Текст книги "По обе стороны утопии. Контексты творчества А.Платонова"

Автор книги: Ханс (Ганс) Гюнтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Герои Платонова не только живут в объективном времени, но и обладают своим внутренним временем и личной памятью. Вопросы времени и памяти занимали авторов, о которых выше уже шла речь, – Чаадаева и Шпенглера. Чаадаев придавал большое значение субъективному ощущению времени: «Все времена мы создаем себе сами, в этом нет сомнения; бог времени не создал; он дозволил его создать человеку» [567]567
  Чаадаев П.Указ. соч. С. 75.


[Закрыть]. Личная память дает человеку возможность «вырваться из удручающих объятий времени» [568]568
  Там же. С. 74.


[Закрыть]данного момента. Здесь подчеркивается познавательный и волевой аспект памяти, открывающей выход в беспредельность «истинного времени». «Мы строим образы прошлого точно так же, как образы будущего. Что же мешает мне отстранить призрак прошлого, неподвижно стоящий позади меня, подобно тому, как я могу по желанию уничтожить колеблющееся видение будущего, парящее впереди, и выйти из того промежуточного момента, называемого настоящим, момента столь краткого, что его уже нет в то самое мгновение, когда я произношу выражающее его слово?» [569]569
  Там же. С. 75.


[Закрыть]

Если для Чаадаева субъективное время равнозначно личной свободе человека, то Шпенглер подчеркивает трагичность, связанную с исчезновением, уходом времени в прошлое: «Стоит нам произнести слово необратимостьприменительно к направлению жизни, стоит погрузиться в чудовищный смысл слова „слишком поздно“, посредством которого мимолетный отрезок настоящего достается вечномупрошлому, и мы ощущаем бездну этого трагического поворота» [570]570
  Шпенглер О.Указ. соч. С. 172. – Курсив автора. – Х. Г.


[Закрыть]. Ощущение трагичности исчезающего времени глубоко характерно для многих платоновских героев [571]571
  См.: Дмитровская М.Указ. соч. С. 309–311.


[Закрыть], охваченных «осенней» или «вечерней» меланхолией. Саша Дванов чувствует «тоску по прошедшему времени: оно постоянно сбивается и исчезает, а человек остается на одном месте со своей надеждой на будущее»; он догадывается, «почему Чепурный и большевики-чевенгурцы так желают коммунизма: он есть конец истории, конец времени, время же идет только в природе, а в человеке стоит тоска» (335). Вопреки чаяниям чевенгурцев, «время безнадежно уходило обратно жизни» (299). «Тоска времени звучит в книге на разные голоса» [572]572
  Ливингстон А.Время в «Чевенгуре» // «Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 6. С. 26–28.


[Закрыть].

Платонов осознает глубинную связь между неподвижностью истории и апокалиптической надеждой. Он понимает стремление своих героев покончить с историей раз и навсегда, так как история воспринимается ими лишь как вечное возвращение беды. Но тем не менее он считает апокалипсис мнимым выходом из косности времени, поскольку мечта о полном разрыве с историей ведет обратно в порочный круг циклического времени и мертвого пространства. Таким образом, антиутопический принцип памяти в концепции времени Платонова играет существенную роль. Писатель адаптирует взгляды Шпенглера о соотношении времени и пространства, отраженные в книге «Закат Европы», но при этом он «скрещивает» их с соображениями о значении «географического фактора» для русской истории, восходящими, прежде всего, к Чаадаеву.

19. Революция и русская апокалиптическая традиция

В то время как на Западе марксизм обычно рассматривается на фоне просветительского и социально-утопического мышления, русские критики начала XX века были склонны видеть в нем скорее хилиастическое направление. Это объясняется тем, что из-за исторической запоздалости России адаптация марксизма происходила в условиях, коренным образом отличающихся от ситуации в современной ей Европе. В русской культуре того времени заметно отчуждение значительной части как народа, так и интеллигенции от власти и церкви. Варьируя название книги А. С. Пругавина [573]573
  Пругавин А.Раскол вверху. Очерки религиозных исканий в привилегированной среде. СПб., 1909.


