Текст книги "Танцовщица из Хивы, или История простодушной"

Автор книги: Хаджарбиби Бибиш Сиддикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Это рискованно, швы могут открыться!

Я им объясняла, что я училась пять лет и остался лишь последний экзамен и что у меня пять лет просто пропадут, а после экзамена я диплом получу. «Пожалуйста, отпустите меня», – умоляла я их.

Тогда они на «скорой помощи» отвезли меня в институт. Я с палкой вышла из машины, дальше мне не разрешили идти, потому что экзамен сдавали на третьем этаже – все равно я не смогла бы туда подняться. Попросили комиссию посмотреть с третьего этажа из окошка вниз и убедиться, что я действительно явилась. Они, конечно, из окошка на меня посмотрели, убедились, что я еле хожу. И еще им объяснили, что у меня аппендицит лопнул, а на руках всего месячный ребенок, грудничок. Комиссия вошла в мое положение. Посмотрели мои предьщущие оценки и в итоге решили последнюю экзаменационную оценку поставить мне без сдачи экзамена. Вот таким образом я окончила институт. Только диплом получила через год. Такое было правило, оказывается.

Через месяц меня выписали, и мы вернулись в Туркмению вместе с мужем, сыном и свекровью. Дома нас ждали свекор и родственники. Обмывали мое успешное окончание института и то, что я жива и здорова. Любовались моим сыном.

А через неделю я опять заболела – на этот раз почка отказала. Забрали меня опять на «скорой помощи» в больницу, ровно неделю не падала высокая температура. И еще не могла п и сать: мочевой пузырь тоже воспалился.

В урологии пролежала два с половиной месяца. И опять мне не разрешали увидеть сына. Когда я выписалась из больницы, ему исполнилось три с половиной месяца. Из-за всех болезней я так и не кормила его. Очень переживала.

После моего возвращения свекровь сразу мне заявила:

– Теперь он мой. Если тебе нужен ребенок, роди еще одного.

Как свекровь заказала мне ребенка, так я сразу и забеременела. А тут свекор внезапно заболел, диагноз поставили – рак легких. Через несколько месяцев он умер. Хороший человек был.

Свекровь отправила меня к соседям, чтобы моего сына во время похорон не напугали. Ему исполнился ровно один год, и сама я беременна была на восьмом месяце.

Не увидев меня на поминках, родственники свекра разыскали меня у соседей и принялись ругать:

– Наш брат на вас пахал, только на вас, а ты спряталась! Что скажут люди? Что сноха не была на панихиде и не плакала! Ну-ка давай оставь здесь ребенка и пошли быстрее, сейчас его повезут на кладбище! Ты должна плакать вместе с нами.

Свекровь промолчала, не могла родственникам возразить. Мне пришлось идти с ними. Зашла в комнату, где гроб стоял. Там все плачут, причитают, кричат, машут руками: «Зачем нас оставил?», «Без тебя как будем жить?», «Ой, мой сладкий!», «Ой, мой милый!» Вот таким образом показывали свое горе. А у меня в глазах ни слезинки не было, хотя я очень его жалела – ему всего пятьдесят семь лет было.

Родственники все на меня смотрели с осуждением, и я должна была что-то придумать. Прошла я на кухню, взяла нож и две-три головки лука. Во дворе народу очень много было. Я незаметно зашла в баню и ножом стала чистить лук. Потом намазала им веки, лицо, нос, чтобы у меня появились слезы. Через несколько секунд слезы так и пошли из глаз. Самые настоящие слезы! Потом никак не могла остановить их.

Присоединилась я к родственникам. Теперь уже в самом деле плакала, хотя не столько от горя, сколько от горького лука. Но и этого им показалось мало, они хотели, чтобы я металась, кричала, – короче, в экстаз входила, как остальные женщины. В это время одна из соседок подошла ко мне и сказала:

– Уходи отсюда, с таким большим животом нельзя тебе находиться здесь, иди-иди!

Я качала головой: нет, родственники не разрешают.

Тогда она подошла к моей свекрови и уговорила ее, чтобы она меня отпустила еще до того, как гроб унесут. Тогда только свекровь разрешила мне уйти. А что делать? Она тоже зависимая была от родственников мужа.

