Текст книги "Зеленоглазый горец"
Автор книги: Ханна Хауэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
Глава 2
Аннора вся кипела от возмущения, гнев затмил ей разум. Она остановилась, чтобы успокоиться.
Нахмурившись, девушка огляделась по сторонам и увидела, что оказалась всего в нескольких шагах от спальни Доннела. Кто же на этот раз вызвал его гнев? Сегодня он был просто вне себя от бешенства. В Данкрейге никто, кроме Доннела и Эгана, не отличался столь крутым и необузданным нравом.
Немного успокоившись, Аннора стала крадучись пробираться к спальне Доннела. Дверь была открыта, но из комнаты не доносилось ни громких голосов, ни глухих звуков ударов. Никто не вопил и не вскрикивал от боли. Все это было как-то странно, в комнате не должно было быть так тихо и спокойно, как сейчас. Должны быть слышны крики мужчины или женщины, которых подвергают суровому наказанию.
Вдруг Анноре пришла в голову мысль, что Доннел, возможно, серьезно покалечил или даже убил человека, который вызвал его ярость. Она на цыпочках подкралась поближе к двери и осторожно заглянула в комнату, хотя внутренний голос твердил Анноре, что это глупо, потому что она ничем не сможет помочь бедняге, на чью голову обрушил свой гнев Доннел или его помощник Эган. Заглянув в комнату, она едва удержалась от того, чтобы не ахнуть и не выдать своего присутствия.
Она не увидела распростертого на полу бездыханного тела. Там не было видно никаких следов борьбы или драки, не было даже перевернутых стульев. Доннел и красавец резчик по дереву мирно беседовали, стоя перед камином и устремив свои взгляды на каминную полку. Анноре захотелось узнать, кто кричал в комнате и из-за чего. Она в нерешительности застыла в дверях.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Доннел.
Аннора моментально пришла в себя. Девушка была потрясена увиденной картиной: стоящий перед Доннелом мужчина тихим голосом говорит что-то ее свирепому кузену. Сделав неосторожное движение, Аннора выпала себя, и теперь внимание Доннела было приковано к ней. Она всегда очень боялась стать причиной раздражения Доннела, потому что за этим неизбежно следовали побои.
– Извини, кузен, – пробормотала она, испуганно пятясь. – Я услышала голоса и увидела, что у тебя открыта дверь. Так как в это время дня ты редко бываешь в спальне, я сочла своим долгом узнать, в чем дело.
– Единственный долг, который у тебя есть, – заботиться о Маргарет. Это то, для чего тебя сюда прислали. Все остальное, происходящее в Данкрейге, тебя не касается. Ступай прочь и займись своими прямыми обязанностями.
– Конечно, кузен.
Аннора почувствовала себя униженной оттого, что Доннел отчитал ее в присутствии Рольфа Лавенжанса, как девчонку. Она сама не ожидала, что так остро отреагирует на очередной выговор кузена, – она привыкла и не такое терпеть от лэрда. Аннора изо всех сил старалась не показывать, что слова Доннела задели ее самолюбие. Три года бесконечных унижений научили ее владеть собой и не давать волю своему негодованию.
– Что-то не вижу, чтобы Маргарет была с тобой. Где девочка? И почему ты сейчас не с ней?
– Она ждет меня в большом зале. Я поднялась, чтобы взять для нее плащ. Служанка забрала его вчера, чтобы почистить.
– Слишком много времени уходит на то, чтобы поддерживать в чистоте этого ребенка. Наверное, это из-за того, что ты плохо за ней следишь. Может, мне пора подыскать более умелую няню для девочки, если ты не справляешься со своими обязанностями как следует?
Доннел говорил тихо и зло, сверля Аннору глазами. Неприятный холодок пробежал у нее по спине. Доннел впервые взялся манипулировать ее чувствами. Аннора не выставляла напоказ свою привязанность к Мегги, и все же Доннел обо всем догадался. Возможно, он все время об этом знал, просто выжидал момент, когда сможет извлечь пользу из того, что ему известно. Для того, чтобы нанести ей удар – такой же, как и те, что он наносил Анноре своим большущим кулаком, и с той же самой целью – чтобы держать ее в страхе и повиновении. И это у него снова получилось. Мегги была единственной радостью в жизни Анноры, и даже мысль о том, что ей придется расстаться с ее любимицей, приводила девушку в ужас.
