Текст книги "Девочка и мальчик"

Автор книги: Гюнтер Герлих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Поди сюда, Катрин. Садись.

Девочка слушается.

Фрау Шуман задумчиво смотрит на дочь, та выглядит усталой.

– Мы с отцом откровенно поговорили. И знаешь, он признал, что поступил неправильно.

Катрин подняла глаза на мать.

– Я сегодня очень поздно вернулась, – тихо говорит она.

– Мы считаем, что ты можешь пригласить Франка к себе на праздник совершеннолетия.

– Я спрошу его. – Девочка явно сбита с толку.

– Когда ты собираешься вернуться позже обычного, предупреждай меня, – просит мать.

– Я же всегда так делала, – говорит Катрин и обнимает мать.

– Ну ладно, ладно, ты и сама понимаешь, что можешь и чего не должна делать. А теперь марш на боковую.

Катрин зажигает у себя свет, в комнате все в том же виде как оставила она, уходя с Франком. Она медленно раздевается и открывает окно. Прохладный чистый воздух врывается в комнату.

Вот и нет никаких преград их с Франком дружбе.

Что же будет дальше? И что скажет Франк, ведь все словно чудом наладилось?

Так много мыслей, так много вопросов.

Уже поздно. Катрин очень хочет спать.

6

Катрин ждет Франка, но сегодня настроение у нее совсем другое, чем в последние дни и недели. Она распахнула окна. Деревья на улице уже пустили первые нежные листочки. И Катрин, высунувшись из окна, хотела бы ухватить ветку старой липы.

Громче, чем обычно, звучит у нее радио, она отыскивает музыку, что ей по душе. На весь мир взирает она сегодня благосклонно.

Катрин ждет Франка.

При этом она убирает в шкафу и ящиках, приводит в порядок учебники. В последнее время она была довольна неряшлива. Вот, к примеру, учебник по биологии она находит среди белья.

Погода стоит прекрасная. Если Франк придет сейчас, они смогут что-то предпринять. Не обязательно куда-то ехать, она охотно побродит по улицам.

Катрин тщательно все прибрала.

Сегодня и в школе она почувствовала, что все изменилось. Словно после долгого отсутствия она вернулась в хорошо знакомые места.

Ей не составляло никакого труда болтать со школьными товарищами, смеяться их шуткам. Она опять, как и прежде, метко, с юмором отвечала. А на перемене, найдя фрау Румке, сказала:

– Я своего добьюсь, так я решила.

– В этом я уверена, ответила учительница и улыбнулась ободряюще.

По дороге домой Катрин дурачилась и шутила с Длинным Яном, по уши в нее влюбленным, и он так осмелел, что проводил ее до дому.

Из окна своей комнаты Катрин увидела, что Ян стоит внизу и, задрав голову, таращится вверх. Тогда она распахнула окно и задорно крикнула:

– Эй, Ян, смотри, не сверни, шею. Иди-ка домой, приятель, учи прилежно уроки.

А теперь Катрин танцует по комнате и напевает:

– Все, все хорошо, все, все наладилось.

Катрин ждет Франка, то тут, то там что-то убирает и ничуть не задумывается над тем, какое впечатление производила на людей в последнее время.

Близится вечер, и не Франк приходит, а отец, сегодня он первый, Катрин как раз вытряхнула в мусоропровод корзинку с бумажками.

– Здравствуй, – говорит отец.

– Здравствуй, – отвечает Катрин.

Раньше она поцеловала бы отца, легонько чмокнула бы в ухо или в колючую щеку.

– Весна пришла, – говорит отец.

– Да, холода держались долго.

Отец, как всегда, аккуратно вешает пиджак на плечики, поправляет при этом и висящую рядом куртку Катрин.

– Ты убираешь? – удивляется он.

– Надо же когда-нибудь.

Катрин возвращается в свою комнату, но дверь не закрывает и слышит, как отец разгружает свой портфель. Похрустывает пергамент для бутербродов, когда он его складывает, а бутербродница легонько звякает, когда он осторожно ставит ее в мойку, чтобы не отскочил кусочек эмали.

Катрин переставляет мебель. Кресло и маленький столик пододвигает к окну, соорудив уютный уголок. Книжная полка стоит теперь у стены возле двери.

Подняв глаза, Катрин видит в дверях отца.

