Текст книги "По обе стороны утопии. Контексты творчества А.Платонова"
Автор книги: Ханс (Ганс) Гюнтер
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
14. «Смешение живых существ» – человек и животное у А. Платонова
Современник Платонова рассказывает, что Андрей Платонович был крайне расстроен и угнетен, когда выстрелом из ружья при нем убили ворону. По суждению очевидца этого случая, Платонов «любил животных и верил в их человечество» [397]397
Платонов А.Воспоминания современников. Материалы к биографии. М., 1994. С. 65.
[Закрыть]. Дело, конечно, не только в этом единичном факте биографии автора. Как показывает анализ произведений Платонова, в них присутствует широкий спектр самых разных мировоззренческих и художественных мотивов, связанных с отношением человека к животному. Разные формы антропоморфности, зооморфности и метаморфоз возникают у Платонова на основе убеждения, что различие между человеком и животным имеет лишь градуальный характер. Поэтому переход от одного вида одушевленных существ к другому представляется совсем не в фантастическом свете. В «Записных книжках» Платонов подчеркивает существование родственных отношений между человеком и животным: «Животные и растения – всегда наши современники, и дело совсем не в атавизме, а в дружбе, в санитарии души» [398]398
Платонов А.Записные книжки. Материалы к биографии. С. 155.
[Закрыть]. И еще он пишет: «Не лестница эволюции, а смешение живых существ, общий конгломерат» [399]399
Там же. С. 213.
[Закрыть]. Градуальность переходов между человеком, животным, растением и минералом, т. е. между веществами разного состояния, является одним из основополагающих тезисов книги В. Вернадского «Биосфера» (1926), которая была известна Платонову [400]400
Ср.: Баршт К.Платонов и Вернадский: неслучайные совпадения // «Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. М., 2003. Вып. 5. С. 319–327; Брель С.Культурные контексты поэтики «живого-неживого» А. Платонова // «Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. М., 2000. Вып. 4. С. 239–243.
[Закрыть].
Но прежде чем заниматься разными видами взаимоотношений между человеком и животным в творчестве Платонова, стоит оглянуться на традицию, на фоне которой Платонов строит свои антропозоологическиеобразы. Достоинство животных играет видную роль еще в русской классической литературе. При этом лошадь, вне всяких сомнений, стоит на первом месте. Согласно В. Маркову, «чаще всего лошадь выступает как символ человеческого страдания. Этим как бы признается, что лошадь „человечнее“ человека, и в образе ее страдания больше благородности и художественной силы» [401]401
Марков В.О поэтах и о зверях // Опыты. Нью-Йорк, 1955. Кн. 5. С. 75.
[Закрыть]. Известны стихи Н. Некрасова о влачащей непосильную ношу лошади-калеке, с которой жестоко обращается ее хозяин:
Повествуя о лошадях, Достоевский подчеркивает контраст между крайней жестокостью и сочувствием человека страдающей твари. В сне Раскольникова пьяный хозяин-садист хлещет до смерти маленькую крестьянскую кобылу [403]403
Достоевский Ф. М.Указ. соч. Л., 1973. Т. 6. С. 45–49. См. аллегорическое толкование сна Раскольникова у Мережковского (Вехи. Pro et contra СПб., 1998. С. 100) в его отрицательном отзыве на сборник «Вехи». Телега для Мережковского – Россия, а лошаденка – русская интеллигенция, которую авторы «Вех» добивают железным ломом. См. и критику Мережковского В. Розановым (Там же. С. 111–115).
[Закрыть]. И в «Братьях Карамазовых» старец Зосима обращает внимание на лики измученной лошади или вола: «Какая кротость, какая привязанность к человеку, часто бьющему его безжалостно, какая незлобивость, какая доверчивость и какая красота в его лике» [404]404
Достоевский Ф. М.Указ. соч. Л., 1976. Т. 14. С. 267.
[Закрыть].
Упрек в адрес человека из-за необоснованного возвышения над животными формулируется также в русской религиозной и философской традициях. Николай Федоров замечает, что идея прогресса содержит не только превосходство над предками, но и над животными. Так как претензии человека на способность к общим идеям и к развитию знаний на самом деле оказываются несостоятельными перед слепой силой природы, они не дают права для возвышения над животными. Николай Бердяев пишет в работе «Смысл творчества» о том, что падение человека влечет за собой падение и омертвение всех низших слоев природы, поскольку человек как высшая степень природы ответственен за весь строй космоса. Он подчеркивает мысль апостола Павла о том, что «вся тварь стенает и мучится доныне» (Послание к римлянам, 8:22) в ожидании своего освобождения [405]405
Бердяев Н.Философия творчества, культуры и искусства. М., 1994. С. 89.
[Закрыть].
Секта духоборцев относилась с особым почтением к коровам, считая, что в них воплощена человеческая душа. Чтобы не эксплуатировать труд животных, они сами впрягались в плуги и повозки [406]406
Синявский Л.Иван-дурак. Очерк русской народной веры. М., 2001. С. 401.
