Текст книги "Круз (ЛП)"

Автор книги: Х. Дж. Беллус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Язык распух раза в два. Жажда раздирала горло. Я так хочу пить. Хочу плыть вниз по Ниагаре, осушая всю пресную воду. Стоило открыть глаза, как боль пронзила мою голову – жёстко и неумолимо. Боль. Жажда. Это всё так реально.

Вытаскиваю свою задницу из постели – я одета во всё тот же топ и короткие белые шорты, в которых прилетела вчера. От меня воняет. Мне больно душевно и физически. И жажда – она реальна. Я осушила два полных стакана воды, а после отправилась в туалет, чтобы облегчиться. Я пью всё больше и больше, словно каждый новый глоток – последний. Затем отправляюсь в душ.

Горячая вода приветствуется, и в перерыве между тем, пока я мою и кондиционирую волосы – высовываю язык, пытаясь проглотить немного воды.

Кофе – сладкий спаситель. Убедившись, что не сделаю себе хуже, чем есть, отпиваю немного. Проверив жилплощадь, понимаю, что папы здесь нет. Я знаю, где он. В зале. Осмотрев кухню, я благодарна за то, что беспорядок с тамале уже убрали. Не уверена, на какой стадии приготовления была моя abuela, но я благодарна за то, что не увидела никаких последствий. Обув папины сланцы, спускаюсь вниз. Они прекрасно сочетаются с моим видом бездомного – мешковатые тренировочные брюки, худи и влажные волосы.

Знакомые звуки того, как бойцы выбивают дерьмо с груш, слышно ещё с лестницы. Тренажёрный зал находится под нами, но, чтобы попасть туда нужно выйти на улицу и войти через другую дверь. Тренировка в самом разгаре – кто из ребят качается, пока другие сосредоточены на кардио-тренировке. Некоторые заняты в спарринге на рингах. Это дом. Мой дом. Даже несмотря на то, что я ненавижу спорт.

Папа находится посреди ринга: он вошёл в раж, надирая задницу новому мудаку. Видели, знаем. Я даже посочувствовала молодому бойцу. Papi, Декстер Гарсия, наносит ему жёсткий удар, а после – спускается с ринга. Он из тех мужчин, расположения которых вы жаждете – и как только получите его, то сделаете всё, чтобы не потерять. Я видела, как он превращал уличных головорезов в перспективных чемпионов. Однажды переступив порог его зала, вы изменитесь, как и каждый аспект вашей жизни.

Я запрыгиваю на столешницу, держа свою кружку с кофе, словно та обладает магической силой. Бумаги слетели на пол, но никакого другого урона я не нанесла. Будучи единственным ребёнком Декстера, да ещё и девочкой при этом, я могу войти в зал с чем угодно.

Расслабившись, рассматриваю окружающих. Осколки боли ударяют по моей душе. Жизнь продолжается, словно ничего и не случилось. Замечаю, как тяжело тренируется Джаг – вы бы никогда и не подумали, что вчера он поднимал моего отца с пола больницы.

А потом я вижу Круза. Он отрабатывает удары кулаками на мешке. Мужчина приседает, но при этом верхняя часть его туловища двигается с небывалой ловкостью. Со своим огромным торсом и быстрыми движениями – он совершенно не вписывается в рамки привычного. Обрывки прошлой ночи вспыхивают в моей памяти. Он был понимающим и добрым, несмотря на то, что эмоции то разбивали меня в дребезги, то возвращали к режиму суки. И я уверена, что он уловил посыл чётко и ясно: я ненавижу бои.

Поставив кружку кофе рядом с собой на столешницу, прячу лицо в ладонях, вспоминая все другие глупости, которыми я решила с ним поделиться. Правда, Лейла? В самом деле?

Забравшись на столешницу с ногами, скрестив их, я вновь принимаюсь за свой кофе, вернувшись к разглядыванию спортзала. Мой взгляд частенько возвращается к Крузу, но никогда не останавливается на нём. В глубине моего мозга вспыхивают мысли о похоронах, но я отказываюсь сейчас думать об этом. Abuela всё ещё спала, когда я спустилась сюда, и, когда я поднимусь наверх, она уже проснётся, начав суетиться вокруг, разогревая для меня тамале. Отрицание. Отрицание. Отрицание.