Через полтора месяца после смерти свекра родился мой второй сын – Надирбек. Как я хотела избежать тринадцатого числа! Но как назло именно тринадцатого числа родила второго сына. Я сама тринадцатого, первый сын тринадцатого и второй сын тоже родился тринадцатого! Когда паспорт получала туркменский – тоже выдали тринадцатого. Хорошо хоть в разные месяцы.

Первый сын, Айбек, похож на свекра: кудрявые волосы, смуглый и худой. Второй сын пошел в свекровь – он светлокожий, только глаза черные, ресницы очень густые и длинные. Знакомые женщины говорят:

– Ради одних ресниц хочется родить девочку и подарить этому красавцу.

Первый сын шустрый, но безалаберный, все забывает: сменную обувь, куртку, шапку оставляет в школе. Любит компьютер, которого у нас нет. А второй серьезно занимается дзюдо и самбо. Он очень аккуратен, любит порядок.

Шли годы, а как они шли, только Богу известно. Дети росли. Свекровь отдала их в детский сад, в русскую группу. Потом они ходили в русскую школу и еще в музыкальную школу, учились играть на фортепиано. Купили им пианино, занимались они хорошо. С детства говорят только по-русски. Свой язык не знают. Когда старшему сыну было шесть лет, пришел из садика и говорит:

– Мама, я женюсь!

– На ком? – засмеялась я.

– На русской, мне твои чукчашки не нужны, женюсь только на русской.

Вот такое заявление сделал в шесть лет.

Я не стану писать здесь о том, что случилось со мной и с моими сыновьями в последние годы перед нашим переездом в Россию. Лучше об этом мне не вспоминать: когда начинаю вспоминать об этом, умереть хочется. Никогда не думала, что и после замужества буду мучиться.

Но сейчас уже все позади. А о том отрезке жизни напишу отдельную книгу, когда мне лет шестьдесят исполнится!

Не стану больше время тянуть, напишу про наш переезд в Россию. Это тоже по-своему забавная история. Я думаю, вам интересно будет узнать, каким образом выживают в России те, кто приехал из бывшего СССР.

Бабушка моего мужа была из России. Родилась она в 1908 году в Ульяновской области. Тогда это была Симбирская губерния. О том, как они оказались в Туркмении, я уже рассказывала. И вот в 1999 году благодаря русской бабушке моего мужа мы приобрели российское гражданство. Так осуществилась моя мечта жить в России.

Сначала с одной моей подружкой Леной – она русская – мы поехали в Куйбышевскую область: у нее там родители живут, она с ними хотела Новый, 2000 год встречать. Я-то, в принципе, на разведку поехала, чтобы понять, в какую область можно переехать жить. Подружка родителей навестила и обратно уехала. А я дальше отправилась. В Саратовской, Волгоградской областях побывала.

Прежде чем ехать нам на разведку в Россию, соседи, знакомые и свекровь дали адреса своих знакомых: если что, например ночевать негде или что-нибудь случится, – вот адреса, останавливайтесь у них и скажите им: это ваши знакомые нас сюда направили, привет передайте и записку.

Адресов достаточно много было: Саратов, Ульяновская область, Ленинград (моя подруга Анна Петровна), Калуга (у свекрови второй сын там живет – мой деверь), еще один город в средней полосе России (там племянник свекрови Равиль живет), и еще много других адресов было.

В путь мы двинулись зимой, в конце декабря. Ехали поездом Душанбе – Москва. На руках у меня была справка, что я гражданка Российской Федерации, поэтому по дороге никто меня не останавливал и не тревожил.

Первую остановку мы решили сделать в Саратове. Билеты надо было как-то оправдать, и мы взяли с собой хлопчатобумажные изделия – майки, трусы, трико, детские товары, постельное белье, много пар носков, – чтобы продать по дороге. Еще взяли по десять штук консервов, по пять килограммов мяса (говядины), по пять штук лимонов, сушеные абрикосы, грецкие орехи, по десять штук лепешек, по три килограмма национальных сладостей, земляных орехов, по два килограмма чаю и иранские носки – для подарков тем, у кого будем останавливаться.

