Текст книги "Плата за принцип"

Автор книги: Харри Лехисте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Инициатива

Товарищ Тохлак вернулся с заседания угрюмый, как полярное небо. Такой бани, как на этот раз, он еще никогда не получал в своей жизни. Каждый выступающий считал своим долгом указать ему на промахи и ошибки, совершенные им за последние годы. А кое-кто не постеснялся даже сказать прямо в лицо, что он, Тохлак, вообще негодный работник, неспособный к самостоятельному мышлению. Он словно припаян к телефонной трубке! Телефонная станция только и делает, что соединяет его с директивными органами и разъединяет по минованию надобности. Говорили, что он даже спрашивал у начальства, с какого конца начать ему точить карандаш Здорово, очень здорово попало на заседании Тохлаку!

Вернувшись в свой кабинет, Тохлак решил сразу же начать действовать. «С сегодняшнего дня уже ни одна душа не посмеет сказать, что у меня нет инициативы и способности к самостоятельному мышлению!»– решил он. Затем он энергично нажал на кнопку электрического звонка и вызвал к себе всех своих подчиненных. Те уже знали, о чем говорилось сегодня на заседании, и ехидно улыбались. Их шеф казался им сейчас особенно милым.

– Я не понимаю, товарищ Саар, чему вы улыбаетесь? – набросился Тохлак на инженера по строительству. – Плакать надо, а не скалить зубы!.. У вас совершенно отсутствует способность к самостоятельному мышлению!

Подчиненные повесили носы. Стало тихо, как на похоронах. Но Тохлака это не удовлетворило. Он безжалостно продолжал:

– И вы, товарищ Пыдер, будто припаяны к телефонной трубке. Телефонная станция только и делает, что соединяет и разъединяет вас... гм... гм...

Тохлак несколько замялся, ибо вспомнил, что в комнате, где работает Пыдер, совсем нет телефона... Кроме того, он не знал, с кем именно телефонная станция должна была соединять товарища Пыдер. Однако он тут же овладел положением:

– Во всяком случае, без инициативы ко мне не приходите! Поняли? Вы спрашиваете у начальства даже то, с какого конца начать точить карандаш. Безобразие! Шагом марш на работу и приучайтесь к самостоятельному мышлению!

В последующие дни подчиненные усиленно развивали инициативу. Инженер по строительству пришел к Тохлаку с самостоятельным предложением – построить на берегу речки новую купальню.

– Какую купальню? – удивчлся Тохлак.

– Вместо старой, а то она уже совсем развалилась, – разъяснил инженер. – Помните, на заседании нас за нее здорово критиковали?

– Гм! И где же вы хотите ее строить?

– Конечно, на берегу реки, на месте старой.

Тохлак несколько минут усиленно думал, потом сказал:

– Хорошо, оставьте проект, я еще посмотрю.

Тохлак смотрел на проект ровно четыре дня, а на пятый день позвонил председателю райисполкома.

– Извините, – сказал он, – у меня тут одно важное дельце. Требуется уточнить.

– Хорошо, хорошо! Скажите же, в чем дело? Меня в колхозе ждут. Ну, что у вас?

– Скажите, где бы нам... гм... построить эту купальню? Может быть, на берегу реки, ца месте старой?.. – начал Тохлак.

– Какая купальня? Я ничего не знаю, – прервал его председатель.

– Ну, для этих... для купающихся!

– Для каких купающихся?

– Наших, конечно, купающихся. Которые летом ходят купаться. Старая купальня-то уже развалилась.

– Эх, шут тебя побери! – выругался председатель —Ты просто мне душу выматываешь. У тебя ведь есть голова на плечах? Вот и решай сам!

– Нет, лучше все-таки уточнить, – упрашивал Тохлак, – где нам ее лучше построить. На берегу реки или где?..

– О, господи! Вот бестолковый человек! Да строй свою купальню, где пожелаешь, хоть посреди рыночной площади! – Рассерженный председатель с шумом повесил трубку.

– Вот тебе раз! – недоумевал Тохлак. – Советует посреди рыночной площади строить! А там ведь прилавки. Куда их девать?.. Кроме того, от рынка до реки целый километр. Это же безумие! Нет, надо все-таки уточнить!

Тохлак набрал новый номер.

– Извините, – сказал он. – Как же нам все-таки поступить с нашей купальней?