– Заходи. Присаживайся, – приглашает Катрин и собирает книги с кресла.

– Не стоит, – отказывается отец, – ты же уборку затеяла. Вот ведь, кое-что можно и в такой маленькой комнатушке сделать.

– Лучше поздно, чем никогда!

Отец бросает взгляд на кушетку. Может, ему больше нравилось, как мебель стояла прежде, и он мог посидеть вечером минуту-другую рядом с кушеткой, когда Катрин уже ложилась спать.

– Мне кажется, стало больше места.

– Да, гостей принимать лучше, – подтверждает отец, – вы можете сидеть у столика, и вам не помешает, если кто войдет.

– Глупо ведь то и дело вскакивать.

– Но полка у двери теперь мешает, надо что-то придумать, – соображает отец.

– Она мне нужна. К счастью, у нас нет толстяков. Все могут пройти в дверь.

Катрин раскладывает книги на полке.

– Я переделаю тебе полку, – вдруг говорит отец, – Ее можно будет повесить на стену.

– Совсем не плохо, – раздумывает Катрин, – а скоро?

– Ты и книг не раскладывай, завтра я возьму ее с собой. И к вечеру дело будет в шляпе.

– Как это тебе в голову пришло? – удивляется Катрин.

– Твоя уборка-приборка надоумила. Полезно чаще все менять. Заставляет голову и руки трудиться.

– Чего ж ты не присядешь?

– Мне надо еще кое-куда сходить. Скажи маме, что к ужину вернусь, – просит отец.

– Если я буду дома, так скажу, а то записку оставлю.

Катрин подходит к окну. Ясно, отец возвращается на работу. Благо рядом, за углом.

Франк так и не пришел. Занят, видимо. И Катрин спокойно заканчивает перестановку.

Вечером вся семья будет сидеть, как прежде, вместе и не молча жевать бутерброды, а болтать о том о сем, и Катрин примет в разговоре участие. Габриель не придется острить на ее счет.

Мысленно Катрин уже расставляет книги на полке, представляет себе, как там будет стоять пестрая шкатулка, подаренная ей Франком. На такой полке она будет хорошо смотреться. Но куда теперь повесить два этих ярких плаката? Один с группой «Уббо», пестрый на глянцевой бумаге, второй с портретом певца Баломона, который улыбаясь поет с плаката.

Но один ей все-таки придется свернуть, что ж, это будет Баломон. Группа «Уббо» – блистательный, единственный в своем роде ансамбль, и Франк тоже так считает. А от певца этого Франк не в восторге. Хотя Катрин очень правятся его песни.

На другой день после школы убирать уже нечего: уроки сделаны, а полку отец унес.

Франк опять не пришел.

Боится встречи с ее родителями? Не хочет создавать ей трудности?

Но ведь он ее поддерживал, внушал ей мужество. Об этом же были его последние слова, когда они в тот вечер расставались у подъезда. А главное, ему теперь можно приходить. Но он этого не знает.

И Катрин решает съездить в Вильгельмру.

Выйдя из автобуса, она замечает, что весна и впрямь наступила. Ярко зеленеет листва. Катрин расстегивает куртку.

Господин Лессов, работающий в саду, замечает Катрин в последнюю минуту, когда она уже собирается нажать звонок. Дверь не захлопнута.

– Добрый день, господин Лессов, – говорит Катрин.

Господин Лессов выпрямляется и, опираясь на лопату, восклицает:

– Ого, мадемуазель Катрин! Вечность целую тебя не видел.

– Давно у вас не была.

– Верно, почему, собственно? Как твои дела?

– А Франк дома?

– Уважаемый сынок должен быть дома. Стоп, нет, он ушел.

– Ах, бог мой, – испуганно восклицает Катрин, – он, может, ко мне поехал, и мы разминулись.

– Не думаю, чтобы он поехал к тебе. Его мопед в гараже. Наверное, сейчас придет. Если есть у тебя время, так подожди. Располагайся на террасе, погрейся на солнце. Угостить мне тебя нечем. Жены нет дома. Она бастует. А самому кофе варить мне трудно, да и вкуса того не будет. Вот появится мой уважаемый сын, он и сварит. На террасе стоит шезлонг. Усаживайся в него, смотри в голубое небо и слушай пенье птичек. Ну, иди, что ж ты стоишь?

– Не могу ли я вам помочь? Я люблю работать в саду, – предлагает Катрин.