И вот мы в Саратове. У меня как раз адрес был – соседка дала и сказала: «Если будете в Саратове, обязательно зайдите к моим знакомым». И еще, помню, она им передала две банки абрикосового варенья.

На вокзале нам сказали, что еще автобусом ехать надо километров тридцать. У нас столько сумок было! Еле-еле тащили до автобуса. Едем, у людей спрашиваем дорогу, они нам подсказывают – что и где. Удивительно: недаром говорят – язык до Киева доведет.

Так мы и добрались. Подружка осталась на автобусной станции, а я пошла дальше искать адрес – улицу, дом.

Был уже вечер, декабрь, холодно очень. Нашла я эту квартиру, звоню. Оттуда, не открывая, спрашивает какая-то женщина:

– Кто там?

Я попросила открыть. Открыла пожилая, здоровая, крупная, высокая женщина и сказала мне грубо:

– Чего тебе надо, ходят тут, надоели уже!

Нет у меня ничего, одной дашь, появляется другая. Иди отсюда! – и захлопнула дверь.

Я растерялась. Уж не знаю, за кого она меня приняла, наверное за цыганку. Что теперь делать? На улице холодно, уже ночь, никого тут больше не знаем, куда идти? Одна надежда была вот на этот адрес. Звоню еще раз, она опять открыла дверь:

– Если не уйдешь отсюда, сейчас милицию вызову.

– Ваша товарищ меня отправила… – И не успела договорить, как она резко ответила:

– Тамбовский волк тебе товарищ! – и опять захлопнула дверь.

Я наконец сообразила, что надо ей отдать записку от соседки. Звоню, уже никто не открывает. Терпение у меня тоже лопнуло – замерзла, в подъезде ведь тоже холодно было. Начала бить руками в дверь. Она как открыла дверь и рот тоже – я тут же отдала ей записку. Она удивилась, взяла записку, начала читать. После этого – «Ой-ой-ой!» – начала извиняться и сразу пригласила в дом.

Я ей сказала, что я не одна. И объяснила все. Она взяла свои саночки, чтобы помочь забрать мою подружку с вещами. А та, бедная, стояла на остановке и думала, что я навсегда пропала. Меня увидела, как закричит:

– Почему так долго, я чуть не замерзла на холоде!

Они поздоровались с тетенькой, и мы пошли домой. А дома еще другая женщина была. Короче, тетя Зоя и тетя Клава, они оказались сестрами. Когда-то они тоже жили в Туркмении и работали вместе с моей соседкой. Они сразу чай поставили, а мы вытащили все продукты и отдали им. И еще подарки подарили. Тетя Клава все продукты взяла и в холодильник убрала.

Мы рассказывали, какая там у нас жизнь, еще сказали, что продадим свои товары и уедем в Куйбышевскую область к родителям – моей подружки, отмечать Новый год, 2000-й!

Они говорят:

– Мы вам поможем, дадим раскладушку, чтобы удобнее было торговать вещами. Утром пойдем с вами туда, где торгуют наши коммерсанты, и немножко постоим рядом, чтобы вас не вытесняли. Все-таки вы для них чужие и, возможно, будете конкурентами.

Утром рано мы встали. Они с нами отправились, показали место, и мы начали торговать. У подружки Лены плохо дела пошли, потому что она никогда раньше не торговала, а работала старшей медсестрой в наркологическом диспансере. Ну, я ей помогала торговать.

Вернулись мы вечером на квартиру. Тетя Зоя и тетя Клава нас ждали, спрашивали, как идут дела. Мы ответили – нормально. После целого дня на улице очень кушать хотелось. Тут тетеньки заявляют:

– Мы на диете, мы очень мало едим. Вот вам тыквенная каша, ужинайте.

А у них была собака колли – Граф звали и еще очень красивая кошка. Вот они им налили в тарелочки эту кашу, и нам тоже. Мы голодные были и не отказались, согласились поесть. А продукты, которые мы с собой привезли – мясо, фрукты и все остальное, – в холодильнике лежали. Мы не осмеливались открыть холодильник. Они, видимо, решили, что мы эти продукты им привезли тоже в качестве подарка. А мы им подарили иранские носки!