– С какой купальней? – удивился секретарь райкома.

– С этой, которая на реке. Старая-то развалилась. Как вы думаете, можно построить ее на берегу реки, на старом месте, или подыскать новое место?

– Слушай, дорогой, позвони завтра. У меня сейчас как раз идет заседание. Решай сам!

И секретарь повесил трубку.

«Ого! – подумал Тохлак. – Предыдущие руководители района были сняты за то, что допускали ошибки. Поэтому эти просто не желают рисковать».

Он долго и мучительно размышлял несколько часов и в конце концов решил построить купальню там, где советовал председатель. Иначе могут его опять обвинить, что вот, мол, дали человеку конкретные указания, а товарищ Тохлак их не выполняет. Но какая же это глупость – построить гардероб посреди рынка! Что же, купающиеся голыми через весь город, что ли, на реку будут бегать? Видимо, надо проложить до реки от рынка закрытый ход. Это тоже показалось ему странным. Однако обратиться еще раз за консультацией он уже не решился. Опять выругают!

Он вызвал инженера по строительству и приказал составить проект закрытого хода. Инженер Саар подумал сначала, что Тохлак решил над ним подшутить, но вскоре убедился, что начальник говорит с ним всерьез. Тогда инженер попытался переубедить его. Но Тохлак рассердился и выгнал его из кабинета.

– Что же, приказ есть приказ, – развел руками инженер и начал прокладывать ход.

Вскоре он вынужден был доложить Тохлаку:

– Люди не дают работать. Показывают на нас пальцами и называют дураками, бараньими головами, а то и еще хуже.

– А вы куда смотрите? – спросил Тохлак ледяным голосом. – Вызывайте милиционера. Выполнению рабочего задания никто не должен мешать. Удивительно низкая сознательность! Мы строим для населения купальню, улучшаем, так сказать, его быт, а оно еще смеется. А вы тоже! Отпор крикунам не можете дать? А на что у вас голова на плечах?

– Милиция тоже... смеется, —оправдывался Саар. —И вообще, вот вам мое заявление об уходе. Я все-таки инженер, а не твердолобый баран.

Сказал и ушел.

– Можешь идти! – закричал ему вслед Тохлак. – Найдем нового инженера, у кого больше инициативы и самостоятельного мышления!

Тохлак тут же позвонил председателю исполкома, чтобы тог призвал начальника милиции к порядку.

– Простите, что вам помешал, – сказал Тохлак. – Мы теперь строим эту купальню, а милиция ведет себя как-то странно... Я бы сказал, даже преступно и антинародно...

– Человек! – послышался в трубке отчаянный крик председателя. – Что вы делаете?! Ну кто же строит купальню на рыночной площади?! У вас в голове мозги или солома?

Тохлак тихо повесил трубку и задумался:

«Что-то я опять не то сделал... Но ведь он сам приказал! Все было согласовано, учтено! Что он, идиот, что ли?»

Плииз!

Лилли увидела его первой. Они сидели в этом ресторане уже четыре вечера подряд, но все впустую. А теперь он пришел, и Лилли увидела его первой. Он стоял на пороге и искал свободного стола.

– Эрих! – прошептала Лилли. – Он пришел!

Они следили, как официант подошел к нему, спросил что-то и с улыбками и поклонами проводил его к столу. И – спасибо небесам! – это был их стол.

– Тенкью, – сказал он официанту и сел.

– Плииз, – ответил официант и бросил многозначительный взгляд на Лилли и Эриха.

Какое счастье, какое небывалое счастье! Теперь не было никакого сомнения: они сидели за одним столом с иностранцем!

Лилли стукнула Эриха под столом ногой и прошептала взволнованно:

– Эрих, мы должны с ним познакомиться во что бы то ни стало! О боже, я умираю, настоящий иностранец!

– Одну минуту, – ответил Эрих самоуверенным тоном бывалого человека, хотя его колени слегка дрожали. – Теперь это сущие пустяки. Сама ведь убедилась. Я дал официанту три рубля – и вот мы уже сидим с иностранцем за одним столом.

Эрих вынул из кармана коробку американских сигарет, купленную втридорога у спекулянта, в которой теперь лежали таллинские сигареты «Прима», и протянул через стол:

– Плииз!

– Тенкью, – ответил иностранец небрежно и взял сигарету.

