Текст книги "Смерть сквозь оптический прицел. Новые мемуары немецкого снайпера"

Автор книги: Гюнтер Бауэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Как правило, эти призывы вызывали у нас только озлобленность. Но были и те немногие, кто малодушничал и темной ночью переходил на сторону русских. Дальнейшей их судьбы я не знаю, но, судя по тому, что творилось в Германии после нашего поражения, думаю, вряд ли кто из перебежчиков получил обещанные блага.

Кроме призывов через громкоговорители, советская пропаганда также обрушивалась на нас в форме листовок. Мы их использовали по более подходящему назначению, хотя они и были не из самой мягкой бумаги. Поэтому мы несильно огорчались, когда постоянно кружившиеся над нами советские самолеты У-2 сбрасывали на нас листовки, но периодически они также сбрасывали на нас и бомбы.

Это была самая страшная зима в моей жизни. Но хуже всего было, когда нас, пехоту, атаковали советские танки Т-34. Эти машины были хорошо вооружены и без труда продвигались как по снегу, так и по распутице. Их броня, как я уже говорил, была очень тяжело пробиваемой. Когда русские танки заставали нас врасплох, а мы находились в траншеях, то мы вжимались в свои окопы и позволяли им проехать над нами. Сразу после этого у нас завязывался ближний бой с русскими пехотинцами, сопровождавшими танки. Во время этого боя мы также старались уничтожить и танки, бросая в них сзади гранаты. В результате даже если мы побеждали, то несли огромные потери.

Могилы своим товарищам мы рыли зимой в конце деревни или у дороги с помощью ручных гранат. Как я уже говорил, земля была настолько скована морозом, что ее не могли взять лопаты. Мы расчищали снег и, орудуя ломами, делали углубления, в которые клали гранаты. Затем мы наливали в эти углубления немного воды, которая, быстро замерзнув, надежно удерживала гранаты там, куда мы их поместили. Теперь оставалось только выдернуть чеку и со всех ног бежать в укрытие. Взрыв подбрасывал в небо огромные комья промерзшей земли. Так повторялось несколько раз, пока не получалось яма достаточного размера. После этого мы немного расширяли ее с помощью ледоруба и клали в нее тело нашего товарища. Над могилой всегда старались установить крест, сделанный из двух палок. Это все, что мы могли сделать для своих погибших, большинство из которых так и остались в безымянных холмиках на чужой земле.

И тем не менее мы продержались зиму, мы сохранили линию фронта. Все вокруг по-прежнему было белым от снега, но морозы ослабли. В начале февраля к нам наконец поступила давно обещанная зимняя одежда, в том числе и собранная жителями Германии. Она замечательно защищала от холода. И нам было бы намного легче, если б она пришла раньше. Но, так или иначе, советское наступление выдохлось к середине февраля 1942 года. К нам поступили пополнения, вооружение и боеприпасы. Светило солнце, начиналась весна. Мы надеялись, что она принесет нам победу.

Глава десятая
Летнее наступление

Вся Германия ждала от сил Вермахта нового успешного наступления летом 1942 года. Гитлер отверг планы новой атаки на Москву, считая подобные действия слишком предсказуемым шагом. Фюрер приказал сосредоточить основные усилия Вермахта на южном секторе фронта. Он стремился захватить контроль над нефтяными месторождениями Кавказа и рекой Волгой, являвшейся главной транспортной артерией, которая связывала европейскую часть Советского Союза с его остальными громадными территориями.

Осуществление целей Гитлера позволило бы парализовать военную промышленность и экономику Советского Союза, а значит, обеспечивало нам успех в войне.

8 мая 1942 года немецкая армия вновь начала свое наступление в России. Наша дивизия снова продвигалась вперед вместе с группой армий «Центр», атакуя Крымский регион Советского Союза.

