Текст книги "Страх и отвращение предвыборной гонки – 72"

Автор книги: Хантер С. Томпсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Мaрт

Взгляд из Ки-Бискейн… Явление дикаря-дебошира и насилие на «Саншайн спешиал»… Линдси обезумел, Маски напуган… Большой Уоллес играет мускулами… Первые признаки рокового конца демократов… Оставь надежду, всяк сюда входящий, кроме, быть может, Теда Кеннеди…

У меня такое ощущение, что Маски начинает бояться, но не по тем причинам, о которых пишут. Разумеется, его беспокоит Хамфри во Флориде, беспокоят Макговерн и либералы, и он волнуется насчет Линдси, но – в этом-то и зарыта собака – люди Маски не боятся, что Линдси на самом деле выиграет выдвижение от партии на пост президента… Они боятся, что Линдси может начать действовать достаточно успешно, чтобы заставить ввязаться в это дело Кеннеди.

Бывший руководитель кампании и политтехнолог

Призрак прошлого Кеннеди нависает над этой тоскливой президентской кампанией, так что даже самые циничные журналисты-ветераны кампаний Джека и Бобби начинают высказываться по этому поводу. Несколько дней назад в Джексонвилле[38]38
  Предварительные выборы и в Нью-Гэмпшире, и во Флориде были запланированы на начало марта, так что где-то в конце февраля я оставил Макговерна в Нью-Гэмпшире и отправился во Флориду проверить, как идут дела у Маски и Линдси. Линдси только что сильно выступил в Аризоне на собраниях по отбору делегатов, успешно конкурировал даже с Маски и побил Макговерна почти два к одному. Все, что ему требовалось во Флориде, – это 20 процентов голосов избирателей от Демократической партии, что казалось вполне возможным. Такая «победа» Линдси во Флориде совершенно изменила бы расклад предвыборной гонки. В предварительных выборах принимали участие 12 кандидатов, и в феврале эксперты говорили, что никто из них не мог надеяться получить больше 25–30 процентов голосов. Маски по-прежнему был фаворитом, и Джордж Уоллес лишь недавно решил вступить в гонку как демократ, а не независимый кандидат. Макговерн остался без денег и уже решил сократить свои затраты во Флориде и несколько недель спустя пойти ва-банк в Висконсине. Так что если бы Линдси удачно выступил во Флориде – даже придя к финишу вторым или с небольшим отставанием от Маски третьим, – образ Макговерна как кандидата от левых демократов, вероятно, сильно пострадал бы. Когда я приехал в Майами, местные опросы показывали, что предварительные выборы от Демократической партии, вероятно, сведутся к состязанию между Маски и Линдси, Хамфри и Уоллесом, с одной стороны, поскольку между ними распределятся голоса правого крыла, и Макговерном, борющимся за «утешительный приз» с Ширли Чисхолм, с другой.


[Закрыть], прорвавшись через утренний поток транспорта от отеля «Хилтон» до железнодорожного депо, я полуживой рухнул на свое место и угрюмо уставился на первую страницу Jacksonville Times-Union, и тут до моего правого уха долетело откуда-то сзади: «…немного устал от этой проклятой эрзац-кампании Кеннеди… теперь они заставят Рози Гриера петь для нас “Пусть солнце светит”… Похоже, они сбиты с толку…»

Мы спустились в депо, чтобы сесть на «Саншайн спешиал» – поезд Эда Маски, который отправляется в путешествие от Джексонвилла до Майами – по всей Флориде – и будет делать остановки для выступлений в таких городах, как Диленд, Винтерхэвен и Себринг.

Один из сенатских помощников Маски сказал мне, когда мы поджидали на углу улицы кортеж кандидата, чтобы сесть в автобус для прессы, что «никто не проводил подобных туров со времен Гарри Трумэна в 1948 году».

Пошутил ли он? Я был уверен в этом, но он выглядел абсолютно серьезным. «Ну… – протянул я. – Забавно, что вы это сказали… Потому что я только что слышал, как некоторые люди в автобусе рассказывали о поездах предвыборной кампании Бобби Кеннеди в Индиане и Калифорнии в 1968 году. – Я приятно улыбнулся. – Они даже написали об этом песню: только не говорите мне, что вы никогда не слышали “Безжалостное пушечное ядро”!»