– Я исправлюсь, – хриплым от волнения голосом проговорила она, стараясь не показать своего страха и при этом не казаться чересчур дерзкой.
– Смотри у меня!
Аннора присела в реверансе и поспешила убраться подобру-поздорову. Больше всего на свете ей в этот момент хотелось броситься в большой зал, схватить Мегги на руки и убежать с ней из Данкрейга. Но она не должна выдавать своих истинных чувств! Впредь она будет стараться не показываться Доннелу на глаза, а в его присутствии будет вести себя тише воды, ниже травы. Она будет скрывать то, как сильно ей хочется остаться с Мегги.
– А я думала, что ты заблудилась.
Звонкий детский голосок отвлек Аннору от ее мыслей, и она подняла голову – Мегги тянула за край плаща, который Аннора держала в руках. Она помогла девочке одеться и вгляделась в ее милое личико. Аннора все время удивлялась – как мог отвратительный Доннел произвести на свет столь прелестное, восхитительное создание. Эта мысль постепенно подтолкнула Аннору к тому, что она поневоле стала задумываться о том, по праву ли Доннел занимает место лэрда Данкрейга.
Мегги стала ее единственным утешением, и Доннел каким-то образом догадался об этом. Впрочем, это было не мудрено, учитывая то, как она обожала малышку. Такие сильные чувства невозможно скрыть. Доннел наверняка понял это, видя, как Аннора стремится защитить Мегги от проявлений его жестокости. Однако для того, чтобы остаться с Мегги, Анноре придется стать лишенной воли бледной тенью – ну что ж, она готова к этому.
– Куда мы пойдем сегодня, Аннора? – спросила Мегги.
Анноре хотелось бы сказать Мегги, что сегодня они вместе совершат побег во Францию. Данкрейг, томящийся под гнетом жестокого правителя Доннела, неподходящее место для такого милого ребенка, как Мегги, но Анноре нечего было ей предложить. Здесь у Мегги есть какая-никакая, а крыша над головой, есть место для ночлега, вкусная еда. Совершив побег из Данкрейга, Аннора едва ли будет в состоянии обеспечить ребенку даже эти нехитрые радости. Как ни неприятно было Анноре это признавать, они с Мегги находились в безвыходном положении: им приходилось терпеть тиранию лэрда Данкрейга. Просто нужно стараться не привлекать к себе внимание Доннела, чтобы на ее голову снова не обрушился его гнев. По крайней мере раньше, чтобы Доннел ее не поколотил, Аннора именно так и поступала. Но угроза, прозвучавшая из уст Доннела, напугала ее гораздо больше, чем его грозный крик и побои. Душевные муки гораздо сильнее страданий тела. Сердце у Анноры так и разрывалось от боли, когда она представляла, как останется одна, без Мегги.
– Сегодня мы отправимся на прогулку, – ответила Аннора девочке и, взяв ее за руку, вышла с ней из большого зала. – Мы пойдем за стены Данкрейга, посмотрим на то, как весна вступает в свои права. Ты увидишь, как все красиво вокруг. – Аннора мечтала о том, что в один прекрасный день она что-нибудь придумает, и они с Мегги возьмутся за руки – вот так же, как сегодня, – и отправятся куда глаза глядят. Выйдут за ворота и покинут пределы Данкрейга. Уйдут далеко-далеко, и страх – вечный ее товарищ – покинет Аннору навсегда.
Джеймс едва сдерживался, слушая, как Доннел разговаривает с Аннорой. Когда Маккей угрожал найти для Мегги другую няню, нельзя было не заметить, как девушка расстроилась и испугалась, хотя изо всех сил старалась владеть собой. Джеймс видел, как она побледнела. По какой-то неизвестной ему причине Аннора не хотела, чтобы ее разлучали с Мегги. Надменная ухмылка Доннела, довольного тем, что его угроза возымела действие, только подтвердила догадки Джеймса.