– Этого еще не хватало! Отнять у меня хоть часть физической нагрузки, сохраняющем мою жизнь!

Катрин рада, что в эту минуту появляется Франк. Он очень хорош в клетчатой рубашке и синих джинсах.

– А вот и он, – обрадовался господин Лессов, – как по заказу явился наш желанный и долгожданный.

Франк подает руку Катрин.

– Долго ждешь?

– Только пришла.

– Я предложил ей подняться на террасу, посидеть на солнце. Пришел бы чуть позже, нашел бы ее там, она бы тебя там ждала.

Господин Лессов берется за лопату и больше не обращает на молодых людей внимания.

Франк тянет Катрин в дом:

– Пошли в мою комнату.

– У вас что-то случилось? – спрашивает Катрин.

– Да, в семье у нас разлад. Отец вернулся раньше, чем предполагалось, из Болгарии и рассердился, что в доме не было шампанского. Ему, мол, после такой утомительной поездки хотелось шампанского. Мама всегда обо всем вовремя заботится. И вот из-за этого злосчастного шампанского отец стал ругаться. Мама совсем голову потеряла.

– А тут еще я пришла.

– Ну, ты ко мне пришла.

И комнату врываются солнечные лучи, здесь пахнет сырым деревом и молодой листвой.

Франк складывает книги.

– У меня, знаешь, очень много дел, – говорит он, – но завтра я хотел к тебе прийти.

– Я приглашаю тебя к себе на праздник совершеннолетия.

– Меня? На праздник?

Катрин рассказывает ему о разговоре с матерью. Франк, присев на письменный стол, недоверчиво глядит на нее.

– Да правда же, – еще раз подтверждает Катрин.

– Я приглашен на праздник?

– Мой класс будет праздновать в ресторане.

Франк подходит к окну, выглядывает в сад. Катрин идет следом за ним, кладет руку ему на плечо.

– Разве так не лучше? – тихо спрашивает она.

– У тебя дома все опять в порядке, а у меня все наоборот, – с огорчением говорит Франк. – Мама уходит ни свет ни заря, возвращается поздно.

– Они друг с другом не разговаривают?

– Не знаю. Мама таким манером себя защищает. Что ей еще делать остается? Ведь вожжи в руках держит отец.

– А твое настроение?

– Ну, у меня есть еще школа…

– Я, пожалуй, пойду, – говорит Катрин.

– Через день-другой все у нас уладится. Ясное дело. Чтоб мама серьезно взбунтовалась, такого еще не бывало. Или я не замечал.

Катрин отходит в глубь комнаты. Франк все еще смотрит в окно. На столе стоит посуда, видно, от завтрака осталась. Катрин охотно бы ее собрала и вынесла на кухню. Но тут Франк отходит от окна.

– Я провожу тебя до автобуса.

Катрин хочет попрощаться с господином Лессовым.

– А зачем? Кто его знает, где он. Да и забыл он о тебе.

– Нужно поторапливаться, автобус вот-вот подойдет.

На остановке Франк говорит:

– Ты уж извини меня. Но ты видишь, что у нас творится и каково мне. Как только смогу, приеду. А раз у тебя все в полном порядке, ты и без меня справишься.

– Я заранее рада, что ты ко мне приедешь, – откликается Катрин.

Автобус подошел. Катрин хочет поцеловать Франка, но пассажиры напирают, нужно садиться. Франк рассеянно улыбается. Катрин машет ему, видит, как он идет назад, сунув руки в карманы. Обычно он держится иначе.

Катрин не думала, что так быстро поедет домой, она надеялась провести в Франком весь вечер.

Да и эти полчаса были очень странные.

Конечно, Франк потерял почву под ногами. Такое бывает, когда дома нелады. Катрин это знакомо. Она, как и Франк, станет в эти дни усердно заниматься.

Вечером Габриель удивляется:

– Ты что, отшила своего Франка?

– С чего ты взяла?

– Да перестал каждый день ходить.

– А твой Бодо каждый день ходит?

– Он не может. У него дела.

– У Франка тоже дела.

– На праздник совершеннолетия, – вставляет мать, – он, во всяком случае, приглашен.

– Ого, вот это прогресс, – восклицает Габриель. – Сестричка меня переплюнула.

– Оттого, что ты никогда не могла окончательно выбрать.

– Верно, – соглашается Габриель, – выбор был для меня делом трудным, слишком много возможностей!

Мать считает, что праздничное платье для Катрин Габриель должна поскорее сделать. Сколько ей еще осталось работы?

– Сдам точно в срок! Завтра последняя примерка.

– Можно мне потом взять это платье в Прагу? – спрашивает Катрин.

– Значит, поездка состоится? – интересуется Габриель.

– Порядок. Через неделю после праздника мы едем.

– Я уговорю Бодо, и пусть съездит со мной в Прагу.

– Прага – дивный город, – мечтательно говорит мать. – Много лет назад, когда мы с отцом там были…

– Отец мог бы и теперь собраться с силами. Без визы это так просто. А проезд у него даровой.

– В Праге, я слышала, шикарные магазины, – говорит Катрин.

– Только деньги нужны.

– Посмотреть на витрины – тоже удовольствие.

– Неприхотливая же у меня сестрица!

– Едем мы экспрессом. Говорят, чертовски здорово.

– И как это фрау Румке достала на него билеты? – удивляется мать.

– Такая уж она у нас.

– Не забудьте о ней на вашем празднике, – напоминает мать.

– Ясное дело. Мы купили ей в подарок вазу, она неравнодушна к красивым вазам. И в праздничной стенгазете мы ее часто упоминаем. Вот она удивится.

Катрин краснеет, потому что сказала «мы», а ведь она не участвовала в работе над газетой. Ни одной строчки она не написала, ни одной даже самой крошечной идеи не подала.

На следующий день вечером приходит Франк. Семейство Шуманов как раз ужинает, Катрин его и не ждала больше.

Но когда раздается звонок, она тотчас вскакивает. В руках у Франка огромный букет; когда он его разворачивает из бумаги, там оказываются три букета.

– Вот здорово, что ты пришел, – говорит Катрин, хотя ей хотелось бы сказать совсем другое.

– Надеюсь, я не помешал?

В прихожую выходит мать:

– Вы уже ужинали?

– Нет.

– Ну так заходите, присаживайтесь к столу.

Франк протягивает фрау Шуман букет.

– Розы? В это время года?

– Моя тайна, – улыбается Франк.

Катрин тоже получает букет.

– Чтобы ты забыла позавчерашний вечер, – шепчет он, – ну и остолоп же я был.

– Да брось. Я прекрасно поняла, в чем дело.

Франк заходит в кухню. Катрин внимательно наблюдает за ним. Он подает Габриели последний букет.

– Ого! – восклицает сестра. – Мы осыпаны розами.

Затем Франк подходит к отцу. Катрин замечает, что он медлит, смущается.

– Добрый вечер. Я Франк Лессов.

Отец приподнялся, крепко жмет протянутую ему руку. «Чуть-чуть слишком крепко, – думает Катрин, – словно хочет показать, кто он и где работает».

– Вот стул. Садись, – приглашает отец. – Как ты насчет пива?

Франк вынужден отказаться – он приехал на мопеде, но лимонад или кока-колу он охотно выпьет.

Так все они сидят за столом в кухне Шуманов, что еще вчера показалось бы Катрин невероятным.

Мать оживленно болтает, Габриель по-своему поддерживает разговор. Отец, правда, больше молчит, а когда что и скажет, то вполне дружелюбно.

Катрин едва роняет слово-другое.

Ест Франк мало. Внезапно он взглядывает на Катрин, а затем поворачивается к фрау Шуман.

– У меня есть к вам просьба, – говорит он. – Мои бабушка и дедушка живут в Штральзунде. На субботу и воскресенье я хочу к ним съездить. Можно Катрин поехать со мной?

За столом стало тихо. Катрин перепугалась. Он что, решил все поставить на карту?

Мать первая взяла себя в руки.

– Штральзунд. Если погода будет такая же хорошая, так стоит съездить. У тебя есть время? – обращается она к Катрин.

– Да, конечно. Я никогда еще не была в Штральзунде, – запинаясь, отвечает Катрин.

Все ждут, что скажет отец, он должен сказать свое слово, вопрос ведь относился и к нему тоже. Отец задумчиво смотрит на дочь.

– Что ж, желаю повеселиться! – говорит он и добавляет: Завтра я принесу тебе бесплатный билет.