[Закрыть]. Можно предположить, что повесть Толстого «Холстомер», показывающая моральное превосходство лошадей над людьми, отражает подобные сектантские представления. Со стороны проблематики пола повесть связана с хлыстовском учением о кастрации [407]407
Эткинд А.Указ. соч. С. 98–99.
[Закрыть], но со стороны отрицания института собственности она скорее отражает соответствующие представления духоборцев. Вообще можно констатировать, что идея необходимости в искуплении всей твари акцентируется именно в гетеродоксальной, сектантской среде, в то время как господствующая философская и церковная традиция подчеркивает принципиальное отличие животного и человеческого начал [408]408
См.: Agamben G.Das Offene. Der Mensch und das Tier. Frankfurt a. M., 2003. Об определении сущности животного у Гегеля см.: Тимофеева О.Бедная жизнь: Зоотехник Високовский против философа Хайдеггера // Новое литературное обозрение. 2010. № 106. С. 96–113; о соответствующих взглядах Хайдеггера см.: Тимофеева О.Зверинец духа // Новое литературное обозрение. 2011. № 107. С. 164–175).
[Закрыть].
Повышенный интерес к животному началу проявляется в модернизме. Возвышение животного происходит на фоне критики антропоцентризма, рационализма и философии прогресса. В противоположность этому животное объявляется репрезентантом первобытного потерянного рая, дологической мудрости и высшего интуитивного знания. О Ницше рассказывают, что в Турине в 1889 году при виде жестокого отношения извозчика к своему коню он в слезах бросается животному на шею с восклицанием: «Брат мой!» У поэтов и художников первых десятилетий XX века этот мотив избавления твари приобретает новую силу на основе обращения к примитивизму. В декларации 1904 года Хлебников выражает желание, чтоб на его могильной плите прочли: «Он не видел различия между человеческим видом и животными видами и стоял за распространение на благородные животные виды заповеди и ее действия „люби ближнего, как самого себя“» [409]409
Хлебников В.Творения. М., 1986. С. 577.
[Закрыть].
Лирический герой в стихотворении Есенина счастлив, потому что «зверье, как братьев наших меньших, / Никогда не бил по голове» [410]410
Есенин С.Собр. соч. М., 1977. Т. 1. С. 227.
[Закрыть]. Мотив отдаления человека от природы в процессе эволюции и печальных последствий захвата власти над землей человеком звучит не раз у Хлебникова. В поэме «Зверинец» речь идет о том, что в заключенных животных «погибают какие-то прекрасные возможности» зверей [411]411
Хлебников В.Указ. соч. С. 187.
[Закрыть]. О том же рассказывается в тексте «Утес из будущего»: «Человек отнял поверхность земного шара у мудрой общины зверей и растений и стал одинок: ему не с кем играть в пятнашки и жмурки в пустом покое, темнота небытия кругом, нет игры, нет товарищей. С кем ему баловаться? Кругом пустое „нет“. Изгнанные из туловищ души зверей бросились в него и населили своим законом его стены. Построили в сердце звериные города». Текст кончается картиной обновленного рая: «Зверям и растениям было возвращено право на жизнь, прекрасный подарок. И мы снова счастливы: вот лев спит у меня на коленях, и теперь я курю мой воздушный обед» [412]412
Там же. С. 567.
[Закрыть].
О превосходстве животного идет речь в стихотворении Хлебникова о Конецарстве из цикла «Война в мышеловке»,
А в поэме «Ладомир» звучит утопическая надежда на освобождение и очеловечение животных в будущей жизни:
Известные стихи Маяковского «Хорошее отношение к лошадям» (1918) построены на идентификации человека с животным.
Мотив умирающей лошади находим также в стихотворении Б. Брехта, в котором рассказывается из лошадиной перспективы о том, как голодные люди бросаются на нее, чтобы отрезать от ее костей кусок мяса [416]416
Brecht В.Gesammelte Werke. Bd. 8. Frankfurt a. M., 1967. S. 61–62.
[Закрыть]. Немецкий поэт, однако, дает этой теме характерный для его мировоззрения поворот. Поскольку голод побуждает людей на столь бессердечный поступок, Брехт требует создать такие условия, в которых не господствовал бы социальный голод. В совсем ином ракурсе – правда, без утешающей социальной перспективы – подобный эпизод дан у Хлебникова: «Умирающий конь, покрытый рогожей, собрал толпу. Зрелище смерти, что собирает мошек, всегда прекрасно и гневно» [417]417
Хлебников В.Собр. соч. Л., 1933. Т. 5. С. 135.
[Закрыть].
Видное место в этой связи занимает поэзия Николая Заболоцкого, в которой акцентируется противоречие между духовным богатством животного мира и его грустной жизнью на службе человека. В творчестве поэта особенно подчеркнуты страдания лошадей. В стихотворении «Лицо коня» (1926) читаем:
Лицо коня прекрасней и умней.
Он слышит говор листьев и камней.
Внимательный! Он знает крик звериный
И в ветхой роще рокот соловьиный.