– Боюсь, моя кузина вообразила себя тем, кем не является на самом деле, – сказал Доннел.
– Не понимаю, – пробормотал Джеймс с ужасным французским акцентом.
– Она же никто, незаконнорожденная, а я принял ее в своем доме с распростертыми объятиями и милостиво предложил ей стать няней моего ребенка – любой мечтал бы о такой работе. Но эта выскочка все время старается вести себя так, словно она мне ровня, настоящая леди по рождению и воспитанию.
Джеймсу с трудом удавалось держать себя в руках. Ему хотелось наброситься с кулаками на Доннела Маккея, который говорит об Анноре с таким пренебрежением. Из всего того, что до сих пор видел и слышал Джеймс, он мог сделать вывод, что Аннора Маккей – настоящая леди до мозга костей. Он еще не решил, можно ли ей доверять. Но в любом случае Джеймс не одобрял, когда кого-то презирали за грехи, совершенные родителями. Это несправедливо.
Однако больше всего Джеймса разозлило то, что Доннел назвал Мегги своей дочерью. Несмотря на то что Джеймс никогда не был кровожадным человеком, ему хотелось убить Доннела. А он-то уже решил, что научился владеть собой!
Джеймс отдавал себе отчет в том, что прежде всего ему надо доказать свою невиновность, а уж потом он будет думать о мести этому тщеславному человеку, незаконно захватившему его владения. Когда Джеймс избавится от ложных обвинений и ему больше не придется скрываться от людей, он добьется, чтобы правосудие свершилось. Спору нет, месть сладка! Но мимолетное удовлетворение – вот и все, чего можно добиться таким путем. И не исключено, что ему придется заплатить за этот краткий миг торжества клеймом преступника, клеймом, которое будет лежать на нем всю жизнь.
Как Джеймс ни жаждал мщения, вернуть себе свою дочь и снова жить, как свободный человек, было для него гораздо важнее.
– По-моему, девочка к ней привязалась. – Вот и все, что он сказал Доннелу.
– Ну да, но что взять с глупого пятилетнего ребенка? Она еще слишком мала, чтобы что-нибудь смыслить.
Джеймс просто кивнул. Он боялся каким-нибудь неосторожным словом выдать себя. Слава Богу, Доннел затребовал его к себе в Данкрейг! Джеймсу понадобилась всего одна неделя на то, чтобы этого добиться. Он догадывался, что все это время Доннел обдумывал, какую работу даст новому мастеру. Только что Джеймсу пришлось в очередной раз убедиться, как ему будет трудно иметь дело с Доннелом. Ему потребуются недюжинные усилия, чтобы держать себя в руках.
Джеймс всегда недолюбливал Маккея – еще до того, как этот негодяй разрушил его жизнь. Когда Маккей наведывался в Данкрейг – в то время, когда Мэри была еще жива, – он не сразу проявил порочную сущность своей натуры, не сразу показал свое истинное лицо. Однако Джеймс замечал, что Доннел Маккей – грубый, жестокий, тщеславный и алчный человек. Многие имели на него зуб, но поистине звериное предчувствие опасности, которым обладал этот негодяй, неоднократно помогало ему спасать свою шкуру. Его звериное чутье и дьявольская хитрость.
– Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь спать и где у тебя будет мастерская, – сказал Маккей, выходя из комнаты. – Я подобрал для тебя прекрасную древесину, с которой ты будешь работать.
Следуя за Маккеем, Джеймс внимательно изучал людей, служивших в охране Маккея. Он не увидел среди них ни одного стражника из тех, что работали раньше у него.
Осмотрев комнату, которую выделили ему под мастерскую, а также изучив инструменты и материал для работы, собранный Маккеем, Джеймс устроился в тесной комнатушке, расположенной в одной из башен. Узнав, что будет проживать в самом замке, Джеймс удивился и несказанно обрадовался. В те времена, когда он был лэрдом Данкрейга, это помещение было отведено под кладовую. Вскоре он понял, что все хранившееся здесь ранее – отрезы тканей, нитки и другие хозяйственные принадлежности – израсходовано и новые запасы никто не сделал. Когда Джеймс снова станет лэрдом, ему, несомненно, потребуется немало времени и средств, чтобы восстановить все, что было растрачено в ненасытном стремлении Маккея к роскоши.