Ужин кончен, можно встать из-за стола и заняться тем, чем каждому хочется. Отец садится читать газету, Габриель быстро уходит к Бодо Лемке, мать и Катрин моют посуду.

Франк идет в комнату Катрин, садится там; в комнате считает он, стало удобнее и уютнее. Он ждет Катрин, может, они еще прокатятся на мопеде. А в конце недели они поедут в Штральзунд.

В субботу погода по-настоящему майская. Катрин ждет на перроне, так они условились. Чтобы поспеть на поезд, ей пришлось отпрашиваться с последнего урока. Фрау Румке отпустила ее без лишних разговоров.

Катрин пришла на вокзал задолго до отхода поезда. Но ведь в квартире на Симон-Дахштрассе никого нет. Родители уехали накануне в домик; Габриель со своим Бодо отправилась куда-то на гастроли.

Катрин вспоминает, как зимой прощалась здесь с Франком, когда он один уехал в Штральзунд. Мрачно и холодно было тогда.

Вчера, когда родители уже собрались уезжать, Катрин еще раз поблагодарила, что они разрешили ей ехать с Франком в Штральзунд.

Она с трудом находила верные слова.

Но мать помогла ей справиться со смущением:

– Ты в первый раз действуешь самостоятельно. Что ж, каждый когда-то должен начать.

– Много лет назад, – сказал отец, – я недолго работал в Штральзунде. Мы им помогали. Наверное, кое-что там изменилось. А в ту пору было еще много разрушенных зданий.

– Волнуешься? А ну, выше голову! – советует сестра.

– С чего это мне задирать голову?

– Тогда я иначе скажу: не теряй головы.

– Я никогда не теряю головы.

– Ну, ну, не слишком ли самонадеянно, – предостерегает Габриель.

«Странный совет и необычное прощание», – думает Катрин.

Постепенно платформа наполняется людьми, стрелки часов двигаются вперед.

Не опоздал ли Франк на автобус? Уже объявляют поезд.

Катрин волнуется, едва не отчаивается.

Но подходит поезд и одновременно появляется Франк. Катрин бежит к нему.

– Что случилось? – удивляется он.

– Я уж думала, ты не придешь.

– Еще пять минут до отхода. А у нас плацкарта. Зачем волноваться? В такой прекрасный день тем более, а уж в ожидании двух восхитительных дней и подавно. Ты рада?

– Еще как!

Поезд не переполнен. Франк уверенно идет к вагону первого класса, берет у Катрин дорожную сумку из рук и помогает ей.

Но Катрин и сама быстро вскакивает в вагон, не хочет, чтобы ей помогали.

Франк отодвигает дверь одного из купе.

– Наши места у окна. – Он ловко забрасывает свою сумку в сетку, кладет туда же сумку Катрин, – Надеюсь, мы будем одни.

Катрин осторожно усаживается, но тут, заметив зеркало, поднимается и смотрит в него.

– Хорошо, хорошо выглядишь, – говорит Франк, – зеркалу этого даже не передать, старое слишком и слепое.

Катрин усаживается снова, подтягивает ноги, хотя места, чтобы вытянуть их, много.

– Ты что-то все молчишь, – говорит Франк.

– Непривычно мне.

– Привыкнешь.

Поезд трогается, и желание Франка, чтобы они остались в купе одни, исполнилось.

Катрин смотрит в окно – на открывающийся пейзаж, на сосновые рощи, озера, поля и луга и на холмы – предвестники моря.

Официант из вагона-ресторана приносит кофе, а бутерброды, что дала с собой мама, очень вкусные, их хватает на двоих, ведь у Франка нет с собой ничего.

Зато у него в сумке портативный приемник, японский аппарат. Конечно же, его привез из поездки в дальние страны его отец. Франк ловит одну, другую станцию, находит музыку, что им по душе.

Когда они подъезжают к Штральзунду, он выкладывает Катрин свой план на оба дня:

– Сегодня мы побудем с бабушкой и дедушкой. Только часок выберем, чтоб пройтись по старому городу, и еще я покажу тебе порт. Завтрашний день наш целиком. Уедем мы поздно вечером. Утром отправимся на Рюген, катером до Альтефер, а там пешком вдоль берега. Погода останется хорошей, обязана остаться. Знаешь, отец вырос в Штральзунде. Его родители тихие люди, они мало говорят и все воспринимают очень серьезно. А уж как добры, последнее готовы отдать. Ну, впрочем, мой старик тоже широкая натура. А в остальном?..