И зная все, кому расскажет он
Свои чудесные виденья?
<…>
И если б человек увидел
Лицо волшебное коня,
Он вырвал бы язык бессильный свой
И отдал бы коню. Поистине достоин
Иметь язык волшебный конь! [418]418
Заболоцкий Н.Полн. собр. стихотворений и поэм. СПб., 2002. С. 104.
[Закрыть]
Но поскольку у коня нет языка, его горе остается незамеченным, и на другой день человек заставляет его работать для себя [419]419
Подобным же образом несет свой жребий бык в стихотворении Заболоцкого «Прогулка» (1926): «У животных нет названья. / Кто им зваться повелел? / Равномерное страданье – / Их невидимый удел» (Там же. С. 106).
[Закрыть]:
Отсутствие человеческого языка у животных является схожим мотивом у Заболоцкого и Платонова. У обоих немота животных компенсируется подчеркнутой выразительностью лица и в особенности глаз. Зато есть язык, на котором животные общаются между собой. В поэме «Торжество земледелия» (1929–1930) они сами ведут «свободный разговор» об их страданиях. В «Лошадином институте» занимаются квалификацией животных, о чем свидетельствует пример осла, слывущего самым глупым из животных:
Поэма кончается утопической картиной Золотого века без насилия человека над природой. Освобожденные от тяжелого, рабского труда люди и животные, включая образумившегося осла, прославляют победу плодородия:
Разные мотивы, соотнесенные с возвышением животного начала, широко распространены и в изобразительном искусстве немецкого экспрессионизма. Прославившийся своими многочисленными изображениями животных Франц Марк противопоставляет антропоцентричному взгляду на мир требование «анимализации искусства», задаваясь вопросом: «Существует ли для художника более загадочная идея, чем представление о том, как природа отражается в глазах животного? Как лошадь или орел, серна или собака видят мир?» [423]423
Lankheit К. Franz Marc. Schriften. Köln, 1978. S. 97–98.
[Закрыть]
Художнику кажется, что надо показать лес или лошадь не через человеческие глаза, а так, «как они есть на самом деле» [424]424
Lankheit К. Franz Marc. Schriften. Köln, 1978. S. 112.
[Закрыть]. Подобные мысли характерны и для русского художника Павла Филонова: «Так зверю, наверно, человек кажется совсем не таким, как нам. Зверь, нарисовавший человека, очень бы удивил нас. Никакие детские и дикарские рисунки не дали бы, по идее, подобного» [425]425
Матюшин M.Творчество Павла Филонова // Pawel Filonow und seine Schule / Павел Филонов и его школа. Katalog. Köln, 1990. S. 81.
[Закрыть].
В своем творчестве, однако, Филонов подходит к этому вопросу совсем по-иному, чем Франц Марк. В отличие от немецкого художника, который изображает идеализированных коней и серн на фоне природы как воплощение высшей духовности, Филонов ставит своих зверей в тесную связь с обществом и городской цивилизацией. Ковтун акцентирует человечность животных у Филонова, цитируя стихи Хлебникова:
В связи с этим Ковтун подчеркивает «антропоморфизм конских голов и, напротив, сближение с обликом животного лица человека» [427]427
Там же. Об отношении Филонова к Хлебникову см.: Ковтун (Там же. С. 24–26). О знакомстве молодого Заболоцкого с Филоновым, искусство которого оказало сильное влияние на творчество поэта, см. вступительную статью «Метаморфозы зрения» Е. Степанян ( Заболоцкий Н.Указ. соч. С. 7).
[Закрыть]. Для Филонова – как и для Платонова – характерен интерес к эволюции жизни на земле и к взаимодействию органических и неорганических форм. Филонов был знаком с биологическим монизмом немецкого философа Эрнста Хекеля, стремившегося к примирению религии и науки [428]428
См.: Krieger V.Kunst als Neuschöpfung der Wirklichkeit. Die Anti-Ästhetik der russischen Moderne. Köln, Weimar, Wien, 2006. S. 154.
[Закрыть]. Концепция мира как однородного континуума и связанная с ней отмена иерархического расчленения мира у Филонова [429]429
См.: Гаврилова E.Андрей Платонов и Павел Филонов. О поэтике повести «Котлован» // Литературная учеба 1990. № 1. С. 164–173; Димеши Ж. Некоторые аспекты к сопоставлению творчества Андрея Платонова и Павла Филонова // Русская литература между Востоком и Западом. Будапешт, 1999. С. 138–154.
[Закрыть]во многом похожи на платоновское представление о градуальных переходах между состояниями вещества, о которых речь шла в начале нашей статьи. Такая модель мира открывает большие возможности в области взаимоотношений между человеком и животным, включая утопическую мысль об их родстве и будущей братской жизни на земле [430]430
Ковтун Е.Указ. соч. С. 38.
[Закрыть].