Вместо окна в спальне Джеймса имелась одна-единственная очень узкая прорезь в стене, в которую могла пройти только стрела. Вместо кровати стояла простая лежанка. Еще в комнате находилась небольшая жаровня, чтобы в случае необходимости обогревать помещение. В дальнем углу комнаты на грубом деревянном столе стояли кувшин с водой и таз для умывания. Очевидно, Маккей считал, что Рольф Лавенжанс чем-то отличается от прочих работников замка, раз удостоил его такой чести. Может, это из-за того, что Джеймс назвался французом? При этой мысли Джеймс скривил губы в улыбке.
Он уложил свои нехитрые пожитки в небольшой старый сундук и отправился в свою мастерскую. До этого помещение использовалось под прачечную. Женщины занимались здесь раньше стиркой и грели воду, чтобы приготовить горячую ванну для господ. Видимо, сейчас им приходится стирать белье во дворе. А когда кто-то из хозяев надумает принять ванну, слугам придется таскать тяжелые ведра с водой вверх по лестнице. Джеймс надеялся, что этот факт не восстановит служанок против его персоны. Ведь сейчас ему, как никогда, понадобится поддержка окружающих – для того, чтобы доказать свою невиновность. И Джеймсу было не с руки наживать себе врагов.
Открыв широкую тяжелую дверь во двор, он полной грудью вдохнул свежий воздух. День выдался необыкновенно солнечным. Джеймса радовал запах свежевыстиранного белья, которое висело на веревке в саду за кухней. Раньше он не придавал большого значения подобным вещам, а теперь они давали ему ни с чем не сравнимое чувство, что он дома. И Джеймсу еще сильнее захотелось вырвать Данкрейг из когтей этого стервятника – Доннела Маккея. Это вотчина Джеймса, и он так просто не отступится.
– Ну что, кажется, ты остался доволен своей комнатой, парень? Знатная у тебя будет мастерская, ничего не скажешь!
Услышав чей-то скрипучий голос, Джеймс оглянулся и замер от страха, опасаясь разоблачения. Перед ним стояла Большая Марта и сердито смотрела на него, скрестив руки на груди. Как он сразу не сообразил? Даже если стражники сменились все до одного, то большинство слуг остались. Большая Марта была отличной кухаркой. И к сожалению, изо всех слуг лучше всего его знала именно она. Она прищурилась и пристально посмотрела на Джеймса, словно, разглядывая его черты, размышляла, он это или нет.
– Мне ничего другого не оставалось, как согласиться на то, что мне предложили.
Женщина удивленно вытаращила глаза.
– Ну и ну! Вот чудеса-то! Ты ведь, кажется, на нашем языке и говорить-то толком не умеешь, правда? А мне сдается, что я раньше тебя уже где-то видела, кого-то ты мне напоминаешь. Вот только кого? Что-то знакомое… Хотя вряд ли… Я отродясь не видала ни одного француза. И сто лет бы мне их не видать. Хотя и впрямь, какой с тебя спрос? Ты же тут ни при чем. И что это я на тебя накинулась? – сказала она и вздохнула. – Это все проклятый болван, который только и думает, как снова выкинуть что-нибудь, чтобы сделать нашу жизнь невыносимой. – Она сдвинула брови и бросила на Джеймса мрачный взгляд: – Эй, парень, ты хоть понимаешь, что я тебе говорю?
– Уи.
– Раз ты киваешь, стало быть, надо думать, что это означает «да».
– Да.
– Ну ладно! Вижу, ты парень ладный и с лица пригож, поэтому повторяю тебе то, что говорю другим: держись подальше от девушек, которые работают у меня на кухне. У нас и без вас своих забот хватает. И без этих дурней, которыми Маккей окружил себя. Они бегают за каждой юбкой в Данкрейге. Если что-то узнаю про твои шашни с моими девушками, помяни мое слово: уж я до тебя доберусь. Понял?
