Текст книги "Танцовщица из Хивы, или История простодушной"

Автор книги: Хаджарбиби Бибиш Сиддикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Рассказ о моих рассказах

Я начала сочинять еще в школе, классе в шестом наверное. Когда папе показала, он говорит:

– Очень слабо, пиши побольше.

А мама сказала, что лучше бы я по дому помогала, и веником била меня за лентяйство. Я любила книжки читать: Дюма, Айтматова, Катаева, «Махабхарату», Азиза Несина, Каверина, Горького, все тома «Тысячи и одной ночи»… Все эти книги я читала на узбекском языке.

Мама сердилась, говорила, что книга не хлеб, не прокормит, и заставляла заниматься домашними делами. Потому что у нас в кишлаках матери подготавливают девушек к замужеству: учат готовить, стирать, убирать. Чтобы будущие родственники не сказали: «Ее мать ничему не научила!»

В Средней Азии луна ночью очень ярко светит. Можно даже читать. И вот я этим лунным светом пользовалась и с наслаждением читала разные книги, когда все спали. Мама опять меня ругала, что я так могу свои глаза испортить.

Те рассказы, что я написала уже в институте, я однажды принесла показать нашему преподавателю узбекской литературы. Он удивился:

– Вы пишете рассказы, а я пишу стихи! Оставьте ваш рассказ, я дома его буду читать.

Скоро он принес мой рассказ с поправками, пригласил меня на кафедру и говорит:

– Я позвонил своему знакомому, он писатель, у него несколько книг вышло. Я рассказал ему о вас. Идите завтра с вашими рассказами к нему в Союз писателей в пять часов. А сегодня я вас приглашаю со мной погулять.

Я от этого заявления расстроилась. Не знала, что ответить, потому что не ожидала от него ничего такого. Он это почувствовал и говорит:

– Мы с вами в одно место сходим. Тут недалеко. Хорошо?

Меня мучило подозрение: куда он собирается меня повести? Может, он всех студенток так приглашает? Не знала, что мне делать. Потом – была не была – согласилась.

После занятий он меня встретил, и мы куда-то пошли. Он мне рассказывал, откуда он родом, как поступил в Пединститут, рассказывал, что пишет стихи и ведет на телевидении литературную передачу. Рассказал, что у него шестеро детей, жена не работает.

Так мы и шли пешком. А я думаю, куда он меня ведет. А он все рассказывает о стихах, о разных писателях.

И вот пришли мы как будто в парк. Место такое, огороженное забором. Внутри длинная дорога, и в конце ее видно какое-то здание. Когда мы ближе подошли, я увидела террасу и на ней много-много кроватей. И еще увидела игрушки, которые на веревках с потолка спускались.

Я ничего не поняла. Тут были дети разных возрастов. Кто-то лежал, кто-то сидел на кровати.

Преподаватель говорит:

– Хаджар, что вы остановились? Подойдем поближе к детям, не бойтесь, они не заразные.

И он поздоровался с детьми и с женщинами в белых халатах. Потом присел на кровать к одному мальчику и спросил:

– Как ты, малыш, выздоравливаешь? Мама и папа приезжают?

Я кругом смотрю. Кто-то из детей играет с подвешенными игрушками. Некоторые лежат равнодушные. Им, видно, не до смеха.

Еще некоторое время мы побыли там и пошли к выходу.

По дороге он мне говорит:

– У этих детей – у кого паралич, у кого разные болезни костей. Некоторым из них никакая медицина помочь не в силах. Они так ходить и не смогут. Теперь ты их видела, Хаджар.

Так благодари Бога, что ты своими ногами по земле идешь и всегда эту опору чувствуешь. Что наше горе по сравнению с их горем?

Мне так стыдно было, что я о своем преподавателе плохо подумала!

На другой день в пять часов я уже была в Союзе писателей. Нашла кабинет, где сидел человек, о котором мой преподаватель говорил. Он у меня спрашивает:

– Давно пишете?

– С шестого класса.

– Что именно?

– Рассказы.

– О чем?

– О жизни. О детстве.

– Ну, покажите.