Какое место занимает Андрей Платонов по отношению к излагаемой нами в сжатой форме традиции изображения животных? Какие типы репрезентации отношения человека и животного присутствуют в его творчестве? Особое антропоморфное восприятие животныху Платонова, как известно, связано с детским возрастом [431]431
Баршт К.Человек, животное, растение, минерал. Антропологическая концепция А. Платонова // Europa Orientalis 2000. № 19. С. 147.
[Закрыть]. Сам писатель обращает внимание на дружескую близость ребенка и животного, когда он пишет, что «ребенок – это человек вначале, т. е. животное» [432]432
Платонов А.Сочинения. Т. 1. Кн. 2. М., 2004. С. 125. О том же пишет 3. Фрейд в книге «Тотем и табу»: «Отношение ребенка к животному имеет много сходного с отношением примитивного человека к животному. Ребенок не проявляет еще и следа того высокомерия, которое побуждает впоследствии взрослого культурного человека отделить резкой чертой свою собственную природу от всякого другого животного. Не задумываясь, ребенок предоставляет животному полную равноценность; в безудержном признании своих потребностей он чувствует себя, пожалуй, более родственным животному, чем кажущемуся ему загадочным взрослому» ( Фрейд 3. Тотем и табу // Фрейд 3. «Я» и «Оно». Труды разных лет. Тбилиси, 1991. Кн. 1. С. 317).
[Закрыть]. Поэтому антропоморфность животных сильно выражена в его детских рассказах. То, что эти рассказы написаны не только для детей, выясняется, например, из раннего рассказа «Волчок» (1920). В глазах мальчика любимая собака Волчок и внешне и внутренне похожа на человека. У нее не только кроткие человечьи глаза и «не собачья, почти человеческая круглая задумчивая голова» [433]433
Платонов А.Собрание. Усомнившийся Макар. С. 257.
[Закрыть], но и сны у собаки и у мальчика бывают схожи. Мальчик Волчка за собаку не считает, и за то собака полюбила мальчика, причем чувства собаки Платонов уподобляет родительским.
В рассказе «Корова» мальчик Вася глубоко сочувствует корове, потерявшей своего теленка в железнодорожной аварии [434]434
См. также стихотворение С. Есенина «Корова», где идет речь о корове, которая «думает грустную думу», потому что «не дали матери сына» (Указ. соч. С. 119).
[Закрыть]. Ее тоска по «сыну» передается глазами мальчика. Он понимает ее тяжкое горе, «которое было безысходным и могло только увеличиваться, потому что свое горе она не умела в себе утешить ни словом, ни сознанием, ни другом, ни развлечением, как это может делать человек», и он наблюдает, как корова «глядела во тьму большими налитыми глазами и не могла ими заплакать, чтобы обессилить себя в горе» [435]435
Платонов А.Собрание. Сухой хлеб. М., 2011. С. 44.
[Закрыть].
Но и вне детской перспективы антропоморфные животные занимают видное место в прозе Платонова. Особо ярким примером может служить повесть «Джан» [436]436
Кузнецова С.Природа и человек в рассказах Платонова 1930-х гг. // «Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. М., 2003. Вып. 3. С. 297–302.
[Закрыть], в которой люди и животные одинаково страдают и умирают от суровых условий беспощадной природы. В повести страдания животных, которые проявляются на немом языке выражения глаз, представлены даже ярче, чем у людей. Грусть и боль животных усугублены тем, что они лишены способности плакать. Верблюд, умирающий от недостатка воды и пищи, «глядел черными глазами, как умный грустный человек» и закрыл глаза, «потому что не знал, как нужно плакать» [437]437
Платонов А.Собрание. Счастливая Москва. С. 42. Далее ссылки на повесть «Джан» даются в тексте с указанием страниц в скобках.
[Закрыть]. Тем же недостатком герой повести пытается объяснить жестокость хищных птиц: «Они не могут плакать, чтобы в слезах и истощении сердца находить себе утешение и прощение врагу. Они действуют, желая утомить свое страдание в борьбе, внутри мертвого тела врага или в собственной гибели» (187).
Не раз герой повести предпринимает попытки вчувствоваться в психику и понимать склад мысли животных. В этой связи вспоминается, какое значение художники Франц Марк и Филонов, которые настаивали на полноценности животных, придавали вопросу о том, как природа и человек отражаются в их глазах [438]438
С точки зрения науки антропоцентрический подход очень сомнителен и должен уступить место объективному исследованию, не искаженному психологической спекуляцией (см.: v. Uexktüll J.Umwelt und Innenwelt der Tiere. Berlin, 1909. S. 6).
[Закрыть]. Когда герой видит черепаху, которая «томительно глядела черными нежными глазами на лежавшего человека» (135), он старается разгадать, что сейчас происходит в ее сознании: «Может быть, волшебная мысль любопытства к таинственному громадному человеку, может быть, печаль дремлющего разума» (135). Задумчивость в глазах мертвой черепахи говорит Чагатаеву о внутреннем достоинстве ее существования, не нуждающемся в дополнении душой человека. Ему кажется, что им требуется «небольшая помощь» от человека, «но превосходство, снисхождение или жалость им не нужны…» (212). Подобным же образом он старается угадать чувства голодной собаки, в глазах которой «стояли слезы отчаяния» [439]439
Непривычное для Платонова упоминание слез животного здесь очевидно служит подчеркиванию антропомофности.