К тому времени, как Papi непринуждённо присел рядом, моя задница уже порядком онемела. Понятия не имею, сколько я так просидела.

– Доброе утро, – проворчал он.

– Привет, старик, – похлопала я его по плечу.

– Во сколько ты вчера вернулась домой?

Пожимаю плечами, потому что, если честно, не имею ни единого грёбаного понятия.

– Ты?

– Не возвращался домой. Проснулся на матах с адским похмельем.

Я хихикнула.

– Подожди. Ты не вернулся домой?

– Это тоже дом.

– Кухня была вычищена.

Мужчина пожал плечами, разматывая бинт на своих кулаках.

– Ничего не знаю об этом. Где ты была?

– Круз забрал меня.

– Круз? – Он замер, глядя на меня.

– Я не хотела домой или убираться.

– Думаю, именно поэтому ты сейчас здесь внизу.

Киваю в ответ.

– Я понимаю, что у нас есть чем заняться, но я не готова.

Папа подошёл на шаг, опустив подбородок.

– Я люблю тебя, Лейла, – произнёс он на испанском.

– Я тоже люблю тебя, старик.

Обойдя стол, мужчина присел, собирая бумаги, которые я скинула. Он заворчал, показывая своё недовольство, но мне известно, что в душе он счастлив, что я здесь. Я всегда ненавидела спортзал, с самого детства связывая его с тем, что ему причиняли боль.

Расти с отцом, который живёт, чтобы сражаться – чертовски страшно.

Я не посетила ни одного его боя, ненавидя, когда папа возвращался домой в синяках и с распухшими глазами. Он был непобедимым, но имел склонность поддаваться, получая удары и ранения, прежде чем высвободить собственную жестокость на своих противников.

– Привет, – подняв взгляд, я увидела Круза. Весь потный, он стоял, уперев руки в бёдра.

– Привет.

Я опустила взгляд на свою опустевшую чашку с кофе.

– Как чувствуешь себя этим утром, чемпион?

– Мне лучше. Немного медлительна.

Позади раздался властный и низкий голос моего отца:

– Что за дерьмо, что ты вчера увёз мою малышку?

– Прости, Босс, я пытался помочь.

Все бойцы называют моего папу «Босс» – это было его имя ещё с первого дня на ринге. Босс был иконой в мире сражений, несмотря на то, что уже находился по ту сторону каната.

– Игнорируй его сварливую задницу, – отмахнулась я от отца.

– Ты уже ела?

Я покачала головой, чувствуя при этом головокружение. Мой желудок перевернулся – не уверена, что вообще смогу есть.

– Тебе нужно что-то, что впитало бы часть алкоголя.

– Погоди-ка, – папа обошёл стол. – Ты вчера увёз её, и напоил?

Я улыбнулась, наслаждаясь тем, как папа включил режим наседки, защищая меня. Некоторые вещи никогда не изменятся.

– И он забрал мою визитку девственницы на заднем сидении твоей машины, пап.

Круз побледнел. Огромный, словно зверь, мужчина раскачивался со стороны в сторону. Его нервозность так очевидна. Он с усилием прочищает горло, но терпит неудачу.

– Пап, – я схватила его за плечо. – Иисус, разберись со своими яйцами. Он отвёз меня в бар и вёл себя, как истинный джентльмен. Я не смогла пойти домой, и видеть кухню без аbuela. Именно по этой же причине ты сам вчера не вернулся.

– Так у тебя ещё есть эта визитка?

Теперь я покраснела от смущения, когда мои слова сыграли же против меня.

– Папа!

– Ну так?

– Круз не забирал никакую визитку. Он вёл себя как джентльмен.

– Прекрасно, – наконец заворчал он, отворачиваясь, отказавшись продолжить эту тему.

Ещё один неловкий момент, прежде чем Круз вновь нарушил тишину.

– Завтрак? – Спросил он, приподняв бровь.

– Конечно.

– Обожаю после тяжёлой утренней тренировки перекусить пончиками, – подмигнул мне мужчина, показывая свою игривую сторону.

– Боже, сядь за руль.

Прячу лицо в ладонях, вспомнив, как рассказывала ему о том, как потеряла девственность в магазине с пончиками, включая даже детали о размазанной на заднице пудре.

– Спасибо. Я не хотела идти домой, и начинать строить планы.

Круз откусил огромный кусок от пончика с шоколадной глазурью.

