Текст книги "Танцовщица из Хивы, или История простодушной"
Автор книги: Хаджарбиби Бибиш Сиддикова
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Так я про «влагалище» говорила минут десять. Хвалила и так и сяк.
Бедная старушка, кажется, меня вообще не слышала, что ли, не знаю. Она купила эти сапоги и ушла. Я потом об этом забыла.
А у меня дома, у дяди Саши, была одна медицинская книжка. Вот однажды я в свободное время решила ее полистать. Вдруг увидела слово «влагалище» – и чуть в обморок не упала. Только тогда узнала, что это означает! А я его вместо «голенища» использовала! Хорошо, старушка не очень внимательно меня слушала, что ли!
А слову «голенище» я долго не могла научиться, долго говорила или «голенилище», или «голенинище».
Другой раз подошел ко мне молодой парень с девушкой, и они спрашивают у меня:
– У вас гробы есть?
Я удивилась:
– А зачем тебе гроб, ты такой молодой, надо жить, все у вас еще впереди.
– Сейчас это модно.
– Разве так можно, разве такая мода бывает, что ли? Вам надо пожениться, детей надо завести, куда вы торопитесь, умереть всегда успеете!
– Женщина, вы, наверное, меня не поняли, да?
– Нет, почему, поняла. Зачем вам гроб?
– Женщина, вы меня не поняли. Это фирма такая есть, а вы мне про жизнь нотации читаете!
– А, так бы и сказал, что фирма. Надо же, что придумали, дураки, фирма – «Гроб».
На самом же деле не так обувь называлась, а, кажется, «Габор».
Вот так закончилась история с этим «гробом».
Как-то раз подошла ко мне очередная покупательница:
– Почем у вас рубашки?
– Сто пятьдесят рублей.
– А размеры все есть?
– Да, все размеры, выбирайте.
– А если не подойдет, можно ли поменять?
– Да, конечно, отдам любой размер.
И она заплатила деньги. Я ей говорю:
– Приходите, если мала будет, я вам отдам любой размер.
Она удивилась:
– Женщина, что значит «отдам», если за это я плачу деньги?
– А что я плохого сказала?
– Вы мне вовсе не отдаете, а я на свои деньги покупаю.
– И что надо мне говорить?
– Говорите «покупайте».
– Ну, тогда извините, – не «я отдаю», а «вы покупаете»!
– Вот так правильно.
Один раз обидела продавщицу на рынке, нашу знакомую. У нее муж был военный. Из-за этого все ее тоже называли «военная». Имени ее не знали. И однажды я у нее спросила:
– Извините, пожалуйста, как ваше имя, а то мы, когда вас видим, говорим: «Военная идет»!
Она засмеялась и отвечает:
– Меня зовут Маша.
– Очень приятно! – говорю.
А я помню, что у русских Настя – ласково будет Настенька, Галя – Галочка, Нина – Ниночка. Мне захотелось ее тоже ласково назвать, вот я и сказала: «Машинка», и вроде у меня получился автомобиль.
Она обиделась:
– Какой же я вам автомобиль?
– Я хотела, чтобы ласково было, а получилось наоборот? Что я сказала не так?
– Ударение неправильно, вот и получился автомобиль.
– И как мне сказать ласково ваше имя?
– Надо говорить «Машенька»! Хорошо, что вы не знаете русский язык, а если бы зная так сказали, я бы вам показала, кто здесь «машинка»!
Может, она думала, что я фигуру ее имела в виду? Вот так, даже с ударениями кашу заварила.
А однажды меня мой язык действительно «далеко завел». Мне понадобилось в туалет, а он не на вещевом, а на колхозном рынке. Иду. И вдруг одна девушка ко мне обратилась:
– Женщина, вы никуда не торопитесь?
– Нет, а что вы хотели?
– Ой, я очень тороплюсь, вы не можете этого человека, старика, проводить до хлебной лавочки? Он слепой и очень медленно ходит. Мне надо бежать на работу, а то опаздываю. Вы проводите его?
– Да, конечно!
– Только держите его, а то он упадет!
Я старика под ручку взяла и тут вспомнила мужа. Он любит повторять одну фразу: «Ну, как ты докатилась до такой жизни, колобок мой?» Я решила, можно с этого начать разговор со стариком, и говорю:
– Ну, как вы докатились до такой жизни?!