[Закрыть](151) и которая «жадно и грустно глядела на людей. Темная, трудная надежда ее была в желании съесть всех людей, когда они умрут» (199).
В повести «Котлован» и романе «Чевенгур» очеловечение животных служит специфическим целям. В антропоморфном изображении коллективированных лошадей и медведя-молотобойца в «Котловане» иронически размывается граница между человеком и животным. Обобществленные лошади колхоза идут «ровным шагом» в овраг, где они напиваются «в норму», возвращаются оттуда, «не теряя строя и сплочения между собой», совместно входят в общий двор, где опускают собранный им по дороге корм в одну среднюю кучу и вместе начинают есть, «организованно смирившись без заботы человека». Вощева удивляет «душевное спокойствие жующего скота, будто все лошади с точностью убедились в колхозном смысле жизни, а он один живет и мучается хуже лошади» (485) [440]440
Платонов А.Собрание. Чевенгур. Котлован. С. 485. Далее ссылки на «Чевенгур» даются в тексте с указанием страниц в скобках.
[Закрыть]. Иронический параллелизм должен обратить внимание на то, что лошади в большей степени организованы и сознательны, чем люди [441]441
В этой связи не раз было указано на параллель с государством интеллигентных и добродетельных лошадей в «Путешествиях Гулливера» Дж. Свифта.
[Закрыть]. С изображением коллективизированного скота контрастирует грустная картина их «частных» товарищей, которые умирают от голода в своих стойлах, потому что мужики их не кормят перед коллективизацией. Хозяин обращается к полумертвой лошади со словами: «Значит, ты умерла? Ну ничего – я тоже скоро помру, нам будет тихо» (496).
В этой связи вспоминается и идеологически сознательная лошадь Пролетарская Сила в «Чевенгуре» [442]442
См.: Яблоков Е.Указ. соч. С. 182–185.
[Закрыть]. Она привыкла к ободряющему выкрику «Роза» и «самостоятельно предпочитала одну дорогу другой и всегда выходила туда, где нуждались в вооруженной руке Копенкина», который «действовал без плана и маршрута, а наугад и на волю коня» (110). Традиционно лошадь символизирует благородное существо, превосходящее человека своими мифическими или божественными качествами [443]443
Богатый материал о мотиве лошади у Хлебникова и других представителей авангарда можно найти в работе: Holthusen J.Tiergestalten und metamorphe Erscheinungen in der Literatur der russischen Avantgarde (1909–1923). München, 1974. О метаморфозе в русском авангарде см.: Флакер А.Метаморфоза // Russian Literature 20 (1986). Vol. 1. P. 31–41.
[Закрыть]. Так, например, Синий всадник Кандинского, по словам самого художника, должен пробуждать в зрителе способность «восприятия духовной сущности в материальных и абстрактных вещах» [444]444
Кандинский В.Избранные труды по теории искусства. 2-е изд. М., 2008. Т. 1. С. 327.
[Закрыть]. В образах Копенкина и Пролетарской Силы духовное начало уступает идеологическому [445]445
По словам О. Тимофеевой (Бедная жизнь: Зоотехник Високовский против философа Хайдеггера // Новое литературное обозрение. 2010. № 106 С. 104), платоновские коммунисты «буквально узнают в животных самих себя и проецируют на них свою собственную революционную страсть».
[Закрыть]. Если светлый рыцарь Георгий на картинах Кандинского борется за освобождение девицы из власти змея, то неистовый Копенкин ведет во имя своей Розы борьбу с гидрой контрреволюции. Не случайно Платонов пользуется знаменитым прообразом сервантесовского Росинанта для пародического снижения высокого образа лошади. Ироническое представление ошеломительного «сверхчеловеческого» ума лошади является как бы изнанкой той высокой оценки, которую часто придают лошади как существу, обладающему особым даром провидения [446]446
Jung C. G.Symbole der Wandlung. Zürich, 1952. S. 474.
[Закрыть]. Не удивительно, что лошадь предстает у Платонова в ироническом ракурсе именно в таких произведениях, как «Чевенгур» или «Котлован», в которых идеологическое мышление доводится до абсурда.
Судя по всему, Платонов предпочитает лошади более скромных животных – коров, собак, черепах или совсем невзрачных маленьких зверей. В этой связи можно назвать амбивалентный символический образ рыбы, которая своей немотой соотнесена не только с царством смерти, но и с истиной [447]447
Яблоков E.Указ. соч. С. 185–190.
[Закрыть]. Особое место отводится воробью как птице бедных [448]448
Корниенко Н.«Добрые люди» в рассказах А. Платонова конца 30–40-х годов // Творчество Андрея Платонова. Исследования и материалы. СПб., 2000. Кн. 2. С. 6. Имеются в виду такие произведения, как «Чевенгур», «Нужная Родина», «Алтеркэ», «Любовь к Родине», «Путешествие воробья», «Московская скрипка».