Теперь Эрих встал и представился:

– Лилли Санд энд Эрих Санд.

Их фамилия была проста, как прибрежный песок. Разве можно с такой банальной фамилией разговаривать с иностранцем? Конечно, нет. Но, однако, ничего поделать было нельзя. Надо только показать себя с лучшей стороны!

– Джон Вайт, – ответил иностранец, продолжая сидеть. Он даже не подал руки.

– Ю есть Америка? – догадалась Лилли.

Иностранец сказал несколько непонятных слов, на что Лилли и Эрих понимающе кивали головами. Иностранец повторил еще раз, а когда Эрих и теперь только кивал, он не выдержал и заорал:

– Коньяк!

Теперь Эрих понял.

– Сейчас, уан минит! – Он вскочил радостно и побежал искать официанта.

Не прошло и минуты, как на столе появились самые дорогие напитки. Налили бокалы и выпили за знакомство. Оказалось, что после несколько рюмок коньяку они понимали иностранца уже гораздо лучше. Английский язык совсем не был такой трудный, как они думали. Почти как их родной язык, только в некоторых местах надо сделать маленькие поправки. Большинство слов из их лексики полностью совпадало, например, «коньяк», «просит», «мерси», «прима», «давай еще» и т.д.

Этот иностранец был прямо-таки удалец. Дьявольски много вливал он в себя коньяка.

«Сразу видно, что культура, – с уважением подумал Эрих. – А я что, хуже? Нет! Все сделаю, как он. Когда же еще учиться хорошим иностранным манерам, как не сейчас!»

После третьей бутылки Эрих уже начал доказывать свое иностранное происхождение. Он говорил, что его дед был чистокровный прибалтийский немец и даже фон. Хорошо, что этого разговора не слышала его бабушка, жена бывшего батрака Аду Лиива, которая не раз говорила: «Лучше я буду гадюкой, чем женой какого-нибудь фона!»

Однако внук уже успел начисто забыть бабушкины слова. К концу выпивки он даже поднял свою Лилли в дворянское сословие.

Поднявшись на такую светскую высоту, молодые люди взяли такси и поехали к Эриху на дом. Иностранец чувствовал себя превосходно. Как дома! Он страстно обнимал и целовал Лилли на кухне. Эрих чуть было не дал ему по морде, но Лилли сказала:

– Как ты смеешь! Ведь он иностранец!

Этот аргумент обезоружил Эриха. Он обеими руками схватился за дверь и забормотал:

– Извините, что помешал... Извините...

А потом, когда иностранцу стало плохо и он беспомощно сидел в ванной прямо на полу, Эрих сказал Лилли:

– Вот ведь какая свинья! Это его счастье, что он иностранец. Иначе я бы его моментально вышвырнул вон.

Не стоит говорить, что хозяин квартиры явно переоценил свои силы, потому что он вскоре тоже сидел в углу коридора и сладко храпел. Лилли смотрела на своего мужа и глубоко вздыхала:

– Эх, Эри, Эри, почему ты не иностранец?..

В окнах сиял утренний свет, когда Эрих проснулся. Из ванной доносился страшный шум и ругань на чистейшем эстонском языке:

– Эге! Черт вас побери, куда вы меня забросили? Эге! Голова разламывается. Пива!

Тугоухий

Чулочный магазин, если выражаться образно, был полон народа, как банка с таллинскими кильками. Все хотели что-нибудь купить или хотя бы что-то посмотреть. Продавщицы, в свою очередь, хотели поболтать о прошедшем выходном дне. И, конечно, никто не заметил, как в магазин вошел старик с зонтиком в руках. Сначала он стоял на улице. Держась за ручку открытой двери, он вежливо пропускал вперед себя женщин, а также мужчин помоложе и поэнергичнее его. Наконец-то и он попал к прилавку.

– Простите... – начал было он, но как раз в этот момент продавщица обратилась к подруге, чтобы продолжить разговор о выходном дне.

– Извиняюсь... – сделал старик через некоторое время новую попытку. Однако по-прежнему безрезультатно.

– Скажите, пожалуйста... – попробовал он еще раз.

– Дайте мне эти красные носки, что лежат сверху! —закричал юноша за спиной старика.

Продавщица подала юноше красные носки и вернулась опять к подруге.