Вот так каждый день утром вставали, а тетеньки лежали у себя в комнате. И мы уходили торговать без завтрака. Придем – они сидят сытые. Это они нам сказали, что диету соблюдают, а на самом деле после нашего ухода быстренько – раз-раз – кушали. Возвращаемся мы голодные, а они уже «на диете». В течение недели тетя Зоя и тетя Клава нас кормили этой тыквенной кашей – собачьим дерьмом. Приходилось кушать, ведь целый день на морозе, на ногах! Хорошо, что наши сумки немного уменьшились, а то уже таскать их сил не осталось. Подружка Лена не выдержала:

– Больше я не могу на эту кашу смотреть, от одного ее вида меня тошнит. Все, хватит! Сегодня ночью, когда они спать будут, откроем холодильник и покушаем хоть один раз по-человечески. Я уже соскучилась по нашим лепешкам. Елки-палки, в холодильнике их десять штук и мяса тоже полно. После поезда еще сколько килограмм осталось! Была не была – сегодня ночью встаем и кушаем. Бибиш, попробуй у меня отказаться, я тебе покажу!

Вот ночью, когда сестры легли спать, мы потихоньку встали и пошли на кухню. Чай поставили: чтобы не подавиться мясом и лепешками, надо же запивать, вы сами понимаете. Потихоньку открыли мы холодильник, достали оттуда мясо, лепешки и начали быстро-быстро есть. Если бы не чай, действительно подавились бы. Вдруг открылась дверь, и на кухню входит тетя Клава:

– Что вы тут делаете среди ночи, а?

Мы сидим молча. Хорошо, успели уже все проглотить и убрать за собой, а то совсем некрасиво получилось бы. Пошли мы спать и долго под одеялами хихикали, ведь все-таки умудрились этих «диетчиков» обдурить, а то чуть сами не превратились в собак от их тыквенной каши.

Через десять дней сумки наши опустошились и мы уехали в Куйбышевскую область к Лениным родителям. Лена им телеграмму дала, чтобы они нас встретили. От вокзала ехали мы еще километров восемьдесят. Приехали наконец домой, в кирпичный коттедж. Пока Ленина мама готовила обед, мы искупались.

Ее родители тоже жили в Туркмении лет тридцать-сорок назад. Они были чиновниками. После распада СССР их начали вытеснять за то, что они русские. Вот в 1992 году они и перебрались в Россию, а Лена пока оставалась в Туркмении. На новом месте ее отец работает тоже каким-то чиновником, а мама недавно вышла на пенсию.

Конечно, живя в чужом доме, я не могла чувствовать себя свободно. Вот мы сидим, обедаем. Лена себя чувствует нормально, а я не в своей тарелке, потому что ее мама без конца вертится, крутится, вытирает стол, убирает какие-то крошки, а мы еще едим. Прямо не по себе становится. Куда я хожу, туда и ее мама идет. Собралась я постирать нижнее белье, только взяла порошок, а она заходит в ванную и говорит:

– Ой, это очень дорогой порошок, я его использую в крайнем случае. Надо экономить, а то он быстро кончится.

Я растерялась:

– Извините, я не знала.

Она достала из тумбочки стакан с каким-то порошком и говорит:

– Вот, возьми, этим стирай.

– Спасибо.

Она закрыла дверь, а я от волнения нечаянно уронила этот стакан, и он разбился. Целый день Ленина мама ходила туда-сюда и говорила:

– Единственный граненый стакан разбился, которым я могла отмерять порошок. И где теперь я возьму такой стакан? Он был очень удобный, остальные у меня все большие.

В какую комнату я ни заходила, она за мной шла. Я так стала нервничать, что когда пила воду или чай, то от волнения роняла чашку, если кушала, ложка из рук выпадала, или от волнения я дергала тарелку и разливала суп, потому что она все время возле меня вертелась, не давала спокойно кушать, ходить и спать. Лена это тоже заметила и говорит своей матери:

– Мама, ты уже забодала со своей чистотой и порядком. Оставь ее в покое. Пусть она себя чувствует свободно, а то я уеду обратно!

Мама обиделась:

– Я же стараюсь вам угодить, я просто хочу, чтобы дома все было хорошо.