Русские делали все, что могли, чтобы остановить нашу армию, но это им в очередной раз не удалось. 4 июня группа армий «Центр» вышла к Севастополю. Противник превратил этот огромный город в неприступную крепость. К нему были стянуты десятки советских дивизий, в том числе пехота, танки и артиллерия. В результате восьмимесячная осада Севастополя частями группы армий «Юг» не принесла результата. Командование надеялось, что появление дополнительных сил из группы армий «Центр» позволит взять город.

Наша деятельность как снайперов сводилась к тому, что мы уничтожали защищавших город артиллеристов, пулеметчиков, наводчиков, офицеров и даже простых солдат. Это было для нас привычным делом. Основную же работу выполняли, конечно, наши артиллеристы.

Поскольку оборона Севастополя с суши опиралась на многочисленные форты, наше командование решило применить крупнокалиберную осадную артиллерию. К городу было стянуто более двухсот немецких батарей. В большинстве из них были обычные полевые орудия крупных калибров, в том числе и сохранившиеся со времен Первой мировой.

Однако при штурме Севастополя были использованы и не имевшие аналогов в мире сверхтяжелые осадные орудия, такие как 420-миллиметровые гаубицы «Гамма» и 600-миллиметровые мортиры «Карл». Но, что самое интересное, под Севастополем было впервые применено 800-миллиметровое орудие «Дора» (или «Швере Густав», как его называли в честь генерала, сыгравшего решающую роль в разработке этого чуда немецкой техники). «Дора» весила целых полторы тысячи тонн и стреляла снарядами, каждый из которых весил по семь тонн, на расстояние от 25 до 40 километров. И хотя в целом это орудие показало себя не слишком эффективным, но, как вспоминал Манштейн, оно «одним выстрелом уничтожило огромный склад боеприпасов на берегу бухты Северной, укрытый в скалах на глубине 30 метров».

Непосредственно в штурме Севастополя я не участвовал. Город был взят уже 1 июля. Наши части начали успешно продвигаться в сторону Сталинграда, огромного промышленного центра, названного в честь вождя русских. В то лето немецкой армии везде сопутствовал успех. В течение следующего месяца силы Вермахта отбросили Русский фронт назад на триста километров, взяв Воронеж и Ростов. Наша армия в тот период побеждала и за пределами границ России. В Северной Африке фельдмаршал Эрвин Роммель, несмотря на мощнейшее противостояние союзников, взял Тобрук, портовый город в Ливии, имевший огромное стратегическое значение. Немецкие подводные лодки появились возле Лонг-Айленда, и их команды могли наблюдать за автомобильным движением на улицах Нью-Йорка. Кроме того, немецкие подводные лодки начали действовать в территориальных водах Канады.

В боях по пути к Сталинграду каждый из нас, снайперов, каждый день убивал чуть ли не по десятку красноармейцев. Примерно в то время наша часть получила небольшое пополнение, и в наш взвод попал новый восемнадцатилетний снайпер по имени Рольф. Выглядел он даже на пару лет моложе своего возраста.

Зоммер начал расспрашивать новичка:

– Приходилось ли тебе участвовать в боях, рядовой?

– Нет, фельдфебель Зоммер! – Ответ был отчеканен достаточно бодро.

– Насколько хорошо ты умеешь стрелять?

– Во время подготовки я был лучшим в своем взводе.

– Что ж, это хорошо, – ухмыльнулся Зоммер. – Я люблю возиться с «зелеными» снайперами. У них еще не так много дурных привычек, от которых их следует отучать. Запомни, рядовой, ты должен слушаться меня. Это позволит тебе прожить немного дольше, чем если ты будешь делать иначе. Тебе это понятно?

– Так точно, фельдфебель Зоммер. – На этот раз в голосе новичка уже не было бравады. Было видно, что он боится предстоящих боев.

Потом я спросил у Зоммера:

– Дружище, не слишком ли ты запугал этого Рольфа?

– He слишком, – ухмыльнулся Зоммер. – Из новичков следует выбивать всякую дурь, чтобы они не лезли на рожон. А если он не трус, то ничего с ним не станет плохого от моих запугиваний.