Так прошло четверть часа. Старик продолжал умолять:

– Простите! Извините! Будьте добры!

Но никакого внимания.

Потом он покраснел, глубоко вздохнул и заорал:

– Черт побери, сколько стоят эти коричневые носки, там, в углу?

Продавщица испуганно подлетела к нему, но сразу же пришла в себя.

– Рубль двадцать пять, – завопила она изо всех сил.

– Бедный, —сочувствовали люди старику. —Сам еще такой крепкий, а слух уже такой слабый. Да, старость не радость.

Трубы

Вчера у нас состоялся митинг.

На митинге мы выбрали делегацию, которая должна была отправиться к начальнику строительства. Все из-за этих труб. Построили дом, люди переехали в новые квартиры. А бетонные трубы по-прежнему валялись перед домом. И не только валялись – разрушались.

– Это, – строго сказал бывший боцман из соседнего зеленого дома, – народное имущество. Мы должны что-то предпринять!

– Очень правильно. Вопрос надо решить немедленно, его слишком долго тянули, – поддержал член профкома из соседнего розового дома – он любил выражаться культурно.

Тогда мы и выбрали делегацию, которая торжественно отправилась к начальнику строительства.

Начальник, конечно, не пожелал нас принимать. Ему, видите ли, надо работать, а не выслушивать разные делегации. Однако в результате наших непрерывных атак позиции противника в его приемной были прорваны, и мы ворвались в кабинет.

– Слушайте, дорогие люди, разве это вас касается? – раздраженно спросил начальник строительства, выслушав нас. – Вы кто вообще?

Члены делегации удивленно переглянулись. Действительно, доверительных грамот и мандатов ни у кого из нас не было. Мы даже не догадались запротоколировать постановление митинга.

– Мы представители широких масс общественности, – нашелся все-таки член профкома. – И эти трубы – общественное достояние.

Начальнику строительства не оставалось ничего другого, как согласиться. И уже после обеда приехали машины и увезли трубы. Все мы торжествовали победу, особенно член профкома. Народное имущество было спасено.

А сегодня утром я случайно увидел, как рабочие на другом участке разбивали эти же самые трубы. Кувалдами! Рраз – и труба, рраз – и труба. И так далее.

Оказалось, что трубы эти были давным-давно списаны, поэтому девать их было совершенно некуда. Так, образно говоря, эти народные трубы вылетели в трубу.

Я теперь боюсь говорить об этом нашим людям.

Боцман и член профкома сказали уже тогда, что такого начальника... мало посадить. Но теперь ему угрожает еще более суровая расправа – они просто убыот его. Из-за такого пустяка, как трубы, лишиться двух хороших, честных людей жалко... Нет, уж лучше я помолчу!

Анне

Я сидел и смотрел телевизионную передачу, когда Анне пришла. Она повозилась в прихожей. Потом зашла в комнату. Я ожидал, что она начнет меня ругать, потому что я еще не принес воды и дров, но сегодня Анне была очень мила.

– Добрый вечер, Андрес – сказала она, смиренно опустив глаза.

– Добрый вечер, Анне! – вежливо ответил я и продолжал смотреть передачу.

– Я телевизор больше не смотрю, —сказала Анне.

– Да? Ну не смотри, если не хочешь. Бережешь глаза, что ли?

Она что-то пробормотала в ответ и ушла в другую комнату. Оттуда послышался непонятный шум. Я пошел посмотреть, что она там делает.

– Ого, черт побери! Ты что, переезжать собираешься? Зачем книги в ящик укладываешь?

– Никуда я не собираюсь переезжать. А книги пойдут в подвал.

Я, конечно, хотел возразить, но, зная характер Анне, предпочел промолчать.

Вечером она никак не могла уснуть. Беспокойно вертелась с боку на бок. И наконец заговорила:

– Дорогой мой, как только я подумаю, какой страшной жизнью ты живешь, прямо слезы навертываются на глаза.

Я притворился спящим и не ответил, боясь, что она начнет теперь выкладывать мои грехи. Ведь за тридцать пять лет совместной жизни их накопилось немало.

В последующие дни в нашей семье произошли еще более странные вещи. Мою Анне начали навещать какие-то старушки. Они подолгу сидели на кухне, перешептываясь между собой. Иногда Анне затягивала песню, которую я никогда раньше от нее но слышал. В кино и в театр она со мною больше не ходила, перестала читать газеты и целыми днями где-то пропадала. Хорошо, что я был уже на пенсии и мог сам себе готовить.