Я вытащила из сумки две общие тетрадки и отдала ему. Он полистал одну, где-то немножко почитал, очень немножко, и говорит:

– Ну, что я могу сказать. Я вас принял, потому что очень уважаемый человек меня попросил. Но ваши рассказы не соответствуют никаким правилам. Так что не обижайтесь, но я ничем не смогу вам помочь.

Я вернулась от него опустошенная, разбитая, как будто у меня кто-то умер. Когда мой преподаватель узнал, что у меня рассказы не взяли, он сказал:

– Не останавливайтесь, пишите все равно. Я поговорю с ведущим литературной студии, чтобы вы смогли ходить туда на занятия.

– Ну, мне же ясно сказали, что я не знаю никаких законов, как писать!

– Вот и будете у него учиться.

Но я так и не пошла на эти занятия. А к писанию все же вернулась, но только гораздо позже.

* * *

Однажды я получила письмо от Икрама. Он спрашивал, не вышла ли я замуж. Просил написать ему об этом. Я очень удивилась: жениться собирается, что ли? Ой, если так, то хорошо! Я ему ответила, что учусь, замуж еще не вышла. Скоро переведусь на заочное отделение, буду учиться на методиста. Еще написала: поеду в Хиву, домой, устроюсь на работу, и сообщила, когда начнется сессия для заочников, и свой домашний адрес тоже дала, чтобы он мне потом домой письмо написал.

Вернулась в свой кишлак, устроилась на работу заведующей колхозным клубом. Работала со школьниками. Организовала кружки – танца, вязания. Зарплата была мизерная. Несколько раз хотела организовать представление, но в клуб, кроме нескольких учеников, никто не ходил, а танцевальный кружок родители им запретили посещать. Поэтому на работе целыми днями бездельничала: уставала в основном от жары, закрывала изнутри дверь своего кабинета и все время спала, больше нечем было заняться. Смешно, правда? А что мне оставалось делать?

У нас народ не любит ходить по клубам. После хлопкового поля устают, домой придут – дома шестеро-семеро детей, надо готовить еду, стирать вручную, убирать, за мужем ухаживать, упреки свекров и свекровок выслушивать. Да и еще уйма остальных дел. Короче, некогда особенно развлекаться. Вот я и бездельничала. Восток, видите ли, – «дело тонкое». А я закрывалась в клубе, включала музыку и танцевала на сцене одна. Совершенно одна!

Через некоторое время началась сессия. Я уехала в Ташкент и оттуда позвонила Икраму. Он сказал, что приедет, чтобы увидеться со мной.

Получила от него телеграмму. Встретила его в аэропорту. Приехали с ним в общежитие. Покушали вместе, потом разговаривали, вспоминали. Потом пошли гулять в парк. И вот он предложил мне поехать с ним вместе в Туркмению, чтобы познакомиться с его родителями. Я не согласилась: с чего это? А он говорит, что решил на мне жениться. Я ему говорю: у нас нельзя показываться перед свадьбой родителям и родственникам жениха. Он ответил на это, что у него европейская, культурная семья: «Давай соглашайся, я тебя просто познакомлю с ними». Он так долго уговаривал, что в конечном итоге я согласилась.

Сессию я успешно сдала, и через два дня мы с ним поехали в Туркмению. Приехали в Ташауз. Подошли к их дому. Позвонили в звонок. Ворота открыла синеглазая, очень красивая женщина, его мама. Поздоровались, она меня обняла. Зашли в дом. Там, в зале, за столом сидел мужчина, мой будущий свекор: симпатичный, с кудрявыми волосами, длинными ресницами: недаром у него прозвище было – Пушкин.

Он тоже со мной поздоровался. Сели за стол, начали ближе знакомиться. У них в зале было очень красиво, на полу и на стенах большие дорогие туркменские ковры. На столе на большом хрустальном подносе лежали фрукты: гранаты, яблоки, мандарины, виноград. До сих пор я помню, как родители Икрама меня с ног до головы оглядывали. А я только на фрукты смотрела и думала: когда же они спать уйдут?

Потом свекор говорит:

– Все-таки она с поезда. Рая, покажи ей баню и все остальное.

Его мама проводила меня в баню. Пока я купалась, отец, оказывается, допрашивал Икрама, когда, где, при каких обстоятельствах мы познакомились, кто я такая, откуда? Хорошо, мы еще в поезде договорились, что отвечать, если спросят.