Лена отвечает:

– Не надо нам угождать, оставь нас в покое. Я приехала сюда отдохнуть, встретить Новый год с вами! Устала я от этой посуды, от этой уборки, надоело уже! А ты вечно тут со своими тарелками, стаканами и уборками возишься, отдохни тоже, хватит.

Мама заплакала и ушла в свою комнату.

Утром я искупалась в ванне. Голову помыла каким-то шампунем. Опять ее мама заходит:

– Ой, мой дорогой шампунь использовала, не надо было, уф, уф, – и достала мне другой шампунь, а я уже давно помыла голову. Говорю:

– Нет, спасибо, не надо.

Она разозлилась и ушла.

Даже когда я в туалете сидела, она стучала и говорила:

– Ты потом используй освежитель, там, наверху, на полке он стоит, хорошо?

Я сижу и думаю: «Спокойно, извините за выражение, посрать не даст. Надо убираться отсюда побыстрее».

Те дни, что мы были у Лены, ее отец возил нас на служебной машине по колхозным поселкам, чтобы мы остатки товара продали. Почти все товары я продала, и для Лены, и для себя, потому что она сразу сказала:

– Я стесняюсь торговать. Оказывается, это не мое призвание. Лучше я поеду обратно в Туркмению.

На что я ответила:

– Тебе хорошо, твои родители здесь, в России, и твой ребенок у них (мальчик учился в седьмом классе), ты когда захочешь переехать сюда, они для тебя все сделают. Ты можешь не волноваться, твой ребенок в надежных руках: дедушка и бабушка для него стараются, я же вижу. А у меня что – мои родители в Узбекистане. Они живут в кишлаке, там для детей ничего нет. Я живу в Туркмении. Мои дети ни узбекского языка не знают и по-туркменски тоже не понимают. А свекровь хочет в Россию переехать, она говорила: «Вот муж умер, теперь здесь никого не осталось у меня, кроме старой мамы. Как ее похороню, так и уеду в Россию, на свою родину». Лена, я сама должна устраивать свою жизнь, свою и детей. Сама видишь, что вокруг творится. У меня мальчики в русской школе учатся, после окончания школы куда они пойдут – в институт, что ли? Так там все на туркменском языке. Возможно, их формально допустят к экзаменам, а на самом деле провалят, потому что там своих хватает. Допустим, вдруг счастье улыбнется, и они поступят в какой-то вуз. А после окончания института или техникума куда их примут на работу? Никуда. Потому что везде формальная документация на туркменском языке ведется и каждый должен знать туркменский язык и писать латинскими буквами. А мои ни по-туркменски, ни по-латыни, ни по-узбекски – короче, ни бум-бум. Так что, Лена, ты можешь возвращаться домой, потому что у тебя все устроится. Я сама должна всего для детей добиться. Потому что у меня нет таких родителей, как у тебя, – мои простые и бедные. Им без меня хватает хлопот в жизни.

Новый, 2000 год отметили мы у Лены вместе с ее родителями. Потом я попрощалась с ними со всеми и уехала в Москву. Через день я уже сидела на Казанском вокзале и думала: в каком направлении теперь мне ехать? Посмотрела расписание поездов: если туда, где племянник свекрови, то на месте буду через три-четыре часа. Перешла на Ленинградский вокзал, посмотрела расписание: почти все дневные поезда прибывают в Ленинград (то есть в Санкт-Петербург) поздно вечером. Это мне невыгодно. Потому что, если не найду подружку или она адрес поменяла, среди ночи куда я пойду? Лучше, думаю, я поеду в тот город в четырех часах езды от Москвы, где живет племянник свекрови Равиль со своей женой Галей. Адрес есть, притом туда я днем попаду и, возможно, быстро найду их.

Купила билет на поезд, в фирменный вагон, в общий вагон билетов уже не было. Пришлось мне за это удовольствие заплатить в три раза больше. На нужной станции вышла из поезда, пошла туда, где стоят такси, потому что не знала, как на троллейбусе или маршрутке добираться. Таксисту адрес назвала, и он сказал: «Поехали».