Зоммер начал обучать Рольфа точно так же, как до этого обучал меня. Однажды мне пришла в голову странная мысль. А что если сложить пару тысяч солдат противника, убитых Зоммером, с тем количеством, которое убили все его ученики. Насколько громадной будет итоговая цифра? Впрочем, об этом было лучше не думать. У меня самого к этому времени было несколько сотен убитых врагов, правда, далеко не все мои попадания были зафиксированы официально. Однако я убивал солдат противника, чтобы не могли выстрелить в моих товарищей. Я спасал сослуживцев, я воевал за Германию. Это оправдывало меня.

В конце августа немецкие бомбардировщики начали массированные бомбардировки Сталинграда. Однако город был защищен громадными естественными преградами – рекой Доном с запада и рекой Волгой с востока. В городе и вокруг него была сосредоточена огромная армия русских, включавшая пехоту, танки и артиллерию.

23 сентября началась битва за Сталинград. Однако нам, парашютистам, было объявлено, что мы возвращаемся в Германию из-за осложнения обстановки на Западном фронте. Когда Зоммер объявил нам, что мы скоро вернемся на Родину, мы сначала не поверили ему. А потом всем взводом даже устроили небольшую пирушку в честь нашего отбытия с Восточного фронта.

Дорога до Берлина заняла у нас три недели. Небольшой отрезок пути мы преодолели в кузовах грузовиков, а дальше ехали в товарных вагонах поезда. Мы проезжали мимо Смоленска и других русских городов, через которые мы прошли с боями. Мы проехали Украину и достигли территории Польши. В Польше на стене одного из привокзальных домов мы увидели огромную полустершуюся надпись: «Передайте Германии привет от нас!» Без сомнения, она была сделана солдатами, двигавшимися на восток. Кто знает, возможно, к тому моменту, когда мы читали эту надпись, они уже давно погибли в России, так и не увидев вновь своей Родины.

Когда мы покинули Россию, почти на всех станциях и во время промежуточных остановок нас встречали медсестры-добровольцы немецкого «Красного Креста» с большими дымящимися чашками кофе. Мы пили кофе и шутили с ними. В их глазах мы были фронтовиками, героями. Это кружило головы молодым солдатам и заставляло улыбаться нас, бывалых вояк.

По пути мы коротали дни за игрой в карты и разговорами. Воодушевленные возвращением на Родину, мы много разговаривали о семьях и доме. Только Зоммер, как всегда в таких случаях, говорил об охоте и других посторонних вещах. К этому времени я уже знал почему. Его жена умерла от воспаления легких через несколько месяцев после их свадьбы. Детей у них не было, а Зоммер любил ее всю жизнь и поэтому жил один. Возможно, именно этим и объяснялось, что ему нравилось учить молодых снайперов и он относился к ним по-отечески.

Прибыв в Берлин, мы получили отпуска сроком на неделю. Я звал Зоммера поехать со мной, но он отказался. Домой я приехал в самом начале ноября 1942 года. Я не ожидал, что так много зданий в Гамбурге окажутся разрушенными бомбежкой. Ингрид писала мне только о незначительных авианалетах, которые они пересиживали в подвале под нашей булочной, даже не ходя в бомбоубежище. И я охотно верил в то, что эти авианалеты действительно были незначительными, поскольку именно так и оказывалось всегда до Русской кампании.

К тому же я не ожидал, что британцы опустятся до того, чтобы так массированно бомбить женщин и детей.