После меня Икрам пошел купаться. А в это время отец его меня допрашивал. Я тоже рассказывала все, как было, кроме интима, потому что этого рассказать нельзя было. Наконец родители ушли спать. Как только они ушли, я набросилась на фрукты. Съела вмиг почти всё. После этого мне стыдно стало, что веду себя как голодранка. А что вы думаете – студенчество, маленькая зарплата, а раньше – у мамы много детей было, откуда взяться мандаринам? Даже во сне это не снилось.

Рано утром его отец сказал, что хочет пригласить всех родственников и посоветоваться с ними по поводу меня, то есть рассказать о том, что сын привел домой девушку. Он начал обзванивать всех и назначать встречу на восемь часов вечера. Заметив, что я очень нервничаю, Икрам успокоил меня, сказав:

– Ты только не волнуйся, я с тобой, все будет хорошо.

Тетя Рая приготовила плов. В восемь часов вечера пришли все родственники. Ужинали вместе. Родственники тоже меня с ног до головы осмотрели. Одна женщина заявила:

– Как это так – явиться сюда, в дом, перед свадьбой. Если бы мои дочери так поступили, я им головы оторвала бы! У тебя родители есть? – спрашивает меня.

Я молчу. Что тут скажешь? Виновата. Тогда другая подхватила:

– Какое бесстыдство!

А третья им отвечает:

– Давайте не усугублять ситуацию, посоветуемся, что будем делать теперь?

Отец Икрама ко мне обратился:

– Дочка, ты живи пока здесь, а мама Икрама поедет в Узбекистан, в твой дом, к твоим родителям, и скажет, что ты у нас находишься.

В это время подошла ко мне одна из теток и говорит:

– Раз ты своими ногами пришла сюда, так никакой свадьбы не будет! И даже не мечтай об этом! Ишь чего захотела!

После такого нападения я вообще растерялась, подумала: зачем послушалась Икрама и сюда приехала…

Потом все-таки взяла себя в руки и так ответила:

– Вы, конечно, извините меня. Во-первых, Икрам меня привез сюда, чтобы познакомить с родителями, и я не прошу, чтобы меня взяли замуж. Во-вторых, мои родители думают, что я еще в Ташкенте нахожусь, на сессии. В-третьих, если без свадьбы здесь останусь, в нашем селе слухи пойдут, что я убежала из дому, и мои младшие сестры из-за меня не смогут замуж выйти, потому что люди будут осуждать: «Если сестра убежала из дому черт его знает куда, от младших сестер чего можно ожидать?» Поэтому я лучше уеду обратно в Ташкент. Приятно было познакомиться с вами, до свидания. – И хотела уйти.

Отец Икрама меня остановил, а им говорит:

– Я зачем вас сюда позвал? Давайте решать, что будем делать.

Родственники:

– Это надо спросить у вашего сына – что делать. Он же притащил ее в дом.

Теперь все подступили к Икраму:

– Ты ее любишь?

Он ответил спокойно:

– Да, люблю и женюсь только на ней.

Тогда одна из теток говорит:

– Ладно, если так, значит, может, это судьба. Теперь мы должны ехать к ней в кишлак. Там спросим у соседей про ее родителей, кто они такие, что у них за дочь. Если выяснится, что все хорошо, будем сватать и сыграем свадьбу, если ответят, что она не из приличной семьи, тогда вернемся назад. Нам такая невестка не нужна. А ты, моя дорогая, не сиди здесь, езжай домой. В субботу приедем свататься.

Короче, мое знакомство с ними закончилось тем, что они сообща пришли к выводу сыграть свадьбу только в том случае, если я окажусь из приличной семьи.

На дорогу дали мне деньги, и я вернулась домой. Родители, увидев меня, удивились, откуда я взялась. Я им сказала, что сдала зачеты и экзамены, что сессия закончилась и все в порядке. После этого никаких вопросов не было.

Наступила долгожданная суббота. Жду сватов, а они что-то опаздывают. Утром ждала, к обеду, к ужину. Волновалась, думала – всё, они уже не приедут. В это время возле нашего дома остановилась машина. Я от радости запрыгала и закричала на весь дом:

– Приехали! Приехали! Ура!