Человек Маски покачал головой, не глядя на меня, – он так внимательно смотрел на проезжую часть, будто внезапно уловил первые отдаленные вибрации черного «кадиллака» Большого Эда, надвигавшегося на нас. Я тоже посмотрел в ту сторону, но единственным автомобилем в поле зрения оказался ржавый пикап «Сантехнические работы и сварка от Ларри», ждущий зеленого сигнала светофора. На водителе, который потягивал из банки пиво, была надета желтая пластмассовая каска. Он с любопытством взглянул на большой красно-бело-синий автобус Маски, а когда зажегся зеленый, с ревом промчался мимо нас. На заднем стекле кабины виднелась наклейка с небольшим американским флагом, а на стикере на заднем бампере значилось «Президент Уоллес».

Эд Маски умело использует призрак Кеннеди. Рузвельт Гриер, бывший тэкл[39]39
  Тэкл – позиция игрока в американском футболе. – Прим. ред.


[Закрыть] «Лос-Анджелес Рэмс», одно время служивший телохранителем Роберта Кеннеди, поет для него песни, и один из его главных стратегов – бывший друг Бобби по имени Джон Инглиш… Но гораздо больше Маски заботит призрак Кеннеди существующего.

Мы сидели в вагоне-гостиной поезда Маски, который катил мимо сосен Северной Флориды, когда всплыл этот вопрос. Я разговаривал со щеголеватым джентльменом из Атланты, который находился здесь в качестве специального гостя Эда Маски и сказал, что его пиар-компания, вероятно, будет «обрабатывать Джорджию» для кандидата от демократов, кто бы им ни стал.

– А кого бы вы предпочли? – спросил я.

– Что вы имеете в виду? – переспросил он.

Было видно, что мой вопрос заставил его занервничать.

– Ничего личного, – объяснил я. – Но с профессиональной точки зрения, сугубо объективно, кого из кандидатов-демократов было бы легче продать в Джорджии?

Он на мгновение задумался, затем пожал плечами.

– Без сомнения, Теда Кеннеди.

– Но он не является кандидатом, – сказал я.

Он улыбнулся.

– Я знаю. Я просто ответил на ваш вопрос.

– Понимаю, – проговорил я. – Но почему Тедди? По-моему, все то, что он недавно говорил, немного чересчур для Джорджии?

– Но не для Атланты, – ответил он. – Там Тедди смог бы победить. Разумеется, он бы потерял оставшуюся часть штата, но голоса черных смогли бы покрыть разницу.

Он отхлебнул свой виски и наклонился в сторону, пытаясь скорректировать крен вагона на запад по ходу поезда.

– В этом-то вся суть, – заметил он. – Только с Кеннеди можно гарантировать железобетонную явку черных избирателей.

– А как насчет Линдси? – спросил я.

– Пока нет, – ответил он. – Но, правда, он только начинает. Если ему удастся получить такую же политическую поддержку, какая была у Бобби в 68-м, – вот тогда и Тедди вступит в гонку.

Такие рассуждения нередки в вашингтонских гостиных, где кандидаты, руководители их кампаний, а также рейтинговые журналисты собираются, чтобы «поговорить о серьезной политике», в отличие от того тщательно выверенного бреда, который они публикуют в печатных изданиях. Сценарий Нового Кеннеди начинает пузыриться на поверхности. Джон Линдси даже сказал это для печати: несколько недель назад он согласился с репортером, который предположил – на одной из тех полусерьезных питейных вечеринок после окончания рабочего дня участников предвыборной гонки, – что «кампания Линдси должна быть просто достаточно успешной для того, чтобы добиться избрания Теда Кеннеди».

Это мало похоже на шутку, если учесть, что она прозвучала из уст имеющего мало шансов на победу кандидата в президенты, который тратит на избирательную кампанию по 10 000 долларов в день. Но Линдси время от времени кажется почти самоубийственно откровенным. Он проводит по два часа на сцене, воспламеняя толпу речами, которые подготовили для него спичрайтеры, а полчаса спустя садится за стол с кружкой пива и начинает говорить такое, чего ни один политик в здравом уме не осмелится сказать в присутствии журналистов.

Одним из главных условий успеха в карьере политика является закоренелое недоверие к прессе – и на это большинство репортеров крупных изданий, как правило, отвечают взаимностью. Еще 50 лет назад Генри Луис Менкен сказал, что «единственный способ, каким репортер должен смотреть на политика, – это сверху вниз».