Я никак не мог понять, в чем дело, покуда Анне сама не заговорила.

– Знаешь, Андрес, я такая счастливая! Такая счастливая! Меня принимают в члены прихода.

После такого известия я чуть не захворал. В конце жизненного пути еще такое несчастье – это не шутка! Сначала попробовал поговорить с Анне по-хорошему, подшучивал над нею и даже однажды выругал. Но она оставалась при своем. Тогда я решил посещать атеистические лекции, но Анне со мною не пошла, и других верующих я там тоже не видел. Там сидели одни неверующие. Ничто не могло подействовать на мою подругу. На все мои разговоры она смиренно говорила о другом мире, где меня, как грешника, якобы ожидают страшные мучения.

В тот день, когда Анне унесла телевизор в подвал, мне было уже нечем заниматься в свободное время. И я первый раз в жизни взялся за библию. Каждый божий день с утра до вечера я сидел теперь над этой священной книгой. На улице стояла жаркая погода. Огурцы и помидоры в огороде сохли. Но мне было на них наплевать. Я читал библию. Земная жизнь меня уже не интересовала: все равно она пошла кувырком. Ну и пусть идет, зато в другом мире будет блаженство!

Когда Анне увидела, что я сижу над библией, она радовалась до слез. И все старушки, посещавшие наш дом, смотрели на меня, как на новоявленного апостола.

– Господь бог его помиловал, – сказала Анне.

– Он еще будет у нас святым, – подпевали старушки.

В ушах у меня звенело от этих похвал, и я ушел из дому. А когда я поздно вечером вернулся, Анне встретила меня руганью:

– Где ты, сатана, был? В огороде все высохло. Нет чтобы полить грядки! Труба разваливается... Видишь, комната полна дыма, а ты...

– Я был на богослужении, – смиренно ответил я, выбив сразу все карты из рук Анне, и опять взялся за библию.

Отныне я стал пропадать каждый день. Положу утром бутерброды в свой старый чемодан, с которым я когда-то ходил на работу, и айда! В день, когда принесли пенсию, я попросил у Анне десять рублей для приношений. Если она жертвует, почему же я не могу? Одному и тому же богу ведь служим! И что же? Она дала мне нужную сумму.

Конечно, все это довольно-таки губительно подействовало на наше хозяйство. В огороде у нас все по-прежнему сохло, труба опрокинулась, так что даже и готовить ничего нельзя было. Всю свою пенсию я приносил на божий алтарь.

– На том свете бог нам все вернет, – сказал я Анне, которая начинала проявлять явные признаки недовольства. – Наш приход служит господу богу каждый день, наша вера запрещает нам что-нибудь делать. На небе троекратно будут оплачены все земные страдания.

Анне промолчала и привела печника. Затем взялась за огород. Сама колола дрова, готовила завтрак, обед, ужин. И денег больше не давала для приношений. Словом, жизнь пошла по старой колее. Я заметил, что Анне перестала петь церковные песни. Зато я еще больше углубился в веру. Уже рано утром я ушел из дому с библией и церковным песенником в руках и вернулся только к обеду. А после обеда опять...

Одняжды утром Анне следила из-за занавески, куда я иду. Она даже попыталась незаметно идти вслед за мною. Но я сделал такие заячьи петли, что она меня сразу же потеряла. Я, конечно, пошел не на какое-нибудь богослужение, а к своему другу Тоомасу. У него в садике такой скромный сарайчик – там мы и сидим каждый день, тянем пиво и играем в карты.

Продолжалось это так до сегодняшнего полудня. Сидели мы, как прежде, с Тоомасом в сарайчике. У меня в руках были как раз хорошие карты.

– Бубны козыри!

И в этот момент я услышал грозный женский голос:

– Андрес! Вот где ты, сатана, пропадаешь? А ну, мигом домой!

Да, это была Анне, злая и разгневанная, как богиня мести.

Что было дальше, уже не представляет интереса для читателей. Телевизор и книги у нас опять в комнате, и на богослужение никто из нас больше не ходит. Анне приобрела опять свой прежний характер, и мне это очень нравится.