Он расспрашивал, откуда я, кто у меня здесь есть и так далее, ну, как все таксисты, интересовался. Когда я адрес назвала, он говорит:

– Если у вас родственники по этому адресу живут, значит, они богато живут.

Я спрашиваю:

– Почему вы так думаете?

– Это кооперативный большой новый дом. Там покупают квартиры те, у кого есть деньги.

Я ничего не ответила, потому что еще ни разу у них не была, откуда мне знать, как они живут. Хотя свекровь говорила мне, что ее племянник раньше работал золотоискателем.

Таксист меня высадил возле красивого элитного дома. Нашла я нужный подъезд, этаж, квартиру.

Меня встретили радостно, все-таки первый раз. А у нас они раньше в Туркмении бывали, правда, это давно было. Жена Равиля Галя говорит:

– Бибиш, хотим тебе сообщить, что мы завтра все уезжаем в Воронеж.

Я говорю:

– А почему?

– Дело в том, что у нас Катя, моя старшая дочка, выходит замуж за воронежского парня. Свадьбу сыграют у жениха. Если хочешь, поехали с нами.

– Нет, – говорю, – спасибо.

У меня ничего нарядного не было, чтобы ехать на свадьбу. А Галя носит 60—62-й размер, в ее одежде две Бибиш поместятся.

Утром рано они уехали. Я осталась в их трехкомнатной квартире. Действительно, здесь очень все было здорово: и планировка, и евроремонт.

Сижу одна, целый день телевизор смотрю – кабельное телевидение, у нас такого нет, интересно. А ночью боялась своей тени. В чужом городе, в чужой квартире… Я даже боялась до туалета дойти и терпела до утра. Все, что было в холодильнике, кушала, только за хлебом, молоком и кефиром ходила в магазин.

Через неделю они вернулись из Воронежа вместе с зятем. Оказывается, он к ним переехал жить. Я, конечно, их поздравила, пожелала им всего самого хорошего.

Теперь Равиль и Галя начали меня расспрашивать: какими судьбами я оказалась здесь, в России? Я им объяснила: хочу, чтобы мои дети учились, женились и жили в России, и вот я заранее приехала на разведку, ищу место, где можно остановиться.

Тут Галя завела:

– Ой, сейчас в России плохо жить, все дорого, работы нет, зарплата маленькая, жить невозможно – и так далее.

Равиль подхватил:

– Ну, приехали – и дальше что? Раньше надо было приезжать. Десять лет назад приехали бы – уже устроились бы на работу, купили бы квартиру. А сейчас что купишь? У вас там квартиры слишком дешевые, продавать смысла нет. На эти деньги здесь, в России, ничего не купишь. А квартиру снимать – очень дорого обходится, да приезжих с детьми вряд ли кто-нибудь пустит.

Короче, так они убеждали меня, будто я приехала к ним навсегда и никогда от них не уйду. Но я не поддалась на их уговоры, говорю:

– Все-таки я попробую здесь остановиться, тем более Москва очень близко.

Равиль спрашивает:

– И чем будешь здесь заниматься?

– Попробую заняться коммерцией.

– Ой, – Галя говорит, – для коммерции лицензию надо, и на рынке надо место иметь, и еще спрашивают медицинскую книжку. Еще надо сделать все прививки, которые мы получили в детстве… – и так далее.

Она без умолку болтала, и я действительно подумала: неужели на самом деле все нереально?

Утром рано встали. Они решили мне помочь. Галя ушла на рынок договариваться с рыночным начальством, нашла для меня пустой лоток, заплатила за место хозяйке лотка.

Потом мы вместе поехали в Москву. Доехали в коммерческом автобусе до рынка в Черкизове, билеты туда и обратно были. Все, что надо, Галя мне показывала, а я покупала. Благополучно вернулись домой. Утром я вышла на рынок и начала торговать, без документа и без лицензии.

За это время Равиль зарегистрировал меня в своей квартире. Я после рынка таскала домой хлеб, булочки, батоны, кефир, молоко и яйца. Но этого не хватало на день, потому что дома у них много было народу: Равиль, Галя, Катя, ее муж, вторая дочка и я. Все мы взрослые, много ели. Не успею принести хлеб, его уже нету.