[Закрыть], можно говорить об одновременном существовании «раскола вверху» и «раскола внизу». Об интересе и симпатии интеллигенции к сектантским идеям свидетельствуют, к примеру, беседы Н. Бердяева с представителями разных сект в московском трактире «Яма»: «Тут были и бессмертники, и баптисты, и толстовцы, и евангелисты разных оттенков, и хлысты, по обыкновению себя скрывавшие, и одиночки – народные теософы. <…> Меня поражали напряженность духовного искания, захваченность одной какой-нибудь идеей, искание правды жизни, а иногда и глубокомысленный гнозис» [574]574
  Бердяев Н.Русская идея. Париж, 1971. С. 200.


[Закрыть]. У многих мыслителей и поэтов начала XX века были «свои люди» среди сектантов [575]575
  См.: Эткинд А.Хлыст. Секты, литература и революция; см. также: Niqueux М.Le mythe des Xlysty dans la littérature russe // Revue des études slaves. 1977. №. 69/1–2. P. 201–221.


[Закрыть].

Не удивляет, что религиозные искания проникали также в среду социалистической и радикальной молодежи [576]576
  См.: Пругавин А.Указ. соч. С. 23.


[Закрыть]. О соответствии «духовной жизни многих русских сект с духовной жизнью коммунистов» упоминает Карл Каутский в предисловии к русскому изданию книги «Предшественники новейшего социализма» (1907). Разворачивая эту тему, он пишет, что «нигде оппозиционные секты, порожденные христианством, до самой реформации включительно, не могут встретить столько понимания и интереса, как в России, в которой и доныне еще существуют религиозные секты, носящие такой же характер. То, что для нас в Западной Европе представляет собою только исторический интерес, – то в России является средством для уразумения известной доли настоящего» [577]577
  Каутский К.Предшественники новейшего социализма. Часть первая. От Платона до анабаптистов. 4-е изд. М., 1919. С. XI.


[Закрыть]. По мнению Каутского, социалистическое движение завершит то, «что сделать тщетно пытался своими детскими, неумелыми руками религиозный коммунизм» [578]578
  Там же. С. XIV.


[Закрыть].

Лишь немногие из западных авторов рассматривают русский марксизм под углом зрения хилиазма. Так, например, Фриц Герлих противопоставляет материалистическую линию Каутского хилиастической линии Ленина и называет русский пролетариат «отсталым спасителем» [579]579
  Gerlich F.Der Kommunismus als Lehre vom Tausendjährigen Reich. München, 1920. S. 114.


[Закрыть]. Связывая русскую революцию с «народным хилиазмом», Ганс Мюлештейн считает, что под видимостью марксистской фразеологии скрываются более глубокие элементы русской революции. Ему кажется, что «недаром коммунизм победил в экономически самом отсталом и самом религиозном народе Европы» [580]580
  Mühlestein H.Russland und die Psychomachie Europas. München, 1925. S. 126.


[Закрыть]. Из западных марксистских философов стоит отметить Эрнста Блоха, писавшего об адвентизме сект и о духе «незавершенного Открытия» Иоахима Флорского, который живет в поэзии Александра Блока [581]581
  Bloch E. Das Prinzip Hoffnung. Bd. 3. Frankfort a. M., 1973. S. 597.


[Закрыть].

В своей основательной штудии о России и мессианизме Востока Мануэль Саркисянц на богатом материале исследует влияние народных верований, сектантства и старообрядчества на русскую интеллигенцию и революционное движение [582]582
  Sarkisyanz M.Russland und der Messianismus des Orients. Tübingen, 1955.


[Закрыть]. Он определяет хилиазм как «исходную атмосферу» большевизма и указывает на то, что в России революция считается не ступенью исторического развития, а абсолютным концом истории. Большевизм родился в стране, где дошло до «зажигательного соприкосновения» народного ожидания тысячелетнего царства с современным рационализмом. Согласно автору, революция означает апогей хилиастических напряжений, но одновременно приводит и к угасанию подобных стремлений. Саркисянц подхватывает тезис Бердяева о том, что революционный взрыв в конечном итоге означает начало обуржуазивания России [583]583
  Думается, что буржуазные и стяжательские черты воплощены в образе Прошки Дванова в «Чевенгуре».


[Закрыть].