Брат удивленно на меня смотрит и говорит:

– Кто приехал?

Я потом поняла, какую кашу заварила, и ответила – не знаю. Испугалась, не дай Бог, родители узнают, что я не только в Ташкенте на сессии побывать успела…

Сваты зашли в дом. У нас такой обычай: когда сваты входят, девушка должна спрятаться. Хотя я уже их всех видела, но, по обычаю, спряталась в комнате. Родителей дома не оказалось, они на свадьбе были. Пришлось брату за ними отправляться. Через час папа с мамой пришли и увидели, что дома незнакомые люди. Представились друг другу, и начался у них разговор.

Мой отец говорит:

– Она еще учится.

Сваты на это ответили:

– Ну и что, она может и после свадьбы продолжать учебу. Давайте ускорим свадьбу, за две недели все сделаем.

– Зачем такая спешка, я еще не готов. Надо купить кое-что, нет сундука, шкафа, ковра, дивана. За такой маленький срок успеть невозможно. И еще, вы же знаете – у вас наверняка тоже есть взрослые дети, у вас дочери замужем и снохи есть, – по правилам вы должны прийти еще два-три раза, чтобы обсудить все: калым, расходы и прочее.

А они отвечают:

– Мы очень далеко живем и все работаем, нет времени, чтобы лишний раз ездить. Если рядом жили бы, тогда другое дело. А остальное: шкаф, ковер, диван, калым – все будет. У нас дома все есть.

Отец:

– Я не сомневаюсь, что у вас есть все, но моя дочка не вдова, чтобы уйти из дому пустой. По нашему обычаю – вы должны меня понять, – она должна выйти из дому со всеми эти ми вещами, и все люди должны это увидеть, потому что все так делают, это же наши обряды.

Сваты согласились привезти все вместе с калымом. И еще сказали, что Икрам любит меня. Хорошо, меня не предали, что я у них была. И еще хорошо, что они не знали, что я танцую! А то никакого сватовства не было бы.

Через тринадцать дней состоялась моя свадьба.

Сваты, как и обещали, привезли все: сундук, диван, шкаф, четыре матраса, обитых дорогим материалом, четыре подушки, двух баранов, тридцать шесть литров масла хлопкового, сорок килограммов риса, сорок штук лепешек, сорок килограммов яблок, один ящик конфет, два ящика водки, два ящика шампанского, два ящика лимонада, два мешка муки по семьдесят пять килограммов, четыре куска разного ситца по десять метров, моему отцу костюм, братьям тоже по костюму, маме дорогой платок, сестрам ткань на платья.

И еще для меня одежду и обувь, четыре золотых колечка, цепочку, серьги, браслет.

За мою маму тоже в свое время калым платили. Ее вместе с подругами везли на тракторе с тележкой впереди, там лежало ее приданое. Трактор ехал, тарахтел – тр-тр-тр! Сейчас это смешно кажется, да!

Рассказ от том, как у нас справляют свадьбы

Вообще, свадьба у нас – это сложный обряд. Сейчас в городах все проще, конечно. Но раньше, а в кишлаках и теперь, обычаи соблюдались строго. Везли калым: рис, муку, масло хлопковое, сладости, одежду невесты, отрезы на платья, хан-атлас, парчу, крепдешин, платки. Родители жениха везли отрезы для курпачи (стеганых ватных подстилок), для матрасов, подушек и одеял.

Когда женились мои родители, ваты не было, чтобы набить подушки, матрас и одеяла. В каждом доме женщины в свободное время сидели и выбирали из хлопка чигит, готовили вату, хотя это было запрещено, весь хлопок надо было отдавать государству.

Из кишлака приходили пожилые женщины шить для невесты приданое. Сначала вату взбивали двумя палками, чтобы она стала пышной. Потом материю стелили изнаночной стороной наверх, ровно укладывали вату, покрывали тканью и простегивали. Шили из белого хлопчатобумажного материала сорочку для первой брачной ночи. После работы всех женщин угощали.