Надо сказать, что Равиль с Галей всегда ругались. Иногда эта ругань до утра продолжалась. Я думала – из-за меня. Расстроилась и вот говорю Равилю:

– Я хотела бы уйти на квартиру, поможете мне найти квартиру?

Он занервничал:

– Нет, молодожены пусть уходят, я их не держу. Пусть ищут себе квартиру. Я этой дурочке сто раз говорил: Катя, не торопись, Катя, сделай карьеру, учись, работай. Замуж выйти всегда успеешь. Не слушала меня, нашла себе какого-то дебила из колхоза, теперь будут у меня оба на шее сидеть!

– А почему им в Воронеж не поехать? Вы же сами сказали, что он живет в Воронеже, – говорю я.

– Какой там Воронеж! В Воронеже живет его отец, алкаш несчастный. Он с женой в разводе. А сын жил в деревне с бабушкой. Родители, когда разводились, оставили сыновей-близнецов у бабушки, потому что сами не в состоянии были кормить их. Одного ребенка тетка забрала, а этот – так называемый зять – остался в деревне. Свадьбу им делал я, на собственные деньги. Купили за две тысячи рублей свадебное платье и еще кучу денег потратили. Ну, надела она это свадебное платье. Пошли в их деревенский загс. Там дверь сломана. Думал, может, в другое место надо ехать? Нет, эта развалюха действительно оказалась загсом. Вернулись домой и увидели: за столом сидят пять-шесть старых бабушек и еще один на всех лет девяноста дед, и все. Никакой молодежи не было. Думаю, для чего я тратил деньги, зачем мне надо было покупать за две тысячи свадебное платье, если в загсе нет дверей и за столом нету никого, кроме старух и старика девяностолетнего. По образованию Катя юрист, училась в институте. Теперь из-за этого раздолбая все бросила – вот тебе и на!

Мне от этого рассказа так смешно сделалось, еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. Хотя, с другой стороны, ничего смешного, а очень даже печальная история.

И все же я опять попросила Равиля найти мне квартиру.

Вечером я в нескольких экземплярах написала объявление: «Одинокая женщина ищет квартиру. Позвоните по телефону…»

Эти объявления мы с Равилем лепили к столбам, на специальную доску для объявлений, на остановках, везде.

Потом стали ждать звонка. Через два дня позвонила женщина и предложила жить у нее. Галя с ней поговорила, сказала, что вечером зайдем посмотреть.

И вот пошли мы смотреть квартиру. Оказывается, этот дом совсем близко был, через одну остановку. Дверь открыла пожилая женщина, это она нам звонила. Галя договорилась обо всем и меня ей показала. Та согласилась. Мы сходили за моими вещами и сразу вернулись назад. Мою хозяйку звали Нина Сергеевна, или просто тетя Нина.

А Галя, пока я еще у них жила, заняла у меня деньги – шестьсот рублей, сказала – отдам, да так и не отдала.

Стала я жить у тети Нины, познакомилась с соседями: тетей Лидой, тетей Машей и многими другими.

После рынка, вечером, все собирались у тети Нины и играли в лото, и меня тоже учили играть. Было весело. Вот только на рынке очень плохо дела пошли, потому что январь, одни праздники, – торговли не было.

От тети Нины позвонила я в Туркмению, домой, успокоила мужа, сказала – у меня все хорошо. Свекровь трубку взяла, говорит: «Если тебе очень трудно, вернись назад, не мучай себя». Но я пока все не узнаю про прописку, регистрацию, работу, коммерцию, школу, учебу и про остальное, с чем будем сталкиваться в жизни, не хотела ехать обратно. Я по всему городу ходила, обо всем узнавала. Наконец какая-то ясность наступила, тогда я решила ехать домой и купила билет на поезд. С тетей Ниной мы договорились: если я приеду с детьми и с мужем, она нас примет.

Позвонила перед отъездом Гале, попросила привезти мои деньги, те, взятые в долг шестьсот рублей. Осталось два часа до поезда, мне уже надо уходить, а ее нет. Тетя Нина с соседкой тетей Лидой решили проводить меня аж до Москвы. Тут пришла Галя и, отдавая мне долг, сказала грубо:

– На, возьми! Со всего двора собирала эти деньги.