Это по-прежнему в значительной степени определяет отношения между политиками и заправилами прессы. На более низком уровне – среди редакторов газет Питтсбурга и Омахи – есть тенденция относиться к успешным политикам с определенной долей благоговения и уважения. Но среди журналистов, достигших такого уровня, чтобы работать на президентских кампаниях, принято считать, что все политики – прирожденные воры и лжецы.

Обычно так и есть. Или, по крайней мере, это верно настолько же, насколько верно сложившееся среди политиков мнение, что представители прессы – это банда свиней. Обе стороны готовы согласиться, что из правил бывают исключения, но в целом отношение друг к другу именно таково… И побывав в свое время по обе стороны этого уродливого забора, я склонен согласиться и с теми и с другими…

Похоже, мы снова отошли от темы, и на этот раз я не могу позволить себе роскошь рассуждать обо всем, что придет мне в голову. Вместо того чтобы в очередной раз пропустить срок сдачи работы, я хочу быстренько закрутить гайки, уложившись в 500 слов… Именно такой объем от меня ждут, а уже через два часа я должен на своем пропитанном ромом красном кабриолете промчаться через дамбу Рикенбакер в центр Майами, а затем – в аэропорт, чтобы встретиться с Джоном Линдси либо в Таллахасси, либо в Атланте, в зависимости от того, какие связи я смогу подключить. На этой неделе почти невозможно ни попасть в Майами, ни вырваться из него. Все рейсы забронированы, а места в отелях проплачены втридорога, так что толпы разъяренных туристов «устраивают беспорядки», согласно Miami Herald, в вестибюлях гостиниц, в которые их отказываются заселять.

К счастью, у меня есть свой просторный номер, закрепленный за новым отделом национальной политики в отеле «Роял Бискейн».

Когда в Вашингтоне стало невыносимо, у меня не осталось иного выбора, кроме как переместить отдел национальной политики в место с лучшими условиями труда. Все согласились с тем, что так надо было поступить уже давно. После трех месяцев, проведенных в Вашингтоне, я чувствовал себя так, будто три года вкалывал на шахте под Баттом, штат Монтана. Мои отношения с Белым домом с самого начала складывались из рук вон плохо: моя заявка на пресс-аккредитацию была немедленно отклонена. Они сказали, что мне она не нужна, потому что Rolling Stone – «музыкальный журнал», а в Белом доме сейчас не до музыки. Да, по-видимому, и в целом на Капитолийском холме. Когда я позвонил в отдел по работе с прессой конгресса, чтобы спросить о заявке на получение удостоверения представителя прессы, которую я подал в начале ноября 1971-го, мне ответили, что они еще не приняли по ней решения, но мне, вероятно, это удостоверение в любом случае не потребуется. И как, черт возьми, мне получать статус «представителя прессы» на национальных съездах Демократической и Республиканской партий этим летом?

Как?! Они взяли меня с поличным. Я пытался спасти лицо, утверждая, что политическая наука никогда не могла убедительно доказать, будто музыка и политика не имеют ничего общего, но, когда они потребовали от меня подтверждений, я сказал:

– Чепуха, вы, наверное, правы. Зачем гадить в собственном гнезде, ведь так?

– Что?

– Не берите в голову, – сказал я. – Так или иначе я на самом деле не хотел получать эти чертовы удостоверения.

Что было правдой. Быть отлученным от Белого дома – это все равно что попасть в черный список в клубе Playboy. В этом есть свои преимущества.

Переезд в Ки-Бискейн здорово повлиял на мое чувство юмора. Мои апартаменты в «Роял Бискейн» располагаются в большой пальмовой роще на пляже – менее чем в полутора километрах от флоридского Белого дома. Никсон проживает не в самой привлекательной части острова, а я – у самого океана. Сидя здесь за пишущей машинкой на просторной веранде под навесом, я слышу, как океанские волны бьются о дамбу примерно в 200 м от меня.

Сегодня вечером тут никого нет. Зеленый газон между верандой и пляжем пуст, если не считать случайно забредшей туда бродячей собаки, которая лежит на траве. Они любят сырость, хорошую почву и одуряюще сладкий запах медленно гниющих кокосов. Я сижу здесь на крыльце, освещаемый лампой, попиваю ром и представляю, каково это – чувствовать себя бродячей собакой.

Об этом мало написано, и когда у меня будет больше времени, я вернусь к этой теме, но не сегодня: ведь нам все еще нужно разобраться с проблемой Линдси – Кеннеди.