Отец невесты покупал на базаре у ремесленников разукрашенный сундук для приданого. Когда в доме невесты готовятся к свадьбе, родители жениха приходят, узнают, что надо для торжества. Невеста не должна показываться родителям жениха, она в это время сидит в другой комнате. Если ей что нужно, она передает это через родителей жениха. Моей маме еще привезли плюшевое пальто (она его лет двадцать носила, даже больше!) и черного цвета махси (такие сапоги, на которые надевают галоши).

Прежде чем уйти в чужой дом, невеста устраивает девишник. Две близкие подруги ходят по кишлаку, взрослых девушек приглашают на девишник. Все приходят с подарками: или маленькие платки, обшитые по краям кружевом, или мыло, или духи. Невеста принимает подарки, передает их близкой родственнице. А та все складывает в одном месте.

Девушки сидят в комнате на полу, разговаривают. Рассказывают друг другу о своих мечтах, о замужестве, о работе в колхозном поле и о разном другом. После трапезы они танцуют. Потом невеста приносит большой тюк и разворачивает его посреди комнаты. Все подходят и смотрят на подарки от сватов и обсуждают эти подарки – понравились или нет. Одна говорит:

– Когда у меня будет свадьба, я тоже это закажу.

Другая говорит:

– А я лучше вот это буду заказывать, – и показывает на то, что в кишлаке считается «модным». Неудивительно, что в кишлаках все женщины похоже одеваются, как инкубаторские.

Все девушки остаются на ночь. Подружка невесты сыплет в глубокую чашку хну, добавляет чуть-чуть одеколона, разбавляет теплой водой. Потом на спичку наматывают вату и начинают писать на руке, на ладони или на груди инициалы любимого человека. Пишут: «Я тебя люблю! Ты мой единственный», или: «Где ты, мой любимый?» И сидят до утра, ждут, пока хна высохнет.

Невесту к первой брачной ночи подготавливает близкая родственница. Эта девушка должна все время находиться рядом с невестой. Невеста подогревает воду и моет свое тело, бреет волосы под мышками, внизу живота.

Специальный человек готовит плов к обеду. Невеста сидит в комнате с подружками. В это время заходят пожилые женщины и приносят свадебное платье. Теперь должны выйти все, кроме невесты. Женщины говорят:

– Доченька, время уже, давай-ка сними свою одежду и надень вот это.

Невеста, услышав эти слова, начинает плакать и убегает в другую комнату. Женщины идут за ней и приговаривают:

– Не плачь, доченька, у всех такая судьба.

Другая говорит:

– Радуйся, что тебя взяли. Некоторые сидят и ждут своего счастья.

Ей помогают снять одежду, надевают свадебное платье. Девушки заплетают невесте косички – иногда две, иногда сорок, но никогда – одну. Женщины надевают на голову невесты тюбетейку, лоб покрывают специальным белым платком и говорят:

– Эй, Аллах, сейчас она выйдет, как светлая луна! Спаси ее от бед!

Платок этот вот для чего нужен: в первую брачную ночь жених и невеста спят вместе, а потом жених требует, чтобы невеста доказала свою невинность. Тогда невеста снимает с головы белый платок и вытирается им. Если платок становится от крови красным, тогда невинность доказана.

После одевания невесту кормят, чтобы она силы не теряла. Хотя в тот момент ей совсем не хочется есть от волнения.

Народ сидит в доме и ждет, когда невеста выйдет и ее повезут к жениху. В это время все едят плов.

Когда невеста появляется, ее окружают подружки, быстро накидывают на нее большое покрывало и ведут на улицу. Там уже ждет толпа народа. Все просят, чтобы отец благословил свою дочь.

Потом везут невесту к жениху.

Неподалеку от дома жениха машину останавливают. Один из родственников жениха разводит небольшой костер, через который должна проехать машина. Это такой языческий пережиток. И никому не разрешают перебегать дорогу перед машиной – есть примета, что детей не будет.

Невесте помогают идти, ведь она под покрывалом ничего не видит. У двери стоит кто-то со стороны жениха и произносит имена родственников. В честь каждого невеста должна поклониться. После этой церемонии невесте говорят:

– Заходи в дом с правой ноги!

И невеста с правой ноги переступает порог. Этот обычай идет из поколения в поколение.

