мешать твоему сну, спящая красавица. Очевидно, еще не пришло время тебя будить. – Он говорил тихим, ласковым голосом. – Будучи настоящим джентльменом, я не должен также позволить тебе уехать на Рождество в Канаду, где ты будешь традиционно сидеть за праздничным столом вместе со всеми родными и рассказывать им про чудо-город Нью-Йорк. Поэтому я решил предложить тебе вместо канадского турне совершить вместе со мной вылазку в мой любимый джаз-клуб, где можно очень вкусно поужинать и вообще приятно провести вечер...

– Ты так решил? – От охватившего Одри негодования ей, казалось, стало трудно дышать.

– Совершенно верно. Я так решил. Мы пойдем туда в следующую субботу. Как ты на это смотришь?

– Я смотрю...

– Вот и прекрасно. Я заеду за тобой в семь сорок пять. И, пожалуйста, не беспокойся – мы проведем в этом клубе действительно приятный вечер. – Джон наклонился к ней и почти коснулся губами ее уха, отчего девушку опять бросило в жар. – Поверь мне.

6

В течение последующей недели Одри была занята тем, что совершала набеги на магазины. Она выкраивала на них время в обеденные перерывы, по окончании рабочего дня и целиком убила на «тупоумную гонку» субботу и воскресенье. За эту неделю бедняжка наверняка посетила не меньше сотни магазинов и отделов верхней женской одежды в центральном и других районах Нью-Йорка.

Хорошо еще, что ее босс как раз на эти дни уехал по делам за границу, и ему не пришлось наблюдать за странными метаниями своей секретарши.

Девушка лихорадочно искала миниатюрное черное платье. Слава Богу, она его нашла. И купила. Хотя обошлось оно ей раз в десять дороже, чем стоил билет в оперный театр. Хорошо еще, что у нее сохранились кое-какие деньги на банковском счету.

А началась вся эта свистопляска из-за того, что Одри солгала. Какой леший дернул ее за язык в том китайском ресторанчике, когда ей вдруг взбрело в голову сказать Джону, что у нее есть необыкновенное миниатюрное платье черного цвета, которое она еще ни разу не надевала, потому что не подворачивался подходящий случай? Неужели она не осознавала тогда, что всякое вранье впоследствии ложится на самого лгуна тяжелым бременем сожаления?

Да, теперь Одри сожалела о сказанном. Но поезд уже ушел. Вылетевшее слово не поймаешь. Пить надо было меньше, упрекнула себя девушка.

Прошло еще несколько дней; наступила пятница, и Одри приехала к Эллис. Когда они после ужина занялись мытьем посуды, девочка сказала:

– Вчера звонил папа.

– Да? И как он там, в Лондоне?

Джон почти ежедневно звонил и ей в офис или присылал телеграммы, но все их контакты носили сугубо деловой характер.

– Он возвращается завтра утром. – Эллис вся так и просияла от радости. – Сказал, что купил мне какую-то вещичку, но не сказал, какую.

– Гм-м... – Одри ополоснула последнюю тарелку и отжала мыльную губку. Через десять минут должна будет подойти Алберта, чтобы подменить ее. – У тебя запланировано что-нибудь на завтрашний вечер? Может быть, папа с дочкой захотят где-нибудь уединиться, поужинать вместе, а заодно и поговорить без всяких свидетелей?

– Папа с дочкой... поужинать вместе... поговорить? – Девочка посмотрела на нее такими умными глазами, словно ей было не восемь лет, а гораздо больше.

– Конечно. Между родителями и детьми бывают и такие отношения.

– Да, но когда речь заходит о чем-то таком, мой папочка становится... – На несколько секунд она замолчала, подыскивая нужное слово для характеристики отца. – Слишком рассеянным.