– Без проблем.

Я перемешиваю кофе, что стоит передо мной.

– Как ты справился с этим?

– Похороны?

Киваю.

– Я был в оцепенении. Много пил. На самом деле, из-за этого у меня возникло гораздо больше проблем, чем мне хотелось бы признать.

– Ага, думаю, той пьянки было более чем достаточно.

– Прошлой ночью ты была весьма забавной.

– После того, как выпью, я слишком много говорю и смеюсь.

– Это было мило.

Я сморщила нос.

– Не думаю, что хоть что-то во мне было милым, а не жалким.

– Мы очень похожи.

Схватив свой стакан с водой, он поднёс его к губам.

– Не думаю. Я ненавижу сражения, в то время как ты – боец.

– Меня воспитал отец.

– Без матери?

Он покачал головой, и в каждой черте его лица проглядывалась печаль.

– Не-а. Я результат односторонней любовной истории.

– Так ты тоже ненавидишь День матери? – Спрашиваю я.

– Презираю.

– У нас может оказаться намного больше общего, чем я думала.

– Ага, отец обрюхатил девушку в колледже. Она стремилась к большему – социальный класс, деньги и власть. Она хотела отдать ребёнка на усыновление, но мой папа боролся за меня.

– Судя по всему, он хороший парень.

– Твой отец и мой – они очень похожи.

– Как ты попал сюда?

– Наши отцы в прошлом были хорошими друзьями, хотя несколько раз им приходилось сражаться друг с другом за пояс чемпиона. – Он закинул последний кусочек пончика в рот. – Папа, перед своей смертью, велел мне прийти сюда.

Потянувшись к нему, я схватила Круза за руку, так отчётливо видя боль на его лице.

– Мне жаль.

– Ага, никогда не думал, что продам его спортзал, оставив позади его наследие, но я просто не мог справиться со всем этим. Думаю, он знал, что всё так и закончится. Мне потребовалось несколько лет, чтобы набраться смелости сделать это.

– Забавно, насколько правы иногда оказываются отцы.

Перевернув свою ладонь, мужчина переплёл наши пальцы.

– Да.

– Как ты справился с его похоронами и прочим?

– Много выпивки, душевной боли и попыток обуздать эмоции.

Я чувствую, как слёзы застилают мои глаза.

– Они – всё, что у меня есть. Они пожертвовали всем ради меня. Abuela убедилась, что я отправилась в колледж и смогу воплотить свои мечты.

– Сбереги это. Не замыкайся в себе, отрёкшись от их тяжёлого труда, поверив в то, что ты ничего не стоишь.

– Это больно, – признаюсь я, позволяя пролиться слезам.

– Это так, и люди будут говорить наитупейшие вещи. Теперь я предупреждаю тебя.

Тыльной стороной ладони, я утираю слёзы, что бегут по моим щекам.

– И люди будут говорить, что со временем станет легче, но это не так. Как по мне, с каждым прошедшим днём становится только сложнее. Мне хочется позвонить ему, по крайней мере, раз десять на дню, чтобы рассказать о тренировках и о моём следующем сопернике.

– Независимо от времени, я разговаривала с ней каждый вечер, прежде чем отправиться спать, – признаюсь я.

– Каждое утро, несмотря на то, что я нахожусь в Вашингтоне, а не в нашем зале в Техасе, я окидываю взглядом тренажёрку, ожидая его увидеть. И совсем неважно, сколько прошло месяцев.

За разговором, мы открывали друг другу ту боль, с которой пришлось столкнуться в собственной ситуации. Дюжиной пончиков позже, и множеством историй, Круз оплатил счёт. Я ещё не готова пойти домой. Я слышала о стадиях скорби, и теперь задаюсь вопросом, является ли моё состояние частью этого.

– Что же, звучит так, словно мы будем отмечать День матери в этом году вместе? – Предлагаю я.

Его широкая улыбка – единственный ответ, который мне нужен.

– Чем будешь заниматься остаток дня? – Спрашиваю у мужчины.

Он открывает дверь, ожидая пока я выйду.

– Я тренируюсь трижды в день.

– Ого, впечатляет.

– Эти пушки не появляются за один момент, – он согнул руку, демонстрируя мне свои бицепсы.

Рассмеявшись, я отталкиваю его.

– Воу, полегче, Тигр.