[Закрыть]. Маленькие животные превозносятся и в рассказе «Тютень, Витютень и Протегален». Витютень считает себя «пророком последней, гонимой, ненавидимой всеми и пожираемой твари – червей, мошек, рыбок, травы и тающих облаков, ибо и они пожираются в небе ветром» [449]449
Платонов А. Собрание. Усомнившийся Макар. С. 325.
[Закрыть]. Здесь, как и во многих других рассказах, проводится параллель между невзрачными животными и детьми, поскольку, по убеждению блаженного героя рассказа, «малые мира возьмут себе мир» [450]450
Там же. С. 326.
[Закрыть]. Маленькие животные являются воплощением презираемой, незащищенной жизни, которая была особенно ценна для Платонова [451]451
См.: Брель С.Культурные контексты поэтики «живого-неживого» А. Платонова // «Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. М., 2000. Вып. 4. С. 240.
[Закрыть].
Игра на грани человеческого и животного начала характерна и для эпизода с медведем-молотобойцем, который вместе с девушкой Настей занимается раскулачиванием в «Котловане». Он бьет молотом «человечески» и радуется будущему наслаждению, когда ему обещают водку на вечер. Медведя, у которого «утомленно-пролетарское лицо» и который поседел от горя, потому что жил с людьми, хотят «как можно скорее избавить от угнетения» [452]452
Платонов А.Собрание. Чевенгур. Котлован. Далее ссылки на «Котлован» даются в тексте с указанием страниц в скобках.
[Закрыть]. Очищая деревню от кулаков, он мстит мужикам за то, что они когда-то плохо поступали с ним, причем чудесным образом он «мог почти разговаривать от злобы» (505).
Не удивительно, что отношения между девушкой и зверем очень близкие, родные: «Ей было хорошо, что животное тоже есть рабочий класс, – а молотобоец глядел на нее как на забытую сестру, с которой он пожировал у материнского живота в летнем лесу своего детства» (503). Взаимодействие животного и человеческого начала иногда принимает откровенно пародийный характер. Когда Настю уверяют в том, что медведь тоже за Сталина, она говорит: «Звери тоже чуют!» (502). Эта фраза перекликается с одобрительными словами Чиклина в адрес активиста: «Ты чуешь классы, как животное» (507). Не случайно ребенку и зверю свойственна одна и та же беспощадная наивность в борьбе с кулачеством. В «Котловане» нередко амбивалентная игра метаморфоз находится на грани страшного и смешного. Подобно «организованным» лошадям, медведь оказывается более сознательным, чем Вощев, которому стало грустно, «что зверь так трудится, будто чует смысл жизни вблизи, а он стоит на пороге и не пробивается в дверь будущего» (519).
Представление о «сознательных» животных всплывает также в повести «Ювенильное море», где высказывается предложение поручить коров не пастухам, а быкам, поскольку «бык это умник, если его приучить к ответственности: субъективно бык будет защитником коров, а объективно – нашим пастухом!» [453]453
Платонов А.Собрание. Эфирный тракт. С. 417–418.
[Закрыть]При этом говорящий ссылается на авторитет зоотехника Високовского, который считает, «что эволюция животного мира, остановившаяся в прежних временах, при социализме возобновится вновь и все бедные, обросшие шерстью существа, живущие ныне в мутном разуме, достигнут судьбы сознательной жизни. <…> Пропасть между человеком и любым другим существом должна быть перейдена…» [454]454
К многочисленным параллелям между повестью «Ювенильное море» и воззрениями Н. Заболоцкого см.: Макарова И.Художественное своеобразие повести А. Платонова «Ювенильное море» // Андрей Платонов. Мир творчества. М., 1994. С. 355–372.
[Закрыть].
На первый взгляд, две цитаты из «Ювенильного моря» противоречат друг другу. Можно предположить, что во втором случае имеется в виду положительное представление об утопическом будущем, а в первом – искаженное осуществление этой идеи на практике. Во второй цитате речь идет о платоновской идее желательной «эволюции животного мира», в то время как первая явно пародирует официальный дискурс того времени. Цель этого кажущегося противоречия, как часто бывает у Платонова, – обратить внимание на гротескную пропасть между высокой целью социализма и ее реализацией в советском обществе.
Мысль зоотехника об эволюции животного мира соответствует убеждению Платонова (как и Заболоцкого), что эволюция жизни на земле, благодаря усилиям общества и науки, должна привести к сближению разных видов живых существ. Поэтому через все творчество Платонова проходит красной нитью представление о том, что можно назвать прогрессивной метаморфозой. Еще в раннем «Рассказе о многих интересных вещах» братская жизнь человека и животного предстает в виде будущего идеала. Цитирую слова молодого героя Ивана Копчика, основателя сказочного города Новая Суржа, который хочет поселить лошадей и коров вместе с людьми в одном доме: «Более зверей и людей не будет – будут и близко друг к дружке телесами и душою. Зверь, брат, тоже большевик, но молчит, потому что человек не велит. Придет время вскоре, заговорят и звери, остепенятся и образумятся… Это дело человека. Он должен сделать людьми все, что дышит и движется. Ибо в кои-то веки он наложил на зверя гнет, а сам перестал быть зверем. Это потому, что еды мало было. Теперча еды хватит на всех, и зверя можно ослобонить и присоединить к человеку…» [455]455
Платонов А.Собрание. Усомнившийся Макар. М., 2011. С. 372.