Джеймс снова кивнул. Выполнить это обещание ему будет несложно. Разумеется, после трех лет отшельничества он истосковался по женской ласке, но риск разоблачения был слишком велик. Опасаясь, что его могут предать или застать врасплох, он не заводил себе любовниц. Как-то однажды одна девушка из таверны за пару монет подарила ему удовлетворение, и после этого он больше ни разу не вспоминал о ней. Как бы там ни было, даже если бы он мог себе позволить потакать своим прихотям, Джеймс не стал бы развлекаться со служанкой, работающей в Данкрейге. Никогда бы не стал. Этому неписаному правилу учил Джеймса и его сводных братьев его приемный отец.
– Гм, что-то не верится, что ты станешь меня слушаться. Чем ты лучше этих сторожевых псов Маккея? Ну что же… Поживем – увидим. – Большая Марта огляделась по сторонам: – Что же ты будешь здесь мастерить для этого болвана?
– Буду вырезать вещи из дерева и украшать их резьбой. – Джеймс показал на деревянные заготовки и на инструменты. – Хозяину понравился мой кубок.
– А-а, ясно! Кубок и впрямь замечательный. Славная работа! В жизни не видела ничего лучше. Так, значит, у нашего великого лэрда теперь будет больше красивых цацек? А бедные детки будут надрывать животики, плача от голода. Зато его зад будет восседать на новом стуле с изысканной резьбой, и этот чревоугодник будет пить вино из красивого кубка. – Большая Марта энергично закивала. – В общем, не беспокой моих девушек и не сори в других комнатах. И чтобы я не видела твои деревяшки у меня на кухне!
Сказав это, Большая Марта удалилась, и Джеймс вздохнул с облегчением. Если эта женщина и узнала его, то не подала виду, а значит, не собирается поднимать шум.
Джеймс подошел к столу и провел рукой по большому куску дерева. Эта заготовка из дуба пойдет на резную каминную полку, которую заказал ему Маккей. Джеймсу не терпелось поскорее взяться за работу. Он и в самом деле был настоящим мастером и раньше часто жалел, что у него не хватает времени на любимые занятия. Может быть, удастся совместить приятное с полезным? И пока он будет собирать доказательства, необходимые для того, чтобы избавить Данкрейг от Маккея, между делом смастерит что-то, что-нибудь. Пусть Маккей думает, что все эти вещицы послужат для возвеличивания его персоны, Джеймс знает, что в конечном итоге, когда он освободится от обвинений и снова станет лэрдом Данкрейга, этими красивыми предметами будет пользоваться он сам.
– Все, что мне нужно, – это время и немножко удачи, – проговорил он себе под нос, разглядывая древесину и обдумывая, как будет выглядеть каминная полка в деталях.
Как раз в тот момент, когда Джеймс уже взялся за работу, в комнату с важным видом вошла Большая Марта, держа в руках поднос, на котором лежал хлеб с сыром и стояла большая кружка эля. Она поставила поднос на стол и посмотрела на Джеймса. Пока женщина пристально вглядывалась в его лицо, Джеймс затаил дыхание. Он боялся, что Большая Марта узнает его. В ее умных карих глазах он видел радость и любопытство.
– Я подумала, что тебе нужно подкрепиться. Потребуется много сил для важного дела, которое тебе предстоит совершить, парень, – многозначительно промолвила она, проницательно глядя на него, и сразу после этого направилась к двери.
Джеймс посмотрел на поднос с едой и на высокую кружку эля. Большая Марта узнала его – теперь он в этом не сомневался. Как, интересно? Джеймс был уверен, что ему удалось измениться до неузнаваемости. Конечно, Большая Марта была знакома с ним, но Эдмунд и Ида тоже давно его знали. А они согласились с Джеймсом, что в новом обличье никто не признает в нем бывшего лэрда Данкрейга.
– Лучше всегда держи глаза долу, парень. Эти зеленые глаза женщинам не так-то просто забыть, – напоследок сказала Большая Марта, выходя из комнаты.
Джеймс оглянулся, но увидел только, как в дверном проеме мелькнул подол ее юбки. Джеймс чертыхнулся – одной повязки на глазу явно недостаточно для маскировки. Теперь он будет строить из себя скромника и опускать глаза, когда с ним попытается заговорить какая-нибудь девушка из тех, что жили в Данкрейге, когда он был здесь лэрдом. Когда все закончится, они вместе с его родней дружно посмеются над этим.