– Твои бабушка и дедушка знают, что я приеду с тобой? – спрашивает Катрин.

– Нет, но комната для тебя есть. Тебе там понравится.

Франк ко всему относится легко, все принимает как само собой разумеющееся. Без стеснения пользуется тем, что, как он полагает, ему причитается.

Он показывает Катрин в окно:

– Смотри, вот то высокие колокольни. Это знаменитые церкви Штральзунда.

Только когда они стоят в коридоре, а поезд медленно подъезжает к перрону, Катрин наконец-то освобождается от чувства какой-то неловкости. Выйдя на площадь перед вокзалом, она видит девушку и парня, надевающих на себя тяжелые рюкзаки. У девушки золотистые веснушки и торчащие белокурые косички, на парне застиранная куртка. Задумчиво наблюдает Катрин за этой парой, она даже останавливается; да, ей бы тоже хотелось так попутешествовать с Франком.

А Франк и не замечает ребят, он ищет глазами такси.

– Вечно та же история. Ни одного такси, – злится он, – придется ехать на автобусе.

– Ну и что же, – удивляется Катрин, – можно и на автобусе.

– Но время, у нас мало времени.

– Из автобуса лучше виден город, – возражает Катрин.

Франк, с удивлением поглядев на нее, ничего не отвечает и идет к остановке.

Из автобуса Катрин еще раз видит тех двух туристов. С рюкзаками за спиной шагают они к высоким колокольням Штральзунда.

Старики, живущие в небольшом домике на тихой улочке, оказались именно такими, какими их представил Франк, – спокойными и приветливыми. Удивлены ли они, что внук приехал с подругой, сказать трудно, но чувствуется, что приезду Франка они рады.

Комнатка под крышей, приготовленная для Франка, теперь отводится Катрин. Здесь пологие стены, а окно выходит в сад. От Франка Катрин знает, что его дедушка многие годы работал на верфи старшим мастером.

– Ну как, можно здесь жить?

– Отлично!

Франк распахивает окно, показывает Катрин:

– Смотри, вон пролив Штрелазунд, оттуда всегда дует сильный ветер. Но здесь мы хорошо защищены. В этой комнатке отец провел детство и юность.

– A-а, твой отец, – говорит Катрин и пытается представить себе господина Лессова мальчиком и молодым парнем. Но у нее ничего не получается.

– Эта комната – мое убежище. Бывает, идет все наперекосяк, так я здесь уединяюсь. Прочь из большого города.

– Ты рассуждаешь, как старик, – удивляется Катрин, – прочь из города, прочь от суматохи городской жизни.

– Да, у меня бывают такие порывы, – подтверждает Франк, – но не сегодня. Умывайся, переодевайся. Нам сейчас подадут лучший в мире кофе. А потом я покажу тебе город.

В самом деле, кофе, который они пьют в гостиной стариков Лессовых, превосходный. Бабушка и дедушка Франка говорят на звучном диалекте северной области ГДР, говорят медленно, степенно и чаще всего обращаются, конечно, к Франку. Разговор заходит о наступающем лете, о том, когда же к ним наконец приедет семейство Лессовых из Берлина.

Внук отвечает односложно, может сообщить лишь о своих планах, о своем желании приехать в августе.

– У твоего отца, – говорит фрау Лессов, – наверняка, как всегда, полно забот и хлопот, правда?

– Полно, – подтверждает Франк, – ничего в этом нового.

– Раз надо, значит, надо, если у человека такая ответственная работа, – считает старый господин Лессов, и Катрин чувствует, что он гордится сыном.

Когда они прощаются, Франк предупреждает, чтобы бабушка и дедушка не ждали их к ужину, они поедят в городе, надо же как можно лучше использовать время. Возражений он не ждет, хотя по лицу бабушки видно, что они с удовольствием бы подождали внука и Катрин.

В нескольких шагах от дома – пролив Штрелазунд. Вода в проливе слегка волнуется, по небу плывут редкие облака. Мирная эта картина действует на Катрин успокаивающе.

Франк показывает ей большой остров – это Рюген, но сегодня так ясно, что даже остров Хиддензе виден вдали.

Укрепленный берег бежит, извиваясь, до самого порта.