– Так же я не пью и не ем вредную пищу во время тренировок, – подмигнул Круз.

– Интересно.

– Ага, я оправдываю это тем, что ты заставила меня это сделать.

Я не сдержала ещё один дружеский смешок.

– Что, если бы я сказала тебе прыгнуть с моста?

– Очевидно, я бы прыгнул.

Круз пожал плечами, засунув ладони в карманы своих голубых джинс.

– Есть время для прогулки? – Спрашиваю я у него с надеждой.

– Конечно. Показывай дорогу.

Я жажду, чтобы он взял меня за руку. Мужчина очень горяч, но тут дело в большем. Круз – это комфорт и защита. Я забыла обо всём уродливом дерьме, в которое сейчас превратилась моя жизнь.

В кармане зазвонил мой телефон, отвлекая от мыслей о том, как мне хочется удержать Круза. Номер неизвестен, и, кроме того, сейчас нет ничего более важного, чем лучше узнать этого мужчину. Он заставляет меня забыть.

– Должна ответить? – Спрашивает боец, опустив взгляд.

– Нет.

Продолжив нашу прогулку, я расслабляюсь, когда Круз подстраивается под мой шаг, сократив между нами расстояние. Мы идём в тишине по тротуару в центре Ванкувера. Со всеми этими старыми зданиями, мелкими семейными магазинчиками – это моя любимая часть города. Это великолепно, и, клянусь, моя душа тянется к кирпичным постройкам. Папин зал расположен в противоположной части города, поэтому, когда я была младше, отправиться в центр для меня всегда было одно удовольствие.

– Круз?

– Да, – взглянул он на меня.

– Это ты затащил меня домой прошлой ночью?

Мужчина чуть усмехнулся.

– Если моё беспокойство о том, чтобы ты добралась до кровати, укрывшись до подбородка покрывалом, назвать «затаскиванием» – тогда да, это был я.

– Спасибо тебе, – сорвалось шёпотом с моих губ.

– Я бы переодел тебя, но мне не хотелось, чтобы ты не так поняла это.

– Спасибо, Круз, – я замолчала на мгновение. – Это ты убрал на кухне?

Он кивает.

Я плачу.

Круз замер, скрыв меня в объятьях своих рук.

– Мне так жаль, Лэйла, – шепчет он мне в волосы. – Это наименьшее, что я мог сделать.

Сейчас я не в силах подобрать слова, дав волю слезам. Я должна избавиться от них, чтобы после сосредоточиться на похоронах. Я не отстраняюсь от мужчины, вдыхая его запах, пока окончательно не прихожу в себя. Собравшись с силами, отступаю от своего спутника, выдавив слабую улыбку.

– Спасибо за всё, Круз.

Он сжимает мою руку в своей ладони, и мы продолжаем нашу прогулку по тротуару. Сейчас я сломана и беззащитна перед миром. Каждая мелочь в моей жизни изменилась, и я понятия не имею, что ждёт меня дальше. Никогда прежде я не чувствовала себя такой потерянной.

– Лейла.

Услышав своё имя, я оборачиваюсь, в следующее мгновение почти что, оседая на землю. Круз унимает моё беспокойство, касаясь рукой моей спины, спасая от нелепого падения.

Шэлби Винтерс – моя бывшая лучшая подруга, которая трахнула моего бывшего парня, в моей же комнате, в общежитии колледжа. Эш Чендлер был моей единственной любовью и вечным будущим, пока я не застала сцену, как эта девушка объезжает его, словно дикого мустанга. Они вдвоём заставили меня возненавидеть этот город и всё, что с ним связано.

Шэлби была моей лучшей подругой ещё со времён садика, а Эш стал моим возлюбленным в старшей школе. Но не обман стал последней точкой в наших с ним отношениях. Это было бы слишком просто. Существовал шанс, что я прощу его, будь это категоричным вопросом. Но едва ли. После Эш разрушил всё, что было между нами. Мои ладони опускаются на низ живота, защищая то, у чего никогда не было шанса. Рapi, Abuela и Джаг – именно они помогли мне вновь встать на ноги.

– Я задавалась вопросом, вернёшься ли ты домой, – проурчала она, оказавшись рядом.

– Как чутко с твоей стороны, – усмехаюсь в ответ.

Однажды эта девушка разрушила всё, во что я верила – уничтожила меня. Как она посмела подойти?