Есть определенная логика в том, что Линдси решил, будто может добиться успеха, о котором раньше не мог и мечтать, но пока что не добился ничего, кроме того, что выкроил себе место в истории, как Джин Маккарти 1972 года. На данном этапе кампании 1968 года Маккарти повезло получить, согласно опросам Гэллапа, 5 % – и тот же самый процент Линдси имеет сегодня.

Но после Нью-Гэмпшира – когда Маккарти доказал, что чертовски много людей принимают его всерьез, – Роберт Кеннеди передумал и решил принять участие в гонке, не дожидаясь 1972-го. Таков был первоначальный план, основанный на том, что Линдон Джонсон будет выдвигаться снова и пойдет на второй срок, очистив таким образом площадку для Бобби на следующих выборах.

Есть что-то зловещее в том, что теперь Тед Кеннеди столкнется почти с такой же ситуацией. Он предпочел бы не участвовать в гонке: шансов у него мало, его спонсоры, похоже, отказались от политики, а Никсон, кажется, во всеоружии, и все, что ему нужно, чтобы жизнь окончательно удалась, – это растоптать Кеннеди в ходе своей последней кампании.

Поэтому трудно спорить с тем, что Тедди был бы дураком, если бы баллотировался сейчас на пост президента. До 1976-го осталось всего четыре года. Кеннеди только 42 года, и, когда Никсон благополучно покинет президентский пост, «Великая старая партия» должна будет выдвинуть нового чемпиона, чтобы ответить на вызов Кеннеди.

Таков план, и он выглядит неплохо: пока есть не так много шансов, что какой-нибудь демократ побьет в 1972-м Никсона, тем более такой человек, как Линдси, который бы не только отправил Тедди на скамейку запасных на следующие восемь лет, но и не оставил бы камня на камне от давнишней таинственной угрозы «ожидания Кеннеди». С Джоном Линдси в Белом доме Теду Кеннеди можно будет забыть о собственных планах на президентство.

Даже с победой Маски Кеннеди было бы трудно смириться, особенно если бы Линдси сумел заставить Маски предложить ему пост вице-президента. Это сделало бы Линдси его очевидным преемником. В отличие от Эгню – которого никто, даже его враги, никогда не воспринимали иначе как подачку деревенщине и расистам, – Линдси на посту вице-президента выглядел бы настолько бесспорным «следующим в очереди», что Кеннеди пришлось бы отступить и признать с его прекрасной ирландской улыбкой, что он облажался… Счастье было так возможно, но он этого не разглядел вовремя, а вот Линдси подсуетился.

Это очень сложный прогноз, и нужно еще пораскинуть над ним мозгами, но прямо сейчас у меня нет на это времени, потому что я должен немедленно отправляться в Атланту, чтобы встретиться с Линдси в вип-убежище «Дельта» и, возможно, подумать над этим вопросом как следует во время долгого перелета в Лос-Анджелес.

Между тем если прислушаться к экспертам, то стоит внимательно следить за действиями Джона Линдси на предварительных выборах во Флориде… Потому что если он хорошо покажет себя здесь, а затем еще лучше в Висконсине, то, по прогнозам экспертов, он может начать искать какую-нибудь более солидную компанию, и это сделает ситуацию еще интереснее.

Если в кампании будут участвовать и Линдси, и Кеннеди, то множество людей, которые еще не вполне определились, за кого им голосовать в этом году, могут быстро изменить свое мнение. И к тому же съезд Демократической партии в Майами в этом июле превратится в нечто вроде недельной оргии секса, насилия и вероломства в зоопарке Бронкса.

Маски при таком раскладе ничего не светит. Бог его знает, кто в конце концов будет выдвинут, но возможные варианты таковы – и к этому надо прибавить воздействие медиаспектакля такого масштаба, – что Никсон может начать подумывать о том, не пропустить ли ему себя через овощерезку Белого дома.

«Встречи проходили без осложнений вплоть до прибытия в полдень в Майами, где активист йиппи[40]40
  Йиппи – радикальная политическая группа, члены так называемой Международной партии молодежи (Youth International Party – YIP). В конце 1960-х группа принимала активное участие в кампаниях гражданского неповиновения и протестах против войны во Вьетнаме. Название группы навеяно словом «хиппи». – Прим. ред.