Меня привело в шок, когда я увидел разрушенное здание всего в паре десятков метров от нашей булочной. Впрочем, сама булочная оказалась целой и невредимой. Войдя в нее, я почувствовал давно забытый и такой родной запах свежего хлеба и пирожных. Я увидел мою маму и Ингрид, стоявших за прилавком. Они обе выглядели немного постаревшими. И обе не узнали меня в первые секунды. Русский фронт очень сильно изменил меня, мое лицо вытянулось и похудело. У меня изменились манера держаться, взгляд и даже жесты. Моя униформа выглядела старой и потрепанной. Единственное, я сам, по крайней мере, был более-менее чистым и у меня не было вшей. Еще в Польше мы прошли санобработку, а по прибытии в Берлин были снова осмотрены, и в казармах у нас наконец появилась возможность по-человечески помыться. А то, представляю, как бы удивились мать и Ингрид, если бы я явился к ним в типичном обличье «фронтовой свиньи».

Я ошалело смотрел на мать и Ингрид и не мог произнести ни слова. Потом вдруг из подсобки к прилавку выскочил мальчик лет пяти. Я сразу понял, что это мой сын.

– Курт! – воскликнул я, распахивая объятия.

Но мой сынишка испугался и спрятался за Ингрид.

– Гюнтер, это ты? – разом воскликнули Ингрид и моя мать.

Они обе заплакали и разом устремились ко мне, чтобы обнять меня. А Курт продолжал стоять в стороне и испуганно смотрел на меня.

– Сынок, это твой отец! – сказала ему Ингрид, но он так и не подошел ко мне.

Это было ужасно. Из-за армейской службы, из-за войны я не видел, как взрослел мой сын, а теперь он даже отказывался меня узнавать. Это приводило меня в отчаяние.

Ингрид и моей матери потребовался целый день, чтобы убедить Курта в том, что я его отец. Зато потом он как-то сразу начал разговаривать со мной, рассказывать о своих детских радостях и горестях. К счастью, он еще не понимал, насколько опасны бомбежки, и говорил мне о том, что это похоже на приключение, когда ему с мамой и бабушкой приходится спускаться в подвал.

Один из вопросов Курта поставил меня в совершенный тупик. Он спросил меня:

– Папа, а тебе приходилось убивать врагов?

Мне не хотелось врать ему, но я не мог сказать и всей правды. Поэтому я ответил:

– Приходилось несколько раз, когда они пытались убить меня.

– Папа, хоть бы тебя никто не убил! – Курт неожиданно заплакал.

После этого мать объяснила мне, что двое моих дядей и двоюродный брат Йозеф погибли на войне. Курт слышал о том, что их убили, этим и был вызван его вопрос.

– Мама, а кто-нибудь еще из нашей родни погиб? – спросил я.

– Нет, но еще двое твоих двоюродных братьев, Карл и Ганс, пропали без вести на Русском фронте. Как ты думаешь, что могло с ними случиться?

– Что могло с ними случиться? – Я не знал, что на это ответить матери. – Возможно, они попали в плен, и они станут свободными, когда мы победим…

Что еще я мог сказать? Я не решился рассказать матери о том, что на самом деле бывает с теми, кто «пропадает без вести». Возможно, мои двоюродные братья действительно попали в плен, но русские пытали пленных и редко оставляли их в живых. Возможно, Карла и Ганса разорвала на клочки мина или бомба. Возможно, они даже просто были убиты пулями, но их командиры поленились снять с них солдатские медальоны.

С Йозефом, Карлом и Гансом я играл в детстве в прятки и во множество других игр. Мы вместе обсуждали то, кем станем, когда вырастем. И вот мы все стали солдатами. И я остался один. Я сжимал кулаки в бессильной злобе. Что ж, это давало мне еще одно оправдание в том, что я, вернувшись в строй, буду снова убивать солдат противника.

Надо сказать, на этот раз я ощущал себя дома совершенно чужим. С одной стороны, я радовался тому, что рядом со мной дорогие мне люди, что я могу наесться вдоволь и спать на мягкой кровати. С другой стороны, все это казалось таким неестественным, почти ненастоящим. Даже работа в булочной уже не радовала меня, как прежде.