Подчеркивание аналогии между большевизмом и еретическим мышлением в России среди прочего связано с тем, что за десятилетие до Октябрьской революции сектантство все еще играло значительную роль [584]584
  К данным о количестве сектантов и староверов см.: Эткинд А.Указ. соч. С. 36–38.


[Закрыть]. Кроме этого, подобным сравнениям, скорее всего, способствовал и психологический склад большевиков. Так, например, экзальтация и нетерпимость большевистских депутатов в Думе напоминает Сергею Булгакову о средневековых еретиках, мечтающих расчистить мечом дорогу тысячелетнему царству Христову [585]585
  Булгаков С.Два Града. С. 252.


[Закрыть]. По мнению авторов «Вех», «эсхатологическая мечта о Граде Божием», «признаки идейной одержимости» и стремление к аскетизму, «упрощению, обеднению, сужению жизни» [586]586
  Вехи. М., 1990. С. 48, 57, 177.


[Закрыть]вообще свойственны радикальной интеллигенции. Западный наблюдатель ранней советской культуры Рене Фюлеп-Миллер под оболочкой своеобразного рационализма большевиков открывает душевный склад русских сектантов и сравнивает их с анабаптистами, гуситами и другими сектантскими направлениями. Подобно Каутскому, он видит в этом явлении запоздалое повторение того, что когда-то происходило в Европе [587]587
  Fülųp R.Geist und Gesicht des Bolschewismus. Zürich; Leipzig; Wien, 1926. S. 105, 113.


[Закрыть].

С. Булгаков считает, что при возможной аналогии с ранним христианством эсхатология большевизма носит религиозные, но сознательно враждебные христианству черты. На апокалиптику большевиков он смотрит как на огрубленный вариант еврейского мессианизма, ищущего своей реализации в истории [588]588
  Булгаков С.Два Града. С. 182.


[Закрыть]. Н. Бердяев также видит в теории крушения капитализма возрождение хилиазма на новой почве – «учение о социалистическом конце истории и о страшном социалистическом суде» [589]589
  Бердяев Н.Социализм как религия // Бердяев Н. Новое религиозное сознание и общественность. М., 1999 [1907]. С. 137.


[Закрыть]. Он различает две стороны марксизма – научную и мессианскую. Русский марксизм, согласно Бердяеву, воспринял «прежде всего не детерминистическую, эволюционную, научную сторону марксизма, а его мессианскую, мифотворческую религиозную сторону» [590]590
  Бердяев Н.Истоки и смысл русского коммунизма. С. 88.


[Закрыть]. Причину этому философ усматривает в эсхатологической устремленности русской души: «Апокалипсис всегда играл большую роль и в нашем народном слое, и в высшем культурном слое, у русских писателей и мыслителей» [591]591
  Бердяев Н.Русская идея. С. 195.


[Закрыть]. По мнению Семена Франка, в основе «ереси утопизма» лежит искаженная ветхозаветная идея спасения мира через принудительный закон, причем враги Божьего закона подлежат беспощадному истреблению. Он отмечает, что «аскетическое бегство от мира, стремление избавиться от власти злого бога-творца через духовное причастие иному „далекому“ Богу любви и правды» [592]592
  Франк С.Ересь утопизма // Новый журнал. 1946. № 14. С. 148.


[Закрыть]восходит к гностическим идеям.

Недовольство детерминистическим учением Маркса присуще и А. Луначарскому, который считал нужным дополнить марксизм субъективными, эмоциональными, мифологическими компонентами. Для него Апокалипсис Иоанна – «высшее поэтическое выражение чаяний наиболее революционной части верующих в Христа» [593]593
  Луначарский А.Религия и социализм. Т. 2. СПб., 1911. С. 141.


[Закрыть]. В своем изложении истории христианского социализма Луначарский обстоятельно рассматривает хилиастические направления от Иоахима Флорского до Томаса Мюнцера.

Можно считать закономерностью, что любая религиозная ортодоксальность склоняется к антиапокалиптической точке зрения, в то время как апокалипсис находится в центре гетеродоксальности [594]594
  См.: Hansen-Löve A. A.Allgemeine Häretik, russische Sekten und ihrer Literarisierung in der Moderne. S. 173.


[Закрыть]. Это относится как к средневековым хилиастам, так и к русскому расколу и сектантству. У хлыстов и скопцов можно говорить о «конкретной апокалиптике» [595]595
  Ibid.


[Закрыть], поскольку сошествие Духа понимается ими как экстатическое, телесное событие. «Ангелы» в белых одеждах являются для них постапокалиптическими существами. У бегунов или странников, наоборот, эсхатологический импульс превращается в постоянное бегство от царства Антихриста. Со времен раскола все переломные фазы истории сопровождаются апокалиптическими видениями и интерпретациями.

Очень влиятельной оказалась «Краткая повесть об Антихристе» Владимира Соловьева (1899–1900). На нее ссылались многочисленные авторы Серебряного века, в том числе А. Белый в трактате «Апокалипсис в русской поэзии» (1905) [596]596
  См.: Белый А.Луг зеленый. M., 1910. С. 222–247.


[Закрыть]. Для многих 1905 год представлял водораздел между политической и аполитической апокалиптикой [597]597
  См.: Rosenthal B. G. Eschatology and the Appeal of Revolution: Merezhkovsky, Bely, Blok // California Slavic Studies. 1980. Vol. 9. Berkeley; Los Angeles; London. P. 105–139.


[Закрыть] – рождается настоящий миф о революции [598]598
  См.: Hansen-Löve А. А. Apokalyptik und Adventismus im russischen Symbolismus der Jahrhundertwende // Russische Literatur an der Wende vom 19. zum 20. Jahrhundert / Hrsg. R. Griibel. Amsterdam, 1993. S. 303–310.


[Закрыть].

Для разочарованного самодержавием Д. Мережковского сущность государства – от Антихриста, и он выражает надежду, что гибель политической России приведет к ее воскрешению в виде теократии [599]599
  Мережковский Д.Пророк русской революции. К юбилею Достоевского // Весы. 1906. № 1. С. 27–45; № 3/4. С. 19–47.


[Закрыть]. В публикации 1908 года на немецком языке Мережковский пишет, что русская революция представляет «последнее действие в великой мировой драме освобождения человечества» [600]600
  Mereschkowski D.Der Zar und die Revolution. S. 94.


[Закрыть]. Существенную роль в этом процессе он приписывает сектам, обладающим беспримерными со времен раннего христианства силой убеждения и глубиной. Раскольники и сектанты, согласно Мережковскому, живут по принципу: «Мы люди, у которых нет царства сегодняшнего, а ищем царства грядущего» [601]601
  Ibid. S. 100.


[Закрыть]. «Избранные» и «мученики» из народа представляют движущую силу религиозной революции – по мнению Мережковского, она должна, в конце концов, соединиться с революцией политической. Революция 1917 года представляется Мережковскому также эсхатологическим событием, но на этот раз – под крайне отрицательным знаком. После отъезда из Советской России он надеется на победу над большевистским хамом – победу Третьей России свободного народа, «крестьянина-христианина» [602]602
  Мережковский Д.Царство Антихриста. Мюнхен, 1921. С. 31.


[Закрыть], победу Бога над Сатаной. Если буржуазная Европа не поймет религиозной сути этой борьбы, она обречена на гибель.

Апокалиптический характер революции подчеркивается и В. Розановым: «Все потрясено, все потрясены. Все гибнут; все гибнет» [603]603
  Розанов В.Апокалипсис нашего времени // Розанов В. Мимолетное. М., 1994. С. 413.


[Закрыть]. В потрясении фундаментов культуры и создании пустого пространства Розанов обвиняет господствующую церковь.

Очень легко найти и противоположные оценки Октябрьской революции. Так, например, для молодого Андрея Платонова главный завет Христа – в том, что «царство Божие усилием берется», и он выражает уверенность, что не покорность приблизит царство Христово, а «пламенный гнев, восстание, горящая тоска о невозможности любви» [604]604
  Платонов А.Сочинения. Т. 1. Кн. 2. С. 27.


[Закрыть]. Как Христос выгнал торгашей из храма, так пролетариат выметет буржуазию из храма жизни.

Над русской культурой тяготеет, по словам Розанова, «странный дух оскопления, отрицания всякой плоти» [605]605
  Розанов В.Русская церковь // Розанов В. В темных религиозных лучах. М., 1994. С. 13.


[Закрыть]. Это относится не только к православной церкви, но и к сектантству, к таким мыслителям, как, например, Л. Толстой, Н. Федоров, В. Соловьев, Н. Бердяев и, как ни странно, – к господствующей сексуальной этике 1920-х годов. У хлыстов и скопцов, как и в исторических еретических учениях Запада, природная семья заменяется «духовной» – ее члены живут вместе не как муж и жена, а как «братья и сестры». Превращение людей в бесполые существа, в «детей» и «ангелов», происходит под знаком апокалипсиса, запрещающего размножение людей ввиду близкого конца. За отрицанием сексуальности стоит антипрокреативная точка зрения, нацеленная на пресечение генетической непрерывности человеческого рода. Коллективный экстаз или оскопление служат духовной трансформации тела, которое таким образом вписывается в трансцендентность [606]606
  См.: Engelstein L.Castration and the Heavenly Kingdom. A Russian Folktale. Ithaca; London, 1999. P. 17.


[Закрыть]. Поэтому отрицание полового влечения приравнивается к отмене первородного греха и победе над смертью.

Сектантские представления оказали большое влияние на некоторых выдающихся деятелей русской культуры. Вл. Соловьев, преследуемый идеей самооскопления, отмечает в своем трактате «Смысл любви» (1892–1894), что настоящий человек не может быть мужчиной или женщиной, а лишь высшим их единством. Линия размножения человеческого рода в дальнейшем развитии уступит более высоким формам братских отношений, которые он называет сизигией [607]607
  Соловьев Вл.Сочинения. Т. 2. С. 545.


[Закрыть]. Не удивительно, что названный труд принес Соловьеву репутацию русского Оригена [608]608
  См.: Matich О.Erotic Utopia The Decadent Imagination in Russia’s Fin de Siecle. The University of Wisconsin Press, 2005. P. 78.


[Закрыть]. Подхватывая и радикализируя эту мысль, Н. Бердяев видит в андрогинизме окончательную победу над половым делением человечества на его пути к «богоподобию» [609]609
  Бердяев H.Смысл творчества. С. 199, 216.


[Закрыть]. Ссылаясь на Новый Завет, он пишет, что «пол – не только источник жизни, но и источник смерти» [610]610
  Там же. С. 191.


[Закрыть], и предлагает перенаправить либидинозную энергию на творческий акт.

Утопический вариант отрицания пола и запрета на размножение мы находим у Н. Федорова, считавшего, что дети питаются кровью родителей. Прервать отрицательный круговорот рождения и смерти возможно лишь целомудрием, очищением рождения от всякой похоти. Половое размножение должно уступить место проекту воскрешения отцов: «Сыны и дочери человеческие, от отцов жизнь получившие, в брак телесный не вступают и умереть уже не могут, ибо рождение детей заменяется здесь воскрешением родителей, что и равняет сынов ангелам» [611]611
  Федоров Н.О начале и конце истории // Федоров Н. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. С. 209.


[Закрыть].

В Серебряном веке осуществилось своеобразное сближение еретических представлений с декадентской эротической утопией части русской интеллигенции, считавшей, что можно победить смерть, «сопротивляясь прокреативному императиву природы и отвергая традиционные тендерные представления» [612]612
  Matich О.Op. cit. P. 4.


[Закрыть]. После революции 1917 года сложилась совсем иная ситуация, но, очевидно, «странный дух оскопления», который был жив как в сектантской, так и в высокой культуре начала века, возродился под измененным идеологическим знаком. В этой связи Эрик Найман говорит о «дискурсе кастрации» [613]613
  Naiman Е.Sex in Public. P. 124–147.


[Закрыть]1920-х годов. Сюда он относит, к примеру, пролеткультовскую риторику коллективного мужского тела, нацеленного не на репродукцию, а на универсальное производство с помощью собранных мужских сил. Бросается в глаза вытеснение женского тела из советской иконографии, происходящее до начала 1930-х годов.

Несмотря на сенсационный либертинизм Александры Коллонтай, в 1920-е годы преобладали взгляды, приветствующие строгую сексуальную экономию. Поскольку половая деятельность считалась тратой жизненной энергии, приветствовалось перемещение либидо на общественно полезную деятельность: «Необходимо, чтобы коллектив радостнее, сильнее привлекал к себе, чем любовный партнер» [614]614
  Залкинд А.Половой вопрос в условиях советской общественности. С. 13.


[Закрыть].

Послереволюционное десятилетие поставило духовную семью «братьев и сестер» выше природной семьи. Конец этой «сектантской» фазы революции пришелся на начало 1930-х годов, когда произошла переоценка сексуальности, семьи и зачатия потомства и когда эгалитарный миф братства уступил место сталинскому мифу Большой семьи. О переходе от эпохи вытеснения женского тела в первые послереволюционные годы к его реабилитации в 1930-е годы наглядно свидетельствует эволюция творчества Андрея Платонова [615]615
  См.: Livers K.Constructing the Stalinist Body. Р. 27–89.


[Закрыть]. Показательны в этом отношении и судебные процессы против скопцов в двадцатых – тридцатых годах, поскольку можно предполагать, что юридическое преследование кастрации означало отказ от «бесполого» тела революционных лет и переориентацию на прокреативное общество [616]616
  Подробнее о процессах см.: Volkov N.La secte russe des castrats / Ed. C. S. Ingerflom. Paris, 1995; Живов В.Скопцы в русской литературе (По поводу книги Н. Волкова) // Новое литературное обозрение. 1996. № 18. С. 396–400.


[Закрыть].

В то время как православная церковь провозглашает загробную жизнь, в центре еретических учений находится идея бессмертия. Среди европейских хилиастов было распространено убеждение, что после апокалиптического переворота наступит новый мир без страдания, болезней и смерти [617]617
  Cohn N.Das Ringen um das tausendjährige Reich. S. 142, 201.


[Закрыть]. Русские сектанты разного толка считали, что определенные практикуемые ими телесные практики помогают превращению человека в бессмертного богочеловека. Вл. Соловьев и Н. Бердяев ожидали, что в результате преодоления полового статуса человека и прерывания родового начала настанет время бессмертного человечества.

Особое значение придает идее победы над смертью Н. Федоров. В его «Философии общего дела» религиозная мотивация переплетается с технической и утопической [618]618
  См.: Любушкина Ш.Идея бессмертия у раннего Платонова // Russian Literature. 1988. № 23–4. С. 397–424; Hagemeister М.Nikolaj Fedorov. Studien zu Leben, Werk und Wirkung; Masing-Delic I.Abolishing Death. A Salvation Myth of Russian Twentieth-Century Literature. Stanford, Cal., 1992.


[Закрыть]. Проект воскрешения отцов перекидывает мост от религиозных представлений к научной фантастике XX века, и это объясняет большое влияние федоровских идей на духовную жизнь России. Возникают направления иммортализма и биокосмизма, которые пользуются огромным успехом и в советское время [619]619
  См.: Hagemeister M.Die Eroberung des Raums und die Beherrschung der Zeit. Utopische, apokalyptische und magisch-okkulte Elemente in den Zukunftsentwürfen der Sowjetzeit // Murašov Jury, Witte Georg (Hrsg.). Die Musen der Macht. Medien in der sowjetischen Kultur der 20er und 30er Jahre. München, 2003. S. 257–284; D. Slapentokh (Bolshevism as a Fedorovian Regime // Cahiers du Monde russe et soviétique. 1996. № 37–4. P. 429–465) даже считает федоровскую философию технократическим образцом тоталитарного коллективизма.


[Закрыть]. Многим хотелось верить в то, что освобождение технического прогресса от оков капитализма непременно приведет к невероятным «чудесам» в области техники и науки. Марксизм-ленинизм, пытаясь противостоять идее трансцендентности, оставил, однако, немало «лазеек» для физического бессмертия [620]620
  См.: Masing-Delic I.Op. cit. P. 5.


[Закрыть]. Удивительно, какие фантазии о «вечной жизни» в стране научного материализма были проецированы идеологией на бальзамированный труп Ленина [621]621
  См., напр.: Grygar М.Ленинизм и беспредметность: рождение мифа // Russian Literature. 1989. № 25–3. P. 383–399; Малевич К.Из книги о беспредметности // Ibid. P. 399–449; Masing-Delic I.Op. cit. P. 15–17; Тумаркин H. Ленин жив! Культ Ленина в Советской России. СПб., 1997; Ennker В. Die Anfänge des Leninkults in der Sowjetunion. Köln; Weimar; Wien, 1997. S. 321–328; Jampol’skij Michail.Der feuerfeste Körper. Skizze einer politischen Theologie // Die Musen der Macht. S. 285–308.