[Закрыть]
О близости человека и животного говорит и происхождение самого героя Ивана, которого зачал «почти не существующий» человек-волк, «по обличию – скот и волк, по душе, по сердцу, по глазам – странник и нагое бьющееся сердце» [456]456
Там же. С. 348.
[Закрыть]. В рассказе волк играет роль зооморфного помощника, который спасает спасшего его Ивана и указывает идущему с ним народу дорогу. Несмотря на то, что в этом рассказе отношения людей и животных облечены в жанр сказки, можно быть уверенным в том, что они не далеки от соответствующих представлений автора. Ранний рассказ уже содержит основные мотивы творчества Платонова – мысль об отмене угнетения животного человеком и отставания животного от эволюции человека.
Противоположная идея лежит в основе повести «Мусорный ветер», которая изобилует примерами регрессивной метаморфозы, т. е. обратного вектора эволюции живых существ. В этой связи можно вспомнить мысль Гегеля, который отмечает, что в «Метаморфозах» Овидия «животные и неорганические образования делаются формой унижения человека» [457]457
Гегель Г. В. Ф. Эстетика: В 4 т. М., 1969. Т. 2. С. 160.
[Закрыть], поскольку превращения в животных «представляются здесь как деградацияи наказание, которому подвергаются духовные существа» [458]458
Там же. С. 103.
[Закрыть]. В «Мусорном ветре» «неполноценное бытийное состояние общества приводит к мутации человека», в результате чего меняется «форма человеческого тела и все его известные физиолого-анатомические свойства» [459]459
Баршт К.Человек, животное, растение, минерал. Антропологическая концепция А. Платонова // Europa Orientalis 19 (2000). С. 166.
[Закрыть]. Мысль о деградации человека, контрастирующей с благородством животных, всплывает не раз в «Записных книжках». Например: «По сравнению с животными и растениями человек по своему поведению неприличен» [460]460
Платонов А.Записные книжки. Материалы к биографии. М., 2000. С. 261.
[Закрыть]. Или: «Среди животных есть морально даже более высокие существа, чем люди» [461]461
Там же. С. 213.
[Закрыть].
«Происхождение животных из людей» (278) [462]462
Далее ссылки на «Мусорный ветер» даются по изд.: Платонов А.Собрание. Счастливая Москва (с указанием страниц в скобках).
[Закрыть]в «Мусорном ветре» случается по разным причинам. О том, что половая страсть [463]463
Naiman Е. Andrei Platonov and the inadmissibility of desire // Russian Literature 23 (1988). Vol. 4. P. 332–334.
[Закрыть]унижает человека, говорит превращение жены физика космических пространств Лихтенберга в животное: «Пух на ее щеках превратился в шерсть, глаза сверкали бешенством и рот был наполнен слюной жадности и сладострастия». Ее нога «покрыта одичалыми волдырями от неопрятности зверя, она даже не зализывала их, она была хуже обезьяны…» Она «зверь, сволочь безумного сознания» (272). О «животной» природе половых органов свидетельствуют и другие тексты Платонова. Герой «Технического романа» приходит в ужас, когда он впервые видит у голой девушки, «чего он не видел никогда – чужое и страшное, как неизвестное животное, забравшееся греться в теплые теснины человека из погибших дебрей природы <…>. Это существо, непохожее на всю Лиду и враждебное ей, было настолько безумно и мучительно по виду, что Щеглов навсегда отрекся от него, решив любить женщину в одном чувстве и размышлении» [464]464
«Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. М., 2000. Вып. 4. С. 907.
[Закрыть].
И в повести «Река Потудань» пол приводит импотентного героя в «животный страх». Ему приснился кошмар, «что его душит своею горячей шерстью маленькое, упитанное животное, вроде полевого зверька, откормившегося чистой пшеницей. Это животное, взмокая пот от усилия и жадности, залезло ему рот, в горло <…>» [465]465
Платонов А.Собрание. Счастливая Москва. С. 426.
[Закрыть]. Бросается в глаза, что в этих примерах утрата человеческого лика и регрессия к животным формам, связанная с половым началом, показаны из мужской перспективы. Страх перед этим «безумием», унижающим человека, объясняется платоновской идеей о необходимости победы сознания над полом.
Но в «Мусорном ветре» регрессивная метаморфоза является также последствием выталкивания человека из враждебного ему социального коллектива, которое приводит к зооморфному преобразованию его внешности [466]466
D. Gallagher (Metamorphosis. Transformations of the Body and the Influence of Ovid’s «Metamorphoses» on German Literature of the Nineteenth and Twentieth Centuries. Amsterdam, New York, 2009. P. 387–391) пишет о метаморфозах, возникающих на основе общественного или культурного кризиса.