– И все-таки, мне кажется, вы могли бы провести вечер вдвоем, – продолжала мягко настаивать девушка. И у нее была причина для такой настойчивости: вследствие обстоятельств, не подвластных ее контролю, ей не хотелось идти завтра на запланированный ужин с Джоном (об их вылазке в джаз-клуб он напомнил ей по телефону сегодня утром), и она надеялась, что вместо нее с ним встретится Эллис. Поэтому Одри старалась уговорить девочку провести субботний вечер с отцом. – Завтра с утра вы с Албертой могли бы пройтись по магазинам, закупить продукты, которые любит отец, потом приготовить для него какое-то особое блюдо...

Но Одри не закончила фразу, потому что ее увещевательный монолог прервался твердым детским голосом:

– Нет смысла что-то готовить для него дома. – Эллис искоса взглянула на приходящую няню. – Разве вы не собираетесь идти завтра с моим отцом на ужин? Ведь вы договорились об этом еще до его поездки в Англию.

– Ах да! – Лицо Одри озарила лучезарная улыбка, которая наверняка могла бы затмить даже стоваттную лампочку. – Я совсем забыла! – солгала она.

– Как это вы могли забыть?

– Очень просто. – Одри сказала это таким тоном, будто забывать об условленных ужинах давно уже стало для нее привычным делом.

– Вы приготовили свое маленькое черное платье?

– А как ты узнала, что у меня есть такое платье? – полюбопытствовала девушка и, уперев руки в бедра, с прищуром посмотрела на маленькую собеседницу.

– О, о нем вчера упомянул папа, когда звонил из Лондона. – Девочка хмыкнула и удивленно взглянула на Одри. – Он надеется, что вы не забыли о назначенной встрече, и ему до смерти хочется поскорее увидеть ваше черненькое платьице. Лично я не могу даже представить вас в таком одеянии.

Моей подопечной явно не хватает дипломатического воспитания, разочарованно подумала приходящая няня.

– И папа тоже не представляет вас в этом платье, – с безжалостной откровенностью продолжала говорить Эллис. – Ведь вы всегда носите такие нелепые, скучные костюмы.

– Вовсе не нелепые! – Одри не выдержала и расхохоталась. – Если бы они были нелепыми, то не казались бы скучными. Но подожди еще годочков десять-пятнадцать, моя девочка, и если тебе самой придется столкнуться с необходимостью работать, ты тоже, как и многие другие женщины, обнаружишь, что возможности твоего гардероба не беспредельны.

– А как выглядит это ваше черное платье?

– Оно очень маленькое, миниатюрное... Э-э, одним словом, маленькое – это главная его характеристика.

По сути дела, это было самое миниатюрное, самое тесное платье из всех, какие она имела за всю свою жизнь. Продавщица скромного магазинчика на Манхэттене, где Одри заприметила и сразу примерила это платье, сказала, что сидит оно на ней великолепно и выглядит она в нем сексуально и блистательно. На седьмой день бесплодных поисков отчаявшаяся секретарша из «Моррисон энд кампани» опять заглянула в тот же скромный магазинчик, вновь выслушала восторженное песнопение продавщицы насчет того же миниатюрного платья, которое было сшито «как специально для вашей элегантной фигуры», и пошла ва-банк – купила дорогую обновку.

– Значит, вы купили это платье для работы? – спросила Эллис и с удивлением заметила, как ее наставница почему-то вдруг густо покраснела.

– Да. Для работы, – ответила Одри и с горечью подумала, что вряд ли у нее когда-нибудь появится возможность приобретать дорогие вещи еще и для повседневного использования.

– А я сначала думала, что это платье для выходных дней.

– Нет, Эллис, не совсем для... выходных.

– Потому что я бы не возражала, если бы и для выходных, – неожиданно затараторила девочка. – Я имею в виду... вы даже в этих своих нелепых рабочих костюмах все равно выглядите нарядно. Совсем не так, как, например, выглядела девушка, которую папа недавно приводил в дом, чтобы представить мне. Она была просто ужасная.