Я подумала: при чем здесь я, это же мои деньги. Помогла ей и сама еще за это и пострадала. Но ничего вслух не сказала, попрощалась, и мы с тетей Ниной и тетей Лидой поехали в Москву. Проводили они меня на Казанский вокзал, посадили в поезд. Я им обещала позвонить и уехала, а с ними, бедными, вот что дальше случилось.

Они с собой деньги взяли, чтобы в Москве кое-какие покупки сделать. И вот они меня проводили, идут с вокзала, а в это время им навстречу вышла толпа цыганок. Цыганки окружили их и выманили у них по две тысячи рублей! Бедные мои тетеньки, сколько денег из-за меня потеряли, ведь они у меня пенсионерки!

Еду я домой, детям везу подарки. На вокзале в Ташаузе, на границе, так меня проверяли – ужас! Спокойно домой нельзя попасть. Да еще и наглые, грубили. От такого обращения у меня сразу настроение упало. Но я себя утешала: «Терпи, Бибиш, чуть-чуть осталось. Больше сюда не вернешься».

Дома радостно меня встретили. Особенно дети соскучились.

Мы с мужем допоздна разговаривали, обсуждали нашу будущую жизнь. Короче, решили летом перебираться в Россию. Как раз нам пришли бумаги – «Статус переселенца». Теперь можно ехать спокойно. Дома все, что было, все продали по дешевке. Ничего не осталось. Контейнер не стали отправлять, потому что пошлина очень дорогая, да и нет своего угла, куда вещи поставить.

Забрала из школы документы своих детей. Билет купили на поезд до Москвы. Попрощались со знакомыми, друзьями и родственниками мужа. Я ездила в Узбекистан, чтобы попрощаться с моими родителями. Сказала, что вряд ли приеду в ближайшие пять лет, потому что дорога очень дорогая, поезда не ходят, только самолет летает до Ашхабада, туда и обратно где-то около 15 000 рублей обходится.

Чтобы угостить тетю Нину и ее подружек, соседок, купила много дынь, грецких орехов, иранские носки в подарок им купила. Правда, по дороге пять штук дынь испортилось, от жары они прямо текли, и мы их выбросили. Не жалко было, мы их за лето столько съели!

Наконец всей семьей приехали к тете Нине. Она и соседи нас очень хорошо встретили. Теперь мы с мужем каждый день рано утром вставали и шли искать работу. Но нигде нас на работу не принимали, потому что мы из Туркмении не выписались и постоянной прописки у нас не было. Весь город обошли. Где дают работу – там зарплата очень низкая, даже не покрывает плату за квартиру. Вот в такой ситуации мы с детьми оказались.

На свое жилье у нас не было денег. За все вещи, что продали, уезжая, выручили тысячу долларов. На эти деньги нигде ничего невозможно было купить – я имею в виду жилье.

На работу без регистрации не берут. Начали уговаривать тетю Нину, чтобы она нас просто зарегистрировала и мы могли бы устроиться на работу куда-нибудь. А тетя Нина никогда не сталкивалась раньше с такими вопросами, поэтому очень боялась, что если мы будем у нее прописаны, то будем претендовать на ее квартиру. Конечно, пожилые люди всего опасаются. Пришлось долго объяснять, что регистрация – это просто бумага, до определенного времени будет действовать и ей ничем не грозит. А она никак. Прошло десять дней. Сидим без работы. Хорошо, тетя Лида за нас вступилась:

– Девчонку заманила – приезжайте, мол, я вас приму, а теперь капризничаешь, не видишь разве, у них ничего не получается. Регистрация – это не страшно. Давай регистрируй их, не умрешь, и не думай, они не будут претендовать на твое жилье. Если мне не веришь, иди сходи к юристу и спроси, тебе так же ответят. И не тяни, иди с ними вместе в паспортный стол.

Тогда тетя Нина пошла с нами в паспортный стол и зарегистрировала нас на шесть месяцев.

Утром рано пошла я в администрацию города, отстояла очередь и зашла в кабинет, где дают лицензию на торговлю. Женщина, которая сидела в кабинете, сказала: