Текст книги "Гибель Византии"

Автор книги: Гюг ле Ру

Соавторы: П. Филео,Иоаннис Перваноглу,Павел Безобразов,Чедомил Миятович,Шарль Диль
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 45 страниц)

– Какой же это закон предоставил подобное право моим судьям? – спросил узник с горькой усмешкой.

– А по какому праву ты осмелился идти наперекор народу? По какому праву ты, Алексей, убивал невинных, расточал государственную казну? Разве ты заботился о соблюдении закона в то время, когда попирал святейшие права?

– Я не обязан отдавать тебе отчета в своих поступках, – возразил Алексей презрительно. – Палач, делай свое дело.

Агиохристофорит отворил дверь и сказал:

– Встань и иди за мной.

Оба вышли из мрачной темницы. В коридоре стояли три вооруженных тюремщика.

Агиохристофорит сказал им шепотом несколько слов. Тюремщики вывели его на обширный двор, где собралась многочисленная толпа. Она состояла из носильщиков, матросов и праздного сброда, которые, увидев протосевастоса, встретили его угрозами.

Перед воротами стояла неоседланная, жалкая кляча. На нее усадили протосевастоса и повели к морскому берегу. Впереди выступал одетый в лохмотья носильщик с длинным шестом, на котором развевалась грязная тряпка, изображавшая знамя; затем следовала толпа, которая, изрыгая самые ужасные проклятия, бросала в протосевастоса комья грязи.

Константинопольцы, приветствовавшие в полдень восходящее светило громкими криками ликования, вечером того же дня сопровождали проклятиями и угрозами закатившуюся звезду.

На морском берегу протосевастос был передан двум палачам, выделявшимся из толпы своей красной одеждой; они выкололи ему глаза и, бросив в лодку, сами сели в нее. Медленно отчалила лодка и направилась на середину залива.

Еще долго в лодке, между двух палачей, виднелось окровавленное лицо несчастного страдальца. Затем оно исчезло, и легкий всплеск воды у борта лодки возвестил стоявшим на берегу, что протосевастос Алексей нашел себе в волнах Босфора последний приют.

V

В Пантократорском монастыре, убежище мира и успокоения, вдали от лихорадочного движения и городского шума, вдали от страстей, обуревающих сердце человека, покоился вечным сном император Мануил, в посвященной Богу обители, где плачущие и воздыхающие ищут утешения.

Мирно почивал в Пантократорском монастыре храбрый полководец Мануил, победитель неукротимых венгров и сербов, прославивший своими подвигами берега Меандера, после жизни, исполненной волнений, после долгих кровавых битв с честолюбивыми крестоносцами и дикими азиатскими ордами; здесь, согласно своей воле и выраженному перед смертью желанию, нашел себе Мануил последнее убежище после блистательных военных деяний, которыми он возвеличил свою родину, после того, как своими редкими доблестями он украсил новым блеском пышный престол Комненов. В темной монастырской церкви, направо от алтаря, под иконой Всевышнего находилась могила, заключавшая прах умершего государя.

Величественно возвышался над могилой памятник из белого блестящего мрамора, с семью большими ступенями, на вершине которого красовалась золотая императорская корона.

Император, который в стольких битвах подвергал свою жизнь опасности и столько раз храбро подставлял голову под смертоносные удары своих непримиримых врагов, скончался мирно и тихо в столице своего обширного государства, в своем императорском дворце. Он сошел в могилу с утешительной уверенностью, что исполнил свой долг перед лицом Бога и света, и с единственной заботой, что оставляет престол слабому отроку, которому будет не под силу такое опасное наследство. Мануил умер с мучительной мыслью, что сын его остается на руках сластолюбивой, тщеславной матери, ожидавшей только случая, чтобы предаться своим постыдным страстям. Знал он также, что хитрый льстец и коварный советник, протосевастос Алексей, вместо того, чтобы быть защитником и руководителем юного неопытного монарха, будет намеренно вводить его в соблазн и станет его опаснейшим противником.

Еще в те времена, когда Мануил находился на высшей ступени своего могущества, он хотел дать сыну надежную опору и верного слугу престолу; и с этой целью выбрал своего родственника Андроника Комнена, которого любил, как родного брата. Но Андроник заплатил неблагодарностью за все благодеяния, оказанные ему императором, и, ослепленный ненасытным честолюбием, возымел преступное намерение присвоить себе корону, и поэтому осмелился мечтать о низвержении престола и смерти своего благодетеля императора Мануила. Андроник, забывая священную клятву, произнесенную им императорскому дому, о соблюдении его чести и благосостояния, открыто поднял знамя возмущения, и этим вынудил императора подавить чувство жалости в своем добром сердце и отправить в изгнание неблагодарного родственника.

С этого часа мрачная завеса сомнения покрыла в глазах императора будущность сына. Много раз, когда он видел своего сына, невинного младенца, играющим, или слышал его веселый смех, болезненно сжималось его мужественное сердце, никогда не знавшее ни страха, ни уныния.

Эти снедающие сердце заботы отравили последние дни жизни императора Мануила. Чувствуя приближение кончины, он призвал сына к смертному одру, долго прижимал его к своей груди и, наконец, сказал ему: «Алексей, сын мой, я покидаю этот мир и оставляю тебя среди всевозможных опасностей. Будь верен твоему высокому призванию и никогда не изменяй ему, будь строгим блюстителем правосудия и отцом народа, которым тебе суждено управлять. Да направит Всевышний стопы твои!»

Умирающий отец произнес последние слова дрожащим голосом; дрожащей рукой передал он сыну перстень, символ императорской власти. Затем ослабевшими глазами, омраченными тенью смерти, Мануил еще раз взглянул на сына, посылая ему последний прощальный привет.

И вот опять на ступенях престола очутился изгнанный Андроник, который в глубине души таил непримиримую ненависть к дому своего государя.

Между тем над одинокой могилой Мануила стягивались тяжелые зловещие облака и нарушали сон смерти; лампада, горевшая над могилой, светила тускло и мерцала, готовая погаснуть. Андроник Комнен, под видом посещения могилы покойного императора и своего родственника, пришел надругаться над прахом умершего властелина. Он пришел, чтобы усладить свой взор лицезрением павшего врага, он пришел в святой храм, чтобы осквернить его притворными слезами и лицемерными выражениями мнимого горя.

– Где могила императора Мануила? – спросил Андроник, едва вступив в город.

– В Пантократорском монастыре, – ответили ему.

– Я отправлюсь туда, чтобы помолиться на могиле моего благодетеля, – сказал на это Андроник.

Он сдержал слово и отправился в Пантократорский монастырь в сопровождении своих двух верных приверженцев, Агиохристофорита и Трипсиха.

Оба спутника остались у церковных дверей; Андроник приблизился один к могиле и стоял с непокрытой головой перед каменным памятником.

Он простер руки; губы его шептали какие-то слова.

– Глупец, – прошептал он, обращаясь к усопшему государю, – ты изгнал меня и, осудив на долголетнее странствование, сделал несчастнейшим из людей. А теперь, Мануил, ты обратился в прах и лежишь в тесной могиле, и нет для тебя исхода из твоей глубокой темницы Ты спишь непробудным сном и ожидаешь трубного призыва к последнему суду. Куда девалось твое могущество, Мануил? Где твоя слава и величие? Ты излил на меня всю злобу твоей порочной души и должен был умереть, а я, несчастный, преследуемый, изгнанный тобою, пережил тебя!..

Он прикоснулся губами к памятнику.

Агиохристофорит, следивший с умилением за этой сценой сказал вполголоса Трипсиху:

– Смотри, он молится!

Андроник продолжал шепотом свое надгробное слово умершему:

– Ты заклеймил меня своим презрением, Мануил! Час воздаяния настал. Я возложу на себя твою корону, буду сидеть на твоем престоле, жить в императорском дворце, из которого ты изгнал меня. Твоя богатая столица, царь городов, как ты называл ее в гордом сознании своего величия, теперь всецело принадлежит мне. Можешь ли ты видеть меня? Ты трепещешь в могиле за своего сына? Он в моей власти. Если можешь, то спаси его из моих рук. Безумный, ты надеялся утвердить на вечные времена, господство твоего дома! Как постыдно обманулся ты в своем расчете!..

С этими словами он в последний раз прикоснулся губами к мраморному памятнику; слёзы текли из его глаз.

Андроник направился к выходу; он едва держался на ногах от слабости.

Верные слуги поспешили к нему на помощь и вывели под руки из храма.

Дверь затворилась за ними. Уединение и тишина снова водворились в Пантократорском монастыре, где почил Мануил Комнен.

VI

В подземельях великолепного императорского дворца Филопатиума тянулся ряд темниц со сводами, грубо высеченными в скале.

Обширные, светлые залы дворца отличались красотой и пышностью убранства; на окрашенных в пурпур тканях блестело золото; гладкие полированные стены представляли приятный контраст с пестрыми украшениями потолков. Настолько же темпы и мрачны были подземные темницы; сырость и плесень окрашивала толстые стены серовато-грязным цветом; холодный обнаженный камень и обитые железом двери свидетельствовали о печальном назначении этих подземных помещений.

Наверху ярко сияло солнце, царила роскошь, улыбалась жизнь; внизу господствовали мрак, отчаяние и смерть. В то время, как над землею в роскошно убранных залах гордо восседали великие мира сёго, державшие в своих руках судьбы многих тысяч людей, внизу в подземельях томились люди, лишенные света и воздуха, свергнутые с высоты славы и почестей в глубокую пропасть безвыходного отчаяния. Всеми благами земными пользовались живущие наверху баловни судьбы и с ужасом думали о смерти, в которой видели предел своих наслаждений. Но смерть была желанной гостьей в подземелье, где несчастные узники со слезами призывали ее, как единственное избавление от их земных страданий.

В последние годы правления императора Мануила эта подземная тюрьма почти опустела. Император Мануил только в крайних случаях допускал подобное посягательство на человеческую свободу и всегда предпочитал покончить со своими врагами одним решительным ударом. В этом сказывалось его беспримерное милосердие, которое менее всего можно было ожидать от византийского деспота.

Но после смерти Мануила, когда протосевастос Алексей, именем невинного отрока, насильственно овладел правлением, снова стала населяться подземная тюрьма Филопатиума и огласилась стопами жертв насилия и мести. Протосевастос любил бродить по мрачным переходам подземелья и упиваться бессильным отчаянием своих несчастных жертв.

В одной из этих подземных темниц, помещена была женщина, которую еще так недавно покрывала пурпурная мантия. Немного дней прошло с тех пор, как она была центром, вокруг которого все вращалось, управлявшей целым государством.

Эта женщина, заключенная в тесной подземной темнице, была Мария, вдова покойного императора Мануила и мать царствующего императора Алексея.

Смерть могущественного протосевастоса оставила ее беззащитной; но в своем высокомерии она, не захотела смириться перед Андроником, вследствие чего была по его повелению брошена в мрачное подземелье. Напрасно призывала она на помощь своего царственного сына; слабый отрок, бессильный перед железной волей Андроника, не мог ничего сделать для своей матери. Сначала надменная женщина обольщала себя надеждой, что в состоянии будет бороться против Андроника, но вскоре она увидела, что все ее усилия напрасны, и убедилась в окончательном торжестве своего врага. Андроник не замедлил воспользоваться одержанной победой. В силу власти, предоставленной ему императором, он отправил в заключение императрицу Марию, но, чтобы оправдать перед светом свой поступок и придать вид законности строгому приговору, на который она была заранее обречена, он решил, не спешить с ее казнью.

Императрица спокойно относилась к своему будущему, она была убеждена, что никто из судей не посмеет произнести смертный приговор над матерью императора. Между тем Андроник примял все меры предосторожности и нетерпеливо ждал момента, чтобы нанести опасной сопернице последний удар.

Наступил час, когда тюремные сторожа, послушные орудия нового властелина, делали свой вечерний обход, чтобы удостовериться, что все спокойно, и чтобы раздать голодным страдальцам скудную пищу для продления их печального существования.

В темницу императрицы вошел рослый тюремщик отталкивающей наружности с зажженным факелом и куском хлеба. Высоко приподняв факел над своей головой, он окинул взглядом лежавшую на соломе женщину и сказал ей с громким смехом, который глухо раздался под каменными сводами:

– Сегодня повар опоздал немного со своим ужином. Но мы, все-таки, не забыли о тебе.

С этими словами он презрительно бросил ей на землю кусок хлеба.

– Прекрати свои грубые шутки, – сказала императрица, указывая на дверь тюремщику. – Убирайся прочь!

– Как? – возразил он с усмешкой. – Разве ты недовольна, что я принес тебе еду? Даже тигр, самый дикий из зверей, чувствует благодарность к тому, кто кормит его; неужели у тебя сердце черствее, чем у тигра?

– Уходи, я не желаю выслушивать замечания от таких негодяев, как ты! – воскликнула императрица.

– Вот как! – ответил грубо тюремщик: – Ты называешь меня негодяем, потому что получила свою порцию. Увидим, что ты скажешь, когда я вовсе не принесу тебе хлеба! – Увидим, с каким нетерпением будешь ждать меня! Ты обрадуешься моему приходу, встретишь меня как спасителя!..

– Да, действительно, я должна чувствовать к тебе благодарность за этот жалкий кусок хлеба! – сказала Мария с улыбкой отчаяния на губах.

– Ну, а что бы ты сделала, если бы у тебя не было, и этого куска хлеба?

– Если бы я и этого была лишена, – ответила задумчиво Мария, – то чувствовала бы себя счастливее.

– Это слишком глубокомысленно и непонятно для меня. Я исполняю то, что мне приказано, а все остальное меня не касается.

– Тебе, вероятно, обещана награда за те оскорбления, которые ты позволяешь себе?

– Не спрашивай, я не смею больше ничего сказать тебе.

– Ну, довольно! Избавь меня от твоего присутствия.

– До свидания, завтра увидимся! – сказал тюремщик с дерзкой улыбкой. – Надеюсь, что завтра ты будешь благоразумнее, и я найду тебя в более спокойном расположении духа.

Затем, внимательно осмотрев углы мрачной темницы, он медленно удалился. Тяжелая дверь закрылась за ним с глухим шумом.

– Негодяи! – воскликнула Мария, опускаясь на соломенное ложе. – Теперь вы торжествуете! Но скоро и для меня пробьет час победы, и тогда горе вам!

Она подняла с полу кусок хлеба и начала грызть его. Но едва успела она опомниться после ухода тюремщика, как снова отворилась дверь, и в темницу вошел Андроник. Он был один и держал в руке маленький светильник, осветивший бледным светом мрачные своды темницы.

– Мой привет императрице! – сказал Андроник с низким поклоном.

– Тебя ли я вижу здесь! – воскликнула императрица, бросаясь в сторону, точно ужаленная змеей.

– Что с тобой? Ты, кажется, забываешь старых друзей? – спросил Андроник, подходя ближе.

– Ты мой друг? – возразила Мария с иронической улыбкой.

– Я пришел к тебе сегодня, как верный, преданный друг. Ты не веришь мне? Но все твои сомнения исчезнут, когда ты узнаешь причину, которая меня привела к тебе.

– Неужели мне нужны еще какие-нибудь доказательства? – сказала Мария. – Цель твоего прихода мне достаточно известна. Ты явился сюда, чтобы усладить сбои взоры видом несчастной жертвы.

– Ты ошибаешься, я не для этого пришел сюда! – возразил Андроник таким решительным тоном, что даже Мария, хорошо знавшая его, с недоумением взглянула на него, как бы ожидая чего-то. – Прежде всего, – продолжал Андроник, – выслушай то, что я хочу сказать тебе… Мы вели друг против друга ожесточенную борьбу, и я остался победителем. Тем не менее, я первый прихожу сегодня к тебе, моей униженной противнице, и протягиваю руку примирения. Вот моя рука! С этой минуты считай меня твоим другом.

– Чего же потребуешь ты от меня за твое великодушие? – спросила Мария, глядя пристально ему в глаза. – Я желала бы узнать, на каких условиях будет заключен наш союз?

– Мои условия не тяжелы. Когда ты узнаешь, в чем дело, то убедишься, что тебе нетрудно будет исполнить мое требование и что за ничтожную услугу ты приобретешь несравненно большие выгоды.

– Я не понимаю тебя.

– Вопрос идет о престоле. Этот освященный веками престол занят неопытным отроком, рука которого не в силах держать бразды правления такого государства, как Византийское…

– Этот император, – прервала Мария, – мой сын!

– Да, он твой сын! Но императорская корона слишком тяжела для его головы, а от этого страдает государство…

– Следовательно, ты хочешь?..

– Не прерывай меня. Мое единственное желание устранить зло и спасти от бедствий страну. Неужели ты думаешь, что я прибыл сюда из отдаленных провинций Азии, чтобы быть свидетелем падения моей родины? Надежда исцелить ее раны привлекла меня сюда, а для достижения этой цели мне необходимо твое содействие, Мария.

– И ты требуешь от меня?.. – спросила императрица, бросив на него гордый взгляд.

– Я желаю одного, чтобы ты снова вступила на престол, который ты занимала при жизни Мануила, и оказала мне со своей стороны известную помощь… Я требую, чтобы ты сняла корону с головы недостойного отрока и…

– И увенчала ею твою голову? Не так ли? Ты ведь этого требуешь от меня.

Андроник молчал.

– Ты хочешь, – продолжала Мария, – чтобы я, бывшая императрица, супруга Мануила, нарушила данную клятву и погубила моего сына и императора? Ты хочешь, чтобы я помогла тебе в достижении императорской короны?..

– Я хочу, – сказал Андроник, глаза которого сверкнули при этих словах, – чтобы ты привела теперь в исполнение план, некогда задуманный тобой с протосевастосом Алексеем, и чтобы ты сидела рядом со мной на престоле, в качестве моей супруги и императрицы.

– Твоей супруги? – воскликнула с испугом Мария, отступая назад. – Твоей супруги? Мне выйти замуж за человека, на руках которого еще не высохла кровь протосевастоса?

– Разве ты не готовилась выйти замуж за Алексея, обагренного кровью стольких жертв? Ты не остановилась перед преступлением, когда мечтала украсить короной его главу? Разве яд, который должен был привести к достижению этой цели, не был приготовлен твоей рукой? А теперь ты колеблешься, Мария? Ты с ужасом отступаешь назад, хотя в настоящий момент я дружески обратился к тебе, с полным доверием, чтобы предложить договор, выгодный для обоих нас во всех отношениях?

Мария, вместо ответа, бросила на своего противника гневный взгляд, исполненный ненависти.

– Ты молчишь, Мария? – продолжал Андроник. – Значит, ты отвергаешь руку, которую так чистосердечно предлагают тебе, и предпочитаешь этот сырой свод блестящей тронной зале? Черствый кусок хлеба кажется тебе вкуснее изысканных блюд императорского стола?.. Почему такая несговорчивость, Мария? Разве ты сама, на вершине своего величия, не хотела добровольно совершить то, что я ныне предлагаю тебе? Почему именно теперь, когда ты находишься в тюрьме и несчастье, тебя пугает поступок, перед которым ты не задумалась бы в былые времена?

– О, Боже, Боже! – пробормотала Мария, подняв глаза к небу.

– Несмотря на выгодное условие, которое я предлагаю тебе, ты не хочешь сделать для меня того, что некогда охотно сделала бы для протосевастоса? Как дрожит твоя рука!.. Неужели так долго нужно убеждать тебя?

– Уйди, уйди отсюда! – сказала несчастная женщина, закрыв лицо обеими руками. – Не искушай меня!

– Мария, советую тебе обдумать свое решение! – сказал Андроник, и в глазах его снова сверкнул гнев. – Как только нога моя переступит этот порог и эта железная дверь закроется за мной, будет слишком поздно. Ты видишь, Мария, одной рукой предлагаю я тебе почести и престол, в другой держу наготове орудие мести. Не отвергай моей дружбы, Мария, в противном случае, я буду строг и неумолим к тебе.

– Ты требуешь, чтобы я стала убийцей родного сына? – проговорила вполголоса Мария, как бы рассуждая наедине с собой. – Неужели я буду женой преступника, который безжалостно отнял у меня все, что я любила на земле? И с этим человеком разделю я престол? О, Боже милостивый!..

– Вспомни, – воскликнул Андроник, – что у тебя всего осталось несколько минут на размышление и, как только пройдут эти минуты, никакая власть на земле не в состоянии будет спасти тебя. Не думай, что твое упорство может изменить что-либо. Я и без твоей помощи достигну своей цели. Я предлагаю тебе жизнь или смерть. Решай, что из двух выбираешь ты?

– Смерть! Тысячу раз смерть! – ответила Мария, бросив на своего врага взгляд, исполненный презрения.

– Это твой окончательный ответ?

– Да!

– Мария, опомнись! Лишь эта дверь закроется за мной, она станет твоей могильной плитой!

– Уйдешь ли ты отсюда, негодяй? – воскликнула императрица. – Жизнь, купленная такой ценой, хуже тысячи смертей! Уходи!

– Глупая женщина! Ты сама произнесла свой смертный приговор, – сказал Андроник и вышел из мрачной темницы.

Тяжелая дверь закрылась за ним; глубокая ночь охватила подземелье, где томилась несчастная Мария, мать императора.

Андроник направился быстрыми шагами к тому отделению императорского дворца, где находились его покои; Хитрый советник и опекун царствующего отрока не хотел ни минуты оставаться вдали от своего питомца, чтобы не утратить над ним власти, приобретенной с таким трудом.

Здесь, в обширной зале, четверо придворных ожидали прихода Андроника. Это были его два верных приверженца: Стефан Агиохристофорит и Трипсих; с ними были двое других: Птеригионит, человек высокого роста, суровой отталкивающей наружности, и Димитрий Торникий, с отблеском кротости в глазах, который встречается только у людей с добрым впечатлительным сердцем.

Все четверо встали при виде Андроника и приветствовали его низким поклоном.

Трипсих первый прервал молчание.

– Твое отсутствие было довольно продолжительно, князь, – сказал он, обращаясь к Андронику.

Андроник ничего не ответил и, заняв свое обычное место, легким движением головы пригласил присутствующих последовать его примеру. Затем он погрузился в глубокую думу; в зале опять водворилась тишина, так как никто не решался прервать его размышлений.

Наконец, он поднял голову и заговорил резким прерывистым голосом:

– Вы собрались сегодня, чтобы решить важный вопрос. От этого решения зависит благосостояние нашей родины. Вы должны сегодня произнести приговор, о значении которого считаю лишним распространяться. Обратите надлежащее внимание на вопрос, который я вам задам, и отвечайте решительно и ясно: какому наказанию должен подвергнуться изменник отечеству?

– Смертной казни, – сказал поспешно Трипсих.

– Сегодня вы должны произнести приговор над подобным изменником, – добавил Андроник. – Этот изменник в наших руках, и мы должны судить его, как повелевают законы нашей страны.

– Назови его нам, – сказал Трипсих.

– Да, я назову его, но предупреждаю вас, – сказал Андроник, подмяв руку и бросив мимолетный взгляд на Торникия, – что вы не должны обращать ни малейшего внимания на имя и общественное положение преступника. Закон неумолим и должен с одинаковой строгостью применяться к каждому, кто бы он ни был. Изменник, которого мы должны судить сегодня, Мария Комнен, императрица, которая в ожидании заслуженной кары заключена в подземную темницу…

– Закон, – прервал его старый Торникий, поднимаясь с места, – требует, чтобы подсудимый присутствовал на суде и мог представить свои оправдания. Почему не приглашена сюда императрица Мария?

– Давно ли, Торникий, научился ты противиться моим решениям! – воскликнул Андроник, побагровев от гнева.

– Закон достаточно ясен, князь, – возразил старик спокойным, серьезным топом. – Разве ты хочешь поставить себя выше закона?

– Да будет тебе известно, Торникий, – крикнул Андроник, – что моей воле должен подчиниться всякий закон. Я решил это, я так хочу, и так должно быть. Мы можем сегодня обойтись без твоего совета.

Старик глубоко вздохнул и молча вышел из комнаты.

– Безумец! Ты раскаешься в своих словах! – сказал Андроник, устремив пристальный взор на дверь, за которой исчез Торникий.

Затем, обращаясь к своим трем приверженцам, он добавил:

– Изменника ожидает смертная казнь; я назвал его. Теперь сообщу вам, в чем заключается измена. Вам известно, что непобедимый венгерский король Бела, зять Марии, давний враг нашей родины, в последнее время позволил присвоить себе два богатейших города, которые до сих пор оставались верны нашему императорскому дому. Венгерский король никогда не решился бы на такое наглое посягательство, если бы императрица не подговорила его к этому. В моих руках письма, подтверждающие вину этой женщины, которая заключила союз с нашим злейшим врагом… Теперь вам известен изменник, и вы знаете, в чем заключается измена. Судите по закону; помните, что я требую от вас немедленного решения.

– Князь, мы решим это дело с быстротою молнии! – сказал Птеригионит. – Изменник должен умереть.

– Смерть изменнику! – воскликнули в один голос Агиохристофорит и Трипсих.

– Составьте приговор, – сказал Андроник, – его нужно будет скрепить подписью императора.

Трипсих достал из широких складок своей верхней одежды кусок пергамента и принялся писать приговор, по которому императрица Мария, уличенная в государственной измене, приговаривались к смертной казни.

Пока составлялся приговор, Андроник стоял у окна и смотрел на голубую поверхность Босфора, который расстилался перед его глазами. Он молчал, и только легкое дрожание рук свидетельствовало о том лихорадочном нетерпении, которое он испытывал в эту минуту.

Он предоставил, составление акта трем судьям, действовавшим по его повелению, и ждал, когда они закончат свое дело, так как хотёл сам отнести на утверждение императора роковой приговор, который не мог быть приведен в исполнение без его подписи. Он твердо решил, что высокомерная женщина, которая осмелилась противиться ему, будет вычеркнута из списка живых.

Приговор был дописан, Андроник с судорожной поспешностью выхватил пергамент из рук Трипсиха и удалился из залы.

Он направился быстрыми шагами в правую половину дворца, где находились покои императора.

Андроник застал императора Алексея в большой тронной зале.

– В твоей власти казнить и миловать, великий государь и повелитель, – начал Андроник, становясь на колени перед императором, – сегодня ты должен подписать смертный приговор изменнику!

С этими словами он подал пергамент Алексею.

Едва молодой император прочел несколько строк, как смертельная бледность покрыла лицо его.

– Закон строг к изменникам, – добавил Андроник, поднимаясь на ноги.

– Смертный приговор императрице! – пробормотал Алексей. – От меня требуют смерти моей матери!

– Женщина, которая осмелилась предать страну нашему злейшему врагу, не может быть императрицей, – сказал Андроник холодно, – женщина, посягнувшая на престол и жизнь своего властелина и императора не достойна называться твоей матерью!

– Возможно ли?.. – проговорил с усилием Алексей, и пергамент задрожал в его руке. – Ты хочешь, чтобы я подписал ей смертный приговор?.. Предал мою мать в руки палачей?.. О Боже!

– Государь, – сказал Андроник угрожающим голосом, – дело идет о спасении престола! Этот приговор должен быть подписан!

– Не требуй этого от меня, Андроник! – возразил несчастный отрок. – Она моя мать… Умоляю тебя; не требуй от сына, чтобы он обагрил руки кровью своей матери…

– Не забудь, – сказал Андроник, подходя к императору и устремив на него пристальный взгляд, – что этого требует благосостояние государства и тебе предписывает это закон, которого ты высший блюститель!

– Оставь меня! Я не могу исполнить этого! Андроник, я никогда не решусь на подобную жестокость!.. – Слезы показались на глазах императора.

– Ты обязан подписать приговор! – воскликнул Андроник. – Закон должен быть удовлетворен; другого выхода нет!

– Андроник, пощади меня! Позволь мне отказаться от престола. Я готов уехать из Константинополя.

– Это невозможно! – сказал холодно Андроник.

– О Господи! – произнес со стоном Алексей, заливаясь слезами.

– Теперь не время для слез. Смертный приговор должен быть подписан, и немедленно.

– Позволь мне, по крайней мере, хотя один, последний раз взглянуть на мою бедную мать. Позволь проститься с нею. Дай мне умереть вместе с нею. Смерть была бы для меня спасением Андроник, сжалься надо мной! Пощади меня.

– И это говорит сын увенчанного славой Мануила! Что сказал бы твой великий отец, если бы видел тебя в эту минуту!

– Ты требуешь от меня невозможного!.. Нет! нет!.. я не могу решиться на это! – воскликнул Алексей, бросив пергамент к ногам своего мучителя.

– Пусть будет по-твоему! – сказал Андроник, – с этой минуты я удаляюсь отсюда и оставляю тебя одного во власти твоих врагов!.. Разве для этого, в моем преклонном возрасте, прибыл я сюда из отдаленной Азии и перенес столько трудов и лишений? Для этого ли принял я на себя тяжелую обязанность императорского опекуна? Мог ли я ожидать подобного отношения к себе? Государь, я удаляюсь и завтра же оставлю город, в котором господствует измена и где только льстецы и лицемеры пользуются доверием. Великие опасности окружают тебя! Ты сам тому виною, если гроза, которая собирается над твоей головой, унесет с собою в пропасть тебя и твой престол. Я умываю руки.

С этими словами он поднял лежащий на полу пергамент и сделал вид, что хочет покинуть залу.

– Андроник, – воскликнул Алексей, удерживая его, – не оставляй меня в такое ужасное время! Мне страшно, Андроник…

– От тебя зависит, чтобы я остался с тобой, – сказал Андроник, положив перед ним пергамент.

– Андроник, ради Бога! Дай мне время на размышление!..

– Подписывай!

– Ты забыл, что она моя родная мать, Андроник! Сжалься надо мной!

– Подписывай! – повторил еще раз Андроник.

Алексей дрожащей рукой придвинул к себе пергамент.

Кровавый приговор был скреплен императорской подписью.

– О Боже, прости меня! – пробормотал Алексей слабым голосом и упал к ногам своего опекуна.

– Жалкое, малодушное дитя! – сказал Андроник, едва удостоив взглядом лежавшего на полу Алексея.

Он вышел из залы поспешными шагами.

Ночь уже покрыла землю своим черным покровом, когда снова открылась тяжелая дверь мрачной темницы Марии.

Вошли двое людей и, направились в тот угол, где находилось жесткое ложе императрицы.

– Здесь, Птеригионит, – сказал один из вошедших, понизив голос. – Она спит.

– Тем лучше, Трипсих, – возразил другой, – она незаметно переселится в вечность.

И его руки, охватили железным кольцом нежную шею спящей женщины. Послышался слабый крик, сопровождаемый легкими, едва заметными судорогами умирающей, затем снова водворилась тишина.

Несколько минут спустя из мрачной темницы вышли двое людей; они несли на руках тело, закутанное в белое покрывало. Они направились к берегу Босфора и бросили свою ношу в море.