Франк застегивает Катрин куртку – майское солнце греет еще слабо, ветер же дует восточный, холодный.

– А то в два счета простудишься.

Порт не очень велик, но вместе с верфью – доки видны за высокими складами – он производит на сухопутного крысенка Катрин грандиозное впечатление.

Франк обращает ее внимание на очертания города: высоко уходящие в небо колокольни церквей – Санкт-Мариенкирхе, Санкт-Николаикирхе и Якобикирхе, а между ними путаница улиц старого города.

– Здесь старый Штральзунд. Чуть фантазии – и легко представить себя в средневековье.

Катрин верит, что Франк в состоянии бог весть чего нафантазировать и очутиться в средневековье, она знает, на что он способен. Но у нее это не получается. Узкие улочки не доставляют ей никакой радости, к тому же еще ухабистая мостовая.

Замечания Катрин отрезвляют Франка, но он не сердится, а смеется:

– Типичная берлинка. Романтику признаешь до известного предела и не теряешь способности критиковать.

– Я вижу то, что есть.

– Вот-вот, это я и говорю.

Он подхватывает ее, поднимает и раскачивает из стороны в сторону, а стоят они у витрины, и Катрин видит себя и Франка в стекле. Увы, вечно так стоять невозможно, хотя и приятно.

На Новом Рынке есть мороженое, а в одном из переполненных кафе они съедают горячие сардельки с салатом. И опять бродят по узким переулкам, с которыми Катрин уже освоилась, и еще раз идут к порту.

Мост на Рюген поднят, по фарватеру движутся грузовые суда, парусные яхты, буксиры.

Франк и Катрин доходят до конца причала. Здесь они совсем одни.

Вода пахнет водорослями и нефтью.

– Ты не жалеешь, что поехала? – спрашивает Франк.

– Почему же? Здесь для меня много нового. И мы вместе.

Франк целует ей глаза.

Катрин так никогда бы и не открывала глаз.

Франк смотрит вниз, на воду, плещущую о бетонные плиты.

– Ну как поступить, если не знаешь, кого считать правым? – вдруг говорит он словно бы сам себе.

– О чем ты? – озадачена Катрин.

– Э, я просто вслух подумал. Давай лучше решим, что завтра делать. На пароме переедем на остров. И пойдем вдоль берега, пока не устанем. Там мы будем совсем одни… А теперь вернемся, пожалуй, к бабушке и дедушке. Поболтаем с ними и – спать. В комнатенке под крышей ты отлично выспишься. Лестница скрипит чертовски. Так что никто к тебе не прокрадется и не помешает тебе спать.

– Чего только ты не выдумаешь.

Они весело бегут назад.

Катрин нравятся очертания города, а сам город, залитый вечерним светом, напоминает ей старинную картину.

Франк и Катрин идут, держась за руки.

– Когда ты со мной, я спокоен, – говорит Франк, – и все мне нипочем.

Катрин понимает его слова как высшую похвалу.

Вечер проходит так, как предсказал Франк.

Паром подошел к причалу. Катрин и Франк сбегают по сходням.

– Я первый раз на Рюгене, – говорит Катрин.

– Вот и повод, чтоб отпраздновать, – подхватывает Франк.

Хотя день только наступает, но паром переполнен до отказа. Прекрасная погода всех манит на лоно природы. Солнце еще низко, а восточный ветер довольно холодный. Но Катрин и Франк запаслись всем, чтобы провести день на острове, у них есть одеяло и целая корзина еды.

Однако, думает Катрин, в «великом одиночестве» они здесь, в Альтефер, не будут. На пляже народу толчется столько же, сколько на берегу озера Мюггелзе, под Берлином.

Франк словно прочел ее мысли.

– Э, да они почти все далеко не идут, остаются у парома. А тем, кому нужно уединение, места хватит.

Они идут вдоль берега по сужающейся тропинке, по обеим сторонам которой пышно разрослись дрок, шиповник и чертополох.

На другой стороне пролива виден город, очертания его из этой дали кажутся Катрин еще прекраснее. По проливу, выходящему в море, туда-сюда снуют парусные лодки.

Катрин снимает туфли, песок местами уже нагрелся.

– Смотри не занози ногу, – остерегает ее Франк.

– Да я привыкла ходить босиком. У нас в лесу хожу все лето.

– А змеи, – не унимается Франк.