– Прости, хотела, чтобы ты знала, что ты в моих мыслях, – девушка прижала руки к груди. – Она была для меня словно бабушка. Я любила её.

– Кажется, тебе слишком нравится любить всякие вещи.

– Лейла, мне так жаль.

Мои глаза натыкаются на огромное бриллиантовое кольцо на её пальце. Девушка проследила за моим взглядом, после спрятав руку за спиной.

– Погоди-ка, я такая грубая, – сверх-подчеркиваю я каждое слово. – Круз, это моя бывшая лучшая подруга. Мы выросли вместе, были не разлей вода. Однажды я застала её за тем, как она скакала на моём бывшем парне, словно грёбаный чемпион. Шэлби – это Круз, мой новый друг.

Шэлби знала всю историю о том аде, через который заставил меня пройти Эш, но едва ли это изменило её решение переспать с ним. Она была рядом со мной в течении нескольких месяцев, когда я рыдала ночами, беспокоясь о том, что ждёт меня в будущем. Она была там… Пока не предпочла его кровать мне.

Круз прочистил горло, кивнув головой. Я гордо выпячиваю грудь, когда он не говорит о том, «как приятно с ней познакомиться».

– Это было ошибкой. Мне жаль. – Признаёт Шэлби.

– Ты ошибка.

Эти слова резкие, грубые и острые – как и должны быть.

– Ты должна знать…

– Нет, достаточно. Больше не смей когда-либо заговорить со мной.

Развернувшись, я позволяю Крузу, прижав меня к своему телу, увести меня прочь. Я держу руки на животе, сжимая пальцами одежду. Мне приходится чуть ослабить хватку, чтобы не выдать старых шрамов.

Мы проходим примерно полтора квартала, прежде чем я спотыкаюсь о свои же сланцы на ногах, что размера на четыре больше нужного. Я подаюсь вперёд, опершись ладонями о колени. Слёзы застилают мои глаза, и следующее, что я чувствую – это как светлая галька на тротуаре впивается в мою кожу на коленях.

– Иисус, Лейла.

Круз поднимает меня на руки, усаживая на ближайшую скамейку.

Мужчина наклоняется, осматривая мои колени, вытирая их подолом своей футболки. Мне никак не остановить чёртовы слёзы, а после с губ срывается сумасшедший смех. Это так чертовски типично для моей жизни. Меня сбивают с ног, после заставляют подняться, затем смешивают с дерьмом, чтобы потом однажды разрушить вновь. Я чертовски устала от этого. Слёзы истощили меня, оставив после себя только вспышки безумного веселья.

– Ты в порядке?

Круз рассматривает меня.

– Нет, – отвечаю я в перерывах между приступами смеха.

Остановив кровь, мужчина поднимается на ноги, чтобы в следующее мгновение сесть рядом со мной. Плечо к плечу, мы в молчании сидим на лавочке. Круз нарушил повисшую тишину первым.

– Твой бывший – Эш Чендлер?

Он замер, глядя на улицу.

– Ага, он тренировался вместе с папой. Мы вместе ходили в старшую школу.

– Хм-м-м-м-м.

– Он грёбаный мудак, напыщенная задница, гнилой ублюдок, и я надеюсь, что он отдаст концы от зуда в заднице.

Круз тяжело вздохнул.

– Возможно сейчас не время, но ты знаешь о зале его отца?

– О, конечно, тот, который построен на деньги, полученные от мести. – Я касаюсь пальцами скамейки. – На протяжении многих лет отношения между нашими семьями были не лучшими. Papi был на высоте, пока семья Эша только приобретала всё, что у них есть сейчас.

– Ага, они подпортили жизнь твоему отцу.

– «Племя Титана», – пробормотала я. – Папе никогда не нравился Эш. Он пытался обучить его, но тот не умел быть благодарным, слишком полагаясь на то, что деньги его папочки обустроят его жизнь.

– Он мудак.

– Я была такой глупой. – Мы оба не отрываем взгляда от главной улицы. – Не могу поверить, что была так слепа.

– Мы все совершаем глупости.

– Нет, я была идиоткой. Огромная разница. – Развернувшись, я смотрю на Круза. – Я ушла из-за них. Отвернулась от своей семьи, оставив отца посреди хаоса. Это то, что я никогда не прощу себе. Я была трусихой.