[Закрыть] Джерри Рубин и еще один человек неоднократно критиковали и прерывали сенатора. Он попытался ответить на обвинения Рубина в том, что когда-то был “ястребом” войны во Вьетнаме. Он признал, что допустил ошибку, как и многие другие сенаторы в те времена, но Рубин не дал ему закончить.

Маски был крайне раздражен препирательствами с Рубином и другим крикуном Питером Шериданом, который сел на поезд в Уэст-Палм-Бич с удостоверением для прессы, по-видимому, полученным от вашингтонского корреспондента Rolling Stone доктора Хантера С. Томпсона».

Miami Herald, 20 февраля 1972 года

Это происшествие не дает мне покоя с тех пор, как вдарило мне промеж глаз утром одного мирного воскресенья несколько недель тому назад, когда я сидел на веранде отдела политики в «Роял Бискейн». Я нарезал грейпфрут и потягивал чашечку кофе, просматривая политическую страницу Herald, когда вдруг увидел свое имя в середине репортажа о поезде «Саншайн спешиал», на котором Эд Маски совершал агитационную поездку из Джексонвилла в Майами.

Несколько телефонных звонков подтвердили, что в этом поезде случилось нечто ужасное и что в этом обвиняют меня. Нью-йоркский репортер, приписанный к лагерю Маски, предупредил, что мне лучше «держаться подальше от них… Они действительно разозлились и изъяли твой пропуск раз и навсегда».

– Замечательно, – сказал я. – Еще один отстой, который я теперь могу с чистой совестью избежать. Но что случилось? Почему они обвиняют меня?

– Господи боже! – воскликнул он. – Этот сумасшедший сукин сын сел в поезд с твоим пропуском и совершенно слетел с катушек. Он выпил с десяток мартини еще до того, как поезд отошел от перрона, а потом начал оскорблять всех подряд. Он зажал в угол какого-то бедного ублюдка из вашингтонской газеты и назвал его грязным коммунячьим педиком… Потом начал толкать его, говоря, что собирается сбросить его с поезда на следующем мосту… Мы не могли поверить в то, что это происходит на самом деле. Он напугал одного из телевизионщиков так, что тот заперся в туалете и просидел там до конца поездки.

– Господи, – сказал я, – но никто же не подумал, что это на самом деле был я, правда?

– Черт возьми, как раз так все и подумали, – ответил он. – Единственными, кто знал, как ты выглядишь, были я и… (он назвал нескольких журналистов, чьи имена не должны быть здесь упомянуты). Но все остальные просто смотрели на его пропуск, и очень скоро по всему поезду вплоть до вагона Маски разлетелся слух, что какой-то бандит по имени Томпсон из какого-то Rolling Stone рвет поезд на части. Они хотели отправить Рози Гриера, чтобы он разобрался с тобой, но Дик Стюарт (пресс-секретарь Маски) сказал, что это будет плохо выглядеть, если 140-килограммовый телохранитель изобьет журналиста в поезде избирательной кампании.

– Это нормальный ход мысли для человека Маски, – заметил я. – Они все сделали не так, но зачем же подливать масла в огонь, избивая репортера?

Он рассмеялся.

– На самом деле, – продолжил он, – пронесся слух, будто ты перебрал с ЛСД и пошел вразнос, что ты просто не мог контролировать себя.

– Что ты имеешь в виду, говоря «ты»? – спросил я. – Меня даже не было на этом проклятом поезде! Люди Маски специально не разбудили меня в Уэст-Палм-Бич. Им не понравилось, как я вел себя за день до этого. Мой друг из газеты Флоридского университета сказал, что слышал, как они говорили об этом внизу в вестибюле, когда проверяли список прессы и будили всех остальных.

– Да, я слышал кое-какие из этих разговоров, – сказал он. – Кто-то говорил, что ты кажешься очень негативно настроенным.

– И это правда, – сказал я. – Это был один из самых унизительных политических опытов, которым я когда-либо подвергался.

– Это именно то, что сказали люди Маски о твоем друге, – ответил он. – Оскорблять журналистов – это одно, в конце концов, мы все уже привыкли к этому, но примерно на полпути к Майами я видел, как он потянулся к бару и стащил со стойки целую бутылку джина. Потом он начал блуждать из вагона в вагон, пить из горла и клеиться к этим бедным чертовым девочкам. Вот когда все это действительно стало выглядеть хреново.

– Каким еще девочкам? – спросил я.