Если после свадьбы в доме все нормально, говорят:

– Хорошо! Невеста с правой ноги в дом вошла!

Если случается что-то неприятное, то ее упрекают:

– Вошла в дом не с той ноги!

* * *

Меня выдавали замуж так же, как всех наших женщин. Этот ритуал с небольшими изменениями передается из поколения в поколение.

В день свадьбы, к полудню, пожилые женщины надели на меня белое платье, на голову повязали белый платок – знак невинности. Накрыли меня большим покрывалом и велели мне плакать. А я именно в этот момент не могу заплакать, и все тут. Соседка дергает меня за руку и говорит:

– Плачь, плачь, а то сплетни пойдут – родной дом покидает и ни слезинки не проронила.

– Не могу плакать! – отвечаю я.

Она щиплет меня:

– Дура, кто это увидит, дура! Ты просто ори, и все, хотя бы притворяйся.

Пришлось притворяться, будто я плачу, а на самом деле под покрывалом радовалась, что наконец-то выхожу замуж.

Перед тем как мне сесть в машину, отец меня благословил. И так мы поехали на семи легковых машинах и на одном грузовике со шкафом, диваном и коврами. Пересекли границу, прибыли в город Ташауз. Нас уже там ожидали. Зарезали барана и сыграли свадьбу.

Гости ночью не спали. Ждали от нас обоих результата. Мой муж утром должен был доказать им мою невинность. Вот теперь я начала по-настоящему плакать. Муж меня успокаивает. Оба думаем, как выйти из этой ситуации, что делать? Вдруг Икрам говорит:

– Все, придумал! Бибиш, ты не волнуйся, все будет нормально. Я сейчас приду. Ты лежи и жди меня, ладно?

Через десять минут он вернулся с каким-то свертком. Запер изнутри дверь, потом развернул газету. И я увидела кусок свежего мяса. Он снял с моей головы белый платок и начал тереть его мясом, чтобы спасти мою шкуру. Получилось кровавое пятно.

Утром рано все родственники собрались во дворе. Икрам вышел с платком, который ночью тер мясом, и показал им. Его хвалили – молодец, молодец. Потом разошлись по домам. Слава Богу, все обошлось. Никто ничего не заподозрил. Так благодаря мужу я была спасена, а то его родня выгнала бы меня в свое село, как собаку.

После свадьбы некоторые из родственников остались, чтобы убрать дом, помыть посуду. Они рассказали, что когда ехали меня сватать, то, не подъезжая к нашему дому, спрашивали у людей, какая я, замужем была или нет, из какой семьи, хорошей или плохой. К моему счастью, почти все сказали: «Она все время учится», «Отец учитель, простой, хороший человек», а некоторые просто говорили: «Откуда нам знать, какая она?!»

Хорошо, что им навстречу не попались плохие люди, те, которые любят таскать повсюду сплетни.

Вот и закончились мои бесконечные страдания, думала я, хотя не знала, что ждет меня впереди.

После свадьбы свекровь зашла в нашу комнату и говорит:

– Дочка, мы с завтрашнего дня выйдем на работу. У нас дома всегда режим: в восемь пятнадцать – завтрак, в тринадцать пятнадцать – обед, в восемнадцать пятнадцать – ужин. Мой муж любит чистоту и порядок. Все должно быть в порядке. У нас бывает много гостей. Ты должна всегда успевать и стараться быть аккуратнее, поняла?

Я в ответ только киваю, потому что у нас запрещается разговаривать целый год со свекровью и свекром: целый год нельзя говорить, только головой можно кивать и, как глухонемой, руками, жестами объясняться. Такой обычай, все местные молодые невестки соблюдают это правило. Поскольку у Икрама мама наполовину русская, она не хотела, чтобы я все время молча ходила. Она сказала, улыбаясь:

– Тебе можно разговаривать со мной. У нас дома маленьких детей нет, чтобы твои жесты переводить, так что говори что хочешь, а то за год от молчания чокнуться можно.

Вот я со свекровью и разговаривала, а со свекром – нет, год-полтора, соблюдая правила, молчала.