Круз чуть повернулся на скамейке, касаясь пальцами моего подбородка.

– Лейла, я никогда не встречал родителя, который был бы более горд своим ребёнком. Не кори себя за прошлое. У всех нас есть дерьмо, что не даёт нам покоя. Не позволяй этому управлять тобой.

Я не проронила и слова.

– Легче сказать, чем сделать. Но, поверь мне, я знаю, что говорю, – произносит мужчина.

Прищуриваю глаза, изо всех сил пытаясь не дать городу поставить меня на колени.

– Замётано.

Тишина вновь повисла между нами на долгое время. Единственный шум – медленный ход машин на главной дороге.

– Нам нужно больше пончиков, – бормочу я, схватив Круза за свободную руку, переплетая вместе наши пальцы.

Он медленно движется, глядя на то, как соприкасаются наши руки. На лице бойца появляется улыбка. Это одновременно опьяняет и подавляет.

– Грёбанные пончики, – пробормотал он.

Мы оба рассмеялись. Круз сжимает мои пальцы. Крошечный жест, подаривший мне надежду. Надежду, которой у меня долго не было. Это ощущение долго не даёт мне покоя.

Папа не ночует в своей комнате с момента моего приезда домой. Но все мы справляемся по-разному – не мне его винить. Я вернулась к пончикам, Крузу и, насколько это было возможно, пыталась справиться с потерей. Я не готова признаться себе, насколько чертовски сексуальным я нахожу его тело, но последнюю неделю я шпионила за Крузом в зале. В тот день, когда он увёл меня перекусить – после, мужчина проводил меня домой. Однажды вечером мы жадно поглощали несколько десятков тамале, которые аbuela успела приготовить. Круз был потрясён тем, что я съела двенадцать. Тем не менее, мне пришлось прокрасться в ванну, чтобы выпить горсть Tums[13].

Дверь в папину комнату заскрипела, когда я открыла её. Его запах с силой обрушился на меня. Здесь всегда пахло домом и любовью. Кровать была заправлена, и, как всегда, каждая мелочь в спальне была на своём месте. Дома папа до мозга костей принадлежит к типу А [14] дома, но в зале – это совсем другая история. Мой взгляд натыкается на фото, которое стоит на тумбочке. Оно здесь, сколько я помню. Это изображение моей мамы. Его истинной любви.

Память подкидывает мне воспоминания о том, как, будучи младше, я говорила ему, что ненавижу эту женщину каждой клеточкой своего тела. Папа всегда отвечал, что мне не стоит ненавидеть её. А потом продолжал читать лекцию о том, как ненависть может утянуть меня вниз, и что это не стоит всех моих усилий. Мне никогда не понять, как такой добрый, нежный гигант, как мой отец, что однажды завоевал титул чемпиона, мог быть настолько мудр.

Сев на край кровати, рядом с фото, я поймала себя на том, что схватила его. Я вижу в этой женщине собственные черты. Разрез глаз и, возможно, форма носа. Понимая, что это было моей единственной надеждой в детстве, я покачала головой. Мне хотелось связаться с ней. Мои слёзы давно высохли, и даже злость на неё стала ослабевать. Abuela заменила мне мать. Прекрасный подарок, посланный мне с того самого дня, как моя родная мама бросила меня. Я должна поблагодарить её за это.

– Лейла.

Я едва не соскочила с кровати, прижав фото к груди. Обернувшись, я увидела Круза – он стоял, прислонившись к дверному косяку, уперев руку в бедро. Белая рубашка обтянула его торс. Несколько верхних пуговок расстёгнуты, и ещё парочка на груди грозится и вовсе отлететь. Закатав рукава, мужчина обнажил покрытые чернилами руки.

– Твой отец послал меня за его костюмом.

Мужчина опустил взгляд на фото, которое я так и не выпустила из своей хватки. Положив вещицу обратно на тумбочку, отправляюсь к шкафу, чтобы спустя мгновение вытащить оттуда единственный папин костюм, упакованный в чехол.

– Ты в порядке? – спрашивает Круз, когда я протягиваю ему плечики с одеждой.

Я киваю.

– Мне так кажется. Я чувствую себя подавленной.

– Это нормально.

Наклонившись, Круз поцеловал меня в макушку.

Я хватаю его за руку.

– Спасибо, что ты здесь.