– Да к тем самым, в красных, белых и синих шортиках, – ответил он. – К этим «волонтерам Маски» из Джексонвиллского профессионального колледжа, или как его там…

– Ты имеешь в виду официанток? Тех, в соломенных шляпках?

– Да, – сказал он. – Чирлидерш. Ну, они все перепугались до усрачки, когда твой друг начал лапать их. Как только он заходил в какой-то вагон, девушки мчались в другой конец, чтобы спрятаться за дверью. Но ему иногда удавалось поймать одну из них за руку или за ногу, и он начинал кричать что-то типа: «Теперь я поймал тебя, маленькая красотка! Иди сюда и посиди у папочки на лице!»

– Господи! – воскликнул я. – Почему они просто не высадили его из поезда?

– Как? Не остановишь же скорый посреди дороги из-за одного пьяного пассажира. А что если бы Маски приказал сделать аварийную остановку, а нас бы протаранил грузовой состав? Ни один из кандидатов в президенты не рискнет пойти на такое.

Я уже видел заголовки всех газет от Ки-Уэст до Сиэттла:

АГИТАЦИОННЫЙ ПОЕЗД МАСКИ ПОТЕРПЕЛ КРУШЕНИЕ, ПОГИБЛО 34 ЧЕЛОВЕКА

КАНДИДАТ ОТ ДЕМОКРАТОВ

ОБВИНЯЕТ «БЕЗУМНОГО ЖУРНАЛИСТА»

– Во всяком случае, – продолжил он, – мы опаздывали на тот большой митинг на вокзале в Майами, и ребята Маски решили, что будет лучше просто потерпеть безумного сукина сына, чем устраивать бурную сцену в поезде, полном скучающих репортеров. Господи, да поезд был до отказа набит телевизионщиками, и все они ныли, что Маски не делает ничего, что стоило бы пустить в эфир… – Он засмеялся. – Да, черт возьми, нас всех очень бы порадовала большая драка в поезде. Лично я подыхал со скуки. За всю поездку я не получил ни одной стоящей цитаты для заметки. – Он снова засмеялся. – На самом деле Маски заслужил этого парня. Это, конечно, был настоящий кошмар, но, по крайней мере, он не дал нам заскучать. Никто не уснул, как в пятницу. Черт, да от этого скота некуда было деться! Все, что оставалось, – это ехать дальше и надеяться, что к тебе он не прицепится.

Washington Star и Women's Wear Daily рассказали, по сути, одно и то же: какой-то дикарь сел на поезд в Уэст-Палм-Бич, воспользовавшись добытым мошенническим путем журналистским удостоверением, и устроил беспорядки в вагоне-гостиной – затеял «несколько драк», а потом «накинулся на сенатора», когда поезд прибыл в Майами и Маски вышел на платформу, чтобы произнести речь, которая, как предполагалось, должна была стать кульминацией его триумфальной агитационной поездки.

Именно в тот момент, по сообщениям прессы, как опубликованным в газетах, так и изложенным устно, мой предполагаемый друг, называющий себя Питером Шериданом, распоясался до такой степени, что сенатор Маски вынужден был «резко оборвать его».

Когда «Саншайн спешиал» прибыл в Майами, Шеридан соскочил с поезда, встал на путях у платформы, где выступал Маски, и провел там следующие полчаса, доставляя сенатору массу огорчений своими репликами, вместе с Джерри Рубином, который также появился на станции, чтобы спросить Маски, что заставило его изменить свое отношение к войне во Вьетнаме.

Рубин находился в Майами в течение нескольких недель и часто появлялся на местном телеканале, предупреждая, что «десять тысяч голых хиппи» будут среди тех, кто приедет на национальный съезд Демократической партии в Майами-Бич в июле. «Мы пройдем маршем к месту проведения съезда, – объявил он, – но никакого насилия не будет, по крайней мере, с нашей стороны».

Отвечая на вопросы, касающиеся его присутствия во Флориде, Рубин сказал, что «решил переехать сюда из-за климата» и что зарегистрировался здесь как избиратель-республиканец. Вопреки подозрениям людей Маски Шеридан даже не узнал Рубина, а я не видел его с момента Альтернативного инаугурационного бала, который состоялся как ответ на инаугурацию Никсона в 1969 году.