[Закрыть]. Когда брошенный в помойную яму зверски замученный и искалеченный герой видит испуганную собаку [467]467
О сопоставлении социально отверженных с собаками в стихотворении Маяковского «Вот так я сделался собакой» см.: Смирнов И.Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста (О стихотворении Маяковского «Вот так я сделался собакой») // Миф – фольклор – литература. Л., 1978. С. 197.
[Закрыть], он понимает, «что она – бывший человек, доведенный горем и нуждою до бессмысленности животного» (281). И сам герой, питающийся помойными отбросами, принимает вид животного: «По телу его – от увечных ран и загрязнения – пошла сплошная темная зараза, похожая на волчанку, а поверх ее выросла густая шерсть и все покрыла. На месте вырванных ушей также выросли кусты волос…» (279) [468]468
Подобным образом изображена в повести «Котлован» мертвая мать девушки Насти, бывшая эсерка. Как буржуйка она оказывается лишним «социальным животным» в социалистическом обществе: «Длинные обнаженные ноги были покрыты густым пухом, почти шерстью, выросшей от болезней и бесприютности, – какая-то древняя, ожившая сила превращала мертвую еще при ее жизни в обрастающее шкуром животное» ( Платонов А.Собрание. Чевенгур. Котлован. С. 458). «Защитной шерстью» обросла и спина Елисея, одного из крестьян, которые заготовили себе гробы, чтоб ожидать в них конца жизни (там же. С. 464). Из того, что «бедные, обросшие шерстью существа» упоминаются в «Ювенильном море», выясняется, что у Платонова шерсть – одна из самых элементарных примет зверя или озверения.
[Закрыть].
В лагере считают, что Лихтенберг «едва ли человек», скорее «новый возможный вид социального животного», обросшего «волосяным покровом» (281). В финале повести жена героя, пожертвовавшего своей жизнью, чтобы прокормить голодающих детей, видит на полу «незнакомое убитое животное», и ей кажется, что это «первобытный человек, заросший шерстью, но, скорее всего, это большая обезьяна, кем-то изувеченная и одетая для шутки в клочья человеческой одежды» (288). Полицейский, смотрящий на мертвого с точки зрения нацистской идеологии, считает, что это «лежит обезьяна или прочее какое-нибудь ненужное для Германии, ненаучное животное» (288).
Единственная положительная метаморфоза в этой мрачной повести происходит с осужденной на расстрел коммунисткой Гедвигой Вотман, идущей «не в смерть, а в перевоплощение» (284). Будто птица, она улетает от нацистских офицеров – она «взмахнула краем плаща и беззвучно, с мгновением птицы скрылась от конвоя» (285) [469]469
Как известно, в славянской – и не только в славянской – мифологии птица является образным эквивалентом души.
[Закрыть]. Регрессивные метаморфозы «Мусорного ветра» говорят о том, что в фашистском «царстве мнимости» (275) все не то, как кажется. В этом царстве зверей эволюция происходит в обратном направлении [470]470
Обратный процесс эволюции – тема стихотворения О. Мандельштама «Ламарк» (1932), в котором речь идет о потере органов чувств для культуры под воздействием внешних обстоятельств: «Мы прошли разряды насекомых / С наливными рюмочками глаз. / Он сказал: природа вся в разломах, / Зренья нет – ты зришь в последний раз. / Он сказал: довольно полнозвучья, / Ты напрасно Моцарта любил: / Наступает глухота паучья, / Здесь провал сильнее наших сил» (.Мандельштам О. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 186).
[Закрыть], т. е. деградация человека, результирующая в превращении его в животное, и расистское общество вытесняют неполноценных «недочеловеков» как ненужных зооморфных существ.
Подхватывая традицию богатого спектра отношений между человеком и животным, возникшего в русской научной, философской, литературной и изобразительной традициях, Платонов развивает свою концепцию взаимоотношений – и нередко взаимозаменяемости – человека и животного. При этом он приспосабливает и переакцентирует традиционные мотивы в своих целях. В особенности бросаются в глаза многочисленные параллели с трактовкой животных в стихах Заболоцкого и в картинах Филонова. Это касается как чрезвычайной силы сострадания в изображении животных и их схожести с человеком, так и мысли о необходимости избавления страдающей твари.
Выдающуюся роль играют у Платонова разные виды антропоморфности и зооморфности, прогрессивные и регрессивные метаморфозы и амбивалентные метаморфные формы. При этом бросается в глаза, что в каждом тексте отношение человека и животного освещается с точки зрения определенной доминанты. Так, например, обратная эволюция в «Мусорном ветре», приводящая к разным негативным формам зооморфозы, контрастирует с привычной для Платонова тенденцией к сближению человеческого и животного начал. Метаморфные явления у Платонова не только имеют метафорическую или символическую функцию, но и возникают на основе убеждения, что между разными состояниями вещества существуют лишь градуальные отличия.