– Не сойду с дорожки.

– Они охотно греются на солнышке и теплом песке.

– Наш топот наверняка за сто метров слышно.

– Н-да, ты хочешь все делать по-своему.

– Грустно было бы, если б я того не хотела! Или нет?

– А разум?

– Поступать только как разум велит – так и жить скучно, говорит моя мама.

– Ну, если твоя мама! Представляю себе.

– Она тебе не нравится?

– Наоборот, уж она-то, надо думать, иной раз бог знает что выкинуть может.

Франк идет впереди. Катрин оглядывается, с удивлением замечает, какой порядочный конец они отмахали. Городок Альтефер остался где-то далеко-далеко.

– Мы что, весь остров обойдем?

– Осталось еще немного, – обещает Франк, – я знаю эти места.

И он не обманул ее. Вот уже маленькая бухта, вымытая водой, и крошечный пляжик, и промоина, заросшая короткой сухой травой.

Катрин прыгает в траву.

– Ой, тепло как. Ни ветерка!

– Почувствуешь, если переменится на западный, – объясняет Франк, он рад, что Катрин здесь понравилось. Он быстро стелет одеяло, ставит «продовольственную» корзину в тень.

Отсюда остров Хиддензе виден еще лучше.

Катрин потягивается, кружится, ей хочется кричать от радости. Она с размаху валится в траву. А здесь ей даже жарко. Она стаскивает с себя свитер и остается в белой кофточке без рукавов.

Франк зарывает бутылки с сельтерской в воду, где мелко.

– Хочешь пить?

– Нет еще.

Катрин растянулась в траве, сухие стебли щекочут ей шею.

– Ложись на одеяло, – говорит Франк.

– В траве так хорошо.

– Хочешь искупаться?

– Пожалуй. Окунуться бы.

Катрин стягивает джинсы, бросает их в траву. Ложится на спину и закрывает глаза.

Нос ей щекочет какая-то травинка. Лицо Франка склонилось над ней, такое большое и так близко.

Она обнимает его за шею, ощущает тепло его лица. Как долго можно так лежать, ни о чем не думая?

Франк высвобождается из ее объятий, встает и каким-то чужим голосом говорит:

– Холодная вода сейчас нам очень полезна.

Катрин поднимает на него глаза. Он раздевается. Его тело против солнца вырисовывается на небе черным силуэтом.

Франк бежит и быстро погружается в воду. Холод ему словно нипочем, а может, он так хорошо владеет собой.

Катрин же, входя в воду, замирает от режущего холода. Но она не сдается.

Отстать от Франка? Об этом и речи быть не может. Она делает над собой усилие и выдерживает минутку-другую в воде.

А Франк тем временем отплыл далеко.

– Эй, Франк! Возвращайся, – зовет она.

Он машет ей и послушно поворачивает назад.

Жара в бухточке теперь даже приятна. Их тела усыпаны капельками воды. Они отряхиваются, как мокрые псы.

– Я точно заново родилась, – восклицает Катрин и прыгает на одеяло. Франк опускается рядом с ней на колени, пристально смотрит ей в глаза.

Его лицо кажется ей очень тонким, тем более что влажные волосы прилипли к голове.

Он целует ее холодными губами, сцеловывает ей капли воды с носа.

– Слушай, накройся. А то еще простудишься, – говорит он и набрасывает на нее купальный халат.

Все, все вышло так, как Катрин часто видела в своих мечтах.

День промелькнул точно облачко на небе. Катрин и Франк еще раза два-три входили в воду и привыкли к холоду.

Их обнаженная кожа ощущает ветер, но они прыгают, перебрасываются мячом, а потом едят с аппетитом бутерброды, которые им приготовила бабушка, и пьют холодную сельтерскую.

И все это время они неумолчно болтают о том о сем, целуются и мечтают, а вечером бодро шагают назад к парому.

Народ на пароме не раздражает Катрин, ей хочется быть со всеми приветливой, всем улыбаться.

В доме у бабушки и дедушки их ждет обильный ужин.

– Ну, что, девочка, – спрашивает ее старый господин Лессов, – понравился тебе наш город?

– Да, мне все у вас понравилось, – убежденно отвечает Катрин.

– Так приезжай еще, – приглашает бабушка.

Поужинав, Катрин и Франк отправляются на вокзал, это недалеко, если идти между прудами.