Тем не менее неделя пролетела очень быстро, и я вернулся на базу в Берлин. Там я узнал, что американцы вторглись в оккупированную нашими войсками Северную Африку. А вскоре после этого наша дивизия оказалась в составе войск, занявших Южную Францию, которая до этого, несмотря на то что мы оккупировали северную часть страны, управлялась самими французами. Вряд ли это было случайной мерой. Видимо, Гитлер готовился к тому, что союзники могут ударить по нашей армии и со стороны Франции. Это удручало.

Очередное Рождество было таким же безрадостным для меня, как и все предыдущие в последние годы. Я не знал, чего ждать от будущего. Хотя тогда я еще не сомневался в нашей победе. Эта уверенность серьезно поколебалась, когда в феврале мы узнали о поражении наших войск под Сталинградом и о том, что фельдмаршал Паулюс сдался в плен. По своему эффекту эта новость была сравнима с разорвавшейся бомбой. Тем не менее мы сами радовались уже тому, что наша собственная служба идет вполне спокойно и мы не участвуем в боевых действиях. Однако в мае 1943-го мы узнали, что Африканский корпус Вермахта капитулировал в Северной Африке под ударами американских и британских войск. Это заставило нас серьезно задуматься о том, какая судьба ждет дальше нашу страну и нас самих.

Глава одиннадцатая
Бои в Италии

10 июля 1943 года британские и американские войска высадились в Сицилии. Итальянцы сдавались им почти без боя. Немецкие войска, находившиеся там, были разгромлены превосходящими силами союзников.

Моя дивизия вместе с еще несколькими пехотными и танковыми дивизиями была мобилизована, чтобы остановить наступление союзников. Думая о предстоящих боях в Италии, я не был в восторге, но я понимал, что это необходимо для спасения Германии. Враги осмелились вторгнуться в союзную нам Италию, а значит, следующей их жертвой должна была стать наша страна.

Надо сказать, наша дивизия к этому моменту была серьезно перевооружена. Вместо 37-миллиметровых противотанковых пушек мы получили 75-миллиметровые противотанковые орудия. Нам было сказано, что они пробивают броню любых типов танков союзников. Кроме того, для борьбы с танками мы получили гранатометы «панцершрек» и «панцерфауст».

Прибыв в Южную Италию, мы ожидали, что нас незамедлительно бросят в бой. Однако нас ждала совсем другая работа. Подготавливая территорию к вторжению противника, командование решило применить тактику выжженной земли, что должно было позволить существенно замедлить продвижение американцев и англичан. Поэтому в течение двух последующих месяцев мы занимались только тем, что ликвидировали телефонные линии, сжигали отели и другие большие здания, где могли бы разместиться войска союзников, устанавливали мины, взрывали мосты. Также мы уничтожали автомобили и любые другие средства передвижения, а кроме того, резали местный скот, чтобы наши противники впоследствии не смогли пополнить за счет него свои запасы провизии.

Помимо этого всего мы также принимали участие в строительстве системы оборонительных сооружений в 40 километрах к северу от Неаполя, известной как «Линия Барбара». Она должна была стать нашей первой подготовленной заранее линией обороны, на случай если нам придется отступать. Мы вырыли буквально километры траншей, установили многочисленные мины и противотанковые заграждения. Зоммер шутил по этому поводу:

– Из парашютистов нас сделали пехотинцами, из пехотинцев – инженерными войсками!

Однако ситуация была отчаянной. Союзникам хватило 38 дней, чтобы захватить Сицилию. Потери наших войск и итальянцев только убитыми составили 30 тысяч человек. Еще 140 тысяч солдат было захвачено в плен. Правда, это были в основном итальянцы. А Вермахту удалось эвакуировать свои дивизии на Апеннинский полуостров, несмотря на огромный флот союзников, в который входило около 300 судов, в том числе шесть линкоров, два авианосца, восемнадцать крейсеров и более ста эсминцев.