Джеймс собирался притвориться робким, застенчивым малым, сторонящимся женщин, который с трудом изъясняется на местном наречии. Он будет остерегаться выражать чувства к своему собственному ребенку. Он будет исполнять роль слуги, несмотря на то что у него руки чешутся – до того ему хочется свернуть Маккею шею. А вместо этого ему придется, стиснув зубы, прятаться под маской и терпеливо искать доказательства преступлений, совершенных этим ужасным человеком.
Задача перед Джеймсом стояла чрезвычайно трудная, он боялся, что долго не выдержит. А поэтому нужно как можно быстрее доказать свою невиновность – иначе он сойдет с ума от всех этих игр.
Глава 3
– А что ты делаешь?
Джеймс обрадовался, что успел закончить вырезать сложный изысканный завиток на заготовке каминной полки. Иначе, услышав милый звонкий детский голосок, от которого сладко защемило сердце, он мог испортить узор, потому что его рука дрогнула. Мегги! Его ненаглядная девочка! Он медленно повернулся. Вот уже целую неделю Джеймс жил в Данкрейге, но только сейчас наконец-то ему посчастливилось встретиться с дочерью. Мегги сама подошла к нему, движимая любопытством, и вот теперь ему представилась возможность поговорить с дочерью с глазу на глаз. Джеймсу так хотелось подбежать к ней, схватить на руки, прижать к себе и закружить по комнате! Но ему нельзя выдавать себя.
– Я делаю полку для камина. Понимаешь? – ответил он.
Мегги осторожно вошла в мастерскую. У Джеймса сердце кровью обливалось, когда он видел, что девочка смотрит на него с опаской, готовая чуть что броситься наутек. А ведь от природы Мегги была жизнерадостна и доверяла людям! Очевидно, жизнь в Данкрейге с Доннелом Маккеем научила ее быть острожной и остерегаться людей. Жить в страхе, не чувствуя себя в безопасности в стенах собственного дома, – плохая жизненная школа для ребенка. Джеймс не сомневался, что этим страхом Мегги, а также все остальные в Данкрейге были обязаны вспыльчивому характеру Маккея. Джеймс мысленно пообещал себе, что в один прекрасный день он заставит Доннела заплатить и за это преступление точно так же, как и за все остальные его злодеяния.
– Я вырезаю каминную полку для покоев лэрда, поняла? Уи? – объяснил Джеймс, когда Мегги остановилась возле него и, насупив брови, посмотрела на Джеймса.
– О да! Я понимаю вас, сэр. Хотя вы говорите немножко не так, как все. Нет, мне просто интересно, зачем сэр Маккей велел вам мастерить для него эту полку? У него же уже есть каминная полка. Зачем ему понадобилась еще одна? – Мегги подошла поближе, внимательно разглядывая кусок дерева, над которым только что трудился Джеймс. – Ух, как красиво!
– Спасибо, ты очень добра. – Мегги рассмеялась, а он улыбнулся ей в ответ, с трудом сдерживаясь, чтобы не обнять ее. – Почему ты назвала лэрда сэр Маккей? Разве он – не твой папа?
– Нет, хотя он всем рассказывает, что я его дочь. – Мегги заметно нервничала. – Но только, пожалуйста, никому не говорите, что я вам это сказала, хорошо?
– Я никому об этом не расскажу – никогда. Это будет наш секрет, о котором никто не должен знать. Уи?
– Да, это секрет. Я знаю, он поцеловал мою маму, но все равно он не мой отец. Он целовал многих женщин. Мой папа был красивый и добрый. И еще он был очень веселым, всегда улыбался. А сэр Маккей только и знает, что кричать и бросаться на всех с кулаками. Он плохой человек, злой.
«Я знаю, он поцеловал мою маму»… Эти слова девочки словно полоснули Джеймса по сердцу. Он не сразу смог ответить на неожиданное признание Мегги.
– Да, но если кто-то кого-то поцеловал, это не значит, что у них будут дети. А где твоя няня?