На следующее утро встала и заварила зеленый чай. Мы вместе завтракали. Когда за столом сидели, свекор взял одно яблоко, показал мне и говорит:

– Видишь, вот у меня в руках яблоко. Неважно, большое оно или маленькое. – Он ножом разделил яблоко на четыре части. Потом по одной роздал нам и сказал: – Ты тоже всегда так поступай, нельзя думать только о себе. Что попадет тебе в руки, все дели с близкими тебе людьми! Надеюсь, ты поняла, что мы одна семья.

Свекровь работала старшим экономистом на торговой базе, а свекор заместителем начальника конторы материально-технического снабжения. А мой муж работал автосварщиком, ремонтировал легковые автомобили, у него ненормированный рабочий день был. Уходя на работу, свекровь сказала:

– Бибиш, вот что: мы вернемся с работы к обеду, к часу дня. Обедаем мы всегда дома, потому что работа близко. Приготовь-ка ты нам густую рисовую кашу.

И они пошли оба на работу, а Икрам остался со мной. Я ему говорю:

– Ты случайно не знаешь, как готовить рисовую молочную кашу?

– Откуда я знаю, спросила бы у мамы.

– Стесняюсь.

– Тебе нечего стесняться. – И пошел спать.

А я, дурочка, ходила туда-сюда сто раз между нашей комнатой и кухней. Вроде бы сначала воду наливают, потом рис кладут и молоко льют. Кастрюлю на газ поставила. Жду. Ничего не получается. Кинула много соли. Открыла полностью газ, каша пригорела. Я начала плакать. Уже время к часу. Черт его знает, что у меня получилось.

Хотела заварить чай, выхожу во двор, чтобы выкинуть из чайника старую заварку, в это время открываются ворота и входит мой свекор. В костюме, в галстуке, в шляпе. Как я его увидела, от волнения задела носиком чайника дверь. Пока он был в туалете, нашла несколько газет и завернула разбитый чайник, выкинула в мусорку, потом быстро заварила чай в другой посуде. Пока привыкла к его приходу, у семи чайников носики отбила.

Свекровь пришла, на меня смотрит и спрашивает:

– А почему ты плакала, с Икрамом поссорились, что ли?

Я молчу.

В тринадцать пятнадцать подала обед на стол. Свекор одну ложку съел и сказал:

– Спасибо, дочка, очень вкусно. – Тут же отодвинул тарелку. Я тоже попробовала – оказывается, пересолила.

Свекровь поняла все, встала и пошла на кухню и через три минуты принесла ему яичницу. Когда опять уходила на работу, сказала:

– Бибиш, давай-ка лучше я тебе напишу рецепт самого простого блюда: мясного бульона.

Взяла она бумагу и пишет: «В кастрюлю наливаешь холодную воду и туда кидаешь мясо. Когда вода начнет кипеть, положишь туда лук, морковь, где-то через тридцать минут положишь картошку, а то она разварится».

– Возьми рецепт, приготовишь на ужин.

Когда они ушли на работу, я начала ходить по комнатам. У них дом был огромный, десять больших комнат: заблудиться можно. Конечно – свекор был раньше директором кирпичного завода. Он сам построил этот дом.

Мебель хорошая, семнадцать штук дорогих ковров, хрусталь, везде чистота и порядок. Я проверила тумбочки, хотела перебрать открытки и некоторые бумаги, документы. Аптечку почистила: ненужные лекарства выкинула, потому что срок годности истек. Помню, после этой моей уборки свекровь говорила с досадой:

– Не могу найти нужные адреса и документы. Бибиш, не надо было их трогать, ведь они у меня тридцать лет на одном и том же месте лежали, теперь искать надо, где они лежат!

Кроме того, я целый ящик сгущенного молока нашла и сразу за один раз целую банку – голт-голт-голт – выпила. Хотела еще открыть банку, но воздержалась: впереди много времени, успею. Так каждый день глотала по одной банке, и в ящике скоро ни одной банки сгущенки не осталось. Муж увидел пустой ящик, так смеялся:

– Хорошо, что ты выпила, а то целыми годами лежали бы они, как на выставке.

Но вернемся к рецепту.