Пока мы работали, возводя оборонительные сооружения, в небе над нами постоянно разгорались воздушные бои между авиацией союзников и Люфтваффе. Впрочем, зенитная артиллерия поддерживала с земли наши самолеты, а союзники не смогли помешать нам продолжать работы.

8 сентября 1943 года Италия объявила о своей капитуляции. Двумя неделями раньше король Италии Виктор Эммануил III арестовал Муссолини и поставил во главе страны маршала Бадольо. Конечно, мы все расценивали это как предательство. Наша дивизия незамедлительно получила приказ принять участие в разоружении итальянской армии.

Это проходило довольно легко. Итальянцы оказались не только ненадежными союзниками, но и плохими воинами. Мы подъезжали к очередной воинской части на грузовиках, мотоциклах и других транспортных средствах. Наши офицеры подходили к воротам и требовали у часовых, чтобы они немедленно их открыли. Если этого не происходило, мы, снайперы, немедленно уничтожали часовых. После этого ворота взламывались.

Прежде чем гарнизон успевал что-либо понять, он оказывался уже занятым нашими войсками. Большинство итальянцев не были вооружены. Словно в мирное время, все их оружие находилось в оружейных комнатах. Меня передергивало, когда я видел трясущихся итальянцев с поднятыми руками. Они напоминали скорее овец, чем солдат. Гитлер сделал очевидную ошибку, что связался с такими союзниками, на помощь которым Вермахту постоянно приходилось бросать свои силы.

Итальянское оружие мы сгружали в свои машины, а их самих отправляли в трудовые лагеря Германии. Возможно, там от них было больше толку, чем на поле боя.

Наша база в этот период находилась около Салерно. На следующий день в середине ночи нас разбудил страшный грохот. До нас доносился разрыв за разрывом. Придя в себя, я понял, что артиллерия противника обстреливает город Салерно. Однако грохот стоял такой, что это не походило на разрывы обычных снарядов.

– Вероятно, это снаряды из крупнокалиберных орудий флота союзников, – предположил Зоммер.

Артобстрел продолжался в течение четырех часов. Еще во время него мы получили приказ занять холмы, окружавшие город, и окопаться среди них. Мы рыли окопы в темноте под грохот разрывов. Причем окопы рыла не вся наша дивизия, а несколько батальонов из разных дивизий. Многие бойцы из других батальонов еще ни разу не видели настоящего боя. Некоторых из них охватила паника. Я сам видел, как несколько бойцов плакали и молились, отложив лопаты. Это произвело на меня удручающее впечатление. В тот момент я не мог посмотреть на все происходящее со стороны и вспомнить, что когда-то и я был таким.

Наш снайперский взвод и взвод, в котором был Конрад, держались вместе. Мы вместе пережили кровопролитные бои в России, мы вместе уничтожали итальянские здания, мосты и транспортные средства, чтобы они не достались врагу. Мы привыкли к войне, среди нас не было места панике и мы знали, что делать.

Каждый из нас начал быстро рыть окопы. И даже Рольф, самый молодой из наших снайперов, не выглядел испуганным. Все-таки он не был трусом, а опека Зоммера помогла ему стать настоящим бойцом. Когда наши два взвода окопались, разрывы снарядов раздавались не более чем в километре от нас.

Нас несколько успокаивало, что не слишком далеко от наших позиций дислоцировались три танковые дивизии Вермахта. Так, 3-я и 15-я танковые дивизии находились к западу от Неаполя, а 16-я танковая дивизия – на юго-востоке Салерно. В общей сложности эти три дивизии располагали более чем тремя сотнями танков, включая несколько новейших «тигров» и «пантер», которые могли противостоять даже лучшим образцам советской танковой техники.

Сидя в окопе, я через некоторое время заметил, что снаряды массированно обрушиваются на участки окружающей нас территории и методично приближаются к нам. Опыт подсказывал мне, что в подобной ситуации окопы нас не спасут. Я постучал по шлему сидевшего в нескольких метрах от меня Зоммера.