Когда в ту субботу Рубин появился на вокзале, чтобы извести Маски, сенатор от штата Мэн был, по-видимому, единственным человеком в толпе (кроме Шеридана), который не знал, кто он такой. Его первой реакцией на ругань Рубина было: «Заткнитесь, молодой человек – здесь говорю я».

– Вы ничем не отличаетесь от Никсона, – крикнул Рубин в ответ.

…И именно в этот момент, как свидетельствуют сообщения прессы и отчет из первых рук от Монте Читти из газеты Alligator Флоридского университета, Маски, похоже, потерял равновесие и cвалился с платформы.

Согласно Читти, случилось следующее: «Дебошир потянулся с путей и ухватился одной рукой за штаны Маски, размахивая зажатым в другой руке пустым стаканом из-под мартини, через ограждение вокруг платформы служебного вагона, крича: “Убери-ка свою лживую задницу обратно внутрь и сделай мне еще выпить, ты, бесполезный старый пердун!”»

«Это было действительно нечто, – рассказал мне Читти позже по телефону. – Хулиган продолжал тянуться и хватать Маски за ноги, требуя еще джина… Маски пытался не обращать на него внимания, но тот продолжал цепляться за сенатора, и дело дошло до того, что даже Рубин отступил».

«Дебоширом», конечно, был тот самый алкаш, который терроризировал поезд Маски на всем пути от Палм-Бич, и на нем по-прежнему висел пропуск для прессы, на котором значилось: «Хантер С. Томпсон – Rolling Stone».

Читти и я встретили его накануне ночью, приблизительно в 2:30, в вестибюле «Рамада Инн», где разместилась журналистская тусовка. Мы шли на улицу поискать магазин с сэндвичами, чувствуя себя слегка помятыми и очень голодными… И когда мы проходили мимо ресепшена, там стоял этот огромный монстр с дикими глазами и ревел на ночного портье: «Все это дерьмо цыплячье», и «Все эти педики вокруг подлизываются к Маски», и «Где, черт возьми, человек может хорошо провести время в этом городишке?»

Обычно подобные сцены не производят на меня впечатления, но в этой было что-то особенное – что-то безумное в том, как этот тип разговаривал. Что-то очень знакомое. Я прислушался и узнал интонации Нила Кэссиди: нечто спидово-алкогольно-кислотное – дикое сочетание угрозы, безумия, гениальности и обрывочной логики, которое обрушивается на сознание слушателя разрушительным хаосом.

Это явно не то, что вы ожидаете услышать в вестибюле «Рамада Инн» и тем более в Уэст-Палм-Бич, так что я понял, что нам ничего не остается, кроме как захватить этого типа с собой.

– Не возражаю пойти вместе с вами, – сказал он. – В такой час я готов прошвырнуться с кем угодно.

Пока мы пять или шесть кварталов шагали по теплым полуночным улицам к круглосуточной забегаловке под названием «Медный пенни», Кэссиди объяснил, что только что вышел из тюрьмы. Пятнадцать дней за бродяжничество, и, когда он откинулся сегодня около четырех, так получилось, что он подобрал газету и увидел, что Эд Маски в городе… И так как у него есть друг, который «работает на самом верху» на Большого Эда… ну, он решил, что будет неплохо подчалить к «Рамада Инн» и поздороваться.

Но он не смог найти своего друга. «Только куча педиков из CBS и New York Times, слоняющихся по бару, – сказал он. – Я хотел пообщаться с несколькими уродами из этой толпы, но они сразу исчезли – просто сбежали, как псы. Хотя чего еще ждать от таких людей? Это ж просто куча отстойных любителей лизать задницы, получающих деньги за то, что они зависают с политиками».

* * *

Ну вот… Мне бы хотелось изложить эту историю целиком, но снова подходит срок сдачи работы, и завязанные в этом люди начинают требовать побыстрее заканчивать и погрузиться в политический материал. Точно. Давайте не будем обманывать читателей. Мы обещали им политику, и мы, черт возьми, дадим им политику!

Но для отмазки мне бы хотелось по-быстрому объяснить или хотя бы просто отметить, что, несмотря на массу доказательств обратного, тот урод, с которым мы встретились в холле «Рамада Инн» и который на следующий день напугал до усрачки всех, кто ехал на поезде Маски, был на самом деле отличным человеком с редким чувством юмора, чего, к сожалению, по разным причинам не сумели оценить люди на «Саншайн спешиал».