[Закрыть].

Подхватывая идеи Федорова и других космистов, Валерьян Муравьев развивает представление об «овладении временем», дающем возможность людям, усовершенствованным биологически и физиологически, победить смерть. Он предполагает, что бессмертие возможно «не в виде только представления о бессмертности души, как это имеет место в мистике, а в виде математически и научно обоснованного возобновления» [622]622
  См.: Муравьев В.Овладение временем. М., 1924. С. 105 (репр.: Мюнхен, 1983).


[Закрыть]личности. Примечательно, что в деле целостного преобразования человека немалая роль предназначалась половому вопросу – причем не аскезе, а преодолению деления человека на мужчину и женщину. Таким образом, «то, что сейчас является любовью мужчины и женщины, в исправленном виде, без уродств присущих ей преувеличений, будет возникать во взаимных отношениях новых людей. Такая любовь превратится в высшую дружбу, до сих пор тщетно искомую мудрецами» [623]623
  Муравьев В.Овладение временем. М., 1998. С. 275. (Издание отличается по содержанию от издания 1924 г.)


[Закрыть]. В отличие от андрогинизма платоновского типа, Муравьев считает возможной многополость будущего нового человека [624]624
  Проблеме преодоления смерти посвящена антология «Die Neue Menschheit. Biopolitische Utopien in Russland zu Beginn des 20. Jahrhunderts» (Hrsg. von Boris Grays und Michael Hagemeister. Frankfurt a. M., 2005), в особенности введение: Hagemeister M.«Unser Körper muss unser Werk sein». Beherrschung der Natur und Überwindung des Todes in russischen Projekten des frühen 20. Jahrhunderts. S. 19–67.


[Закрыть]. Идеи Муравьева и других космистов свидетельствуют о странном сплетении еретико-апокалиптических и квазинаучных учений в ранний советский период.

В романе «Чевенгур» как бы свертываются в сложный клубок все нити апокалиптическо-революционного мышления, включающего в себя такие классические мотивы, как тысячелетнее государство, страшный суд, конец времени и т. д. В трактовке этой тематики можно различать разные слои. Прототипическим образом событий является история европейских хилиастических направлений в Западной Европе XII–XVI веков (Мюнстер анабаптистов, гуситский Табор) – они словно предвосхищают судьбу русских апокалиптиков. На этот исторический фон накладывается слой русского сектантства, народного правдоискательства и федоровских идей. Третий слой предстает в виде большевистской революции и соответствующих ей представлений.

К роману Платонова применимо наблюдение немецкого автора, отмечавшего, что в русской революции народный хилиазм «полностью стал жертвой политического учения» и «беспомощно и бесследно погиб в катаклизме политики» [625]625
  Mühlestein Н.Op. cit. S. 77.


[Закрыть]. Для большинства людей из народа русская революция была не просто политическим и социальным событием, но «восстанием против времени и его ограничений: отсталость, угнетение, страдание и смерть» [626]626
  Williams R.The Russian Revolution and the End of Time: 1900–1940 // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 1995. № 43. P. 365.


[Закрыть]. Понимание революции как апокалипсиса казалось нарушением вечного круга циклического времени и наступлением нового космоса [627]627
  Оказывается, что по отношению к русской культуре фонетическое сходство английских понятий «revelation» и «revolution» не является лишь игрой слов. См.: Bethea D. M.The Shape of Apocalypse in Modern Russian Fiction. P. 184.


[Закрыть]. Такие взгляды, очевидно, характерны для обществ со слаборазвитым линеарным эволюционизмом, в которых исторический прогресс принимает катастрофические формы. В то время как на Западе, по словам Энгельса, марксизм проходил путь от утопии к науке, русский марксизм – по исторически понятным причинам – шел обратным путем, от науки к апокалиптике. Думается, что роман «Чевенгур» в частности и творчество Платонова в целом полнее раскрывают специфику русской революции, чем многие якобы марксистские анализы, в которых марксизм подвергается насильственному выпрямлению для адаптирования его к русским условиям.