– Ты это видишь? – спросил я его.

– Да, пожалуй, нам пора отходить, – согласился он.

Через миг Зоммер уже орал приказ:

– Взвод, отходим!

Это было сделано как раз вовремя. Едва мы успели отбежать на сто метров, как снаряды начали взрываться совсем рядом с нашими прежними позициями. В воздух взмывали фонтаны грязи, песка и мелких камней. Мы отошли назад еще на несколько сотен метров и только после этого решили остановиться и передохнуть, прежде чем начать подъем на высокий холм.

Флотская артиллерия продолжала вести интенсивный огонь еще примерно двадцать минут. Затем снаряды стали падать реже. Они разрывались преимущественно где-то вдали, к северу от нас. Возможно, союзники обстреливали нашу артиллерию, сосредоточенную в том районе.

Мы взобрались на холм и посмотрели на пляж, находившийся к юго-западу от Салерно. Мы увидели сотни шлюпок и тысячи солдат противника, высаживающихся там. Мне тут же стало понятно, что это десант противника, в который, по всей видимости, входило более одной дивизии. Некоторые из наших пехотных частей к этому моменту уже вели огонь из тяжелых минометов, пулеметов и винтовок по десанту союзников. Однако наши враги были вооружены ничуть не хуже и также вели ответный огонь.

– Мы уничтожим по несколько противников, а потом отойдем, – отдал приказ Зоммер. – Каждый расстреляет по одному магазину, после чего начинаем отход!

Видя вспышки на концах пулеметных стволов союзников, я стрелял преимущественно по пулеметчикам. Остальная часть взвода также вела огонь, целей у нас было более чем в изобилии. Однако всего через несколько секунд пули противника засвистели рядом с нашими головами. Очевидно, вспышки на концах наших стволов также не остались не замеченными врагами. Я и другие бойцы нашего взвода спешно отошли на другую сторону холма, где мы были не видны противнику.

К нам подбежал какой-то лейтенант.

– Мужики, куда вы собрались? Отступаете?! – заорал он.

Зоммер дипломатично ответил ему:

– Мы снайперы, господин лейтенант. Мы отходим на более безопасную позицию для стрельбы с дальней дистанции.

Лейтенант выглядел очень молодо и растерянно. Было видно, что он не привык к действиям в боевых ситуациях. Он посмотрел на Зоммера так, словно хотел спросить, что делать ему самому. Зоммер уловил это и сказал:

– Господин лейтенант, не мне вам советовать, но лучше бы, если б вся наша часть сейчас отошла. На стороне противника значительное численное превосходство. Нам нужно дождаться, пока по нему сначала ударит наша артиллерия и танки. Иначе мы все просто погибнем зазря.

Лейтенант устало кивнул:

– Делайте как знаете, фельфебель. Только смотрите, чтобы ваш отход на безопасную позицию не превратился в паническое бегство. А я пока гляну сам, что там происходит, перед тем как решать, что делать дальше.

Мы прошли около двухсот метров и начали окапываться на соседнем холме. Вскоре к нам подтянулись войска, возглавляемые лейтенантом и несколькими другими молодыми офицерами. Между тем небо начало светлеть. С нового холма нам также была видна часть пляжа и позиции противника. Наш взвод вырыл девять отдельных окопов, разбившись на пары. Мы замаскировали эти окопы, собираясь из них открыть снайперский огонь по врагу.

Заняв позицию, я осмотрелся и заметил окопавшихся на соседнем холме немецких минометчиков. За холмом они были не видны противнику, но с помощью наводчика прекрасно могли вести огонь с закрытых позиций, что они незамедлительно и сделали, как только у них было все готово.

Мины, выпущенные из минометов, одна за другой обрушивались на передовые позиции союзников. Последние открыли ответный минометный огонь, но им не удалось точно определить, откуда ведут огонь наши минометчики.