Но почему он появился там с моим пропуском для прессы? Это длинная и запутанная история, но, как я припоминаю, она как-то связана с тем, что Шеридан убедил меня, будто он был одним из первых адептов Неоамериканской церкви[41]41
  Неоамериканская церковь боролась за легализацию ЛСД. – Прим. ред.


[Закрыть], а также с тем, что он бесперебойно выдавал всевозможные любопытные и содержательные истории о своих приключениях в таких местах, как Милбрук, Хог Фарм[42]42
  Хог-Фарм – коммуна хиппи в Калифорнии. – Прим. ред.


[Закрыть], Ла-Хонда и бильярдная Майка в Сан-Франциско…

Но и этого было бы мало, если бы он не оказался также несомненным аристократом королевства фриков. Вот это не подлежало сомнению. Этот ублюдок был настоящим чертовым психом. От него словно било током, и это чрезвычайно тяжело – видеть собственными глазами человека, который явно отбросил всякую надежду когда-либо вести себя «нормально».

Монте Читти и я провели около пяти часов вместе с Шериданом в ту ночь в Уэст-Палм-Бич, и всюду, куда бы мы ни заходили, от него были одни неприятности. В рок-клубе за углом от «Медного пенни» он поверг администратора в панику, просто подойдя к бару и спросив, может ли он померить его шляпу – мятую старую панаму, которая выглядела так, будто попала к нему из того же благотворительного магазина, где он подцепил свои «левисы» и кубинскую рабочую рубашку.

Когда он попытался померить шляпу, администратор сжался, как сосновая змея, почуяв что-то в тоне голоса Шеридана или, может быть, уловив вибрации, нагнавшие на него такой страх, что я буквально читал в его глазах: «Боже мой – вот оно, начинается. Прыснуть ему в лицо из баллончика с нервно-паралитическим газом прямо сейчас или попозже?»

Все это объясняет произошедшее позже на агитационном поезде Маски, а также то, почему его «друг на самом верху» (позже идентифицированный Women's Wear Daily как Ричи Эванс, одно из главных доверенных лиц Маски во Флориде) не поспешил позаботиться о своем старом приятеле Пите Шеридане, который только что вышел из тюрьмы, где сидел за бродяжничество, и которому негде было спать и у которого не было никакой другой возможности добраться до Майами, кроме как поднять большой палец на дороге и надеяться, что его подвезут.

– К черту все это, – сказал я. – Поедешь с нами на поезде. Это президентский экспресс – скоростной бросок до Майами и куча бесплатного бухла. А почему нет? Любой друг Ричи – это друг Эда, но раз ты не можешь сейчас, посреди ночи, найти Эванса и поскольку поезд отправляется уже через два часа, то, возможно, тебе стоит взять у меня этот маленький оранжевый пропуск для прессы, просто чтобы попасть внутрь.

– Я думаю, ты прав, – сказал он.

– Ну да, – ответил я. – И, кроме того, я заплатил за эту чертову хрень 30 долларов, и все, что я за это получил, – это дюжина пива и самый скучный день в моей жизни.

Он улыбнулся, беря карточку.

– Может быть, мне удастся воспользоваться ею получше, – сказал он.

И он сумел. Он именно так и сделал, и впоследствии другие члены пресс-корпуса кампании очень строго осудили меня за то, что я позволил моей аккредитации попасть в чужие руки. Для большего эффекта были пущены также отвратительные слухи, будто я каким-то образом сговорился с этим монстром Шериданом, а также с Джерри Рубином, чтобы устроить «диверсию» во время заключительного выступления Маски в Майами, и что зверское поведение Шеридана на железнодорожной станции было результатом тщательно спланированного заговора, подготовленного мной, Рубином и международным мозговым трестом йиппи.

Эта версия, по-видимому, выдумана сотрудниками Маски, которые заявили другим журналистам, будто они все это время знали, что я предрасположен к чему-то нехорошему, но они попытались пойти мне навстречу, и теперь посмотрите, что я сделал с ними: посадил на поезд ходячую бомбу!

Подобную версию трудно опровергнуть, потому что люди, участвующие в предвыборной гонке, настолько привыкли к нечестному поведению всех, в том числе и людей из прессы, что им трудно объяснить такое происшествие, как на вокзале Майами, чем-либо, кроме заговора. В конце концов, почему бы еще я мог отдать свою аккредитацию какому-то обезумевшему от пьянства уголовнику-рецидивисту?