– Аннора? Она работает в саду. Вон там, видите? – Мегги показала испачканной в земле рукой в сторону сада. – Я ей помогаю. Мне захотелось пить, и я пошла в дом. Я ходила на кухню, и Большая Марта дала мне воды. И почему только эту женщину зовут Большая Марта? Ведь она – маленького роста. Почему ее так прозвали?
– Может, ее так называют в шутку? Чтобы люди больше улыбались?
– А-а. Выходит, они ее дразнят? Как вы думаете, ей не обидно?
– Нон. По-моему, она вполне довольна своим прозвищем. У нее большое сердце, понимаешь? И она сильна духом.
Мегги улыбнулась и кивнула, встряхнув кудряшками.
– Большая Марта и правда добрая и очень сильная, поэтому все ее слушаются. – Девочка перевела взгляд на заготовку, над которой трудился Джеймс: – У вас получается очень, очень красиво, правда. Можно мне будет потрогать это, когда я вымою руки?
– Уи. Мне еще многое предстоит сделать. Я почти все время буду здесь. Можешь в любое время приходить ко мне в мастерскую, если хочешь.
– Мегги!
– Это Аннора. Мне нужно бежать, а то она будет волноваться, понимаете?
В тот же миг Мегги убежала. Джеймс с тоской посмотрел на дверь, за которой только что исчезла ее фигурка. Он был погружен в свои мысли и не замечал ничего вокруг. Слова дочери, сказанные невинным тоном, не давали ему покоя.
«Я знаю, он поцеловал мою маму».
Джеймс пытался успокоиться, говоря себе, что Мегги все это почудилось, что это – ее детские фантазии. Ведь Мегги было всего два года, когда умерла Мэри. Ребенок такого возраста не мог понимать, что именно она видела, да к тому же три года держать это в памяти. Однако Джеймс ничего не мог с собой поделать, потому что слова Мегги никак не давали ему покоя.
Неужели Мэри была ему неверна? Он не мог в это поверить. Его жена была болезненно стыдлива. Она чувствовала неловкость даже во время занятий любовью. А может быть, это была вовсе не стыдливость? Вдруг все объяснялось тем, что Мэри были неприятны его прикосновения? Джеймс всегда надеялся, что со временем она начнет испытывать удовольствие от интимной стороны брака. Неужели, лежа с ним в постели, Мэри думала о другом мужчине, с которым у нее, возможно, была связь? Может быть, с тем, другим, она давала волю своей страсти? Неужели его милая скромница Мэри любила другого?
Он с такой силой сжал в руке шило, что чуть не сломал его. Джеймс всегда недоумевал, зачем Мэри принимала у них дома Доннела Маккея. Может быть, ему нужно было внимательнее следить за ними? Было нелегко осознавать, что его так долго дурачили, но, очевидно, настало время взглянуть на свой брак критически. Ему было по-прежнему трудно представить, что Мэри его обманывала.
После того как он более-менее свыкся с мыслью о том, что Мэри, возможно, совсем не та милая, стыдливая женушка, которой он всегда ее считал, Джеймс начал сомневаться в том, что она умерла на самом деле. Тело, найденное после пожара, так сильно обгорело, что эту женщину невозможно было узнать. Все решили, что это Мэри, потому что свидетели утверждали, будто видели ее в маленькой хижине во время пожара. На обуглившейся руке было кольцо, которое он сам надел ей на палец на их свадьбе. К тому же были найдены обгоревшие кусочки ткани от платья, в которое Мэри была одета в тот день. Тем не менее сомнения все же оставались. Здесь было над чем задуматься, и теперь случившееся представлялось Джеймсу совсем иначе. И все же ему было трудно предположить, что Мэри была искусной интриганкой и что она с леденящим душу расчетом разработала и претворила в жизнь столь коварный план. Да еще к тому же так долго не объявлялась, продолжая от всех скрываться.