– Без проблем.

Боец развернулся к двери, и быстро спустился вниз по лестнице.

Я готова присоединиться к остальным. Мне нужно только обуть свои чёрные туфли на каблуках. Я потираю жемчужное ожерелье на своей шее – одно из тех, что аbuela всегда надевала на праздники и для особых случаев. Она погоняла бы меня своей деревянной ложкой, если бы знала, как много боли это мне причиняет. Она была самоотверженной, и навряд ли одобрила что-то из этого.

Когда я вхожу в тренажёрный зал, в нём витает атмосфера скорби. Все бойцы моего отца разодеты, и стоят позади него. Это говорит миру не только о его преданности спорту, но и людям, на которых он влияет и формирует. Я сразу замечаю Круза. Свою роль сыграло и то, что он возвышается над остальными мужчинами. Он кивнул мне и едва заметно улыбнулся, прежде чем я подошла к папе, и взяла его за руку.

Его ладонь влажная и подрагивает в моей. Мужчина, который всегда был моей несокрушимой опорой, ломается у меня на глазах. От этого моё желание поддержать его только растёт. Моя очередь сделать это для него.

Как одна большая семья, мы идём к церкви, что расположена на углу. Рядом с небольшой толпой стоит отполированный катафалк. Аbuela была известна и любима в обществе. Она была единственной, кто всегда подарит добрую улыбку и протянет руку помощи. Женщина кормила по соседству нуждающихся в еде, давала кров тем, кому он был необходим.

Я держусь рядом с Papi, так и не отпустив его руку. Все лица кажутся смазанными. Я изо всех сил пытаюсь улыбаться и кивать каждому, но едва ли смогу сказать, кто был здесь с нами, а кто нет. На миг, увидев гроб, я сбиваюсь с шага. Чувствую, как чья-то рука подталкивает меня в спину.

Посмотрев через плечо, я встречаюсь взглядом с глазами цвета виски, что призывают меня взять себя в руки. Круз. Это единственный толчок, что мне нужен, чтобы отвести отца к его месту. Как только мы сели, пастор приступил к молитве и речи о жизни. Мой папа тихо плакал рядом, с каждой секундой вновь и вновь разбивая мне сердце. Я никогда не видела, чтобы ему было настолько физически больно. Он – мужчина, который привык владеть своим телом даже в самых крайних случаях, но сейчас, когда аbuela оставила его, он потерял всякий контроль над собой.

В этот момент, я поклялась оставаться рядом с ним так долго, как потребуется. Я буду здесь ради него. Чёрт, я даже помогу со спортзалом, несмотря на то, что это не самое любимое место. Лучшее в профессии медсестры то, что для тебя везде найдётся работа.

Когда папу позвали, чтобы тот выступил с речью, он не смог пошевелиться. Мужчина был сокрушён, не в силах произнести и слово, потому, разгладив своё чёрное платье, я поднялась со своего места. Мои ноги дрожали, пока я шла к микрофону. Лица всё ещё казались размытыми, и моё сердце, с каждым ударом, кричало от боли. Это то, о чём не мечтает ни одна маленькая девочка. Знаю, теперь я женщина, но, воспитанная папой и аbuela, в глубине души я навсегда останусь их маленькой девочкой.

– С-спасибо… – Я замолчала, пытаясь выровнять голос. В этот момент слёзы отступили, но голос предал меня. – Мы с отцом хотим поблагодарить вас за то, что сегодня вы с нами. Мне не подобрать слов, что могли бы справедливо описать аbuela. Если вы сегодня здесь – уверена, каким-то образом она затронула вашу жизнь. Она всегда была рядом со мной и моим папой, сделав нас сильными и мудрыми. Теперь наша очередь продолжить её дело. Я всегда буду надевать нижнее бельё с платьем, готовить по её рецептам и никогда не откажусь от того, чтобы найти мужчину своей мечты. Эти несколько вещей она всегда хотела для меня. Признаюсь, мои кулинарные способности и близко не стоят с её, но она жила этим. Я всегда любила, и буду любить тебя, аbuela. До луны и обратно.

Вернувшись к скамье, я была опустошена. Папа выпрямился на своём месте, улыбаясь мне. Ему не нужно было что-то говорить. Я знала, что он гордится мной.