Ближе к шести часам начала готовить на ужин мясной бульон. В кастрюлю холодную воду залила, как написано в рецепте. Закипела вода, я опустила мясо, сразу лук и морковь положила. Смотрю, уже пена прилепилась к мясу, ужасно, ой, что надо делать? А в рецепте не написано было убрать пену, вот тебе на! Выключила газ, вылила эту кипяченую воду вместе с пеной, под краном каждый кусок мяса промыла, а пена так прилипла к мясу, что никак не отходит. Короче, вся вкусная, жирная вода в мойку ушла. Опять я все испортила. И опять сильно переживала и плакала. Уже времени шесть часов. Родители Икрама пришли с работы. Я накрыла на стол. Свекровь сразу почувствовала, что у меня что-то не то. Она быстренько пожарила картошку и подала на стол.

На другое утро свекровь спешила на работу и, уходя, оставила мне рецепт. В рецепте написала, как приготовить соус. Теперь я приготовила соус точно, как написано по рецепту. Вроде бы он сварился, вкусно пах, осталось только посолить. А в настенном кухонном шкафу стояло много коробочек. Из любопытства открыла каждую. Чай, сахар, приправы, и в одной увидела мелкий белый порошок. Подумала: ой, надо же, такая мелкая соль бывает. Взяла эту «мелкую соль» столовой ложкой и положила в казан. В казане соус начал пениться. Попробовала – отвратительный вкус! Что я натворила, если бы вы знали! Эта «мелкая соль» оказалась пищевой содой!

Не ожидая прихода свекрови, сама выкинула весь соус в мусорное ведро и с ужасом ждала вечера, когда все вернутся с работы: думала, сейчас придут и будут меня ругать. Кушать ничего не готово, все на помойку ушло. Но нет, я ошибалась, никто меня из-за этого не ругал. Когда свекровь зашла на кухню, я от стыда чуть не провалилась сквозь землю и опять плакала. Она говорит:

– Опять что-то случилось, почему ты плачешь?

Икрам вместо меня отвечает:

– Мама, оказывается, она совсем не умеет готовить, вот из-за этого и плачет.

– Ничего страшного, – говорит свекровь. – У тебя жизнь еще впереди. Научишься. Чтобы наша зарплата каждый день просто так в мусорку не уходила, я теперь сама буду готовить, как прежде, а ты, Бибиш, будешь мне помогать, хорошо?

После этого случая свекровь всегда на ужин больше готовила, оставшуюся еду убирала в холодильник, чтобы на завтрашний день был готов обед.

Вот так она ровно двенадцать лет готовила, пока мы не переехали в Россию. Из-за этого свекор ее всегда ругал:

– Кто у нас невестка, ты или она? Рая, ты ее очень балуешь!

И родственники тоже ругали:

– Все домашние дела должна делать невестка, вы за нее родителям калым заплатили!

А моя свекровь никогда меня не упрекала и не мучила, как делают местные свекрови. Мы с ней очень дружно жили, ссоры случались очень редко, но вы сами знаете, в семье без этого не бывает: и радости, и печали – все вместе. Свекровь в основном на русском языке разговаривала, а по-узбекски – с акцентом. Когда ей было сорок лет, она заболела – рак матки. Ее облучили, она живая осталась, ей сейчас уже семьдесят лет.

В первые же дни совместной жизни я заметила, что свекровь спит отдельно от своего мужа. Мне стало интересно – почему? Мои родители всегда вместе спали, а эти каждый вечер по разным комнатам расходились.

Спрашиваю у Икрама:

– Почему твоя мама отдельно от мужа спит? Она ведь еще молодая.

– Она больна, – коротко ответил Икрам.

– Чем?

– Не хочу говорить. Сама спроси у нее.

– Ну, неудобно как-то.

– Что здесь плохого? Спроси, заодно поближе познакомитесь.

Но прежде хочу рассказать про дом, где я оказалась после нашей нищеты. Дом родителей Икрама был очень большой, со всеми удобствами. Двор окружал кирпичный забор. Во дворе помещались две террасы и огород в пять соток. Там рос виноград разных сортов. Ранние сорта поспевали в мае-июне, а осенние сохранялись до ноября: так и висели большие гроздья. Еще в саду росли яблони, вишни, персики, алыча и айва. Много росло овощей и очень красивых цветов.