Фирдоуси Абулькасим. Шахнаме. Том 2
Текст книги "Фирдоуси Абулькасим. Шахнаме. Том 2"
Автор книги: Хаким Фирдоуси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
КЕЙ-ХОСРОВ[404]404
11367 и след. Здесь начинается повествование о царствовании Кей-Хосрова. В тексте Вуллерса лирическому вступлению предшествует подзаголовок «Начало сказа» – агаз-е дастан. Начальные строки в переводе:
Тут начал дехкан за оконченным вслед
Другое сказанье исчезнувших лет.
Правлению Хосрова подзаголовок отводит шестьдесят лет, т. е. уже не мифические столетия, а просто долгий исторически реальный срок. Это, конечно, объясняется преобладанием историко-эпического материала над мифическим, хотя сам Хосров – образ, связанный с мифологией.
Имя Хосров (Кей-) встречается (в соответствующих формах) и в Авесте, и в пехлев. книгах, и у арабских авторов. В «Шахнаме» Кей-Хосров – сын Сиавуша и Ференгис, дочери туранца Афрасиаба, – один из основных образов царей-героев, воплощение идеала справедливого царя (наряду с Феридуном и Хосровом-Ануширваном). Всё его правление заполнено жестокими войнами с Тураном, закончившимися гибелью основного врага Ирана Афрасиаба. Это – «последние эпические войны», завершающие многовековую борьбу Ирана и Турана. В дальнейшем войны будут продолжены уже на религиозной основе «новой веры» – зороастризма, которую примут иранцы. В личном облике и судьбе эпического (с мифологической основой) Кей-Хосрова многие склонны видеть отражение исторических моментов – ахеменидской истории, в частности, перенос некоторых западноиранских легенд о Кире (его детстве и воспитании при дворе деда – Астиага).
[Закрыть]
[Царствование Кей-Хосрова длилось шестьдесят лет]
Тут начал дехкан, за оконченным вслед,[405]405
11367—11404 Лирическое вступление к сказанию о Кей-Хосрове.
[Закрыть]
Другое сказанье исчезнувших лет
О том, как страной управлял Кей-Хосров
11370 И как на Туран посылал он бойцов.
Когда долголетье и силы пошлёт
Мне щедрый владыка небесных высот,
Я древнюю быль воскрешу для людей,
Спасу от забвения песнью своей.
Коль древа могучего отпрыск живой,
Вознёсшись до неба державной главой,
Взрастёт, недоступный пороку и злу, —
Возможно ли им не гордиться стволу?
11380 Весь мир осчастливит подобный побег,
Его и лелеет и пестует век.
Он, кроме добра, не творит ничего,
Коль царственность в самой природе его.
Три свойства он должен в себе сочетать,
Четвёртое – столь же насущным считать.
Достоин престола лишь доблестный муж,
Притом добродетельный, знатный к тому ж.
Без славного рода и доблести нет,
Без доблести – знатных не видывал свет.
Дар божий – царя добродетель: светла
11390 Душа у него, не приемлет он зла.
Дар отчий – ничем не запятнанный род:
Ведь дорог лишь доброго семени плод.
А доблесть вождя и уменье притом
Даются ученьем, упорным трудом.
Из трёх – добродетель превыше всего;
Дар божий – что может быть лучше его?
Три качества мудрость должна увенчать,
Умение зло от добра отличать.
Кто эти четыре в себе совместит —
11400 Свободен от алчности, мук и обид.
И только от смерти ему не уйти:
Ведь хищницы яростней, злей не найти.
Хосрову все качества эти даны
И светит благая звезда с вышины.
[ВОЖДИ ПРИСЯГАЮТ КЕЙ-ХОСРОВУ]
Взошел Кей-Хосров на державный престол,
И слух о владыке повсюду прошёл.
Венчанный короной верховных владык,
Он правил страною, могуч и велик.
При нем справедливости время пришло,
11410 Он с корнем исторг угнетенье и зло.
В Иране любой из знатнейших мужей,
Потомок кеянов – венчанных вождей,
И каждый воинственный витязь и князь
Владыкой признал Кей-Хосрова, склонясь
Из живших во время его ни один
Главенства его не отверг властелин.
Стране разорённой он дал расцвести,
Измученным людям – покой обрести.
Ты скажешь, весенняя туча прошла,
11420 Всю землю очистив от горя и зла!
От царских щедрот возродившийся край
Украсился, точно сияющий рай.
Страну благодетельный мир осенил,
Обуздана власть ахримановых сил.
От разных держав со словами хвалы[406]406
11425—11426 В оригинале:
«Прибыли посланцы из каждого кешвäра (см. примеч. 632 в томе I)
От каждого именитого, от каждого вельможного».
[Закрыть]
Один за другим прибывали послы.
В Нимруз, управляемый славным вождём,[407]407
11427 Нимруз – Систан, наследственное владение Сама, Заля и Ростема (см. прим. 5211 в томе I).
[Закрыть]
Гонец прискакал, извещая о том,
Что занял престол властелина царей
11430 Вершины величья достигнувший Кей.
Могучий собрался к царю на поклон.
Созвал он воителей с разных сторон
И тут же в дорогу с весёлой душой
Помчался, возглавив блистающий строй.
С ним Заль, Неримана прославленный внук,
Кабула знатнейшие люди вокруг.
От войска несчётного степь – что сандал,
И львов оглушил загремевший кимвал.
Могучий пред войском со стягом своим
11440 И Заль благородный, и витязи с ним.
Известье Хосрову несут между тем,
Что мчится к нему именитый Ростем.
И вот, словно в праздничный день, убрана,
Готовится к встрече героя страна.
Царь доброю вестью обрадован был,
От сердца он вестника благословил,
Промолвив: «Наставником был он отца,
Отважнее в мире не сыщешь бойца».
Гудерзу и Гиву, и Тусу приказ
11450 Он отдал, и трубы запели тотчас,
Литавры неистовый подняли гром,
На воине каждом сверкает шелом.
Навстречу от города к городу шли,
Кимвалы и ратные стяги несли.
Два дня, чтобы витязю честь оказать,
Скакала верхом знаменосная рать.
И вот показался Могучего стяг,
Пыль ратная мир погрузила во мрак.[408]408
11458 В оригинале: «... Он поднял до солнца прах войска».
[Закрыть]
Шум, бой барабанный до неба встаёт;
11460 Гив, Тус и Гудерз полетели вперёд;
Их лики сияние радости льют.
Все разом Ростему хвалу воздают,
Сжимают в объятиях богатыря,
А тот их расспрашивать стал про царя.
Восславлен и Заль, чей родитель был Сам,
И Заль отвечает приветом бойцам.
От Заля к вождю Ферамарзу спешат
И каждый из них ликованьем объят.
Все вместе явились мужи, наконец,
11470 К Хосрову – почтить благодатный венец.
Пал витязь Ростем перед юношей ниц,
И слёзы закапали с царских ресниц.
Надежду владык, исполина-вождя
Царь ласково поднял, с престола сойдя,
И молвил: «О витязь, тебе мой привет,
Весь век благоденствуй, не ведая бед!
Тобою воспитан был царь Сиавуш,
Ты – мудрый, достойный и праведный муж».
Он обнял Заль-Зера, вождя-мудреца,
11480 Вновь скорбью охвачен, оплакал отца.
Мужей усадил он с собой на престол,
Моля, чтоб Йездан уберёг их от зол.
Глядит богатырь на царя своего.
Краса и величье, и мудрость его
Бойцу Сиавуша напомнили вновь,
К лицу прилила от волнения кровь.
Воскликнул Могучий: «Наследник венца!
Ты – память живая героя-отца.
Царя не знавал я, который, как ты,
11490 Благого отца сохранял бы черты».
Поднявшись, покинули царский престол,
Наполнили кубки, усевшись за стол.
И царь не смыкал до полуночи глаз,
Ведя обо всем пережитом рассказ.
[КЕЙ-ХОСРОВ ОБЪЕЗЖАЕТ СВОЕ ЦАРСТВО]
Лишь солнце сверкающий меч занесло,
И ночи таинственной скрылось чело,
Запела труба у дворцовых дверей,
К царю призывавшая богатырей.
Воинственный Тус, Гостехем-исполин,
11500 Гив славный, Роххам и Гудерз, и Горгин
Вступили в чертог и, склонясь, подошли
К престолу владыки иранской земли.
Приветом их встретив, такие слова
Воителям молвил Ирана глава:
«Задумал я множество градов и стран
Объехать – весь наш благодатный Иран.
Охотою тешась, помчимся вперёд,
Пусть вольно и радостно жизнь потечёт!»
И странствовать каждый из знатных мужей
11510 Согласен – чтоб жизнь засияла светлей.
Вот мчится владыка державный на лов
С Ростемом – главою могучих бойцов.
Вослед исполины Ирана спешат:
Гив храбрый, Гудерз, чей родитель Гошвад,
Шапур, и Горгин, и бесстрашный Бехрам,
Бижен, угрожающий смертью врагам,
Ферхад, и Зенге, и подобный грозе,
Испытанный в битвах герой Горазе.
Несутся, день солнечный тьмою застлав, —
11520 Так много шеломов и лат, и булав.[409]409
11520 Здесь выпущен один бейт оригинала.
[Закрыть]
Ирана увидели все города:
И те, что убранством блистали тогда,
И те, что в развалины враг обратил —
Таким, не жалея сокровищ и сил,
Помог повелитель; от помощи той
Опять заблистали они красотой.
Он в каждом закладывал царственный дом,
Счастливой звездою своею ведом.
Вина не жалеет – пусть льётся рекой! —
11530 И золото щедрою сыплет рукой.
С венцом и престолом, для новых отрад,
Из града в другой устремляется град.
С мужами, которыми славен Иран,
Вступает владыка в Азерабадган.[410]410
11534 Точно по оригиналу: та дäр-е азäрбадган– «до
врат Азербадгана». Речь, конечно, идет о древней греческой Атропатене, территории Мидии (современного Азербайджана), славящейся древними храмами Огня – очагами горной смолы (нефти).
[Закрыть]
Пируют и снова несутся вперёд,
Храм древний огня перед ними встаёт.[411]411
11536 В оригинале определенней: «Он [Хосров] прибыл к святилищу Азергошеспа» (суйе хан-е азäргошäсп).
[Закрыть]
Царь входит. Пред пламенем вечным склонён,
Хваленья возносит Создателю он.
Оттуда с дружиною, ветра быстрей,
11540 К Кавусу помчался владыка царей.
Воссели, запенилось в кубках вино,
И каждое сердце весельем полно.
Когда ж отуманил им головы хмель,
Усталых мужей потянуло в постель.
[КАВУС И ХОСРОВ КЛЯНУТСЯ МСТИТЬ АФРАСИАБУ]
Едва ослепительный день заиграл
И в яхонты тёмную землю убрал —
Воссели Хосров и Кавус – два царя
И с ними два доблестных богатыря:
Могучий Ростем и почтенный Дестан,
11550 Был горем и гневом Кавус обуян.
Речь вел он и слёзы кровавые лил,
Напомнил, что царь Афрасьяб совершил,
Какою был казнью казнён Сиавуш
И как пострадала отчизна к тому ж:
«Боец не один был на поле сражён,
А сколько погибло младенцев и жён!
Поныне в развалинах, в пепле, в пыли
Лежат города разорённой земли.
О мудрый и праведный царь Кей-Хосров!
11560 Тебе небеса не жалели даров,
Сияньем своим озарил ты престол,
Величьем властителей всех превзошел.
Покинуть не можешь ты праведный путь
И должен торжественно в том присягнуть.
Клянись неустанно, безжалостно мстить,
Вражды к Афрасьябу в душе не гасить,
С врагом не мириться во имя родства,
Не слушать лукавые вражьи слова,
Не дрогнув пред палицей вражьей, презрев
11570 И вражьи посулы и вражеский гнев,
Сметая преграды, невзгод не страшась,
Сражаться – да грянет возмездия час!
Обет нерушимый ты должен принесть,
В залог отдавая и душу и честь.
Клянись вездесущим, всевышним Творцом,
Шеломом, печатью, престолом, венцом,
Царем Феридуном и правдой его,
И кровью священной отца твоего,
Величьем Изеда, и светлой звездой,
11580 И царской моей головою седой —
Что зла не простишь ты, и речь с палачом
Лишь палицей будешь вести и мечом,
И доблесть, достойную мощи твоей,
Проявишь, как должно владыке царей!»
Речь выслушав, юный владыка владык[412]412
11585 Здесь при передаче содержания восьми бейтов подлинника в переводе дано восемнадцать строк (вместо шестнадцати), т. е. как бы появился лишний бейт.
[Закрыть]
К огню обращает пылающий лик
И молвит: «Клянусь я благим Судиёй
И темною ночью, и светлой зарёй,
Сиянием солнца и лунным лучом,
11590 Престолом и перстнем, венцом и мечом,
Что царь Афрасьяб омерзителен мне,
Я видеть его не хочу и во сне!
Его недостойный обычай кляну,
С прямого пути вслед за ним не сверну.
Клянусь я за гибель родителя мстить
И душу, и сердце тому посвятить.
Отрад не вкушая на троне своём,
Без страха, без устали, ночью и днём
На недруга злого клянусь нападать,
11600 Коль будет со мною Творца благодать,
Настигну, повергну тирана в бою,
И дух Сиавуша воспрянет в раю.
В свидетели клятвы священной моей,
Я вас призываю – мудрейших мужей».
На златоузорных страницах потом
Записана речь пехлевийским письмом.
Скрепили ту клятву Ростем и Дестан
И все исполины, кем славен Иран.
И книга, хранящая те письмена,
11610 Ростему-вождю под надзор отдана.
Велев приготовить чертог для пиров,
Потребовал яств и вина Кей-Хосров.
Семь дней во дворце, веселы и хмельны,
Мужи веселились под говор струны.
Затем удалился владыка держав;
Усталость покоем и сном отогнав,
Свершил омовенье, в молельню вступил
И долго, простёртый, хвалу возносил
Создателю мира. До первых лучей
11620 Рыдал и молил, не смыкая очей:
«О Ты, что один во вселенной царишь
И блага нам щедрой десницей даришь.
В дни юности был я Тобою спасён
От смерти – без войска, без боя спасён.
Дай мести свершиться! Не знает стыда
Владыка, в чьей власти туранцев орда.
Отмщения жаждет ограбленный люд,
Повсюду злодею проклятия шлют.
Цветущий Иран разорял он и жёг,
11630 Сердца именитых он муке обрёк;
Не дрогнув, он кровь Сиавуша пролил;
Он горестью душу мою опалил.
Трепещут пред ним властелинов сердца,
Мир стонет от трона его и венца.
Немало сгубил он безвинных людей,[413]413
11635—11636 Эта строка перевода отражает сказанное в оригинале ниже (на 8 бейтов), поскольку следующая строка: Из рода нечистого злой чародей – передает в целом содержание двух стихов (бейта) оригинала.
[Закрыть]
Из рода нечистого злой чародей!»
Так царь, припадая ко праху лицом,
Мольбы возносил пред небесным Творцом,
11640 Затем воротился, воссел на престол
И речь пред собранием знатным повел
Такую: «Друзья боевые мои,
Вожди, удальцы огневые мои!
Иран я – отсюда до Храма Огня —
Объехал в седле боевого коня;
Не видел нигде, чтобы жил без забот
В селеньях цветущих довольный народ.
В слезах неутешных, в нужде и беде
Страдальцы клянут Афрасьяба везде,
Он сердце изранил безжалостно мне.
11650 От боли и горя я словно в огне.
И шах престарелый, томимый тоской,
Всечасно вздыхает, утратив покой.
Средь жен и мужей слышен горестный плач,
Немало семей обездолил палач.
Услышьте, усердные слуги мои,
Надёжные, верные други мои!
Отмстить за родителя время пришло,
Отвесть от Ирана грозящее зло.
Когда нападёте, сомкнувшись стеной,
11660 Бесстрашно, как тигр нападает степной, —
Победу одержим и в этих боях.
Мощь витязей горы низвергнет во прах!
Сам, низкий, он будет в ответе за кровь,
Что хлынет на поле сражения вновь!
Кто в битвах из воинов наших падёт —
В награду сияющий рай обретёт.
Какой же от вас я услышу совет?
Сразимся ли с недругом? Дайте ответ.
Мир вверг он в пучину злодейства и тьмы,
11670 Не вправе прощать злодеяния мы».
Мужи отвечали, в волненье вскочив, —
Сплотил их единый сердечный порыв:
«Весь век благоденствуй, о доблестный шах!
Тебя да минуют и горе и страх!
С тобой мы удачи и беды делить
Готовы; связала нас крепкая нить.
Свободные, рабски тебе мы верны,
Не дрогнем: для смерти мы все рождены».
Так молвили Тус и Гудерз, и Ростем.
11680 Безмерно ответом обрадован тем,
Зарделся Хосров, как цветок эргеван,
Был счастием юным юнец осиян.
Излил свое сердце в горячей хвале,
Бойцам пожелал долгих лет на земле.
[КЕЙ-ХОСРОВ СЧИТАЕТ ВИТЯЗЕЙ]
Вращался, как прежде, лазоревый свод,
И вот уж над Колосом солнце встаёт.[414]414
11686 В оригинале: чо äз хуше бенмуд хоршид чехр – «когда солнце показало [свой] лик из [созвездия] Хуше [Колос Девы]».
[Закрыть]
В столицу мобедов созвал Кей-Хосров,
Сказал, сколько нужно, обдуманных слов.
Уж доступ к нему две недели закрыт;
11690 Вот книги писцам завести он велит,[415]415
11690 и след. Здесь интересна картина сбора в поход, учета и регистрации дружин, приведённых вассалами владыки Ирана, вассалами, являвшимися на призыв своего «сюзерена», пользуясь выражением русских удельных архивов: «людны, конны и оружны». Разумеется, это факты Сасанидского Ирана, отнесенные к периоду, более мифологическому (эпическому – лучше сказать), чем историческому, что, впрочем, мы уже не раз видели на страницах поэмы.
[Закрыть]
А тем, у кого под присмотром казна, —
Великих и малых назвать имена.
И вписаны в книги один за другим
Мужи, где положено значиться им.
Сперва из родных Кей-Кавусу мужей
Сто десять откликнулись славных вождей;
С Хосровом связуют их узы родства,
Им князь Фериборз, сын Кавуса, – глава.
Новзеровых – восемь десятков бойцов,
11700 Смертельно разящих копьём храбрецов.
Ведет их Зересп, украшенье дружин,
Искусный в вождении войск исполин;
Владетель булата, литавр и знамен,
От гордого Туса на свет он рожден.
А дальше – Гудерз, чей родитель Гошвад;
Щит войска, он разумом светлым богат;
С ним семьдесят восемь родных сыновей
И внуков – наездники гор и степей.
Со знаменем в бой кавеянским он шёл,[416]416
11709—11710 Можно понять так, что Гудерзу с сыновьями доверена честь нести и защищать государственное знамя Ирана – «Кавеев стяг».
[Закрыть]
11710 Гордился им древний кеянский престол.
Из витязей, что породил Гождехем,
Шесть с лишним десятков, их вождь – Гостехем.
Из рода Миладова сто храбрецов,
А вождь их – Горгин, истребитель бойцов.
Дал восемь десятков и пять – Тевабе,[417]417
11715 Тевабе () – имя иранского витязя (этимол. вариант Теване).
[Закрыть]
Богатых казной, неустанных в борьбе.
Им славный Берте предводителем был,[418]418
11717 Берте ()—имя иранского витязя из рода Тевабе (этимол. вариант Parteh, возможно parthos, т. е.– парфянин).
[Закрыть]
В сражениях – славы учителем был.
Из рода Пешенга еще тридцать три,
11720 С огромными копьями богатыри.
Над ними начальствует доблестный Рив,[419]419
11721 Рив – здесь (как и в оригинале) сокращение имени Ривниз, Ревниз (Rewniz), – витязь Ирана. Но в «Шахнаме» под именем Ревниз – выступают разные лица: 1) сын Шаворана, убитый Форудом; 2) сын Кей-Кавуса; 3) сын Зераспа.
[Закрыть]
Славнейших умом и отвагой затмив.
Литавры отважному вверила рать,
Он – войска опора и Туса он зять.
Там семьдесят было Борзина родных,
Что в битве свирепее тигров степных,
А вел их Ферхад, закалённый войной,
Он крепче в бою наковальни стальной.
Сто пять силачей из родных Горазе
11730 И был предводителем их – Горазе.
Немало других именитых князей,
И каждый с могучей роднёю своей...
Героев, чьей славою полнится свет,
Столь много, что счет им утратил мобед.
Как должно, одно за другим имена
В державные книги вписали сполна.
«В поход собирайтесь – им царь повелел, —
Готовьтесь покинуть столицы предел!
В день месяца первый кимвалы взревут,
11740 И гонги индийские в путь призовут.
На битву иранский поднимется стан,
Войною пойдём на враждебный Туран».
Склонились приветственно все до земли,
Царю молодому хвалу вознесли;
«Страну осеняет твоя благодать!
Рождён ты на царском престоле блистать.
Ты – царь наш, мы – слуги твои до конца;
Все в длани твоей – от Кита до Тельца».
[КЕЙ-ХОСРОВ ОДАРЯЕТ ВИТЯЗЕЙ]
Вот к стану иранских мужей боевых
11750 Табунщики гонят коней огневых.
Царь молвит: «Пусть каждый боец-великан,
Чья славится сила, чей меток аркан, —
Аркан свой кидает, ловя скакунов,
Петлёй настигает лихих бегунов».
Властитель Хосров на кеянский престол,
Держа булаву, величаво взошёл.
Казну отворил он, сказав: «Не должны
Властители прятать богатства казны.
В час бранных тревог, собираясь в поход,
11760 Царь истинный щедро дары раздаёт.
Безмерно умножим усилий плоды,
Героям сокровища дав за труды —
Доколе копиться им, лёжа в тиши!
Богатства в руках у людей хороши!»
Сто мантий румийской парчи принесли —
Сапфиры на ней и рубины цвели —
И чашу, где жемчуг до самых краёв,
И множество тканей, и лучших мехов.
Всё сложено рядом с владыкой царей,
11770 И так говорит он дружине своей:
«Сокровищам этим цена такова:[420]420
11771—11772 В оригинале:
Ке инäт бäхайе сäр-е би бäха
Пäлашан-е дäжхим нäрр äждäха,
дословно:
«Вот тебе цена головы бесценной
Плашана – злобного дракона».
Плашан—точнее Пелашан, по-видимому, испорченное Balasan – имя туранского витязя, этимологически близкое к известному имени многих парфянских царей – Волагас.
[Закрыть]
Плашана, туранского тигра, глава.
Им первым сильна афрасьябова рать;
Доколе он жив – нам покоя не знать.[421]421
11774 В оригинале: «Бодрствованием его голова клонится к [вечному] сну».
[Закрыть]
Но кто же добудет, отвагой богат,
Плашана главу и коня, и булат?»
Тут первенец Гива выходит на зов —
Бижен; поразить он дракона готов.[422]422
11778 В оригинале:
«Бижен сын Гива...
Завязал пояс»
(см. прим. 10290 в томе I) – приготовился убить дракона».
[Закрыть]
Из яркой парчи одеяние взяв,
11780 Сосуд, излучавший сияние, взяв,
Склонился, и слышен привет удальца:
«Да здравствуешь вечно в блистанье венца!»
Хвалы удостоен, обласкан царём —
И снова воитель на месте своём.
По воле владыки, принёс казначей
Две сотни узорных парчёвых плащей,
Меха и шелка; ослеплявших красой
Двух дев, и на каждой кушак расписной.[423]423
11788 В оригинале:
«Двух розощеких красавиц, повязавших стан зоннаром».
Зоннар – вообще «иноверческий пояс», узаконенный халифом Омаром как обязательный для немусульман (но «людей писания», т. е. христиан, иудеев, гебров-зороастрийцев). В классической поэзии «зоннар» – главным образом символ христианский.
[Закрыть]
Царь молвит: «А эти дары для того,
11790 Кто сможет, царю даровав торжество,
Стяжав средь героев высокую честь,[424]424
11791—11792 В оригинале:
«Кто венец Тежава принесет ко мне,
Или этому именитому собранию [вождей] – я отдам эти сокровища».
[Закрыть]
Тежава-туранца корону принесть.
Он зять Афрасьяба и грозный боец.[425]425
11793—11794 Дословно:
«Ведь Афрасиаб возложил его [венец] на голову Тежава
Назвал его [своим] высокорожденным зятем».
[Закрыть]
С главы Афрасьяба – тот гордый венец».
И снова сын Гива, Бижен поднялся:
Для битв сотворили его небеса![426]426
11796 В оригинале:
«Была в битве [джäнг] рука его [чäнгäш] длинна».
[Закрыть]
Дары и рабыни достались ему,
Дивятся мужи славолюбцу тому.
Он царское благословил бытиё
11800 И, весел, вернулся на место своё.
Затем казначею велел Кей-Хосров
Ввести по десятку нарядных рабов,
Рабынь, что цвели красотой молодой,
И резвых коней с золотою уздой.
Промолвил затем повелитель бойцам:
«Коней и рабов лишь тому я отдам,
Кто подвиг ещё потрудней совершит:
Ведь битва с Тежавом и льва устрашит!
Привык он в походы невольницу брать,
11810 Что песней могла бы зверей укрощать.
Пленительный лик – словно вешний тюльпан,
Движенья газели и тополя стан.[427]427
11812 «Тополя стан» – традиционное сравнение, но «движенья газели» – вольность. В оригинале – традиционное же сравнение движений с походкой фазана. Кроме того, в переводе пропущено еще одно традиционное сравнение талии с тростинкой-камышом (гäрäв – ).
[Закрыть]
Душистей жасмина ее поцелуй,[428]428
11813—11814 В тексте Вуллерса дано написание эснäпуй. Но это тоже один из вариантов имени красавицы (Isnapot, Ispanoi, Ispaknoi). Первому стиху перевода в оригинале соответствует: «Жасминотелая, похищающая сердце, благоухающая мускусом».
[Закрыть]
А имя красавицы той – Эспануй.
Но пусть несравненную меч не сразит,
Булатный клинок – не для этих ланит.
Пусть витязь арканом охватит ей стан
И тотчас доставит в наш воинский стан».
Клянется Бижен, что и это свершит,
11820 К властителю-победоносцу спешит
И славит его за обилье щедрот,
И громко Йездану хвалу воздаёт.
Доволен бойцом, говорит властелин:
«Будь славен в веках, молодой исполин!
Врагу да не служит муж, равный тебе!
Блистательной ты предназначен судьбе».[429]429
11826 В подлиннике:
«Блистательная душа твоя без тела да не будет».
[Закрыть]
И после Хосров из хранилищ своих
Десяток сосудов извлёк дорогих.[430]430
11828—11830 В оригинале:
«Приказал казначею извлечь золото.
Положили ароматы (ар. шамаме – ароматные вещества, ароматические брусочки) на золотые чаши.
Десять серебряных чаш также наполнили драгоценностями (или жемчугом – гохäр)».
[Закрыть]
В серебряных чашах, как месяц во тьме
11830 Блестя, благовония льют шемаме.
А в чашах из золота и бирюзы —
Рубины и жемчуг, светлее слезы,
И амбра, и соки душистые роз —
Дыхание рая оттуда лилось;
Доставлены десять рабов молодых
И десять рабынь в кушаках золотых,
И десять коней с золотою уздой.
«Всё это, – сказал властелин молодой, —
Тому, кто отвагу и силу свою
11840 Покажет с могучим Тежавом в бою,
Кем будет повержен во прах великан,
Кто с вражьей главою воротится в стан».
Гив храбрый берется тот подвиг свершить —
Туранца Тежава в бою сокрушить.
И тотчас доставлены Гиву в шатёр
Дары и рабыни, влекущие взор.
Царя восхваляет великий боец:
«Да будет с тобой неразлучен венец!»
Рис. 5,Кей-Хосров, Ференгис и Гив. Переправа через Джейхун
С рукописи Государственной публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина. Худ. Пир-Мохаммед-ал-Хафиз
Сокровищ хранителю велено тут
11850 Доставить десяток сверкающих блюд,
Где мускус чернеет и жемчуг блестит,
Десяток рабынь, чей пленителен вид,
Меха, одеянья, корону к тому ж.[431]431
11853 В оригинале: «Две сотни мехов и золототканной парчи. Царский венец, десять золотых царственных поясов».
[Закрыть]
Промолвил страну возглавляющий муж:
«Воинственный витязь, который готов
Для славы ни сил не жалеть, ни трудов, —
Пространство до вод Касеруда минув[432]432
11857 Касеруд – р. Касе (или р. Касеруд) в Иране.
[Закрыть]
И дух Сиавуша добром помянув,
Очутится пред деревянной стеной;[433]433
11859 В оригинале сказано не о стене, а о горе из дров – завале.
[Закрыть]
11860 В десяток кемендов она вышиной.[434]434
11860 Кеменд – аркан и мера длины (среднего аркана). Ср. прим. 13797 в томе I.
[Закрыть]
Её Афрасьяб той порою возвёл,
Когда из Ирана за реку ушёл.
Затеял её до небес вознести,
Чтоб в край свой иранцам отрезать пути.
Когда бы, примчавшись, отважный седок
Пожар над рекой Касерудом зажег —
Не стала бы войску преградой стена,
Легка нам была бы с Тураном война».
И Гив откликается: «Что же, и ту
11870 Преграду с пути я, пожалуй, смету.
Сражусь, коли встречу я недруга там,
И коршунам пир я на славу задам!»
Вновь щедрой рукою бойца одарив,
Воскликнул владыка: «О доблестный Гив!
Престол мой булатом твоим осиян.
Пребудь мне кумиром – я верный брахман!»[435]435
11878 Обычное у классических поэтов Ирана (ср. Саади – «Бустан») смешение: брахман – служитель культа древнеиндийского (ведийского) и позднейшего индуизма, а бот (бут), с нарицательным значением кумир, идол – будда (будха), т. е. изображение Будды. Статуэтка – предмет культа буддистов, а не индусов-брахманов (ср. прим. 13954 в томе I).
[Закрыть]
Внимать казначей повеленьям готов:
11880 Сто мантий парчёвых различных цветов,
Сто светлых жемчужин такой чистоты,
Что с каплей застывшей сравнил бы их ты,
Несёт он царю; и короны надев,
С ним шествуют пять ослепительных дев.
Царь молвит: «Сокровища эти тому,
Чья жизнь и дела сообразны уму,
Кто ловок, силён в красноречии, смел,
Кто тигра и то одолеть бы сумел,
Кто весть от меня Афрасьябу свезёт,
11890 В ком сердце от страха пред ним не замрёт
И кто от врага привезёт мне ответ.
Столь доблестный витязь найдётся иль нет?»
Выходит вперед сын Милада Горгин,
Скакать к Афрасьябу готов исполин.
Ему и рабыни, что краше весны,
И жемчуг, и мантии все вручены.
Герой Кей-Хосрову хвалу воздаёт:
«Пусть разум весь век властелина ведёт!»
Вот мир потемнел, как воронье крыло,
Светило ночей над горою взошло.[436]436
11897-11898 В оригинале заход солнца описан так:
«Когда лицо земли стало подобным перу ворона,
С высоты горы взошел светоч луны».
[Закрыть]
К себе удаляется шах Кей-Хосров,
11900 И каждый под свой возвращается кров.
[КЕЙ-ХОСРОВ ПОСЫЛАЕТ РОСТЕМА В ХИНДУСТАН]
Лишь утренний крик петуха прозвучал[437]437
11901 – 11902 В оригинале:
«Когда от (наступившего) дня гора стала подобной сандараку (сäндäрус)
До облака дошел возглас петуха».
Сандарак, как и сандал, порода дерева, дающего смолу желтого цвета.
[Закрыть]
И гору лучи обратили в сандал,
Могучий к царю Кей-Хосрову пришёл
И речь о державе иранской повёл,
С ним доблестный брат и воинственный сын.[438]438
11905 В оригинале имена Зеваре и Ферамарз (брат и сын Ростема).
[Закрыть]
Беседовал долго с вождем властелин.
И вот Кей-Хосрову Ростем говорит:
«О славный, Ирана опора и щит!
Узнай, что соседствует Забулистан
11910 С землёю, которой владеет Туран;
Её Манучехр, добродетельный царь,
Избавил от ига туранского встарь.
Но позже, как только величье Кавус
Утратил, не выдержав старости груз, —
Того благодатного края Иран
Лишился, и вновь завладел им Туран.
Там дань собирать лишь туранцам дано,
О шахе иранском забыли давно.
Там золота много, немало слонов.
11920 Но люди, хоть жребий несчастных суров,
С туранцами бьются, голов не клоня.[439]439
11921 Здесь перевод отражает вариант не Вуллерса, а старейшей Лондонской рукописи.
[Закрыть]
В стране – что ни день, то разбой и резня.
Ты ныне наш царь, всё во власти твоей —
От крыльев букашки до львиных когтей.
Тебе снарядить бы могучую рать
И с нею бойца-исполина послать.
Дань шаху заплатят владыки страны,
Не то – будут головы их снесены.
Жестокий обрушим удар на Туран,
11930 Когда завоюем жемчужину стран!»
Ростему владыка промолвил в ответ:
«Да здравствуешь вечно! Хорош твой совет.
Веди сколько нужно в поход удальцов,
Сильнейших, искуснейших наших бойцов.
Богатством лежащая рядом страна
Лишь мощи твоей богатырской равна.
Назначь Ферамарза дружины главой,
Пускай выступает в поход боевой.
Ведь сын твой для подвигов создан таких,
11940 Он может осилить и чудищ морских!»
Сияет от гордости витязя лик,
Хвалу воздаёт он владыке владык.
Окончив беседу, везиру двора
Царь молвит: «Готовиться к пиру пора!»
И долго напевам искусных певцов
За полною чашей внимает Хосров.
[КЕЙ-ХОСРОВ СТРОИТ СВОЕ ВОЙСКО]
Вот солнечный диск над горой засверкал,
И струны умолкли – сказитель устал.
Воителей стал барабан собирать,
11950 Пред дверью дворцовой построена рать,
Быот гулко в литавры на спинах слонов,
Разносится трубный пронзительный зов.
Трон пышный на первом слоне водружён,
Торжественно всходит властитель на трон.
Сияет величием царственный лик,[440]440
11955 Здесь в переводе не вполне сохранен порядок стихов оригинала. Данному стиху в оригинале соответствует не отраженное в переводе бе бар амäд ан хосрäвани дерäхт, т. е. «плодоносящим стало то царственное древо» (ср. ниже прим. 12092).
[Закрыть]
Сверкает венец властелина владык;
Алмазная цепь, а в руке булава,
Которую бычья венчает глава;
В рубиновом блеске, в жемчужных лучах,
11960 Колышутся серьги у шаха в ушах.
Весь в перлах и яхонтах царский убор —
Кушак и запястья, слепящие взор.
Слон важно ступает в убранстве своём,
Звенят бубенцы золотые на нём.
Царь медную чашу и молот берет,[441]441
11965—11966 В первом стихе-полустишье оригинала: йäки мохре дäр джам дäр дäст-е шах, для мохре имеются значения: «шарик», – болтающийся в чаше, как в бубенце, или молоток для удара. Во втором полустишье – «клики войска» (хоруш-е сепах) достигают до Кейвана-Сатурна.
[Закрыть]
Шум ратный и клики летят в небосвод.
Мечи, булавы и клубящийся прах...
Черно на земле и темно в небесах.
Сказал бы ты, солнце попало в капкан,
11970 Небесную синь поглотил океан.
Свет белый затмился в глазах: не видны[442]442
11971—11972 В оригинале:
«Светлый глаз не видел мира
Небосвод и звезды не видели копья».
[Закрыть]
Клинки даже звёздам-очам с вышины.
Несутся вперёд за полками полки,
Ты скажешь, то волны широкой реки.
Средь поля державный шатёр поднялся.
От клича бойцов затряслись небеса,
Когда Кей-Хосров на могучем слоне[443]443
11977—11978 В подлиннике:
чо бäр пошт-е пиль ан шах-е намвäр
зäди мохре бäр джам о бäсти кäмäр.
Дословно: «Когда на спине слона тот именитый шах ударил в чашу (мохре) и завязал пояс», – т. е. приготовился к бою. Словом, точное повторение сказанного выше о снаряжении боевого слона Хосрова (прим. 11965—11966). Совершенно очевидно, что Хосров дал «звуковой» сигнал к началу боя с помощью «мохре», шара или молота, ударявшего в металл чаши. Ср. удар камня в чашу [котел] – обычный сигнал к отправлению каравана (образ, отраженный у Хайяма, Саади и у других классических поэтов), а также сигнал боевой тревоги, например, в практике янычар в Турции, когда опрокидывание котлов знаменовало начало янычарского бунта.
[Закрыть]
Ударил о медь, призывая к войне.
Узрев миродержца, пред ним ни один[444]444
11979—11980 Перевод по общему смыслу, дословно:
«Не подобало каждому государю
Сидеть (нигде), кроме как у дверей Государя (т. е. Кей-Хосрова)».
[Закрыть]
11980 Не мог бы главы не склонить властелин.
В нём каждый владыку признал: таково
Величье царя молодого того.
Хосров – на престоле своём золотом,
А мимо проносится полк за полком.
Степная дрожит под копытами ширь.
Летит впереди Фериборз-богатырь
С мечом, в сапогах золотых, с булавой;
Стяг, солнцем украшенный, над головой;
Конь мощный, узда золотая в руке,
11990 Аркан приторочен к седельной луке;
Сам в золоте, рать в серебро разубрав,
Он едет, торжественно-горд, величав.
Вождя восхваляет владыка владык:
«Пребудь неизменно могуч и велик!
Твоя да сияет победно звезда,[445]445
11995—11996 Точнее по оригиналу:
«В каждом деле да будет победоносным твое счастье
Все время судьба твоя (рузгар-е то) да будет „ Новым днем"» (праздником весны – см. прим. 156 в томе I).
[Закрыть]
Весь век торжествуй, благоденствуй всегда!
Ты в путь, беспечален и бодр, устремись,
Домой невредимым и здравым вернись!»
А дальше – Гудерз на коне огневом,
12000 Прославленный доблестью, острым умом.
Стяг с образом льва над его головой,
А в лапах у льва – добрый меч с булавой.
По левую руку Роххам-удалец,
По правую – Гив, именитый боец;
Шейдуш – позади, а на стяге его
Лев ярый, стемнело от стяга того.
С огромными копьями тысячи вслед
Отважных наездников – воинства цвет.
Над Гивом плывущее знамя черно,
12010 Отмечено образом волка оно.
А барс на роххамовом стяге до туч
Копье воздымает, свиреп и могуч.
Всех – семьдесят восемь вождя сыновей
И внуков: уж тесно в степи от мужей.
Особый у каждого витязя стяг,
У каждого – в золоте меч и кушак.
Сказал бы: весь мир у гудерзовых ног,
С ним вождь ни один состязаться не мог.[446]446
12018 Дословно: «Головы вождей-витязей – под мечом его» – сäр-е сäрвäран зир-е шäмшир-е уст.
[Закрыть]
Приблизясь к престолу владыки, Гудерз
12020 Уста для хвалений горячих отверз.
Приветом ответил владыка ему
И Гиву, и славному войску всему.
За ними вослед – молодой Гостехем,
Чей славный родитель – герой Гождехем,
Оружье – копьё, и проверенный друг —
Стрелу за стрелой посылающий лук.
Он, равных не зная в искусстве своём,
Железо пронзает стрелы остриём.
За ним – снаряженьем богатая рать;
12030 Доспехов, оружья – нельзя сосчитать.
До неба возносится реющий стяг,
На стяге – луна, предводителя знак.
Его славословия громко звучат,
Владыка приветствию витязя рад.
Несется Эшкеш Гостехему вослед,[447]447
12035 Эшкеш (Ашкаш) – племянник Каве, обычно считающийся сыном Кобада (см. след. прим.).
[Закрыть]
Боец, одержавший немало побед.
Разящему палицей предок – Хомай.[448]448
12037 Хомай.– В тексте Вуллерса, использованном переводчиком, сказано: некий булавоносец из рода Хомай. Здесь Хомай – имя, по-видимому, женское (встретится позднее в «Шахнаме»). Может быть, предпочтительнее вариант Парижского издания, где предком Эшкеша назван Кобад?!
[Закрыть]
Упорнейшим в битвах Эшкеша считай.
Он вел за собою белуджей ряды,[449]449
12039 – 12040 В оригинале сказано о белуджах и кучах (гордан-е... куч-о бäлуч), «думающих всегда о драке, подобно горным баранам (гучкуч)».
[Закрыть]
12040 Драчливых, что туры с гранитной гряды.
В день боя их спин супостат не видал,
От шеи до пят оковал их металл,
И тигр, украшающий стяг боевой,
Могучую лапу занёс как живой.
Хвалу Кей-Хосрову Эшкеш воздает
И славит счастливый судьбы поворот.
Конца ополченью не видно вдали...
На гордых сынов благодатной земли
Владыка с престола глядит, восхищён,
12050 Белуджей отважных приветствует он.
Вослед – многодоблестный витязь Ферхад,
Чьи славные подвиги в мире гремят,
Дружины опора в сраженье любом.
Знак серны на стяге его боевом.
Под сенью той серны – иранцы в строю,
Не раз побеждавшие в грозном бою,
И каждый с индийским мечом, на коне,
В согдийском седле и в туранской броне.
Потомки Кобада, питомцы побед,
12060 Величьем и блеском дивившие свет,
Затмившие месяц красою своей,
Чья слава небесного солнца светлей.
И вот пред Ферхадом – властителя трон.
Царя молодого приветствует он.
Ферхаду вослед – Горазе-исполин;
Он первенец Гива, опора дружин.
Дивится ему венценосец: с луки
Свисают большого аркана витки,
На знамени – вепрь, и нельзя сосчитать
12070 Отважных арканометателей рать.
Возглавивший конницу вольных степей,
Приветствовал шаха и вихря быстрей
Промчался. А далее – новый герой,
Зенге, что с ожившею сходен горой.
Он радостно славит владыку владык —[450]450
12075 и след. Здесь в переводе смежных бейтов допущены перестановки строк оригинала.
[Закрыть]
И перстень, и меч, и осанку, и лик.
Везет предводителя славного слон,
Стяг с птицей Хомай над главой вознесен.
Сжимая в руке кто копьё, кто булат,
12080 Несутся бойцы, чья отчизна Багдад.
А следом – воинственный муж Ферамарз,[451]451
12081—12082 «Барс» – вольность, дословно в оригинале:
«... Ферамарз
Что обладал величием, ростом и силой» (ке ба фäрро-о ба бäрз-о ба äрз буд).
[Закрыть]
Достоинства полный, могучий, как барс.
Литавры везя, выступают слоны,
Несутся воители, мощью полны,
Герои, чьей славою полнится мир;
Прислал их Нимруз и Кабул, и Кашмир.
А знамя – такое, как знамя отца,
Ростема, храбрейшего в мире бойца.
На знамени том семиглавый дракон —
12090 Сейчас из оков будто вырвался он!
Являя величие, мощь, красоту,
И радуя взоры, как древо в цвету,[452]452
12092 Традиционное выражение, дословно: «Как дерево плодоносящее» (вариант – дерево с грузом листвы, в цвету). Здесь отражён образ оригинала, пропущенный выше (прим. 11955). Кроме того, в смежных бейтах перевода даны две строки сверх оригинала.
[Закрыть]
Приблизился доблестный, славит царя.
Любуясь осанкою богатыря,
Хвалой отвечает и царь в свой черёд
И речь в назиданье такую ведёт:
«Взращенный Могучим боец-исполин
Украсит любую из славных дружин.
Родитель твой – чистый душою Ростем,
12100 А предки – Заль доблестный, Сам и Нейрем.
Отныне земля Хиндустана – твоя,
С Каннуджа страна до Систана – твоя.
Но тот, кто с тобою не думает в бой
Вступать, да не будет обижен тобой!
Будь честен с людьми, справедивость блюди
И бедным на помощь всегда приходи.
Кто сердцем к тебе неизменно влеком,
Кто, верный, печётся о благе твоём,
Ты тех одари, отрешись от забот.
12110 Кто ведает, что нам судьбина пошлёт!
Владенья храни, что тебе вручены,
Но зря не ищи ты кровавой войны.
Гонясь за наживою, юности дни
Не трать. Безобидным обид не чини.
Всё в мире мгновенном лишь призрак и тлен;
Порою – сандал он, порою – эбен.
Стяжания жаждой весь век не томись,
Стяжать лишь высокую славу стремись!
День смерти придет и твоей и моей,
12120 Немного нам роком отмерено дней.
Здоровое тело и радостный дух —
Довольно и этих сокровищ нам двух.
Да будет к тебе благосклонен Творец,
Будь вечно грозою для вражьих сердец!»
Услышав царя молодого слова,
Сошёл с иноходца дружины глава,
Сказал: «Да не меркнет твоя благодать,
Как месяцу новому ей прибывать!»
Склонился пред ним до земли и затем
12130 В путь дальний пустился. С ним вместе Ростем
Скакал два фарсанга и горестных слёз
Сдержать не пытался; в нем сердце рвалось.
Наставником сыну он был своему,
Победы и счастья желая ему...
Расстались – тоской затуманился взор;
Назад он спешит, к властелину в шатёр.
Меж тем Кей-Хосров с боевого слона
Сойдя, на горячего сел скакуна.
В державный шатёр возвращается он,
12140 В тревожную думу душой погружён.
Увидев Ростема, вином Кей-Хосров
Наполнил глубокий кувшин до краёв
И молвил: «Друг лучший нам – радость, в вине
Утопим заботу о завтрашнем дне!
Где Сам, Феридун и воинственный Тур?
Исчезли! Не будь же печален и хмур.
Сокровища копим, трудясь и спеша,
Желания сердца жестоко круша, —
И что ж? Под конец достается нам прах!
12150 Спасенье от смерти – не в наших руках.
Ночь весело с чашей вина проведём.
Когда ж с наступающим встретимся днём,
Мы Тусу велим, чтобы грянула медь,
Знак даст он литаврам и трубам греметь.
Увидим, в грядущих боях небосвод
Победу и счастье кому ниспошлёт.
Сражусь, хоть исход угадать не дано:
Лишь то совершается, что суждено.
Минует и счастье, и горе пройдёт,
12160 К чему же разумному бремя забот?
Коль милостив будет небесный Творец,
Мной будет отмщён убиенный отец».
[СКАЗ О ФОРУДЕ, СЫНЕ СИАВУША]
Владыка, носящий величья печать,[453]453
12163—12181 Сказ о Форуде, сыне Сиавуша. —В оригинале мы находим подзаголовок: «Начало сказания о Форуде, сыне Сиавуша». Следующие
восемнадцать стихов – дидактическое вступление Фирдоуси к сказу.
[Закрыть]
Дружину не должен врагу поручать.
Ведь после бы горькие слёзы он лил,
И лекарь бы скорбного не исцелил.
Гордец, не добывший корону и трон,
Становится дерзостен, ожесточён.
Ему не по сердцу другому служить
12170 И царское благо мечом сторожить.
Коль действует царь сообразно уму —
Не верит сопернику он своему.
Тот власти по воле судеб не достиг,
А злобствует против владыки владык,
Враждует с ним дерзостно в сердце своём
И воле державной перечит во всём.
Кто с разумом светлым в ладу не живёт,
Того человеком мудрец не зовёт!
Дослушай мой сказ, и тогда пред тобой
12180 Предстанет злонравья пример роковой.
[Тус отправляется в Туран]
Вот солнце в победном величье своем[454]454
12181 В заголовке сказания о походе Туса на Туран у Вуллерса – Нафиси говорится не о Туране (Туран, Туран зäмин и т. п.), а о «Земле тюрков» – Торкестан.
[Закрыть]
На бурно летящем коне огневом
Явилось над миром в созвездье Овна,
И мир засверкал словно чаша вина.
Запела у Туса труба пред шатром,
Литавр и кимвалов послышался гром.
Весь край небывалым волненьем объят, —
Сказал бы ты, воды морские кипят.
Шум, конское ржанье, клубящийся прах —
12190 С дороги уж сбилась луна в небесах.
Мечи загремели, взревели слоны —
Тут вспомнишь о грохоте нильской волны.
А день золотист и лилов, и багрян
От стяга, которым гордится Иран.
Вокруг кавеянского стяга – бойцы,
Гудерзовой славной семьи удальцы.
В короне, с блестящей своей булавой
Явился пред ставкою вождь боевой,
Туc гордый. Он в злато одет и обут,
12200 Пред ним кавеянское знамя несут.
Вокруг – из новзерова рода вожди,
Корона у каждого, цепь на груди.
И вот уже витязи вихря быстрей
Несутся к дворцу властелина царей.
Главой золотой до небес вознесён
Стяг Туса, на стяге – воинственный слон.
И вся менучехрова племени рать,[455]455
12207—12208 В оригинале:
«Всякий, кто был из рода Менучехра
Сердце и душа его были полны любовью к Тусу».
Этот бейт выпущен в Калькуттском издании, и можно сомневаться в его аутентичности.
[Закрыть]
Привыкшая Тусу почёт воздавать,
Вслед двинулась, чёрной подобна горе,
12210 Сиять не давая луне и заре.
На воине каждом броня и шелом.
Построилась мощная рать пред царем.
Он Туса призвал и воителей с ним,
Прославленных ратным искусством своим.
И так говорит властелин удальцам:
«Я Туса даю в предводители вам.
Пусть мчится пред войском со стягом Каве,
А вы повинуйтесь вождю и главе».
И Тусу при войске он перстень вождя
12220 Вручает, промолвив: «Мне верность блюдя,
Дружине разумно указывай путь,
Надёжным её предводителем будь.
Завета, смотри, не забудь моего:
Не должно в пути притеснять никого.
Ремесленник каждый и пахарь любой,
Что мирно живут, не воюют с тобой,
Пусть горя не знают. Грешно им грозить!
Лишь тех, кто сражается, должно разить.
Нигде невиновным обид не чини:
12230 Для всех ведь земные окончатся дни...
Ты мимо Келата бойцов не веди;[456]456
12231 Келат – широко известный в Средние века городок и горная крепость на восточной границе Белуджистана, на подступах к Индии (ныне в пределах Пакистана). В XVIII в. Келат был резиденцией и складом награбленных сокровищ знаменитого Надир-шаха.
[Закрыть]
Веленье нарушишь – несчастия жди.
Да блещет, как солнце, в раю Сиавуш,
Блаженствуя вечно средь праведных душ!
Ему подарила пиранова дочь
Форуда, который с ним сходен точь-в-точь;
И так же разительно схож он со мной,
Мой сверстник возлюбленный, брат мой родной.
Он с матерью ныне в Келате живёт,
12240 Тот край и дружину своими зовёт,
Не знает из наших мужей никого.
Держись в отдаленье от края того!
Ведь князь возглавляет могучих бойцов,
А путь, к ним ведущий, и крут, и суров;
И сам он воителем грозным прослыл,
Царевич тот юный, исполненный сил.
Вам надобно логово льва обойти,
Отдать предпочтенье степному пути».
Тус, выслушав царский наказ и урок,
12250 Ответил: «С тобой не заспорит и рок.
Тобою указанный путь изберу,
Ведь каждый приказ твой направлен к добру».
В путь выступил вождь, а Хосров, между тем,
К себе возвратился, с ним верный Ростем.
По зову Хосрова пришли на совет
Отважный воитель и мудрый мобед.
Вновь речь о царе Афрасьябе идёт,
Владыка во власти тревог и забот.
Тус едет тем временем с войском своим,
12260 Но вот раздвоилась дорога пред ним.
Одна сквозь пустыню тропа пролегла,
Другая к Черему, Келату звала.[457]457
12262 Дословно: «с другой стороны Келат и путь на Черем» (? Джерем – )» по-видимому, населенный пункт в направлении к Индии (реально не отождествляется).
[Закрыть]
Безмолвны литавры, недвижны слоны;
Воители ждут, нетерпенья полны,
Готовые тут же помчаться вперёд
Дорогой, которую вождь изберёт.
Но речь предводитель спешит повести
О знойной пустыне, о трудном пути.
Сказал он Гудерзу: «В тех жарких степях
12270 Будь пыль даже амброй, будь мускусом прах, —
Без тени, без влаги, свой жребий кляня,
Мы выдержать, верь, не могли бы и дня.
Не лучше ль идти на Келат и Черем
И ратным становищем сделать Меем?[458]458
12274 Меем () – по контексту название реки, рифмующей с гäм, следовательно – мäйäм.
[Закрыть]
Там зелень садов и прохлада реки.
Пустыней вести для чего нам полки?
Однажды ходил я уже на Черем —
В походы водил нас тогда Гождехем.
Дорога лежит средь ущелий и гор,
12280 Но тропы я знал и труднее с тех пор.
Дорогой знакомою двину я рать —
Не станем от зноя в песках изнывать».
Гудерз отвечает: «Главою дружин
Тебя, не другого, назвал властелин.
Послушно ты волю его соблюди,
Опасной тропою бойцов не веди.
Нарушить затеял ты царский приказ,
Но как бы над войском беда не стряслась!»
«О муж именитый, – был Туса ответ, —
12290 Об этом тебе сокрушаться не след.
Не станет он гневаться, наш властелин,
Уверуй, и сердце избавь от кручин!»
Так молвив, бойцам повелел он затем
Путь прямо держать на Келат и Черем.
Царя своевольно ослушался он,[459]459
12295—12296 Лирическо-дидактическое отступление – бейт, подчеркивающий мысль о гибельных последствиях своеволия Туса, которая была развернута во вступлении к сказу.
[Закрыть]
Смотри же, какой потерпел он урон!
[Форуд узнает о прибытии Туса]
С известьем к Форуду пришел часовой:
«Лик ясного солнца окутался тьмой,
Ржут кони, слоны выступают, пыля;
12300 Сказал бы ты, Нилу подобна земля.
То против Турана прислал воевать
Твой брат из Ирана могучую рать.
Как видно, к Келату путь держит она, —
Кто ведает, где разгорится война?»
И юный властитель, душой омрачась,
Со стен укрепленных спустился тотчас;
Велел охранять неусыпно пути,
А сам поспешил на вершину взойти;
Увидел идущую рать, и тогда,
12310 Желая спасти табуны и стада,
Какие паслись на просторе долин,
Загнать их в укрытье велит властелин.
И вот пастухи понеслись во весь дух,
Загнали и скот, и коней в Сепидкух.[460]460
12314 Сепидкух – «белая [т. е. со снеговой вершиной?] гора» (в тексте ).
[Закрыть]
Все входы твердыни замкнуть поручил
Форуд и в седло боевое вскочил.
Грохочет кимвал над рекою Меем,[461]461
12317—12318 В оригинале:
«Когда встал (раздался) звук литавров от Меема,
А также прах – словно эбен – из Черема».
[Закрыть]
Пыль чёрною тучей одела Черем.
На грозное войско, что мчится к горе,
12320 Испуганно с башни глядит Джерире,
Мать князя, царя Сиавуша жена,
Что скорби о павшем супруге полна.
Правитель к родимой пришел, удручён,
И к ней обратился: «Владычица жён!
К нам рать со слонами, с кимвалом идёт.
Бойцы – из Ирана, и Тус их ведёт.
Набег учинить бы не вздумал на нас!
На что, посоветуй, решиться сейчас?»
«О витязь! – Форуду ответила мать. —
12330 Такого и в мыслях не должно держать.
Теперь возглавляет иранских бойцов
Твой мудрый и доблестный брат Кей-Хосров.
Известны ему твоё имя и род
И то, что родитель обоим вам – тот,
Которому равный не сыщется муж, —
Прославленный в мире герой Сиавуш.
Хоть в жены туранку не думал он взять,
Но волей судьбины Пирана он зять.
Венчанный отец, мать из рода владык —
12340 Твой царственный род знаменит и велик.
Коль рать посылает в сражение брат,
Чтоб дух Сиавуша был мщению рад,
Ты должен быть в этой войне впереди.
Румийские латы скрепив на груди
И стан опоясав, на бой устремись,
Исполненный гнева, с врагами сразись!
Задумал убийце отмстить Кей-Хосров, —
Отмсти же и ты, без раздумья, без слов!
Тут впору стенать леопардам степным,
12350 Чудовищам впору заплакать речным
И в воздухе птицам, и рыбам в воде!
Горюют, клянут Афрасьяба везде.
Найдется ли в мире второй Сиавуш?
С ним в целой вселенной сравниться кому ж, —
С вождём, обладавшим отвагой такой,
Столь пылкой душою, столь меткой рукой!
Ты сын Сиавуша, с ним обликом схож,
Свой род от венчанных кеянов ведёшь.
Сражайся, убийце отца отомсти!
12360 Честь рода не ты ли обязан спасти?
Ты витязей рати узнай имена —
Славнейших, какими гордится страна.
Навстречу отправься и в замок проси,
Вином угости и дары поднеси.
Воителям ты подари по коню,
Дай каждому меч и шелом, и броню.
Брат – вот кто твой клад! Сам возглавишь ты рать —
Долг мести не должно чужим уступать.[462]462
12368 Здесь перевод следует не тексту Вуллерса, а варианту Парижского издания, подтверждаемого старейшей Лондонской рукописью, где вместо читаем: а весь стих: мäман кин-о айин бе бигане кäс, т. е «не оставляй мести и обычая чужому [лицу]», естественный в контексте и корректный по форме вариант.
[Закрыть]
Хосрова бойцам предводителем будь!
12370 Царь новый он – новым ты мстителем будь!»
Форуд вопрошает: «О мудрая мать,
С кем должно сначала мне встречи искать?
Из этих мужей, закалённых в войне,
Кто мог бы опорою сделаться мне?
Как друга среди незнакомых сыщу?
К кому я посланье свое обращу?»
Форуду в ответ говорит Джерире:
«Лишь войско рассмотришь ты, встав на горе,
Увидишь двух славных воителей там:
12380 То храбрый Зенге и могучий Бехрам;
Опору отыщешь ты в этих двоих,
Во всем положиться мы можем на них.
Твоя да не меркнет вовеки звезда,
Да светит нам дух Сиавуша всегда!
Они неотлучно бывали при нём,
Два витязя славных, любимых царём.
Без войска отправься, с Тохаром одним,[463]463
12387 Тохар – по-видимому, графическое искажение, вм. – пехлев. нахвäр[ä]. Это имя будет встречаться в других частях поэмы (в том числе и «сасанидской»). Здесь Тохар – туранский витязь, спутник Форуда.
[Закрыть]
В сокрытое вникнешь, беседуя с ним.
Иранского стана высокую знать
12390 Сумеет с вершины тебе указать
Тохар, соблюдая закон старшинства, —
И пастырь известен ему, и паства».
«О мудрая, – сын отвечает, – и род
Гордится тобою, и весь наш народ».
Тут с вышки дозорный примчался опять,
Речь снова повёл про иранскую рать:
«В горах и долинах бряцают мечи. —
Сказал бы: похищены солнца лучи! —
Доколе гранитные горы видны,
12400 Повсюду – воители, стяги, слоны».
[Форуд и Тохар рассматривают иранское войско]
Отправились вместе Тохар и Форуд,
И юношу счастье покинуло тут.
Когда отвернулся от нас небосвод,
Ни злоба, ни кротость – ничто не спасёт.
Коль с жизнью расстаться юнец обречён,
Увы, не достигнет уж старости он...
Избрали вершину повыше: сполна
Дружина иранцев оттуда видна.
Взирают на войско Форуд и Тохар,
12410 Дивятся доспехам, горящим как жар.
И молвит Форуд: «Ничего не таи,
Правдивы пусть будут ответы твои.
Ты всех именитых мужей, не простых,
Со стягом, с копьём, в сапогах золотых,
Героев, которыми славится край,
В лицо узнавая, теперь называй».
Все ближе бойцы, за рядами ряды
Несутся меж гор, от гряды до гряды.
То шлем золотой, то секира блестит,
12420 Здесь – в золоте дротик, там – в золоте щит:
То ль золота в копях исчерпан запас,
То ль туча дождём золотым пролилась!..
А гром барабанов летит в высоту
Столь грозно, что никнет орел на лету.
Их тридцать – не менее – тысяч бойцов
С мечами, в броне, под прикрытьем щитов.[464]464
12426 Здесь в переводе опущены два стиха (один бейт) текста Вуллерса как сомнительный (бейт отсутствует и в Калькуттском издании).
[Закрыть]
Тохар отвечает: «Гляди с высоты.
Что ведомо мне, то узнаешь и ты.
Под стягом, являющим образ слона, —
12430 Строй ратников, сталь их кинжалов темна.
Их Тус возглавляет, в кровавых боях
Не раз повергавший противника в страх.
Стяг новый ты далее видишь, огнём
Горит лучезарное солнцем на нём.
То стяг Фериборза. Твой дядя родной,
Сын царский, могуч и богат он казной.
А дальше – украшенный месяцем стяг,
Несчётные воины, храбрый вожак:
12440 То сын Гождехема, боец Гостехем,
Не дрогнувший в битве еще ни пред кем.
С онагром огромное знамя за ним,
Несутся бойцы за главою своим.
Смятенье рождает он в каждом враге,
Муж доблестный, сын Шаворана – Зенге.
Вот юноши знамя, там дева-краса[465]465
12446—12447 Дословно этот бейт переводится так:
«Знамя за ним (т. е. за Зенге) есть. [На нем] – изображение луны-красавицы,
Тело которой – рубины, а локоны – словно черный мускус».
Приводим бейт в оригинальном написании:
[Закрыть] —
Уста – что рубины, что смоль – волоса.
Гив славный героя Биженом зовет,
Он кровью не раз орошал небосвод.
А дальше – полотнище с барсом таким,
12450 Что лев, задрожав, отступил бы пред ним.
Ты скажешь, он с места сорваться готов...
Шейдушем зовется глава удальцов.
Вот стяг с устрашающим вепрем. Клыки
Такие, что схватят и небо в тиски!
Под ним Горазе, предводитель-герой;
Со львом поединок он счел бы игрой!
А далее – с буйволом стяг. Впереди
Могучие витязи, рать позади.
Ферхад, богатырь несравненный, под ним,
12460 Величием сходный лишь с небом одним.
Вот стяг горделивый, где волк воплощён,
Над Гивом-вождём развевается он.
То знамя, где вышили золотом льва,
Возносит Гудерз, меченосцев глава.
А яростным тигром украшенный стяг —
Ривниза, вождя-победителя знак.
Под стягом, где вольная серна степей, —
Нестух, сын Гудерза, с дружиной своей.
Под стягом с оленем – могучий Бехрам,
12470 Гудерзу он – сын, предводитель бойцам.
Богата вождями иранская рать,
Их долго пришлось бы тебе называть».
Про доблестных слушает богатырей
Форуд молодой, украшенье царей.
Сияя, глядит на воинственный строй,[466]466
12475—12476 Перевод вольный с перестановкой полустиший бейта. Дословно:
«Больших и малых – всех он посмотрел,
Сердце его возликовало, щеки стали [словно] шенбелид» (см. примеч. 9577—78).
[Закрыть]
И знатный его веселит, и простой.
И молвит Тохару венчанный юнец:
«Отмщён, без сомнения, будет отец!
В пределах Мачина и Чина всего
12480 Бойца не останется ни одного.
Дотоле сражаться я стану, пока
Дракона моя не раздавит рука!»
Иранское войско увидело тут:
Стоят на вершине Тохар и Форуд.
Тус, вождь ополченья, разгневан, суров,
На месте и рать удержал, и слонов,
И так повелел: «Из дружины моей
Пусть витязь, чья слава гремит средь мужей,
Оставит ряды, скакуна разогнав,
12490 И ввысь, на вершину помчится стремглав.
Коль это из наших бойцов кто-нибудь, —
Раз двести их, дерзостных, должно стегнуть.
Коль витязи здешние – пусть их в полон
Захватит и в путах доставит мне он.
А если, сражаясь, убьёт, – не беда,
Пускай по земле волочит их сюда.
Когда же лазутчики это, и рать
Мою замышляют они сосчитать —
На месте их пусть рассечёт пополам
12500 И, сбросив с горы, возвращается к нам».
[Бехрам поднимается на гору к Форуду]
Бехрам, сын Гудерза, вождю говорит:
«Их умысел, верь, не останется скрыт.
Немедля помчусь я, исполню приказ,
Гора пред тобою смирится тотчас».
Хлестнул скакуна и, оставив ряды,
К вершине спешит, опасаясь беды.
Князь молвил Тохару: «Поведай ты мне,
Кто мчится сюда на гнедом скакуне,
Стремясь неуклонно, решительно ввысь?
12510 Беспечной отваге его подивись!
К седлу скакуна приторочен аркан.
Уже приближается к нам великан».
В ответ от советника он своего
Услышал: «Смотри, не разгневай его!
Хоть имени я не припомню, но он,
Должно быть, в семействе Гудерза рождён.
Когда Кей-Хосров из Турана бежал,
Он этой тропою в Иран проезжал.
Я издали, помнится, видел на нём
12520 И эти доспехи, и этот шелом.
Из рода Гудерзова должен он быть.
Тебе самого бы его расспросить».
К утёсу приблизясь, воитель вскричал —
Как будто над склонами гром прозвучал:
«На гору взобравшийся, кто ты таков?
Не видишь ты разве несчётных полков?
Ужели кимвала не слышал ты гром,
Ужель не трепещешь пред Тусом-вождем?»
На это ему отвечает Форуд:
12530 «С тем лютым не будь, кто с тобою не лют.
Будь сдержан в речах, многоопытный муж,
Уста оскверняешь хулою к чему ж?
Не лев ты лесной, не онагр я степной,
Не следует так обращаться со мной.
Меня превзойти ты не мог бы ни в чём:
Как ты, я силен и владею мечом.
И руки, и ноги, и разум, и дух,
Язык говорящий, и зренье, и слух
Мне так же даны, как тебе: для чего ж,
12540 О витязь, надменные речи ведёшь?
Мне радостью сердце ты мог бы согреть:
Задам я вопрос, дружелюбно ответь».
«Что ж, спрашивай, – слышит герой на скале, —
Ведь ты в поднебесье, а я на земле».
Князь молвил: «Кто вашей дружины, скажи, —
Вождь главный, и кто удалые мужи?»
Бехрам отвечает: «Я Туса назвал:
С ним стяг кавеянский и ратный кимвал.
Из витязей – Гив и Гудерз, и Горгин,
12550 Роххам, и Шейдуш, и Ферхад-исполин,
Зенге, Гостехем, что разит без помех,
Еще Горазе, гордость витязей всех».
Форуд вопросил: «А другие мужи?
Зачем умолчал о Бехраме, скажи?
Всех ближе из рода Гудерзова нам
Тобою не названный витязь Бехрам».
И слышит: «О, равный отвагою льву!
Где слышать ты мог о Бехраме молву?»
Ответствует юноша: «Только сейчас
12560 О нём я от матери слышал рассказ.
Сказала: „Как только приблизится рать,
Бехрама ты в ней поспеши отыскать.
Ещё расспроси о другом ездоке —
То сын Шаворана могучий Зенге.
Родителю славному оба они —
Молочные братья, им длань, протяни"».
«Как! – молвил Бехрам, славя царственный род, —
Ты древа того величавого плод?
Форудом зовёшься, о царь молодой?
12570 Будь счастлив, вовеки не знайся с бедой!»
Ответ был: «Форуд я. Пал царственный ствол,
Но отпрыск от славного корня взошёл».
«Мне знак Сиавуша, отца своего,
Скорей покажи!» – просит витязь его.
И родинку тот показал на руке:
Сказал бы ты, мускус чернел на цветке.
Поверь, очертить столь искусно кружок
И циркулем Чина никто бы не смог.
И тут убедился воитель, что князь —
12580 Из рода кеянского. Низко склонясь,
Он пылкой хвалою Форуда почтил,
На кручу подняться к нему поспешил.
Тот витязя встретил, покинув седло,
С ним рядом уселся: на сердце светло.
Сказал он Бехраму: «О славный храбрец,
Пытливой душой наделённый мудрец!
Сегодня, когда предо мной ты предстал
Столь бодрым, разумным, достойным похвал,[467]467
12588 Здесь в переводе допущена перестановка стихов.
[Закрыть]
Таким ликованием сердце зажглось,
12590 Как будто мне видеть отца довелось.
Я путь на вершину задумал свершить,
Чтоб встретить иранцев, чтоб их расспросить
О том, кто назначен дружины главой,
О прочих героях, воспетых молвой.
Увидеть хотел бы я Туса-вождя.
И много с мужами часов проведя,
Немало коней, кушаков и булав,
И прочих даров драгоценных раздав,
Хотел бы пред этой дружиной большой
12600 В Туран устремиться, пылая душой.
Врагу отомстить предназначено мне:
Огню я подобен в кровавой войне!
Скачи, предводителю Тусу скажи:
Пусть в замок мой радостно вступят мужи.
Здесь дружно мы будем семь дней пировать,
Совет о сраженьях грядущих держать.
Затем, лишь займётся сияние дня,
Тус доблестный вновь оседлает коня.
С дружиною вместе и я полечу,
12610 За горе своё отплачу палачу!
Повергну бесчестного, гневом объят,
И коршуны, стаей слетясь, возвестят,
Что местью такою еще ни один
На свете доселе не мстил исполин!»
Форуду на это ответил Бехрам:
«Наказ твой, о доблестный князь, передам.
С мольбою паду пред главой удальцов,
Лобзать именитому руки готов.
Но разумом Тус на беду обделён,
12620 Не склонен внимать наставлениям он.
Не ставит царя ни во что исполин:
Богатый, могучий, он сам властелин.
Спор с Гивом, Гудерзом и шахом он вёл,
Отдать предлагал Фериборзу престол.
Кричал он: „Новзера я сын, я велик,
Стать сам я достоин владыкой владык!"
Быть может, совет мой отвергнет, и злой
Меня предводитель осыплет хулой.
Коль я не явлюсь, но другой из мужей
12630 Примчится – он даже макушки твоей
Увидеть не должен. Мне Тус повелел:
„Скачи на вершину, дознайся, кто смел
Забраться туда. Не толкуй ни о чём,
Веди разговор булавой и мечом!"[468]468
12634 Здесь в переводе выпала одна строка оригинала: «Чего ради остается на горе кто-либо в такой день!»
[Закрыть]
Коль Туса смягчу я, то с вестью приду
Отрадной и к войску тебя поведу.
Но если прибудет воитель другой —
Не верь, что явился он с целью благой.
Знай: лишь одного из своих седоков
12640 Тус вышлет, устав полководца таков.
Опасность увидев, сокройся, уйди.
Смотри же, советы мои соблюди».
Свою булаву бирюзовую тут
Снял с пояса царского юный Форуд,
Бехраму вручая, промолвил: «Храни,
Она пригодится в грядущие дни.
Коль Туса увижу я гостем своим,
Союз наш мы полною чашей скрепим.
Немало припас я даров для мужей
12650 И перстней, и сбруй, и венцов, и коней».
[Бехрам возвращается к Тусу]
Промолвил воитель, представ пред вождём:
«Да будешь ты разумом светлым ведом!
Взирающий с этой горы исполин —
Форуд, Сиавуша убитого сын.
У князя – того не забыть мне никак —
Я видел кеянский наследственный знак».[469]469
12656 В оригинале:
«Он показал тот знак, который в роду
От Кавуса имеют и от Кей-Кобада».
[Закрыть]
Во гневе неистовом Тус закричал:
«Не мне ли доверены рать и кимвал!
Тебе повелел я: речений не трать,
12660 Но с дерзким спеши предо мною предстать!
Коль он – повелитель, я кто же тогда?
Пред войском я здесь для чего же тогда?
Рождённый на чуждой, туранской земле,
Здесь вороном чёрным засев на скале,
Нам путь преграждает! Гудерза сыны,
Я вижу, дружине вредить лишь годны.
Не лев разъярённый тут рыщет в горах, —
Одним ты повергнут воителем в страх!
Иранцев хитрец обойти пожелал;
12670 Тебя на вершину я зря посылал!»
И кличет он витязей: «Эй, храбрецы,
Несущие недругам гибель бойцы!
Где доблестный, славолюбивый герой,
Что ввысь устремится крутою горой,
Мечом обезглавит туранца того
И к нам возвратится с главою его?»
Вперед выступает Ривниз: видно, срок,
Ему предназначенный небом, истёк.
«О витязь, – раздался Бехрама призыв, —
12680 Раскаешься, чёрное дело свершив!
Побойся Творца, от греха отвернись!
Царя не стыдишься, безумный Ривниз?
Царевич ведь брат Кей-Хосрова, к тому ж
Он всадник отважный, воинственный муж.
Хоть сотня бойцов на вершину к нему
Взберись, к разъяренному тигру тому, —
Погубит он всех одного за другим.
Скорблю, устрашённый уделом твоим!»
Но тщетно бойца наставляет Бехрам,
12690 Ривниз не внимает разумным словам.
Велит он сильнейшим воителям в бой
Помчаться – напасть на Форуда толпой.
Веленью готовы уж многие внять —
Булат на вождя молодого поднять.
Но к витязям речь обращает Бехрам:
«Проступок немал, не раскаяться б вам!
Князь – родич Хосрова: дороже дружин
Отважного юноши волос один.
Царя Сиавуша кто видывал, тот,
12700 Взглянув на героя, душой расцветет».
Услышав о славном Форуде рассказ,
Воители вспять повернули тотчас.
[Смерть Ривниза от руки Форуда]
Ярится лишь Туса воинственный зять,
Судьбой обречённый бесчестье познать.
Готовый неистово ринуться в бой,
Он мимо Черема крутою тропой
Несётся. Ривниза приметил Форуд.
Огромный свой лук оснащает он тут
И молвит Тохару: «Знать, Тус пренебрёг
12710 Словами моими. Несется ездок,
Но нет, он с Бехрамом не схож удалым,
Душа омрачилась предчувствием злым.
Вглядись и, быть может, припомнишь его.
Узнаем, он в латы одет для чего».
Тохар отвечает на это ему:
«Знай, имя Ривниз ратоборцу тому.
Даны именитому сила и стать,
Коварный, угодливый, Тусу он зять.
Нет, кроме него, у отца сыновей —
12720 Лишь сорок девиц; все апреля милей».
Тохару-советнику молвил Форуд:
«В час битвы подобных речей не ведут.
Он вызов бросает мужам боевым —
Пусть сестры заплачут, склоняясь над ним!
Коль эта стрела удальца не пронзит,
Да буду мужами навеки забыт!
Но всадника мне поразить иль коня?
Наставь, о Тохар умудрённый, меня!»
Советник ответствует: «Цель, в седока,
12730 Чтоб сердце вождя опалила тоска!
Пусть кается, дружбу твою отклонив,
Порыва сердечного не оценив!
Ведь он на тебя поднимает булат,
И тем опозорен твой царственный брат!»
Ривниз меченосный приблизился. Вдруг[470]470
12735—12736 В оригинале:
чо ба тиг нäздик шод Ривниз
бе зех бäр кäшид ан хäманиде шиз»,
т. е.
«когда Ривниз с мечом приблизился,
Он натянул изогнутый [лук из дерева] „шиза"»(индийское дерево, из которого делают луки).
[Закрыть]
Форуд напрягает упругий свой лук
И мечет стрелу, и её остриём
Мгновенно прошиты чело и шелом
Ривниза. Он рухнул, а конь ускакал.
12740 Остался боец распростёртым, не встал...
С Меема взглянул возглавляющий стан,[471]471
12741 Меем – река, здесь, по-видимому, «место», может быть и гора, лучше всего предположить крутой, высокий берег Меема |?|.
[Закрыть]
И гору застлал пред глазами туман.
Таков беспристрастного разума суд:[472]472
12743—12744 Снова дидактическая концовка.
[Закрыть]
В злонравье виновные кару несут!
[Смерть Зереспа от руки Форуда]
Велит предводитель Зереспу: «Вперёд!
Пусть ярости молния сердце зажжёт!
Доспехи под стать избери ты себе,
Душою и телом отдайся борьбе!
А если врага не повергнет твой гнев,
12750 Сам в битву я ринусь, доспехи надев!»
Зереспа как будто огнём обожгло;
Надвинул он шлем боевой на чело,
И страстною жаждою мщенья влеком,
Летит к Сепидкуху неистовым львом;
Пылая отвагой, воинственный клич
Бросая, стремится вершины достичь.
Промолвил Тохару венчанный юнец:
«Второй приближается к нам удалец,
Неистовой жаждою мести горя.
12760 Не знаешь ли этого богатыря?»
Вглядевшись, узнав исполина тотчас,
Советник о нем начинает рассказ:
«Сын Туса он, славный Зересп, даже слон
Пред ним отступил бы: он храбр и силён..
Столь грозно летящий к вершине горы,
On мстит за Ривниза, супруга сестры.
Немного ему остаётся пути.[473]473
12767—12768 Дословно:
«Как только он увидит грудь, и руку, и шлем,
Нужно будет спустить [букв, открыть] стрелу от твоей груди [или: для тебя]».
[Закрыть]
Прицелься, стрелу поскорее пусти,
Повергни Зереспа! Всем прочим на страх
12770 Пусть витязя примет в объятия прах!
Заплачет о доблестном богатыре
Родитель, став сердцем, что лист в декабре.
Тус, вождь неразумный, пусть ведает впредь:
Мы здесь не затем, чтоб насмешки терпеть!»
Глядит на Зереспа иранская рать:
Ему до вершины – рукою подать.
Коня разогнал тут Форуд удалой,
И витязя в грудь поразил он стрелой
Столь метко, что грудь и кольчугу прошил,
12780 С душою мгновенно его разлучил.
Пал витязь, а конь – вихрю буйному брат,
Лишен седока, устремился назад.
[Битва Туса с Форудом]
Крик скорби и гнева разнёсся кругом,
За воином воин снимает шелом.
У Туса-вождя потемнело в глазах,
И сердце в крови, и ланиты в слезах.[474]474
12786 Здесь в переводе перестановка строк подлинника.
[Закрыть]
Что ивовый лист, предводитель дрожит,
Рыдает о витязях, горем убит.
Верхом он садится, в шеломе, в броне.[475]475
12789 Здесь в переводе перестановка строк подлинника.
[Закрыть]
12790 Сказал бы, воздвигся утёс на слоне.
К Форуду несётся стремительно он,
Пылая враждою, печалью пронзён.
Промолвил Тохар: «Отступать нам пора,
По горному склону несётся гора:
К нам Тус приближается, гневом гоним.
Он вождь закалённый, не сладишь ты с ним.
Укройся и крепость замкни на засов!
Увидим, к нам милостив рок иль суров.
Сын Туса повержен, повержен и зять,
12800 Теперь уж о мире нельзя помышлять».
Тохару Форуд отвечал, омрачась:
«Когда наступает сражения час,
Нет дела мне – Тус предо мною иль слон,
Иль хищник лесной, что борьбой распалён!
Пред битвою должно бойца вдохновить,
А ты порываешься пламя залить!»
Тохар искушённый, ответил: «Смотри,
Советом не пренебрегают цари.
Хотя б из железа ты был, исполин,
12810 Хоть скалы крушил бы, ты всё же один.
Когда тридцать тысяч иранских мужей
С оружьем подступят к твердыне твоей —
Её разорят и сравняют с землей.
Не сыщешь тут после и праха с золой.
А ежели Тус, предводитель бойцов,
Погибнет в бою, – омрачится Хосров,
И рать не отмстит за отца твоего,
Не станет уделом её торжество.
Не рвись же сражаться, как яростный лев,
12820 Укройся, забудь возмущенье и гнев».
Те мудрые речи он поздно повёл!
Что ж раньше безмолвствовать он предпочёл?
Был низок Форуда советник, увы! —
За то и лишился Форуд головы...
Он в замке своем обитал, окружён[476]476
12825—12826 В оригинале:
«У юного Форуда крепость была населена (благоустроена).
В крепости было восемьдесят девушек-невольниц (пäрäстäнде – наложниц).
[Закрыть]
Заботами юных, пленительных жён.
На кровлю красавицы вышли гурьбой,
В волненье следят за кровавой борьбой.
Дань отдал стыду и гордыне Форуд,
12830 Не в силах вернуться к твердыне Форуд.
На прежнее место отважнее льва
Примчался; натянута вновь тетива.
Советник его наставляет опять:
«Уж если намерен войну продолжать,
Ты лучше не в Туса стреляй самого, —
Повергни коня боевого его.
Ведь в самой суровой беде очутясь,
В сражение пешим не ринется князь.
И даже стрелою настигнутый, он,
12840 Столь мощный, не пал бы, смертельно сражён.
Меж тем и дружина, сомнения нет,
Сюда за вождем понеслась бы вослед.
С ним, лютым, не справиться силе твоей —
Не видишь грозящих очей и бровей?»
Согласен царевич советнику внять;
Стрелою свой лук оснастил он опять,
И выстрелил туго натянутый лук.
И меткой стрелою настигнутый вдруг,
Конь рухнул на землю и дух испустил.
12850 Воитель, от гнева и горя без сил,
На шею повесив тяжелый свой щит,
В пыли исчезая, к дружине спешит.
Форуд восклицает насмешливо вслед:
«Ай, доблестный витязь, любимец побед!
Победу не смог над одним одержать —
Ужели в сраженье осилишь ты рать?»
На кровле язвительный смех поднялся,
И крики девичьи летят в небеса:
«Смотрите, юнец, старика напугав,
12860 Заставил с горы покатиться стремглав!»
У витязя злоба бушует в груди.
Навстречу к нему поспешили вожди,
Хвалой и приветом встречают его:
«О доблестный, гордость Ирана всего!
Великое счастье, что ты невредим,
Не будь же кручиной напрасно томим!».
Но горько досадует Гив-исполин,
Что пешим пришёл предводитель дружин.
Сказал он: «Исчерпан терпенья запас.
12870 Ведь это позор нестерпимый для нас!
Хоть носит он царские серьги, но рать
Столь мощную можно ли так презирать?
Поистине с тем, что творит он сейчас,
Никто примириться не может из нас.
Пусть вождь разъярённый собой не владел,
Но мир возопит от форудовых дел!
За смерть Сиавуша, как должно, отмстим,
Но зла, совершённого здесь, не простим.
Зересп бездыханный лежит под горой,
12880 Из рода Новзера отважный герой;
Ривниз, именитый воитель, убит...
Кто больше нанес бы нам горьких обид!
Джемшида ль, Кобада ль потомок он будь —
Избрал он, безумец, неправедный путь.
Мечом поражу я Форуда! Гранит[477]477
12885—12886 Эти два стиха (бейт) отсутствуют в тексте Вуллерса (даны по Лондонской рукописи).
[Закрыть]
В возмездье он кровью своей обагрит».
[Битва Гива с Форудом]
Так молвил и панцирь мгновенно надел,
На кручу, как быстрый олень, полетел.
Лишь сын молодой Сиавуша взглянул
12890 На всадника, тяжко, глубоко вздохнул
И молвил: «Бесстрашней не знаю дружин!
Несутся, не видя ни гор, ни долин,
За витязем витязь. Затмить бы могли
Сильнейших, знатнейших героев земли,
Да жаль, безрассуден дружины глава!
Как плоть без души – без ума голова.
Боюсь, не осилить им в битве врагов;
Быть может, примчится в Туран Кей-Хосров, —
Мы об руку ринемся в битву тогда,
12900 И недругов злых не минует беда!
Кто всадник воинственный этот, скажи;
Сейчас меченосца оплачут мужи».
Мгновенно узнал исполина Тохар
И молвил: «Сей витязь неистов и яр,
Как будто дракон устрашающий тот,
Что губит орла, совлекая с высот.
Пиран был им связан, твой дед-исполин;
Две рати туранских разбил он один.
Немало он гор исходил и степей,
12910 Детей без отцов и отцов без детей
Немало оставил он, гневом горя,
Лев ярый был жертвою богатыря!
С ним путь до Ирана твой брат совершил,
Он реку Джейхун без челна переплыл.
Он Гивом зовется, в нем сила слона,
Он в битве – что буйного Нила волна.
Стрелу за стрелой посылай ты, и всё ж
Булатной кольчуги его не пробьёшь.
Доспехи царя Сиавуша на нём,
12920 Крепчайшим нельзя их пронзить остриём.
В коня ты стрелы оперенной полёт
Направь: быстроногий, быть может, падёт.
И следом за Тусом отправится Гив,
Щит медный на плечи себе взгромоздив».
Стрелою свой лук оснащает юнец;
К плечу приложив лука верхний конец,
Чужого коня поражает опять,
И пеший боец обращается вспять.
С твердыни послышались крики и смех,
12930 Гив обмер от криков язвительных тех.
Навстречу мужи устремились толпой:
«Да бодрствует вечно Творец над тобой!
Лишь конь окровавлен, а ты – невредим,
Не скрыться Форуду, вновь встретишься с ним!»[478]478
12934 В оригинале:
«Можно [ведь] пойти другой раз – не связан ты».
[Закрыть]
Но речи другие отцу говорил
Бижен молодой, весь – отвага и пыл:
«Отец мой, тебя прославляет молва.
Под силу тебе опрокинуть и льва.
Ты – сердце дружины, и ты, одного
12940 Бойца испугавшись, бежал от него?
Скакун твой стрелою настигнут, – и что ж, —
Узду ухватив, как хмельной, ты бредёшь!»
Гив хмуро в ответ: «Пожалел я коня,
Тревога о нем охватила меня».
Бижена тут стал укорять исполин;
Спиной повернулся к родителю сын.
Взор витязя старшего гневом сверкнул,
И плетью он юношу крепко стегнул:
«Ужель не внушил твой наставник тебе,
12950 Что быть осмотрительным должно в борьбе?
Взрастивший тебя не наставил уму —
Уж лучше б на свет не рождаться ему!»
Тут вспыхнул Бижен. Оскорблен, разъярён,
Клянется Творцом-Вседержителем он:
«Разить не устану, с коня не сойду,
За гибель Зереспа отмщу иль паду!»
Туда, где раскинул шатер Гостехем,
Примчался Бижен и промолвил затем:
«Ты мне скакуна из своих удели,
12960 Которого резвые б ноги несли
По кручам: в доспехи сейчас облачусь.
На бой, как мужам подобает, помчусь.
Терпеть, чтоб засев на вершине, один,
Стал недруг помехой движенью дружин?
Сражусь, не жалея усердья и сил:
Деяньями душу он мне омрачил!»
«Опомнись, – боец отвечает ему, —
Тебе на вершину стремиться к чему?
Туда ведь не скоро скакун донесёт,
12970 Немало в пути и низин, и высот.
Два годных для битвы коня у меня.
Когда одного я утрачу коня,
Ему быстротою и силой подстать
Мне больше нигде скакуна не сыскать.
Искусней Зереспа кто бился мечом?
Был храброму Риву весь мир нипочём.
Губителем тигров отец твой слывёт,
Его не осилил бы сам небосвод.
Все в бегстро пустились, сломил их герой.
12980 Попробуй-ка сладить с гранитной горой!
Людская нога бы ступить не могла
В ту крепость: тут надобны крылья орла!»[479]479
12982 В оригинале сказано о крыле коршуна или птицы Хомай (см. прим. 4200 в томе I). Здесь ещё переставлены полустишья бейта.
[Закрыть]
А юноша: «Полно мне душу терзать!
Грудь впору с досады себе истязать!
Клялся я луной и небесным Творцом,
Владыкой клялся и державным венцом:
Доколь не паду иль не буду убит,
Конь быстрый с вершины меня не умчит».
Твердит Гостехем: «Наживешь ты беду!
12990 Горячность такая с умом не в ладу».
Тут вспыхнул Бижен: «Скакуна не ищу!
И пеший за витязя я отомщу!»
«Пойми, – услыхал он ответную речь, —
Тебя от беды я хотел уберечь.
Когда бы имел я сто тысяч коней,
В чьих гривах – сиянье бесценных камней,
Их всех бы тебе подарил я любя,
Ни злата, ни жизни не жаль для тебя!
Иди же, моих скакунов осмотри,
13000 Того, что по нраву тебе, избери,
Вели оседлать и покрыть чепраком.
Убьют – горевать я не стану о том».
Чубарого выбрал Бижен скакуна,
Поджар он и статен, в нем сила видна.
Для витязя юного тут же коню
И грудь и бока заковали в броню.
Припомня Форуда отвагу и мощь,
Встревожился Гив, многоопытный вождь:
Зовёт Гостехема, с ним держит совет:
13010 Безумствует сын, мол, по младости лет!
И все ж для Бижена послал он затем
Броню Сиавуша и царственный шлем.
Доставил броню Гостехем, и тотчас
Бижен именитый, в неё облачась,
На Белую Гору помчался, как тот,
Кто, гневом исполнясь, на битву идёт.
[Битва Бижена с Форудом]
Форуд обратился к Тохару: «Свой строй
Покинув, несётся к нам новый герой.
Его разгляди ты и мне назови, —
13020 Кому зарыдать о лежащем в крови?»
Советник речистый ответил царю:
«Сын Гива он. Этому богатырю
Нет равных в Иране: могуч и суров,
В сраженьях, как тигр, он сметает врагов.
Он Гиву сокровищ и жизни милей,
Ведь нет у героя других сыновей.
Прицелься в коня: огорчишь ты царя,
Повергнув отважного богатыря.
К тому же он в латы себя заковал,
13030 Которые Гив до него надевал.
Пробить их нельзя ни копьём, ни стрелой,
Сразится и пешим боец удалой!
Его не осилишь один на один:
Алмазом – не сталью разит исполин!»
Стрела полетела, и рухнул тогда
Скакун, словно не был живым никогда.
Оставив коня, не тужа ни о чём,
К вершине Бижен устремился с мечом.
«Эй, всадник-храбрец! – слышен клич громовой —
13040 Увидишь, как тигры кидаются в бой!
Узнаешь, каков я с оружьем в руках,
Хоть конь мой тобою повергнут во прах.
И если ты жизнь умудришься спасти,
Не вздумаешь больше в сраженье идти!»
Так молвит и рвется бесстрашно вперёд.
Тогда разъярился Форуд в свой черёд,
Вторую метнул он стрелу, но герой
Щит медный вознёс над своей головой
И дальше стремится. Форуда стрела
13050 Щит крепкий пробила, броня же цела.
Воитель отважный вершины достиг,
Индийский булат обнажил в тот же миг,
И дрогнул Форуд: вот он мчится назад,
И стены твердыни от воплей дрожат.
Вдогонку Бижен устремился за ним,
Взмахнул закаленным булатом своим —
И конская тотчас пробита броня.
Покинув недвижное тело коня,
Форуд устремился под своды ворот,
13060 И тут же воители заперли вход.
Посыпались тяжкие камни со стен,
И видит, что время спасаться, Бижен.
Вскричал он: «Бежишь, удалец верховой?
Пред пешим опешил! Что сталось с тобой?
Где мощь растерял и отвагу свою?
Не стыдно ли вспять обращаться в бою!»
Он к Тусу, окончив сраженье, спешит,
Поведав о битве, вождю говорит:
«Тот витязь отвагою тиграм подстать,
13070 Ему в одиночку бы их поражать!
Он грозною силой сердца леденит,
Он натиском ярым расплавит гранит.
Тебя не должны мои речи дивить.
Кто мог бы подобную доблесть явить!»
Творцом-Вседержителем Тус поклялся:
«Я крепость разрушу, взмету в небеса!
Зереспа отважного смерть не прощу,
В кровавом бою за него отомщу!
Здесь будет строптивый туранец убит,
13080 Кровь недруга скалы в коралл обратит!»
[Смерть Форуда]
Лишь солнце лучистое скрылось от глаз
И ночь, словно грозная рать, ворвалась,
Примчались в Келат на конях боевых
Защитники крепости – тысяча их.
Закрыли ворота на крепкий засов,
Набата тревожный послышался зов.
Пирана-вождя именитая дочь,
Томимая тяжкой заботой в ту ночь,
В покои к Форуду придя, прилегла;
13090 Ей сердце тревога на части рвала.
И сон ей зловещий приснился о нём:
Форудова крепость объята огнём,
Нет больше в живых ни единой жены,[480]480
13093 В оригинале речь идёт о невольницах (наложницах) – пäрäстäнде.
[Закрыть]
Все в гибельном пламени том сожжены.
Увидя сгоревший дотла Сепидкух —
Проснулась; тоскою терзается дух.
На башню взошла и увидела: склон
Щитами и копьями весь наводнён.
Терзая ланиты, смятенья полна,
13100 К Форуд у стрелою примчалась она.
Сказала: «Мой сын, просыпайся, беда!
Нам страшную участь готовит звезда.
Рать на гору мчится: куда ни взгляни —
Блистание копий, сверканье брони».
Но юноша молвил: «О славная мать,
Что проку от горя тебе изнывать!
Мой век не продлишь ты, коль жизненный срок,
Мне свыше назначенный, ныне истёк.
Был в юности славный отец мой убит,
13110 Мне жребий такой же сегодня грозит.
Его умертвил беспощадный Горуй —
Коль буду Биженом убит, не горюй!
Сражусь я. Пусть мне головы не сносить,
Не сдамся, пощады не стану просить!»
Кольчуги и палицы роздал бойцам,
Для битвы затем снарядился и сам.
В румийские латы, в шелом облачён,[481]481
13117—13118 В оригинале:
«Препоясал стан под румийским [боевым] кафтаном (хäфтан),
Вышел с кеянским царственным луком в руке».
[Закрыть]
Лук взял и к борьбе приготовился он.
Едва в синеве небосклона возник
13120 Светила дневного сияющий лик,
Призывные клики вождей раздались,
Тяжёлые палицы их вознеслись;
Гул меди, трубы завыванье и стон
И гонгов индийских пронзительный звон...
Спустился Форуд со стены крепостной,
Возглавил отважных воителей строй.
От поднятой пыли, от множества стрел,
Ты скажешь, весь мир почернел, обгорел.[482]482
13128 В оригинале:
«Вершина горы стала, словно море смолы».
[Закрыть]
В том узком ущелье, средь каменных глыб
13130 Бойцы скакунов разогнать не могли б.
Клич грянул с одной и другой стороны,
В бой ринулись, ярой отвагой полны.
Сжимая булат закалённый и щит
Тус, пеший, навстречу туранцам спешит.
И, пешие, все боевые вожди
За ним устремились, и рать позади.
Уже поднимается солнце в зенит,
Всё тает форудова рать. На гранит
Убитые падают – нет им конца.
13140 Покинуло ратное счастье юнца!
Дивятся иранцы: лютейшего льва
Затмил бы отвагой туранцев глава![483]483
13142 Здесь выпущен один бейт по тексту Вуллерса, отсутствующий также в Калькуттском издании.
[Закрыть]
Разит неустанно, хоть подле него
Не видно уж всадников ни одного.
Но вот повернул он коня; все быстрей
Несётся к воротам твердыни своей.
Тут разом в тиски несчастливца берут
Бижен и Роххам. Оглянувшись, Форуд
Вначале Бижена внизу различил;
13150 Ослабив узду, стремена отягчил,
Но тот настигает, уж виден шелом.
Назад повернув и помчась напролом,
Форуд с булавой на бойца налетел, —
Не ведал про свой злополучный удел.
Он думал ударом одним сокрушить
Бижена – и шлем, и чело искрошить.
Бижен застонал от удара того,
Сознанье уже покидало его.
Лишь издали это увидел Роххам,
13160 Он с тыла неслышно подкрался к бойцам.
Клич грому подобный, сверканье клинка —
Повисла бессильно Форуда рука,
И все ж богатырь не сдаётся, коня
К твердыне своей что есть мочи гоня.
Тогда скакуну сухожилия ног
Бижен перерезал; скакун изнемог.
Но юноша с горстью друзей боевых,
Усталых, израненных, еле живых,
Ворота захлопнуть успели, войдя...
13170 Где сила, где слава Форуда-вождя!
Тут жёны сбежались, а мать впереди.
Доспехи спешат расстегнуть на груди,
Рыдая, кладут на престол костяной...
Ему не носить уж короны резной!
Душистые кудри в отчаянье рвут
Красавицы. Нем и недвижен Форуд.
Предсмертною мукой томится храбрец;
Но стон услыхав, сотрясавший дворец,
Глаза приоткрыл он, глубоко вздохнул,
13180 На женщин рыдающих скорбно взглянул
И молвил, с трудом раскрывая уста:
«Горюете, бедные, вы неспроста!
Предав родовую твердыню огню,
Затеют иранцы грабёж и резню,
Вас всех до единой захватят в полон;
Безжалостно будет мой край разорён.
Но все, в ком живёт состраданье ко мне,
Чей дух от любви и печали в огне,
Пусть, жалобы не проронив ни одной,
13190 Низринутся с этой стены крепостной.
Бижену тогда не достанетесь вы.
Биженом сражённый, я гасну, увы!
То он, беспощадный убийца, злодей,
Меня загубил на заре моих дней».
Так молвил царевич, и лик пожелтел,
И замерло тело, и дух отлетел.
Рок, словно хмельной скоморох, нас готов[484]484
13197 До конца главы – философски-лирическое отступление автора.
[Закрыть]
Морочить на семьдесят разных ладов:
То ветер и тучу нагонит с высот,
13200 То гибельный меч, иль кинжал занесёт
И вражьей рукой вынуждает нас свет
Покинуть, то сам избавляет от бед,
То дарит корону, сокровища, трон,
То шлёт униженья, оковы, полон.
Вкушай нажитое: зря копишь ты клад!
Кто скуп, не изведает в жизни отрад.
На свет если смертный бы не был рождён.
Не знал бы ни счастья, ни горестей он;
Родившись, живёт обречённый страдать,
13210 Устав непрестанно страдать и рыдать,
Во прахе находит приют под конец...
Жаль! Пал добродетельный, мудрый юнец!
[Джерире убивает себя]
Лишь сын Сиавуша, печален и сир,
Без славы, без счастья покинул сей мир,
Рабыни на стену тотчас поднялись,
В тоске и отчаянье кинулись вниз.
Огромный костёр развела Джерире,
Сокровища замка сожгла на костре,
Булат закалённый с собою взяла,
13220 В конюшню вступила и дверь заперла,
На смерть обрекла быстроногих коней,
И кровь из очей заструилась у ней.
Туда, где Форуд благородный лежал,
Вернулась, из ножен исторгла кинжал;
Лобзает его и, простёршись у ног,
Вонзает в себя смертоносный клинок.
Тут в крепость иранская рать ворвалась,
И грабить её, и громить принялась.
К твердыне, к распахнутым настежь дверям
13230 Приблизился, грустью объятый, Бехрам.
Подходит к Форуду; пред взором темно.
Тоски, сожаления сердце полно.
Сказал он иранцам: «Кончина юнца
Печальнее и горше кончины отца!
Тот был не слугою, владыкой гоним,
Мать мёртвой не рухнула следом за ним,
И не был над ними руками врагов
Сожжён и разграблен наследственный кров,
Но зла не прощает вовек небосвод,
13240 От кары небесной злодей не уйдет.
Ужель не стыдитесь Хосрова-царя?
Ведь он, благосклонно с вождём говоря,
Ему и дружине удачи желал,
За смерть Сиавуша отмстить посылал.
Узнает, что брат молодой умерщвлён,
И гневу отдастся без удержу он.
Роххам и Бижен безрассудны – от них
Вовек не дождешься поступков благих!»
Но вот боевые литавры гремят,
13250 И Тус-предводитель вступает в Келат.
С ним Гив и Гудерз, и другие вожди.
У каждого горе и ярость в груди.
Ликует вождя недостойного дух:
Вступил победителем он в Сепидкух.
Но вот перед Тусом – царевича трон,
Где с матерью рядом покоится он.
И справа от мёртвого, горем убит.
Рыдая, Бехрам возмущённый сидит,
А слева – Зенге, именитый герой,
13260 Вокруг – удручённых воителей строй.
На троне своём молодой великан
Прекрасен как месяц, как гордый платан.
Сказал бы, в доспехах покоится тут
Живой Сиавуш, а не мёртвый Форуд.
Рыдают вожди закалённых дружин,
И доблестный Гив, и Гудерз-исполин.
И горько раскаялся Тус, наконец.
Сын в мыслях, пред взором – погибший юнец.
И каждый к вождю обращается взор,
13270 Слезами туманясь, и в каждом – укор.
Гив с мудрым Гудерзом и витязей ряд —
Все в гневе и горести Туса корят:
«Губительно-горек горячности плод;
Кто сеет горячность – раскаянье жнёт.[485]485
13274 И в оригинале – стиль поговорки. Дословно:
«Ведь поспешность – приносит тебе груз раскаяния
Не сажай в [своём] плодовом саду зёрен поспешности».
[Закрыть]
Не может назваться достойным вождём
Не знающий удержу в гневе своём.
Столь славного юношу, гордость венца,
Вселявшего радость в людские сердца,
Своею горячностью ты погубил,
13280 И ею же сгублен исполненный сил
Сын царский Зересп, и Ривниз молодой.
Постигнуто войско великой бедой!
Коль вождь именитый несдержан и груб —
Он словно клинок, что от ржавчины туп».
Тус молча внимал увещаниям их,
Неистовый гнев понемногу утих.
«Что делать! – мужам говорит он в ответ, —
Злой рок причиняет нам множество бед!»
Возвёл на горе усыпальницу он,
13290 По-царски в ней юноша был погребён.
Трон золотом блещет; как солнце, горят
Броня и кушак, булава и булат.
Форуд в одеянье царей облачён,
Кафур благовонный вином орошён,
Насыпали амбры, добавили трав
И, тело составом таким напитав,
Юнца возложили на трон и ушли...
Исчез многодоблестный с лика земли!
А храбрый Зересп и могучий Ривниз
13300 С ним рядом в гробнице одной улеглись.
На бороду белую, словно кафур,
Вождь слезы струит, опечален и хмур.
Как век твой ни долог – ему суждено
Иссякнуть: жить вечно и льву не дано!
Пред смертью бессильны и сталь, и гранит,
Ни листьев, ни корня она не щадит.
[ПОХОД ТУСА НА КАСЕРУД И СМЕРТЬ ПЛАШАНА ОТ РУКИ БИЖЕНА]
Окончена битва, и Тус-исполин
Спустился с вершины в просторы долин.
В Череме дружина стояла три дня.
13310 Но ввысь запрокинулись трубы, стеня,
И вот уже с места снимается рать,
Вся степь меж хребтами – эбену подстать.
Кого из туранских бойцов ни найдут,
Зарубят и бросят, и дальше идут.
Весь край разорив по дороге, полки
Пришли к берегам Касеруда-реки.
Там спешилось войско, до самой горы
Покрыли простор боевые шатры.
Лишь вести достигли туранской земли
13320 О том, что войска из Ирана пришли, —
Навстречу Плашан устремился верхом.
Боец многоопытный, с ясным умом,
Он войско и ставки, и стяги вождей
Хотел обозреть, сосчитать поскорей.
Раскинут был воинский стан под горой.
На кручу взошедшие тою порой
Гив славный с Биженом, отважным бойцом,
Сидели, толкуя о том и о сём.
Вдруг знамя они увидали вдали
13330 Плашана, героя туранской земли.
И руку за пояс воинственный Гив
Занёс и воскликнул, булат обнажив:
«Помчусь и его разлучу с головой,
Иль пешим доставлю в наш стан боевой».
«О славный,– ответил воителю сын,—
Меня ведь на то одарил властелин!
Я сам, повинуясь веленью царя,
Повергну туранского богатыря».
Но Гив наставляет его: «Не гордись,
13340 Сражаться со львом разъяренным не рвись.
Боюсь, не осилишь его: для меня
Тогда омрачится сияние дня.
Он истинный лев, но не в дебрях лесов
Добычу он ищет, а в поле – бойцов».
Воскликнул Бижен: «Коль продолжишь ты спор,
Меня пред царем обречешь на позор.
Для битвы мне дай Сиавуша броню —
Увидишь, и тигра в бою полоню».
Дал панцирь Бижену бесстрашному Гив;
13350 Воитель, застёжки стальные скрепив,
По склону горы с занесенным копьём
Летит на коне быстроногом своём.
Косулю Плашан подстрелил на заре
И, мясо зажарив на жарком костре,
Пирует один. За плечом – добрый лук.
Конь рядом нашёл зеленеющий луг.,.
Учуяв чужого, тревожно заржал
Конь верный. Туранец к нему подбежал,
Мгновенно в седле очутился, готов
13360 Сразиться с героем из вражьих рядов.
Вскричал он: «В сраженьях врагов не щажу!
Я львов повергаю, нечистых вяжу![486]486
13362 Здесь «нечистых вяжу» соответствует дивбäнд —«связывающий дивов», в частности, эпитет Taxмуреса (см. прим. 715 в томе I). Интересно постоянное противоречие – общая трактовка туранцев как служителей Ахримана (и дивов) дается туранцем же.
[Закрыть]
Эй, кто ты, настигнутый грозной судьбой?
Заплачут и звёзды сейчас над тобой!»
«Бижен я! – герой отвечает, – в бою
Я – див, недоступный стреле и копью.[487]487
13366 Дословно:
«...я – Бижен.
В пылу боя я– меднотелый див»,
т. е. яростен и неуязвим словно див (Меднотелый – руинтäн – в поэме Фирдоуси – специальный эпитет Исфендиара).
[Закрыть]
Сын Гива я, дед мой – воинственный лев,
А мощь покажу я, тебя одолев.
Мужи наготове, день битвы настал,
13370 Ты ж, словно до падали жадный шакал,
Укрылся и кровь здесь глотаешь с золой...
В бой вывел бы войско, вожак удалой!»
Не стал с удальцом препираться Плашан,
Громаду-коня разогнал великан,
И сшиблись стремительно два седока,
И черная пыль поднялась в облака.
Их копья стальных не осилили лат —
Сломались, и каждый взялся за булат.
Остались осколки одни от клинков,
13380 От ярости бросило в дрожь седоков.
Усталые, в пене, в поту скакуны.
Тогда, нетерпенья и гнева полны,
Воители, силою равные львам,
Прибегли к тяжелым своим булавам.
Разят, нападают ещё и ещё...
Взревев, занеся булаву на плечо,
Бижен быстрым взмахом могучей руки
Врагу своему раздробил позвонки.
И рухнул Плашан именитый с коня;
13390 Во прахе глава и шелом, и броня.
Как вихрь, победитель с седла соскочил
И тело врага с головой разлучил.
С бронёю, с конём, с головою бойца
Помчался: спешит он увидеть отца.
Гив с вышки за каждым следит удальцом:
Удача к кому повернётся лицом?[488]488
13396 Вольная передача, в оригинале:
«Кто знает, как повернется тот ветер в день битвы?».
[Закрыть]
В волненье, в смятенье глядит исполин:
Пыль встала, несётся воинственный сын!
Воитель, на кручу поднявшись затем,
13400 Коня и доспехи, и вражеский шлем,
И голову вражью отцу показал.
«Всегда побеждай!» – Гив Бижену сказал.
И оба к вождю, торжествуя душой,
Уносятся с тою добычей большой;
Предстали пред Тусом, иранским вождём,
Конь вражеский с ними, глава и шелом.
Глядит, и от радости вождь удальцов,
Ты скажешь, с душой разлучиться готов.
Сказал он: «Мужей превзошедший юнец,
13410 Опора дружины, владыки венец!
Будь счастлив, и недруга злого рука
Да будет всегда от тебя далека!»
[ИРАНЦЕВ ЗАСТИГАЕТ БУРАН]
Известье пришло к Афрасьябу:
«Туран Волнуется, словно в грозу океан.
Пришла к Касеруду несметная рать
За смерть Сиавуша разить и карать».
Царь молвит Пирану, вождю удальцов:
«Злой умысел свой обнаружил Хосров!
Навстречу нам надобно войско вести,
13420 Литавры и ратные стяги нести.
Не то – столько полчищ придёт к нам войной,
Что солнца не взвидим, простимся с луной.
Бойцов созови отовсюду, и в путь!
Нельзя нам с решением долго тянуть».
Меж тем разразился жестокий буран,
Беда на иранский нагрянула стан.
Бойцам не до битв, разлилась темнота,
От стужи смерзаются, стынут уста.
Лёд в ставке вождя, леденеют шатры.
13430 Снегами окутаны склоны горы.
Неделя минула, но снежный покров
Не тает. Сурово дыханье ветров.
Ни пищи уж нет, ни покоя, ни сна.
Земля, словно камень, тверда, холодна.
Не помнит никто прежних дней боевых.
Уже поедают коней боевых,
Уже скакуна ни единого нет,
Уж гибнут бойцы за животными вслед.
На утро восьмое вдруг солнце зажглось —
13440 И море, сказал бы, вокруг разлилось.
Дружину собрал предводитель мужей
И речь о походе держал перед ней:
«Здесь голод до гибели нас доведёт,
Не лучше ль теперь устремиться вперёд?
Проклятую землю покинем! Сулят
Беду Сепидкух, Касеруд и Келат!»
Из витязей славных ответил Бехрам:
«Открыто скажу, как пристало бойцам:
Ты сладкие речи пред нами ведёшь,
13450 Сам – в бой с Сиавушевым сыном идёшь!
Не я ль говорил – совершаешь ты зло...
Сегодня возмездия время пришло.
Но это всего лишь начало невзгод.[489]489
13453—13454 В оригинале:
хäнуз äз бäди та че айäдат пиш
бечäрм äндäрäст ин зäман гавмиш —
«[Кто знает] – еще что злого случится с тобой
Ещё в [своей] шкуре гавмиш (горный баран)».
Ср. прим. 7258, где вместо гавмиш дано гав-е бише (бык леса, бык в лесу). В данном стихе гавмиш – конечное в стихе рифмирующее слово, что позволяет думать о каком-то искажении в предыдущем варианте.
[Закрыть]
Кто ведает, что затаил небосвод».
Вождь рати ответствует: «Азергошесп
Отважнее не был, чем павший Зересп.
А зять мой Ривниз? Благородней его
Меж ратных мужей не сыскать никого.
Он был мне отрадой, – годами юнец,
13460 Речь держит, бывало, как старый мудрец.
Форуда убивший не вовсе был слеп.
Что сталось, то сталось по воле судеб!
Но зря иль за дело Форуд был убит,
День прошлый сегодня да будет забыт!
Не Гиву ли шахом дары вручены
За подвиг сожженья громады-стены?
Сожженья того наступила пора,
Пусть к небу возносится пламя костра!
Быть может, пред нами откроется путь.
13470 И к цели удастся дружине шагнуть».
«Задача, – ответствует Гив, – нетрудна,
За труд мне к тому же награда дана».
Но молвит Бижен огорчённый: «Постой!
Невмочь согласиться мне с речью такой.
Меня ты, трудов не жалея и сил,
Не молвив сурового слова, взрастил.
Ты к подвигу рвёшься, воитель седой —
Могу ли бездействовать я, молодой?»
Но Гив отвечает: «Я слово сдержу.
13480 Решение принято, в путь выхожу.
Ещё мне под силу, мой сын, воевать,
Не время оружье другим отдавать.
Не должен тревожиться ты обо мне,
Расплавлю и глыбу гранита в огне!»
Засыпанный снегом и льдом перевал —
Врата Касеруда – герой миновал
И вскоре достиг деревянной стены,
Она небывалой длины, вышины.
Но пламя стрелою он высек тотчас
13490 И в стену метнул, и громада зажглась.
Дым стелется, пламя до туч вознеслось;
Стоять у стены три недели пришлось;
В четвертую – рать через бреши прошла,
И воду и пламя осилить смогла,
[БЕХРАМ ПЛЕНЯЕТ КЕБУДЕ]
Вождь рати ряды повелел ей сомкнуть,
К земле Геругерда с ней держит он путь.[490]490
13496 Геругерд – Героугерд () – название города на реке Джейхун.
[Закрыть]
Добравшись туда, боевые шатры
Раскинул в степи и на склонах горы,
Расставить дозорных затем приказал,
13500 И стройный порядок дружине придал.
Главой Геругерда был мощный Тежав,
Пред ним бы и лев отступил, задрожав.
В широкой степи, от хребта до хребта,
Паслось на просторе немало скота.
Известье пришло, что иранская рать
Примчалась и надобно скот укрывать.
И вот уж посланцы Тежава летят
К хранителю афрасиабовых стад,
Который звался Кебуде. Облечён[491]491
13509 Кебуде – имя туранца, хранителя табунов и стад Афрасиаба (нарицательное значение имени – голубая ива, в основе кäбуд – голубой).
[Закрыть]
13510 Был издавна царским доверием он.
«Лишь только стемнеет, – таков был наказ, —
В разведку отправься, от взоров таясь.
Взгляни, велика ли дружина числом,
Сочти знаменосцев, носящих шелом.
Тогда нападенье ночное свершим,
Их кровью мы горы и степь оросим».
Ночь пала, весь мир темнотой облачив,
К шатрам Кебуде подобрался, как див.
В ту темную ночь был дозорным Бехрам,
13520 Арканом он мог угрожать и слонам!
Вот конское ржанье встревожило тьму.
Воитель прислушался к звуку тому,
И лук, тетивой оснащенный, берёт,
И гонит коня боевого вперёд.
Ни слова не молвив, метнул он стрелу.
Хоть недруга он и не видел сквозь мглу,
Его поразить в поясницу сумел —
И сразу лицом Кебуде почернел.[492]492
13528 В оригинале непередаваемая игра слов в связи с отмеченным выше значением имени: «И становился цвет Кебуде-Голубого – черным» (т. е. постепенно тускнел блеск лица умиравшего Кебуде).
[Закрыть]
Врага о пощаде он молит, стеня,
13530 И слышит: «Не лги, не обманешь меня:
Тебя соглядатаем кто посылал?
Кого из мужей ты сразить замышлял?»
Сказал Кебуде: «Дай пощады обет —
На всё ты услышишь правдивый ответ.
Зовётся пославший меня исполин
Тежавом; я – подданный, он – властелин.
Мне жизнь подари ты – тебя провожу,
Где спит повелитель, тебе укажу».
«Тежав для меня, – отвечает Бехрам, —
13540 Что бык, предназначенный львиным когтям!»
Лазутчика он обезглавил тотчас
И голову вражью, обратно примчась,
Презрительно бросил он в стане своём:
Ведь не был поверженный славным вождём...
Уж птицы с зарей запевают везде,[493]493
13545 В оригинале: «Послышались
крики петуха и жаворонка».
[Закрыть]
К Тежаву назад не пришел Кебуде.
Тревожно в уме у вождя пронеслось:
«С посланцем неладное что-то стряслось!»
Дружину свою предводитель зовёт
13550 И с нею стремительно мчится вперёд.
[БИТВА ИРАНЦЕВ С ТЕЖАВОМ]
Вот солнце свой стяг и клинок вознесло,
И в небе фиалковом стало светло.
Лишь войско Тежав-предводитель привёл,
Крик с вышки до слуха иранцев дошёл:
«К нам скачут туранцы, готовя набег,
А вождь их подобен чудовищам рек».[494]494
13556 В оригинале: «Предводитель – водяное чудовище (крокодил-нäхäнг) со знаменем в руке».
[Закрыть]
Вперёд устремляется, гневом гоним,
Гив, доблестный муж, и воители с ним.
Об имени вражеском грозно спросив,
13560 «Эй витязь! – воскликнул воинственный Гив, —
С дружиной столь малой ты хочешь напасть,
Чудовищу лютому кинуться в пасть?»
Ему отвечает туранцев глава:
«Я славлюсь отвагой и хваткою льва.
Тежавом зовусь, повергаю мужей,
Сшибаю строптивые головы с шей!
Правитель я здешний, коль хочешь ты знать,
Избранник средь знатных, властителя зять.
Я предков иранских имею в роду,
13570 Свой род от вождей именитых веду».
«Зря так говоришь! – услыхал он в ответ, —[495]495
13571—13574 Здесь допущена перестановка стихов оригинала.
[Закрыть]
К речам лицемерным доверия нет.
Лишь кровь иль отраву вкушавший весь век
Свершил бы в Туран из Ирана побег!
Ты здешний правитель и царский ты зять?
Однако твоя малочисленна рать!
Поэтому силой своей не кичись,
Нам вызов бросая, не столь горячись!
Наш вождь именитый, внушающий страх,
13580 Владыку любого повергнет во прах.
Сдавайся, приди к нам с дружиною в стан —
Ты к шаху отправишься с нами в Иран.
Когда согласишься вождя посетить,
С воинственным в переговоры вступить —
Доволен ты будешь наградой своей:
Получишь богатства, рабов и коней.
В том благо твоё, именитый ездок!
Ты видишь, для мира я сделал, что мог».
Но хитрый Тежав отвечает на то:
13590 «Нет, витязь, мой стяг не повергнет никто.
Здесь перстень и княжий престол мне даны,
Мои здесь дружины, стада, скакуны.
В горах и степях табуны без числа,[496]496
13593—13598 Тоже перестановка стихов.
[Закрыть]
Слуг вдоволь – чем доля моя не светла?
Сам царь Афрасьяб здесь опорою мне,
У вас не увижу того и во сне.
На рать не гляди, позабудь о числе,
Гляди на меня, с булавою, в седле!
Так стану разить, что отчаетесь вы,
13600 В своем нападенье раскаетесь вы!»
Отцу-исполину Бижен говорит:
«О витязь, чья слава по свету гремит,
Герой прозорливый, краса, ездоков!
Стареешь – ты в юности был не таков.
Тежава тебе наставлять для чего?
Участье и дружбу являть для чего?
Не лучше ль извлечь нам отточенный меч,
Сердца поражать, вражьи головы сечь!»
Коня разогнал он, клич грянул, как гром,
13610 И каждый помчался с копьем и мечом.
На поле сражения пыль поднялась
Такая, что небо укрылось от глаз.
Как туча Бехмана, всё мрак поглотил,[497]497
13613 Туча Бехмена (äбр-е бäхмäн), т. е. месяца Бехмен (январь-февраль) – солнечного персидского календаря (традиционное выражение).
[Закрыть]
Надвинулась ночь и не видно светил.
Несётся, сияние солнца затмив,
С дружиной своею воинственный Гив.
Бойцов обгоняет летящий стрелой,
Не знающий страха Бижен удалой.
Навстречу спешит венценосный Тежав,
13620 Который и льва одолел бы, напав,
С могучим Мерду и с Эрженгом лихим,[498]498
13621 Мерду (мäрдуй) и Эрженг – здесь имена витязей Турана.
[Закрыть]
В бою насыщенье неведомо им.
Но вскоре в воинственной схватке дружин
Пал, насмерть сраженный, Эрженг-исполин;
Две трети туранцев погибли в борьбе,
В немилость попав к самовластной судьбе.
И в бегство пустился Тежав-удалец,
Вслед мчится Бижен, знаменитый боец,
Ярясь и грозя занесенным копьём,
13630 Он сходен с ревущим, взъярённым слоном.
Врага в поясницу Бижен поразил,
Тежав от удара остался без сил,
Но спасся: слегка отклониться он смог,
Кольчуги румийской удар не рассёк.
Бижен, без копья, богатырскую длань
Простёр; словно тигр, налетевший на лань,
Как ястреб, которым настигнут птенец,
С Тежава сорвал драгоценный венец —
Сверкающий дар Афрасьяба; с вождём
13640 Он был неразлучен и ночью и днём.
До самого замка, до башен и стен
Вслед недругу молнией мчится Бижен.
Все ближе Тежав к крепостным воротам.
Стоит Эспануй удручённая там.
Сказала прекрасная, слёз не сдержав:
«Где сила твоя, где дружина, Тежав?
Ужели ты спину ко мне повернёшь,
Ужели покинешь, с собой не возьмёшь?
В добычу врагу не бросай, позади
13650 Меня на спине скакуна посади!»
И жалость в Тежаве проснулась тогда,
Лицо запылало огнём от стыда.
Вверху Эспануй; витязь, по низу мчась,
Ей стремя пустое подставил тотчас.
Та, вихрем в седло за Тежавом вскочив
И крепко руками его обхватив,
С воителем вместе дорогой в Туран
Помчалась как будто степной ураган.
Несёт их вперед удалой жеребец,
13660 Но вот обессилели конь и боец,
И молвит злосчастный: «Подруга-краса!
Тяжёлую участь нам шлют небеса.
Мой конь боевой изнемог; позади —
Злой недруг, крутая тропа – впереди.
Коль, Бог упаси, – нас догонит Бижен,
Мне – смерть, а тебе угрожает лишь плен.
Худого ты ждать не должна от него;
Оставь же меня на коне одного».
Спустилась с седла Эспануй; всё сильней
13670 Тоскуя, рыдая от жалости к ней,
Погнал он коня к Афрасьябу один;
Несётся вдогонку Бижен-исполин.
При виде чудесной красы Эспануй,
До пят ниспадающих мускусных струй,
Коня осадил он и ту, что Тежав
Покинул, в объятия бережно взяв,
В седло усадил, и помчал он коня
К стоянке бойцов, что есть мочи гоня.
К шатру предводителя, счастлив и рад,
13680 Летит он; литавры навстречу гремят.
Мол, с поля сраженья воинственный муж
Вернулся – с добычею ценной к тому ж!
Твердыню громить устремились потом
Воители с Тусом, могучим вождём.
Затем удальцы к табунам понеслись,
Что вольно в равнинах Турана паслись.
И всем удальцам по аркану дано,
Как было в обычае ратном давно,
И каждый арканом поймал скакуна,
13690 И снова дружина стройна и сильна.
В твердыне Тежава, гневны и грозны,
Воссели бойцы из иранской страны.
[АФРАСЬЯБ УЗНАЕТ О НАБЕГЕ ТУСА И ЕГО ДРУЖИНЫ]
Меж тем изнемогший от горя Тежав,
В слезах пред царем Афрасьябом представ,
Рассказывал: «Тус к нам войною пришёл,
С кимвалом, с литаврами войско привёл.
Повергнут Плашан и немало других
Воителей наших отважных, лихих.
Сады и селенья дотла сожжены,
13700 Расхищены дерзко твои табуны».
Той вестью недоброю царь потрясён,
Раздумывать стал о спасении он.
Пирану промолвил, сердит и суров:
«Сказал я, скликай отовсюду бойцов!
Что ж, лень помешала иль старость твоя,
Иль медлил ты, умысел черный тая?
Немало из близких моих полегло,
Удача от нас отвратила чело.
Теперь уж раздумывать больше нельзя;
13710 Сам видишь: опасность нависла, грозя!»
Вождь рати, готовясь исполнить приказ,
Дворец Афрасьяба оставил тотчас.
Клич кликнул воителям, им раздает
Оружье и злато, готовясь в поход.
Вот вывел из города рать исполин,
Назначил места для вождей и дружин.
На правом крыле был с Тежавом Барман:
На тигра бы каждый накинул аркан!
А левому вождь – Нестихен-удалец:
13720 Он львов поражает как будто овец![499]499
13720 В оригинале: коджа шир буди бечäнгäш бäре, т.е. «лев казался (бы) ягненком в его [могучих] руках».
[Закрыть]
Рев трубный раздался, и медный кимвал
К походу туранское войско призвал.
От копий, от стягов различных цветов
Стал воздух лазорев, багрян и лилов.
Широкую степь от реки до реки
Заполнили кони, слоны и полки.
В путь выступить войско торопит Пиран.
Меж тем из дворца возглавлявший Туран
Примчался. Проносится грозная рать,
13730 Чтоб воинов мог Афрасьяб сосчитать.
Сто тысяч там было отважных бойцов,
Мечом пробивающих сталь храбрецов.
И радость наполнила душу царя,
Венчанный напутствует богатыря:
«О вождь, заверши ты победой поход,
В далёкой дороге не ведай невзгод!»
Громадою двинулась грозная рать:
Ни степи, ни гор, ни реки не видать.
Вождь отдал веленье: «Сверните с пути,
13740 Тропою кратчайшею должно идти.
Пусть движутся в тайне глубокой пока
Отважные, славные наши войска.
Быть может, с громадою ратной смогу
Нежданный удар нанести по врагу».
Вождь опытный, муж прозорливый, вперёд
Он тут же проворных лазутчиков шлёт.
Ряды боевые велит он сомкнуть,
К земле Геругерда пускается в путь.
Вернулись лазутчики; войска глава
13750 Дивится, такие услышав слова:
«Вождь рати иранской устроил привал.
Приблизились мы, но не грянул кимвал.
Пируя без устали, крепким вином
Они опьяняются ночью и днём.
Дозоров не ставят нигде верховых,
Забыв про туранских мужей боевых».
И тотчас Пиран именитых созвал,
Им весть об иранцах поведав, сказал:
«К победе мы не были ближе с тех пор,
13760 Как длится с Тураном воинственный спор».
[НОЧНОЕ НАПАДЕНИЕ ПИРАНА НА ИРАНЦЕВ]
Избрал из прославленных тех удальцов
Разящих мечом тридцать тысяч бойцов.
Помчалась, дождавшись полуночи, рать,
Не дав барабанам и трубам звучать.
К дружине иранской уж близок Пиран;
Фарсангах в семи – неприятельский стан.
Сначала бойцы к табунам понеслись,
Что вольно в долинах Турана паслись.
Немало они увели скакунов.
13770 Был жребий иранцев безмерно суров —
У них неприятелем отнят успех.
Сразив пастухов и табунщиков всех,
Дружина к стоянке иранских мужей
В ночи устремляется, тучи грозней.
А в стане – звон чаш в многолюдном кругу;
К пирующим долго ль подкрасться врагу?
Хмельные, сидят, кушаки распустив,
Лишь трезвы Гудерз и воинственный Гив.
Клич грозный услышав и грохот секир,
13780 Гив тотчас покинул ликующий пир,
У входа нашел боевого коня,
Осёдлан скакун и на месте броня.
Воитель, отвагой исполнясь, как лев,
Доспехи царя Сиавуша надев,
Сурово себя укорять принялся
За то, что покою и сну предался.
Воскликнул он: «Что это нынче со мной?
Как мог я забыться порою ночной!»
Стремительно витязь вскочил на коня,
13790 Помчался, его что есть мочи гоня.
Пыль ратная тучей клубилась, но вмиг
Он ставки вождя среди мрака достиг.
«Встань! – молвит, – узнай о набеге ночном!
Все шахское войско оковано сном».
Затем с бычьеглавой своей булавой
Помчался в отцовский шатёр боевой.
Объехал весь стан, от бойца до вождя,
Всех трезвых в пути торопливо будя.
Бижена сурово корил: «Воевать
13800 Сюда мы пришли иль вино распивать?»
Вкруг войска смыкается недругов цепь,
Гул, выкрики, грохот наполнили степь.
Хмельным головам не понять нипочём:
Откуда вдруг хлынули стрелы дождём?
Под ними земля холодна, а мечи[500]500
13805—13806 В оригинале дословно:
«Под хмельной головой – мягкая (нäрм) подушка
Над головой – горячие (гäрм) острие копья, меч и булава...».
[Закрыть]
Над ними – как будто огонь горячи.
Вот солнце над Львом, целый мир осветив,
Всплывает. Взглянул опечаленный Гив
И павших иранцев увидел ряды.
13810 Погасло сиянье счастливой звезды.
Гудерз оглянулся, душой омрачась:
Все больше и больше врагов, что ни час.
Иранцев лишь горсть, а навстречу, крича,
Не войско идёт – муравьи, саранча.
Глядит предводитель: в дружине своей
Не видит воинственных богатырей.
Изорваны стяги, повержен кимвал,
А лица воителей – словно сандал.
Отцы без сынов и сыны без отцов.
13820 Смешались, редеют ряды храбрецов.
Таков он, сей быстро вертящийся свод:[501]501
13821—13822 Лирическая вставка (бейт) автора.
[Закрыть]
То нежит, то сердце кручиною рвёт.
Пришлось поневоле в смятенье бежать,
Стан бросив, спасая разбитую рать.
Где строй и литавры, и кладь, и обоз?
Всё войско, что ветхая ткань, расползлось,
Утка и основы лишилось. И тут
Пришлось воротиться к реке Касеруд.
Туранские всадники, вслед устремясь,
13830 За Тусом несутся, грозя и глумясь.
И сзади по меди шеломов и лат
Удары булав, словно ливень, стучат.
Ирана бойцы, изнемогши в борьбе,
Убежищем гору избрали себе.
Печален и труден был путь беглецов,
Покинули силы коней и бойцов.
Измучены битвой и долгим путём,
Спасительных склонов достигли потом.
Уж Тусу туранская рать не страшна:
13840 Защитою стала бойцам крутизна.
Тут каждый утраты считать принялся,
И стоны мужей потрясли небеса.
Нет счёта убитым, а кто не убит —
Израненный, весь в перевязках, лежит.
Нет княжеской ставки, престола, венца,
В живых – ни коня, на ногах – ни бойца,
Безлюдье и глушь. Обессилена рать,
И некому раненым помощь подать.
Сын плачет, скорбя по отцу своему,
13850 И раненых муки жгут сердце ему.
От века обычай таков на земле:[502]502
13851—13858 Лирическое отступление автора.
[Закрыть]
Ты – рока игрушка. В таинственной мгле
Всевластного лик неизменно сокрыт,
Он грозно карает и щедро дарит.
Стяжаньем одним поглощённый весь век,
Постигнешь ли суть бытия, человек?
Подумай, на что ты судьбой обречён:
Из ветра родишься, – и в прах обращён...
Дружины две трети в бою полегли,
13860 В борьбе уцелевшие – занемогли.
Страдают, и некому их исцелить,
Удел их – лишь слёзы кровавые лить.
Вождь рати с тоски помутился в уме,
Рассудок его заблудился во тьме.
Гудерз обездолен: на старости лет
Ни сына, ни внука, ни родичей нет...
В печали мужи вкруг него собрались,
Пути к избавленью искать принялись.
И вот на вершине боец водворён,
13870 Чтоб зорко следил за противником он.
И бодрствуя ходят дозоры везде,
Надеясь помочь несказанной беде.
Гудерз одному из иранских мужей
В дорогу велел собираться скорей,
Достигнув Ирана, царю рассказать
Про всё, что творил возглавляющий рать;
Об их пораженье в кровавой войне,
О доле их злой на чужой стороне.
[КЕЙ-ХОСРОВ ОТЗЫВАЕТ ТУСА]
Хосрову известье посланец отвёз,
13880 Поведал, что счастие мглой облеклось.
Как только услышал владыка о том,
Гнев с горестью в сердце забили ключом.
О брате кручина снедала его,
И скорбь о мужах угнетала его.
Пока в небесах не блеснула заря,
Метался он, Туса кляня и коря.
А утром, писца подозвав, усадил,
Что в сердце кипело, пред мудрым излил.
И вот уж готовы посланья: одно,
13890 Что скорби о брате и гнева полно, —
Вождю Фериборзу, потомку царей,
Другое – для доблестных богатырей.
В начале послания превознесён
Владыка вселенной, пространства, времён:
«Во имя Зиждителя вечных светил,
Создателя жизни, Подателя сил!
Он шлет пораженье, дарит торжество,
Удачи и горести – все от Него.
Он сущего мира единый Творец,
13900 Слона и ноги муравьиной Творец.
Он в силах душой и умом одарить,
Величьем престол и венец озарить,
Одно уничтожить, другое создать:
Глядишь – одному ниспослал благодать,
На плечи другого обрушил беду,
Невзгоды и горе, и боль, и нужду.
Повсюду рука провиденья, смотри —
От тёмного праха до ясной зари...
Тус войско возглавил под стягом Каве
13910 И сорок с ним шло у дружин во главе
Знатнейших мужей в золотых сапогах;
В Туран я послал их, и что же? Во прах
Пал первым мой брат. До скончания дней
Не сыщешь в Иране подобных вождей!
Уж нет молодого Форуда, увы,
Опоры бойцов, именитых главы!
Я горько оплакивал гибель отца,
Кручине и скорби не видел конца,
И вновь я в горниле неслыханных мук:
13920 Нет брата! Не знаю, кто враг мне, кто друг.
Я сказывал Тусу: – К Черему свернуть
Не вздумай, Келат, Сепидкух позабудь!
Там с матерью властвует юный Форуд,
Сын царский, он в битве отважен и лют.
Увидя вдали незнакомую рать,
Иранцев он сможет ли в ней распознать?
Навстречу примчится, не сдастся в бою,
И юную голову сложит свою. —
Жаль мужа венчанного, полного сил,
13930 Которого Тус недостойный сгубил!
Коль он предводителя саном владел
И раньше – был чёрен Кавуса удел!
В сражениях с недругом дремлет всегда,
Зато уж за чашей горяч хоть куда!
Чужда ему доблесть великих мужей,
Да сгинет он с чёрной душою своей!
Как только посланье прочтёшь, позабудь
О пище и сне. Не колеблясь ничуть,
Послушно исполни мой царский приказ
13940 И Туса ко мне отошли в тот же час.
Сам войско веди в золотых сапогах,
Неся кавеянское знамя в руках,
С достойным, испытанным в битвах вождём
Гудерзом советуйся ты обо всём.
В походе страшись поддаваться вину,
Страшись предаваться беспечному сну.
Не будь торопливым: ты раненым дай
Сперва исцелиться – потом нападай.
Гив первым пусть витязем будет, ведь он
13950 Льву равен отвагой, борьбой закалён.
Готовься к боям, снаряженье собрав;
Не время теперь для пиров и забав».
К письму приложили царёву печать;
«В путь! – молвил посланцу владыка. – Скакать
Ты должен без устали ночью и днём,
Меняй на стоянках коня за конём».
Исполнил веленье, и вот, наконец,
К вождю Фериборзу примчался гонец.
И вот у вождя Фериборза в руках
13960 Письмо, что послал именитому шах.
Прочёл он посланье и Туса зовет,
Гудерза и Гива, и всех воевод,
Напомнил про то, что в походе стряслось,
Про беды, что им испытать привелось,
И после поведал им волю царя,
Надеждою новой сердца озаря.[503]503
13966 В оригинале уже известный нам образ: «Для мира новое дерево принесло плоды» (или покрылось листвой – зазеленело).
[Закрыть]
Унынье забыли Ирана сыны,
Владыке Хосрову хвалы возданы.
Вождя сапоги золотые и стяг,
13970 Слонов и кимвал, предводительства знак,
Тус дал Фериборзу. И слышит весь стан:
«Достойный достался достойному сан!
Твоя да сияет победно звезда,
О князь, торжествуй, благоденствуй всегда!»[504]504
13974 В оригинале снова эпический стандарт: «Все время твое да будет Новрузом (весенним, праздничным, радостным)».
[Закрыть]
Приветствовав так Фериборза-вождя,
В путь выступил, родичей знатных ведя.
Несётся, ни мига не медля в пути;
Примчась, поспешил к властелину войти
И низко склонился, но гневен, суров,
13980 На витязя даже не глянул Хосров;
Он Туса хулою осыпал в сердцах,
Унизил его, оскорбил при бойцах,
Вскричав: «Ненавистный, бесстыдный злодей!
Да будешь забыт меж достойных людей!
Ужели гнев божий тебя не страшит,
Не мучит пред славной дружиною стыд?
Тебе я шелом повелителя дал,[505]505
13987 В оригинале более определенно: «Царский [кеянский] венец и пояс дал я тебе», т. е. облек полнотою царских прав.
[Закрыть]
Тебя против недруга биться послал,
Сказал – не ходи на Черем! Но туда
13990 Пошел ты, мне дух омрачив навсегда!
Ты против меня обратил свой клинок,
На смерть Сиавушева сына обрёк, —
Форуда, который повсюду воспет,
Которому равных не видывал свет.
Ведь целой дружины подобных тебе
Он стоил один в богатырской борьбе!
Ушёл ты в поход и с той самой поры
Знал только веселье одно да пиры.
Тебе бы не в городе быть, не в степи,
14000 А в доме безумных сидеть на цепи.
Темно в голове недостойной твоей,
Не место тебе средь иранских мужей!
Твой род к Менучехру восходит, седа
К тому же, о низкий, твоя борода —
Не то палача бы призвал я, и меч
Скосил бы презренную голову с плеч.
Твоею темницей да станет твой дом,
Один со своим оставайся стыдом!»
Изгнал он вождя, заковать повелел,
14010 Обрёк на безрадостный, горький удел.
[ФЕРИБОРЗ ПРОСИТ ПЕРЕМИРИЯ У ПИРАНА]
В шеломе вождя Фериборз-исполин:
И витязь могучий и царский он сын.
Роххаму велит возглавляющий рать
Отвагой и доблестью славу стяжать:
К Пирану с тех круч неприступных сойти,
Наказ передать и ответ привезти.
Вождь молвит Роххаму: «Такие слова
Да слышит дружины туранской глава:
От века изменчив вертящийся свод —
14020 То благо, то зло посылает с высот.
Посмотришь до неба вознёсся один,
Другой изнемог от невзгод и кручин.
В ночи нападать недостойно людей,
К тому же могучих, верховных вождей.
Захочешь сражаться – ответим войной,
А если не хочешь – есть выход иной.
На месяц войну отложить я готов,
Чтоб зажили раны у наших бойцов».
Повёз именитый, стремительно мчась,
14030 Вождя Фериборза письмо и наказ.
Дозорные мигом схватили его,
Кто он и откуда, спросили его.
Ответ был: «Роххам я, иранский храбрец,
Бестрепетный, бдительный, стойкий боец.
Сюда Фериборзом, возглавившим рать,
Я прислан Пирану наказ передать».
И бурей наездник несется, и весть
Пирану спешит слово в слово принесть:
Роххам, сын Гудерза, явился, и сам
14040 С вождём повидаться желает Роххам.
Велел пропустить предводитель посла,
Учтивость являя, не делая зла,
Посол сладкоустый примчался тотчас,
Враждебного умысла втайне страшась.
Роххама Пиран обласкал и почтил,
И рядом с собой на престол посадил.
Что вверено было – поведал Роххам,
И внемлет Пиран Фериборза словам,
И так отвечает на речи посла:
14050 «Припомните, ваша вина немала!
В сраженье вы первыми двинули рать,
Ваш Тус и не думал тогда выжидать.
Как хищник, на нас налетел он тогда,
И старых и малых губил без стыда,
Жёг, грабил, а скольких убил храбрецов!
Весь край на погибель обречь был готов.
За это несете вы кару сейчас,
Хотя и внезапно напали на нас.
Но войско возглавлено ныне тобой —
14060 Мы просьбы твоей не отвергнем. Коль в бой
Ты рвёшься – сраженья кровавого жди,
На ратное поле дружину веди.
А если готов к перемирию ты —
Туранская рать не преступит черты.
Весь месяц в покое пребудьте, а там
Покинуть Туран подобало бы вам.
Вы силы свои оцените трезвей,
Вернитесь в пределы державы своей.
Не то – беспощадно мы станем разить,
14070 Тогда уж отсрочки не вздумай просить!»
И, как подобало, затем одаря,
Назад отпускает он богатыря.
Со скоростью той же Роххам, воротясь,
Ответ Фериборзу вручает тотчас.
И вождь, перемирию рад, приступил
К трудам, не жалея ни рвенья, ни сил.
Набитые туго раскрыл кошели,
Запасы оружья тогда потекли
К нему отовсюду. Доспехов собрать
14080 Немало успел, и построил он рать.
[ПОРАЖЕНИЕ ИРАНЦЕВ В БИТВЕ С ТУРАНЦАМИ]
Так месяц прошёл, соблюден договор,
И ратный опять начинается спор.[506]506
14082 Одно из самых упорных кровопролитных сражений между иранцами и туранцами, в преданиях известное как «Джäнг-е Пäшäн», т. е. «Бой с Пешеном». Пешен, вероятно, соответствует Пешенгу (многократно комментированному) – эпониму рода Афрасиаба и Висе-Пирана. Некоторые словари упрощенно толкуют Пешен как название места, где был бой.
[Закрыть]
Воителей клики опять раздались,
И к полю сраженья войска понеслись.
Внезапно взревев, потрясли небеса
Литавр и кимвалов, и труб голоса.
Мелькание грив и поводьев, и рук,
Здесь – меч с булавою, там – дротик и лук;
Щитов и шеломов блестящая медь —
14090 Так тесно, что мошке нельзя пролететь.
То ль схвачена чёрным драконом земля,
То ль ночью слилась с небосклоном земля...
На правом крыле – предводителем Гив,
Что славился, в битвах не раз победив.
На левом – Эшкеш, именитый герой,
Кровь ливший в сраженьях широкой рекой.
А войск середина, их мощный оплот,
Под стягом вождя Фериборза идёт.
Услышала рать Фериборза слова:
14100 «Ужель не прославит нас больше молва?[507]507
14100 В оригинале: «Уменье, способности наши стали скрытыми».
[Закрыть]
Нагрянем, сразимся по-львиному, так,
Чтоб света невзвидел разгромленный враг!
Иначе навеки покроем стыдом
Свою булаву и румийский шелом».
Как в бурю осеннюю с дерева лист,
Посыпались стрелы, всё чаще их свист;
И птица бы не пролетела меж них.
Разносятся клики в рядах боевых.
А проблески стали среди темноты
14110 Сравнил бы с алмазом иль пламенем ты.
Как на сердце воина, в небе темно,
А поле, что лик эфиопа, черно.
Булав грохотанье, бряцанье клинков...
Суд страшный, казалось, начаться готов!
Вперёд пламенеющий яростью Гив
Рванулся, воинственный клич испустив,
За Гивом – другие Гудерза сыны,
Столь часто решавшие судьбы войны.
То стрелы летают, то копья разят,
14120 И пламя клинки высекают из лат.
Разит беспощадно Гудерз-великан,
И родичей сотни теряет Пиран.
Леххак с Фершидвердом увидели тут,
Что к гибели верной туранцы идут,
И двинули разом своих удальцов
На Гива и палиценосных бойцов.
По шлемам иранцев, по панцирям их
Бьют стрелы туранских мужей боевых.
Ряды за рядами в бою полегли,
14130 Под грудами тел уж не видно земли.
Но обе дружины сражение длят,
Редеют и все ж отступать не хотят.
Хуман Фершидверду промолвил тогда:
«В средину ударим, скорее туда!
Вождя Фериборза принудим бежать,
И с ним побежит устрашённая рать.
Расправимся после и с правым крылом,
И ратный обоз мы захватим притом».
И оба, вперёд с удальцами помчась,
14140 На рать Фериборза напали тотчас.
Тот спину к Хуману в бою обратил;
Тогда и воителей страх охватил;
Утратили разом задор боевой.
Все жарче туранцев напор боевой,
Не в силах бойцы перед ним устоять,
Один за другим обращаются вспять.
Литавры и знамя повергнуты в прах,
Снедают воителей горе и страх.
Всё мраком в глазах у бойцов облеклось,[508]508
14149 В оригинале: «от несчастного боя глаза их стали лиловыми (бäнафш)» в смысле «стало темно в глазах».
[Закрыть]
14150 От недруга бегством спасаться пришлось.
Отброшены копья, смешались ряды,
Стремян уж нельзя отличить от узды —
Так мчатся; длить битву не в силах они.
Кровь льётся рекою, куда ни взгляни.
Туранских рядов всё сильнее напор,
Летит предводитель к подножию гор,
И каждый за ним, кто в бою уцелел,
Но горек, увы, уцелевших удел!
Меж тем и Гудерз и воинственный Гив
14160 Сражались по-прежнему, не отступив.
Вгляделся Гудерз, предводитель седой,
И обмер он вдруг, потрясённый бедой:
Глядит и не видит, в смятенье придя,
Ни ратного стяга, ни войск, ни вождя.
Коня повернул он и ринулся вспять —
Смятенье объяло гудерзову рать.
С укором тут Гив на отца посмотрел:
«Когда же страшился ты палиц и стрел!
Бежишь от Пирана? Сгорев от стыда,
14170 Мы головы прахом посыплем тогда!
В живых не останется в нашей стране
Никто из мужей, закалённых в войне.
Кто мог бы от смерти всесильной спастись?
С ней – хищницей злобной – попробуй, схватись!
Так если опасность нависла в бою,
Пусть видят лицо, а не спину твою!
Нам поле сраженья оставить нельзя,
Нам дедовский прах обесславить нельзя.
Старинных преданий хранитель-мудрец
14180 Сказал в назидание, – вспомни отец:
Когда подпирает брат брата плечом,
Срыть гору огромную им нипочём.
С тобою ведь семьдесят храбрых сынов.
Воинственных львов, непоборных слонов.
Мы недруга сталью мечей искрошим,
Хотя б из гранита он был, – сокрушим!»
Пристыженный пылом сыновних речей,
Взглянув на шеломы родных силачей,
На месте седой богатырь устоял,
14190 Раскаялся в том, что бежать замышлял.
Тут вышел вперед Горазе и затем
Берте и Зенге, и герой Гостехем.
Священную клятву они принесли,
Которой нарушить бы ввек не смогли:
«Пусть палицы кровь проливают рекой,
Разить не устанем могучей рукой!
Сомкнувшись теснее, врага отразим,
И славу былую себе возвратим».
Остались на месте, вновь клики гремят
14200 И палицы витязей тяжко разят.
Туранских немало убито бойцов,
Но жребий иранцев все так же суров.
Бижену Гудерз, мудрый вождь боевой,
Велит: «С добрым луком своим, с булавой
К вождю Фериборзу стрелою помчись,
И к войску со стягом Каве воротись.
Не то – пусть вернётся со знаменем сам,
Чтоб света не взвидеть туранским бойцам!»
Бижен боевого коня горячит,
14210 Как молния, он к Фериборзу летит.
Примчавшись, сказал: «Предводитель бойцов,
Ужель ты от битвы укрыться готов?
Как мужу пристало, вершину покинь,
Коня боевого в сражение двинь!
А если не хочешь – мне стяг поручи
И ратных мужей, и стальные мечи».
Разгневался, эти услышав слова,
Зов чести отверг меченосцев глава.
Прикрикнул на витязя: «Мелешь ты вздор!
14220 Неопытен ты и в решениях скор.
Не мне ли доверены войско и стяг,
Шелом полководца, престол и кушак!
Стяг ратный нести не Бижену подстать.
Иль мужа храбрей на земле не сыскать?»
Сын Гива занес вороненый клинок
И надвое стяг кавеянский рассек,
Схватил половину, и вскинул, и с ней,
Как буря, помчался к дружине своей.
Как только туранцы его вдалеке
14230 Увидели с поднятым стягом в руке —
Тотчас приготовилась грозная рать
Воителю наперерез поскакать.
Тот тянется к лезвию, тот – к булаве,
И вспыхнула битва за знамя Каве!
«В том знамени скрыта, – промолвил Хуман, —
Вся сила, которой владеет Иран.
Коль вырвем мы знамя – величия знак, —
Для шаха весь мир погрузится во мрак».
Лук тотчас Бижен оснастил тетивой,
14240 И хлынули стрелы, как дождь грозовой.
Врагов поражая, вперёд он скакал...
Обильного пира дождался шакал![509]509
14242 В оригинале: хäми горг-е дäррäндера сур кäрд – «хищному волку устраивал угощение».
[Закрыть]
От ратных мужей услыхали меж тем
Воинственный Гив и герой Гостехем:
«Туранцы отхлынули. Верно, с высот
Бижен кавеянское знамя несёт».
На помощь помчались к нему храбрецы,
С мечами мужи, с булавами бойцы.
Напали, туранцев разят. И стрелой
14250 Всё дальше несётся Бижен удалой.
Повергнув немало туранских мужей,
Бойцы возвратились к дружине своей.
Бижен, кавеянское знамя воздев,
Вновь ринулся в бой, словно яростный лев.
Вновь пыль из-под конских копыт поднялась,
Дружина вкруг стяга Каве собралась,
На недруга яростно ринулась вновь,
И вспыхнула битва, и хлынула кровь.
Пред войском повержен Ривниз-исполин,
14260 Царя Кей-Кавуса возлюбленный сын,
Сын младший, украшенный блеском венца,
Душа Фериборза, надежда отца.
Глава венценосная пала во прах;
Ирана воители в горе, в слезах.
Но вот громовой раздаётся призыв:
«О славные! – кличет воинственный Гив, —
Средь витязей наших бойца не найти,
Который Ривниза бы мог превзойти.
И доблестный сын Кей-Кавуса, и внук
14270 Безжалостной смертью похищены вдруг;
Форуда с Ривнизом она унесла;
Страшнее творились ли в мире дела?
Коль ныне дозволим, чтоб враг овладел
Короной Ривниза, позор – наш удел!
Мне поле сраженья покинуть нельзя, —
Нагрянет противник, разгромом грозя.
Но эту корону на поле войны
Мы в руки туранцам отдать не должны.
Ривниза утратив, утратить венец? —
14280 Тогда обесславлены будем вконец!»
Услышал иранского витязя зов
Пиран, предводитель туранских бойцов.
Тогда за венец молодого царя
Сразились два войска, отвагой горя.
Немало бойцов с двух сторон полегло,
И счастье опять отвратило чело
От рати иранской. Внезапно Бехрам,
Стремительно ринувшись к вражьим рядам,
Венец высоко поднимает копьём —
14290 Два войска стоят в изумленье кругом.
Иранская рать ликованья полна:
Заветный венец отстояла она!
А сеча кровавая все горячей,
Все чаще удары булав и мечей.
Но вот уже, словно завесой густой,[510]510
14295 Здесь в переводе пропущен один бейт текста Вуллерса как излишний (его нет также и в Калькуттском издании).
[Закрыть]
Вечерней окутался мир темнотой.
Из рода Гудерза лишь восемь пришли
В свой стан, остальные в бою полегли.
А Гив потерял двадцать пять силачей,
14300 Казны и короны достойных мужей.
И семьдесят царь Кей-Кавус удальцов
Утратил – могучих, отважных бойцов,
К тому же и сына Ривниза: один,
Он стоил, прославленный, целых дружин!
А в стане туранском – бойцов девятьсот
Утратил Пирана воинственный род;
Три сотни семья Афрасьяба-царя
Оплакала, в пламени муки горя.
И всё ж торжествует победу Пиран,
14310 Безмерною радостью он осиян.
Тьма скрыла иранской дружины звезду,
Ей рок не победу судил, а беду.
Смешавшись, бегут вереницы бойцов,
Оставив и раненых, и мертвецов.
Угодно безжалостной было судьбе,
Чтоб рухнул скакун Гостехема в борьбе.
С копьем богатырским, в кольчуге стальной
Побрёл он, шатаясь, как будто хмельной.
Бижен подоспел на подмогу ему,
14320 А мир уж давно погрузился во тьму.
Сказал он: «Садись за моею спиной!
Ведь самый ты близкий мне, самый родной».
Помчались вдвоём, погоняя коня,
Во мраке, сменившем сияние дня.
Познав пораженья печаль и позор,
Бежала дружина к подножию гор.
А войско Турана сомкнуло ряды,
И ратники, бранной победой горды,
К шатрам, торжествуя, пускаются вскачь,
14330 Чтоб новых на утро добиться удач.
Над станом иранским встал горестный стон;
Там каждый воитель, душой удручён,
Рыдал безутешно в пустынных горах
О близких своих, что повержены в прах.
Кто б мог изменить начертанья судеб?
То милостив их приговор, то свиреп.
Вертящийся свод не щадит никого,
И нет ни друзей, ни врагов для него;
Нас губит его нескончаемый бег,
14340 Недаром трепещет пред ним человек!
[БЕХРАМ ВОЗВРАЩАЕТСЯ НА ПОЛЕ БИТВЫ ЗА СВОЕЙ ПЛЁТКОЙ]
Два стана затихли, объятые сном.
Средь ночи глубокой внезапно бегом
К отцу устремился Бехрам-удалец.
Сказал он: «О доблестный, славный отец!
Когда мне рассеять врагов удалось
И к небу копьём я корону вознёс,
Упав, затерялась там плётка моя.
Пребуду навек опозоренным я,
Коль станут глумиться туранцы над ней.
14350 Стал мир пред глазами эбена черней!
Я имя свое на ремне начертал —
Стерпеть, чтобы вражьей добычей он стал?[511]511
14352 Перевод по общему смыслу, в подлиннике: «Чтобы предводитель туранцев [букв. тюрок] взял ее в свои руки?».
[Закрыть]
Заветную плётку искать я готов,
Каких бы ни стоило это трудов.
Не дам я себя опозорить в веках —
Высокую славу повергнуть во прах!»
Ответил Гудерз на бехрамову речь:
«Сын, хочешь себя ты несчастью обречь?
Ужели за палку простую с ремнём
14360 Погибнешь, сожжённый драконьим огнём?»
Ответ был: «В роду и в дружине своей
Не выше, не лучше я прочих мужей.
Не раньше умрём мы, чем срок подойдёт:
Тебя понапрасну забота гнетёт!»
Гив молвит Бехраму: «Останься, мой брат.
Я множество плёток имею, и рад
Расстаться с любой. Хочешь новую взять:
Вся в золоте и серебре рукоять —
Отличная плётка! На диво прочна,
14370 Алмазами, лалами блещет она.
Открыла заветный свой ларь Ференгис,
Просила: – Доспехами ты запасись! —[512]512
14372 В оригинале: «Дала мне столько оружия и [боевых] кушаков».
[Закрыть]
Я взял только плётку да эту броню,
Лишь их из сокровищ туранских храню.
Другую мне царь Кей-Кавус подарил;
Вся в жемчуге, ярче небесных светил.
Пять плеток ещё, изукрашенных сплошь,
В узорах алмазных – пышней не найдёшь
Все семь подарю я тебе: не ходи,
14380 Зря спора кровавого не заводи!»
Но Гиву на то отвечает Бехрам:
«Сносить невозможно бесчестье и срам.
О пышных узорах ведёте вы речь,
Я – в страхе: позору б себя не обречь!
Меня не удерживай, брат мой! Пойду —
Иль честь отстою, или мёртвым паду!»
Так видно Йездан всемогущий хотел,
Таков был воителя горький удел!
Коль муж обречён беспощадной судьбой,
14390 Безудержно, слепо стремится он в бой...
Помчался отважный, хлестнув скакуна,
Над полем сраженья светила луна.
Над павшими в битве он горько рыдал,
Всем сердцем он скорби живых сострадал.
Во прахе, в крови, в раздроблённой броне
Ривниза он видит, и сердце в огне.
Над юношей храбрым рыдает Бехрам:
«Пал доблестный, горе великое нам!
Царевичи в светлых чертогах живут,
14400 Ты ж – горсточка праха, и прах – твой приют!»
Широкое поле кругом обошёл,
Всех братьев, погибших в сраженье, нашёл.
Один был изранен жестоко, но в нём
Жизнь всё ещё теплилась слабым огнём.
Шаги услыхал он и стон испустил,
У витязя имя чуть слышно спросил
И молвил: «О доблестный, видишь, я жив.
Средь мёртвых, все силы свои истощив,
Томлюсь на земле обнажённой два дня;
14410 И голод, и жажда терзают меня».
Услышал, и горестью жгучей объят,
На помощь к несчастному кинулся брат,
От жалости плача, рубаху сорвал
И раны воителю перевязал.
«Не бойся, – промолвил он, – рана мала,
Да долго она без повязки была.
Ты в стан свой родной возвратишься теперь,
И рана твоя исцелится, поверь».
К спасению путь обещая найти,
14420 Не ведал, что сам он собьётся с пути...
Бойцу говорит он: «С тобой не прощусь.
Я тотчас, о брат мой, к тебе возвращусь.
Вчера, за корону Ривниза в бою,
Здесь на поле плеть обронил я свою.
Её отыскав, прискачу за тобой,
Мы вместе вернемся в наш стан боевой».
До места сраженья Бехрам доскакал[513]513
14427 В оригинале: возанджа суйе кäлб-е лäшгäр шетафт, т. е. «отсюда он поспешил к центру [букв. сердцу] войска».
[Закрыть]
И плеть, после поисков долгих, сыскал.
Её средь убитых, в крови и в пыли,
14430 Воителя зоркие очи нашли.
Он спешился, плеть поднимает... Но вдруг
Послышался издали ржания звук.
Услышал скакун кобылицы призыв,
И, ржаньем ответным простор огласив,
К ней ринулся. Полон досады, боец
За ним устремляется вслед. Наконец,
Измучен, – в шеломе, в тяжелой броне —
Настиг, и опять богатырь на коне;
Его подгоняет, а тот не идёт.
14440 Конь взмылен, вогнало и всадника в пот.
Тут меч обнажив, разъярённый ездок
Вонзил в непокорного острый клинок
И пеший оттуда понёсся назад,
Как будто он вихрю летучему брат.
А тел окровавленных столько вокруг,
Что вспомнишь усеянный маками луг.
В раздумье Бехрам: «Что постигнет меня
Здесь, в поле широком, без вихря-коня?»
Тем временем в стане туранских бойцов
14450 Забили тревогу, и сто удальцов
Из ратной дружины примчались стремглав —
Бехрама к Пирану доставить, связав.
Воитель свой лук оснастил тетивой,
И хлынули стрелы, как дождь грозовой.
Продлился б тот ливень губительных стрел —
Едва ль хоть один бы из них уцелел.
Он витязей многих в той битве скосил,
Как тигр, нападенье врагов отразил.
В смятенье вернулись воители в стан,
14460 И слышит от них предводитель Пиран:
«Ужасен воителя этого гнев:
Он, пеший, разит, словно яростный лев!»
[СМЕРТЬ БЕХРАМА ОТ РУКИ ТЕЖАВА]
Как только, примчавшись к вождю своему„
О битве бойцы рассказали ему,
Пиран содрогнулся; тревогой пронзён.[514]514
14465—14466 В оригинале: «Спросил Пиран: „Кто же этот муж? И как его именуют среди именитых?"». Кроме того, в переводе опущен предшествующий бейт, дословно:
«Обильные речи были об этом бое,
О схватке с ним – и тайно и явно...».
[Закрыть]
Расспрашивать стал о воителе он.
«Откуда герой устрашающий тот
И как он себя меж бойцами зовёт?»
Ответ был: «То тигров разящий Бехрам,
14470 Он свет и отрада иранским бойцам».
Вождь молвит Руину: «Как вихрь, полети,
Бехраму от нас никуда не уйти.
Живым захвати ратоборца в полон,
И край от опасности будет спасён.
С собою возьми, сколько нужно, бойцов:
Он храбр и неистово биться готов».
Руин во всю мочь погоняя коня,
Помчался, злой умысел в сердце храня.
Руина бесстрашный Бехрам увидал,
14480 И стрелам стремительным волю он дал,
Туранцев разил непрестанно, притом
Чело прикрывать успевая щитом.
Вот ранен Руин – разразилась беда.
Другие бойцы устрашились тогда,
Пристыжены крепко, душой омрачась,
К Пирану они возвратились тотчас.
Как вихрем колеблемый лист на суку,
Дрожит он, повергнутый в гнев и тоску.
Велит оседлать своего скакуна
14490 И мчится. Душа возмущенья полна.
Приблизясь к Бехраму, сказал он:
«Герой, Зачем же ты, пеший, кидаешься в бой?
В Туране, когда с Сиавушем ты был,
Разумным и сдержанным мужем ты был.
Нам лучше хлеб-соли вкусить у меня,
Сдружиться, взаимных обид не чиня!
Ужели столь знатного рода боец,
Могучий, воспетый молвою храбрец
Погибнет и будет оплакан страной,
14500 Оплакан своею семьёю родной!
Готов заключить я с тобою, Бехрам.
Условье, какое желаешь ты сам.
Захочешь – мы вступим с тобою в родство,
Безмерно возвысишься после того.
Разумно ли жизнью своею играть?
Ведь пеший, один, не осилишь ты рать».
«О витязь, – Бехрам произносит в ответ, —
В душе у тебя справедливости свет.
Измучен и пищи лишён, и питья,
14510 Три ночи, три дня ратоборствую я,
И всё же сразиться готов я опять!
Но если коня согласишься мне дать —
Я тотчас к иранскому войску умчусь,
К Гудерзу, седому вождю возвращусь».
«О славный! – Пиран отвечает ему, —
Сам знаешь, нельзя совершиться сему.
Спасёшься, когда ты за мною пойдёшь.
Ты храбр, но упорствовать зря для чего ж?
Ужель согласится в дружине моей
14520 С бесчестьем таким хоть один из мужей?
Ведь столько прославивших край храбрецов.
Князей венценосных, могучих бойцов
Ты ранил иль с жизнью в бою разлучил,
Их чёрному праху навеки вручил.
Кто ж ныне – коль он разуменьем богат —
Иранца простит и отпустит назад?
Но если не мысль о владыке, когда б
Не страх, что взъярится, узнав, Афрасьяб,
О витязь, тебе скакуна бы я дал,
14530 И ты бы, вернувшись, отца увидал».
Так молвив, с Бехрамом расстался Пиран.
Задумчив, печален, вернулся он в стан.
К Пирану приблизился, мрачен, суров,
Могучий Тежав, сокрушитель слонов.
Расспрашивать стал и услышал в ответ:
«Бехраму средь витязей равного нет.
Я ласково встретил иранца того,
Ему и почёт обещал и родство.
Не хочет и слушать герой ни о чём,
14540 Он только тоскует о стане своём».
На это Тежав отвечает ему:
«С ним ласково речи вести ни к чему!
Он пеш. Скакуна я вдогонку пущу,
Настигну презренного, в пыль обращу!»
С дружиной помчался туда исполин,
Где витязь иранский шёл пеший, один.
Приблизясь, копьё богатырское он
Занёс и взревел будто бешеный слон:
«Куда ты? Бежать от возмездья не тщись!
14550 От конной дружины тебе не спастись.
Задумал вернуться в иранскую рать?
Вновь ратную славу задумал стяжать?
Тобой обезглавлены наши вожди,
Теперь от меня ты пощады не жди!»
Бойцам повелел он: «С мечами вперёд!
Пускайте и стрелы и дротики в ход!»
И ринулись на храбреца одного
Сильнейшие витязи войска того.
Свой лук богатырь тетивой оснастил,
14560 День ясный он стрелами в ночь обратил.
Но стрелы иссякли, разит он копьём —
Бушует кровавое море кругом.
Копьё расщепив, он разит булавой.
Кровь льётся, что ливень порой грозовой;
Той сече кровавой не видно конца,
Но стрелы изранили тело бойца.
Когда ослабел он, подкрался Тежав
И меч, за спиною воителя встав,
Занёс, и Бехрама в плечо поразил,
14570 Тот рухнул, лишившись сознанья и сил.
С могучей десницей расстался боец.
Не встанет он больше, сраженью конец!
Тежав содрогнулся, жалея о нём,
Охвачено сердце убийцы огнём,
В мозгу – клокотанье и гул, и злодей,
Стыдясь, отвернулся от жертвы своей.
[ГИВ УБИВАЕТ ТЕЖАВА В ОТМЩЕНЬЕ ЗА БЕХРАМА]
Уж ночь надвигается, Гив удручён,
О брате Бехраме тревожится он.
И слышит Бижен: «Утешенье души!
14580 Мой брат не вернулся. Со мною спеши
На розыски. Дольше не в силах я ждать.
Ужель доведётся над павшим рыдать?»
И оба воителя в путь собрались,
На поле сраженья, как вихрь, понеслись.
И долго, блуждая на месте войны,
Бехрама искали, смятенья полны.
Увидели, кинулись в горе, в слезах:
Лишившись десницы, повержен во прах
В крови утопающий, полуживой,
14590 Воитель могучий, воспетый молвой.
Гив славный низвергся с коня, побледнев,
От боли взревел, словно раненый лев.
Донесся к Бехраму тот горестный зов,
Очнулся герой, украшенье бойцов,
И Гиву промолвил: «Боец удалой!
Как только сокроешь меня под землей,
Тежаву отмсти ты, о брате скорбя;
Ты – тигр, и быку не осилить тебя.
Пиран-предводитель со мною вступил
14600 В беседу: когда-то мне другом он был.
И прочие, помня о дружбе былой,
Войны не искали; Тежав только злой
Булатом удар мне решился нанесть;
Презрел он и род мой и славу, и честь».
На этом бехрамова речь прервалась.
Гив реки кровавые пролил из глаз.
В свидетели он призывал небеса,
Днём светлым и тёмною ночью клялся:
«Доколь не отмщу за Бехрама, с главой
14610 Моей не расстанется шлем боевой!»
И вот уж в седле разъярённый седок,
В руке у него закалённый клинок.
Меж тем, под покровом ночной темноты,
Спеша по дороге расставить посты,
Явился вдали предводитель Тежав.
Безмолвно, за повод коня придержав,
Воинственный Гив дожидался, пока
Отъедут бойцы от того ездока.
Сорвал он с луки богатырский аркан...
14620 Мгновенье – и схвачен петлёй великан.
Тут витязь аркан накрутил на луку,
Туранца стащил он с седла на скаку.
Простёрт на земле побеждённый Тежав.
Гив спешился; пленнику руки связав,
Вскочил на коня и летит, за собой
Врага волоча, словно он неживой.
Мольбою равнину Тежав огласил:
«О витязь, последних лишился я сил!
Что сделал тебе я, узнать был бы рад,
14630 За что среди ночи низвергнут я в ад?»
Гив плетью раз двести Тежава хлестнул,
Промолвив: «Ты лучше уста бы сомкнул!
Презренный, тебе не избегнуть беды!
Посеял ты новое древо вражды,
Что к самому небу главу вознесёт.
Кровь корни вспоила, возмездие – плод.
Бехрама в добычу себе захотел?
Увидишь, как черен твой будет удел[515]515
14638 Перевод по общему смыслу, в оригинале: бебини конун тäнг кам-е нäхäнг, т. е. «увидишь теперь тесную пасть крокодила (акулы?)».
[Закрыть]
За то, что Бехрам недвижимый лежит,
14640 А Гив обездоленный горем убит!»
Ответил на это туранский боец:
«Ты – сокол, а я беззащитный птенец,
Но, право, Бехраму я зла не желал,
Не я заносил над отважным кинжал.
Я позже примчался, ещё до того
Воители Чина убили его».
Гив молвит на это: «Замолкни, злодей!
Не верю я выдумке жалкой твоей».
И снова он скачет вперёд, волоча
14650 К страдальцу Бехраму его палача.
Примчавшись, воскликнул: «О брат мой, Бехрам?
За зло недостойному злом я воздам.
Творца всемогущего благодарю:
Дожить мне дозволил он, богатырю,
До мига возмездья: пусть ныне во прах
Убийца падет у тебя на глазах!»
Тежав продолжает стенать и взывать,
Он жизнь умоляет ему даровать.
«Таков был небес приговор роковой.
14660 Что пользы меня разлучать с головой!»
К Бехраму воззвал, припадая к ногам:
«Помилуй меня, благородный Бехрам!
Весь век твою память я стану хранить
И стража твоей усыпальницы чтить».
И Гиву сказал благородный боец:
«Для всех, кто рождён, неизбежен конец.
Он дал в моё сердце вонзиться мечу,
И всё же я смерти его не хочу.
Сей грешник, главу на плечах сохраня,
14670 Пусть в мире добром поминает меня!»
Брат глянул: страдающий брат перед ним
И в путах тугих супостат перед ним.
Взревел он, Тежава за бороду взяв —
И, словно птенец, обезглавлен Тежав.
Тут слёзы горючие пролил Бехрам;
Дивясь самовластного рока делам,
Воскликнул: «При свете дневном иль во мгле
Кто чудо такое видал на земле:
Кто б ни был повержен при мне или мной,
14680 Убитый – мой ближний, он брат мой родной».
Замолк благородный, с душой разлучён...
Таков бытия непреложный закон.[516]516
14682—14686 Лирико-философское отступление автора.
[Закрыть]
Коль жаждой величья и власти горишь,
Знай, руки не раз ты в крови обагришь:
Убьёшь, или будешь убит. Если б мог
Ты быть вдалеке от тщеславных тревог!..
Гив горько заплакал, пеняя судьбе
И прахом главу посыпая себе.
Вот конь, на котором сражался Тежав:
14690 Бехрамово тело к нему привязав,
Рыдая без удержу, громко стеня,
Гив, скорбью терзаемый, сел на коня.
Доставив убитого богатыря,
Его схоронил он как будто царя.
Мозг амброй и мускусом он уберёг
От тленья, китайской тафтою облёк.
На троне из кости слоновой боец,
Над бледным челом – драгоценный венец.
Багрянцем покрытая дверь заперта,
14700 И нет уж Бехрама – исчез, как мечта![517]517
14700 В оригинале: «Ты сказал бы, что Бехрама никогда не было».
[Закрыть]
Оплакала рать, окружавшая склеп,
Воителя славного, жертву судеб.
[ВОЗВРАЩЕНИЕ ИРАНЦЕВ К КЕЙ-ХОСРОВУ]
Лишь солнце над горною цепью взошло
И ясного дня заблистало чело,
Сомкнулся дружины рассыпанный строй,
Воители держат совет меж собой:
«Немало здесь наших легло храбрецов,
Покинут звездой предводитель бойцов.
В боях торжествует туранская рать,
14710 Здесь нечего медлить, пора отступать!
Вернёмся к владыке, окончив поход.
Посмотрим, что время ещё нам пошлёт.
Когда не стремится владыка к войне,
В бой рваться к чему же тебе или мне?
Отцы без сынов, сыновья без отцов,
А сколько несчастных, увечных бойцов!
Коль царь пожелает войну продолжать,
Пусть вновь снаряжает могучую рать.
Для брани и мщенья назад мы придём,
14720 На горе и гибель врагов обречём».
На том порешили и двинулись в путь,
У каждого скорбью истерзана грудь.
Рыдает о брате утраченном брат,
И каждый печалью о близких объят.[518]518
14724 В оригинале – идиома: «Язык их о близких полон холодного ветра (пор äз бад-е сäрд)» – в смысле горестного вздоха».
[Закрыть]
Их памяти честь воздавая хвалой,
Бойцы к Касеруду несутся стрелой...
Примчались туранцы, как ветер, быстры,
И видят: пусты боевые шатры.
И слышит известье Пиран, сын Висе:
14730 Исчезли Ирана воители все.
Когда предводитель о том услыхал —
Лазутчиков тотчас окрест разослал.
Желанная весть подтвердилась, и вот
Избавил он дух от тревог и забот.
Возглавил дружину и с первым лучом
Примчался, и стан объезжает кругом.
В степи неоглядной, на склонах горы —
Куда ни посмотришь – повсюду шатры.
Добычу собрал и бойцов одарил,
14740 Дивился изменчивой воле светил:
То в бездну низвергнут, то ввысь вознесут,[519]519
14741—14744 По существу лиричеекое отступление, вложенное автором в уста Пирана.
[Закрыть]
То ласков привет их, то грозен их суд.
Не лучше ль сверкающий кубок вином
Наполнить и так проводить день за днём!..
Царю Афрасьябу спешит он послать
Известье: бежала иранская рать.
Он духом воспрянул от вести такой,
Обрёл, наконец, долгожданный покой.
И рать Афрасьяба веселья полна.
14750 Украсилась в честь победивших страна.
Встречают их ливнем монет золотых,
Все кровли и двери в покровах цветных.
Вождь рати царю возвестил торжество,
Щедротами царь осыпает его
И молвит, восславив питомца побед:
«Тебе средь воителей равного нет!»
Четырнадцать дней пировал Афрасьяб,
Звенели для витязей чанг и робаб.
И после того, торжеством осиян,
14760 Решил восвояси вернуться Пиран.
Так щедро владыка его одарил,
Что ты от рассказа лишился бы сил.
Немало динаров и царских камней,
Уборов с алмазами ярче огней,
Арабских коней, золотых чепраков,
Сверкающих ножен, индийских клинков,
Венец и престол драгоценный, резной,
Ковчег, изукрашенный весь бирюзой,
Сосуд, затаивший дыханье духов,
14770 Китайских рабынь и румийских рабов
Послал он Пирану, и много других
Пленяющих взоры даров дорогих.
С Пираном прощаясь, сказал властелин:
«Совет мой запомни, о друг-исполин!
Дружину заботы своей не лишай,
Себя мудрецами всегда окружай.
Ко всем рубежам, ограждающим край,
Почаще лазутчиков ты посылай,
Ведь царь Кей-Хосров – предводитель дружин,
14780 Могучей, богатой страны властелин.
Род славный, величье, престол и венец —
О большем мечтать и не мог бы юнец!
Он может в Туран воротиться; о нём
Известия ты собирай день за днём.
Ростем ведь на страже Ирана – беда,
Коль помнить об этом не станешь всегда!
Другой нас не мог бы никто устрашить;
Он только и знает, что мстить и крушить.
Боюсь, не задумал бы витязь собрать .
14790 И двинуть на нас многомощную рать».
Склонился покорно Пиран пред царём:
Вождём был и родичем царским притом.
С владыкой простившись, на быстром коне
Понесся к Хотену, к родной стороне.
С ним войско, победно окончив поход,
Стремительно, радостно мчалось вперёд.
На том о Форуде кончается сказ;
О битве с Камусом послушай сейчас.
[СКАЗ О КАМУСЕ КЕШАНСКОМ]
Во имя Владыки небесных светил —
Не разум ли сердцу о Нём возвестил?
Он мира Создатель и правды оплот,[520]520
14799—17964 Сказ о Камусе Кашани (Кешанском) – естественное продолжение и развитие большого повествования о войнах Ирана с Тураном после гибели Сиавуша. Тема та же – месть за Сиавуша и, быть может, кульминационный момент её. После долгих сражений с переменным успехом, но в целом в пользу Турана, на сцену снова выступает Ростем и снова (в соответствии с общей тенденцией поэмы) в роли спасителя Ирана. Камус выступает в конце повествования, как мощный богатырь, склонивший было победу в сторону Турана, но появление на поле брани Ростема приносит вместе с гибелью Камуса победу иранцам. Таким образом, Камус – лицо эпизодическое в данном цикле сказаний, а не основной герой, как, например, Сохраб. Сказ по традиции начинается развёрнутым вступлением – хвалою Йездану.
[Закрыть]
14800 Порока и кривды от смертных не ждёт.
Он солнце зажег и Кейван, и Бехрам,
Он страх и надежду внушает сердцам.
Преследует душу сознанье одно:
Его мне достойно воспеть не дано.
Все сущее Он, вездесущий, творит,
О нём даже след муравья говорит.
Всё в мире – от блеска взошедшего дня
14810 До воздуха, праха, воды и огня —
Тебе подтверждает Творца бытиё,
К Нему приближает сознанье твоё.
Йездана величье постигни: он чужд
Любых, искушающих смертного, нужд.
Не чает он благ, не страшится он зол.
Везир с казначеем, венец и престол
Йездану не надобны: и без того
Мы – слуги, покорные воле Его.
Им созданы звёзды, луна, небосвод
14820 И дух, что к добру человека зовёт.
Он милость и гнев, день и ночь сотворил,
И пищей, и сном Он людей одарил,
Он властен над горем и счастьем твоим,
Тобою да будет Он пламенно чтим.
Бессмертны деянья Ростема-бойца,[521]521
14825 Это обращение по существу не мотивировано развитием сюжета. Оно лишь предвещает решающую роль Ростема в будущих событиях. Предшествующий бейт в издании Вуллерса – выпущен переводчиком, как шаблонная вставка (бейт отсутствует и в Калькуттском издании).
[Закрыть]
Хранят о них память людские сердца.
Слонов боевых и чудовищ морских
Не встретишь – могучих и грозных таких.
И зоркость, и мудрость герою даны,
14830 В нём доблести витязей воплощены.
Я битву с Камусом теперь воспою,
Оправлю предание в песню свою.[522]522
14832 Дословно: «Взяв, из книги (дäфтäр), введу в свой сказ (гофтар-е хвиш)».
[Закрыть]
Послушай дехкана премудрого сказ,[523]523
14833—14834 В оригинале непередаваемый оттенок мысли автора, не просто «послушай», а дословно: «вернись снова» (баз гäрд) и далее: «Посмотри, что скажет видевший мир муж».
[Закрыть]
От древних времён донесённый до нас.
[Кей-Хосров хулит Туса]
Бойцы с Фериборзом, главою дружин,
Гудерз престарелый и Гив-исполин,
Познав пораженье, покинув Туран,
В печали, в слезах возвращались в Иран.
Вот снова пред взорами горный Черем,
14840 Келат и струящийся в долах Меем.
С Форудом припомнили витязи бой
И каются горько, да прок в том какой!
Их гнев властелина безмерно страшит,
Сознаньем виновности каждый убит.
Себя укоряя, палимы стыдом,
Вступили бойцы к повелителю в дом.
Его неповинного брата убив,
Короны и перстни врагам уступив,
С руками скрещёнными, словно рабы,
14850 Склонили к земле запылавшие лбы.
Рыдая от горести, мрачен, суров,
Взор гневный метнул и воскликнул Хосров,
К Йездану взывая: «Благой Судия!
На трон возведен не Тобою ли я?[524]524
14854 В оригинале: «Ты дал мне трон, счастье и доблесть (то дади мäра тäхт-о бäхт-о хонäр)».
[Закрыть]
Ты видишь и дальше меня, и ясней,
Карать я не смею без воли Твоей,
Не то среди площади в этот же миг
Я б тысячу виселиц грозных воздвиг,
Казнить бы презренного Туса велел
14860 И прочих постиг бы такой же удел.
О павшем отце сколько пролил я слёз!
От гнева и горести сердце рвалось.
К двойному сегодня я мщенью стремлюсь:
Лишь смерти достоин неистовый Тус!
Сказал я: не езди дорогою той,
Хотя б над Черемом лил дождь золотой!
Там царствует с матерью славный Форуд,
Чью доблесть повсюду воители чтут.
Кто Тус недостойный, куда свою рать
14870 Ведёт он – откуда царевичу знать!
Завяжется бой, без сомненья, в горах,
И многих царевич повергнет во прах...
Но ярый безумец, не знаю зачем,
С дороги свернул, устремился в Черем.
За то покарал и его и бойцов
Создатель. Отныне своих удальцов
Оплакивать старый Гудерз обречён.
И Тус, и литавры злодея, и слон
Да сгинут, из памяти стёршись людской!
14880 Не нужен войскам предводитель такой![525]525
14880 Здесь в переводе допущена перестановка стихов.
[Закрыть]
Я щедро его, одарил, наградил,
И что ж? – Против брата на брань отрядил!
Владетель меча, боевой булавы,
Пал доблестный сын Сиавуша, увы!
Повержен вослед за родителем сын,
И кем? – Предводителем наших дружин!
Кто в мире грязней и презренней, чем Тус?
Оков и тюрьмы заслужил он, клянусь!
И чести и разума низкий лишён,
14890 Поганому псу уподобился он!»
Жгла сердце Хосрову и гибель отца,
И жажда отмщенья за брата-юнца.
Кровь сердца струилась из скорбных очей,
Вождей провинившихся рати своей
Прогнал он, не стал допускать до себя,
О брате утраченном тяжко скорбя.
Великой печалью объяты мужи,
Вступают к Ростему в палаты мужи
И молвят: «Небесный то был приговор.
14900 Кто ждал, что с Форудом завяжется спор!
Внезапно затмились от гнева умы,
Ведь мертвым Зереспа увидели мы,
Пал доблестный Рив – предводителя зять...
Каких только бед не пришлось нам узнать!
Не знали мы имени богатыря,
Не думали в горе повергнуть царя.
Его умоляй: да простит он бойцов
И с ними не будет отныне суров!
В сраженье погиб и другой властелин,
14910 Кавуса последний возлюбленный сын
Ривниз, затмевавший сиянье луны,
Герой, закалённый в горниле войны.
Таков неизбежный сражений конец:
Гроб ждёт одного, а другого– венец».
[Кей-Хосров прощает иранцев]
Вот солнце весь мир позлатило, и ночь,
В борьбе побеждённая, кинулась прочь.
Слышны голоса у дворцовых ворот:
«К престолу владыки Могучий идёт!»
И слушает царь увещанья бойца:
14920 «О гордость престола, надежда венца!
Прогневали Тус и дружина тебя;
Даруй им прощенье, Ростема любя!
Вождя довела до безумия боль:
Утратить и сына, и зятя легко ль!
Нрав Туса, ты знаешь, несдержан и яр,
К тому же постиг его тяжкий удар —
Пал юный Зересп у него на глазах,
Отважный Ривниз был повержен во прах,
И гнева не смог исполин укротить.
14930 Ему, о владыка, не следует мстить!
Быть может, не знали Форуда: ведь он
Ещё не являлся к царю на поклон.
Не гибнет никто раньше времени, знай.
Ты горестью душу свою не терзай!
Муж сам ли угаснет, иль в битве падёт,
От смерти он, как ни хитри, не уйдёт!»
Хосров отвечает: «Свершённое зло,
О доблестный, сердце моё потрясло.
Горюя о брате, лишился я сил,
14940 Но дух наставленьем ты мне исцелил».
Так вымолвил царь, и, склонившись затем,
Дворец властелина оставил Ростем...
Блестящие копья из тьмы вознеслись,
Торопится солнце в небесную высь;
И прорван покров тёмно-синий, и лал,
Красой ослепляющий взор, запылал.
Вождь рати предстал пред владыкой своим,
И Гив, и другие воители с ним
Явились. Хвала у вождя на устах:
14950 «Весь век благоденствуй, о доблестный шах!
Всю землю подножьем престола считай,
Равно с небесами величьем блистай!
Я тяжкой виною своей удручён,
Я горьким уделом своим омрачён.
Терзает меня пред владыкою стыд
И душу содеянный грех тяготит.
О славном Форуде, Зереспе родном
Горюю, палимый жестоким огнём.
Пусть больше других я виновен мужей —
14960 Нет меры зато и печали моей!
Скорбит о Бехраме и Риве душа...
Верь, жизнь для меня не дороже гроша!
Когда прощены мы – и я, и мужи —
Ты милость великую мне окажи,
Дозволь, чтобы плечи расправил я вновь,
Смыв подвигом славным бесчестье и кровь.
Труд ратный один на себя возложу,
Паду иль победу в бою одержу.
Венец и престол позабуду, с челом
14970 Моим неразлучен отныне шелом!»
Той речью доволен владыка, и зла
Не помнит он, тёмная туча ушла.
Он Туса в Туран согласился послать,[526]526
14973 Здесь допущена перестановка стихов.
[Закрыть]
С ним грозных слонов и литавры, и рать.
И долго ещё совещался о том
Владыка с вождями, с могучим бойцом.
С мужами другими простился сперва,
А после с Ростемом державы глава.
[Кей-Хосров посылает Туса в Туран]
Блеснула, сиянием землю даря,
14980 В изгибе небесного лука заря.
Распахнута дверь озарённых хором,
Вождь рати с мужами предстал пред царём.
Сказал властелин: «Вековечной вражды
Не скрыть, не стереть роковые следы.
Тур с Сельмом вначале войну разожгли,
Отмстил им владыка иранской земли —
Герой Менучехр, и не знала страна
Позора, в крови не тонула она.
А ныне Гудерза почтенного дом
14990 Столь многих лишён, что кровавым жгутом
В Иране и дол опоясан, и склон;
По краю немолчный разносится стон.
Скорбят неутешно о павших во прах
И в воздухе птицы, и рыбы в водах.
Иранцы, покинув Турана предел,
Немало безглавых оставили тел.
У вас на уме лишь веселье одно,
Не жаждою мщения сердце полно!»
И руки покорно скрестив на груди,
15000 Пред ним, солнцеликим, склонились вожди:
И Тус, и Гудерз, и Роххам, и Горгин,
Зенге, Шаворана прославленный сын,
Бижен, и Хоррад, и воинственный Гив.
В смущенье, смиренно глаза опустив,
Мужи восклицают: «Ирана глава!
Отвагою ты устрашил бы и льва.
Готовы мы прах целовать пред тобой,
Готовы исполнить приказ твой любой.
Пошлёшь на войну – под началом вождя
15010 Сразимся мы, жизни своей не щадя.
Погаснут скорее и солнце с луной,
Чем мы опозоримся новой виной!»
Тут Гива к себе подозвал властелин,
С почётом усажен на трон исполин.
Ласкает Хосров, восхваляет его,
Обильем даров наделяет его
И молвит: «Служить мне всегда ты готов,
Наград не прося, не жалея трудов.
Не следует Тусу, без толку ярясь,
15020 В сраженье кидаться, тебя не спросясь.
Припомни как, в руки попавшись врагам,
Погиб раньше срока отважный Бехрам.
Сам смерти навстречу в тот горестный час
Он ринулся, вечного срама страшась».
Дирхемы велел принести для бойцов[527]527
15025 Здесь в переводе выпущен один бейт, отсутствующий и в Пар. изд.
[Закрыть]
И с Тусом беседовал долго Хосров.
Но вот уже войско готово в поход,
Избавлено сердце вождя от забот.
И утро благое, чтоб вывести рать,
15030 Светила его научили избрать.
Тус к шаху явился; вождю вручены
Иранское знамя, литавры, слоны.
Владыка напутствует Туса тепло.
Клич грянул, и ржание даль потрясло;
Пыль тучею встала от конских копыт,
Труба боевая призывно звучит.
От стяга Каве, от булатных кольчуг
Всё мраком лиловым окуталось вдруг.
Сказал бы ты: солнце – в пучине морской,
15040 А небо и звёзды ушли на покой.
Шагает в убранстве сверкающем слон,
На нем бирюзою блистающий трон,
На троне – Хосров с булавою своей,
В поход провожающий ратных мужей.
С владыкой Ирана расставшись, полки
Без отдыха мчались до Шехда-реки.[528]528
15046 Шехд – река, по-видимому, один из притоков Аму-Дарьи, уже упоминалась в поэме Фирдоуси (см. том I, прим. 14084) как приграничный объект.
[Закрыть]
[Переговоры Пирана с иранским войском]
Гонец верховой, легче ветра помчась,
Пирану известье доставил тотчас:
«Иду я войною! Над Шехдом-рекой
15050 Шатры уж раскинул мой стан боевой».
Пиран омрачился: ужель не сдержать
Врага, и бесславно придется бежать?
В путь выступил вождь и за ним храбрецы,
Туранской земли удалые бойцы —
Спешили взглянуть, велико ли число
Иранцев, и витязей много ль пришло?
И вот уж войска за рекою видны,
Державное знамя, литавры, слоны.
Рать выстроив, издали Туса Пиран[529]529
15059 Здесь в переводе допущена перестановка бейтов оригинала.
[Закрыть]
15060 Приветом встречает; к иранцам во стан
Примчался владеющий словом посол
И речь от Пирана такую повёл:
«Хосрову и царской вдове Ференгис
Немало я сделал добра, согласись.
Казнён Сиавуш был, рыдал я о нём,
Печалью палимый и ночью, и днём.
Дарил я бальзам, а достался мне яд;
Творил я добро, мне же беды грозят».
Был тронут, услышав такие слова
15070 Тус-витязь, иранской дружины глава.
«В душе у тебя да затеплится свет! —
Посланцу он молвит. – Пирану в ответ
Скажи: коль правдивые речи ведёшь,
С тобою мне в битву вступать для чего ж?
Легко преградишь ты опасности путь:
Вдали от кровавого спора пребудь!
К Хосрову без войска явись, и тебя
Щедротами вмиг он осыплет, любя.
Иранским вождём он тебя наречёт,
15080 Добудешь и княжий венец и почёт.
Умеет он благодеянья ценить,
Тебе не захочет страданья чинить».
И так же Гудерз и воинственный Гив
Ответили, речи вождя подтвердив.
Помчался посол, огневого коня
И ночью и днём что есть мочи гоня.
Примчавшись, вождя и Гудерза наказ
Пирану-вождю передал он тотчас.
Пирана ответ был: «И ночью и днём
15090 Я славлю царя, вспоминаю о нём.
Отправлюсь я – родичей с места поднять,
Желающих голосу разума внять.
Иран назову я отчизной моей:
Мне жизнь – и венца, и престола милей!»
Но сердцем от этого был он далёк —
Искал одоленья, оттягивал срок.
[Афрасиаб посылает войско к Пирану]
Известье Пиран, возглавляющий строй,
Послал Афрасьябу ночною порой:
«Кимвалов иранских разносится гром,
15100 С Гудерзом и Гивом, и Тусом-вождём
Нагрянуло войско. Поймал я врагов
В силки назидательных вкрадчивых слов.
Пришли мне дружину бойцов удалых,
На славу попотчуем недругов злых!
На стан их нежданной грозой налетим,
Их землю набегом в пустырь обратим.
Иначе – за смерть Сиавуша-царя
Мстить будут нам вечно, враждою горя».
Владыка встревожась от этих вестей,
15110 Призвал предводителей рати своей,
Пирана-вождя передал им слова.
Окончен совет, и Турана глава
В поход снаряжает столь мощную рать,
Что солнцу уж сумрак невмочь разогнать.
Нет воинам счёта, не видно земли.
В пути девять дней и ночей протекли.
Примчались к Пирану; им вождь раздаёт
Динары, и войско выводит в поход.
Обет примиренья коварно поправ,
15120 Он к Шехду с бойцами несется стремглав.
С известьем дозорные к Тусу пришли:
«Кимвал водрузить на слона повели!
Одну только ложь говорил нам Пиран:
Страшась пораженья, задумал обман.
Уж виден вождя вероломного стяг,
Уж войско вдоль берега выстроил враг».
И Тус-предводитель, к сраженью готов,
С кимвалом на поле выводит бойцов.
Сошлись, двум горам необъятным под стать,
15130 Иранская рать и туранская рать.
Чуть виден за пылью небесный кристалл —
Так пламень бы в водной пучине мерцал.
Секиры и копья сверкают в пыли —
Сказал бы, тюльпаны вокруг расцвели.
Мелькание шлемов, щитов, кушаков,
Украшенных золотом... Блеск их таков,
Что кажутся тучей они золотой,
Заспорившей вдруг с темнотою густой.
Бойца булавой поражает боец —
15140 Так молотом бьёт в наковальню кузнец.
Ты скажешь, вина заструилась река,
А копья встают, как стена тростника.
Немало арканами схвачено шей,
Немало зарублено славных мужей.
Ты саваном панцири их назови,
А ложе им – прах, обагрённый в крови.
Во мраке эбеновом пурпур цветёт
И грохот кимвала летит в небосвод.
Венец ли добыть меченосцу дано,[530]530
15149—15154 Лирическое (философское) отступление – нередкая концовка Фирдоуси.
[Закрыть]
15150 Погибнуть ли в жарком бою суждено,
Пить мёд иль отраву – различия нет:
Покинет он – рад иль не рад – белый свет.
Для блага иль зла мы из жизни уйдём —
Не знаем, но плачем при мысли о том.
[Битва Туса с Эрженгом]
Эрженга Туран восхвалял, ездока,
Чья слава, как небо, была высока.
Пыль тучей вздымая, Эрженг-исполин
Соперника ждёт из иранских дружин.
Лишь всадника издали Тус разглядел,
15160 Клинок обнажил он и грозно взревел.
Сын храбрый Зереха услышал: «Скажи
Мне имя, сородичей мне укажи!»
Ответ был: «Эрженг я, чей гибелен гнев,
Воинственный, страха не знающий лев.
Прах тотчас я кровью твоей орошу,
Без жалости войско твоё сокрушу.»
Угрозой противника Тус пренебрёг,[531]531
15167 Здесь два бейта оригинала отражены в двух стихах перевода, т. е. как бы выпадает один бейт.
[Закрыть]
Рукой богатырскою острый клинок
Занёс над главою противника он, —
15170 Ты скажешь, безглавым Эрженг был рождён!
Смутились туранцы: другой ни один
Сразиться с вождём не дерзнул исполин.
Тогда занесли булавы и мечи
Герои Турана, бойцы-силачи,
Друг другу кричат, словно львы разъярясь:
«Все разом мы станем разить в этот раз!
В бой ринемся, страх на врагов наводя,
В глазах потемнеет у Туса-вождя!»
Но молвил Хуман: «Нынче в бой не пойдём,
15180 И вы, храбрецы, не тужите о том!
Коль мужа, который бесстрашен и лют,
На поле сраженья иранцы пошлют —
Соперника вышлем навстречу ему,
Увидим, судьба улыбнётся кому.
Нам первым не должно на них нападать,
Разумней теперь на спешить – выжидать.
Когда же иранский поднимется стан
И грянет у ставки вождя барабан,
Тогда, ухватив рукояти булав,
15190 Подальше от берега место избрав,
Нагрянем, и пусть разгорится борьба,
И нам да помогут Творец и судьба!»
[Битва Хумана с Тусом]
И вот уж Хуман разъярённый в седле —
Ты скажешь: летит богатырь на орле.
С Эльборзом-горой под покровом брони
Иль с башней железной его ты сравни.
Оставив дружину, вперёд он летит,
Секира в руке богатырской блестит.
Навстречу, исполнившись жаждой борьбы,
15200 Тус ринулся яро при звуках трубы.
Презрительно Тус восклицает: «Так вот
Твой отпрыск, Висе злополучного род!
Повержен был мною Эрженг-исполин,
Сильнейший из витязей ваших дружин.
Ты мстить за него собираешься мне,
С секирой примчавшись сюда на коне!
Главою иранского шаха клянусь:
Без панциря, шлема и палицы Тус
Средь поля сейчас на тебя налетит
15210 Злей горного тигра, что жертву когтит.
Узнаешь, каков исполина удар,
Когда нападу я, неистов и яр!»
Тут слово ответное богатыря
Послышалось: «Полно, бахвалишься зря!
Пускай одного ты беднягу легко
Осилил – не мни о себе высоко.
Эрженга припомнил! Ему ли со мной
Равняться? Я хваткой владею стальной.
Воители ваши не знают стыда,
15220 Течёт у них в жилах не кровь, а вода!
Иль сил недостало у тех воевод,
Что в бой вместо них предводитель идёт?
Где Гив и Бижен, украшенье дружин,
Где славу стяжавший Гудерз-исполин?
Возглавлена войска средина тобой —
Зачем безрассудно стремишься ты в бой?
Мудрец как чужого тебя отметёт,
Разумный тебя одержимым сочтёт!
Вернись, предводитель, под знамя Каве,
15230 Тебе ли сражаться – дружины главе!
Найди награждённого шахом бойца,
Такого, что княжьего ищет венца;
Пусть он в удалой поединок идёт,
Искусством искуснейших здесь превзойдёт!
Ведь если повержен ты будешь – беда
Воителей ваших постигнет тогда.
Дружина, оставшись безглавою вдруг,
Погибнет иль тяжких натерпится мук.
В Иране я после Ростема-бойца
15240 Не знаю другого, как ты, храбреца.
Цари миродержные – предки твои,
Один ты выигрывать в силах бои.
Правдивому слову внемли моему,
В свидетели душу и сердце возьму:
Любой из мужей, закалённых войной,
Страшится вступить в поединок со мной».
Но Тус восклицает: «Прославленный муж!
Я вождь, но и мощный воитель к тому ж.
Ведь рать и тобой, именитым, горда —
15250 Зачем же сражаться пришел ты сюда?
Коль хочешь совету разумному внять,
Коль дружбу мою согласишься принять —
С Пираном, главою отважных, вдвоём
Предстать поспеши пред иранским царем.
Доколе не будет в бою сметена[532]532
15255—15256 В оригинале:
кäз ин кине-та зенде манäд йäки
нäйасуд хäхäд сепäх äндäки,
т. е.
«пока кто-либо останется в живых от этого мщения,
Не будет никакого покоя войску».
[Закрыть]
Туранская рать – не утихнет война.
Словами моими страшись пренебречь,
Чтоб участи горькой себя не обречь!
Пусть в бой против нас устремляется тот,
15260 Кого по заслугам возмездие ждёт;
Пролившие кровь, да погибнут они!
Ты к голосу разума слух преклони.
Мне тот повелел, кем возглавлен Иран:
– Не должен в сраженье погибнуть Пиран!
Я тем добродетельным мужем любим,
Кормильцем, наставником был он моим.
С ним в битву не рвись; все усилья к тому
Направь, чтоб совету он внял твоему».
Туранец на это промолвил в ответ:
15270 «Царю своему – будь он прав или нет —
Во всем повинуется каждый из нас:
Священный закон – властелина приказ.
Пиран воевать против воли пришёл;
Велик он душою и сердцем не зол».
Меж тем как воителя Тус убеждал,
Гив гневный, лицом пожелтев, как сандал,
Примчался, всклубив тёмной тучею прах.
«О Тус именитый! – вскричал он в сердцах. —
Коварный воитель туранской орды,
15280 Что гневом пылая покинул ряды,
О чем это втайне так долго с тобой
Толкует? Когда же начнёте вы бой?
Не вздумай искать примирения! Меч
Один пусть ведет с неприятелем речь!»
Хуман, к удальцу гневный лик обратив,
В ответ восклицает сурово: «Эй, Гив,
Из витязей-персов злочастнейший перс!
Да сгинешь и ты, и отец твой Гудерз!
Давно ли в Ладене ты видел меня?[533]533
15289 Ладен – здесь, по контексту, название места, где не так давно сражались Гудерз с Гивом против Пирана. Ладäн (ладан) – в нарицательном значении – известное пахучее вещество.
[Закрыть]
15290 С индийским булатом вскочив на коня,
Разя без пощады в кровавом бою,
Гошвадову всю истребил я семью.
Как лик Ахримана, твой век омрачён,
И в доме твоём – несмолкаемый стон.
Пусть буду я Тусом в сраженье убит —
Ужели кимвал боевой замолчит?
Отмстят за меня Афрасьяб и Пиран —
Грозой на иранский обрушатся стан!
Но если я Туса повергну сейчас,
15300 Ирана никто не увидит из вас.
Ты здесь пререкаешься с Тусом-вождём —
О брате бы лучше лил слёзы дождём!»
Тус молвит Хуману: «Кичиться к чему?
На поле борьбы горячиться к чему?
Морщинами гнева изрезав чело,
Сойдёмся! Сразиться нам время пришло».
«Что ж, – слышит он, – смерть предназначена всем!
Царю и герою, носящему шлем.
Коль время угаснуть по воле судьбы —
15310 Не лучше ль погибнуть на поле борьбы
От мощной руки удалого бойца,
Искусного в битве вождя-храбреца!»
Сжав тяжкую палицу мощной рукой,
Тут стал нападать то один, то другой.
Земля задрожала, и солнечный день
Внезапно окутала мрачная тень.
Ночь будто нависла над полем, исчез
Лик солнца, не видно высоких небес.
Бьют, лязгают палицы, сделалось вдруг
15320 Железо – что Чача изогнутый лук.[534]534
15320 Чача изогнутый лук.– О знаменитых луках Чача-Ташкента см. прим. 3580 в томе I.
[Закрыть]
Как в бурю, река взволновалась, металл,
Казалось, уже в небесах грохотал.
От этих ударов и смерть задрожит.
Сказал бы: не головы в шлемах – гранит.
Огонь высекая, гранит и булат
Сшибаются. Вот уж мечами разят
Соперники. Сила их столь велика,
Что вдребезги оба разбились клинка.
Уста пересохли. В поту и пыли,
15330 Бойцы к рукопашной борьбе перешли.
Но сколько ни гнут, упершись в стремена,
Не клонится долу глава ни одна.
Вот лопнул Хумана кушак, и с коня
Он спрыгнул, его на другого сменя.
Тус руку тогда в свой колчан запустил,
И лук тетивою тугой оснастил.
Посыпался стрел сокрушительный дождь,
Их яростно шлёт во все стороны вождь.
15340 По воздуху носится перьев орла
Так много, что солнце окутала мгла.
А стрел наконечники на поле том,
Как будто алмазы во мраке ночном.
Пал, раненный насмерть пернатой стрелой,
Хумана-воителя конь удалой.
С ним рухнул боец, но поднялся потом,
От гибельных стрел прикрываясь щитом.
Бойцы верховые туранских дружин.
Увидя, что спешен Хуман-исполин,
Что поле сраженья покинуто им,
15350 К нему поспешили с конем боевым.
В тузийском седле очутившись, ездок[535]535
15351 Тузийское седло – в оригинале: зин-е тузи, по-видимому, относительное образование от названия города– туз (тōж), очевидно, славного своими седлами.
[Закрыть]
Сжимает индийский булатный клинок.
Но тут меченосцы туранских дружин
Воителя стали просить, как один:
«Довольно, о доблестный! Близится ночь,
Сегодня уж больше сражаться невмочь».
И внял им Хуман. Вот он в стане своём.
Приветствует брата воздетым копьём
Пиран. Оглашается кликами стан:
15360 «Да здравствуешь, доблестный витязь Хуман!
Во прах да повергнешь врага своего,[536]536
15361—15362 Бейт переставлен ниже, чем в оригинале.
[Закрыть]
Да будет уделом твоим торжество!»
Воители просят: «Скажи, не тая,
Чем с Тусом окончилась битва твоя?
Кто ведает, кроме благого Творца,
Как наши тревогой терзались сердца!»
И слышен Хумана ответ: «Удальцы,
В боях закалённые други-бойцы!
Ночь минет – нам день улыбнётся тогда.
15370 Для нас засияет победы звезда,
Великое вас ликование ждёт,
Мне счастье ниспослано будет с высот!»
А в стане иранском воинственный Тус
Не спал до зари, возглашая: «Клянусь,
В бою не Хуману сравниться со мной,
Лишь тигру под силу сразиться со мной![537]537
15376 Здесь в тексте Вуллерса стоит заголовок, перенесенный в переводе на два бейта (четыре стиха) ниже.
[Закрыть]
Надвинулся вечер, в агатовой тьме[538]538
15377—15378 В оригинале:
«Когда высокий небосвод сделал венец [увенчал себе венцом] из черного камня (шебех)
Разбросал ароматную смесь (шемаме) на лазурь».
Шäбäх () – род драгоценного, черного цвета камня (условно – агат), шäмаме – ароматические черные от мускуса «таблетки» в золотой оболочке.
[Закрыть]
Рассыпало небо свои шемаме.
И стража у каждого встала шатра,
15380 И конным дозорам не спать до утра.
[Второе сражение иранцев с туранцами]
Вот солнце в созвездии Рака взошло,[539]539
15381 Т. е. солнце достигло созвездия «Херченг» (Рака), а это бывает в разгаре лета.
[Закрыть]
И мир побелел, как румийца чело.
У ставок обеих кимвалы гудят,
И слышен трубы громозвучной раскат.
Стемнело вокруг от знамен боевых —
Лиловых, багровых, стальных, голубых.
Сверкают в руках булавы и клинки.
Готовы уж ринуться в бой седоки.
Весь мир от земли до седых облаков,
15390 Казалось, оделся в железный покров.
От пыли, конями вздымаемой, мгла
Лик солнца завесой густой облекла.
Ржут кони, грохочет огромный кимвал:
То небо обрушилось, ты бы сказал!
С блестящей секирой глава силачей —
Хуман предстает пред дружиной своей
И молвит: «Как только помчусь я, крича,
Подобного вихрю коня горяча —
Пусть каждый, булат с булавою схватив,
15400 Щитом из Китая чело защитив,
К поводьям пригнувшись, помчится вперёд!
Ни копий, ни стрел не пускайте вы в ход,
Лишь сталью мечей и железом булав
Разите, как учит могучих устав.
И каждый пусть бросит поводья, готов
Удары встречать, нападать на врагов».
Так молвив, Хуман, исполинов глава,
К Пирану понёсся стремительней льва.
«О витязь, – воинственный брату сказал, —
15410 Открой поскорее заветный подвал.
Расстанься с казною богатой своей,
Доспехов, оружья бойцам не жалей.
Коль наша дружина в бою победит,
Нас небо щедротами вознаградит».
А в стане иранском Тус храбрую рать
Построил – фазаньему оку подстать.[540]540
15416 В переводе отклонение от буквы оригинала, где, как обычно, проводится сравнение с «глазом петуха» – чäшм-е хорус (но, правда, и самца-фазана иранцы именуют петухом).
[Закрыть]
Мужи славословьем встречают его,
Храбрейшим бойцом величают его:
Ведь он победил во вчерашней борьбе,
15420 Хумана обрёк незавидной судьбе.
Гудерзу сказал возглавляющий рать:
«На правду глаза нам нельзя закрывать.
Коль выведу в поле дружину свою,
Нас полчища вражьи осилят в бою.
Во прах упадём, умоляя Творца,
От зла и гордыни очистив сердца, —
Быть может, Всевышний протянет нам длань,
Иначе – грозит нам погибелью брань.
Обутые в злато с тобой во главе
15430 Пусть ныне пребудут под стягом Каве.
Сегодня спускаться не следует с гор,
Вступать нам не время в воинственный спор.
Две сотни врагов на бойца одного —
Ужели в сраженье нас ждёт торжество?»
Ответил Гудерз: «Коль захочет – от нас
Несчастье Йездан отвратит в этот час.
Не в численном, знай, превосходстве тут суть.
В воителей должно надежду вдохнуть!
А если погибнуть назначил нам рок —
15440 Поверь, не продлим осторожностью срок.
Построй же, как должно, для битвы войска,
Пусть душу твою не терзает тоска».
Тус войско в порядке повёл боевом.
С кимвалом, слонами мужи за вождём
Помчались. За гору обоз отошёл,[541]541
15445 В оригинале: «пешим к горе отошёл вместе с обозом Тус» – как старший, возглавивший центр, имея на правом крыле Гудерза, на левом – Роххама и Горгина.
[Закрыть]
Строй правый Гудерз именитый повёл.
На левом крыле повели храбрецов
Горгин и Роххам, украшенье бойцов.
Грохочет кимвал, трубный слышится стон,
15450 Сказал бы ты, купол небес потрясён.
Растерзано сердце вертящихся сфер,
Лик солнца от пыли туманен и сер;[542]542
15452 В оригинале: «Весь рот (вариант – вся глотка) солнца был полон прахом» (хäме кам-е хоршид пор хак буд).
[Закрыть]
Такою громадой она поднялась,
Что ратное поле сокрыла от глаз.
Мечи и шеломы огнями горят,
Ты скажешь, – алмазный посыпался град.
Не счесть смертоносных булав и клинков
В руках у вождей и простых ездоков.
Скажи: вся земля из копыт или лат,
15460 А воздух – железо и медь, и булат.
Кровь морем простор затопила, мечи
Блистают, как факелы, в тёмной ночи.
Всех медь оглушила, гремя и трубя,
От шума бойцы уж не помнят себя.
Гудерзу сказал предводитель тогда:
«Удачи моей угасает звезда.
Недаром предсказывал мне звездочёт:
Сегодня, полночи едва протечёт,
Обильнее тучи нагрянувшей, вновь
15470 Прольётся иранских воителей кровь.
Страшусь: принесёт нам несчастье война,
Победа враждебным войскам суждена».
Но Гив и Роххам, Гостехем и Ферхад,
Шейдуш и Борзин, и отважный Хоррад
Помчались вперёд, возмущенья полны,
Безудержной жаждою мщенья полны.
Раздался воинственных возгласов гром.
Что лютые дивы, во мраке густом
Навстречу несётся воителей строй,
15480 Хуман возглавляет их, сходный с горой.
Мечи и секиры, и палицы сплошь:
Где повод, где стремя – уже не поймёшь.
Храбрейших бойцов из обеих дружин
Избрали, чтоб биться один на один.
С Нехелем сын Гива, герой Горазе,[543]543
15485 Нехель () – туранский богатырь.
[Закрыть]
Два витязя мощных, подобных грозе.
Роххам с Фершидвердом, отважен любой;
С Леххаком Шейдуш бурно ринется в бой.
С кипучим Биженом – бесстрашный Гольбад,
15490 Тот – вихрю степей, этот пламени брат.
Шидрох против Гива – воинственный вождь, —[544]544
15491 Шидрох (), – имя не ясно, наиболее вероятное предполагаемое осмысление: «солнцеликий», а написание в оригинале – арабизованное искажение (?). Источники дают варианты произношения: Шитарах, Шейтарах, Шитерах и Ситарах – с неясной этимологией.
[Закрыть]
Прославлены в мире их доблесть и мощь.
С Пираном – Гудерз, против Туса – Хуман;
Нет места уловкам, отвергнут обман.
Хуман возглашает: «На поле войны
Не так, как вчера, мы сразиться должны:
Сегодня и след их должны мы стереть,
Чтоб с нами тягаться не вздумали впредь!»
Вот Тус-предводитель выходит вперёд,
15500 С литаврами пешее войско ведёт;
Пред конницей встав, у передней черты
Построились; копья у них и щиты.
«Не двигайтесь, – учит он войско своё, —
Пусть каждый поднимет и щит и копьё!
Увидим, у них каковы удальцы,
Как в битве разят булавою бойцы».
[Туранцы колдуют над иранской ратью]
Туранец Базур жил в ту пору, молва
Гремела о силе его колдовства.
К злым чарам тайком прибегать он привык,
15510 Знал Чина язык, пехлевийский язык.
И слышит волшебник Пирана приказ:
«На гору подняться ты должен сейчас.
Колдуй, заклинай, а заклятия цель —
Наслать на иранцев мороз и метель».
И вот на вершину взошел чародей,
И стужа иранских бойцов и вождей
Сразила. Напрасно грохочет кимвал —
Злой холод воителям руки сковал.
Средь снежного ада клич ярый взгремел,
15520 Посыпался ливень губительных стрел.
Туранцам Пиран повелел наступать,
И ринулась грозной лавиною рать.
Пред ней беззащитны иранцы в бою:
У каждого руки примерзли к копью.
Тут с яростным воплем, как злой Ахриман,
Примчавшись, напал на иранцев Хуман.
Казалось, кровавое море текло,
Так много иранских бойцов полегло.
Повсюду лежат недвижимы они,
15530 Снег с кровью смешался. Куда ни взгляни —
Сугробы и груды поверженных тел.
Стал тесен для воинов поля предел.
Тут к небу высокому руки с мольбой
Простерли иранцы и вождь боевой:
«О Ты, вознесённый над знаньем людским!
Всё видишь, хоть сам Ты для смертных незрим!
Рабы Твои слабые, грешные мы,
Взываем к Тебе, неутешные, мы.
Над лютою стужей и жарким огнём
15540 Ты властен: смиренно мы помощи ждём!
Лишь ты к избавлению знаешь пути,
Других избавителей нам не найти!»
Тут сведущий некий воитель призвал
Роххама, и место ему указал,
Где злобный Базур колдовал той порой,
Сокрывшись от глаз за крутою горой.
И поле сраженья покинув, Роххам
Помчался стремительно к тем высотам,
Кольчугу свою подвязал и взошёл
15550 На гору. Виновник страданий и зол,
Роххама на круче завидев едва,
В бой ринулся грозно. Его булава,
Из стали китайской, готова крушить.
Меч острый Роххам поспешил обнажить
И руку отсёк чародею. Тотчас
Грозящая смертью метель улеглась,
Очистилось небо от гибельных туч.
Иранский воитель, удал и могуч,
С добычей своею – рукой колдуна,
15560 Спустился в долину, погнал скакуна.
Как будто ни вьюг не бывало, ни бурь;
Вновь солнце сияет и блещет лазурь.
Отцу он поведал о злом колдуне,
Что мукам обрёк их в кровавой войне.
Взирают иранцы, печали полны:
Их кровью затоплено поле войны.
Завален широкой равнины предел
Телами без глав, головами без тел.
Гудерз предводителю Тусу сказал:
15570 «Теперь не нужны ни слоны, ни кимвал.
Пусть каждый сразится булатным мечом:
Иль будем убиты, иль их перебьём.
Что проку от луков, арканов и стрел?
День гибели нашей, как видно, приспел!»
Ответ был: «О доблестный, видевший свет!
Ненастья и вьюги уж более нет.
Помог нам Создатель, воспрянула рать,
К чему же на гибель себя обрекать!
Не должно идти в наступленье теперь:
15580 На нас нападут они сами, поверь.
Ты здесь оставайся у войск во главе,[545]545
15581 Предшествующий бейт оригинала отражён в переводе ниже: стихи 15591—15592.
[Закрыть]
С мечом закалённым, под стягом Каве.
На правом крыле Гив с Биженом пойдёт,
А левое пусть Гостехем поведёт.
Пред войском помчатся Роххам и Шейдуш,
Еще Горазе, многодоблестный муж.
Коль в этом сраженье мне смерть суждена,
Дружина с тобою вернуться должна
К владыке. Не лучше ль главу мне сложить,
15590 Чем сдаться врагу, обесславленным жить!
Влекомый тщетою, о доблестный, сам
В тиски сгоряча не кидайся к врагам.
Мир полон страданий и бед, оглянись;
За блеском все новых побед не гонись.
Страданья в грядущем доставят они
И веку тебе не прибавят они».
Вновь слышен кимвала воинственный зов,
Бой гонгов и труб оглушительный рёв.
Вновь клики бойцов распалённых звучат,
15600 Бряцают мечи и секиры стучат.
От копий и стрел, и булав – темнота,
Ты скажешь, смолою земля залита.
Голов окровавленных груды кругом
И палиц немолчный разносится гром.
Мрак чёрный иранцев звезду поглотил,
Их в бегство бесславное враг обратил.
Лишь Тус и Гудерз, многодоблестный муж,
Гив храбрый с Биженом, Роххам и Шейдуш
Да горсть окружающих Туса мужей,
15610 Героев прославленных, знатных вождей, —[546]546
15610 Здесь допущена перестановка стихов.
[Закрыть]
По-прежнему бьются, отваги полны.
Искатели славы на поле войны
Льют кровь неустанно, их гнев не утих,
Но войско бежало, покинуло их.
Тогда предводителю некий мобед
Сказал: «Оглянись, уж воителей нет.
В кольце очутившись, от вражьей руки
Погибнуть не должен ведущий полки».
Тус Гиву отважному молвил тогда:
15620 «Знать, разум у войска отшибла беда!
Воители, с поля трусливо умчась,
Врагам на расправу оставили нас.
Скачи, да напомни им, гневен, суров,
О чести царя, о насмешках врагов».
И Гив обратившимся в бегство бойцам[547]547
15625 В переводе опущена строка подлинника. Дословный перевод всего бейта:
«Пошел Гив и всё войско вернулось назад
Они увидели равнину и поле, полные убитых».
[Закрыть]
На поле вернуться велит. Беглецам[548]548
15626—15628 Дословно:
«Военачальник Тус так сказал, обращаясь к старшим (мехтäран)
Это и есть сила и бой вождей (сäран)?»
[Закрыть]
Сказал с укоризной дружины глава:
«Так вот ваша доблесть в бою какова!
Но лик светозарного дня потемнел,
15630 В крови утопает равнины предел,
Для отдыха должно приют отыскать,
Коль нам суждено в эту ночь отдыхать.
Негоже в степи оставлять мертвецов,
Из праха под ними воздвигнем мы кров».
Рыдая, стыдом и печалью полны,[549]549
15635—15636 Этот бейт в тексте Вуллерса – Нафиси начинает следующую главу.
[Закрыть]
Иранцы покинули поле войны.
[Иранцы уходят на гору Хемавен]
Вот месяц над горной вершиной взошёл,
Как царь-победитель на гордый престол.
Пред войском своим возглашает Пиран:
15640 «Немногих сберёг неприятельский стан!
Едва, темноту разгоняя, восход
Топазовым морем зальёт небосвод,
Мы всех истребим уцелевших врагов,
Чтоб сердце себе истерзал Кей-Хосров».
Весельем объяты, все двинулись в путь
И сели, примчась, у шатров отдохнуть.
Робабов и ченгов послышался звон,
Туранское войско забыло про сон...
А в стане иранском в тот горестный час
15650 Рыдали отцы, над сынами склонясь.
Убиты и ранены сотни бойцов,
Струится потоками кровь храбрецов.
Уж мертвых равнина успела скопить
Так много, что негде меж ними ступить.
Всю ночь подбирали иранцы своих,
На волю судеб оставляя чужих.
И тех сожигали, что были мертвы,
Живым – налагали повязки и швы.
Из рода Гудерза на радость врагам
15660 Немало погибло воителей там.
И каждый иранец бедой потрясён,[550]550
15661—15662 В оригинале бейта (с перестановкой полустиший в переводе) дословно:
«Когда услышал Гудерз – издал громкий крик
Земля от их воплей (äз банг-е ишан) пришла в содроганье (букв. в кипенье)».
[Закрыть]
Гудерза звучит раздирающий стон.
Усыпал седины воителя прах.
Одежды свои раздирая, в слезах,
Взывает: «О кто же на старости лет
Был жертвою столь сокрушительных бед?
Зачем, седовласый, остался я жив,
Сынов ненаглядных в земле схоронив?
С рожденья – с того злополучного дня —
15670 Никто без кольчуги не видел меня,
И рядом со мною кидались в бои
Сыны удалые и внуки мои.
Немало их в первом сраженье с врагом
Погибло: совсем обезлюдел мой дом!
Тогда и Бехрам несравненный угас:
Сказал бы ты, солнце померкло для нас!
Теперь и других я утратил сынов,[551]551
15677—15678 Здесь перевод следует варианту Парижского издания, помещенному у Вуллерса в примечании.
[Закрыть]
Прославленных, полных отваги бойцов».
При вести печальной и Тус зарыдал,
15680 От горя лицом пожелтев, как сандал.
Он тяжко вздыхает, из скорбных очей
На грудь проливает кровавый ручей
И молвит: «На горе в саду бытия
Новзером прославленным выращен я!
На свет не родись я – не знал бы в боях
Стыда и печали о павших во прах.
С тех пор как сражаюсь, я светлого дня
Не видел, хоть смерть пощадила меня...
Спешите собрать мертвецов дорогих,
15690 Сыщите снесенные головы их,
Предайте земле, где молчанье и тлен...
И после к соседней горе Хемавен[552]552
15692 Гора Хемавен – по контексту несомненно гора в пограничном районе. Сопоставление с реальной горой затруднительно.
[Закрыть]
Везите и ратную кладь, и шатры;
Становищем станут нам склоны горы.
Пошлю донесенье владыке царей,
Пусть нам подкрепление шлёт поскорей.
Гонца уже раз посылал я, и весть
Он, верно, успел властелину отвезть.
К нам скоро, быть может, дружины оплот,
15700 Сын Заля – Ростем на подмогу придет».
Так молвив, повёл он бойцов и обоз,
И горесть о павших с собою унёс.
[Туранское войско осаждает гору Хемавен]
[Вот мир лучезарным венцом озарён,
Кафуром осыпан эбеновый трон.[553]553
15704 Дословно: «Солнце разбросало камфору на трон из слоновой кости». Образ оригинала неясен: камфора-белизна на белой же слоновой кости? – В переводе сказано об эбеновом, т. е. чёрном (возможно и красном) троне.
[Закрыть]
Спит недруг. Усталость бойцов велика:
Прошли уж десяток фарсангов войска.]
Шли ночью и днём, выбиваясь из сил;
Воителей голод жестокий томил,
Душили их слёзы, страдание жгло,
15710 И лица черны, как воронье крыло.
И вот до горы Хемавен добрались,[554]554
15711 Здесь в переводе перестановка стихов, что, в частности, совпадает с Лондонской рукописью.
[Закрыть]
Ряды за рядами к подножью сошлись.
И Гиву сказал предводитель бойцов:
«О витязь мудрейший, глава храбрецов!
Три дня и три ночи наш длился поход,
Без пищи, без сна мы стремились вперёд.
Ты снедью себя подкрепи, отдохни,
На ложе походном спокойно усни.
Пиранова рать, в том сомнения нет,
15720 Немедля за нами помчится вослед.
С Биженом оставь невредимых, а сам
Спастись помоги изнемогшим бойцам».
Истерзан тоскою и жизни не рад,
Гив двинулся в гору, возглавив отряд.
Увечных укрыл от грозящей беды
И молвил, построив здоровых в ряды:
«Горе суждено нам убежищем стать,
Здесь плечи расправит усталая рать!»
И тотчас посты он велел отрядить
15730 К подножью горы – за врагами следить.
Гул, клики дозорных и топот, и звон...
Из сердца горы словно вырвался стон!
Лишь солнца лучи засияли светло,
Туранское войско в движенье пришло.
Клич грянул у ставки Пирана, как гром:
Ты скажешь, земля закипела кругом.
На поле войны, погоняя коня,
Вождь рати помчался быстрее огня.
Сказал он Хуману: «Теперь воевать
15740 Недолго осталось. Враждебная рать
Разгромлена. Многих лишился Иран
И полон увечными вражеский стан».
Грохочут литавры, кимвалы гремят,
Как буря, помчался передний отряд.
Туранцы, достигнув подножья горы,
Увидели только пустые шатры.
Слух новый тогда до вождя долетел:
«Иранцы бежали, их стан опустел».
И клики веселья вокруг разнеслись,
15750 И воины слушать Пирана сошлись.
Так вымолвил вождь: «Удалые бойцы,
Стяжавшие славу мужи-мудрецы!
Как действовать нынче, совет ваш каков?
Безлюдье, безмолвие в стане врагов».
Торопят вождя меченосцы, стрелки,
С юнцами твердят заодно старики:
«Иранское войско в смятенье бежит,
В бою победили мы, недруг разбит.
В их стане – лишь кровь, обагрившая прах
15760 Уместны ли ныне сомненья и страх?
В погоню теперь поспешим за врагом,
Мы проку не видим в решенье другом.
Где скорость нужна – колебаться и ждать
Безумней, чем в воду от бури бежать».
Пиран отвечает: «Порою в войне
Терпенье – поспешности лучше вдвойне.
Узнайте: как море, безбрежную рать
Успел повелитель Турана собрать.
Той рати дождемся – так будет мудрей,
15770 Немало в ней доблестных богатырей.
Тогда мы Иран обезлюдим вконец!
Лишь так, не иначе рассудит мудрец».
«О витязь! – на это Хуман отвечал,—
Ты б сердце заботой себе не терзал.
На что уж иранцы в сраженье смелы,
На что мастера и меча, и стрелы,
А всё ж боевые шатры в эту ночь
На месте оставили, ринулись прочь.
Уход их, пойми, безысходности знак!
15780 Бежали они поневоле. Итак,
Не надобно мешкать, покуда придут
К Хосрову, и новую рать соберут,
Ростема призвав из Забула. Поверь,
Бедою грозит промедленье теперь!
Бежавшему недругу вслед я пущусь,
К уловкам и хитростям я обращусь.
Гудерза и Туса – вождя удальцов,
Державное знамя, литавры, слонов
Захватим в сраженье. Врага побеждать
15790 Не лучше ли в битве, чем медлить и ждать?»
Ответил Пиран: «О могучий герой,
Будь радостен сердцем и ясен душой!
Свершай, что рассудком тебе внушено,
Ведь небо само пред тобой склонено».
В дорогу пустились, готовые в бой,
Пиран-полководец и воинов строй.
Леххаку Пиран повелел: «Верховых
Две сотни веди на конях вихревых,
Нигде остановок не делай в пути —
15800 Ты должен стоянку иранцев найти».
И тот полетел на ретивом коне,
Ни разу не вспомнил о пище и сне.
Уж за полночь было, когда часовой
Увидел туранский отряд боевой.
Гора встрепенулась, крик, звон поднялся.
Леххак убедился, что медлить нельзя.
Помчался, к Пирану вернулся с пути,
Известье принёс, где иранцев найти:
Гора Хемавен, мол, дала им приют,
15810 И зорко стоянку посты стерегут.
Вождь кличет Хумана и молвит: «Скачи,
Не зная покоя ни днём, ни в ночи.
Бери сколько надо с собой удальцов,
На быстрых конях закалённых бойцов.
Иранцы бежали со стягом своим,
Хребет Хемавена – убежище им.
Теперь ты мгновенной победы не жди,
Отточенным разумом средство найди
Отнять кавеянский наследственный стяг,
15820 И света не взвидит измученный враг.
Внезапно с мечом закалённым нагрянь,
В куски изруби ты и древко и ткань.
Победа такая тебе по плечу.
Я вслед за тобою как вихрь полечу.»
Мужей боевых тридцать тысяч потом
Избрали, и каждый – с мечом и щитом.
Лишь выплыло солнце в сиянье лучей
И мир осчастливило лаской своей,
Столб пыли густой в отдаленье возник
15830 И с вышки донёсся дозорного крик:
«Туранская рать приближается к нам,
Вздымая чернеющий прах к облакам».
Тус это услышал и панцирь надел;
Литавры забили, кимвал загудел.
Уже наготове стоит под горой
Иранских бойцов устрашающий строй,
Дивится туранский боец, увидав
Сверкание копий, мечей и булав,
Отважных, взъярённых, как львы, удальцов
15840 И знамя Каве над главами бойцов.
Гудерза и Туса окликнул Хуман:
«С кимвалом, слонами, покинув Иран,
Давно ли войною сюда вы пришли,
Ища разоренья туранской земли?
А ныне сражаться вам, видно, невмочь:
Как серны пугливые, кинулись прочь!
Приютом нагой вы избрали гранит:
Ужели вас, витязи, стыд не томит?
Лишь только заря над горою взойдёт,
15850 Кровавой рекой затоплю ваш оплот.
Тебя, предводитель, с вершины стащив,
Без жалости руки арканом скрутив,
К царю Афрасьябу отправлю. С тобой
Тогда распростятся и сон, и покой!
Себя не спасёте уходом своим,
Вам впору рыдать над исходом таким!»
Меж тем, он Пирану известие шлёт:
«Свершился нежданный судьбы поворот.
Иначе всё вышло, чем я полагал,
15860 Когда за иранцами вслед поскакал.
На склонах – иранская рать. Во главе —
Тус вместе с Гудерзом под стягом Каве:
Едва на востоке забрезжит рассвет
И будет светилом весь мир обогрет,
Будь рядом со мною у склонов крутых,
Чтоб степь почернела от полчищ густых!»
К Пирану с известьем гонец подоспел.
Услышал Пиран и душой закипел,
Средь ночи помчался, не ведая сна;
15870 И хлынула рать, как речная волна.
[Пиран приводит войско к горе Хемавен]
Лишь солнце, прорвав темно-синий шатёр,
Победно взошло над вершинами гор,
Пыль ратная миру окутала лик,
Горы Хемавен предводитель достиг.
Он брату сказал: «Здесь удерживай рать,
Нам этого поля нельзя покидать.
Помчусь, полководцу скажу: не кичись!
Зря стяг кавеянский возносишь ты ввысь!
Ужели спастись понадеялся, в плен
15880 Себя заточив на горе Хемавен?»
К иранскому стану направился он,
Враждою и жаждою мести зажжён.
«Эй, Тус! – закричал он, угрюм и суров, —
Владелец литавр, булавы и слонов!
Пять месяцев ныне минуло с тех пор,
Как с нами ты начал воинственный спор.
Из рода Гудерза храбрейших мужей
Немало повержено ратью моей.
И что же? Настал поражения день, —
15890 На кручу теперь, как пугливый олень,
Гонимый дружиною нашей, бежишь,
Но тщетно! Ты скоро в капкан угодишь».
Ответил Хуману воинственный Тус:
«Речам столь бесстыдным и лживым дивлюсь!
Оставь недостойные богатыря[555]555
15895 Здесь в оригинале следует бейт, в переводе переставленный ниже – стихи 15899—15900.
[Закрыть]
Увёртки. Хитришь и клевещешь ты зря!
Средь славных мужей, закалённых в борьбе,
Сан витязя не подобает тебе!
Не ты ль, Сиавуша повергший в беду,
15900 Разжёг средь мужей именитых вражду?
Твоим увещаниям внял он, и что ж?
Его погубила изменника ложь!
Остался в Туране, доверясь тебе,
И пал Сиавуш, и кровавой борьбе
Положено в мире начало с тех пор...
Жаль шаха, пленявшего сердце и взор!
Напрасно коварство пускаешь ты в ход,
Разумный и праведный ложь отметёт.
Ушли мы, становищем гору избрав
15910 Затем, что не стало близ прежнего трав.
Теперь уж известья до шаха дошли,
И, верно, герои иранской земли
С Дестаном, с Ростемом, подобным слону,
Примчатся, готовы продолжить войну.
Как только придет подкрепление к нам,
Туран я сожгу, разоренью предам.
Ты здесь – так воюй, как воюют мужи!
Не время теперь для уловок и лжи».
В ответ предводитель дружину созвал,
15920 И гору бойцам окружить приказал.
И вот за громадой громада пошла;
Сказал бы ты, гору гора облегла!
Отрезано войско Ирана от трав,
Тус мыслит о битве, в смятение впав...
Пирана торопит Хуман-удалец:
«Пора нам на гору взойти, наконец!
Сраженье такое иранцам я дам,
Что впредь не посмеют противиться нам».
Ответ был: «Наш враг не сильней ветерка —
15930 Кто с ветром сражаться послал бы войска?
Лишь голод в глазах белый свет помрачит,
Не станет дружина за голый гранит
Держаться, и слушать не станет вождей.
Без трав для коней, без еды для людей,
На милость нам сдастся иранская рать,
Не вздумает впредь против нас воевать.
Не время сражаться – их впору жалеть!
15940 Без боя легко их теперь одолеть».
[Ночное нападение иранцев]
До Туса с Гудерзом те речи дошли,
В печаль и тревогу вождей привели.
Сказал полководцу воитель седой:
«Теперь неизбежным становится бой.
Дня за три, не больше, иссякнет еда,
Дороги закрыты, нависла беда.
Здесь нет ни шатров, ни обоза, и рать
Слабеет. Доколе бойцам голодать?
Лишь солнечный лик над вершинами гор
Поблекнет и скроется в тёмный шатёр,
Избрав ездоков, что отваги полны,
15950 Мы спустимся с кручи на поле войны.
В кровавую ночь, опрокинув дозор,
Узнаем всевластной судьбы приговор:
Поляжем ли в поле на радость врагам,
Иль вражьи короны достанутся нам?
Сражений таков неизбежный исход:
Тот славой увенчан – тот в прахе гниёт».
Тус внемлет, и жажда отмщения в нём
Опять разгорается жарким огнём.
Угас, между тем, над вершинами день,
15960 Окутала землю вечерняя тень.
Лишь сделалась тьма глубока и густа,
И люди сомкнули глаза и уста,
Тус начал готовиться к битве ночной.
Созвав храбрецов, закаленных войной,
Бижену крыло поручил он одно,
Другое – Шейдушу с Хоррадом дано,
Он знамя Каве Гостехему вручил,
И долго вождей наставлял и учил.
А сам с удальцами, Роххам с ним и Гив,
15970 Взяв палицы тяжкие, в седла вскочив,
Как пламя помчались, напали на стан,
Где был предводителем витязь Пиран.
В кровавое море был стан обращён,
На поле стоял несмолкаемый стон.
Разрублено знамя вождя пополам,
Сражаться невмочь устрашённым бойцам.
Хуман, пробудившись, еще в полусне
Примчась на своем вороном скакуне,
Немало увидел безжизненных тел
15980 И многих, в смятенье бегущих, узрел.
Кровавые слёзы пролив из очей,
Во гневе он крикнул дружине своей:
«Иль здесь не стоял ни один часовой?
Знать, вовсе покинул вас дух боевой!
Постыдно на поле сраженья дремать!
Но втрое ведь больше, сильней наша рать.
Вперёд! Выставляя китайский свой щит,
Пусть палицей каждый разит и крушит!
Врагов ненавистных ничто не спасёт.
15990 Лишь месяц клинок над горой занесёт —
Мы всех истребим до единого тут —
И тех, что воюют, и тех, что бегут!»
Раздался трубы угрожающий вой,
Стремительно всадники ринулись в бой.
В тисках у врагов, не склоняя главы,
Иранские витязи бились, как львы.
Клинки – ярче молний порою ночной,
А палицы хлещут, как дождь проливной.
Потёмки – ни звездных, ни лунных лучей, —
16000 Лишь чёрная пыль да сверканье мечей.
Уж тяжкою ношею стала броня;
Во мраке сражаются, жребий кляня.[556]556
16002 В оригинале: «От темноты – в море смолы они».
[Закрыть]
Приказу Хумана туранская рать
Внимает: «Знатнейших нельзя убивать!
Пусть пленными станут и витязь, и вождь.
Уймите же стрел истребительный дождь!»
И клики несутся к иранским бойцам:
«Смиритесь, ведь худо приходится вам!
Когда не хотите, чтоб ваших вождей
16010 Мы кровью венчали, сдавайтесь скорей!»
Роххаму и Гиву тут вымолвил Тус:
«Нам гибели здесь не избегнуть, боюсь.
Надежда одна, что с небесных высот
Творец милосердный нам жизни спасёт.
Иначе поглотит нас вечная мгла
В пучине морской иль в когтях у орла».
Вновь ринулись витязи в гущу врагов,
Все трое напали свирепее львов.
Вновь грянул кимвал, трубный слышится зов,
16020 И гонгов гуденье, и колоколов.
Никто уж поводьев не видит; своё
Воителю в глаз попадает копьё.
«Ни с места! – Хуман восклицает, грозя, —
Ни битвой, ни бегством спастись вам нельзя.
Вас, видно, злосчастье сюда привело;
Добром не кончает свершающий зло!»
Горсть воинов, трое лишь витязей с ней...
Сжимает их вражье кольцо всё тесней.
И вспомнился каждому славный Ростем,
16030 В бою не слабевший нигде, ни пред кем.
И мчатся призывы истерзанных душ
Туда, где Бижен, Гостехем и Шейдуш.
«О если б явился на горестный зов
Хотя бы один из иранских бойцов!
Увы, не врагам суждено было пасть —
Мы смерти безжалостной кинулись в пасть.
Что будет с державой, с престолом царя?
Нас в путах сегодня застанет заря.
В далеком Забуле Ростем и Дестан,
16040 Нагрянут враги, разорят наш Иран».
Бой длится, и палицы тяжко разят,
И вождь с удальцами не скачет назад.
Напрасно их ждут на горе Хемавен
Шейдуш, Горазе и бесстрашный Бижен.
Сказал Гостехем удрученный: «Ужель
Ночное сражение длится досель?»
Эбен под ногами, а воздух – смола.
Ночь грохот литавр до мужей донесла.
И видят они, устремившись на зов:
16050 Струится потоками кровь удальцов,
Дружине измученной гибель грозит.
Напали, и палицей каждый разит.
Тус видит пришедших на помощь друзей,
Клич витязя грянул кимвала грозней.
Ослабив узду, отягчив стремена,
Не глядя, холмиста земля иль ровна,
Несутся Роххам и воинственный Гив;
Вернул им отвагу Бижена призыв.
Кипел до рассвета неистовый бой.
16060 Когда же светило взошло над горой,
Вождь кликнул дружину, и вот уж назад,
На гору к себе меченосцы спешат.
Промолвил бойцам предводитель их Тус:
«До этого дня не слыхал я, клянусь,
Чтоб бились так доблестно богатыри,
Как бились вы нынче с зари до зари.
Злой глаз от героев да будет далёк!
В бою торжество да подарит нам рок!
С надеждой взываю к Йездану, чтоб вас
16070 От бед оградил Он, от гибели спас.
Я верю: придет избавление к нам,
Примчится, как вихрь, подкрепление к нам.
Ведь я посылал к властелину гонца,
И, верно, теперь уж достиг он дворца.
Как только посланье к Хосрову дойдёт,
В нем новое пламя оно разожжёт.
Примчится на помощь могучий герой,
С ним храбрых, прославленных воинов строй.
С победой вернёмся, весельем горя,
16080 Душой возликуем, увидев царя.
Как наши сраженья с врагом протекли,
Тогда расскажу властелину земли,
И с нами разделит Хосров торжество,
И нас осчастливят щедроты его».
Окончен о схватке ночной разговор,
И каждый к себе воротился в шатёр...
К равнине, где битв разносился раскат,
Дозорные станов обоих спешат.
Уж негде ступить между грудами тел;
16090 На поле сраженья Хуман поглядел
И молвил вождю: «Было тяжко бойцам.
Удача досель улыбалась не нам.
Но лишь отдохнут от борьбы храбрецы,
Туранской земли удалые бойцы,
Дам новую битву, какой никогда
Не видело солнце, не знала звезда».
Беседу окончили, врозь разошлись
И думам тревожным в тиши предались.
[Кей-Хосров узнает о положении рати]
Доставили шаху известье в Иран:
16100 В боях победителем вышел Пиран.
Вождь рати к горе Хемавен отступил,
Враг множество витязей храбрых сгубил;
Лишился мужей, обезлюдел вконец
Гудерза – Гошвадова сына – дворец.
Льёт слёзы о павших звезда в небесах,
И розы в тоске не цветут на кустах.
Иранскою кровью поля залиты,
Низвергнуто счастье вождя с высоты...
Лишь весть нежеланная эта пришла,
16110 Властителю сердце печаль обожгла.
Могучего царь призывает, и с ним
Явиться велит исполинам другим.
Толпою старейшины края сошлись,
Познавшие мир мудрецы собрались,
И слушают все Кей-Хосрова слова.
Известье поведал Ирана глава
И молвил Ростему: «О доблестный, знай,
В великой опасности древний наш край!
Стоит перед бездною гибельной он,
16120 Грядущим невольно мой дух устрашён.
Ты – царства опора, надежда мужей,
Держава цветёт под защитой твоей.
Клинок твой до сердца небес достаёт,
У ног твоих – время, земля, небосвод.
Ты сердце у Белого Дива исторг,[557]557
16125 О бое Ростема с Белым Дивом см. том I (стихи 12029 и сл.).
[Закрыть]
В сердцах зажигаешь любовь и восторг.
Прославился Рехша стремительный бег,
Тебя, словно первенца, пестует век.
Твой меч даже солнце огнём опалит,
16130 А палица плакать заставит Нахид.
Стрелу богатырскую только пусти —
Спасенья и лютому льву не найти.
Иран неприступен с тех пор, как шелом
Сверкнул над твоим богатырским челом.
А ныне постигло нас бедствие: Гив
С Гудерзом и Тусом, врага не сломив,
Бежав от бойцов Афрасьяба-царя,
Льют слёзы горючие, сердцем горя.
Немало потомков Гудерза в боях
16140 Погибло, и ложе их смертное – прах.
А прочим бойцам, натерпевшимся бед,
Убежищем стал Хемавена хребет.
Взор каждого с жаркой мольбой обращён
К Создателю звёзд и пространств, и времён.
Все ждут: подоспеет глава силачей
По милости божьей, по воле моей.
В ночи мне посланец известье принёс,
И много кровавых мной пролито слёз.
Я тайны печальной три дня никому
16150 Не сказывал, только Творцу одному.
Теперь переполнены чаши края,
От горя душа истерзалась моя.
Тебя призывают дружина с вождём —
Иди ж, неизменной удачей ведом!
От вражеской злобы храним будь судьбой,
И радости свет да пребудет с тобой!
Всего, что желаешь, проси у меня:
Динары, бойцов, снаряженье, коня...
Дружину готовь для решительных сеч —
16160 Опасностью этой нельзя пренебречь».
Ростем властелину промолвил в ответ:
«Да будет престол твой избавлен от бед!
Ты праведен, мудр и душою велик,
Как ты, небосвод не припомнит владык.
С тех пор – повелитель мой слышал о том, —
Как царь Кей-Кобад был украшен венцом,
Боям за Иран я себя посвятил,
Сражался, трудов не жалея и сил.
В глуши нападения львов и слонов,
16170 Чудовищ и дивов, и злых колдунов,
Туранцев и мазендеранцев мечи,
Их тяжкие палицы, битвы в ночи,
Труды и лишенья далеких путей,—
Вот повесть о жизни суровой моей!
Немало я тяжких невзгод претерпел,
Для битв и трудов наслажденья презрел.
Ты – славный владыка, я – верный слуга.
Приказывай, двину я рать на врага.
Тоской о погибших не мучайся так,
16180 Пусть лучше от страха бледнеет твой враг![558]558
16180 Здесь допущена перестановка смежных бейтов.
[Закрыть]
О роде Гудерза печалью томим,
Я движим отныне стремленьем одним:
На помощь бойцам осажденным спешить,
За павших иранцев безжалостно мстить!»
Царь, слушая слово главы силачей,
Потоки от радости лил из очей.
Воскликнул он: «Свет без тебя бы померк!
Я трон и венец без тебя бы отверг!
Пусть небо дрожит пред арканом твоим,
16190 Главы венценосцев опутывай им!»
Ключи от сокровищ, алмазных венцов,
Шеломов, арканов, мечей, поясов
Принес Кей-Хосрову хранитель казны,
Раскрылись набитые златом мошны.
Всего в изобилье дал витязю шах
И молвил: «О муж, закаленный в боях!
С собой копьеносцев Забула веди,
Воителей храбрых Кабула веди.
Как буря, дружину вперёд увлекай,
16200 Не медли и медлить другим не давай.
Сперва отбери среди рати моей
Разящих мечом тридцать тысяч мужей.
Назначь Фериборза дружины главой, —
Пусть первым на месть устремится герой!»
Могучий пред шахом склонился тогда:
«Друзья мне давно – стремена и узда,
Не медля, готовиться станем к войне,
Помчимся, забыв о покое и сне».
И золото стал он бойцам раздавать,
16210 И двинулся в поле, и выстроил рать.
«С зарей, – Фериборзу наказ он дает, —
Ты выступи с первым отрядом в поход.
Не знай передышки, скачи день и ночь,
К воителю Тусу лети во всю мочь.
Скажи от меня, – не спеши нападать,
Ты должен оттягивать время и ждать,
А я с удальцами вослед поскачу,
К тебе на подмогу, как вихрь, прилечу.
Советником, разумом славных дружин
16220 Пусть будет сын храбрый Милада – Горгин».
[Фериборз просит в жёны Ференгис мать Кей-Хосрова]
Сказал Фериборз: «О даритель венцов,
Владеющий Рехшем, боец из бойцов!
Томлюсь я, желание в сердце тая.
Другому ни слова не молвил бы я,
Тебе лишь откроюсь, верховный боец,
Достойный носить властелина венец!
Ты – войска опора порою беды,
Ирана герои тобою горды.
16230 Да будет к тебе благосклонен Йездан!
Ты знаешь, о муж, озаривший Иран,
Что я Сиавушу достойному брат,
И общий у нас прародителей ряд.
Мне ту, что оставил вдовой Сиавуш,
Взять в жёны пристало, о доблестный муж!
О том от меня Кей-Хосрову скажи,
Мне светлый венец на главу возложи!»
«Приказывай, – молвит Могучий ему, —
Я внять повеленью готов твоему».
Отправился тут же к царю исполин
16240 И молвил: «О, славный, царей властелин!
Я просьбу имею, к ней слух преклоня,
До неба главой ты вознёс бы меня.
У просьбы моей – благородная цель,
Создателю мира угодная цель.
Как небо, ты милость мужам даровал,
Длань царскую щедро для всех раскрывал.
А кто же достойнее ласки твоей,
Чем князь Фериборз, украшенье князей?
По воинской доблести, чести, уму,
16250 Не видел я витязей, равных ему.[559]559
16250 Здесь также допущена перестановка смежных бейтов.
[Закрыть]
Дозволишь ли, царь, – это жаждет он знать, —
Ему Сиавушево место занять?
Пока на туранских он ищет полях
Отмщенья за брата в кровавых боях,
Пусть дочь Афрасьяба, став князю женой, —
Так солнце могло б сочетаться с луной! —
Усилья отважного мстителя чтит,
И замок его, и богатства хранит».
Как только услышал державы глава
16260 Из уст исполина такие слова —
Помочь именитому дал он обет.
«О славный, – промолвил владыка в ответ, —
Кто б слов твоих мудрых ослушаться мог?
Его растоптал бы безжалостный рок.
Ко благу твои наставленья ведут,
Пусть дни твои радостью вечно цветут!
Мать свято я чту, не во власти моей
Свои пожеланья навязывать ей,
Но стану просить, чтоб согласье дала,
16270 Чтоб голосу разума сердцем вняла».
И оба пришли к луноликой затем —
Хосров благородный и славный Ростем.
И мать услыхала от шаха-юнца:
«О память живая героя-отца!
Ты в горе и счастье опора моя,
Владычица – ты, твой наместник лишь я.
Ты знаешь о битвах и горькой судьбе
Иранской дружины. Известно тебе,
Что многие витязи нашей земли
16280 В Туране на поле войны полегли.
Я новую рать посылаю вослед,
Сын Заля – Ростем – ей защита от бед.
Он витязь верховный, боец-исполин,
А князь Фериборз – предводитель дружин.
Сын Заля тебя призывает, о мать,
Вождю Фериборзу супругою стать.
Каков твой ответ, повеленье твоё?
Да будет счастливым твое бытиё!»
Но мать побледнела от этих речей,
16290 Минувшее живо припомнилось ей.
И гневом пылая, печали полна,
В слезах отвечала на это она:
«С Ростемом я дружбу страшусь разорвать,
Не то бы сказала: тому не бывать.
Кто просьбу Ростема отвергнуть дерзнет?
Его бы ослушался лишь небосвод!»
Речь выслушал витязь, участливо он
В ответ произносит: «Владычица жён,
Чья дивная прелесть воспета молвой!
16300 Да будет раздавлен враг дерзостный твой!
Скажу, коли внять пожелаешь ты мне:
От мужа беды не бывает жене.
Ужели грозить тебе может бедой
Кеянского рода супруг молодой?
Для мужа супруга нужна, для жены —
Супруг: друг для друга они созданы.
Герой Фериборз, сын Кавуса-царя,
Сам царствовать мог бы, престол озаря.
К тому ж Сиавушу ведь брат он родной,
16310 Из рода того же и крови одной.
Иран на две трети стал частью его,
Селенья и степи под властью его,
И я с одобренья владыки страны
Счёл князя достойным супругом луны.
Готова ли, ныне должна ты сказать,
Свой жребий с судьбой Фериборза связать?
Разумно поступишь, сомненья в том нет,
Коль примешь ты мой и сыновний совет».
Но та, что сияет средь жён, как луна,
16320 Молчанье хранит, неутешна, бледна.
Лишь тяжко вздыхает, ответить нет сил,
Стыд жгучий пред сыном ее охватил.
Ростему сказала она, наконец:
«Храбрейший из витязей, первый боец!
Пусть он меж иранцев достойнеший муж,
Как может им быть замещён Сиавуш?
Но воля тобой у меня отнята,
Ты речью своею замкнул мне уста.
Приказ повелителя дело решит:
16330 Всему подчинюсь я, что он повелит».
Мать шаха, лицом, словно роза, ала,
На брак с Фериборзом согласье дала.
За дело взялся тут усердно Ростем,[560]560
16333—16334 В оригинале:
«Завязал туго пояс в этом деле Ростем,
И в этом [деле] не было большого промедления».
[Закрыть]
И долго не медлили с таинством тем.
Союз освятили, мобеда призвав,
Во всем соблюдая обряд и устав.
Могучий не ведал покоя и сна,
Пока не вступила в дом князя луна.
Стал князь новобрачным – поистине тем
16340 Его осчастливили шах и Ростем!
Ростему пожалован новый венец,
И щедро дарами осыпан боец.
Трёхдневное время меж тем протекло,
И всё, наконец, к завершенью пришло,
И славный Ростем, жаждой мести гоним,
Готов понестись по просторам степным.
С дружиной вперёд Фериборз ускакал;
Как в небе звезда, предводитель сиял...
Вот солнце взошло, ликованья полно;
16350 С красавицей любящей схоже оно.
Раздался трубы оглушительный зов,
Ростем-предводитель повёл удальцов.
Невольной тревогою втайне томим,
Хосров два фарсанга скакал вместе с ним.
Расстались. Летя по раздолью равнин,
В день два перехода свершал исполин.
[Тус видит во сне Сиавуша]
Ночь тает, и скоро уж грянет кимвал.
Сон грустного Туса под утро сковал.
И видит он в грёзах, волнения полн:
16360 Сияющий светоч явился из волн,
Из кости слоновой престол, и на нём
Герой Сиавуш в ореоле своём.
Смеётся он, ласково речи звучат,
Лик – солнца светлей. И восторгом объят,
Тус слышит: «На месте удерживай рать!
Победу тебе суждено одержать.
Не плачь о потомках Гудерза, узнай:
Их ждал благовонный, сияющий рай.
Здесь, в розовых зарослях пьём мы вино,
16370 И это блаженство навек нам дано».[561]561
16370 В оригинале несколько иначе:
«Мы не знаем – это вино доколь будем пить».
[Закрыть]
Проснувшись, от страхов избавился вождь:
Веселье в душе, в дланях – прежняя мощь.
Представ пред Гудерзом, так вымолвил он:
«О витязь, мне вещий привиделся сон.
Настанет конец испытаниям всем,
Как буря, к нам скоро примчится Ростем».
Знак подал – и грянули звуки трубы,
Построилось войско на поле борьбы,
Готовы бойцы к смертоносной войне,
16380 И стяг кавеянский сверкнул в вышине.
Навстречу выводит Пиран удальцов,
Пыль солнце окутала в чёрный покров,
Шум, грозные клики окрест разнеслись,
Свистящие стрелы дождём полились.
Стоит против строя воинственный строй —
На бой ни один не выходит герой.
Торопит Хуман предводителя: «Ждать
Доколе ты хочешь? Пора нападать,
Сюда не охотиться войско пришло!
16390 Под ношей и нам, и коням тяжело».
«Горячность оставь, – услыхал он в ответ, —
Сегодня в сражение рваться не след.
Три витязя с малой дружиной на нас
Нежданно и яро в полуночный час
Напали, что лютые тигры, а мы
Метались, как стадо средь бури и тьмы.
Я поле в крови, войско в страхе нашёл,
Вождей именитых во прахе нашёл.
Иранцы – на кручах; колючки кустов,[562]562
16399—16400 В оригинале:
«У них (иранцев) гранитная бесплодная (букв. сухая) гора.
Их кони вдыхают запах колючек словно мускус».
В подлиннике обычная у классических поэтов игра слов: шип, колючка – хар и гранит – хара.
[Закрыть]
16400 И те недоступны для их скакунов.
Их смертью голодной оставь умирать,
Средь камня нагого от жажды сгорать.
Чтоб их, осажденных, на гибель обречь,
Нам надо лишь зорко все тропы стеречь.
Без боя, поверь, покорится нам враг,
Зачем же сражаться торопишься так?
На бой не веди удальцов верховых,
Лишь десять на поле поставь часовых!
Недолго, поверь, доведётся нам ждать,
16410 Запросит пощады иранская рать.
А если не сдастся – ей гибель грозит:
Воды и кормов не заменит гранит!»
Расставили всюду дозоры, а там
Покинули поле, вернулись к шатрам,
Уселись бойцы, пояса распустив,
Пирам и дремоте досуг посвятив...
Тус в лагерь вернулся, тревогой объят;
Изранено сердце, лицо – что агат.
Сказал он Гудерзу: «Нависла беда,
16420 Померкла иранской дружины звезда.
Смыкается вражье кольцо всё тесней,
Колючки – единственный корм для коней.
Иссякли у рати еда и питьё;
Нет средства иного, как меч и копьё!
Мечи обнажим, лишь светило взойдёт,
Дружину к подножию двинем с высот —
Быть может, благою звездою ведом,
Победу смогу одержать над врагом.
А если Творца приговор не таков,
16430 Погибнем на поле от вражьих клинков.
Нам волю Творца преступить не дано,
Лишь то совершается, что суждено.
Не лучше ль со славою лечь нам во прах,
Чем жить у страданья и страха в тисках!»
И все, как один, согласились на том,
Что сказано доблестным было вождём.
[Афрасьяб посылает хакана и Камуса на помощь Пирану][563]563
16437 Речь идет о прибытии союзника (а может быть и вассала?) Афрасиаба, повелителя Чина, что естественно переводить – Китая, с титулом «хакан». Так в постоянном сочетании – хакан-е чин – «хакан Чина», условно: повелитель Китая, – будет встречаться в последующем изложении событий, (см. прим. 10272).
[Закрыть]
Достигшее Рака, сверкнуло сквозь мрак[564]564
16437—16438 В оригинале:
«Когда Солнце из созвездия Рака подняло руку (здесь игра слов: зе хäрчäнг чäнг)
Оно разорвало покров мускусно-черного цвета (мäшк рäнг)».
[Закрыть]
Дневное светило, как пламенный стяг.
К Пирану пришла от властителя весть:[565]565
16439—16440 В оригинале:
«К Пирану прибыл от шаха [Афрасиаба] посланный [с извещением],
Что прибыло большое войско [собравшееся] со всех сторон (букв. мест)».
[Закрыть]
16440 «К нам прибыли рати, которых не счесть.
И первым хакан величавый идет,[566]566
16441—16460 В дальнейшем изложении переводчик отступает от точной последовательности бейтов в издании Вуллерса, использует вариантные разночтения и варианты Лондонской рукописи (что будет отмечено нами соответственно). Дело в том, что точное воспроизведение оригинала Вуллерса (на наш взгляд, отражающего несогласованные им противоречия – искажения и интерполяции рукописей, Парижского и Калькуттского изданий) привело бы к противоречию в именах и деталях изложения и затруднило бы чтение и понимание перевода. Если «реконструкция» переводчика и может быть оспорена в своих частностях (что и будет в необходимой степени отражено в комментарии), то следует признать, что любое стройное изложение текста Вуллерса, в свою очередь, оказалось бы ещё более спорным.
[Закрыть]
Чей трон – вся земля, а венец – небосвод.[567]567
16441—16442 Эти стихи отражают бейт Лондонской рукописи, следующий там за бейтом, отраженным в стихах 16443—16444 перевода. В тексте Вуллерса данный бейт стоит ниже – перед стихами 16453—16454 перевода и не вполне связан с контекстом. В Парижском издании бейт следует непосредственно за стихом 16440, т. е. в начале сообщения посланника Афрасиаба. Нетрудно убедиться, что варианты местонахождения меняют реальное содержание известия. Кроме того, самый текст первого стиха, совпадающий и в Лондонской рукописи, и в Парижском издании, может быть прочитан и осознан по-разному: нäхостин сепäхдар [или ар-е] хакан-е чин с вариантами перевода – кто идет?: «первый предводитель – хакан Чина», или «первый предводитель хакана Чина». Сам хакан, или его первый военачальник? Последнее согласовалось бы с ролью Камуса (в сказе ему посвященном), Камуса – как вождя передовых сил хакана. (Самому хакану, его единоборству с Ростемом ведь будет посвящено следующее – см. III том – особое сказание.) Но и тогда остальные бейты не всегда согласуются с этой предпосылкой.
[Закрыть]
Чин-море пустынею сделал бы прах,[568]568
16443—16444 В оригинале нет упоминания о хакане, т. е. речь идет о войсках, рати, идущей на помощь Пирану – вообще. Чин-море – здесь может быть принято или в плане гиперболического сравнения, или речь идет о море-озере Аральском (или другом из озер Центральной Азии).
[Закрыть]
Вздымаемый ратью хакана в боях!
Из Мавераннахра тот вождь боевой,[569]569
16445 В тексте Вуллерса: йäки мехтäр аз мавераннäхр дäр, т. е. «один (некий) набольший (вождь, вельможа) из Мавераннахра», т. е. из «Заречья» с территорий на правому берегу Аму-Дарьи, но в варианте Калькуттского издания вместо «из Мавераннахра» сказано «с той стороны реки» (что может быть понято шире, например из-за Сыр-Дарьи и т. п.). И говорится не «один вождь», а просто некий вождь. Переводное же «тот вождь» определенно связывает бейт с предшествующими, чего в оригинале нет.
[Закрыть]
До туч возносящийся гордой главой.
Он сотни свирепейших тигров сильней,
Слонов сокрушает он мощью своей.
Герой, покоритель бессчисленных стран,
16450 Он месяц обличьем, а станом – платан.
Там витязь невиданной силы Фертус,[570]570
16451 Фертус – здесь имя дано по варианту Калькуттского издания. В тексте Вуллерса (как и в Лондонской рукописи) назван Камус, что, быть может, и более обосновано, но тогда и всё изложенное до сих пор надо относить к нему, а не к хакану (см. разночтения стиха в прим. 16441—16442), что также можно подвергнуть сомнению. Оригинал ниже особо упоминает и Фертуса и Камуса уже конкретно. Далее в оригинале следует бейт, перенесенный в переводе ниже (см. стихи 16459—16460 и прим.).
[Закрыть]
Его и Гудерз устрашится и Тус.
Там грозный Меншур, метким взмахом меча[571]571
16453 Меншур – Маншур, Mansôr (?) – с нарицательным значением: гневный, сердитый. Еще одно имя туранского бойца.
[Закрыть]
Повергнувший не одного силача.
Мужи из Кешана: свирепый Ашкбус[572]572
16455—16456 Здесь в оригинале вовсе не упоминается Ашкбус. Камус из Кешана – имя случайно напоминает современный Кашан (город в Западном Иране), а вероятнее всего связано с Кушанией – столицей империи кушанов на Заравшане. Камус, по-видимому, предводитель рати, властитель Сепиджаба, где-то в глубинах восточных территорий, тяготевших к Турану и Афрасиабу. Имя Камус (этимологически: Камос) иногда сопоставлялось с Камбизом (варианты: Камисус, Кумбисус).
[Закрыть]
И воин сильнейший из сильных Камус,
Колдун, поражений не знавший досель,
Он гневом своим нагоняет метель.[573]573
16458 В подлиннике: чо хäшм авäрäд бад-о бäрф авäрäд, т. е. «когда приходит в гнев – приносит ветер и снег».
[Закрыть]
От Рума до врат Сепиджабской земли[574]574
16459—16460 В оригинале соответствующий бейт дан выше, следом за бейтом, отраженным в стихах 16455—16456 перевода, причем в Лондонской (только) рукописи за ним непосредственно следует бейт:
ферестадäм анк суйе карзар
берарäд зе Тус о зе Хосроу дäмар,
т.е. «я послал того, чтобы в сражении он уничтожил бы совсем (с корнем) Туса и Хосрова». (Переводчик толкует это «послал» как веленье хакана.) Вот здесь и выявляется реальное содержание термина (если оно есть!): «хакан-повелитель Чина, прибывший из Заречья, обладал территорией от Рума до Сепиджаба (зе мäрз-е сäпäджаб та мäрз-е рум). Второй стих оригинала – сепахи ке буд äндäр абад бум!, т. е. «войско, которое было в населенной стране». Может быть, смысл тот, что все войска-рати, которые собрались здесь – в населенной – оседлой земле, – пришли из окружающих Туран степей, кочевых территорий (отражение борьбы кочевников с оседлым населением?). Но как бы ни понимали второй стих, первый дает границы кочевых территорий, совершенно очевидно не охватывающие подлинный, хотя бы и неведомо-таинственный, Чин-Китай.
[Закрыть]
16460 Всех стран обитаемых рати пришли».
Туранцам промолвил Пиран: «Храбрецы,
Царя Афрасьяба лихие бойцы!
К вам ныне весёлые вести летят;
Внимая, воспряньте душой, стар и млад!
Забуду теперь о заботе былой,
Иран разорю и сравняю с землёй.
Отныне за ратью огромную рать
Царю не придётся в поход собирать.
В Иране, в Туране, на суше, воде —
16470 Владыкою быть Афрасьябу везде!»
И снова к Пирану один за другим
Гонцы прибывают с известьем таким:
«О славный воитель, о вождь-исполин,
Весь век благоденствуй, не зная кручин!
Избавься от тяжкой тревоги своей,
Встречай, торжествуя, союзных царей!
От склонов Кашмира до Шехда-реки[575]575
16477 Река Шехд, как уже указывалось,– один из притоков Аму-Дарьи, т. е. территории союзников и вассалов Афрасиаба, которые располагались как бы по дуге от Индии (Кашмир) до Аму-Дарьи, т. е. на восток и северо-восток, от собственно Ирана с продолжением изгиба к западу вдоль северной границы Ирана, вплоть до Рума (?).
[Закрыть]
Повсюду знамена, слоны и полки.
Кондор – из Соклаба, известный храбрец;[576]576
16479—16486 Здесь даны имена богатырей, союзников Турана или вассалов Афрасиаба, с указанием их «уделов» или подвластных территорий, что помогает несколько уточнить наши представления о территории и «сферах влияния» Турана, а также несколько разобраться в путанице имён и вариантов текста. Кондор из Соклаба, т. е. из страны славян. Биверд из Ката. Кат, Кят – древний город на Аму-Дарье, некогда – до переноса в Ургендж – столица Хорезма. Герче из Сегсара (см. прим. 6253 в томе I). С возможностью сопоставления с грузинскими – гордж, гордже ().
Шенгул, точнее Шенголь () из Хинда-Индии (см. прим. 414 в томе I).
Фертус из Чагана, уже упоминался, по-видимому, случайно, выше. Фертус (Fartôs), как имя, может быть сопоставлен с Тус (Taôsa) (см. примечание 9181 в томе I), первая часть имени – «фарр» (?). Чаган чäган-город – область на востоке Ирана. И здесь Фертус уже опредёленно не хакан.
На наш взгляд, все это свидетельствует только о сложности и обилии вариантов текста, имея в виду как варианты стихов, так и варианты их расположения, в которых еще трудно разобраться.
Кехар из Гехана [?] () – витязь, по-видимому, только в «Шахнаме» упоминаемый.
Шемиран– женское имя, встретится позднее как таковое и в «Шахнаме», сопоставляемое с Семирамидой греков, но здесь, по-видимому, имя витязя, союзника или вассала Афрасиаба.
[Закрыть]
16480 Из Ката – Бивер, несравненный боец;
Герче – из Сегсара, из Хинда – Шенгул...
Не молкнет их полчищ воинственный гул;
Фертус – из Чегана, краса храбрецов;
Кехар – из Гехана, гроза удальцов;
И в мире прославивший племя шугнан,
С отравленной сталью герой Шемиран.
Пусть в душу твою возвратится покой.
Стал юным бы старец от вести такой!»
Избавилось сердце Пирана от мук,
16490 Ты скажешь, был мёртвым и ожил он вдруг.
Хуману сказал он: «Помчусь я встречать
Ко мне на подмогу прибывшую рать.
Спеша к моему ополченью примкнуть,
Владыки неблизкий проделали путь.
Владетели тронов, земель и казны,
Величьем они Афрасьябу равны.
Отправлюсь, увижу бойцов и вождей,
Узнаю, как много там ратных людей.
К престолу властителя Чина пойду,
16500 С почтеньем к ногам властелина паду,
Каков, погляжу, знаменитый Камус,
Сравню, кто сильнее: Шенгул или Тус.[577]577
16502 В Парижском издании дан вариант: «посмотрю Гехара Гехани и Фертуса», т. е. сопоставляются друг с другом туранские союзники, а не туранец с иранцем – Тусом.
[Закрыть]
Вернусь я, и тучею мы грозовой[578]578
16503—16504 Дословно: «Когда же я вернусь сюда – затяну пояс (приготовлюсь к бою)» (букв. извлеку из иранцев дыханье и дым).
[Закрыть]
Нагрянем на вражеский стан боевой!
Теперь им со мною тягаться невмочь,
Их день обращу я в глубокую ночь,
Надену всем витязям вражьих полков
На руки и ноги железо оков.
К царю Афрасьябу пошлю их в полон,
16510 Забуду для этого отдых и сон.
А ратников, сколько смогу залучить,
Я тотчас велю с головой разлучить.
Страну разорю и сожгу я дотла,
Забудут, что в мире такая была!
Я на три дружины всю рать разобью,
День шаха иранского мраком залью.
И первый я к Балху направлю отряд,
Чтоб жребий иранцев стал горше, чем яд.
Вторую дружину пошлю я в Кабул,
16520 Смешаю с землею Кабул и Забул.
А третью дружину, которой Туран
Гордится, я тотчас направлю в Иран.
Из жён и младенцев, юнцов и седых
Единой души не оставлю в живых.
Набегом страну ненавистную ту
Я с лика земли беспощадно смету.
Пока не вернусь я, бойцам выжидать
Вели. Не спеши на врага нападать!»
Так молвил и вышел стремительно прочь:
16530 От злобы неистовой стало невмочь.
Дружине Хуман возвещает: «Мы страх
Забудем теперь. Лишь стоять на часах
Две ночи нам надо – за кручей следить,
С противников наших очей не сводить,
Не дать им с гранитной нагой высоты
Бежать под покровом ночной темноты.
Уж скоро и путь, и долина, и склон —
Все сплошь запестреет от ратных знамён».
[Прибытие хакана к горе Хемавен]
Достигнув стоянки прибывших дружин,
16540 Несчётных коней увидал исполин.
Пурпурны, янтарны, лиловы, пестры
Раскинулись в поле широком шатры
Из чинской парчи, из шелков дорогих,
Стяг воинский поднят над каждым из них.
И долго стоял в изумленье Пиран,
Взирая на тот ослепительный стан
Не зная, то к пиру готовый чертог
Иль рай, иль сияющий месяца рог?
Приблизясь к шатру и покинув седло,
16550 Склонил до земли пред хаканом чело.
Тот ласково встретил и обнял вождя,
От силы его в изумленье придя,
Высокой хвалой исполина почтил
И рядом с собой на престол усадил.
Сказал он: «Мне радостна встреча с тобой,
Воистину я осчастливлен судьбой!»
Спросил: «Из дружины иранской, скажи,
Какие владеют венцами мужи?
Какие в сраженьях искусны, храбры,
16560 И что привело их на склоны горы?»
Ответил Пиран: «До конца бытия
Пусть радостно жизнь протекает твоя!
Мне сердце согрел ты приветом своим,
Да будешь Творцом неизменно храним!
По милости царской и здрав я, и цел,
Я мыслью к тебе, о великий, летел!
Скажу не тая: средь иранских мужей
Не видно прославленных богатырей.
Не раз против нас выходили на бой, —
16570 В добычу им камень достался нагой.
Поняв, что грозит им бесчестье и плен,
Разбиты, бежали к горе Хемавен.
Водитель их – Тус, он с отвагой знаком,
Сразится, не дрогнув, с неистовым львом.
Но с ним лишь немногие витязи там:
Гудерз, сын Гошвада, и Гив, и Роххам.
Поклясться твоею звездою готов:
Других не найдётся меж них смельчаков.
Приютом избрали бесплодный гранит,
16580 Спуститься не смеют, их битва страшит».
Промолвил хакан: «В мой шатер приходи,
Пусть явятся также другие вожди.
Сегодня заботы потопим в вине
И думать не станем о завтрашнем дне».
И в вешний цветник обратился шатёр,
Роскошным убранством ласкающий взор.
[Иранцы держат совет]
Лишь солнечный диск над вселенною встал,
Встревожился Тус и Гудерзу сказал:
«У недруга в стане движения нет:
16590 Вином упились или держат совет?
Но весел заклятый наш враг иль угрюм —
Недобрые мысли приходят на ум.
Коль недругу войско в подмогу пришло —
Нам время изведать тревогу пришло.
Знай, будет иранская рать сметена,
Коль бегством спастись не успеет она.
Быть может, на помощь примчится Ростем,
Не то суждено здесь погибнуть нам всем.
Умрем без могил и надгробных камней,
16600 Нас в поле растопчут копыта коней».
Гив Тусу на это промолвил в ответ:
«Что сердце терзаешь предчувствием бед!
Напрасно отчаяньем ты обуян:
В беде не покинет иранцев Йездан.
Ему поклоняясь во все времена,
Мы сеяли в мире добра семена.
Во имя Хосрова, царя-мудреца,
Престола его и меча, и венца
От участи злой нас избавит Творец,
16610 Во власти врага не оставит Творец.
Примчится Могучий на поле войны —
От гибели будем тогда спасены.
Хоть ночь среди белого дня воцарись,
Верь в милость Йездана, с уныньем борись!
Один только день без сраженья протёк,
А сердце твое уж во власти тревог.
Иль мир опрокинулся? Зла в эти дни[579]579
16617 Иль мир опрокинулся?.. – В оригинале: «Не заперли для нас дверь неба...»
[Закрыть]
Сам, раньше чем недруг, себе не чини!
А если всевышний Владыка светил
16620 Нам здесь не победу, а гибель судил —
Напрасны тогда осторожность и страх,
Беды не избегнем, поляжем во прах...
Мы рвом окопаться глубоким должны,
Как учит устав и обычай войны.
Должны мы оружье из ножен извлечь
И головы вражьи без промаха сечь.
Увидим, что недруг готовил для нас,
Он тайну свою обнаружит тотчас.
А там и отчизна известье пришлёт,—
16630 И древо надежды для нас расцветёт!»
Гудерз престарелый, покинув шатры,
В смятенье спешит на вершину горы.
Уж ясное солнце, минуя зенит,
На запад свой бег величавый стремит...
Вдруг с вышки донёсся дозорного зов:
«Час горя настал для иранских бойцов!
Вдали, на востоке, от пыли густой[580]580
16637—16638 Здесь в переводе допущена перестановка двух смежных бейтов.
[Закрыть]
Земля облачилась ночной темнотой.
Лиловое солнце чуть видно сквозь прах —
16640 Так много слонов и знамён на слонах».
И молвил Гудерз, престарелый герой:
«Знать, время в земле мне укрыться сырой!»
От горести лик потемнел, что смола;
Сказал бы, его поразила стрела.
«С тех пор, – говорит он, – как свет я узрел,
Сражаться с врагами дано мне в удел.
Злой рок расправляется круто со мной —
Всё потчует только отравой одной!
Я пестовал внуков, растил сыновей,
16650 Что славились в мире отвагой своей, —
Все пали в недавнем кровавом бою!
Несчастье звезду погасило мою,
Надежда утрачена, мрачная тень
Окутала мглою сиящий день.
Уж лучше на свет не рождался бы я,
И свод не вращал надо мной Судия!»
Дозорному витязь промолвил потом:
«О зоркий воитель с пытливым умом!
На нашу и вражью дружину взгляни:
16660 На поле сраженья сошлись ли они?
Найди полководца иранского стяг,
Кто справа, кто слева, сражаются как?»
И слышит: «Я сколь ни гляжу с вышины,
Не вижу и признака жаркой войны.
Движенье, волненье на той стороне,
На этой, сказал бы ты – войско во сне».
Боль сердце вождю обожгла горячей,
И хлынули слёзы из скорбных очей.
Воззвал он, стеная: «Седлайте коня!
16670 Могила отныне приют для меня.
Хочу наглядеться на славную рать,
Шейдуша и Гива в объятия взять,
Бижена, Роххама и Туса и всех
Отважных и славных воителей тех.
Прощальным лобзанием к ним припаду,
Слезами в смертельной тоске изойду».
Спешат для него скакуна оседлать.
Вдруг возглас послышался с вышки опять:
«О доблестный витязь, расстанься с тоской
16680 И сердцу даруй долгожданный покой!
Прах встал на пути из Ирана столбом,
День ясный во мраке топя смоляном.
К нам движется рать, и знамёна над ней
Сияют, луны светозарной ясней.
Вот первое знамя, волк вышит на нём,
Серебряный месяц – на стяге другом,
А далее – знамя, где вышит дракон,
На древке же лев золотой водружён».
«Будь счастлив! – Гудерз восклицает в ответ, —
16690 Да будешь храним от несчастий и бед!
Коль правда открылась тебе в вышине
И сбудется всё, что поведал ты мне,
Тебя одарю, чтоб лишений вовек
Не знал ты, живя средь довольства и нег.
И после, когда возвратимся в Иран,
К престолу Хосрова, властителя стран,
Тебя поведу я: великий почёт
Тебе по заслугам на долю падёт!
Прошу я, теперь с этой вышки спустись,
16700 К водителю рати иранской помчись,
Известье благое спеши отнести,
От каждого помощи требуй в пути».
Но молвил боец: «На часах я стою,[581]581
16703—16704 В оригинале:
«Сказал ему [в ответ] дозорный: с дозора
Не подобает уходить [мне] к иранскому войску».
Часовой отвечал, можно сказать, по современным уставам!
[Закрыть]
Не вправе покинуть я вышку свою.
Но только на землю опустится ночь
И даль различать уже станет невмочь —
Как птица Симург, с этой вышки слечу,
С известьем к иранским бойцам поскачу».
Дозорному молвил воитель седой:[582]582
16709—16710 Дословно:
«Так сказал дозорному богатырь Гудерз
Будь и дальше бодрствующим сердцем и светлым душой».
[Закрыть]
16710 «Будь счастлив, не знайся вовеки с бедой!
Вглядись и ответствуй мне с вышки своей,
Чтоб войску дойти, сколько надобно дней?»
И слышит в ответ: «Хемавена с зарёй
Достигнет иранских воителей строй».
И радостью старый воитель объят;
Он словно воскрес, силы снова кипят...
Пиран, между тем, точно буря, на бой
Несчётные полчища вёл за собой.
Гонца расторопного выслал, и вот
16720 Рассказ о событьях посланец ведёт.
Услышал Хуман и промолвил, смеясь:
«Удача нам другом теперь назвалась!»
Поведал известье туранским бойцам;
Клич радости дружный взлетел к небесам...
Иранцы в унынье, от злой маеты
Уста почернели и лица желты;
Смешались ряды, удручённая рать
О доле своей принялась толковать.
Теснятся в смятении толпы мужей,
16730 Все плачут о гибели близкой своей,
И сетуют витязи царских родов:
«О нас позабыли Иран и Хосров!
Нам здесь суждено, обездоленным, пасть,
Не прах нас поглотит, а львиная пасть».
Услышал Бижен полководца приказ:
«Поведай нам то, что сокрыто от нас.
С вершины на полчища вражьи взгляни,
Откуда идут, и сильны ли они,
Какою дорогою движется рать,
16740 Да княжьи шатры не забудь сосчитать».
И тотчас воитель отважный, Бижен,
Взошёл на вершину горы Хемавен,
Взглянул и увидел: несчётны, грозны,
Несутся бойцы, выступают слоны.
Бегом к предводителю кинулся он.
С тревогою в сердце, душой удручён,
Воскликнул: «К нам движутся столько дружин,
Что с Нилом сравнялись просторы равнин!
Лес копий, знамён нескончаемый строй,
16750 И солнце померкло от пыли густой.
Отступишься, витязей не сосчитав,
Оглохнешь от грома огромных литавр!»
Скорбь Туса объяла при этих речах,
И слёзы невольно сверкнули в очах.
Воителей славных призвал он к себе,
Поведал о чёрной грозящей судьбе.
Промолвил: «Я ныне в преклонных годах,
Вся жизнь в боевых миновала трудах,
Падений и взлётов я много знавал,
16760 В подобной беде никогда не бывал.
Да, выход один перед нами сейчас,
Хоть мало бойцов и оружья у нас.
Ночное сраженье туранцам дадим,
И землю в кровавый Джейхун обратим.
Пусть гибель сулит мне соперника мощь,
Жив был бы владыка – отыщется вождь!
Коль пасть суждено нам в объятья земли,
Не скажут: бесславно мужи полегли!»
И все, как один, согласились на то,
16770 Из витязей сердцем не дрогнул никто...
Мир словно густою смолою облит,
Не светят ни Тир, ни Бехрам, ни Нахид.
Но месяц над Рыбою встал, и тотчас[583]583
16773 В оригинале: «Взошел месяц, находившийся в созвездии Рыб» (äз бордже махи).
[Закрыть]
Разорван ночного покрова атлас.
Примчался дозорный, пред Тусом предстал,
От бега лицом пожелтев как сандал,
Вскричал он: «Возрадуйся, славный герой!
Спешит к нам иранских воителей строй».
Ликуя, сказал полководец бойцам,
16780 Отважным, прославленным тем удальцам:
«Сражение лучше теперь отложить,
Разумней порой выжидать, не спешить.
По воле Йездана Ростем-исполин
Несёт нам спасенье от бед и кручин.
Сегодня удача к нам лик повернёт,
И слава Ирана, как солнце, сверкнёт».
Бойцы, услыхав о герое родном,
Забыли и думать о бое ночном.
И каждый желанному вестнику рад,
16790 И щедро его одарил стар и млад.
Спустились на бранное поле посты,
Их клики звучат средь ночной темноты.
Толкуют в шатрах про Ростема-бойца,
Весельем и счастьем объяты сердца.
[Хакан обозревает иранское войско]
Лишь двинуло солнце победную рать,
И ночь без оглядки пустилась бежать,
Мужи боевые туранской земли
Толпою к властителю Чина пришли.
Он молвил Пирану: «Сегодня мы в строй
16800 Не встанем, отложим решительный бой.
Ведь надобно этим мужам боевым,
Разящим врагов удальцам верховым,
Скакавшим сюда по степям и горам,
Дать отдых себе и своим скакунам.
Теперь же скорее отправимся в путь:
На войско иранское должно взглянуть».
Ответ был: «Исполнен величья хакан,
Рассудок ему проницательный дан.
Как сердце подскажет, пусть действует он,
16810 Стан воинский ныне ему подчинён».
В дорогу вожди и бойцы собрались,
И трубные вопли окрест разнеслись.
На мощных слонах – пять сидений златых,
Из ткани китайской покровы на них;
На золоте той бирюзовой парчи
Искрятся, сверкают алмазов лучи.
Лоснятся тигровые шкуры попон,
Златых колокольцев разносится звон.
В богатых уборах, в венцах седоки,
16820 Блестящие серьги на них, кушаки.
Колышутся стяги: тот – зелен, тот – ал,
Ты в Чине на торжище будто попал!
Так блещет дружина, что пышный чертог
В час пира сравниться бы с нею не мог;
При громе кимвалов, пестра и стройна,
Подобна фазаньему оку она.
Летят копьеносцы, их клики грозны,
От полчищ степные просторы черны.
Их издали Тус увидал и тотчас
16830 Построиться ратникам отдал приказ.
Готовы иранцы рвануться вперёд,
Гив славный державное знамя несёт.
С вершины к подножью, сходящему в степь,
Иранской дружины протянута цепь.
Могучий Камус и Меншур, и хакан,
И зоркий Биверд, и Шенгул-великан
Дивятся тому, что увидели там:
Не ждали того, что предстало очам!
Клич витязей слышен – что гром над горой.
16840 Взирает хакан на воинственный строй
И молвит: «Да это сильнейшая рать,
Привыкшая всё на пути сокрушать!
Не то нам туранский рассказывал вождь,
Скрывать неразумно противника мощь!
Муж, вздумавший яму прикрыть камышом,
По ней на охоту помчаться верхом,
Не столь безрассуден, как тот, кто готов
Мощь вражью замалчивать в пору боёв.
Я ранее, сколько в боях ни бывал,
16850 Наездников столь удалых не знавал».
Вождь вымолвил: «Так малочисленна рать,
Что нечего, право, о ней толковать!»
«Когда же пойдём, – вопрошает хакан, —
На поле войны?» Отвечает Пиран:
«В пути одолел ты долин и холмов
Немало: и долог был путь, и суров.
Три дня и три ночи в покое пребудь
И рати измученной дай отдохнуть.
Затем я бы надвое рать разделил, —
16860 Ведь час не таков, чтоб опасность сулил!
С зарёю пускай половина бойцов,
Услышав кимвала воинственный зов,
По ратному полю помчится верхом,
То луком иранцев губя, то клинком.
С полудня, пока не погаснет закат,
Бойцы остальные пусть грозно разят.
А тёмною ночью, врагам на беду,
Я всех, кроме раненых, в бой поведу.
Врагам ни на миг отдохнуть не дадим;
16870 Борясь непрерывно, в бою победим».
Промолвил Камус: «Не по мне твой совет,
Откладывать битву желания нет.
С такой многочисленной ратью к чему
Искать промедления нам? Не пойму!
В бой ринемся разом, иранцам на страх,
Чтоб тесно им стало в полях и горах!
Отсюда войска на Иран поведём.
Престол и венец, и державу сметём,
От края до края страну разорим,
16880 Бойцам-удальцам на расправу дадим.
Повергнем владыку и рать, и вождей,
И старых, и юных, и жён, и детей.
Все сгубим, чтоб всюду была пустота:
Ни сёл, ни дворцов, ни людей, ни скота.
К чему опасения в сердце таить,
Тоской и сомнением душу томить?
Всю ночь простоим, охраняя пути,
Во тьме не дадим супостатам уйти.
А там, лишь рассеется сумрак ночной,
16890 Рать хлынет бурливой морскою волной.
С индийским воителем кинусь вперёд,
Мой стяг на вершине горы зацветёт.
Увидишь ты, завтра до этой поры
Тел вырастет груда у этой горы,
И весь зарыдает, застонет Иран
О павших, смертельной тоской обуян».
Хакан откликается: «Быть по сему!
Умом не сравниться с тобой никому».
И спорить не стали мужи против слов,
16900 Что молвил Камус, повергающий львов.
Сказали и встали, и врозь разошлись,
И к битве готовить войска принялись.
[Прибытие Фериборза на гору Хемавен]
Лишь солнце, взойдя на лазурный простор,
Воздвигло из жёлтого шёлка шатёр,
Донёсся к Гудерзу дозорного зов:
«О доблестный муж, предводитель бойцов!
Приблизилось войско, уж рядом оно,
От пыли клубящейся стало темно».
Воитель, услышав отрадный призыв,
16910 Тотчас полетел, на гнедого вскочив,
С волнением в сердце и дрожью в руках,
Туда, где вставал над дорогою прах.
И вот он дружину отчизны своей
Увидел и стяг Фериборза над ней —
Венчанного мужа, героя того,
Которого с шахом связало родство.
Спустился с коня престарелый боец,
Светило дружины, почтенный мудрец.
Ему предводитель объятья отверз,
16920 И слезы кровавые пролил Гудерз.
Сказал Фериборз: «О воитель седой,
Постигнутый в битвах жестокой бедой!
Ты, мстя за царя Сиавуша, печаль
Изведал; жаль витязей доблестных, жаль!
Но скоро, поверь, мы отплатим за них,
Повергнем обидчиков злобных своих!
Хвала Основателю ночи и дня,
Что жив, невредим ты встречаешь меня!»
В тоске зарыдал престарелый герой
16930 О тех, что в земле почивали сырой.
Вождю отвечал он: «Безжалостный рок
Меня злоключеньям несчётным обрек.
И внуков война отняла, и сынов,
И стяг, и литавры, и храбрых бойцов.
Но думать не время о брани былой;
Бой новый здесь грянет, невиданный бой!
Сегодня земля, что воронье крыло:
Великое множество полчищ пришло.
Что наша дружина средь них! Волосок
16940 На белом быке так чернеться бы мог.
Возьми ты Саклаб, Индостан и Китай,
И Рум – просвещенный ли, дикий ли край —
Нигде ни души не осталось одной,
Что против иранцев не шла бы войной.
Но где же Ростем, говори поскорей,
Чтоб с плеч моих рухнуло бремя скорбей!»
И слышит: «Прибудет он следом за мной,
Исполненный мщения жаждой одной.
Ночами, доколе заря не взойдёт,
16950 Могучий без устали мчится вперёд.
О, славный, мне место теперь укажи,
Где ставку раскинуть могли бы мужи».
Но тот: «Повтори мне Ростема слова;
Знать должен я, воля его какова».
И слышит вождя Фериборза ответ:
«„Бои отложить"» – вот Ростема совет.
Он молвил: «На месте иранская рать
Должна вдалеке от туранцев стоять.
Вовлечь вас не должен в сражение враг,
16960 Доколе вы мой не увидите стяг“».
И двинулся в путь, и Гудерз вместе с ним,
Спеша к Хемавену, к отрядам своим.
[Пиран совещается с хаканом]
Прибывшее войско с высот увидав,
Туранский дозорный помчался стремглав
И молвил, представ пред туранским главой:
«Пора, приготовься к страде боевой!
Стан недругов ныне весельем объят,
На помощь к ним движется новый отряд!»
К хакану в шатер устремился Пиран,
16970 Сказал он: «Прислал подкрепленье Иран.
Не знаю, их сколько и кто их глава;
Что делать нам, воля твоя какова?»
Воскликнул испытанный в битвах Камус:
«Тебе, предводитель туранцев, дивлюсь:
Не ты ли войска Афрасьяба-царя
Привёл, необъятные, словно моря;
Пять месяцев долгих минуло – каков
Твой подвиг в сражениях с горстью бойцов?
Теперь наводнил наш воинственный стан
16980 Всю землю, Меншур здесь и я, и хакан.
Дай нам отличиться, мы в битву пойдём,
Ключ сыщем, утерянный робким вождём.
Стань мир даже стали китайской темней
От хиндских, кабульских, забульских мужей —
Им всем не сравниться со мною одним.
Стан вражеский сгинет, покончу я с ним!
Страшить именитым Ростемом к чему?
С ним первым расправлюсь я, горе ему!
Пусть только он в сеть попадется мою,
16990 Его уничтожу в кровавом бою.
Ты, витязь, трепещешь при слове Систан,
Тоской и смятеньем твой дух обуян,.
Увидишь, как в битве, свиреп и могуч,
Я темную пыль поднимаю до туч —
Узнаешь тогда, чья десница сильна,
И что есть отвага, и что есть война!»
«Будь счастлив! – Пиран восклицает в ответ, —
Не знай никогда поражений и бед!
Благою звездою будь вечно храним,[584]584
16999 В оригинале: мäбадахäмавäрд-е то хич кäс, т. е. «никто да не будет противником тебе!».
[Закрыть]
17000 Не станем перечить желаньям твоим».
Тут Чина властитель Пирану сказал:
«Не сам ли на помощь Камуса ты звал?
Всё то, что сулил, многомощный свершит:
Повергнет он гору, слона сокрушит!
Не так уж опасны иранцы, к чему
Стращаешь ты ими бойцов, не пойму.
Грозой по иранскому краю пройдём,
Мужей боевых не останется в нём.
Знатнейших, носящих величья печать,
17010 В тяжёлые цепи велю заковать,
К царю Афрасьябу с позором пошлю,
А прочих мечом обезглавить велю.
Листка не оставлю я там на ветвях!
Всё сгинет – и трон, и корона, и шах».
Услышал и радостью вновь осиян,
Мужей и хакана восславил Пиран;
В свой стан воротился, и тотчас пришли
Вожди боевые туранской земли —
Хуман, Фершидверд и свирепый Леххак.
17020 Пирану воители молвили так:
«К иранцам пришли на подмогу войска,
Стяг чёрный у них над главой вожака.
Разведчик проворный, навстречу помчась,
С известием к нам возвратился тотчас:
Вожак – Фериборз, сын Кавуса; сильна
Дружина его и владыке верна».
На это Пиран говорит им в ответ:
«Сегодня причин для смятения нет.
Когда не Ростем он, страшиться к чему ж?
17030 Другой не спасёт их от гибели муж.[585]585
17030 Дословно:
«Дыхание его [т. е. Фериборза] – не исцеление (противоядие) от этой отравы».
[Закрыть]
Хотя и сулит нам Камус торжество,
Твердит, что Могучий – ничто для него,
Хоть чудищу вод не уступит храбрец,
А все ж от Ростема храни нас Творец!»
«О доблестный, – молвил воитель Хуман, —
Напрасно тревогой твой дух обуян.
На нас не Ростем из Систана идёт;
То князь Фериборз, – гибель дерзкого ждёт!»
Сказал предводитель: «Поверишь иль нет,
17040 Постыл мне венец и престол – целый свет!
С тех пор как известие мне принесли,
Что войско пришло из иранской земли,
Меня опасения стали терзать,
Я горьких стенаний не в силах сдержать».
Промолвил Гольбад: «Убиваться зачем?
Иль плакать заставят нас Тус и Ростем?
Оружья немало у нас. Ветерок
Меж наших рядов проскользнуть бы не смог.
Я с горсткою пыли сравнил бы врагов.
17050 Не страшен ни Тус, ни Ростем, ни Хосров!»
Поднявшись, на этом закончили спор,
И каждый к себе возвратился в шатёр.
Тем временем Тус-предводитель узнал,
Что грохотом землю наполнил кимвал,
И славный герой из Ирана идёт,
Послав Фериборза с дружиной вперёд.
Забили в литавры, гора Хемавен
От пыли густой обратилась в эбен,
И склоны от ржанья коней затряслись,
17060 И воинов клики вокруг разнеслись.
Бойцам предводитель в немногих словах
Напомнил о мазендеранских боях.[586]586
17062 Т. е. о неудачном походе Кавуса на Мазендеран и о том, как Ростем спас и легкомысленного шаха, и всё иранское войско, одолев страшных врагов (см. том I – О походе Кавуса на дивов Мазендерана). Тут явная аналогия в положении иранского войска,– отсюда и напоминание Туса именно об этом подвиге Ростема.
[Закрыть]
О том, как исполненный сказочных сил,
Злокозненных дивов Могучий косил,
Как бился он, жизни своей не щадя...
И воины радостно славят вождя.
«Твои да умножатся слава и честь!
Не жаль и души за отрадную весть.
Когда на подмогу Могучий придёт,
17070 Не сломят нас даже чудовища вод![587]587
17070 Чудовища вод – наиболее точный перевод слова нäхäнг – обычно – крокодил или акула.
[Закрыть]
Сражаться мы будем с врагом до тех пор,
Покуда с Ирана не смоем позор.
Мы знамя хакана, венец вырезной,
Щиты золотые и трон костяной,
Убранство слонов и венцы вожаков,
Их серьги и золото их кушаков,
И те колокольцы, что, дух веселя,
Трезвонят, – таких не видала земля, —
И царский из перьев павлиньих навес,
17080 Где камни бесценные – чудо чудес —
И много захватим добычи другой,
С отвагой невиданной ринувшись в бой!»
В раздумье промолвил воителям Тус:
«Страх тяжек, позора нам тягостней груз.
Подножье горы обступила орда,
Над славной дружиной нависла беда.
Страшусь я услышать суровый укор,
Увидеть Ростема разгневанный взор.
Он скажет: – Как жалкий птенец, в западне
17090 Сидел ты, побед не добился в войне!
Какой предводитель, такая и рать.
Здесь, верно, никто не дерзал нападать! —
Нагрянем на недруга, схватимся с ним,
Его от подножья горы оттесним!»
«Опомнись! – бойцы восклицают в ответ, —
Не время теперь добиваться побед.
Нам дальше горы не ступить ни на шаг,
Лишь силой Ростема сражён будет враг.
Всевышнему должно мольбы вознести,
17100 Ведь он указует ко благу пути.
По воле Создателя звёзд и луны
Примчится Могучий на поле войны.
Свой дух для чего омрачаешь ты сам?
Будь радостен, злато даруй беднякам!»
И радости клики несутся с горы.
Бойцы разошлись, веселы и бодры,
И каждый в душе упованье унес,
А Тусу от дум до утра не спалось.
[Гив и Тус бьются против Камуса]
Тельца восходящее солнце когтит,
17110 И пение птичье над степью летит.[588]588
17110 В оригинале: «С равнины донесся возглас (хоруш) жаворонка (чекав)», или с равнины донесся звук «мелодии жаворонка», т. е., очевидно, напев особой утренней мелодии. Мелодия «Чекавек» – одна из тридцати знаменитых мелодий Барбеда – великого певца-музыканта сасанидского Ирана (VI век), примерно звук нашей военной «зари» (?)
[Закрыть]
У ставки Камуса послышался зов,
Он первый был витязь, губитель бойцов.
Построил мужей, роздал панцири им,
Безудержной жаждою битвы палим.
Оделся, рубаху кольчугой сменя;
Шлем – шапка ему, одеянье – броня.
Построил отборную рать, сосчитал
Воителей грозных, одетых в металл.
Пыль встала над полем, окутала даль,
17120 Покрыли равнину железо и сталь.
На вышке иранской вскричал часовой:
«Вплотную приблизился строй боевой!
Уж стяг именитого богатыря
Явился очам, словно солнце горя.
А полчища вражьи с другой стороны
Несутся, как тучи, страшны и черны.
Вождь грозен: гора – ты сказал бы о нём,
Трясется земля под его скакуном.
Пред ним копьеносцы, а дальше – войска,
17130 Свою булаву с головою быка[589]589
17130 Бык – символ мощи, и палицы с изображением его головы, выражаясь военным языком, «состояли на вооружении» знаменитой парфянской (хорезмийской) и сасанидской рыцарской конниц, а ретроспективно, как всё вообще в «Шахнаме», и эпической – кеянидской.
[Закрыть]
Вознёс на плечо и, очами грозя,
Несётся, – ему не дивиться нельзя!»
Лишь с вышки дозорной раздавшийся крик
Ушей предводителя Туса достиг —
От радости лик у него просветлел,
И грохот литавр к небесам полетел.
Гонца расторопного тут же найдя,
Послали в шатёр Фериборза-вождя.
Везёт он седого Гудерза наказ:
17140 «Напасть приготовился недруг на нас.
Ужели себя мы дадим окружить,
Рассеять, ударом одним сокрушить?
Ты доблесть, достойную рода, яви:
Сын царский, отвагу хранишь ты в крови.
Средь пыли дружина Ростема видна,
На помощь тотчас подоспеет она».
Едва предводитель посланье прочёл,
Он к Тусу и Гиву дружину повёл,
Построилось войско, вожди во главе,
17150 Над ними – заветное знамя Каве.
Вот правое с левым сравнялось крыло,
И войско могучее в стройность пришло.
Знак подан – пора трубачам заиграть,
И двинулась небу подобная рать.
Навстречу стремительно тою порой
Вёл войско Камус, именитый герой.
Неслись удальцы, побеждая простор,—
Так буйный поток низвергается с гор.
И вот уж они под Горой Хемавен;
17160 Земля – невидимка, а воздух – эбен.
На гору глядит, усмехаясь, Камус
И рати своей говорит он: «Клянусь,
Все те, с кем сражалась иранская рать,
Ничтожны, нельзя их мужами назвать!
Сегодня пред ней не Пиран и Хуман,
А грозных могучих воителей стан.
Кому по плечу из иранских дружин
Со мною сразиться один на один?»
И крикнул он строю иранских мужей:
17170 «Эй, витязи, гордые силой своей!
Взгляните на мощь этих рук, этих плеч,
На палицу эту, на пагубный меч!»
Тот вызов услыша, воинственный Гив
Помчался навстречу, булат обнажив.
К Камусу приблизившись, думает он:
«С ним мог бы тягаться лишь бешеный слон!»
Однако свой лук оснастил, натянул,
Йездана, Дарителя сил, помянул
И множество стрел в исполина пустил —
17180 В весеннюю тучу свой лук обратил.
Кешанец не дрогнул при натиске том,
Копьё выставляя, прикрытый щитом,
Грозней носорога он ринулся вдруг —
Пыль встала столбом, смерть витала вокруг.
Приблизился к Гиву, с размаха всего
Копьём в поясницу ударил его,
И доблестный Гив покачнулся в седле,
Мгновенье – и был бы простёрт на земле,
Но силы собрал и не рухнул седок;
17190 Он вырвал из ножен булатный клинок
И, громко назвавшись, уменье своё
Явил: расщепил исполина копьё.
Тут издали глядя на бой удальцов,
Встревожился Тус, предводитель бойцов.
Подумал он: «Гиву не сдастся Камус!
Для битвы подобной пригоден лишь Тус».
Клич грянул, и вождь покидает ряды,
Чтоб выручить Гива из тяжкой беды.
На руку поводья Камус намотал
17200 И разом сражаться с обоими стал.
Под Тусом коня поразил он мечом;
Вождь рати, чернее эбена лицом,
С коня соскочить невредимым успев,
Взревев от досады, что яростный лев,
Стал, пеший, с огромным копьём наступать,
Над недругом лютым победы искать.
Но как ни разили копьём и мечом,
Не справились двое с одним силачом!
Кипел среди, поля неистовый бой,
17210 Пока небеса не окутались тьмой.
Когда ж затопила равнину смола,
Борьба исполинов конец обрела.
И сном уж объяты два войска в шатрах:
Одно – на равнине, другое – в горах.
[Прибытие Ростема к иранцам]
День гаснет, и светоч ночной не зажжён.[590]590
17215 В оригинале:
«Когда от солнца и месяца стали пусты небеса».
[Закрыть]
Дозорные вышли с обеих сторон.
Вдруг с вышки иранский дозорный вскричал:
«Прах чёрный в просторе темнеющем встал!
Равнина и горы движенья полны,
17220 Свет факела виден и речи слышны.
То, верно, Ростем – несравненный герой.
С ним храбрых забульских воителей строй».
Гудерз, сын Гошвада, услышав о том,
Спустился к подножью, помчался верхом.
Сквозь павший на землю ночной полумрак
Увидел драконом украшенный стяг.
Навстречу Гудерзу, быстрее огня,[591]591
17227 Дословно:
«Пешим приблизился к Гудерзу, словно дующий ветер» (чо бад-е дäман).
[Закрыть]
Ростем устремился, покинув коня,
И обнял вождя престарелого он.
17230 У каждого вырвался горестный стон
О чадах Гудерза, которых уж нет,
О бедах, нагрянувших вместо побед.
Промолвил Гудерз: «О великий герой,
Боец прозорливый, с отважной душой,
Ты лживых речей не ведёшь никогда, —
Тобою держава безмерно горда.
Иранцу милей ты, чем мать и отец,
Казна и алмазы, престол и венец.
Как рыба – без влаги, мы все без тебя,
17240 Главою на плахе! мы все без тебя.
Едва я увидел твой ласковый лик
И слово услышал приветное, вмиг
О павших сынах перестал я рыдать,
И смех на уста возвратился опять».
«Будь радостен, – молвит в ответ исполин, —
И сердце храни от забот и кручин!
Всё в мире земном – суета и обман;
Сулит он добычу – приносит изъян.
На ложе ль недуга, в огне ли войны,
17250 Со славою, или со срамом – должны
Мы все удалиться из мира сего, —
Позорная смерть мне страшнее всего!
Не будь же о близких печалью томим,
Все думы отныне к войне устремим!»
Лишь доблестный Гив с именитым вождём
И все удальцы услыхали о том,
Что славный Ростем Хемавена достиг
И видел Гудерз ненаглядный тот лик, —
Все двинулись в путь, оседлав скакунов,
17260 Разнёсся трубы торжествующий зов,
И спешилось войско с вождём боевым,
Ликуя при встрече с героем родным.
Все думы о мести, и каждый, в слезах,
Горюет о витязях, павших во прах.[592]592
17264 Здесь в переводе допущена перестановка двух смежных бейтов.
[Закрыть]
Когда о потерях дружины узнал,
Пронзённый печалью, Ростем застонал.
В нем ярость пылает все жарче, грозней.
Клянясь отомстить за убитых друзей,
Он долго мужей наставлял и потом
17270 Воскликнул: «На смертную битву пойдём!
Сражений таков неизбежный конец:
Тот счастлив победой, а этот – мертвец».[593]593
17272 Дословно:
«Одному – поминки, другому – пир» (йакираст матäм йäкираст бäзм).
[Закрыть]
Воздвигнут шатёр именитым вождём,
И все меченосцы Нимруза кругом
Разбили свои боевые шатры,
И знамя вождя – на вершине горы.
Воссел он и кругом уселись друзья,
Воителей доблестных, славных семья.
Гив с мудрым родителем справа сидят,
17280 А слева – Тус гордый и витязей ряд.
Свеча восковая пред ними зажглась,
Беседа о том, о другом полилась:
О солнце лучистом, о светлой луне,
О подвигах витязей в долгой войне.
Немало про новую грозную рать
Успели герою бойцы рассказать.
Ашкбус ими назван, Шенгул и хакан,
Меншур и герои, кем славен Туран:
«А что до Камуса – и слов у нас нет!
17290 Нам всем на него и глядеть-то не след.
Он – дуб, на котором булат с булавой
Взрастают, и длит он без устали бой,
Хоть падай горячие камни из туч;
Сразит он и льва – беспредельно могуч.
Меншуром земля, ты сказал бы, полна,
Вождю небывалая сила дана.
От круч Хемавена до Шехда-реки —
Знамёна и кони, слоны и полки.
Недаром воителей грусть извела:
17300 Нет шлемам и латам конца и числа.
В широкой степи до подножья горы —
Повсюду парчёвые княжьи шатры.
Ты вовремя, славный герой, подоспел,
Иначе наш горестен был бы удел.
Ты с нами, о доблестный! Слава Творцу,
Привёл он страдания наши к концу!.
С тобою дождёмся побед боевых,
А то уж не чаяли быть и в живых».
Вождь, плача о павших, главою поник,
17310 Глубокой тоской затуманился лик,
И полные мудрости речи слышны:
«От тёмного праха до ясной луны —
Везде воздыханья и стоны звучат,
То мира земного обычай и лад.
Нам, смертным, посменно судьба подаёт[594]594
17315 Здесь в переводе допущена перестановка двух смежных бейтов.
[Закрыть]
Яд брани и мира целительный мёд.
Мы землю покинем в назначенный срок,
Не нам переспорить изменчивый рок!
На ложе, иль в битве, но каждый умрёт.
17320 Сомнения прочь, без боязни вперёд!
В бою торжество да пошлёт нам Творец,
Врагов да постигнет бесславный конец!
Все силы для мщенья теперь соберём,
И недругов с лика земли мы сотрём!»
И слышит хваленья бойцов исполин:
«Воитель венчанный, опора дружин,
Живи, высоко вознесённый судьбой!
Весь век да гордится владыка тобой!»
[Иранцы и туранцы строятся на поле битвы]
Вот землю светильник дневной осветил,
17330 День за косы чёрные ночь ухватил,
И чёрный шатёр изорвал в вышине,[595]595
17331 В оригинале: äз ан чадор-е кир бирун кäшид, т. е. «из того смоляного шатра вытянул наружу».
[Закрыть]
Лобзаньем уста окровавив луне.
Пред ставкой вождя загремевший кимвал
На ратное поле дружину призвал.
Стал пристально гору и степь озирать
Хуман-богатырь, и подумал он: «Рать
К иранцам пришла на подмогу – шатры
Не зря запестрели на склонах горы!»
Он видит вдали ослепляющий взор,
17340 Из ткани лазоревой княжий шатёр;
Над ним – предводителя знамя с копьём;
Другие шатры – словно звёзды кругом;
Поодаль, над чёрною ставкою,– стяг,
Подобно луне, разгоняющий мрак.
«То рать Фериборза, – услышал Хуман, —
Близ воинов Туса раскинул он стан».
Вернулся к Пирану, душой удручён,
И молвит: «Удел наш с бедой обручён!
Из стана иранского клики вчера
17350 Сильней, чем в другие, неслись вечера.
Я встал на рассвете и долго смотрел,
Внимательно весь Хемавен обозрел.
К иранским бойцам подкрепленье пришло,
И, видно, огромно той рати число.
Парчёвый шатер зеленее травы.
На знамени – образ драконьей главы,
Забульские воины встали кругом,
И каждый – с кабульским мечом и щитом.
Сдается мне, это Ростем, не иной,
17360 К ним прислан Хосровом, что правит страной».
Пиран омрачился и молвил: «Беда,
Коль вправду Могучий нагрянул сюда!
Погибнут Камус и Шенгул, и хакан,
И каждый, кем славится в мире Туран».
Поспешно покинул он стана предел,
Примчался и вражьи войска оглядел,
Оттуда к Камусу-бойцу поскакал,
К Меншуру, к Фертусу-бойцу поскакал,
Поведал им: «С первым я встал петухом,
17370 Становище вражье объехал верхом.
На помощь – вершить боевые дела
Огромная грозная рать подошла.
Должно быть, тот самый могучий Ростем,
О ком я уж раньше поведал вам всем,
Узнав, что иранцев постигла беда,
По воле Хосрова примчался сюда».
Воскликнул Камус: «Помышлять о худом
Довольно, о витязь, богатый умом!
Хоть сам Кей-Хосров пусть выходит на бой,
17380 Не должно тебе омрачаться душой.
Всегда у тебя на устах – лишь Ростем!
Пред этим забульцем трепещешь зачем?
Лишь знамя увидит и хватку мою,
Отступит он, страхом объятый в бою.
Рать выстрой, воинственный клич возгласи,
Над полем сражения стяг вознеси!
Когда поведу в наступление рать,
Не должно и вам от меня отставать.
Увидишь, как яро врагов мы разим,
17390 В кровавое море мы степь обратим!»
Пиран позабыл беспокойство и страх,
Душою воспрянул при этих речах;
Отвагою сердце своё укрепив
И в ставку свою боевую вступив,
Доспехи воителям роздал глава,
И всё вспоминал исполина слова.
К хакану в шатёр поспешил он потом,
К земле пред владыкой склонился челом
И молвил: «О царственный, доблестный муж,[596]596
17399—17400 Трудный бейт оригинала передан по общему смыслу примерно:
«Сказал ему: „О государь! Живи вечно!
Благодаря мысли – для Разума будь всегда достаточной пищей"».
[Закрыть]
17400 Чья мысль – насыщенье для праведных душ!
Путь долгий, большой ты прошёл ради нас,
Труд тяжкий за праздник ты счёл ради нас.
Спеша на призыв Афрасьяба-царя,
На быстрых судах пересёк ты моря.
Ты – рати опора. В решающий миг
Так действуй, как должно потомку владык.
Кимвал водрузить на слона поспеши
И мир завыванием труб оглуши!
Сегодня в сражение двину я рать,
17410 Её середину – тебе возглавлять.
Защитой надёжною будь удальцам,
Главу вознесу я тогда к небесам.
Великий воитель Камус приказал,
Чтоб я на противника первым напал.
Он, тяжкую палицу ввысь занеся,
Священными клятвами долго клялся:
Сегодня, мол, палицей этой сражусь!
Хлынь дождь огнекаменный – не устрашусь!»
[Туранская и иранская рати сходятся на поле битвы]
Знак подал хакан – трубы подняли стон,[597]597
17419 В тексте Вуллерса подзаголовка, предшествующего данному стиху, нет. Условно, как и большая часть таких подзаголовков, здесь он мотивирован содержанием и наличествует иногда в разных рукописях и изданиях поэмы.
[Закрыть]
17420 Прах вздыбился, словно от сна пробуждён,
Им ясное солнце укрыто от глаз,
Свод неба затрясся, земля затряслась.
Возглавил хакан многомощную рать,
И неба за пылью уже не видать,
Мир – Нила темнее; надвинулась ночь,
Звон, грохот, гуденье – терпеть уж невмочь!
Шагают, трубя, боевые слоны,
Златыми ковчегами отягчены.
И этих слонов, что идут чередой,
17430 Ковчегов, украшенных сплошь бирюзой,
Так много, что меркнет в глазах белый свет;
Никто уж, не знает, он жив или нет.
Пыль к небу несётся, черна и густа,
Затмив ему очи, засыпав уста.[598]598
17433—17434 В оригинале:
пор äз хак шод чäшм-о кам-е сепехр
то гофти бе кир äндäр äндуде чехр,
т. е.
«Глаза и рот небосвода наполнились прахом
Ты сказал бы – смолой залито лицо [неба]».
[Закрыть]
И месяц смутился и сбился с пути.
Хакан середину готов повести:
На правом крыле – многомощный Камус;
В глубь степи обозом отправили груз;
На левом – Пиран, сокрушитель преград
17440 Хуман и бесстрашный воитель Гольбад.
Как только увидел Ростем-великан,
Что войско туранское строит хакан,
Велит он кимвалом бойцов созывать.
Фазаньему оку подобную рать
Построил и молвил: «В бою небосвод,
Кто знает, победу кому ниспошлёт,
Кому из воителей жизненный срок
Пресечь замышляет безжалостный рок.
Меня мой чубарый без отдыха мчал,[599]599
17449 Словом чубарый переводчик называет коня Ростема Рехша (см. прим. 14469 в томе I).
[Закрыть]
17450 С тройной быстротой переходы свершал.
Камнями копыта изранены, он
Насилу ступает, разбит, измождён.
Дам отдых сперва своему скакуну,
А там с супостатами биться начну.
Сегодня ещё продержитесь в бою,
Туранцам явите отвагу свою!»
И вот повелел предводитель трубить
И в бронзовый гонг оглушительно бить.
Гудерзом возглавлена правая рать,
17460 На гору отправлена ратная кладь,
На левом крыле – Фериборза войска,
И кажутся копья стеной тростника.
Тус вывел средину, суров и могуч.
Пыль, ветром гонимая, встала до туч;
Весь мир, ты сказал бы, сокрылся в пыли.
И видеть друг друга бойцы не могли.
Ростем-богатырь на вершину взошёл
И строй неприятельский взором обвёл:
Румийское море в сравнении с ним
17470 Казалось бы взору кружком восковым.
Кешанцев, шугнан и зехрийцев полки —
Другие шеломы, не те кушаки.
Чеганец, китаец, румиец и хинд,
Геханец, соклабец, нахриец и синд —
На разных наречиях,все говорят,
И разные стяги над ними парят;
Престолы из кости слоновой, и взор
Слепит самоцветами каждый убор.
Ты скажешь: то райские кущи в цвету.
17480 На рать разноликую, пёструю ту
С вершины взирал в изумленье Ростем
И вниз он спускался и думал меж тем:
Какое сыграет здесь игрище рок?
К нам милостив будет иль будет жесток?[600]600
17484 Далее, в оригинале бейт, отраженный в переводе ниже, в стихах 17989—17990.
[Закрыть]
С тех пор, как в броню я себя заковал,
И года на месте одном не бывал,
Каких только орд не видал на войне!
Грознее доселе не встретилась мне».
Однако Могучий душой не смущён,
17490 К дружине, к вождю не направился он.
Дал знак, чтобы грянул призывно кимвал,
Чтоб Тус-предводитель свой стяг поднимал.
Спустилась к подножию грозная рать,
Готовая копья в крови омывать.
Окончилось к полдню движенье дружин,
Меж них – два фарсанга в просторе равнин.
От копий стемнело вокруг. Темнотой
Окутался солнечный диск золотой.
Гул, клики наездников, ржанье и стон
17500 В горах отдаются, летят в небосклон.
Секиры, крича, седоки занесли —
Сказал бы ты: камни крыла обрели.
Кровь воинам руки по локоть багрит,
И стонет земля под напором копыт.
Трусливый трепещет, мечась и стеня,
Отважному саваном стала броня.
Камус-богатырь в наступленье зовёт:
«Хотя бы преградою встал небосвод —
Смелей заносите мечи, булавы,
17510 Кидайтесь вперёд, словно лютые львы!
Пожертвовать жизнью готов удалец,
Не то – неизбежен бесславный конец».
[Бой Ростема с Ашкбусом]
Воитель Ашкбус перед строем воззвал,[601]601
17513 Эпизод этот – один из наиболее известных и любимых в поэме, что объясняется действительно выдающимся мастерством автора в описании боя.
[Закрыть]
Как будто взгремел перед боем кимвал.
Он витязя ждал из иранских рядов,
Сильнейших бойцов ниспровергнуть готов.
Кричал он: «Эй, храбрые, в честном бою
Кто явит сегодня отвагу свою?
Кто выйдет помериться силой со мной?
17520 Чья кровь здесь прольётся горячей волной?»
Как море, вскипела Роххама душа,
И с кличем ответным навстречу спеша,
Героя кешанского взяв на прицел,
Его осыпает он тучею стрел.
Но всадник воинственный – в латах стальных,
И стрелы, что веянье ветра, для них.
Стал тяжкою палицей биться Роххам,
Борьба затянулась, нет мочи рукам;
Не смог он пробить исполина шелом,
17530 Хоть пылко победы искал над врагом.
Тогда размахнулся Ашкбус булавой,
И мир стал железом, а небо – смолой.
От этого взмаха могучей руки
Роххама шелом разлетелся в куски.
Объятый смятеньем и жизни не рад,
Роххам обессиленный мчится назад.
Разгневан, хотел уже ринуться Тус
Туда, где горой возвышался Ашкбус.
Ростем удержал возглавлявшего рать:
17540 «Роххаму бы только вино попивать![602]602
17540—17541 В оригинале:
«Ведь Роххаму чаша вина – чета
За вином он постоянно мечом играет...»
[Закрыть]
За чашей сопернику спуску не даст,
Меж витязей удалью хвастать горазд —
И что же? Лицом пожелтев, как сандал,
Взять верх над собою Ашкбусу он дал![603]603
17544 В оригинале: «он ведь был не меньшим, чем Ашкбус, рыцарем (всадником)».
[Закрыть]
Держи наготове дружину свою,
Я, пеший, врага испытаю в бою».
Он на руку лук оснащённый надел,
За пояс засунул он несколько стрел
И крикнул: «Эй, муж, вызывавший на бой!
17550 Пришел твой противник. Куда же ты? Стой!»
Кешанец коня придержал, изумясь,
И смех исполина просторы потряс.
Спросил он: «Тебя, злополучный, как звать?
Кто будет над телом твоим горевать?»
Ответил Могучий: «Что имя тебе?
О горькой своей поразмысли судьбе!
Мать смертью твоею меня назвала,[604]604
17557 Слова, призванные устрашить противника, обычно предваряли бой (ср. например, русское-былинное: «скажи имя твое, назовись, чтобы знать по ком панихиды петь» и др.).
[Закрыть]
Тебя сокрушить мне звезда предрекла».
Воскликнул кешанец: «Смотри, без коня
17560 Мгновенную примешь ты смерть от меня!»
На это ответ он услышал такой:
«Безумец ты, жадный до крови людской!
Иль пеших не видел, как в битву идут,
Как головы вражьи под камень кладут?
А тигры и барсы в твоей стороне
Сражаются разве верхом на коне?
Победа и пешему мне по плечу,
Я пешим сражаться тебя научу!
Мне пешим сразиться приказывал Тус,
17570 Чтоб отдал коня боевого Ашкбус,
Чтоб спешил я в битве врага своего,
Чтоб все посмеялись над спесью ею
Ведь стоит здесь каждый из пеших стрелков
Трёх сотен подобных тебе седоков!»
Воскликнул Ашкбус: «Где доспехи твои?
Иль шуткой да ложью ведешь ты бои?»
Ростем отвечал: «Видишь стрелы и лук?
Поверь, от моих не спасешься ты рук,
Хоть гордо глядишь, быстроногим кичась!»
17580 Он лук исполинский напряг, и тотчас
Калёной стрелою коня поразил,
Скакун зашатался и рухнул без сил.
Ростем засмеялся и крикнул: «Ну, что ж
Ты слёз над своим драгоценным не льёшь?
Близ милого друга, усядься в тени,
От жаркого боя часок отдохни.
Ты чванился этим ретивым конём, —
Кто ж, если не ты, будет плакать о нём?»
От злобы всем телом Ашкбус задрожал,
17590 Схватился за лук, пожелтев, как сандал,
В Ростема он мечет стрелу за стрелой.
Но молвит Могучий: «Напрасно устать
Придётся, боюсь, этим хищным очам
И чёрному сердцу, и жадным рукам!»
Он мощную руку за пояс продел
И выбрал одну из самшитовых стрел.
Блистал, как вода, наконечник стрелы,
Ссудили ей перья степные орлы.
Рукой по чачийскому луку скользнул,
17600 Упругую кожу к себе потянул,
И правым коленом на землю он стал,
А левую ногу опорой держал.
Сильнее натянута кожа, и тут
Чачийского лука послышался гуд
Когда же зарубка до уха дошла,
Пронзительный звук тетива издала.
Чуть к пальцу приник наконечник стальной.
Уже очутился за вражьей спиной.
Лишь витязь Ашкбуса стрелою пронзил,
17610 Колена пред ним небосвод преклонил.
Рок вымолвил: «Жить!», ангел вымолвил: «Цвесть!»[605]605
17611—17612 Эти стихи перевода, точно отражающие форму оригинала, естественно, не вполне точны в передаче содержания. Дословно:
«Судьба (кäза) сказала: «бери!», рок (кäдäр) сказал: »дай!»
Небо (фäлäк) сказало: „превосходно!", ангел (мäлäк) сказал: „Отлично" (зех)».
[Закрыть]
Мир вымолвил: «Слава!», Бог вымолвил: «Честь!».
Упал бездыханным кешанский дракон,
Как будто на свет он и не был рожден.
Глядят, онемев, изумленья полны,
Воители с той и с другой стороны.
Дивятся Камус и китайский хакан:
Кого не дивил бы такой великан?
Вот поле сраженья покинул Ростем,
17620 Хакан верхового отправил затем,
Извлёк он из тела стрелу, и была
Кровавой по самые перья стрела.
Пред строем бойцов положили её,
И думают все: не стрела, а копьё!
При виде стрелы удивительной той
Хакана состарился дух молодой.
Спросил у Пирана: «О, кто он, скажи,
И как величают героя мужи?
Мне горстью ничтожной представил их ты,
17630 Слабейшими в мире ославил их ты,
И что ж? Их стрела не уступит копью,
Гора содрогнется пред ними в бою!
Нас верить заставил ты лживым речам, —
Иное сегодня предстало очам!»
А тот: «Я не знал средь иранских мужей
Владельца стрелы столь чудовищной: с ней
Ствол дуба, и то бы сравниться не мог.
Кто ведает, что предназначил нам рок!
Лишь Туса и Гива мужами я звал,
17640 Их ратную доблесть и мощь признавал.
Но в битвах не раз, добиваясь побед,
Пред Тусом Хуман омрачал белый свет.
Не знаю, как имя иранцу тому,
И есть ли меж нами соперник ему.
В шатёр возвратиться к себе поспешу.
Об имени том ненавистном спрошу».
[Пиран расспрашивает о Ростеме]
Вернулся, задумчив и бледен лицом,
Расспрашивать стал о воителе том.
Промолвил Пирану Хуман-удалец:
17650 «Бессильным врага не считает мудрец.
Веселье в сердцах у иранских бойцов, —
Ты скажешь, любой гнуть железо готов!
Немолчные клики в их стане звучат
С тех пор, как пришел из Ирана отряд».
И слышит: «К иранцам, не ведаю с кем
Пришло подкрепленье. Коль то не Ростем,
Поверь, не грозит он погибелью нам,
Не ранят мне сердца Горгин и Роххам.
Силач у иранцев единственный – Тус,
17660 Горгин с Фериборзом – не то, что Камус.
К большому сраженью готовьте войска,
Да будет их слава в бою высока!»
Оттуда к Камусу Пиран поспешил,
Меншура, Фертуса шатры посетил
И молвил: «Явили сегодня бойцы —
Кто волка сильней, кто слабее овцы».
Камус отвечает: «В минувшем бою
Стыдом запятнали мы славу свою.
В кровавом сраженье повержен Ашкбус;
14670 Гив ныне ликует, злорадствует Тус!
Теперь поразмыслим, как боль исцелить
И мщения жажду нам как утолить.
Тот пеший воитель мне сердце разбил,
Он воинов наших оставил без сил.
Не сыщешь такого, пройди хоть весь свет,
Средь нас исполину соперника нет.
Чудовищен лук, непомерна стрела,
Мощь львиную сила его превзошла.
Должно быть, систанец воинственный тот,[606]606
17679—17680 Речь идет, конечно, о Ростеме – владыке Систана. Во втором стихе перевода – вольная передача оригинала. Дословно:
«Которого подвиги ты столько [раз] перечислял».
[Закрыть]
17680 Что столько тебе причиняет забот,
Иранским бойцам подкрепленье привёл
И пешим на поле сраженья пришёл!»
«О нет, – услыхал он, – Ростем не таков,
Искусней, отважней он всех ездоков».
Сказал проницательный муж боевой,
Томимый загадкою той роковой:
«Систанского витязя ты опиши,
Приметы его и черты опиши:
С оружьем каким в поединок идёт.
17690 Какие с противником речи ведёт.
Поведай про силу, осанку и вид,
И как состязаться мне с ним надлежит.
Коль витязь прибывший – Ростем, то к войне
Сегодня готовиться надобно мне».
Ответил Пиран: «Да минует он нас,
Прибытья ростемова гибельный час!
Муж, статный, как тополь, обличием он[607]607
17697—17698 В оригинале: «Увидишь мужа подобного высокому (стройному) кипарису (сäрв-е сäхи). По облику красив (благороден)» (ба фäррäхи – букв, с величием – славой).
[Закрыть]
Прекрасен, и полон величием он.
Пред ним не однажды и сам Афрасьяб
17700 В боях отступал, беззащитен и слаб.
Привержен Хосрову, средь грохота сеч,
Он первым заносит отточенный меч.
Поныне им царь Сиавуш не забыт,
За гибель питомца Турану он мстит.
Бесстрашно схватившись один на один,
Свирепого льва сокрушит исполин!
Доспехов его не поднять никому,[608]608
17707 и след. Здесь допущена перестановка двух смежпых бейтов.
[Закрыть]
Хоть витязей много стремилось к тому.
Коль палицу в битве он бросит, вовек
17710 Не сдвинет ее и чудовище рек.
Сетиров с десяток в стреле; тетива —[609]609
17711 Сетир – мера веса примерно 6 дирхемов (драхм), или 1/40 часть «мана» – мäн – примерно 3 или 6 кг (варианты по районам).
[Закрыть]
Из кожи дублёной могучего льва.
Верь, твердости меньше, чем воск, сохранит
В деснице его богатырской гранит.
Могучий, кольчугу надев пред войной,
Затем облачается в панцирь стальной,
Поверх – одеянье из барсовых кож,
Которому равных нигде не найдёшь.
Та барсова кожа в военные дни
17720 Дороже кольчуги ему и брони.
Ее ни вода, ни огонь не берёт,
В ней, словно на крыльях, летит он вперёд.
Чубарый его – небывалый скакун, —
Ты скажешь: несётся гора Бисотун.
Не молкнет в сраженьях тот яростный конь,
Из камня ногой высекает огонь.
И всё же Ростем не сравнится с тобой,
Твоею победой окончится бой.
Такая осанка и сила, и стать —
17730 Тебе ль победителем в битве не стать?»
Хоть разумом острым Камус наделён,
Охотно внимал предводителю он;
Те речи для слуха приятными счёл,
От них возгордился и сердцем расцвёл.
Пирану Камус отвечает: «Герой,
Будь радостен сердцем и ясен душой!
Все клятвы, какие захочешь ты сам,
Какие давать подобает князьям,
Я ныне готов пред тобой принести,
17740 Чтоб душу твою от унынья спасти.
С коня до победы не сброшу седла,
Всей силой, какую судьба мне дала,
Врагов сокрушу, и вздохнёшь ты легко,
Земля им с игольное станет ушко».
Камуса Пиран славословит, склонясь:
«Правдивейший муж, прозорливейший князь!
В бою торжество обретёшь ты, поверь!
Недолго сражаться осталось теперь».
По стану Пиран неустанно ходил,
17750 И ставку вождя, и шатры посетил;
Такие же речи услышал хакан,
Пред каждым воителем вел их Пиран.
[Иранцы с туранцами сходятся на поле брани]
Лишь в небе заря заалела, и ночь,
Смятеньем объятая, кинулась прочь,
Пришли к властелину Китая в шатёр
Вожди боевые, чей разум остёр,
Известные ратным искусством своим;
Воинственной яростью каждый палим,
Камус, победитель слонов боевых,
17760 Меншур – небосвод меж бойцов верховых,
Шугнан предводитель и Хинда глава,
Герой из Саклаба и Синда глава.
Друг другу поведали думы свои,
Решили: пусть новые, грянут бои!
Вновь руки в крови омывать поклялись,
И, кончив совет, по шатрам разошлись.
Но вот, чернокудрою ночью смущен,[610]610
17767—17768 Дословно:
«Когда тонкой и согбенной стала спина луны
От темных локонов черных ночей».
[Закрыть]
Стал месяц небесный и худ, и согбён,
И солнце победно над ним вознесло
17770 Омытое утренним блеском чело.
Стан каждый поднялся, волненьем объят,
И клики бойцов к небосводу летят.
Промолвил хакан: «Наступать нам пора,
Сегодня уж медлить нельзя, как вчера!
Иль, кроме Пирана, мужей не сыскать,
Достойных вести против недруга рать?
На помощь туранцу из дальних земель
Сошлись мы: победа – единая цель.
Коль медлить мы станем в борьбе удалой,
17780 Позор обретём вместо славы былой.
А если врага бы сломили, тогда б[611]611
17781—17782 В оригинале:
«И ещё то, что завтра от Афрасиаба
Обретём благодарность и найдём сон»,
т. е. заслуженный отдых после боя (?)
[Закрыть]
Нас щедрой рукой одарил Афрасьяб.
Все двинемся разом громадой-горой,
Нагрянем внезапно на вражеский строй!
Здесь собраны рати десятка держав,
Не время теперь для пиров и забав».
Хакана мужи окружили потом,
Все витязи просят его об одном:
«Сегодня воителей ты возглавляй,
17790 Прими под начало Туран и Китай!
Пусть битву твоя направляет рука,
Чтоб ливень мечей лили тучи-войска».
Дружине иранской великий Ростем
Такие слова говорил, между тем:
«В бой смертный пора! Среди наших дружин
Убитых немного – на сотни один.
Забудьте тревогу, не должно тужить!
Без чести и славы нам незачем жить.
Лишь тело Ашкбуса земля приняла,
17800 Умчались туранцы, черны, как смола.
Изрезав чело бороздами морщин,
Все яростно риньтесь вперёд, как один!
Я Рехша теперь своего подковал,
От крови зардеет мой меч, словно лал.
В бой! Новая ныне восходит заря!
Мир будет во власти Хосрова-царя!
Смелее вперёд, удалые бойцы!
И серьги достанутся вам, и венцы,
Тончайшие ткани – Кабула дары,
17810 И злато в мошнах и Забула дары».
Все славят Могучего наперебой:
«Да будет венец неразлучен с тобой!»
Спешит облачиться в доспехи герой,
Готовый стремительно ринуться в бой.
Оделся в кольчугу и панцирь, затем
И барсову кожу накинул Ростем.
Надвинул из стали китайской шелом,
И недруга смерть уж коснулась крылом.
Так волей Создателя, в бой снаряжен,
17820 На Рехша вскочил он, могучий, как слон.
Помчался, весь мир повергая во тьму,
И небо дивилось герою тому.
[Битва Камуса с Алвой]
Литавры неистовый подняли шум —
И времени нет для сомнений и дум.
Колеблются скалы, равнина дрожит,
Земля застонала от конских копыт.
На правом крыле – именитый Камус,
Слоны позади, дальше – воинский груз.
На левом – воитель из Хинда с полком,
17830 Закованный в латы, с румийским клинком.
Хакан середину дружины ведёт,
От пыли густой потемнел небосвод.[612]612
17833—17834 Перестановка двух смежных, бейтов.
[Закрыть]
Пред строем иранцев под тяжестью лат
Шёл справа Гудерз, чей родитель Гошвад,
А левая часть Фериборзу дана,
Он светит, как солнце в созвездье Овна,
Тус, отпрыск Новзера, возглавил войска,
Труба заревела, грозна и громка.
И клики со всех раздаются сторон
17840 Такие, что мог бы оглохнуть и слон.
Уж пламя вставало из сердца волны...
И в снах не видали подобной войны!
И первым, от ярости пеня уста,
Туда, где легла меж войсками черта,
Помчался Камус, многомощен, суров,
Владетель кимвала, дружин и слонов.
Огромною палицей вооружён,
Вскричал полководец, как бешеный слон:
«Где пеший воинственный тот исполин,
17850 Соперника звавший средь наших дружин?
Пусть выйдет на битву стрелок удалой!
Покончу я с луком его и стрелой».
Но Гив и Роххам, и воинственный Тус
Все знали, как грозен в сраженьях Камус.
Недвижны они, на воинственный зов
Не вышел никто из иранских бойцов.
Сражаться невмочь с великаном таким,
Он тигр, а воители – лани пред ним.
Во гневе, Камуса услышав слова,
17860 Свой меч обнажил лишь забулец Алва.
Вослед за Ростемом скакал он с копьём,
В боях неразлучный с великим вождём.
Учился он долго искусству езды;
Немалые также затратил труды,
Учась у Ростема врагов побеждать,
Сражаться булатом и стрелы метать.
Мудрец говорил в стародавние дни —[613]613
17867 —17872 Дидактическая вставка – лирическое отступление автора.
[Закрыть]
Его поучение в сердце храни:
От блеска своих совершенств не хмелей,
17870 Страшись обольщаться отвагой своей.
Возможно ль родник против моря вести?
Безумной затею такую сочти!
Как вздумал не знающий страха Алва
Напасть на Камуса, кешанского льва, —
Вкруг поля воители встали стеной.
Помчался Камус будто хищник степной,
Копьём он Алву приподнял над седлом
И сбросил, о землю ударив челом;
Наехав, так яростно тело топтал,
17880 Что прах стал от крови краснее чем лал.
[Поединок Ростема с Камусом]
Могучий утратой Алвы разъярён,
За длинный аркан свой хватается он, —
Когда выходил против недруга в бой,
Лишь петлю и палицу брал он с собой...
Взревел, точно слон, исполинов глава,
При нём и аркан, и его булава.
Воскликнул Камус: «Не кичись, удалец,
Сей нитью, в которой десятки колец!»
Ответ был: «С рычаньем воинственный лев
17890 На жертву кидается, рассвирепев!
В бой первым ты ринулся, злобой горя,
Убил ты иранского богатыря.
Ты нитью зовёшь мой аркан: погоди ж,
Ты мёртвую хватку его ощутишь!
Недаром судьбина сюда привела:
Тебя здесь, кешанец, могила ждала!»
Камус вороного хлестнул, разозлён.
Противник с арканом страшнее, чем слон.
Взлетел над Ростемом блистающий меч,
17900 Готовый главу исполину отсечь,
Но шею задеть лишь успел он коню,
Рассекши на нем боевую броню.
Остался стремительный Рехш невредим.
Ростем замахнулся арканом своим,
Метнул, и петлею Камуса настиг;
Он Рехша-громаду погнал в тот же миг.
И слон полетел, обратившись в орла.
Ростема нога на аркан налегла,
Витками себя обмотать он спешит.
17910 Камус, что есть мочи, коня горячит,
Всем телом налёгши, он рвётся вперёд,
Надеясь, что путы свои разорвёт.
В беспамятство впал, а петли не порвал
Могучий тогда скакуна удержал,
Напрягши поводья, мгновенно совлёк
Кешанца с седла, повалил на песок,
Пленённому руки арканом связал
И молвил: «Отныне безвреден ты стал!
Заклятья свои позабудь! Отдаю
17920 Злым дивам нечистую душу твою».
И, пеший, доставил он в стан силача,
Под мышкою, в путах его волоча.
На землю швырнул и воскликнул:
«Итак, Повержен опасный и мстительный враг!
Сей мир переменчивый смертному шлёт
То горечь паденья, то радости взлёт.
Сегодня ликуешь, а завтра – в тоске,
Тот в небе главой, тот главою в песке.
Смотрите, пред вами могучий герой,
17930 Вступавший со львами свирепыми в бой,
Ирану грозил он мечом и огнём,
Хотел, чтобы хищники рыскали в нём,
Клялся города и селения сжечь,
Кабул и Забул разоренью обречь,
Покоя, твердил, до тех пор не найдёт
Доколе сын Заля Ростем не падёт...
Но прах злополучному станет венцом,
И саваном станут броня и шелом!
Вольны вы теперь супостата казнить,
17940 Камусовой жизни оборвана нить!»
Врага пред вождями поверг он во прах.
Спешат к исполину с мечами в руках
Иранцы, и вот он изрублен, убит,
И кровь обагрила песок и гранит.
Таков уж обычай небес и времён:[614]614
17945—17954 Заключающее сказ лирическое, философски-дидактическое отступление автора.
[Закрыть]
Тот – счастлив, тот – горестью обременён.
Немало нам бедствий сносить суждено,
И доблестью их отвратить не дано.
О смертный, средь шума мирской суеты
17950 Тщеславною думой преследуем ты,
Отвагой своей обольщённый, ты слеп, —
Увы! – не уйдешь от десницы судеб!
Добру будь привержен, противься ты злу,
Ведущему нас воздавая хвалу...
Здесь сказ о Камусе кончается: он,
Всем смертью грозивший, был сам умерщвлён.
Начну я теперь о хакане рассказ,[615]615
17957—17958 Заключительная концовка, как всегда с переходом к следующему сказу «О Ростеме и хакане Чина» (см. след. III том).
[Закрыть]
[32472] 17958 О мести, о битвах в Туране рассказ.