Джеймс постарался отвлечься от тяжелых мыслей, сосредоточившись на орнаменте. Неспешная, кропотливая работа, как обычно, успокаивала ему нервы и придавала четкость мысли. Одно Джеймсу стало ясно: Данкрейг на самом деле таит гораздо больше загадок, чем он предполагал. А это значит, что нужно сохранять хладнокровие, нельзя возбуждать ничьих подозрений, пока он занимается расследованием. Однако в глубине души Джеймс надеялся, что в конечном итоге истина не будет заключаться в том, что он был слепцом и болваном, купившимся на нежные улыбки и стыдливый румянец бесчестной и коварной женщины, и сам стал причиной своих несчастий.
– Где ты пропадала? – спросила Аннора Мегги, когда девочка подбежала к ней. – За это время можно было выпить не стакан воды, а целое ведро.
Мегги рассмеялась:
– Я разговаривала с тем мужчиной, который вырезает из деревяшек красивые вещицы.
Аннора бросила взгляд на дом, а потом строго посмотрела на Мегги:
– Нельзя мешать человеку во время работы.
– А он сказал, что я ему не мешаю.
– Может быть, мастер Лавенжанс из вежливости не попросил, чтобы ты оставила его в покое.
– Нет, он со мной беседовал.
– Ну что ж, это очень мило с его стороны. И все-таки не стоит ему надоедать.
– Он сказал, что я могу приходить к нему, когда захочу, и смотреть, как он работает. И что, когда я вымою руки, мне можно будет потрогать красивые вещицы, которые он мастерит из дерева.
Первым побуждением Анноры было заявить свое решительное «нет» и запретить девочке делать то, что ей хочется, но мастер Лавенжанс и впрямь творит из дерева чудеса. Такой поразительной красоты Аннора в жизни не видела. Нет ничего удивительного в том, что Мегги так живо интересуется его работой. Глупо запрещать ребенку дружить с этим человеком только из-за соображений безопасности. Девочка и так ничего хорошего не видит в жизни. Запрет может сломить ее дух и притупить естественное детское любопытство и жажду новых впечатлений.
– Ну ладно! Когда вымоешь руки, сходи и посмотри на его работу, если уж тебе так этого захотелось, – наконец смягчилась Аннора. – Можешь поступать так и в дальнейшем, если мастер Лавенжанс не возражает. Только не донимай его слишком и не ходи к нему в мастерскую чересчур часто. И не лезь к нему с бесконечными разговорами.
– Ты знаешь, я люблю поговорить.
– Все не прочь поболтать, но не забывай, что мастеру Лавенжансу все же надо делать свою работу. Твой отец вызвал его сюда, чтобы он мастерил вещи для украшения Данкрейга.
– В Данкрейге и без того красиво.
– Да, я тоже так думаю, но…
– …и Доннел – не мой отец.
Хотя в глубине души Аннора тоже так думала, она не могла делиться своими сомнениями с Мегги.
– Доннел Маккей сам утверждает, что ты – его дочь.
– Он говорит неправду.
Аннора мысленно согласилась с Мегги, но не могла высказать свои соображения вслух.
– Мегги, когда умерла твоя мама, ты была еще совсем крошкой, – начала Аннора, хотя сама толком не знала, что можно говорить маленькой девочке, а что – нельзя.
– Этот человек – не мой папа! Я знаю, что он поцеловал мою маму, но это не значит, что он мой отец! – волнуясь, тоненьким голоском воскликнула Мегги.
Аннора порывисто обняла девочку и погладила ее по голове.
– Хорошо-хорошо, успокойся, иначе ты можешь заболеть. Ладно, он не твой отец. Я же не говорю, что ты лжешь. Просто у меня в голове не укладывается, как ты могла понять, кто твой отец, если в то время ты была совсем маленькой. Почему ты так уверена, что Маккей не твой папа?
– Потому что мой папа никогда бы меня не побил! И тебя тоже. Мой папа был очень красивый и веселый. Он часто смеялся и целовал меня.
Да, такое описание, безусловно, не подходило Доннелу.
– Но раньше ты никогда об этом не говорила!
– Я боялась, что он побьет меня. И тебя тоже. И еще я надеялась, что когда-нибудь он полюбит меня и станет таким же хорошим, каким был мой отец. Но он никогда не изменится. Он никого не любит. Этот человек просто не умеет любить.