Тем не менее рано или поздно мины союзников должны были попасть в цель. Этого нельзя было допустить, и я вместе с Михаэлем открыл огонь по минометчикам врага. Мы были уверены, что остальные наши снайперы в это время уничтожают пулеметчиков и снайперов противника. Поэтому мы сосредоточили все свое внимание именно на минометчиках.

Позиции нескольких других немецких пехотных частей находились гораздо ближе к противнику. На них обрушился очень плотный огонь союзников. Ребятам явно было не сладко. Мало того, по ним вскоре заработала вражеская артиллерия и минометчики. Время от времени случались прямые попадания в их окопы, тогда во все стороны летели куски тел наших товарищей, а на месте окопов появлялись громадные воронки. Это было ужасно. Впрочем, во время боя это воспринималось не настолько ярко. Наше сознание адаптировалось к постоянным смертям вокруг. А кроме того, мы ощущали себя как бы наравне с нашими погибшими товарищами, ведь мы в любую секунду могли последовать за ними. Ну и, кроме того, мы выполняли свою боевую работу, не позволяя себе отвлекаться ни на что другое. Это был единственный способ выжить. Это был единственный способ не сойти с ума.

Подобным образом мы, снайперы, сражались в течение четырех дней. Войска союзников, состоявшие из американцев, британцев и канадцев, отчаянно пытались прорваться вперед. Но их четырем дивизиям противодействовали три наши танковые и две пехотные дивизии. А ведь в той же нашей 4-й парашютной дивизии было немало опытных бойцов, чье мужество было выковано в жесточайших боях на Восточном фронте. Таким образом, единственное, что удалось противнику за эти четыре дня, это захватить Салерно и территорию к северу от города.

Однако уже 13 сентября, на пятый день боев, у большинства снайперов в моем взводе практически не осталось патронов. Однако нам наконец начало казаться, что победа будет за нами. Наша артиллерия била по пляжу. А пехота противника выдохлась в борьбе с нашими танками. Базуки и другое противотанковое оружие союзников ничего не могли сделать против наших «тигров». Мы оттесняли врага, и он ничего не мог поделать с нашим натиском.

На следующий день мы получили приказ атаковать противника всеми имеющимися у нас силами, чтобы решительно вытолкнуть союзников в море, уничтожить и захватить в плен. Этой атаке предшествовала массированная артподготовка, которая уничтожила в том числе и значительную часть вражеской артиллерии.

Однако, когда наша атака была в самом разгаре, в небе появились тяжелые бомбардировщики союзников. На нас обрушились десятки, а возможно, сотни тонн бомб. Особенно интенсивно враги бомбили наши танковые части. От разрывов огромных бомб танкистов не спасала даже прочная броня их машин. Это был кромешный ад. Наша атака захлебнулась, мы понесли очень высокие потери.

Нам пришлось отступать. Между тем число войск союзников росло. Благодаря периодическим десантам с моря у них вскоре было уже целых десять дивизий. Мы ничего не могли поделать перед лицом такого огромного численного превосходства врага, но продолжали сражаться, постоянно отходя на новые позиции.

В нескольких километрах к северу от места предыдущих боев находилась наша очередная спешно сооруженная система оборонительных сооружений – «Линия Вольтурно», воздвигнутая на одноименной реке. У нас был строгий приказ не позволить противнику пересечь ее до 15 октября. Союзники должны были заплатить дорогую цену за каждый метр захваченной ими земли. Только так мы могли рассчитывать победить их в конечном итоге.

Помимо всего прочего мы по-прежнему продолжали проводить тактику выжженной земли. Это коснулось и города Неаполя, находившегося в нескольких километрах от позиций союзников под Салерно. Мы снова сжигали отели, уничтожали здания и транспортные средства, а наши саперы устанавливали мины. Установка мин всегда была делом опасным, поскольку многие из наших саперов были наскоро обученными новичками. Кроме того, я слышал о некотором количестве случаев, когда наши солдаты по глупости сами натыкались на мины, установленные нашими саперами.