Духовные братья

Участковый уполномоченный товарищ Ялакас видел сон, будто он находится в осажденной крепости. Враг ожесточенно таранил ворота, все вокруг сотрясалось.

– Прорвутся, – испугался он и проснулся.

– Помогите! Бога ради, помогите! – услышал он за дверью приглушенные вопли.

Удары в дверь продолжались.

Мгновенно Ялакас оделся и открыл дверь. На пороге стояла высокая, широкая фигура в черном. Привидение?

– Бога ради, не испугайтесь! – сказал гость приглушенным, простуженным голосом. – Я ваш пастух... и прошу помощи.

Уполномоченный вытаращил глаза:

– Какой пастух?

– Пастух божьего стада, – ответил гость. – Ваш пастор, Иосеп Акман. Извините, что в столь ранний час...

– Что случилось? Опять кого-нибудь убивают? – спросил уполномоченный. (На подобное опасение у него было полное основание, потому что еще в прошлую неделю он усмирил одну религиозную вечеринку, где участники в упоении разбивали бутылками друг другу черепа...)

– Нет, сын мой, меня нагло и безбожно обманули...

Теперь уполномоченный милиции действительно растерялся. В его практике все было: и убийства, и грабежи, и воровство, и драки. Но чтобы человек, который живет за счет обмана, сам пришел и пожаловался на обман! Нет, такого еще не было!

– Где это случилось? Когда? Кто вас обманул? Неверующие?

– Нет, как раз верующий, мой духовный брат.

Уполномоченный проводил пастора в свой служебный кабинет и пригласил сесть. Постепенно вырисовывалась картина преступления. Неделю тому назад к пастору пришел его старый знакомый Даниел Сакс. Пришел искать духовного успокоения, как всякая блудная овца. Они вспоминали былые времена, когда еще вместе штудировали теологию. Он рассказывал о себе и расспрашивал о жизни своего друга. Пастор, конечно, радовался приходу друга и предложил ему разделить свой дом, свой хлеб, свое вино... И Даниел Сакс остался, даже обещал помогать пастору в его трудной миссии.

– Даниел спросил, не хочу ли я купить себе «Волгу», – сказал пастор грустно и опустил глаза. – Я, конечно, хотел. Когда стадо разбегается, на велосипеде за ним не успеешь, пастуху все труднее становится...

Даниел попросил за «Волгу» восемь тысяч. Ведь без очереди! И машина новая! И пастор согласился.

– Откуда вы столько денег взяли? – спросил уполномоченный. Он мысленно подсчитал, сколько десятилетий ему, уполномоченному, пришлось бы поработать, чтобы собрать такую сумму.

– Все за счет желудка, —ответил священник и смущенно поправил свою черную рясу, которая, хотя и была широкая, все-таки бесстыдно выдавала упитанность своего хозяина.

– Я очень мало ем. Каждый день на копейку. Так и набрал. А у кого уже есть, тому и дается, как говорит священное писание. Слуга божий ведь не бабочка, которая только и делает, что трепещет крылышками. Ему надо думать и о завтрашнем дне.

– Где теперь Даниел?

– В городе, пропивает мои трудовые сбережения... Боже, будь к нему милостив! Его надо обязательно поймать. Я не останусь в долгу перед вами. Если хотите, я похороню вас бесплатно. Только задержите этого жулика! Негодяя! Мерзавца!

Уполномоченному с трудом удалось успокоить слугу божьего. Он выпроводил его, посадил на велосипед и пожелал доброго пути.

Через час духовный, брат пастора Даниел уже сидел в милиции. Он протестовал с искренностью пьяного человека:

– Разве я хуже, чем он? Ну, скажи, товарищ милиционер? Акман в жизни не работал, палец о палец не ударил. Я же знаю. Сам был когда-то священником. Откуда у него эти деньги? Совести у него нет! Я спекулировал машиной, которой нет и не было. Хорошо. Я признаю свою вину, потому что у меня еще есть совесть. Есть! А он спекулирует богом, которого нет и не было. Он сдирает со своих овец по три шкуры. Почему же его не задерживают? Я спрашиваю вас, товарищ милиционер! Его тоже следовало бы, поскольку у него нет совести... А еще называется духовный брат!..

Даниел заплакал.

– Духовный брат? – спросил уполномоченный с презрением. – Ну, ладно, братец, собирайся ^ дорогу.

И отправил Даниела в камеру.