Джаг отвёз нас на кладбище, на котором похоронят мою аbuela. Я подслушала, как отец покупал по телефону участок. Он приобрёл четыре места рядом друг с другом. Для той, которую я никогда не увижу снова. Я разрушена изнутри, но едва ли у меня был шанс избежать этого.

Мне не нужно спрашивать, почему папа так поступил. Он хотел, чтобы его мать была окружена семьёй. Один участок для неё, остальные – для папы, меня и моего будущего возлюбленного… это один из последних срывов на моём пути.

Я в ожидании крушения. Спишу это на то, с чем мне пришлось столкнуться и попытками отрицания. Выбравшись из Эскалейд, папа возглавил свою семью. Джаг и Трик следуют сбоку от него, в то время как я держусь позади. Круз переплёл наши пальцы, и я мягко сжимаю его ладонь. Он никогда не узнает, насколько дорог стал для меня за это время. Этот мужчина был моей опорой, даже не подозревая об этом – и я задаюсь вопросом: поддерживал ли кто-то его в тот момент, когда он потерял отца?

Небо мрачно. Нас окутал туман скорби. Все облачены в чёрный. На лицах присутствующих застыла печаль. Когда гроб опустили в землю, я почувствовала, как сломалась внутри. Боль, с которой я боролась, пока занималась планированием похорон, начинает сжимать моё сердце. Я изо всех сил пытаюсь держать себя в руках. Но иногда, как бы ты ни старался, тебе не остановить этого.

Все начали расходиться или собирались кучками для лёгкого разговора. Я застыла рядом с могилой. Опустившись на колени рядом с надгробием, я, хватаясь за траву, начала плакать. Всё внутри меня разбилось на осколки.

Её смех, блеск глаз и особый аромат её стряпни, из памяти, обрушились на меня. Никогда больше в моей жизни не будет ничего из этого. Всё останется только в моей памяти. Я была эгоисткой, оставив дом… Оставив её.

Слёзы бежали всё быстрее и сильнее, падая в траву, и без того уже влажную. Часть моей души вырвали и похоронили рядом с ней. Это больно. Я никогда не чувствовала такой боли прежде. Пальцы ног онемели от того, что я сижу в согнутом положении, но едва ли это беспокоило меня.

Вскоре сильные руки обернулись вокруг меня. И мне даже не нужно было поднимать взгляд – я знала, что это Круз. Он молча прижимал меня к себе, пока моё тело сотрясала неконтролируемая дрожь. В его объятьях рваная боль отступала, оставив по себе ноющую рану.

– Твой папа справляется не очень хорошо.

Подняв голову, я увидела, что все ушли – исчезла даже Эскалейд.

– Я сказал Джагу увезти его в зал. Он вернётся за нами.

Круз сел на траву, прислонив меня к своей груди. Позволив ему укрыть меня в его руках, я расслабилась.

– Я буду здесь. Столько, сколько потребуется.

– Это всегда так больно?

Круз хмыкнул.

– Я никогда не лгу, Лейла, и, Боже, прямо сейчас я хотел бы нарушить это.

– Как ты живёшь?

Не могу остановить слёзы.

– Ты встанешь и продолжишь идти дальше, малышка.

Мужчина убрал волосы с моего лица.

Мы хранили молчание, пока тьма не начала поглощать дневной свет.

– Я не смогу уйти отсюда. – Я выпрямляюсь, мой зад окоченел от долгого сидения на ногах. – Не смогу оставить её.

Отпустив меня, мужчина поднялся. Громче закричав, я начинаю колотить землю. Я замечаю ещё пару ботинок, что остановились рядом, но едва ли могу поприветствовать их владельца. Используя последние крохи энергии, я бью землю, заходясь в крике. Опустошённую, Круз поднимает меня на руки, прижимая к своей груди, словно новорождённого ребёнка.

Обнимаю его за шею, держась изо всех сил. Я всё ещё плачу, отпуская свою боль. Оставляя её холодное, мёртвое тело лежать глубоко в земле, я чувствую себя предателем. Я чувствую это. И это больно. Больно дышать, думать и жить.

Он устраивает меня на заднем сидении папиной машины, садясь рядом. Подняв взгляд, замечаю спереди Джага и ещё одного молодого бойца. Должно быть, Трик остался с Рapi в зале.

– Не везите меня домой. – Я ухватилась за воротник рубашки мужчины. – Пожалуйста, я не могу.