Он остановился и, хотя меня не видел, потому что слепой был, все равно от удивления повернулся ко мне. И вот на этот мой вопрос он стал подробно отвечать. Рассказал и как родился, и как вырос, кем стал, где работал и про детей и так далее. А шел он как черепаха и даже еще медленнее. Я ему говорю:
– А где ваша жена?
– Моя жена погибла в автокатастрофе, – и начал рассказывать о ней. Шли мы очень долго, прошел, наверное, час, а мы еще до места не добрались. Мне еще в туалет надо было сходить. И не могу же я старика бросить на дороге. Продолжаю разговор:
– Когда ваша жена умерла, вам, наверное, было очень плохо, да?
Он остановился опять и сердито говорит:
– Она не умерла, а погибла!
Я думаю: что я плохого сказала? Между «умершей» и «погибшей» какая разница? А оказывается, умерла – это когда «сама», а погибла – когда по чужой вине. Вот так.
Еле-еле довела старичка до хлебной будки, а оттуда до троллейбусной остановки. Через два часа вернулась на рынок, к мужу.
Он нервничал страшно:
– Ты что, в туалет провалилась?! Жду, тебя нет и нет!
Еле его успокоила и начала торговать.
Вот так я вас немного посмешила. А теперь вернемся к основному моему рассказу.
Наконец Александр Иванович вышел из больницы, и мы начали жить вместе очень дружно. Он меня исправлял почти всегда, если я неправильно говорила, и даже нервничал, когда я плохо произносила слова.
Наступил Новый, 2001 год. Дядя Саша ушел справлять его к знакомым. Незадолго до его ухода мы подарили друг другу подарки. И вот мы остались одни. В десять часов вечера звонят в дверь. Открываем – стоят Равиль с женой. Пришли отмечать Новый год с нами. Ну, хорошо. Сидели, разговаривали, они пили (я ведь не пью).
Я уже рассказывала, что когда переехала в этот город с семьей, то мы сначала у тети Нины поселились. Мама Равиля с нами передала пять килограммов сушеных абрикосов, чтобы мы ему отнесли, и еще нас предупредила, чтобы мы к ним не приставали ни с какими вопросами насчет жилья и насчет работы. Сказала:
– Не мешайте моему сыну.
Мы ответили:
– Хорошо, намек поняли. Будем жить от них далеко, чтобы лишний раз не беспокоить.
Только один раз мы разговаривали по телефону, сообщили, что привезли эти абрикосы. Вот тогда они нас позвали в гости, и все, мы больше не общались. Теперь, наверное, они нас нашли через тетю Нину и вот пришли отмечать Новый год.
Оказывается, к ним приехала сватья из Воронежа. Поскольку они до сих пор не наладили отношений с зятем, то не хотели отмечать с ними праздник, бросили их и к нам пришли. Сидели до трех часов ночи, потом попрощались.
Третьего января опять пришли, даже захватили с собой соседей – мужа с женой.
В это время дядя Саша у себя в комнате сидел. Равиль спрашивает:
– Ну как, вам здесь нормально?
– Да, все хорошо.
Галя говорит:
– Мы думали-думали с Равилем и пришли к выводу, что заберем вас отсюда.
– Куда?
– К себе, с нами рядом будете жить.
– Нет, нам здесь хорошо, хозяин хороший человек, детям в школу близко, и без происшествий учатся. Дети уже к школе привыкли, так что больше не будем никуда переводить их.
– Все, что вы зарабатываете, уходит на плату за квартиру. Если так пойдут дела, вы никогда не сможете накопить деньги на собственное жилье.
– У вас своих хватает дома, мы будем лишними, зачем это вам надо?
Галя объясняет:
– Да не с нами будете жить, а в нашем подъезде. Там одна квартира пустует, трехкомнатная. Правда, там доделать надо. Хозяйка – моя подружка, она живет в Уренгое, на Севере. Почти не приезжает. Ключ у меня. Она всегда квартплату отправляла с почтой, а я тут платила. Я ей позвоню, и, если она разрешит, вы будете жить рядом с нами и только за одного человека будете платить квартплату, потому что там прописан только один человек. Согласитесь, это для вас очень хороший вариант.
– А она не работает, что ли, почему сама не приедет?
– Нет, она работает очень много. У нее с дочкой случилась беда. Когда ее дочке было пять лет, один наркоман убил ножом ее бабушку. Девочка убежала от страха на улицу, упала на снег и уже оттуда не могла встать. Ее парализовало с пяти лет. Сейчас ей шестнадцать лет, она одиннадцать операций перенесла. Ее оперируют всегда в Ленинграде. Хозяйка дома прошлый год приехала, хотела сделать евроремонт, в квартире все содрала: линолеум сняла, убрала ванну, раковину, унитаз. Ей позвонили из Уренгоя, что дочке плохо, вот она все бросила и уехала. Теперь не знаем, когда приедет. Если у вас время будет, завтра приходите посмотреть квартиру. Подумайте над нашим предложением.
И они ушли домой. Мы с мужем думали, что нам делать. Вроде бы у дяди Саши нам тоже хорошо, конфликтов нет, только тесно – в одной комнате нас четверо. Один сын у меня спал на раскладушке, потому что для кровати не было места.
Утром пошли в дом, где живут Равиль и Галя. Они нам открыли дверь в эту пустую квартиру. Там огромные три комнаты, а в кухне просто заблудишься. Нам понравилось, что она просторная, но надо было ремонт делать.
Мы сказали – ладно, переедем сюда. Только сначала надо ремонт до конца доделать. Мы все, что требовалось, купили, отремонтировали квартиру. Пришли с дядей Сашей попрощаться. Он говорит:
– Ну что я могу сказать, если считаете, что так лучше, – как хотите. Самое главное, что на меня обид не держите. Если вам там плохо будет, с родственниками, – приходите обратно, я вас приму. Можете на меня рассчитывать.
Начали мы жить рядом с родственниками. Когда скучно было, навещали дядю Сашу. Детей не перевели в другую школу, зачем их травмировать?
Равиль почти все время ездит в Москву, в командировки, а Галя никогда не работала.
С неделю мы прожили на новой квартире, и начались у нас проблемы. Галя все время занимала у нас деньги и долго не отдавала. И мы думали: неужели она не понимает, что мы с квартиры на квартиру мотаемся с двумя детьми, нам самим деньги нужны как воздух. А они и до нас жили же как-то двадцать лет в браке. Неужели нас ждали, чтобы деньги занять?
Мы Гале никогда не отказывали – сколько денег просила, столько и давали, а Равиль об этом не знал. Потом она начала просить в долг не только для себя, но и для своей подружки. Тоже не отказывали, молча давали. Правда, ее подружка всегда вовремя деньги возвращала, в отличие от Гали.
Мы все время в напряжении находились, потому что Галя начала устраивать сцены. Один раз приходит:
– Телевизор потише сделайте! А то соседи уже жалуются!
Другой раз:
– Равиль вернулся, ругает меня. Идите вмешайтесь, вы же родственники!
Она не знала меры – будила нас и в шесть утра, и среди ночи. Ей безразлично было, что она лишила нас покоя. Стучала в дверь и кричала:
– Спасите, Равиль убивает меня!
Довольно часто такие фокусы устраивала и к тому же не думала возвращать долги. Как-то пришла и меня спрашивает:
– Если бы тебя муж все время ругал или бил и выгонял из дому, что бы ты сделала?
Я говорю:
– У нас и без ругани проблем достаточно. Он если меня ругает, я молчу, потому что через некоторое время это у него проходит.
– Как это можно терпеть! Только этого не хватало! Это у вас на Востоке терпят, а здесь Россия!
– Я не могу из-за какой-то ругани развестись и детей сиротами сделать. Детям отец нужен. Родного отца никто не может заменить.
Короче, я ее никак не смогла убедить и успокоить. Каждая осталась при своем мнении. Жили мы в этом доме, дружили с соседями. Нас только нервировала Галя своими криками, слезами, руганью с Равилем.
Прошло девять месяцев. За это время мы смогли на свои заработки купить цветной телевизор. И все, больше ничего.
Наступила осень. Ноябрь. В середине месяца Галя заявляет:
– Давайте собирайтесь, хозяйка квартиры приезжает. Она хочет ее продать.
– Когда нам надо уйти? – только и спросила я.
– Хоть завтра. Ищите себе новое жилье.
– Уже зима приближается, пока ищем, пока найдем… Можно еще неделю подождать?
– Нет, хозяйка приезжает. Она позвонила и сказала, пусть срочно освобождают квартиру.
Мы с мужем очень расстроились. Что делать? Пошли к дяде Саше, туда, где мы раньше жили. Объяснили ему ситуацию. Он говорит:
– Вообще-то не надо было уходить от меня. С родственниками всегда так, от них лучше подальше жить. А у меня уже другие постояльцы.
– Как?
– А вот так! Мне их нашли знакомые, потому что я в деньгах нуждался. Вот уже несколько дней живет у меня молодая пара с ребенком, маленький ребенок, годовалый. Я их не могу выгнать на улицу, уже зима. Как же так вас не предупреждая выгоняют?
– Так получилось!
– У вас тоже дети, с вами не должны были так поступать. И куда теперь вы пойдете?
– Куда? На улицу, искать квартиру. Может, найдем, может, нет, – не знаем.
Мы с дядей Сашей попрощались, вернулись к себе. Каждый день Галя появлялась, как землетрясение. Кричала на нас. Все это уже невозможно было терпеть. Последнее время она как бешеная стала. Мы же не виноваты, что у нее с мужем не ладится. А соседи говорят:
– Мы привыкли к ее скандалам. Репертуар известный. Уже и внимания не обращаем на нее, надоела. У них ссоры никогда не кончаются.
Вот осталось два дня. Она опять говорит: «Уходите!»
Мы детей предупредили, чтобы они после школы шли к тете Лиде, а сами отправились искать квартиру. Искали до двенадцати часов ночи. Никакого результата. Я чуть с ума не сошла.
Утром снова пошла в миграционный центр. Зашла в кабинет. Опять меня принял тот мужчина, который принимал раньше. Рядом сидела секретарша или какая-то сотрудница, не знаю. Он спрашивает:
– Что вы хотели? Какой у вас вопрос?
Я так волновалась, что вся дрожала. Говорю ему:
– Видите ли, я раньше у вас была на приеме и хотела бы узнать, если в России человек с детьми окажется на улице зимой, то какие меры принимают?
– Вы откуда приехали?
– Из Туркмении.
– А почему именно в наш город приехали? Здесь уже все переполнено иммигрантами.
– А вы не скажете ли мне, где не переполнено?
– Везде переполнено, вся Россия переполнена! Зачем вы в Россию приехали? Езжайте обратно домой!
– У нас есть справка из посольства России, что я и мои дети – граждане России. Вот из-за них я и приехала сюда, в Россию. У нас в Туркмении развита наркомания, и очень там плохо сейчас.
– А вы думаете, в России хорошо, что ли? Ничего хорошего. Мы вам ничем не можем помочь, езжайте домой обратно.
– Я оттуда уже выписалась и не собираюсь возвращаться. Дети в Туркмении никем не будут, они говорят только по-русски.
Пока он с кем-то разговаривал по телефону, я к этой секретарше обратилась, говорю и плачу:
– Вы знаете, мы уже в России полтора года. Живем на квартирах, у нас денег нет купить даже комнату в коммуналке. Сейчас я нахожусь на улице в буквальном смысле, я бомж! Бомж с детьми. Я хотела бы знать, если человек с детьми окажется на улице, здесь, в Российском государстве, какие меры принимают? Общежитие, или хоть брошенную развалюху, или хоть что-нибудь дадут? Вот, посмотрите мои документы, я тоже россиянка! – и достала все документы.
Она все посмотрела и говорит:
– У вас все документы есть, но не в этом дело. Сейчас просто никто ничего вам не сделает и не даст, ни общежития, ничего.
– Как это так, я же зимой с детьми от холода умру!
– Не знаю, это не от меня зависит. Обратитесь в агентства по найму квартир. Может, у них что-нибудь есть за деньги.
– Я все городские агентства обошла за полтора года. Там ответ один: нерусских не принимаем, и тем более с детьми.
В это время начальник положил трубку и ко мне обратился:
– Когда ехали в Россию, о чем вы думали? Сюда приезжают к родственникам или знакомым, а вы к кому приехали?
Я не хотела говорить на эту тему, потому что из-за родственников мы и остались сейчас на улице. Ответила:
– Ни к кому не приехали, сами по себе.
Он говорит:
– Так езжайте обратно!
– А можно где-нибудь остаться в России?
– В Сибирь езжайте, в тайгу, и живите там с медведями! – отвечал он.
– Хорошо, спасибо. – И я вышла на улицу. И думала: зачем тогда создали этот пустой миграционный центр, если там они ничего не могут сделать? Еще им и зарплату платят – за что? Чтобы таких неграмотных людей, как я, посылать к медведям, что ли?
Я-то могу жить везде – пустыню вытерпела, в лесу ночевала до утра – не умерла, а теперь к медведям отправляют – с медведями тоже можно жить! Но вопрос в том, зачем детей мучить, ради чего? Вот так! Государство похоже на рентгеновский аппарат: насквозь видит. В смысле – смотрит сквозь меня и не замечает.
И вот хожу по городу и говорю себе:
– Неужели сегодня на улице останемся?!
Пришла на рынок к знакомым.
– Срочно нужна квартира, – говорю, – мы в буквальном смысле на улице остались.
Они испугались и спрашивают:
– А дети где?
– В школе.
Они начали звать наперебой. Одна:
– Приходите к нам! Пока квартиру найдешь, у меня будете жить. Правда, у меня с сыном однокомнатная. Мы будем на полу или вы, как-нибудь поместимся, приходите, ладно? Вот адрес, возьми.
Другая:
– Приходите к нам, мои дети будут рады.
Я отвечаю:
– У вас пять человек, мы четверо, нет-нет, спасибо!
– А куда вы пойдете, лучше приходите, хорошо? Вот адрес.
Рядом стояла женщина. Она говорит:
– Слушай, в нашем доме одна квартира пустует, хозяин – молодой еще человек, сорок лет, разведенный, живет в основном с отцом в деревне.
– А как его можно найти?
– Я его иногда вижу.
– Мне иногда не надо, мне сейчас он нужен!
– Я понимаю, но где я его найду сейчас? Только если завтра.
– Хорошо, до завтра потерпим. Пока у знакомых останемся. Когда его найдете, поговорите, пожалуйста. Если из-за детей капризничать будет, скажите, что они у меня не шумные и целый день находятся в школе.
– Ладно, завтра схожу на колхозный рынок, он иногда туда приезжает, или зайду в магазин продуктовый, вон – рядом, он там грузчиком работал. Если из-за пьянки не уволили его, значит, завтра договоримся. Ты только не переживай, все будет хорошо.
– Надеюсь! – обрадовалась я.
Мы ночь переночевали у знакомых. Утром дети ушли в школу, а мы на рынок. Нашла я ту женщину и спрашиваю:
– Ну как? Видели хозяина этой квартиры?
– Видела, договорилась, что вы будете у него надолго. Объяснила, что деньги вовремя отдавать будете, а почем, по скольку, вы уж сами договаривайтесь.
– Конечно, вовремя будем отдавать! – обрадовалась я.
– Тогда иди, он ждет тебя на квартире.
Там подробнее и договоритесь.
Мы с мужем пошли договариваться. Постучали в дверь. Дверь была сломана. Зашли в квартиру – уф! Такого ужаса еще нигде не видела.
В коридоре мне прямо на лицо паук прилепился. Две комнаты переполнены мусором, везде валяется разное барахло. Диван сломанный, гитары сломанные, везде висит паутина. В кухню вошла – посуда грязная в умывальнике горой лежит. Увидела холодильник и думаю: «Странно, черные холодильники бывают, что ли?» А этот холодильник был покрыт такой черной плесенью. Открыла его и чуть не упала. Хозяин Юра говорит:
– Работает, работает.
Зашла в ванную и увидела желтую ванну. Ужас один, раньше ничего такого еще не видела. Про туалет не может быть и речи. Вся квартира так и воняла мочой.
Мы поговорили с хозяином. Одни только его глаза говорили, что он алкаш. Но что нам оставалось делать? Пришлось!
– Вот моя квартира, – говорит он, – вы чуть-чуть здесь приберетесь, и будет все нормально!
И вдруг я заметила, что в квартире холоднее даже, чем на улице. Оказывается, что и в кухне, и в одной из комнат не было в окнах рам со стеклом. Ужасно дуло, ведь ноябрь месяц.
Мы ходили по комнатам, и везде пыль поднималась от наших шагов. А этот алкаш еще заявляет:
– Если вы нуждаетесь в квартире, сначала заплатите мои долги девятимесячные по квартплате. Договорились?
Нам только этого не хватало! Но пришлось заплатить в Сбербанк его долги. Заплатила и квитанцию принесла.
Муж сразу пошел на рынок, сделал рамы, установил их, стекла вставил. Немножко теплее стало в квартире. В тот же день переехали от Равиля и Гали на новое место, к алкашу. Дети учились в прежней школе, правда, далековато теперь было, но они уже привыкли, поэтому я их переводить не стала. Зачем? Опять их, как новичков, будут обзывать. Пусть учатся там, где им нравится.
Как всегда, на новом месте началась у меня уборка. На черный холодильник ушло пять дней, а ванну чистила ровно десять дней. Если бы вы знали! Пока чистила эту ржавчину, у меня на руках вся кожа облезла. Чтобы эту грязь отчистить, наверное, всю бытовую химию в городе скупила. Чего только не делала! А на то, чтобы весь бардак в квартире убрать, отчистить, ушло около двадцати дней.
Начали тут жить. Хозяин квартиры за неделю раз восемь приходил, просил денег: то двести, то сто пятьдесят, то сто или пятьдесят рублей. Я ему говорю:
– Только что мы заплатили ваши долги по квартплате. Денег я не печатаю, они нам с трудом достаются!
Он уходил. Потом опять приходил клянчить.
Торговля наша шла потихоньку.
Вот я в очередной раз собралась в Москву на Черкизовский рынок за товаром. Купила билет. Дома для детей все приготовила. Все деньги забрала, даже на хлеб не оставила. Думала, муж за это время на рынке что-нибудь продаст – будут деньги, будет хлеб.
Приехали на Черкизовский рынок. Я тоже, как все коммерсанты, вышла из автобуса и пошла покупать товары. Потратила все деньги на товары, уже иду обратно к автобусу и возле какого-то лотка остановилась, чтобы спросить: «Блузки почем?» И все. А коляска с вещами позади меня стоит. Пока я смотрела на эти блузки, мою сумку-то утащили. Развернулась – сумка тю-тю, нету! Я растерялась, туда-сюда бегаю среди толпы. Да где ж теперь сумку найдешь – все, украли!
В руках пустая коляска, денег нет… Иду совсем измученная к автобусу. Водитель говорит:
– А где товары?
– Товары украли.
– Здесь надо быть внимательной, а то без ничего останешься.
Еду и переживаю: зачем я остановилась возле блузок, все равно не купила бы, вот из-за этих блузок украли весь товар на 5200 рублей. Пока ехали обратно, я ничего не кушала по дороге – денег не было. Думаю: ничего, дома поем.
Пришла домой, мужу объяснила, что сумку украли. Он успокаивал меня, но я видела, что он очень расстроился. Потом рассказал, что ничего за день не продал, торговли не было. Так мы и остались без хлеба. Дети, как назло, просили до одиннадцати вечера хлеба. Я им сварила что-то, но они требовали хлеба, больше ничего. Когда в хлебнице и булочки, и черный хлеб лежали, они не кушали, а сейчас хлеба нет – они захотели именно хлеба.
До утра кое-как терпели. Утром рано встали, чтобы идти на рынок торговать. Вдруг звонок в дверь. Открываем – видим, пришел хозяин денег просить в долг.
Пытались объяснить ему ситуацию – он не верит:
– Тогда займи у кого-нибудь, – говорит.
Я отвечаю:
– Мы со вчерашнего дня с детьми сидим без хлеба, а у меня нет привычки просить деньги у кого-то.
Он свое:
– Хоть пять рублей дайте.
– Если бы у меня пять рублей было, – говорю, – я детям уже купила бы хлеба. А вы больше нас не тревожьте, ничего не получите. Придете за месячной квартплатой первого числа – вот тогда и дам вам денег. Вы до нас жили же как-то и дальше продолжайте жить!
Там родственники со своими «дай-даями», теперь вы!
Он ушел, а мы отправились на рынок. Я молила Бога, чтобы мы смогли хоть что-нибудь продать, потому что один сын остался дома голодный, другой ушел в школу – там его бесплатно кормят.
Вот продала что-то и побежала сразу в магазин, купила еду и быстро на квартиру. Сына накормила, вернулась назад на рынок. На рынке некоторые узнали, что у меня денег не осталось и что в Москве сумку украли. Кто-то из тех, с кем ездила вчера, рассказал. Подошли ко мне женщины и говорят:
– У тебя деньги есть или, может, тебе надо, ты скажи, ладно?
– Вчера и сегодня до десяти часов утра и дети, и мы голодные были, дома нечего было кушать.
– Эх ты, дура, тебя, наверное, по голове кирпичом стукнули, зачем детей голодных оставила, у нас попросила бы на хлеб! Разве так можно?
– Я никогда ни у кого ничего не прошу. Вот сейчас продала товар и купила хлеб. Если в долг берешь, надо уметь отдавать. Поэтому никогда ни у кого не прошу денег. Спасибо, что пришли меня поддержать!
– Да ты не отчаивайся, мы тоже прошли этот путь, и у нас крали сумки и деньги вытаскивали. Все это было. Деньги – дело наживное, заработаешь. Лишь бы здоровье было.
А за пару дней до этого еще одна неприятность у меня случилась.
Мы ведь с временной пропиской жили. Торговали, можно сказать, нелегально. Я на рынке у знакомых продавцов и у покупателей, которые постоянные, спрашивала, может, есть у кого-нибудь бабушка или дедушка в деревне, которые нуждаются в деньгах. Но все боялись, когда с ними о прописке говорили. Уходили от ответа. А я ко всем приставала: «Пропишите, пропишите!»
И вот я обратилась с этим вопросом к женщине, которая уже несколько раз у меня покупала то рубашку, то обувь:
– Извините, пожалуйста, можно вас спросить о чем-то?
– Можно, конечно.
– У меня денег нет, чтобы квартиру купить и прописаться, я работаю нелегально, только с временной пропиской. Скоро эта прописка кончается. Не могли бы вы меня к себе прописать? Я все документы подпишу, что я на вашу квартиру претензий не имею.
Вот до чего я додумалась от отчаяния! Она отвечает:
– Я вас понимаю. Но я в области живу, я должна узнать, согласится наш сельсовет или нет.
В общем, Валя (так ее звали) обещала нам помочь.
Через два дня она пришла и сказала, что пропишет нас. Я от радости чуть с ума не сошла. Попросила ее подождать, а сама бросилась со всех ног домой с рынка. Схватила там двести долларов и бегом назад, а вместо меня пока Икрам торговал. Я подбежала к нашей палатке, где Валя ждала, и отдала ей деньги. Она говорит:
– Нет, не надо, я вас и так пропишу.
– Возьмите-возьмите, у вас же тоже дети есть, пригодится!
Взяла она деньги и ушла. И больше мы ее не видели.
Сначала эти деньги пропали. Потом сумку с товаром украли. Я, конечно, очень расстроенная была. Но что делать. Надо жить.
Вернулась я, значит, накормив сына, к своей палатке. Начала потихоньку торговать. И вдруг обратила внимание, что одна женщина, тоже продавщица, – ее палатка метрах в трех от нашей, – так вот она стоит и обзывает меня:
– Сучка, свинья, тварь! Надо же, привезла товар, какой и у меня! Вот тварь!
Я молчу. А она продолжает:
– Скотина глупая! Вот посмотрим, я все продам ниже своей цены, и пусть она обанкротится. Сволочь неграмотная, сучка, тварь!
Я молчу. Она ровно час так обзывала меня. Я не знала, что мне делать. Между прочим, она раньше со мной общалась, но у нее в лексиконе всего несколько фраз было: «Мрак, идиотизм». Все кругом были глупые, неграмотные, а она врач, окончила институт и академию. Она всегда всем повторяла, что она очень грамотная, потому что академию окончила медицинскую (хотя это была неправда).
А теперь она стояла в своей торговой палатке и без остановки обзывала меня.
Если бы вы знали мое состояние: только вчера украли сумку, вернулась – дети голодные, и денег нету дома, и с утра хозяин-алкаш явился, в долг просил, и здесь на рынке обзывают меня по-всякому. У меня уже сил не осталось. Больше не могла терпеть. Подошла к ней и говорю:
– Извините, Зоя Афанасьевна, почему вы меня обзываете сучкой?
– А нечего привозить мой товар!
– Может, скажете еще, этот рынок ваш собственный?
– Не привози мой товар!
– А вы не обзывайте меня, пожалуйста, сучкой!
– Буду! Не привози мой товар, сучка!
Я больше не могла эти оскорбления терпеть. Что-то у меня внутри как будто оборвалось. Я заплакала, упала на колени к ее ногам, обхватила ее сапоги, лбом прижалась и прошу:
– Пожалуйста, не обзывайте меня!
Она ногой оттолкнула меня и пошла, ругаясь, на свою вторую торговую точку и там продолжала обзывать меня. Мне помогли подняться, говорят:
– Успокойся! Дура, зачем на колени падать, она этого не стоит!
Я все плачу:
– А почему она обзывает меня?
– В таких случаях у нас говорят: «Пошла ты на …»
– Я этого слова перевод не знаю.
– А ты без перевода посылай.
Пришла я на свое место. Слышу, она стоит на второй точке и продолжает:
– Мрак, мрак, идиотизм!
Я, вся измученная, закричала:
– Не обзывайте меня! – и упала на снег.
Дальше не помню, что было. У меня ноги отнялись, сознание потеряла.
Когда в себя пришла, вижу, рядом со мной несколько женщин. Кто-то принес лекарства, кто-то налил чаю. Одна пожилая женщина подошла к Зое Афанасьевне и говорит:
– Зоя, ты же врач, помоги ей.
Тогда она подошла ко мне и проверила у меня пульс:
– Нервный срыв, сейчас пройдет. Бибиш, оказывается, вчера у тебя сумку украли, я об этом не знала, извини, – и отвернулась.
У меня уже сил не было ей отвечать. Я молча лежала, и все. Потом меня проводили до дома, чтобы я опять не упала. Дома никого не было. Я так рыдала! За что меня унижали, думала, за что? И умереть хотела.
На другой день рано встали. Был день рождения Икрама. Я, естественно, поздравила его. Позавтракали мы и пошли на рынок. Подошли к своей торговой палатке, увидели ее и чуть в обморок не упали. Ее всю изрезали на куски! Ни одного места не осталось целого. Все на нас смотрели, на нашу реакцию. Мы стояли молча, я только плакала, и все. Муж сказал:
– Вот, на мой день рождения большой подарок!
С утра до девяти вечера склеивали скотчем куски. Народ удивлялся, почему мы молча работаем, виновных не ищем? А мы сказали: «Бог судья», и все.
Зоя подошла к нам и говорит:
– Мрак, мрак, идиотизм, это не я!
– А мы вам ничего и не говорим.
– Наверное, пьяные хулиганили.
– Может быть.
После этого случая Зоя поняла, наверное, что надо мной можно издеваться. Я ей ответить не умела, муж тоже смолчал, меня не защитил. С того дня она начала меня атаковать.
Каждое утро мы приходили на рынок и раскладывали вещи. Зоя подходила к нашей палатке, руки в боки, осматривала наш товар. Поскольку она неподалеку торговала, то приходила каждые полчаса и трепала нервы. Когда у нее торговля не шла, она обвиняла меня. Говорила: «Понаехали тут!»
На рынке мои знакомые женщины-продавщицы говорили:
– Если бы я была на твоем месте, Бибиш, я бы ее разорвала на части!
Другая:
– Почему тебя муж не защитил? Если бы мой тут был, от этой Зои мокрое место осталось бы.
И еще сказали:
– Она теперь не отстанет, будет тебя давить. Не надо было на колени перед ней падать.
Зоя действительно продолжала свое. Ворчала, ругалась, отгоняла покупателей от нас.
Я вспомнила, что говорила мне моя бабушка Ниязджан: если тебя бьют по щеке, подставь другую. Раньше я этих слов не понимала. А теперь поняла, что они означают. Конечно, все это на меня действовало. Я раздражительная стала, обвиняла мужа, зачем он меня не защитил.
Однажды Икрам вернулся домой немного выпивши. Я в тот момент готовила суп на ужин. Накрыла на стол, налила детям, себе. А на мужа внимания не обращаю. Говорю детям:
– Если будете пить, как он, станете похожи на алкашей.
Дети молча ели суп.
Кажется, я переборщила. Икрам встал и подошел близко ко мне:
– А ну повтори, что ты сказала? Ты чему детей учишь! Хочешь, чтоб они меня не уважали, да?
Я ему говорю о том, что меня мучит:
– А почему ты меня не защитил? Если бы ты меня поддержал, я бы не стала на колени падать!